Валентин Васильевич Петров
Либералы и экономика России. Издание переработанное и дополненное
Структурно Байконур состоит из площадок. Городок для людей, постоянно занятых на обслуживании полигона, назывался Ленинск-10 (сейчас просто Ленинск). Остальные площадки построены под определённый тип ракет и задач. Например, Площадка №1 (Гагаринский старт) для ракет семейства Р7. Площадка №81 для ракет «Протон-К», ну а мы проводили время на площадке №92, где располагался МИК (монтажно-испытательный комплекс) и общежитие.
Наука на Луноходе была представлена тремя приборами. Я опишу их в том порядке, как это обычно приводится в литературе.
РИФМА – тот прибор, в разработке которого я принимал участие.
РТ-1 – рентгеновский телескоп. Разработка ФИАН (Физический институт им. П. Н. Лебедева АН СССР) Москва. Испытаниями прибора занимался Игорь Т.
РВ-2Н – детектор радиации. Разработка НИИЯФ (Научно Исследовательский Институт Ядерной Физики) Москва. Испытаниями прибора занимался Евгений Ч.
Испытания проходили в МИК и, как правило, для науки отводилось ночное время, поэтому необходимо было неотлучно находиться рядом с МИК (в общежитии). Пребывание на космодроме сводилось к убиванию времени между проверками и приёмами пищи. Кормили на космодроме неплохо, в ФТИ выдавали талоны на питание, которые использовать полностью было невозможно. Для меня это была неплохая помощь семье, потому что денег на себя я практически не тратил. Однажды на спор прошло соревнование по съеданию котлет.
Научные сотрудники убивали время по-разному. Некоторые москвичи под гитару пели на мотив песни Яна Френкеля «Ну что тебе сказать про Сахалин»:
Ну что тебе сказать про Тюратам?
В степи такая знойная погода.
Пылищу ветер гонит тут и там,
Закрутит — не увидишь небосвода.
Игорь Т. занимался изучением поведения местных насекомых, к примеру, гонял прутиком пауков по зданию МИК. Он был полиглот в иностранных языках, и рассказывал мне, как он это делает.
Куратор с завода Лавочкина пропагандировал ленинградцам важность Москвы и необходимость перемещения всего лучшего из Ленинграда в Москву, речь шла и о ценностях и о людях. К примеру, он обосновывал необходимость перевода Б. Штоколова и Г. Ковалёвой:
– Что им делать в Ленинграде? У нас и слушателей больше, и зарплаты выше, и руководство страны рядом.
Конечно, это было мнение не только этого куратора, но и руководства страны. Желание переводимого в расчёт не принималось. Не знаю, участвовал ли в этом куратор, но отказавшейся от высокой чести Г. Ковалёвой нагадили выше крыши. А что, зато другим, чтобы было неповадно! Ишь, удумали! Если в Москве своих мозгов не хватает, вся страна должна снабжать ими столицу! Правда, ведь не помогло. Этого оказалось мало, и в 1991 году устроили разграбление страны. Всё ворьё в Москве собралось и начало делить страну между собой. По крайней мере, на 90%.
Но всё же основное время уделялось чтениям книг и игре в карты. Вокруг преферанса собралась небольшая компания, наиболее заметным в ней был Евгений Ч. После ужина он провозглашал: «К барьеру!», что означало – поторопитесь товарищи к карточному столу. Научные сотрудники играли сильно, но у меня в отсутствие другой её загрузки что-то, видимо, подвинулось в голове. Играл я практически безошибочно. Обыграть такого игрока в отсутствие шулеров практически невозможно. Впрочем, не было цели раздеть партнёра, цель – убить время.
В упомянутой бардовской песенке были такие слова:
Нас из беды спасал не раз
Напиток, что зовётся Чемергезом.
Вот тут в чём дело. На полигоне был сухой закон и в ларьке столовой спиртное не продавалось. Командировочные, зная это, привозили с собой спирт. Когда он заканчивался, единственным способом пополнения спиртного было посещение магазина на ж/д станции. Там продавался «Чемергез» (мне помнится, что по-казахски он звучал через «з»). Вообще-то, в русском переводе чемергес означает самогон, и этот напиток действительно напоминал самогон неизвестной крепости, но существенно меньше 40 градусов. За карточным столом я услышал такую историю. Двое сели играть в «гусарика». Наутро их застали мертвецки спящими. Рядом со столом лежало 10 пустых бутылок «Чемергеза» и одна пустая бутылка портвейна. Как проносились бутылки со спиртным на полигон, избегая патрулей, история умалчивает. В 1967 году, когда погиб космонавт Владимир Комаров, полигон гудел несколько дней, но за это не наказывали.
Ракета Протон М на старте
На всю жизнь осталось впечатления от запуска ракеты. Конечно, нас не пустили на ту площадку, откуда стартовала ракета. Мы видели запуск со своей площадки. Это было поздно вечером. Сначала мощная вспышка и пламя, частично закрывшее ракету. Потом медленный подъём, невероятный для такой махины! Затем быстрый набор скорости и высоты. Ракета выскакивает в освещённую часть атмосферы и через небольшое время в небе возникает огненный крест – это отделились двигатели первой ступени. Сверкающая на солнце ракета быстро удаляется, становясь всё меньше и меньше. А ведь на старте высота ракеты – десятки метров!
И всё же один раз нам удалось побыть на макушке «Протон-К» в сборе. Нам нужно было провести проверку влияния ядерного отеплителя Лунохода на наш прибор. Нас привезли на 81-ю площадку. По дороге мы проезжали полуутопленные хранилища ракетного топлива. Из вентиляционных труб легко клубился рыжий дымок ракетного топлива (или окислителя?). Нас на лифте подняли на макушку ракеты, где был установлен объект Е8 (Луноход и посадочная ступень). День был ясный и безветренный. Вокруг расстилалась полустепь, полупустыня. Почему-то было не страшно, хотя я и боюсь высоты. Проверка прошла достаточно быстро и дала положительный результат.
Через некоторое время, 19 февраля 1969 года, ракета была запущена. Запуск был неудачный. При разгоне головной обтекатель, закрывавший луноход, под воздействием силы трения и высоких температур начал разрушаться – обломки попали в топливный бак, что привело к взрыву. Этот погибший Луноход получил название «Луноход-0».
ФТИ
Передо мной встала проблема дальнейшей карьеры. Выбор был такой.
1. Остаться в Физтехе и дожидаться следующего запуска. В июле 1969 года состоялась высадка американского астронавта на Луну. Лунная гонка закончилась. Неизвестно было, когда состоится (и состоится ли вообще) следующий запуск. С другой стороны нужно было определяться с дальнейшей работой. Работа по Луноходу была в некоторой степени случайная. Ждать работу по моей основной специальности было бы опрометчиво, да и возможности Физтеха не позволяли сделать крупную работу. Можно было бы попытаться найти подходящую лабораторию и сменить специальность, но это уж чересчур. Получить новую специальность по физике – это потребовало бы много времени, но я ведь был уже сложившийся специалист! Мне хотелось работать по избранной специальности. Чисто теоретическая работа была для меня скучна.
Была ещё одна важная причина: моя семья жила в бедности, а сын этого никак не заслуживал. Даже после защиты диссертации в должности младшего сотрудника я получал бы 170 руб. в месяц. Моя жена с премиями получала уже столько же (т. е. больше меня с моей зарплатой в ФТИ).
2. Оставалось перейти в другой институт.
Я всё это изложил Гранту. Он меня понял, но предложил мне работать над диссертацией. Точнее, над её оформлением, т. к. материалов для диссертации у меня уже было с лихвой. К этому времени астрофизический отдел был уже под руководством М.М. Бредова. В его кабинете было заключено соглашение о моей защите. Были тут, конечно, и некоторые подоплёки. С моей стороны это, конечно, был риск. Моя работа по Луноходу уже была закончена, и её можно было передать кому угодно. С другой стороны, Грант, конечно, не хотел рисковать, и привязывал меня к участию при следующем запуске Лунохода.
Теперь нужно перейти к некоторым выводам. Это касается правил игры по защите диссертаций в Академии наук, а позже и в отраслевых НИИ. К докторской диссертации и выше можно двигаться следующими путями.
1. Сделать выдающееся открытие. Это совершенно естественный путь, но такое событие относится к весьма редким из общего числа защит. Их энергично сманивают на Запад.
2. Создать «школу», т. е. организовать работу подчинённых сотрудников под свою диссертацию. Весьма распространённый вариант.
3. Метод трудоголика, т. е. постепенно набрать необходимый объём исследований. Этот способ необходимо отнести к труднодостижимым, т. к. обязательно найдутся требовательные соучастники, непричастные к твоим исследованиям.
4. Метод сподвижника, т. е. движение в виде помощника в продвижении своего влиятельного шефа. Метод распространённый, но не всегда шеф по достоинству оценивает твои усилия, а часто и просто забывает. Есть и другая опасность – испачкаться в пути.
Все эти способы имеют один существенный недостаток: они не способствуют технологическому развитию страны. Чтобы правила игры стали стимулом к развитию, необходимо внедрение поставить впереди защиты. Особенно это важно в отраслевых НИИ. Но вот, к примеру, история, имеющая отношение к академическим НИИ.
Как только я погрузился в работу с радиотехническими изделиями, мне стало понятно, что главным тормозом для повышения производительности радиоэлектронных схем являются соединительные провода между компонентами радиоэлектронной схемы. В 1964 году А. Прохоров, Н. Басов и американец Ч. Таунс получили Нобелевскую премию за создание лазера. Казалось бы, у нас должен был начаться бум в разработке микросхем. Но начался он не у нас, а в Америке. А мы их микросхемы начали копировать. Так что же, Басов и Прохоров работали на Америку?
Требуется изменение правил игры для академических и отраслевых НИИ. Цель: защита диссертации должна быть стимулом к развитию новых технологий.
НПО «Вектор»
Переходу в НИИ «Интеграл» способствовал работающий там однокурсник Борис Т. В 1969 году я поступил в НИИ «Интеграл» (впоследствии войдёт в состав НПО «Вектор») на должность ведущего инженера в отдел под руководством Александра М., интересы которого лежали в области бионики. Он занимался исследованиями обработки звука в ухе. Тема была интересной, учитывая разработку в перспективе цифровых анализаторов и синтезаторов речи. У него была площадка в Колтушах от института физиологии им. И. П. Павлова. Вот там-то и началась моя трудовая деятельность в «Интеграле». Я честно хотел найти себе применение. Это была тоже академическая среда, но какая-то уж совсем демократическая. Каждый сотрудник занимался, чем хотел. В довольно большом помещении стояла аналоговая машина. Блоки подобной машины я когда-то настраивал в СЭПЦ ЛЭТИ. Один из сотрудников Владимир Т. сразу дал мне понять, что это его поле, на котором мне нежелательно присутствовать. Он занимался сегментацией речи: разбивка речевого сигнала на участки. Я поиграл с аналоговой машиной и перебрался назад в «Интеграл», тем более, что каждодневные поездки в Колтуши занимали слишком много времени.
В «Интеграле» у Александра М. под его началом было несколько лабораторий, каждая из которых работала сама по себе. В одном из секторов работал единственный в «Интеграле» доктор наук Вадим Л. Время от времени Александр М. и Вадим Л. публиковали совместные статьи о моделировании улитки уха. Я сидел в комнате, где находился и сам Александр М. Там был ещё один сотрудник, занимающийся сегментацией, Анатолий Б. Этот вообще ничего не делал. Пришёл заказ на распознавание наличия вокодерной информации в фазоманипулированном сигнале. Я решил эту задачу с помощью осциллографа и генератора. Оформил заявку на изобретение с участием Александра М. и Анатолия Б. Этого оказалось достаточно для того, чтобы я спокойно мог заниматься оформлением своей диссертации. В конце 1970 года диссертация была готова.
Юрий Сурков
Началась стадия подготовки к защите, в которой активное участие принял Грант как научный руководитель. Были определены два оппонента: доктор физмат наук Юрий Александрович Сурков из ГЕОХИ и доктор технических наук из Москвы. Была уже назначена дата защиты, и тут произошло неожиданное: доктор технических наук пошёл в лес за грибами и умер от инфаркта. Нужна была срочная замена. Самый простой вариант был такой: после объявления сложившейся ситуации оппонент определяется из присутствующих в зале. Иначе нужно было откладывать защиту для ознакомления с диссертацией нового оппонента. Это уже чрезвычайный случай. Я обратился к нашему единственному доктору из «Интеграла» – Вадиму Б. После того, как я разъяснил ему ситуацию и предложил себя в полное распоряжение для быстрого ознакомления с диссертацией, опять произошло неожиданное: зная, в какой компании он окажется в Физтехе, Вадим решил использовать ситуацию для саморекламы и потребовал письмо из Физтеха. Поскольку это совершенно не соответствовало правилам, пришлось от такого предложения отказаться. Я решил обратиться за помощью в ЛЭТИ, но тут Грант нашёл замену из Политехнического института.
И вот идёт защита. Я выступаю, и вдруг с громким скрипом открывается дверь и кто-то интересуется, а что здесь происходит. Нервы на пределе. Я с недоумением гляжу на вошедшего и отвечаю: «Я защищаюсь». После некоторого молчания продолжаю. Дело-то в том, что для того, чтобы уложиться в отведённое время, я долго тренировался дома.
Голосование было единогласным: все белые шары. Стенографистка дала мне для корректировки текст выступлений. Директор ФТИ новоиспечённый академик В.М. Тучкевич: «Диссертации подобного рода…». Дальше, видимо, не было слов или стенографистка ничего не поняла. Я смягчил, как мог, восторги, а как – уже не помню.
Пытаясь быть объективным, я оценил проделанный объём работ в две с половиной диссертации. Пишу я об этом потому, что сейчас придётся перейти к очень неприятным фактам.
Луноход
Луноход
Посадочная ступень станции «Луна-17»
В ноябре 1970 года произошёл успешный запуск и посадка Лунохода-1. Меня вызвали на пункт приёма информации. Этот пункт назывался НИП-10 и находился он под Симферополем. В то время регулярных рейсов самолётов в Симферополь не было, и поэтому добираться до Симферополя приходилось поездами. Я с Грантом должны были добраться срочно, потому что вызвали нас, когда Луноход уже съехал с посадочной платформы. Для пересадки на севастопольский поезд мы оказались на станции Ясиноватая (недалеко от Донецка). Кто бы мог тогда подумать, что там будет твориться через 45 лет? При каждой поездке мы пересекали Донбасс.
И вот первый сеанс. Неожиданность: сигнал на Земле перевёрнут, но это я предусмотрел. Наблюдая за цифровым сигналом ещё до расшифровки, я уже понял, что информации со счётчиков нет. Приехавший Сергей, конечно, захотел в этом убедиться. И тут началась игра. Грант выбивает сеансы связи, развивая бурную активность. Он становится там одной из самых заметных фигур. Всего было произведено 25 остановок для анализа лунного грунта, хотя заранее было известно, что этой информации нет. Но Грант попал в газетные обзоры, и его запомнили.
Меня больше всего заботило: может быть, был какой-то хитрый отказ в радиоаппаратуре? Но вот на одном из сеансов неожиданно в спектре сигнала с Лунохода возник узкий и интенсивно нарастающий пик. На следующий день на своём детекторе РВ-2Н Женя из НИИЯФ зафиксировал солнечную вспышку. Сколько было восторга! Во время этого события в дверях его комнаты остановился Келдыш. К Жене подошёл один из свиты Келдыша и сказал, что Президент АН хотел бы с ним поговорить. «Пусть подождёт, сейчас некогда!» – буркнул Женя. «Не будем мешать, пусть работает», – нашёлся Келдыш. Но Женя был очень озадачен, когда узнал, что вспышка была предсказана ещё вчера. Для меня же это было огромным облегчением, моя аппаратура ни в чём не виновата. Вообще-то это был серьёзный результат, так как появилась возможность предсказывать солнечные вспышки. Но разбираться, как это делать, была не моя задача: я уже не был сотрудником Физтеха, да и не ядерный физик по образованию.
Что касается рентгеновского телескопа РТ-1, то в истории ФИАНА на его сайте записано: участие в лунной программе дало нам бесценный опыт (но, видимо, не результаты). Работы по рентгеновскому телескопу позже были расширены.
Во время движения Лунохода было интересно наблюдать за действиями экипажа Лунохода, находящегося на Земле. Им было не позавидовать. Дело в том, что из-за низкого качества работы малокадрового телевидения смена кадров происходила за время 15-20 сек, плюс задержка распространения сигнала до Луны и обратно 4 сек. В это «мёртвое время» Луноход не управлялся, но двигался. Кроме того, качество картинки оставляло желать лучшего, и обзор был плохой из-за низкого расположения камер. Приведённое изображение посадочной ступени получено как раз с помощью малокадрового телевидения. Много раз в литературе описывалось, как Луноход угодил в небольшой кратер. Я непосредственно наблюдал за тем, как выбирался Луноход из этой ситуации. На НИП-10 была напряжённая тишина. Луноход выбрался задним ходом, и в зале раздались аплодисменты.
В общежитии мы жили рядом с экипажем. Были у нас и совместные чаепития. В НИП-10 для участников работы печатались фотографии лунных панорам. Эти панорамы получались с помощью телефотометров, установленных на Луноходе. Наш прибор работал в одном телеканале поочерёдно с телефотометром. Телефотометр работал по другому принципу, чем малокадровый телевизор – гораздо медленнее, но с большим разрешением и чёткостью. Вот такая панорама с подписями членов экипажа хранится у меня дома. Ребята из экипажа (новоиспечённые майоры) дали мне переписать магнитофонные записи Тани Ивановой, Зины Павловой и прочих эмигрантов.
Приехавшие Олег В. и Валерий С. привезли спирт. Я давно уже не встречался с Валерием. Во время застолья он наконец высказал мысли, долго томившие его: о том, что он еврей по отцу, о том, что он меня сразу узнал (имелось в виду его участие в моём исключении из комсомола). Потом переключился на то, что я оскорбляю его отца, – видимо, он уже слышал только себя. Но всё это не имело никакого значения – больше мы с ним не встречались. Что его взорвало (кроме спирта), остаётся только догадываться.
Возвращался я домой не с лучшим настроением. В поезде я оказался в одном купе с новоиспечённым кандидатам медицинских наук из Киева Валентином Заикиным. Защита проходила в Крымском Мединституте (Симферополь). У него было совершенно другое настроение, которое я ему совсем не хотел портить, и у нас была развесёлая дорога с симферопольским игристым вином из вагона-ресторана.
Грант рассчитывал получить за работу на Луноходе Ленинскую премию, и у него были все возможности получить её, если бы он выполнил эту работу. Запуск Лунохода-2 состоялся в 1973 году. Времени для отработки пропорциональных счётчиков и испытаний выносного блока было более чем достаточно. Нужно было лишь держать изготовление счётчиков под жёстким контролем: ну хотя бы, требовать ежемесячных отчётов перед остальными сотрудниками. Тогда бы, глядишь, и испытания им пришлось бы провести, и от скрытного рода работ отказаться.
Аппаратуру на Луноходе-2 разработчики Грант К., Сергей В. и Георгий К. назвали РИФМА-М. По наземной части аппаратуры ухитрился защититься Владимир Ч. Однако, по словам знакомых сотрудников ФТИ, «результаты получили неоднозначную оценку. Ещё хуже было с Луноходом-2, сопровождением которого занимался Юрий М., которого Грант потом убрал из института».
На банкете после моей защиты оппонент из ГЕОХИ задал такой вопрос:
– С диссертацией всё понятно, а скажи, Грант, наука-то там (в результатах эксперимента на Луноходе – мой комент.) есть?
– Очень много науки.
Ну, что ж,
Жираф большой, ему видней…
Грант предложил принять участие в заключении договора между моей новой организацией и ФТИ по проведению исследований по предсказанию вспышек на Солнце. Для космонавтов (и не только для них) предупреждение о вспышках имело бы большое значение. Однако у меня уже не было желания участвовать в этой работе. Поэтому я удовлетворился формальным ответом главного инженера, что эта работа не соответствует профилю института. Отстаивать работу я не стал.
Было бы неправильно, если бы я попытался избежать собственных оценок произошедшего.
Американцы принимали сигналы Лунохода-1 и обнаружили, что в канале телефотометра передаётся какая-то посторонняя информация, похожая на исследования лунного грунта. Т. е. они как бы подтвердили, что исследования лунного грунта проводятся. В таком случае за результаты можно было бы выдать любые спектры, полученные на Земле. Тем более что к этому времени лунный грунт был доставлен на Землю как нашими лунными аппаратами, так и американскими астронавтами по программе «Аполлон» и порода лунного грунта была уже известна. С другой стороны я не знаю, проводились ли испытания выносного блока вообще. Более того, я не знаю графика температур в выносном блоке – всё осталось в тайне. Не известно, как вели себя насыщенные тритием титановые пластины в безвоздушном пространстве при большом перепаде температур. А провести испытания можно было, хотя бы у разработчиков шасси Лунохода в Ленинграде.
Луноход был несомненным достижением нашей космонавтики. Аппарат подобного размера до сих пор не управлялся с Земли ни в одной стране. Однако работа по лунной программе превратилась в политизированную лунную гонку. В самом начале лунной гонки было понятно, что мы обречены на поражение. Наш экономический потенциал не позволял её выиграть, прежде всего из-за пренебрежения к разработке микросхем в радиоэлектронике. Мешала также конкуренция разработчиков ракет, переходящая в ненависть друг к другу. Но ничего не мешало сделать правильные выводы и продолжить освоение Луны.
В 2015 году я посетил то, что осталось от НИП-10. Это место называется посёлок Школьное рядом с Симферополем в направлении на Евпаторию. Поговорил с жителями посёлка, обменялся воспоминаниями. 25 лет оккупации Украиной. Грустно.
Памятная доска
Виды Байконура можно увидеть на сайте города Ленинска http://www.leninsk.ru/gallery/index.php
НПО Вектор.
После защиты мы с Людмилой отправились в отпуск. Людмиле на работе выделили участок для занятия садоводством на Синявинских болотах рядом с Ладожским озером. Вдоль озера было прорыто 2 канала. Первый прорыл Пётр I и проложил вдоль него дорогу. Вот здесь возле дороги мы поставили палатку и одними из первых приступили к освоению участка. Фотографии у меня не сохранилось, но эту мою деятельность я изобразил с использованием картины из Эрмитажа. Этот фотомонтаж – шутка лишь частично, Людмила, передвигаясь по брёвнышкам, потеряла там свой резиновый сапог, который так и не нашли.
Первое строение
Особенностью освоения садоводческих участков было то, что для дачников было практически невозможно через магазин приобрести самые необходимые для этого освоения вещи. Задумано это мероприятие для того, чтобы народ мог занять себя выращиванием растений, но ни в коем случае садовод не мог заниматься накоплением частной собственности, так ненавистной коммунистам. В частности, можно было возвести только дачный домик ограниченного размера, в котором можно перекусить и хранить лопаты и прочие орудия высокопроизводительного труда. Но даже на строительство дачного домика нужны строительные материалы, которые можно было найти с большим трудом и часто совсем не в магазинах. Поэтому большинство строительных материалов имели нелегальное происхождение.
Ещё хуже было с использованием строительной техники. Как вы понимаете, на болоте нет дорог. Их нужно сделать, а перед этим нужно осушить болото. Официально привлечь технику к строительству было нельзя. Председатель решил выкопать осушительные канавы лопатами. Вышло садоводство на общественные работы и быстро поняло, что это не реально, не говоря уж о том, что всё же время-то уже не петровское. Постепенно такие предприятия как Кировский завод, стали привлекать технику для мелиорации, и уже с ними стали договариваться о её привлечении для других садоводств. Нужно сказать, что эти садоводства возникали ото всех районов Ленинграда, и синявинский массив «Восход» – крупнейший садоводческий массив. Летом там с детьми собирается до 100 тысяч человек. И вот над ними решили поиздеваться коммунисты. Когда пришло время четвёртой за столетие революции в России, это было одной из причин, по которой КПСС развалилась без шума и пыли. Если бы они не издевались над людьми, то должны бы были подумать, как помочь садоводам в создании инфраструктуры и обеспечении их готовыми строительными конструкциями. Но что об этом говорить, если главной проблемой человека в России является жильё!
Я, как и все, искал возможности приобретения строительных материалов. Первое строение было построено без фундамента (на деревьях) из горбыля, который удалось «достать» на лесоторговой базе. Доставляли этот материал от дороги до участка на плечах. Дорог-то не было. Зато был учёт процента освоения каждого участка.
Конечно, вид садоводческих сооружений зависел от доступа к стройматериалам и технике. У большинства этот доступ был очень ограничен, поэтому большинство сооружений имело весьма непрезентабельный вид. Как-то секретарь ленинградского обкома КПСС Г. В. Романов проезжал мимо наших садоводств по Мурманскому шоссе:
– Это что такое, – возмутился секретарь.
– Убрать немедленно!
Но он даже не представлял себе размеры этого убожества. У него была совсем другая дача.
А что же liberals? После революции 1991 года они заявили будущим фермерам: мы за вас, берите лопату в руки и вперёд! Однако почему-то стали вымирать деревни. Тогда они заявили: русский мужик ленивый мужик, он – не немец. Только вот им невдомёк: немцы уже давно работают с другими орудиями труда и об инфраструктуре им задумываться не надо.
А между тем владельцы этих убогих сооружений гордо называли их дачами.
После получения диплома кандидата технических наук я был переведён в младшие научные сотрудники.
При описании дальнейшего я обязан учитывать, что участвовал в секретных и совершенно секретных работах. Моё положение упрощает тот факт, что «Вектор» в 1991 году прекратил своё существование. Работы имели явно завышенный гриф секретности, что определялось правилами игры. Я не занимался разработкой новых видов вооружения, моя аппаратура относилась к сфере радионаблюдений, что, конечно, не является секретом, точно так же как и то, что все страны чем-то вооружаются. Тактические параметры аппаратуры я не собираюсь указывать. Ну и, наконец, в качестве тризны по распавшемуся в результате революционных событий 1991 года НПО была выпущена книга «Научно-исследовательский институт «Вектор» – старейшее радиотехническое предприятие России. 1908-1998 гг.» Санкт-Петербург, 2000 г. Эта книга размещена в Интернете. Я буду придерживаться её контекста. В этой книге в главе 5 значительное место уделено НПО «Вектор», которое прекратило своё существование в 1991 году, и подробно описано, как это происходило. У меня цель несколько иная: показать, почему это произошло, связать это событие с процессами, происходящими в стране, и сделать выводы. Что происходит с частями бывшего НПО «Вектор», лежит вне темы этой книги. Связано это с тем, что я не могу раскрывать тематику этих предприятий.
В 1972 году, когда было создано НПО «Вектор», мне предложили заняться проблемами обнаружения радиосигналов, за которыми должно проводиться радионаблюдение. Это полностью совпадало с моими интересами и я, не раздумывая, согласился. Александр М., как честный человек, пытался меня отговорить: ну зачем мне такая ответственность? Но я же сам стремился сделать что-то серьёзное, а с ответственностью я уже был знаком по лунной программе.
Меня назначили начальником сектора. В моё распоряжение поступило около 20 человек. Это было неправильно, но таково было штатное расписание. Правильно было бы назначить меня старшим научным сотрудником и дать возможность в течение двух лет определиться с новой для меня тематикой, наметить пути решения задачи. Собственно, я этим и занялся, но параллельно я должен был обеспечить своих сотрудников какой-то работой. Правильнее сказать, сделать вид, что они что-то делают. Впрочем, это не было какой-то особенностью нашего сектора по сравнению с другими секторами НПО, которое определялось со своей структурой и занятостью.
Организационная структура была такова. Генеральным директором был назначен Н. С. Семёнов, перешедший на эту работу с поста секретаря Ленинградского горкома КПСС, начальником отделения НИО-4 – В. М. Чистяков, начальником лаборатории НИЛ-43 – А. С. Брянцев, начальником сектора НИС-432 – В. В. Петров. В порядке ознакомления с личным составом нового Генерального директора я оказался перед небольшой комиссией у него. Он задал мне такой вопрос:
– Вот из ваших личных данных я вижу, что вы не участвовали как комсомолец в важнейших событиях в стране. Где вы были в это время?
Я ответил:
– Я работал на Луноходе. У меня не было времени на общественную работу и у меня другие интересы. Разве учёный не может заниматься своей работой, не состоя в КПСС?
Надо сказать, что служащим было не так просто попасть в КПСС. Была очередь, и надо было предварительно доказать свою причастность на политинформациях.
Материальное положение моей семьи резко улучшилось. К этому времени мы разменяли квартиру Людмилы: в трёхкомнатной квартире жило две семьи (в каждой по ребёнку) и мать Людмилы, которой, как и положено, не нравились ни зять, ни невестка. Невестка Вера Г. была симпатичной, но простенькой девочкой, правда, себе на уме. Однажды она, не постучав в дверь, так, по-простому появилась в нашей комнате, когда мы с Людмилой были в состоянии ню. «Присоединяйся», – сказал я ей. В общем, жить дальше в одной квартире не представлялось возможным. Мы разменяли квартиру, и я с Людмилой перебрался в центр города (улица Жуковского), где мы оказались в старом доме в комнате, поделённой на три комнаты. Одну из них занимала моя тёща, которая решила, что из двух зол меньшее – я.
Мы с Людмилой съездили по туристической путёвке на Кавказ, как обеспеченные люди, и в 1974 году у нас родилась долгожданная дочка.
На работе я первым делом ознакомился с разработками Интеграла в области обнаружения, т.е. занялся чтением отчётов предприятия. На предприятии было произведено несколько ОКР. Главным обнаружителем в этих комплексах был человек – оператор. В его распоряжении были наушники и пара индикаторов: с отображением пеленга и частотного спектра. Чтобы обработать поток тревог, приходилось устанавливать большое число пультов операторов, и при этом нагрузка на оператора была очень высокой. Из этого вытекали главные задачи при создании нового обнаружителя: снижение потока тревог и повышение вероятности обнаружения.
