Сергей Юльевич Витте
По поводу непреложности законов государственной жизни

Закон 1890 г. не оказал благотворного влияния на земскую деятельность

Обратимся теперь к рассмотрению второго из намеченных вопросов, какое влияние оказало Положение 1890 г. на ход земской деятельности в смысле ее оживления, в смысле успешности и плодотворности ее результатов. Правда, с тех пор, как закон 1890 г. возложил на губернаторов опеку над земскими учреждениями, сделал их нравственно ответственными за успешность деятельности последних, в отчетах начальников отдельных губерний встречаются иногда указания на благотворные результаты, достигнутые законом 1890 г. и его удачным практическим применением в сфере земской деятельности. К сожалению, удостоверяемое немногими губернаторами прекрасное состояние земских дел в некоторых губерниях является, по-видимому, лишь тем редким исключением, которое только подтверждает общее правило; об общем же неудовлетворительном положении хозяйственной части в губерниях земских имеется красноречивое свидетельство самого Министерства Внутренних Дел. В представлении в Государственный Совет (стр. 37–39) и в объяснительной записке к сельскому продовольственному уставу (стр. 3–9, 27–33) названное ведомство, указывая на ряд ошибок, допущенных земствами при производстве продовольственной операции в 1891 г., самым обстоятельным образом доказывает всю неспособность их вести важнейшую отрасль их деятельности – продовольственное дело^[230].

Министерство Внутренних Дел удостоверяет, что заведование делом народного продовольствия является задачей, для земских учреждений непосильною. Оказывается, что в губерниях не земских дело это стоит лучше, что за земскими собраниями совершенно невозможно сохранить распорядительную власть по обеспечению народного продовольствия и что существенно необходимо наряду с земскими управами привлечь к активному участию местные административные органы, поставив деятельность тех и других в правильное соотношение и подчинив ее непосредственному наблюдению и руководству губернского начальства. Для достижения же этой цели проектируется испытанное средство – усиление приказного элемента: предполагается целая организация бюрократических органов по заведованию продовольственным делом чрез учреждение особого продовольственного отдела в составе Хозяйственного Департамента, а на местах – чрез учреждение должностей непременных членов губернских присутствий и усиление личного состава земских начальников. Предположительная смета всей этой организации достигает 300 тыс. руб., не считая расхода на увеличение числа земских начальников.

Далее, по поводу выраженного в отзыве Министерства Финансов сомнения, не преждевременно ли изъятие продовольственного дела из ведения земства в виду ст. 109 земского Положения 1890 г., предоставляющей земству право составления обязательных постановлений по продовольственной части, Министр Внутренних Дел объяснил^[231] следующее: «Надлежит указать на тот знаменательный факт, что, несмотря на введение в действие нового земского Положения, повсеместно с 1892 г., Министерству Внутренних Дел неизвестно ни одного обязательного постановления, составленного земскими собраниями по продовольственному делу. При таком отношении земских учреждений к этой области их ведения едва ли есть основание выжидать далее результатов применения земского Положения 1890 г., а равно и сохранять за земскими собраниями принадлежащее им по действующему закону право разрешать продовольственные вопросы». Поэтому Министр Внутренних Дел признает «безусловно, необходимым изъять дело продовольственной помощи из ведения земских учреждений».

Трудно, конечно, было бы осудить более решительно не только деятельность земства по продовольственной части, но даже и самую организацию земского управления, по крайней мере, в применении к народному продовольствию. Нельзя поэтому не выразить некоторого удивления, что заявление о достигнутом упорядочении деятельности земства делается тем же ведомством, которому принадлежит приведенная характеристика. Не менее удивительно, что и проект нового продовольственного устава в записке Министра Внутренних Дел (стр. 58) тоже зачисляется в число мер, принятых для упорядочения земского хозяйства и управления. Сокращение компетенции земства не может, конечно, вызвать возражений со стороны противников самой идеи его, но лица, выступающие в защиту земского самоуправления, казалось бы, не должны пользоваться этим доводом в свою пользу.

Если от приведенной Министром Внутренних Дел характеристики деятельности преобразованного земства по части продовольственной обратиться к результатам его деятельности в деле ведения финансового хозяйства и провести в этом отношении параллель между земством прежним и земством обновленным, то результат такого сравнения будет также далеко не в пользу последнего. Прежде всего рост земских расходов и сборов отличался в текущем десятилетии большею быстротою, чем в конце предшествующего. В 1885 году общая совокупность земских расходов (по сметам) достигала в: 34 губерниях 43 248 т. р.^[232] к 1890 г. она повысилась до 47 051 т. р., или на 8,8 %. С 1892 года вступает в действие преобразованное земство – в 1895 г. бюджет достигает уже 65 881 т. р.^[233], т. е. превышает бюджет 1890 г. уже на 40 %. Таким образом, то процентное увеличение земских расходов, которое в конце восьмидесятых годов было достигнуто за пять лет, в начале текущего десятилетия является результатом деятельности земства уже за один год. В последующие годы расходы земства росли почти также быстро: в 1898 г. земский бюджет определился уже в 80 045 т. р., увеличившись, сравнительно с 1895 г. на 20 %.

Наряду с расходами, возрастали, разумеется, и сборы. Оставляя в стороне неокладные поступления в пользу земства и доходы от обложения строений разного рода, я остановлюсь лишь на поземельном земском сборе, возрастание коего объясняется, особенно в текущем десятилетии, конечно, не увеличением доходности земель. В 1885 г. сборы в пользу земства с земель частных владельцев и крестьян не превышали 25 717 т. р.^[234] чрез пять лет они повысились до 27 630 т. р., т. е. на 7,4 % или всего на 1,5 % в год. Обновленное земство, по-видимому, признало такую осторожность в деле земельного обложения излишнею и к 1895 г. повысило поземельный сбор до 35 129 т. р., или на 27,2 % против нормы 1890 г., а к 1898 г. – до 38 847 т. р., допустив вторичное увеличение еще на 10,3 %. В среднем же в год поземельный земский сбор увеличивается за первые пять лет текущего десятилетия на 5,4 % а за последующие три года – на 3,4 %. Между тем эти годы ознаменовались рядом в высшей степени неблагоприятных для землевладельцев и земледельцев явлений, тогда как конец восьмидесятых годов был для этого класса населения гораздо более благоприятным. Ясно, таким образом, что до его обновления земство относилось к платежным силам населения с большим вниманием и развивало свой бюджет в большем соответствии с ними, чем земство, обновленное по закону 1890 г.

Если затем взглянуть ближе, какие именно потребности вызывают увеличение сборов в обновленном земстве, то ответ также будет едва ли благоприятный для этого последнего. Рассмотрение составных частей земских бюджетов ясно показывает преобладание расходов, производимых по усмотрению земства, над расходами, предписанными законом. Достойно внимания и то обстоятельство, что в конце прошлого десятилетия соотношение между теми и другими расходами прошлого десятилетия, при деятельности преобразованного земства, первые, т. е. необязательные, расходы получают все усиливающееся преобладание над расходами обязательными^[235].

Сравнение бюджетов показывает далее, что до нынешнего десятилетия земство было довольно умеренно в удовлетворении необязательных расходов, а издержки на содержание собственного управления даже сокращало. За последнее время картина резко изменяется: в сметы включается немало таких расходов, которые прежде не производились, издержки на народное здравие и образование увеличиваются вдвое, а наряду с сим возрастает свыше, чем на 50 %, расход на земское управление^[236].

Вследствие чрезмерного увеличения необязательных расходов пришлось прибегнуть и к повышению поземельного обложения, которое легко могло бы быть устранено, если бы в развитии своего хозяйства земство более сообразовалось с естественным увеличением источников своих доходов. С 1885 по 1898 г. земский бюджет возрос на 37 млн. руб., обложение же земель на 13 млн.; следовательно (предполагая равновесие доходов с расходами), остальные земские поступления возросли на 24 млн. руб., из них лишь небольшая часть (сборы со строений) зависела от общего повышения земского обложения^[237]. Таким образом, даже вовсе отказавшись от увеличения процента обложения, земство располагало бы значительным количеством новых доходов, которые и могли бы пойти на необязательные земские потребности. Следовательно, повышение земских сборов вовсе, казалось бы, не было неизбежно, и если бы земства остались верны традициям, сложившимся в конце восьмидесятых годов, то не было бы и прироста сборов. Где же упорядочение земской деятельности, где результаты упомянутых Министерством Внутренних Дел мер?

Конечно, можно возразить, что деятельность земских учреждений не должна быть оцениваема только по соображению с умеренностью взимаемых ими сборов; что задача земства состоит, прежде всего, в удовлетворении местных потребностей, и чем шире они удовлетворяются, тем лучше; что поэтому увеличение земских расходов за последнее время свидетельствует о правильном понимании земством своих обязанностей. Но с этими возражениями весьма трудно согласиться, ибо для правильного хода общественного хозяйства, как и хозяйства частного, необходимо тщательно сообразовать размер его с имеющимися средствами, и всякое уклонение от этого правила, даже с наилучшими целями, неминуемо приводит к расстройству хозяйства. Кроме того, сама записка Министра признает, что быстрое возрастание земских сборов является одним из недостатков деятельности земства, устранение которого возможно лишь с установлением в законе точных правил о предельном размере земского обложения. Отсюда необходимо вытекает, что чем быстрее повышаются земские сборы, тем менее удовлетворительною в финансовом отношении можно признать деятельность земства; а так как усиленное возрастание земского обложения замечается именно в последнее время, в текущем десятилетии, то отсюда уже само собою следует, что после обновления земства в общем направлении его финансовой деятельности произошло не улучшение, а значительное ухудшение. В письме от 10 ноября 1898 г. Министр Внутренних Дел сам заявлял, что в свою поездку по неурожайным губерниям имел случай убедиться на месте в настоятельной необходимости, в целях ограждения земельного владения от чрезмерного увеличения земских сборов, немедленного, не дожидаясь завершения предпринятой земством, на основании закона 1893 г., переоценки недвижимых имуществ, закрепления нормы существующего обложения. Это убеждение, очевидно, могло сложиться под влиянием данных, свидетельствующих о неправильном ходе земского хозяйства. Если бы высказываемый мною взгляд на хозяйственную деятельность земства не отвечал воззрениям Министерства Внутренних Дел, если бы современные земские бюджеты были результатом дружного взаимодействия земства и наблюдающего за ним ведомства, то какую цель преследовали бы правила о предельности земского обложения? От кого ограждали бы они плательщиков земских сборов, от земства ли, или от руководящего деятельностью его Министерства Внутренних Дел и его местных органов?

Таким образом, сопоставление финансовых итогов деятельности прежнего и обновленного земства в связи с вышеприведенным свидетельством самого Министерства Внутренних Дел о печальном состоянии продовольственной части и полной неспособности нового земства привести ее в порядок, все это, казалось бы, довольно ясно свидетельствует, что с изданием закона 1890 г. не только никакого улучшения в земском хозяйстве не последовало, но что хозяйство это клонится к упадку. Ближайшие причины такого упадка вполне ясны.

В периодической печати все чаще и чаще сообщаются сведения о несостоявшихся земских собраниях за неприбытием узаконенного числа гласных, о несостоявшихся выборах, и другие подобные данные, свидетельствующие об усиливающемся равнодушии местного общества в делах земского самоуправления. Весьма определенные на этот счет указания можно найти и во всеподданнейших отчетах губернаторов. Так Московский губернатор, имеющий дело с одним из наиболее деятельных и сильных, по личному составу и материальным средствам, земств, во всеподданнейшем отчете своем за 1895 год засвидетельствовал, что в земских учреждениях замечается большой недостаток служащих, и состав их настолько неудовлетворителен, что в двух уездах потребовалось назначение председателей земских управ от Правительства. Еще более красноречивое свидетельство имеется в отчете того же губернатора за 1897 г.: «Деятельность земства вверенной мне губернии», говорится в этом отчете, «с каждым годом все более и более отдаляется от тех основных начал, на которых, по глубокому убеждению моему, зиждется Положение о земских учреждениях. Положением этим местное население призвано законом к заведованию делами о земских пользах и нуждах. Между тем большинство землевладельцев относится к предоставленному им праву более чем индифферентно, и чрез это земские собрания приняли характер одной формальности, а дела вершатся управами, состав коих, в свою очередь, заставляет желать весьма много. Это, естественно, повлекло за собою образование при управах обширных канцелярий и приглашение на земскую службу разных специалистов, статистиков, агрономов, педагогов, санитарных врачей и т. д., которые, чувствуя свое образовательное, а иногда и умственное превосходство над земскими деятелями, начали проявлять все большую и большую самостоятельность, что в особенности достигается путем открытия в губернии разных съездов, а при управах – советов. В результате, все земское хозяйство очутилось в руках лиц, ничего общего с местным населением не имеющих. Бесспорно, и среди этих лиц весьма много личностей, вполне благонамеренных и заслуживающих полного уважения, но на свою службу они не могут смотреть иначе, как на средство к существованию», а пользы и нужды местные их лишь настолько могут интересовать, насколько от таковых зависит их личное благополучие. По глубокому моему убеждению, подобно тому, как в частном хозяйстве, как бы хорош ни был управляющий, он никогда не заменит хозяина, так и в земском деле наемник не может заменить собственника. Против такого заявления губернатора последовала Высочайшая отметка: «К сожалению, это так».

Приведенное свидетельство отчета начальника одной из лучших и передовых губерний весьма красноречиво говорит о настоящем положении земского дела. Интерес к нему местных жителей неуклонно слабеет, органы самоуправления получают все более и более бюрократический характер, приобретают все недостатки правительственной администрации, не имея ни одного из ее достоинств. «Создается», – говоря словами отзыва Обер-Прокурора Святейшего Синода, – «серия чиновников, действующих бесконтрольно и составляющих нередко новое бремя для населения»^[238]. Это положение есть, несомненно, прямой результат всех вообще стеснительных мер, которые принимались и принимаются Правительством по отношению к земству. И можно быть твердо уверенным, что, чем более будет стесняться деятельность земства, тем более будет охладевать интерес к ней общества, а при последовательном неуклонном проведении принятой по отношению к земствам политики Министерства Внутренних Дел они мало-по-малу приблизятся к типу нашей дореформенной шестигласной думы, которая хотя и причисляется запискою Министра к учреждениям, осуществлявшим столь свойственные народу русскому принципы самоуправления, но которая едва ли может считаться не только идеальным применением этих принципов, но даже просто сколько-нибудь пригодным органом для ведения самого несложного хозяйства. С другой стороны, можно быть также твердо уверенным, что, как бы ни увеличивалась над земствами правительственная опека, фактически губернаторы все же лишены будут возможности оказывать положительное влияние на ход, а тем более на упорядочение земского хозяйства. Предоставить им сколько-нибудь серьезное право активного участия в ведении этого хозяйства без полного упразднения земского самоуправления нельзя; с одними же правами контроля, запрета и протеста, как бы сильны ни были эти, по существу своему, тормозящие, а не двигающие, права, – нельзя вести никакого живого дела.

Политическая тенденция не исчезла и в обновленном земстве

Остается рассмотреть еще один вопрос – исчезла ли с изданием Положения 1890 года политическая тенденция земств, их стремление к участию в законодательной деятельности?

Для ответа и на этот вопрос в записке Министра Внутренних Дел не дается никаких данных. Потому мне приходится говорить о событиях, о которых я не желал упоминать, и притом о событиях недавнего прошлого, которые, казалось бы, должны быть близко известны Министру Внутренних Дел, и которым, однако, записка не придает, повидимому никакого значения. Приходится вспоминать адресы земств, поданные по случаю восшествия на Престол благополучно Царствующего Государя Императора – адресы, в которых довольно ясно сказалось прежнее, но затаенное ныне, стремление земства выйти из сферы местных дел, ему предоставленных. Как известно, 9 земств (Тверское, Тульское, Уфимское, Полтавское, Саратовское, Тамбовское, Курское, Орловское и Черниговское) в своих обращениях к Монарху прямо или косвенно выразили протест против существующего порядка и просили о допущении земств к участию в законодательных работах. За подачу подобных же адресов высказалось большинство собраний земств Псковского, Новгородского и Смоленского, которые отказались от состоявшихся уже постановлений только после того, как выяснилось, что адресы, поданные другими земствами, встречены весьма неблагосклонно, что адрес Тверского земства даже не принят Государем и что на докладе о нем Министра Внутренних Дел последовала Высочайшая резолюция: «Я чрезвычайно удивлен и не доволен этой неуместной выходкой 35 гласных губернского земского собрания». Нельзя, однако, не отметить, что, напр., в Новгородском земстве администрации и председателю собрания стоило больших трудов предотвратить подачу адреса. Этим земством адрес был принят после тщательного обсуждения всем составом собрания, заседание которого состоялось уже после того, когда стало общеизвестным, что двое из трех депутатов Тверского земства – Родичев и Головачев – не будут приняты Государем, и только в одно из следующих заседаниях губернский предводитель дворянства кн. Васильчиков успел добиться отмены постановления о подаче адреса^[239].

Правда, в поданных адресах заметно стремление смягчить выражение их мысли, прикрыть ее условными фразами. Памятуя о прошлых печально окончившихся попытках, земства стараются говорить иносказательными намеками; но основная мысль весьма ясна и нашла себе вполне точное выражение в словах Государя Императора, определившего ее как «мечтание об участии представителей земства в делах внутреннего управления»^[240].

Особенный интерес представляет адрес Черниговского земства. Адрес этот, во-первых, заслуживает внимания потому, что земство решило подачу его уже после приема Императором депутаций 17 января 1895 г., когда вполне выяснилось, что высказываемые земствами пожелания не отвечают видам Государя Императора, и, во-вторых, он может служить лучшим ответом на все уверения записки Министра Внутренних Дел о достигнутом законом 1890 г. объединении деятельности земства с органами Правительства. Из названного адреса вполне ясно, что не только никакого единения не достигнуто, но что земство по-прежнему чувствует недоверие к себе со стороны Правительства, чувствует все те стеснения в своей деятельности, о которых говорила еще приведенная выше, поданная в 1880 г. записка Елисаветградского земства, и желает во что бы то ни стало освободиться от этих стеснений. «Доверие Вашего Величества», говорит, между прочим, адрес, «нам так же необходимо и драгоценно, как свет и воздух для развития всего живого. Под сенью этого доверия мы будем жить радостной надеждой, что получим возможность, в кругу нашего ведения, самостоятельно оценивать наши местные пользы и нужды, что нам даровано будет право беспрепятственно возлагать исполнение земских обязанностей на лиц, которых мы считаем наиболее достойными; что деятельность наша в пределах Высочайше дарованных нам прав будет протекать под строгой охраной закона; что в самой важной области нашей деятельности, в деле народного образования, мы будем освобождены от целого ряда неблагоприятных условий, стесняющих эту деятельность, и что при большем развитии гласности ярче выяснятся нужды и все стороны нашей местной жизни, заботы о которых предоставляются земству».

Все адресы, поданные земствами в 1894–1895 гг., не были результатом случайного увлечения мимолетной идеей; они были прямым следствием удобного, по их мнению, момента для выражения все той же старой мысли земцев о необходимости добиться участия в законодательстве и центральном управлении. Эта мысль, несомненно, не умерла еще в среде земской и поныне, да и по самой природе вещей и не может умереть.

В Министерстве Финансов нет, конечно, достаточно полного материала для характеристики настоящего положения дела, но тем не менее не трудно привести отдельные многоговорящие факты. Так, во всеподданнейшем отчете за 1894 г. Уфимский губернатор заявлял, что «губернское земство решилось домогаться, чтобы в заседании высших правительственных учреждений были допущены представители всех земств России при суждении о вопросах, касающихся земств и, в частности, – об изменении системы народного продовольствия»^[241]. Против этого заявления последовала Высочайшая отметка: «К серьезному вниманию Министра Внутренних Дел». Вследствие сего, в заседании Комитета Министров 11 июня 1896 г., были представлены надлежащие разъяснения, в коих, хотя и заявлялось, что губернатор «придал всему делу не надлежащий характер», но с пояснением, что еще в марте 1895 г. Начальнику Уфимской губернии предложено было разъяснить земству о превышении им своих полномочий и что еще ранее, в феврале 1895 г., «в конфиденциальном циркуляре сделано было надлежащее разъяснение губернаторам, какое значение имеют в общем строе государственного управления земские и городские учреждения и каких предметов названные учреждения не должны касаться в своих постановлениях».

Еще более красноречивое указание имеется во всеподданнейших отчетах Тверского губернатора. «С самого начала введения в губернии в действие Положения 12 июня 1890 г.», говорится в последнем отчете за 1898 г., «ведется партийная борьба, при которой правильной деятельности земства трудно и ожидать». Какого рода эта борьба и в каком направлении она ведется, едва ли нужно говорить; но для устранения всяких на этот предмет сомнений достаточно обратиться к отчету того же губернатора за 1894 г. В этом отчете значится, что «с конца пятидесятых и начала шестидесятых годов образовался тесно сплоченный кружок людей либерального направления, который, постоянно разрастаясь, приобрел исключительное господство в губернии и сосредоточил в своих руках все ведение дела губернского земства». Наконец, из отчета того же губернатора за 1895 г. видно, что борьба с земской оппозицией составляет тяжелую задачу местной администрации и что от председательствующих в земских собраниях предводителей дворянства требуется иногда «гражданское мужество» для выполнения конфиденциальных циркуляров Министерства Внутренних Дел о предметах, которых земские учреждения не должны касаться. Губернский предводитель дворянства, пишет губернатор в названном отчете, перед земским и дворянским собраниями сдал должность Тверскому уездному предводителю, сам же продолжал выходить из дому; в свою очередь, Тверской уездный предводитель, в перерыве заседания собрания, сдал по болезни должность Новоторжскому предводителю, а этот последний также оказался больным, и за него в собрании председательствовал Старицкий уездный предводитель, что, по мнению губернатора, объясняется, между прочим, отсутствием гражданского мужества у многих дворян.

Приведенные заявления Тверского губернатора, казалось бы, могут служить лучшим ответом на все заверения записки Министра Внутренних Дел, будто после закона 1890 г. исчез даже призрак политических стремлений земств. Политическая тенденция с основания земских учреждений до самого последнего времени то подавлялась, то вновь воскресала; но несомненно, что ею отмечена вся 35-летняя история нашего земства^[242]. В затронутом мною вопросе о значении земства в системе нашего государственного строя тенденция эта имеет гораздо большее значение, чем то, которое придает ей записка. Те немногие данные, которые сделались достоянием общих официальных источников, а также разрешенной и запрещенной литературы, и лишь отрывочно сгруппированы выше, более чем достаточны, чтобы усомниться в заверении записки (стр. 53), будто все конституционные стремления земств сводились к пустой шумливой оппозиции губернскому начальству нескольких крикунов и политиканов в немногих («в виде редких исключений») уездах. Высказывая подобную уверенность, составители записки либо не вполне искренни, либо они не имели возможности принять во внимание несомненно разнородный и богатый, но секретный материал, какой имеется в делах Министерства Внутренних Дел. По-видимому, даже обозрение подпольных листков, которое по их словам было ими сделано, произведено весьма поверхностно, так как в записке деятельность земцев, агитировавших в пользу расширения прав земства и созыва земского собора, смешана с деятельностью террористов и анархистов, пытавшихся воспользоваться студенческими и иными беспорядками в целях своей преступной пропаганды (см. стр. 44).

Если даже просто подсчитать все те земства, которыми прямо или косвенно заявлялись ходатайства о допущении их к участию в законодательстве, то получится не несколько отдельных уездов, а не менее половины всех земских губерний. Но если ознакомиться с содержанием ходатайств и принять во внимание, при каких условиях эти ходатайства заявлялись, и какими мерами предотвращались подобные же заявления в других губерниях, то станет довольно ясно, что земское движение в пользу земского собора много серьезнее «пустой шумливой оппозиции губернскому начальству». Во главе движения шли, конечно, вожаки (крикуны и политиканы, как характеризует их записка Министра Внутренних Дел); но если за этими «политиканами» так дружно шло огромное большинство самых благонадежных, самых благонамеренных земцев, то не служит ли уже одно это доказательством, что в самой постановке земского дела что-то неладно, что в нем есть какая-то несообразность, какое-то политическое несоответствие всему государственному строю и что надо серьезно подумать, прежде чем переносить земские учреждения на обильные всякими политическими брожениями окраины. Движение, проявившееся в земствах после введения в действие закона 1890 г., по моему мнению, заслуживает самого разностороннего внимания Министра Внутренних Дел при дальнейших мероприятиях в области земского дела. Это движение более мягкое по внешней форме, но по внутреннему содержанию гораздо более знаменательно, чем даже резкое движение 1879–1883 гг. Для надлежащей его оценки надо помнить, что законом 1890 г. земству дана сословная окраска, усилен в собраниях правительственный элемент, что в состав губернских земских собраний введены все уездные предводители дворянства и земские начальники, и если такое обезличенное сословно-бюрократическое земство продолжает, тем не менее, проявлять политическую тенденцию, то над этим следовало бы призадуматься.

Итак, ближайшее рассмотрение результатов, достигнутых применением закона 1890 г., ясно показывает, что закон этот не имеет того значения, какое Министр ему придает, во всяком случае, результаты далеко не таковы, чтобы на них можно было успокоиться за настоящее и не тревожиться за будущее.

Ни единения с органами Правительства, ни оживления и желательных успехов в земской деятельности, ни исчезновения политической тенденции обновленных земств не последовало. Наоборот, в новых земствах замечается быстрое возрастание земского обложения именно на потребности, удовлетворяемые по усмотрению земства, в том числе и на такие, поручение коих земству не соответствует, по мнению Министра Внутренних Дел, задаче государства (народное образование). Увеличилась рознь между земством и Правительством, и, наконец, усилилось индифферентное отношение земских гласных к делам местного управления, а равно фактическая зависимость распорядителей земского хозяйства от канцелярий; появляется даже особый класс чиновников, но только земских – всякого рода вольнонаемных специалистов, приставленных к отдельным отраслям администрации земских управ.

Это ли идеал Министерства Внутренних Дел? Это ли основа экономического процветания и политического могущества государства?