Степан Витальевич Кирнос
Во имя порядка: у истоков Союза
Глава 8. Суд над Тараэлем
Спустя день. Город Арк.
Прекрасный солнечный день установился над столицей континента. На небесах не единого облачка, с севера дует прекрасный прохладный ветер, а солнце не так сильно печёт, давая жителям этой части мира пребывать в состоянии покоя, не зная зноя или жары. По улицам Арка бдительную службу несут подразделения стражи, которые готовы в любой момент прийти на помощь более сильным войскам – гастатиусам, принципусам и триарианцам, составлявшим костяк Аркской армии. На воде неоспоримое преимущество имеет флот республики, как военный, так и торговый.
Медленно, но верно город возрождается. Ещё недавно на его улицах кипело жуткое побоище, гремели взрывы и плясала сталь. Сейчас же, благодаря усилиям Ост-Эндеральской компании и Золотому серпу, в град хлынули необходимые ресурсы – камень, древесина, песок, пища и вода.
На вершине всего Арка стоит Совет двадцати, орган власти, собранный из представителей знатных родов. Он же и назначает деятелей суда, которые мудро рассуждают о преступлениях. И вскоре должен состояться суд над одним из опаснейших обитателей Эндерала.
Суд Арка, построенный в Квартале знати, являет образ превосходства и силы, давит своим внешним убранством. Стены, украшенные лепниной, фасады, расписанные множеством узоров, красящие окна с посеребрёнными перекладинами, у входа поставлены две больших статуи ангелов. Рядом с судом развиваются белые полотнища, на которых красуются алые львы. Всё пышет величием и даже кажется, что острые башни рвутся ввысь, чтобы поспорить с небесами о правосудии.
Внутри же творится самый настоящий балаган. На балконах и возвышении знать погрязла в спорах о том, стоит ли проводить суд. Мужчины в роскошных камзолах и сюртуках, с широкополыми шляпами, украшенными перьями, судачат о грядущем деле.
Внизу, прямо рядом с высокой трибуной, что недалеко от пустующего судейского стола, среднего роста мужчина в белом камзоле. Он стучит о мебель деревянным молотком, пытаясь хоть на недолго привести публику в покой:
– Тихо! Тишина! Тихо я сказал! Перед судом предстанет повеянный дурной славой, бывший ралаим, разбойник, убийца, психопат – Тараэль.
Толпа стала постепенно стихать, давая секретарю судебного заседания говорить менее напряжённо, но тут же народ снова стал бунтовать. В зал, имеющий прямоугольную форму, стали вести мужчину, это чуть ниже среднего полуэтерна. Его выдали острые уши, и немного косые тёмные глаза, в которых читается сдавленная боль и пыл тайной злобы, которые выдаются за опустошённость. Его одежда вся оттенка ночи – и куртка поверх кольчужной рубахи, широкие штаны и сапоги тоже. Его сухие губы, отмеченные шрамами, слабо шевелятся, что-то шепча. Лысая голова ловит блики свечей и фонарей. Мужчину вели несколько Гвардейцев Совета – элитного подразделения Арка, облачённые в сверкающие панцири и шлемы с плюмажами. Руки полуэтерна скованны золотистыми кандалами, высасывающими магию.
Секретарь заседания продолжил, когда Тараэля посадили за клетку из прутьев чёрной стали.
– Работу суда будет вести достопочтенный судья Штеппфан Даль’Кир.
На сей раз народ стих. По залу раздался только стук подошв и бряцанье доспехов, разлетающихся посреди безмолвного народа. В суд прошёл чуть выше среднего роста мужчина, с покрытой треугольной шляпой головой, украшенной ярким алым пером. Чёрная мантия ложилась на красно-белый камзол, сдавленная поясом и массивным серебрёным медальоном с изображением льва. По полу стучат подошвы остроносых коротких сапог, перемежаясь со звоном брони гвардейцев. Лицо судьи немного полновато и округлено, полные красные губы отмечены шрамом, а в голубовато-зелёных глазах скрыта щепотка меланхолии.
Судья взобрался к своему месту, властно окинув залу взглядом. Ещё один день суда и ещё один житель Эндерала будет пущен под жернова юстиции. На его столе навалено куча документов, среди которых находит лист пергамента. И взяв его, он стал громким басовитым голосом читать:
– Судебное заседание объявляется открытым. Суд представляет тринадцатый судья Совета Судей Аристократической Республики Арк – Штеппфан Даль’Кир. Слушается дело в отношении Тараэля Нариса, обвиняемого в преступлениях, предусмотренных статьями тридцать третьей, части второй, шестьдесят первой, частью второй, подстрекательство к статье шестьдесят первой, статьёй сто второй, Уголовного Статута Аристократической Республики Арк, а именно Тараэлю инкриминируется – кража, убийство двух и более лиц, убийство с особой жестокостью, подстрекательство к убийству с особой жестокостью, а так же вскрытие помещений, способное повлечь вред, – судья обратился к заключённому. – Вам понятны обвинения, Тараэль Нарис?
– Да, – будто бы безучастно ответил подсудимый. – Только не понимаю, кого, – судья умело пропустил брань, – я тут делаю, если меня всё равно повесят?
– Подсудимый! – громко вскрикнул Штеппфан. – Сохраняете порядок и представьтесь.
– Я – Тараэль, рождённый в Подгороде тридцать зим назад, собранный в четырнадцать лет назад, – Штеппфан поморщился от матерного эпитета, – «Отцом». И проживавший в Подгороде.
– Ладно, – Штеппфан опустил пергамент. – Суд переходит к установлению явки сторон. Государственное обвинение представляет «Сигилит закона» четвёртой степени – Карсаэль Даль’Аалар.
Назвав слугу «Надзорной за законом Комиссии», органа, следящего за выполнением норм права в стране, судья посмотрел на то, как по левую руку от него поднялся высокий светловолосый и золотокожий этерна, облачённый в тёмно-синюю мантию, украшенную лентой со златыми звёздами.
– Да, достопочтенный мессир.
– Так… у нас заявлено участие государственного защитника… какого мирада, спрашивается, – смутился судья, узнав из бумаг, что это высокий рангом человек, его происхождение неизвестно; из документов следует только то, что она работала на Святой орден и в злобу бросает то, что это произошло перед началом заседания, причём выдвинут человек без юридического образования и положения в Республике, но Постановлением Союза, имеющий возможность влезать в подобные дела; судья взглянул по левую сторону, там где слегка колышется флаг Республики, строго потребовав. – Представьтесь суду.
На просьбу судьи поднялась высокая девушка. Её длинный чёрный волос наполовину обрамлял крупное лицо. Лицо с точенными чертами имело мраморный оттенок, выразительные глаза один цвета стали другой ледяной синевы ещё ярче от чёрной подводки; угловатые губы похожие на образ лука, распахнулись, давая услышать звонкий голос:
– Я – Сюзет.
– Сюзет? Это ваше полное имя? У вас есть документы, оформленные надлежащим образом? – потребовал судья и девушка повинуется; передав стражнику кипу пергаментов и проскрипев кожаным жилетом, натянутым поверх белой рубахи.
Штеппфан стал внимательно смотреть в пергаменты, комментируя:
– Документ о личности… действительно Сюзет, – дальше его голос обрёл веяние недовольного бурчания. – Образование естественно не юридическое, титула не имеется, к знатным семьям Эндерала принадлежности нет, но за каким-то Чёрным стражем вам позволено Трибуналом Эндеральского Союза на основании личного заявления вмешиваться в отправления правосудия в качестве защитника или обвинителя судебных систем субъектов Союза. И за какие такие заслуги вам это разрешили?
– Это – государственная тайна, – отрезала Сюзет.
Судья задумался. С одной стороны, он наслышан о некотором пророке или пророчице, что своими усилиями оказали помощь сначала Святому ордену, а затем и Союзу. Это было существо неведомой доселе мощи, ума и силы, незаурядных способностей. Но с другой стороны, его личность для Штеппфана – загадка. Он никогда не встречался с этой персоной, и возможно Сюзет и есть тот самый пророк… а может и нет. Лёгкий интерес тронул его сердце, но сейчас самое главное заседание.
– Ладно, – Штеппфан посмотрел на защитницу. – Суд принимает ваши документы, Сюзет.
Судья ушёл в копание между документами, пока не нашёл папку, специально созданную для этого дела. И когда она вместе с чистым листом пергамента лежали под руками Штеппфана, он строго продолжил:
– У сторон перед началом судебного заседания есть ходатайства, заявления или отводы?
– Да! – встал обвинитель и протянул два листа пергамента. – Это заявления от Первого провидца Ралаты и Лиги Ковенов о том, чтобы в отношении Тараэля Арк провёл так же уголовное преследование. Руководствуясь статьёй трёхсотой Хартии Эндеральского Союза, они делегируют вам полномочия своего «суда», – вместе с бумагами «Сигилит» передал и две книги – одну в лиловой обложке, а другую выбеленную.
Судье от стражи были переданы бумаги, которые спустя пару минут изучения у судьи родили целую грозную речь:
– В таком случае, Тараэлю дополнительно будет вменено свершение преступлений, предусмотренного… стихом сотым «Новой Раласы» Ралаты, а так же наставлением сто пятнадцатым «Книги Ковенов», а именно Тараэлю инкриминируется покушение на убийство носителя верховной власти в Ралате и участие в незаконном разграблении культовых сооружений, повлекшего вред.
– Протестую! – встала Сюзет. – Ваша честь, эти преступления были совершены вне Арка, а на территории, где сейчас правит Лига Ковенов. Положения Уголовного Статута не распространяются на территорию Лиги. К тому же, как можно обвинять Тараэля в преступлениях против государств, когда их ещё не было. Святой орден правил в то время! – ревностно и громко объявила девушка.
– Я хочу напомнить, – парирует поднявшийся обвинитель, – что согласно нормам Хартии, Союз и Республика Арк наделяется полномочиями правопреемниками Святого ордена в делах уголовного преследования и имеют право рассматривать дела о преступлениях, свершённых во времена Святого ордена, но в отношении которых следствие проводится сейчас.
Судья выслушав протест и доводы сторон готов принять решение. С одной стороны требования Сюзет можно удовлетворить, ибо того, что уже есть на Тараэля хватит, чтобы его сильно осудить, да и влияние Союза, стоящие за этой девушкой может сказаться на Штеппфане. Но с другой стороны Ралата и Ковены не оставят без внимание отклонение своих требований, да и это может повредить целостности Союза, что рождает утвердительное решение:
– Протест отклонён. Суд пришёл к выводу рассмотреть прошения Ралаты и Лиги Ковенов, поскольку их требования соответствуют положениям Хартии Эндеральского Союза.
– Кто бы сомневался, – буркнул Тараэль. – Поганое гнилое правосудие Арка. Продажные аристократы.
– Завершим рассмотрение ходатайства, – жестко заговорил Штеппфан, – суд приходит к рассмотрению дела по существу. Государственному обвинению предоставляется слово.
Встал аэтерна, поправив ленту, держащий несколько листов пергамента и холодно говорящий:
– Полмесяца тому назад в таверне Толстый Леоран произошла драка между посетителями таверны и Тараэлем. В ходе драки, Тараэль нанёс побои мужчине, который с жалобой обратился к страже. В ходе предварительного расследования был составлен образ нападавшего и с помощью свидетелей и очевидцев установлено, что место пребывания Тараэля – Верхний Квартал Арка. Послав усиленный эскорт, в составе отделения застрельщиков, подсудимый был задержан и проведён в темницу для составления протокола и назначения административного штрафа.
– Удалось выяснить мотив драки? – прервал говорящего судья, вспоминая, как сначала избытый аристократ разнёс слухи о Тараэле, а потом и то, что он обвиняется в массовых преступлениях, привело к созданию вокруг Нариса огромное количество зловещих домыслов.
– Да. Личные неприязненные отношения, – сухо ответил «Сигилит» и это вызвало интерес у Штеппфана, заставивший его обратиться к Тараэлю:
– Подсудимый, что вы можете об этом рассказать?
– А какая, – сдобрив порцией мата слова, произнёс полу-этерна, – разница? Всё равно отправите на костёр. Так пусть же это будет быстро.
– Тараэль, – строго обратилась Сюзет, – давай.
– Ладно… только ради тебя, – Тараэль взглянул на судью и в его глазах Штеппфан увидел столько яда печали, что стало не по себе. – Я… этот человек назвал детей из приюта «отбросами»… не на что негодными. Я… не смог сдержать себя. Я бы порвал его, если бы не стража.
«Сколько же тебе пришлось пережить?», – задумался Штеппфан, чувствуя, что не всё так просто за этим полу-этерна, но долг призывает:
– Ладно, обвинение, продолжайте.
Аэтерна кивнул и снова мерно заговорил:
– В темнице же, его опознал один из агентов Стражи Арка, работавший в Подгороде в бытность власти Святого ордена. Он рассказал, что Тараэль был замечен на месте убийства бедняка по имени Найлака. И тогда, в связи с тем, что место жительство Тараэля – Верхний квартал, а значит это наш гражданин, было решено провести расследование.
– У вас есть бумаги и факты, подтверждающее его место жительства? – спросил судья… словно уже на автомате.
– Да, я прошу принять во внимание следующие документы, – Карсаэль протянул несколько связанных бечёвкой листов пергамента. – Это информационное письмо из банка Арка о том, что собственность в Верхнем Квартале принадлежит хранителю из Святого ордена, имя которого… Союз попросил не разглашать.
– И? А как же Тараэль? – уточнил судья.
– А это следует из объяснений Тараэля, – обвинитель поднял клочок от листа. – «После происшествий в северных горах мне было позволено. Я тогда не видел смысла жизни, но моим протеже было разрешено жить в доме Арка, за собственностью сего лица».
– Ну спасибо тебе… теперь я в таком дерьме, – ругается Тараэль.
– Я… не знала, – опечалено шепчет Сюзет, слова которой Штеппфан пропустил мимо ушей.
– Хорошо, – судья вложил в папку оба документа. – Продолжайте.
– После этого охрана Тараэля была усилена. Было возбуждено уголовное дело, на основании заявления агента, и для расследования выслана следственно-оперативная группа. В ходе осмотра места преступления мы обнаружили разлагающийся труп человека с двумя проникающими колотыми ранами в грудь, – Карсаэль поднял несколько листов. – Я прошу у суда зачитать протокол осмотра места происшествия и заключение экспертизы по анализу ран и оружия подсудимого.
– Протокол просто передайте, а вот заключения апотекария об осмотре мертвеца, прошу.
– Хорошо, – в руках обвинителя остался только один лист. – «На теле мертвеца обнаружены два ранения. Они оказались смертельными, поскольку одно пробило сердце, а другое диафрагму. По проникающему следу они полностью соответствуют форме предоставленного на экспертизу оружия».
– А оружие? – уточнил судья.
– Да, вот протокол об изъятии и расписка о принятии оружия, – протянул ещё документы обвинитель.
– Хорошо. У нас есть свидетели в этой части расследования?
– Может просто зачитаем протокол допроса?
– Хотелось бы послушать свидетелей.
– Да… Карс из Подгорода.
– Тогда суд приглашает для дачи показаний Карса из Подгорода, – повелел судья и тут же в залу был введён осунувшийся мужчина, в драной выцветшей одежде, лишённой прикрас; аристократы позакрывали носы от вони, но вот судью это не смутило и после всех процедурных формальностей, он уже заслушивает показания:
– Был я значица там, когда всё обсуждаемое имело место быть. Помница мне, как двое прошли туда, где жил безумный Найлак. Но вышли они оттуда и кровь была на тесаках вона того, – бедняк указал на Тараэля. – Да, вот его я точно помню там. Усё.
– Спасибо, у сторон будут вопросы? – получив ответ в виде молчания, судья отпустил свидетеля.
Штеппфан задумался на секунду. Обвинитель ему передаёт документы… копии, оригиналы которых у него уже лежат. Всё это прочтено ещё вчера Штеппфаном, изучено и судья понимает, что подсудимому не отвертеться. Штеппфан не понимает, к чему всё это разбирательство, но таковы правила – только после заслушивания о первом эпизоде можно сделать то, что задумал судья… считается, что это заставит взглянуть на дело свежим взглядом, понять силу той или иной стороны.
– Суд, руководствуясь, статьёй пятидесятой Статута процессов судебных, предлагает Тараэлю признать вину в инкриминируемых ему деяниях. Мессир Тараэль, – Штеппфан трясущейся рукой поднял связанную кучу документов такой. – Здесь у меня материалы предварительного следствия. Там описывается в экспертизах и документах, как вы вскрыли старый приют и растерзали поднявших мертвецов… только это повлекло то, что вместе с этим выползла ещё парочка пыльных скелетов и учинила побоище на улицах Подгорода. Экспертиза над трупами, исследование вашего оружия, допросы свидетелей. Там рассказывается… вашими бывшими братьями из Ралаты, что отмечено в протоколах, как вы натаскивали своего помощника, – судья подхватил лист, – «вырвать сердце сестре». В древнем храме, вскрытие которого повлекло то, что сейчас Лига зачищает север от мертвецов, следствие провело огромное количество экспериментов и экспертиз. Доказано, что вы буквально «скормили» живого человека храму. – Штеппфан опустил пачку документов. – Суд предлагает вам сознаться в инкриминируемых деяниях, и мы закончим это. Что скажите, мессир Тараэль?
– Да пошли вы все, – подскочив, гневно твердит Тараэль. – Вы! Все! Я не собираюсь перед вами изливать душу… если вы так хотите меня казнить, то да… я сознаюсь в этом. Я убил Найлака… этого урода, который перебил десяток девушек. Я – разорил тот приют и мне плевать, что нежить вырвавшаяся оттуда устроила побоище. Да, я требовал от своего помощника, чтобы он вырвал сердце той суки. Да, я убил наёмницу и скормил её храму. И всё это я делал ради мести… тому уроду, которого называли Отцом. – Тараэль опустил лоб на прутья клетки. – Меня… я… вы не представляете, через что я прошёл. Меня убивали, разбирали и собирали. Я… я бы ещё раз этот сделал всё. Да, я – Тараэль Нарис, перед судом вашей гнилой Республики признаю это.
Выдохшийся подсудимый сел на скамейку совершенно опустошённый. Штеппфан понимает, что за горе ведёт Тараэля, ибо перед свершением сладкой мести, перед заветной целью любое живое существо становится преградой, куском мяса, который и убить не сложно. Из материалов дела он читал, что Тараэль подвергался зверским экспериментам, его тело сшивали из различных частей, друзей также пускали под нож, а отработанные тела выбрасывали. Но это не повод идти на нарушение закона. Да, боль его сильна, но Тараэль на её фоне обесценил жизни других, кто бы это ни был, ибо весь мир превратился для него ареной свой битвы. Все остальные перестали существовать, были только он и «Отец», которого нужно было убить за боль и неважно сколько мертвецов отправит Нарис в землю. Штеппфан аккуратно молвит:
– Ваше личное горе не повод для массовых убийств. Суд принимает во внимание бездействие стражи Арка при Святом ордене и резюмирует, что в отношении глав стражи ведётся следствие… глав времён Святого ордена.
– Тише Тара, – поднялась Сюзет. – Ещё не всё потеряно, – девушка повернулась к суду и зазвучала её речь, и стало похоже то, что это она обвинитель… только для суда. – Ваша честь, вы забываете о многом. Защита пользуясь своим положением в Святом ордене и у Союза, требует отпустить Тараэля.
– Что!? – разозлился Штеппфан. – Сюзет, я хочу вам напомнить, что сейчас вы не у себя в компании. Вы в суде Республики Арк! И я требую от вас уважать наши законы и не нести ахинею! Если у вас есть какие-то объективные аргументы, документы или факты, то предоставьте их суду.
– Да… я хотела бы представить суду, – девушка опечаленно посмотрела на Нариса и сглотнув, продолжила, – результаты душевно-поведенческой экспертизы, – Сюзет протянула стражнику, который и передал судье копию документа, а сама девушка звонко зачитывает. – Экспертиза проведена мастерами-апотекариями в области душевного восприятия. Экспертиза установила следующее – «в отношении Тараэля Нариса проводился ряд исследований, в ходе которых установлено следующее – душевное состояние Тараэля Нариса оценивается как критическое. В силу полученных детских психотравм у него развилось преобладание эмоционального выгорания, стремление к нанесению повреждений людям, эпизодическое впадение в детство, а так же вспышки агрессии», – Сюзет отложили документ. – Знаете, вот хотя бы на основании этого, защита просит суд не смотреть на Тараэля так жестоко. Он всего лишь покалеченный человек… полуэтерна. Жалость проявите!
Штеппфан внимательно посмотрел на Нариса. Казалось, что тому нет дела до того, что про него говорят. Полная отстранённость для судьи показалась попыткой защититься, выставить барьер… он знает, что он виновен в страшных деяниях и безэмоциональность способ защититься от вины, этакий панцирь, об который ломается всякое осуждение и подавляется внутреннее ощущение самоедства. Проницательный судья от полного желания отправить Тараэля на казнь, решает узнать его… позволить раскрыть мотив:
– Защита может пояснить с какой целью всё это сделал подсудимый?
– У него было тяжёлое детство, которое отложило свой след. Ваша честь, вы должны понять, что он так страдал!
– Мотив, – строго оборвал судья.
– Месть, – прошептал Тараэль. – Меня использовали как кусок ткани, заставили испытать такую боль, что каждый сидящий тут сошёл бы с ума… моих друзей убили. В конце концов, всё сделанное мной… это треклятые приказы из Ралаты.
– У вас есть достаточные доводы насчёт этого?
– Да, – встала Сюзет и протянула стражнику бумаги. – Это обследование из апотекариона. Оно показывает, что, я хочу прочитать «тело Тараэля Нариса неведомым образом состоит из разных частей других тел. Всё вместе держит магический заряд неведомого происхождения, который способен привязать душу к этому телу. Так же, установлено, что в ходе анатомичкой реконструкции, проводимой над Тараэлем примерно в лет четырнадцать-пятнадцать, он мог испытывать боль, сопоставимую с сожжением заживо. Это могло привести к расстройству психики», – Сюзет стала беспорядочно метаться в бумагах и пергаментах, длинными пальцами раскидывая клочки листов и шурша ими, пока не нашла нужные. – Вот! Вот они! Это список приказов прошлого «Отца» Ралаты, который и выполнял Тараэль. Я требую, чтобы Тараэля отпустили на основании того, что он был вынужден выполнять приказы, под принуждением!
– Принуждением, – пробурчал Штеппфан, получив копию бумаги, где печатью Первого провидца заверена истинность слов Сюзет и стал монотонно зачитывать. – Испытание на верность для неофита… получение страниц, добыть проход в храм любой ценой.
– Всё именно так! – Сюзет, размахивая руками, стала едва ли бесноваться в суде. – Вы не понимаете, он просто жертва обстоятельств, которую нужно понять! Он был состоянии аффекта, когда это делал! Вы должны быть снисходительны к нему!
– В отношении Ралаты и её методов приёма неофитов суд направит в Трибунал Союза прошение о проведении расследования. А сейчас о документах. Но в приказах нет ничего об обязательном убийстве Найлака. Нет приказов о вскрытии старого приюта. К тому же, мессир Тараэль, вы подстрекали на убийство с особой жестокостью сестры «Прайд», несмотря на то, что данные указания были даны ранее другими лицами, – не добившись ответа, Штеппфан более спокойно продолжил. – Хорошо, – судья посмотрел на подсудимого. – Скажите, мессир Тараэль, вы осознавали цель, когда наносили Найлаку колющие ранения?
– Да… эта, – полилась река брани. Которую Штеппфан пропустил мимо ушей, – учувствовала в делах Ралаты. Они ловили мелюзгу на улицах Подгорода для опытов. Он зажимал рот Лето, когда нас ловили… он был тогда…
– Лето – это ваш друг?
– Да, – сокрушённо ответил Тараэль. – Был моим другом.
– Хорошо, – кивнул Штеппфан, – суд принимает документы, предоставленные стороной защиты. – спустя пару секунд равнения пергаментов, Штеппфан продолжил. – У сторон есть ещё документы или заявления? – получив отрицательный ответ, он повёл дальше судебное заседание. – Тогда суд переходит к последнему прошению сторон. Обвинение.
– Мы просим принять во внимание тот факт, что мы осуждаем Тараэля по нашему праву, – холодно продвигает свою линию аэтерна. – Какие были приказы от Ралаты – нас не волнует. Это существо в состоянии припадка может перерезать множество народу. Это мясник у которого руки по локоть в крови, и чтобы избавить общество от опасности, а самого Тараэля «исцелить» от душевных мук раз и навсегда, Комиссия просит суд, руководствуясь статьями шестьдесят первой, сто второй Уголовного Статута Аристократической республики Арк, приговорить Тараэля к смертной казни через сожжение.
– Хорошо. Каковы требования защиты?
– Мы просим суд, что к Тараэлю Нарису отнеслись с пониманием! Мы хотим, чтобы вы поняли, что пришлось пережить этому полуэтерна! Он вам не просто кусок мяса, он живое существо, способное думать и чувствовать, и мы просим суд, чтобы к нему проявили снисхождение, он ведь так настрадался!
– Это не помешало ему без зазрения совести перебить кучу народа, – колко отметил «Сигилит».
– Каково последнее слово подсудимого? – уточняет судья.
– Нет его… только желание покоя, – Тараэль сложил голову на руки закрыл лицо ладонями.
– Хорошо. Суд удаляется для вынесения решения.
Судья поднялся и вышел в коридор, ведущий в большую залу, где пару дней назад он выносил куда более серьёзный вердикт, повлиявший на весь Эндерал. Тут рядом, есть небольшая комнатка, где он напишет приговор. Взявшись за ручку, Штеппфан потянул её на себя и через секунду уже вошёл в неё и исполнился удивления. На алом ковре, у небольшого аккуратного столика высится мужчина. Лысый череп отразил пару огоньков свеч, его одежда – чёрного цвета роскошный кафтан, поверх рубахи, высокие сапоги и широкие штаны.
– Кто вы? – настороженно спросил Штеппфан, опуская ладонь на рукоять кинжала. – Что вам нужно?
Вместо прямого ответа, мужчина ответил строкой из Предания:
– Тогда Ты услышь с неба и произведи суд над рабами Твоими, обвини виновного, возложив поступок его на голову его, и оправдай правого, воздав ему по правде его.
– Боюсь, я вас не понял, – осторожно держит судья себя у двери. – Представьтесь.
– Сигизмунд Гросс, инквизитор Церкви Единого, – наконец-то представился человек.
– Что вам нужно? Как вы сюда попали?
– Когда нужно инквизитору попасть в помещение, он найдёт выход, – сверкнул ключ в пальцах инквизитора. – Мне нужно с вами поговорить о важном деле. Думаю, вы подозреваете, что скоро пол Эндерала может загореться? Знаете, насколько шатко положение веры в стране?
– Ах, – слегка улыбнулся Штеппфан, – вы один из тех деятелей, что собираются сделать мир лучше?
– Да. Моим повелителям нужен отчёт разведки Республики о состоянии религии в Эндерале. Я думаю, вы понимаете, что Церковь Творца
– А если Республика его отдаст другим организациям? Почему бы нам не выменять его у Святого ордена на его сокровища? – судья мотнул головой. – Я не могу понять, зачем он вам так нужен?
– Потому что нам нужно знать, куда нести свет веры, – твёрдо произнёс мужчина. – В условиях, когда из центральных провинций расползается тьма, когда над Эндералом вновь сгущаются тучи, нам нужно, жизненно необходимо знать, где слабость может вызвать катастрофические последствия.
– Интересно, но я свами не согласен.
– Проявите мудрость и милосердие, как это сделал последний пророк-судья Шам’Илиль в земле треомарской, когда она была известна как Этер-Матар, – Сигизмунд показал на толстую книгу, покоящуюся в шкафу. – Вижу, вы читаете Предание и должны знать, что когда народ благословенный потребовал от него испросить у Творца царя, как у народов иных, то он прислушался к ним. И вопросил к Единому о просьбе народа и Он ему ответил, и благословил Шам’Илиля избрать царя благочестивого, дав ему в знак венец «Карсиль» и меч «Азира», которыми будущий монарх будет владеть в знак власти и в борьбе со злом. Так и вы внемлите моим словам.
– Ох, а официальный запрос оформить трудно? Нужно было всего лишь пару бумаг написать и всё.
– Господин Штеппфан, вы сам является верным сыном Церкви, – инквизитор указал на символ чаши, отлитый из серебра и изображённый на перстне. – Так послужите ей. Разве вы позволите стране погрязнуть во мраке неверия?
– Я подумаю, что можно сделать. Да, я могу достать отчёт разведки, но прошу… впредь давайте делать всё более официально.
– Ещё, – вспомнил о просьбе Нафаиила инквизитор. – Тараэль Нарис… какой приговор его ждёт?
– Смертная казнь, – без сомнений ответил Штеппфан.
– Он должен выжить, – без тени сомнений произнёс инквизитор. – Он владеет информацией о состоянии северных территорий. Это очень важно, – парень вынул бумагу с приказами и повелениями, заверенную подписями Консула и членов Сената. – Это «Лист приказа», в котором нам дали полномочия по расследованию одного дела. И одно из них… приостанавливать разбирательства.
– Я не могу просто так оправдать его, не могу просто так отпустить, – помотал головой Штеппфан. – То, что он сотворил, не поддаётся простому прощению. Закон…
– Постарайтесь, ибо к милосердию призывает Церковь, – Гросс грозно воззрел на инквизитора. – Мне нужно его допросить. Нужно знать, что он скажет правду, а не пошлёт куда подальше перед смертью. Вы должны понимать, что его слова могут сыграть не самую последнюю роль в битве за Шепчущий лес.
– Хорошо, если он вам так нужен, то можно дать ему жизнь, с учётом, что его наказание итак станет смертным приговором, только растянутым во времени, – Штеппфан стал копаться в памяти, ища лазейку в законе и тем временем решая выиграть нечто для себя. – Мне нужно кое-что от Святого ордена… точнее от его главной хранительницы, ставшей едва ли не «алимма маттер’а».
– Матерь кормилица, – перевёл с древнеинальского диалекта средненеримского Сигизмунд. – И что же вам понадобилось от Калии Закареш?
– Святой орден оспаривает наше право на древние артефакты, найденные при раскопках в Арке Свои притязания они основывают на том, что это древние доспехи и оружие братьев и сестёр Ордена, мы же тем, что это найдено на нашей земле. В итоге, пока идёт разбирательство, раскопки остановлены, – судья мягко продолжил. – Нужно, чтобы Святой орден либо отказался от прав на них, либо признал своими только тридцать процентов от найденного.
– И каковы находки?
– Три полных комплекта сильно зачарованных доспехов, свитки могущественной магии и тридцать клинков с сундуками золота.
– Хорошо, я добуду у неё это, – Сигизмунд поклонился и поспешил выйти из комнаты… судья хоть и называл себя слугой Единого, но сердцем далеко отстоял от него.
Уйдя в отдельную маленькую комнату Штеппфан глубоко задумался и размышлять было над чем. С одной стороны, он может завалить Тараэля статьями и отправить его на верную смерть… дел-то. Но с другой стороны, именно Ралата и деяния её прошлого лидера привели к тому, что Тараэль превратился в палача, не знающего жалости. Нарис – плод её больной жизни, апофеоз и проклятье, рождённые от спесивого желания «Отца» что-то найти, от цели, поставленной в абсолют. Тараэль превратился в того, кого сам и ненавидел… в живущего ради безумной цели. Только сейчас, только когда в Подгород потекли деньги, Ралата стала изменять своим принципам, она постепенно оставляет жестокость и дикарство. К тому же непринятие во внимание требований двух субъектов Союза может стать ударом в шаткое равновесие и мир. Да ещё и к этому требования инквизитора, которому Тараэль может помочь спасти… половину Эндерала. Помиловать нельзя, это простой вывод, но и осудить его как обычного маньяка не позволяет что-то в сердце. И всё же, собравшись с силами, он взял перо, положил пергамент и стал писать.
