Старик МАО
Дотянуться до края Вселенной
Прыжок «Локи»
Ego sum Prometheus! Dedi facem progressus ad populum!
Я – Прометей! Я передал факел прогресса людям!
«Ода прогрессу» Lóðurr
Часть первая. «Полёт Икара»
Ego sum a particula! Ego sum, ubique!
Illic es multus of nobis hic! Nos sunt vitae!
Nos sunt universi!
Я – частица! Я повсюду!
Нас здесь очень много! Мы – это жизнь!
Мы – это Вселенная!
Глава 1
Это был замечательный воскресный, погожий и солнечный селенитский день, наполненный звуками жизни и веселья множества людей, отдыхающих в парке «Пионер». Полноводная река из семейных пар, молодых и не очень, неспешно шествующих со своими детьми среди фонтанов, заполонила его центральную часть, затопив все доступные аттракционы, а сотни живых капель, состоящих из юношей и девушек, гуляющих влюблёнными парами по тенистым аллеям или же сидящих в задумчивом одиночестве предаваясь своим мыслям на укромно расставленных мраморных скамьях с книгой в руке, перемежались с шумными ручьями дружеских компаний, спешащих попасть на заботливо разбитые среди березняков и дубрав спортплощадки. Переливчатые соловьиные трели и мелодичные песни ласточек, стрёкот сидящих в траве кузнечиков, и журчание воды в ручьях и фонтанах, а также смех играющих детей, сопровождали яркой и неповторимой симфонией звука проводящих здесь свой досуг посетителей, а безоблачный лазуревый небосвод, опираясь на берёзовые и дубовые колонны стволов теплым и мягким воздушным одеялом, окутывал их, даря им чудесное настроение.
«Наверное, я здесь единственный человек кому сейчас не до веселья», – раздражённо подумал Феликс Ветров, периодически поглядывая на свой коммус и нервно озираясь по сторонам. Наконец он замер, задумавшись на пару секунд, а затем немного помявшись, словно принимая для себя непростое решение, попытался связаться с человеком, поставившим его в столь неприятное положение. Но когда не получив ответа на свой вызов, он расстроенный уже было направился к стоянке аэротакси, то внезапно услышал позади себя беззаботный голос Полины Савченко:
– Прости, Фел, я немного задержалась. Коммус у фонтана с руки соскользнул, пришлось осваивать рыбачьи премудрости.
Феликс, повернув голову, косым и недовольным взглядом окинул девушку. Полина была как всегда обворожительна, надетое на ней скромное, белоснежное, приталенное летнее платье, выгодно подчеркивало её невысокую и ладную фигуру, а черные, словно смоль, волосы прямоструйным водопадом свободно ниспадали на плечи, обрамляя собой круглое лицо с огромными чуть раскосыми карими глазами с лёгкой паволокой и аккуратным небольшим носиком, пристроившимся над некрупными, но пухлыми губами. Собрав всю свою волю в кулак Ветров с немалым внутренним усилием смог не поддаться исходящему от неё очарованию и сохранить свой воинственный настрой.
– Немного?! Да я тут уже почти полчаса торчу. А от стоянки до сюда всего минут пять ходу, – горько усмехнувшись, пробурчал в ответ ей Феликс.
– Ой, ну ладно. Встретила я девчонок у фонтана, ну и заговорилась о завтрашних делах, а потом случайно и уронила в него свой коммус, – деланно закатив свои огромные глаза, ответила Полина и, грациозно усевшись на мраморную скамейку нарочито недовольно поджав губы, сказала притворно обидчивым тоном. – У меня трагедия, Фел, а ты вместо сочувствия устраиваешь мне сцену достойную самого Отелло.
Ветров медленно подошёл к сидящей девушке и, подняв саркастически бровь, насмешливо ей предложил:
– Хочешь, могу и задушить? – а затем, воздев руки и страшно хмуря брови, грозно произнёс. – Молилась ли ты на ночь, о Полина?
Улыбнувшись в ответ на это, девушка легко, словно бабочка вспорхнула со скамьи и, театрально разведя руками в стороны, иронично ответила ему:
– О да. Конечно, я молилась, мой ревнивый мавр. Но не спеши, мой друг, с расправой, ты подожди чуть-чуть, сейчас топор из под корсета я достану и твой пустой чердак пощекочу.
Ребята звонко и заливисто рассмеялись, и от былой размолвки не осталось и следа. Полина изящным движением подала руку Феликсу и, когда тот взял её, спросила:
– Ну что идём на «Русалочий пляж»? Или сначала в кафетерий взбитых сливок с орехами отведаем?
Хитро посмотрев на неё и состроив злодейскую гримасу, Феликс нарочито елейно произнёс:
– А может быть середь берёзовых теснин науке Логоса и богу Пифагора, мы вознесём хвалу? Ведь скоро предстоит круг испытаний вам?
Полина, прищурив левый глаз и, ослепительно улыбнувшись, отрицательно покачала указательным пальцем перед лицом Феликса, и подражая голосом старой деве, со вздохом кокетливо произнесла:
– Ох. Ну, нет, мой пылкий кавалер, я мхом зелёным не спешу покрыться. Ещё пока я молодица, пойдём мы чинно в кафетерий, изысканной кулинарией насладиться.
И секунду спустя держась за руки, ребята, весело обсуждая последние новости, направились к центральной части парка. Не дойдя метров пятьдесят до астрокафетерия, исполненного в виде летающего блюдца с прозрачным куполом, они остановились у поющего фонтана, чтобы понаблюдать за причудливой игрой звука и вертикальных струй воды. Через некоторое время, вдоволь налюбовавшись этим действом, Полина повернулась, и облокотившись спиной о розовые мраморные перила смотровой площадки, слегка наклонив свою прекрасную головку влево, поинтересовалась у Феликса:
– Слушай, а ты придёшь через две недели на мои переводные испытания?
Ветров, опустив глаза и молча взяв девушку за руку, легонько сжал её ладонь, проведя по её тыльной стороне большим пальцем, а затем, накрыв сверху своей, виновато посмотрел ей в глаза, и с трудом подбирая слова, произнёс:
– Прости, Поля, я не могу. Завтра с утра лечу на «Артемиду». Профессору Арьендо нужна моя помощь с его новым проектом.
Полина, закусив губу, выдернула свою ладонь и отвернулась. Феликс осторожно коснулся её плеча, чтобы успокоить, но девушка раздражённо дёрнув плечом, сбросила его руку и ледяным тоном произнесла:
– В этом весь ты, Фел. Тебя заботит только твоя наука и ничего более. Это твой кумир, которому ты готов принести любые жертвы.
Ветров, посмотрев в сторону и глубоко вздохнув, попытался оправдаться:
– Поль, зачем ты так? Ты же знаешь, что я люблю тебя всем сердцем… моя Ласточка. И я знаю, сколько сил ты потратила на подготовку… но ты пойми меня, пожалуйста… благодаря этому проекту мы сможем наконец разорвать Дионисовы оковы и свободно выйти за пределы туманности, а итоги этой работы навсегда изменят жизнь всего человечества…
– А я для тебя значит не человечество?! Как я сразу-то не поняла этого?! Мне, ведь всего-то предстоят, геркулесовы испытания третьего круга, на которых я выбрала тебя своим ассистором, как самого близкого мне человека! Разве может эта малозначительная мелочь тягаться с работой профессора Арьендо?! – язвительно произнесла Полина, а затем, резко повернувшись к Феликсу, сокрушённо добавила. – И знаешь что, Фел?! Я думаю, что дело вовсе не в человечестве, а в твоих безграничных амбициях!
Уязвлённый Ветров, вскинул свой горящий от обиды взгляд на лицо Полины и тут же замялся, увидев стоящие на её глазах слезы, его сердце сжалось от боли и от желания утешить её, но разум диктовал ему, что он прав поэтому, подавив свой душевный порыв, он твёрдо произнёс:
– Ты же знаешь, Поля, что я считаю, личный эгоизм плохим советчиком в любых делах и, несмотря на это, ты теперь меня порицаешь за то, что для меня якобы важна лишь моя научная карьера? Боюсь, ты сильно ошибаешься на мой счёт, чтобы ты не думала обо мне, но я лечу к профессору не ради удовлетворения личных амбиций. Как не ради себя любимого я пропущу твои переводные испытания. Знай, я лечу туда ради всех нас: тебя, меня, тех людей, что сейчас беззаботно гуляют вокруг нас, ради будущих поколений, которым мой труд принесёт благо! И да, я порой отдаю всего себя своему делу, иногда забывая о мире вокруг меня, но я считаю, что по-другому нельзя. Настоящий человек всегда должен доказывать своё высокое звание самоотверженным трудом во имя всех людей. Только так и только тогда он станет действительно тем великим и подлинным творцом, которым он себя величает на протяжении всей своей истории!
– О! Как много возвышенного пафоса в твоих словах, Фел, – удручённо ответила на это Полина, а затем, саркастически улыбнувшись, добавила. – Только ты забываешь, мой дорогой, не в меру вознёсшийся Икар о том, что в своей погоне за великим, ты неизбежно отбрасываешь за ненадобностью все простое и обыденное, делающее нас живыми, чувствующими людьми, и в конце концов, рискуешь перестать быть человеком, превратившись в холодный и расчётливый разум думающий только о себе.
– Ты преувеличиваешь! Я не отрекаюсь от человечности, наоборот, по моему мнению, она и состоит в том, чтобы жить ради других, а это знаешь ли, иногда требует от тебя жертв и не малых. Но если ты действительно считаешь, что человек должен посвящать всего себя только малым человеческим радостям, жить словно Кощей, чахнущий над златом, заботясь только о сохранении своего покоя и счастья, то тогда мне не место рядом с таким человеком, – гневно выпалил Ветров и замолчал, глядя с вызовом в глаза Полине.
Так они простояли молча, друг против друга, с минуту, внешне гордые и непоколебимые в свое правоте, но на деле выискивающие в стоящем человеке напротив хотя бы малый намёк на компромисс, но тщетно, никто из них не собирался уступать другому. Поняв это первым Феликс, бросив короткое и грустное: «Прощай моя Ласточка», – решительно развернулся и зашагал прочь в направлении стоянки флиптакси, а Полина же медленно осела на мраморный бордюр перил и закрыла лицо руками. Её плечи сотрясались от рыданий, наконец, совладав с собой, она оторвала лицо от ладоней и посмотрела вверх на летнее лазуритовое небо красными от слёз глазами, но тут же зажмурилась ослеплённая ярким лучами Гелиоса, затем она встала, и прошептав одними губами глядя в пустоту: «Прощай мой милый Икар», – не оглядываясь, побрела в противоположную от Феликса сторону.
Глава 2
На следующее утро Ветров, повинуясь доселе незнакомому его молодому и горячему сердцу, щемящему чувству тоски, направил, рискуя опоздать на свой рейс, вызванное им аэротакси к пилону квартального-дома, в котором на тридцатом ярусе жила Полина. Но едва флип подлетел к ярусной стоянке, как Феликс резко остановил его, не давая совершить посадку, и молча теребя браслет своего коммуса, застыл погружённый в свои мысли. Его внутренняя борьба продлилась недолго, ибо была прервана зудением браслета. Нажав на сенсор, он разочарованно вздохнул, поскольку увидел, что входящий на коммус сигнал исходил не от Полины, а от его старого товарища Сергея Петрова, который недавно вернулся в столицу из очередного патрулирования и вызвался провожать друга в далёкое путешествие, которое в шутку сам называл «великой схимной». Феликс, нажав на сенсор, вывел изображение друга на экран аэротеки и, стараясь скрыть своё душевное смятение, как можно шутливее, произнёс:
– Я внемлю тебе, о великий и ужасный покоритель космоса!
– Фел, три тысячи чертей и якорь тебе в ухо! Где тебя носит?! Твой рейс вот-вот объявят, а тебя всё нет. И вот когда его объявят, ты точно опоздаешь, и уже ничто тебя не спасёт от «вселенского позора». Нет, я, конечно как твой друг, попробую ради тебя захватить входной шлюз, размахивая табельным лазером, и задержать отлёт челнока, но тогда мне придется попрощаться с Инженерным корпусом и шкурой, которую мой кэп спустит с меня за такие выкрутасы. И это будет на твоей совести. Ты этого хочешь?– укоряющее донеслось в ответ.
– Извини, Серж, я немого задержался, забыл сбросить на свой коммус расчёты с внутренней докстанции для профессора Арьендо, – краснея, соврал Ветров и, быстро перенаправляя в космопорт аэротакси, добавил. – Давай только без жертв. Скоро буду.
– Ты уж поторопись, дружище, а то рискуешь войти в историю как первый схимник автостопер, – предостерёг его Петров, а потом, хитро посмотрев на Ветрова, поинтересовался у него почти совершенно «невинным» тоном. – Слушай, Фел, а почему ты не сбросил свои расчёты дистанционно?
– Да я… Это…, – растерянно выдавил из себя Ветров, чеша затылок.
А Петров, ухмыльнувшись ему, сказал:
– Короче, Фел, завязывай обниматься со своей Полей и… – но увидев внезапно помрачневшее лицо Ветрова, осёкся на секунду, поняв, что видимо, сказал что-то лишнее, и сконфужено произнеся скороговоркой. – Дуй к «трапу», я договорюсь, чтобы тебя пропустили, – отключился, оставив Феликса наедине с его невесёлыми мыслями.
Теперь направляясь уже в космопорт, Ветров удручённо посмотрел в окно, понимая, что с каждой секундой он отдаляется от любимой, и на какое-то мгновение вчерашняя ссора показалась ему донельзя детской и глупой, но затем он подумал, что Полина могла бы и сама ему позвонить, тем более, что правда, по его мнению, всё же была на его стороне и, отключив свой коммус, погрузился в расчёты, чтобы хоть как-нибудь отвлечься. Совершенно не подозревая о том, что это могло доставить ему ещё больше проблем. Потому что в тот момент, он ещё не знал, что когда он подлетал к дому Полины, она поборов свою гордость уже унеслась в космопорт, на чём свет стоит кляня вчерашний инцидент с коммусом, лишивший её возможности срочно связаться с Феликсом. Прилетев в космопорт, девушка лихорадочно стала в людском потоке высматривать Феликса и несколько раз попыталась связаться с ним через полученный ей в местном терминале САДа (Система автоматической доставки) новый коммус, но безрезультатно. Наконец, она встала рядом со шлюзовой аркой в надежде, что проходящий на борт челнока Ветров увидит её, а она его. Но когда объявили посадку, и Феликса среди проходящих регистрацию пассажиров орбитального челнока не оказалось, Полина, совсем отчаявшись, на ходу остервенело, вызывая его через свой коммус, бросилась в сторону диспетчерской в надежде узнать, не сменил ли он рейс. Внезапно у входа в диспетчерскую она упала, налетев на выходящего из административного крыла космопорта высокого и атлетичного блондина, облачённого в серебристый комбинезон. Статный голубоглазый космонавт, тут же взяв за руку растерявшуюся и бормочущую несвязные извинения девушку, рывком поднял её с пола, а затем крепко, но аккуратно сжав её хрупкие девичьи плечи, пресекая все её попытки вырваться и бежать дальше, улыбнувшись, с шутливой торжественностью произнёс:
– Ах, вот ты какая, девушка мечты, нашего сумрачного гения Феликса!
Полина ошарашено взглянула на лицо космонавта и с удивлением узнала в нём Сергея Петрова, старинного друга Ветрова, в прошлом году досрочно прошедшего три последних Геркулесова подвига, и неожиданно для всех выбравшего, вопреки выдающимся результатам, скромную стезю военного инженера.
– Что-то очень ты молчалива стала, Поля. Помнится мне, год назад ты веселее была. Феликс что ли так на тебя так действует? – пошутил над онемевшей девушкой Петров.
Полина невольно улыбнулась в ответ и, сильно волнуясь, спросила у него:
– Слушай, Сергей, а ты не знаешь где Феликс?
– Знаю, конечно, скоро уже должен подлететь к «трапу». И поэтому живо за мной! – скомандовал, улыбающийся, Петров и потащил за собой в сторону служебного выхода, пока ещё не пришедшую в себя от удивления Полину.
Ребята как раз успели выйти наружу, когда стремглав выбежавший из аэротакси Феликс, бросился к техшлюзу челнока. Полина и Сергей закричав, замахали руками, привлекая внимание Ветрова. Тот с трудом услышав их голоса из-за шума работы насоса электрозаправщика, помахал рукой в ответ и широко улыбнувшись, бросился к ним. Подбежав, он обнял Полину, крепко прижав к своей груди и целуя её взъерошенные ветром вороненые волосы, запинаясь от волнения, прошептал:
– Поля… Ласточка моя. Ты пришла,… а я вот не смог тебе позвонить…
Полина, немного отстранившись, влюблено посмотрела Ветрову в глаза, и приложив свой указательный палец к его губам, улыбнувшись, негромко произнесла:
– Ты – мой Икар, как я могла тебя просто так отпустить.
Растроганный её словами Феликс, мягко притянув к себе Полину, поцеловал её, и на мгновение весь мир для них буквально растворился, подобно утреннему туману под лучами восходящего солнца, оставив их наедине друг с другом, но ничто не длиться вечно, и внезапно, словно из другого измерения, раздался озабоченный голос Сергея, вырвавший их из приятной неги любовного единения душ:
– Фел, время!
Немного смутившись, ребята отстранились друг от друга, а потом Феликс, взяв в свою руку ладонь Полины, прижал её к сердцу и пылко произнёс:
– Ласточка моя, как только смогу я прилечу к тебе! Слышишь! Даже смерть меня не остановит!
– Дурачок ты, Икар, зачем ты сейчас про смерть говоришь, – улыбнувшись сквозь набежавшие слезы, ответила ему Полина.
– Да это я так к слову… Ласточка, – утопая в её глазах, ответил смущённо Феликс, на секунду ощутивший себя очень глупым и подавшись внезапному порыву, коснулся её щеки, проведя большим пальцем по ней, стирая одну из слёзных дорожек, а затем, повернувшись к другу, крепко пожал ему руку, и с благодарностью произнёс:
– Спасибо, Серёга! Ты сегодня спас меня дважды!
– Да не за что, брат. Но учти, я это не от доброты душевной делаю, – усмехнувшись, задорно ответил Феликсу Петров, а затем, состроив злодейскую мину, и погрозив влюблённым пальцем, добавил. – У меня на вас обоих большие и коварные планы. Я рассчитываю погулять от души на вашей свадьбе и попугать страшными историями ваших детей. А теперь давай зайцем на челнок, а то точно автостопом поедешь.
Феликс, улыбнувшись, кивнул в ответ, и ещё раз напоследок обняв и поцеловав Полину, сказал ей, что любит её, а потом быстро побежал к челноку, в скорости доставившему его на станцию-хаб «Галилей», с которой он через полчаса попал на борт транспортного корабля «Везувий».
Глава 3
Полёт к «Артемиде», расположившейся на границе давно покинутого астероидного поля Кельвина, занял у Феликса всего пять дней. За которые транспортник «Везувий» совершил три прыжка через подпространство и посетил две перевалочные станции. Одной, из которых являлась знаменитая станция «Персей», расположившаяся точно сторож у легендарного двойного пылевого вихря «Глаза Горгоны», который словно древнее мифическое чудовище взирал своим окаменяющим взглядом на каверну внутри «Ока Диониса» из действительно отдалённо похожих на глаза завихрений. Полученного заряда эмоций от этого зрелища вполне могло хватить любому человеку надолго. Но Феликсу было не до ярких жизненных впечатлений, всё это время он думал только двух вещах: работе и Полине, непрестанно разрываясь в мыслях между ними и мало обращая внимание на окружающий мир. Конец этому неопределённому душевному состоянию положило долгожданное прибытие к «Артемиде», когда отстыковавшись от вытянутого модульного корпуса «Везувия» корабельный челнок «Пегас» медленно полетел к веретенообразной научной станции, попутно корректируя свой маршрут, чтобы избежать встречи с блуждающими метеоритными частицами, короткими вспышками огня из дюз маневровых двигателей. Феликс впервые со дня отбытия с Селены, проявив любопытство, прильнул к иллюминатору, из которого ему открылся потрясающий вид на эту часть поля Кельвина, преимущественно состоящую из огромных глыб льда, и освещаемую сейчас лучами далёкого Протея – звезды по дальней орбите, которой со стороны вуали «Ока Диониса» раскинулось астероидное поле. «Настоящее ледяное царство», – подумал он. Весь полёт от «Везувия» к станции занял двадцать минут, за это время Феликс вдоволь налюбовавшись Кельвиновскими пейзажами, слегка заскучал и когда наконец, совершив «ритуальный» корректировочный облет, «Пегас» успешно пристыковался к станционному шлюзу, он спешно направился к выходу, собираясь как можно скорее приступить к делам. Но едва, после завершения процедуры очистки, массивные створы гермоворот разъехались, как путь Феликсу сразу перегородила массивная чернобородая фигура в голубом комбинезоне, которая, протянув ему свою «медвежью лапу», поприветствовала его глубоким басовитым голосом профессора Арьендо:
– Добро пожаловать в Ётунхейм, Фел!
С улыбкой поприветствовав в ответ и крепко пожав протянутую ему, мощную словно триатброня, ладонь профессора, слывшего большим чудаком в научной среде Союза, за привычку называть себя не по фамилии, а по имени, и тем самым дистанцирующимся от своего происхождения, Ветров спросил:
– А почему…?
– Ааа. Ты хочешь узнать, почему я назвал сей людской ковчег на отшибе мира не «Артемидой», а Ётунхемом? – не дав договорить Феликсу, прогудел, улыбнувшись Арьендо, и жестом пригласив Ветрова следовать за собой, слегка повернувшись на ходу, выставив перед лицом Феликса свою руку с тремя оттопыренными, мощными, словно титановые балки пальцами, произнёс:
– Чтобы понять это, тебе для начала надо знать три вещи, Фел.
– И какие же? – заинтригованно поинтересовался Ветров.
Хитро усмехнувшись, профессор Арьендо начал, загибая свои толстые пальцы, перечислять:
– Первая заключается в том, что суть всегда превалирует над формой. Вторая вытекает из первой и состоит в том что, не раскрыв сути предмета или явления, ты не можешь понять, чем он или оно является на самом деле. А значит использовать или описать его в истинном воплощении, без ошибок и искажений. А третья исходит из первых двух – поэтому не важно, кто и как называет то место, где ты работаешь, творишь или живёшь, а важно какой смысл оно имеет на самом деле.
– И какой же смысл переименовании «Артемиды» в Ётунхейм? – спросил продолжающий недоумевать Феликс.
Арьендо внезапно остановился и, посмотрев на Феликса с напускной серьёзностью, ответил:
– Есть, Фел. И не один. Давай для начала, рассмотрим этот вопрос в первом приближении. Кем являлась Артемида?
Хмыкнув, Феликс тут же ответил:
– Ну, это все знают ещё с первого круга обучения. Она древнегреческая земная богиня охоты и Луны. Покровительница лесов и дик…
– Достаточно, Фел, – улыбнувшись, прервал спонтанную лекцию Ветрова профессор, а затем, обведя руками полукруглый коридор, спросил. – А подлетая к станции, что ты увидел, Фел? Каковы были твои первые мысли от увиденного?
Наконец сообразив, к чему его подводит профессор, Феликс, вначале согласился, произнеся:
– Ледяное царство, – но затем быстро парировал. – Но в нем же нет ледяных великанов. С таким же успехом эту станцию можно было назвать, например: «Дом Снежной королевы» или «Царство Деда Мороза», или на худой конец «Затерянной человекоморозкой».
– «Затерянная человекоморозка» говоришь? Хм…– на мгновение, погрузившись в свои мысли, задумчиво произнёс профессор, поскребя богатырской рукой свою густую чёрную бороду, а потом добавил. – Знаешь, а мне нравиться ход твоих мыслей. Надо запомнить, может пригодиться для следующего проекта. Жаль только по смыслу всё же не подходит!
– Почему? – только и мог выдавить слегка обескураженный реакцией профессора Феликс.
– Потому что, мой друг, ты ещё не постиг до конца сущности рассматриваемого предмета. И поэтому сделал не совсем верное заключение на основании только одной возможной вводной, – назидательно ответил Арьендо и жестом вновь ему предложил следовать за ним к дверям основного станционного стержневого лифта.
– И как же мне постичь всю картину в целом? – поинтересовался Феликс.
В ответ Арьендо, заходя вместе с Ветровым в скоростной пневмолифт, дружески похлопав его по плечу, загадочно произнёс:
– Погоди немного и сам всё поймёшь. А заодно избавишь себя и меня от дальнейшего долгого блуждания по философским тенетам.
Лифт, почти бесшумно, скользнул вверх, и через секунду Феликсу открылась потрясающая картина: огромный ангар, посреди которого расположилась, облепленная высокими строительными лесами, по которым сновали сотни, а то и тысячи людей и единиц монтажной техники, громада необычного шарообразного корабля с покрытой, равномерно расположенными по ней оспинами, воронёной обшивкой.
– Добро пожаловать в колыбель проекта «Локи», Фел! Здесь мы собираемся не просто испытать принципиально новый движитель, а совершить доселе не мыслимое! – торжественно произнёс профессор Арьендо, указывая на корабль, а затем пояснил, выходя из уже остановившегося на смотровом ярусе лифта. – Мы подобно Великому Хитрецу, проведшему асов, попытаемся обмануть нашу Вселенную и её законы! Или как раньше бы сказали на легендарной Земле – «заглянуть богу за пазуху»!
Феликс подошёл к краю смотрового балкона, огороженного сетчатым бортиком, и опёршись обеими руками на полукруглые полимерные перила, посмотрел вниз, завороженный происходящим перед его глазами действом. А профессор став рядом, по-отечески потрепав по плечу поражённого Феликса, с нескрываемой гордостью спросил:
– Грандиозная картина не правда ли, Фел?
– Да уж, профессор, вы как всегда сумели меня удивить, – ответил ему впечатлённый, как замыслом профессора, так и увиденным созидательным процессом Ветров.
– Да. Любовь к эпатажу моя слабость и, к сожалению, не единственная, – усмехнувшись, произнёс Арьендо, похлопав своими огромными ручищами по принадлежащему его телу мощному животу, и кивком вновь пригласил Феликса вернуться в лифт.
В лифте Ветров, наконец, оправившись от удивления, повернулся к Арьендо и сказал:
– Теперь я понял, почему это место вы назвали Ётунхемом профессор. Это ведь родина Локи.
Арьендо, молча и со значением, кивнул, соглашаясь со сказанным, а Феликс после секундной паузы добавил:
– Ну что, профессор, я постиг суть предмета во всём его многообразии?
– Почти, но есть ещё одна последняя и самая важная деталь этой головоломки, Фел, – с каменным выражением лица ответил Арьендо, и когда через мгновение двери пневмолифта открылись, доставив их на научный уровень станции, профессор, воздев вверх свой могучий перст со всей присущей ему серьёзностью, произнёс. – Всё дело в том, Фел… что мне просто понравилось это название.
И рассмеявшись своим раскатистым басом, по-приятельски хлопнув рукой по спине усмехнувшегося Ветрова, Арьендо вышел из лифта.
