полная версия
Сергей Владимирович Киреев
Люди идут по дороге
«Сбыт наркотиков, кража, разбой, хулиганка, угон…»
Сбыт наркотиков, кража, разбой, хулиганка, угон, —
Наконец-то мы взяли его. Будет строг приговор.
Можно выпить по сто. Доказательств – телега, вагон.
Но с арестом не очень спешит в этот раз прокурор.
Мы сидим за столом, как во сне.
«Всё забыть!» – вот такой нам приказ.
Наш герой будет вновь на коне.
Нам его выпускать через час.
Колыма по нём плачет, но наших полковников в транс
Ввёл, впечатал звонок из почти что космических сфер,
Из каких-то неведомых нам безвоздушных пространств,
Где и ходят, и дышат-то все на особый манер.
Впятером в кабинете сидим.
Холод, сумрак на сердце у нас.
Ничего мы не сделаем с ним.
Нам его выпускать через час.
Гений личного сыска, Серёга, застыл у окна:
«Я жены не видал десять дней, это всё, это край!
С новой силой разводом, как лезвием бритвы, она
Мне грозит: или я, или служба твоя, выбирай!»
Он по тыкве себя долбанул,
Аж посыпались искры из глаз.
VIP-клиент наш за стенкой уснул.
Нам его выпускать через час.
Адвокат его ждёт – он не то, чтобы пешка в игре, —
Важный винтик, заклёпка, – сидит себе тихо в углу.
Дочь его, мы всё знаем, полгода сидит на игле.
Тот, что спит, и пихнул её, дуру, на эту иглу.
Гонорар – он, главнее, чем жизнь:
Адвокат указал курс и путь
Чёрту нашему: «Дурень, очнись!
Всё, что ты подписал, позабудь!»
Он проснётся и скажет нам: «Арриведерчи, мерси!»
«Как же так? – напоследок дежурный вздохнёт, – Бог ты мой! —
Хорошо хоть, на нашем «Уазике», как на такси,
Нам обратно его не везти на Рублёвку домой!»
Нет десертов у нас в КПЗ.
Он на это плевал тыщу раз.
Он суфле, и желе, и безе
Будет трескать, подлец, через час.
Но однажды папаню его в свой черёд сковырнут,
Как поганку с пенька: «Будь скромнее отныне и впредь!»
Только свистнуть собратьям – с костями любого сожрут,
Там у них на Олимпе грызня не на жизнь, а на смерть!
Вот и рухнет он вниз свысока,
И сыночку не скрыться от нас.
Он получит своё, а пока
Нам его выпускать через час…
2009
««Расскажи про войну, как там было» – «Да ладно, не к спеху…»
«Расскажи про войну, как там было» – «Да ладно, не к спеху,
Подрастёшь, вот тогда…» Я подрос, и всё чаще мне снится,
Как мой дед мне однажды друзей своих, юных морпехов
Фотографию дал и сказал: «Посмотри на их лица».
Я узнал от него, как им дождь малевал небо в клетку,
Как от минных разрывов ворочалось море во гневе,
Как в глубокие рейды они уходили, в разведку,
И как с ними на равных дрались егеря группы «Север».
Поле боя – прибрежные сопки, так было в ту зиму.
В горных войнах они мастера, эти рослые фрицы.
«Всё равно, – дед сказал, – на секунду, на миг впереди мы.
Где морпех, там победа в бою – посмотри на их лица!»
«Эх, засада была – дед сказал, – нас лихая орава,
Как лавина, накрыла в ту ночь, как волна с головою,
Вон, смотри, мы на фото с моим старшиной – сбоку, справа, —
Те, кто выжил тогда в той резне, из пятнадцати двое».
Немец Арктику нашу топтал, не сказать, чтобы долго,
Пулю в лоб промеж глаз получая нередко, но метко,
А потом уносился по снегу, как заяц от волка.
Нет его, потому что морпехи ходили в разведку.
Ни штыка, ни ствола у меня. Всё равно я воюю.
Те морпехи со мной. Им бы то, что сегодня творится
Не видать никогда. Знаю, верю: успею, смогу я
Выиграть бой, устоять, уцелеть. Я смотрю на их лица.
2008
«Лёха сел случайно. Отсидел. В Москву приехал…»
Лёха сел случайно. Отсидел. В Москву приехал,
Суп спросил с форелью в привокзальном кабаке.
«Долго будет, парень!»
«Да и ладно, мне не к спеху.
Я пока газету почитаю в уголке».
Вот к нему две шмары
Подгребли на пару:
Здрасьте, тары-бары, будем пить до дна, —
Всё при нас, ты глянь-ка, —
Будет пир, гулянка!
Клавка и Оксанка —
Наши имена!
Первый тост – за встречу,
За прекрасный вечер!
Фронт работ намечен, —
Можно так сказать, —
Будут танцы-шманцы.
Все у Лёхи шансы,
Если есть финансы,
Их обеих снять!
Лёха – самый добрый по всему родному краю,
Он не торговался, сразу «двушник» отстегнул,
Говорит: «Девчата, я Оксанку выбираю!
А тебе, Клавди́ я, – две поллитры на разгул!»
Он вскочил со стула,
И Оксанка скулы
Напрягла, моргнула
Как-то вбок: «Ты сядь!
Я полна страстями!
И бокал, как знамя,
Я хочу с друзьями
За тебя поднять!»
И из дальних, тёмных
Из углов укромных
Молодых, огромных
Привела парней
И хохочет борзо:
«Все свои, не бойся,
А от дружбы польза
И тебе, и мне!»
Парни скалят фиксы: «Нынче с заработком туго,
Помоги нам, Лёха, дай деньжат, стакан налей,
Мы культурно просим – как товарища, как друга,
Ведь должны же люди за других болеть людей!»
Что ж? Нормально – на-кось! —
Ящик водки, закусь, —
Если сикось-накось
Бизнес у ребят,
Им налить – святое!
И за Лёху стоя
Пьют, как за героя,
И ещё хотят!
Парни смотрят жадно:
«А деньжат, деньжат-то?
Лёха, ты же брат нам!»
«Есть же, есть пути!» —
Это девки встряли.
Но в ответ: «Едва ли.
На лесоповале
Платят не ахти!»
Вот Оксанка мечется, мотая мутной рожей,
В пляс пошла, споткнулась, лоб разбила об стакан!
Лёха на бинты порвал и скатерть, и одёжу,
Чтоб она, зараза, как бревно, вот так вот лёжа,
На рабочем месте не скончалася от ран!
Парни рвут подмётки:
«А ещё по сотке?»
И стальные нотки
В голосах сквозят:
«Помнишь? Мы же дружим!
Веселее! Ну же!»
И клыки наружу:
«Надо денег, брат!»
Лёха крикнул: «Хватит!
Не идёт, не катит!
Это ж просто начат
От балды шабаш!»
Парни брови хмурят:
«Помогай, в натуре,
А не то ты, дурень,
Здесь концы отдашь!»
Лёха стойку принял: пойте, трубы! Лейся, песня!
Но лихая нечисть налетела со спины!
Лёха крикнул, падая: «Ребята, так не честно!
Как же вы так можете, братишки, друганы?»
Лёхе из-за бабок
Нос сворочен набок.
Добрый – значит, слабый, —
Так выходит, что ль?
Нет, не так! – он бьётся,
Он в атаку рвётся:
Путь один – бороться!
К чёрту страх и боль!
Он стакан «Боржому»
Главному, старшому
Дал: «Мотай до дому,
Там с марухой пей!
Что мурло раззявил?
Я в боях без правил
На ковре оставил
До хрена людей!»
Лёху на паркете в развесёлом переплясе
Затоптали, суки, – вот такой вот он, финал,
Но и он хлебало кой-кому поразукрасил,
Даже, вон, Оксанка поимела свой фингал!
Вот она для вида
Поскулила, гнида,
У неё обида: все не так пошло́!
Но зато отрада —
Что ментовка рядом,
Там сидит, кто надо,
Он накажет зло!
Вот явился «мусор»
И вращает усом,
Пучеглазый, вялый,
Как вареный рак:
«Эх, зачем ты, Лёша,
Дорогой, хороший,
Распрекрасный малый,
Завернул в кабак?»
Вот его закоцали в железные браслеты:
Мол, зачем ты женщину при всех с торца урыл?
В ментовской сказали: «Тут вообще базара нету,
Их одних свидетелей почти что сорок рыл!»
Суд идёт. Все встали.
Прокурор вначале
Огласил детали,
А потом всё злей
Речь держал, всё строже
(Говорят, он тоже
Был к Оксанке вхожий
В юности своей).
Лёха шепчет: «Где я?»
Зал застыл, немея:
Жалко Алексея,
Сел за просто так.
И, хмельной немножко,
Дождь стучит в окошко:
«Эх, зачем ты, Лёшка,
Завернул в кабак?»
Пятерик впаяли – полноценный, полновесный!
Лёха в клетке, бледный, тихо шепчет у стены:
«Как же вам не совестно, ребята? Так не честно!
Как же вы так можете, братишки, друганы?»
Звуки до сознанья долетают, как сквозь вату,
Дрожь в башке у Лёхи. Все сложилось у него:
Ближнему поможешь – будь на стрёме, жди расплаты,
Добрый – значит, слабый, да ещё и виноватый!
«Эй, страна родная, – Лёха шепчет, – ты чего?»
1996
«Чувихи в нашем городе портовом…»
Чувихи в нашем городе портовом
Порхают по панелям – прыг да скок!
А я – пацан в прикиде беспонтовом,
И я, как парус в море, одинок.
Шузы хочу с застёжками на шару,
Пенсне на фэйс и клифт для куражу,
Что б все с меня балдели, без базара.
И я по парку с пёрышком хожу.
И вот под кайфом, в травах по колено,
Бузует, словно трактор по жнивью,
Очкастый фраер в клифте от Кардена
И в шляпке от Версаче, мать твою!
Приплыли, чувачок! Твоя не пляшет!
Шузы на бочку! Живо! Раз-два-три!
И был туман густой, как простокваша,
И, чуть живые, тлели фонари.
Он встал, он лечит мо́зги мне угрюмо,
Да, типа, ты пацан без тормозов,
Да как я среди ночи, сам подумай,
К марухе поканаю без шузов?
Он губы, гад, кривит, он зенки щурит
И косточки плюёт от алычи:
Мол, если ты, мятежный, хочешь бури (а ты хочешь),
Так на её, в натуре, получи!
И он достал брелок, нажал на кнопку,
И тут же из кустов, из-за бугра
Слетелись, как собаки на похлёбку,
В замызганных мундирах мусора!
Они меня копытами месили,
Ломали, суки, рвали на куски,
А соловьи на ветках голосили,
И фраер протирал свои очки.
…Я срок мотаю в зоне под Ростовом.
Они меня поймали на живца.
Как был я лох в прикиде беспонтовом,
Так я им и остался до конца!
Как палку, как полено об колено
Сломал подлец и хам мечту мою:
Гулять по жизни в клифте от Кардена
И в шляпке от Версаче, мать твою!
1999
«Днём и ночью пахал, не бухал и не квасил…»
Днём и ночью пахал, не бухал и не квасил.
Мы построили им космодром.
А они: «Денег нет, вот и едь восвояси,
Мы их после по почте пришлём!»
На меня кирпичи с верхотуры валились,
Мне сосуды микроб бороздил.
Я, спасибо врачу, из прострации вылез,
Силой воли инфаркт победил!
Эх, на попутке
Ехал я к Людке,
Вез незабудки,
Ландыши вёз
С листьями мяты
Вместо зарплаты,
Рёбра помяты,
Сердце – вразнос.
Я в сельпо умыкнул две расчёски и ленту,
Я платок ей примерил: идёт!
«Не грусти, мы поедем в Москву к президенту —
Бастовать возле Спасских ворот!»
Людка (вроде жены), хоть и баба простая,
А умеет копейку считать:
«Чем кормить-то тебя? Вся заначка пустая,
Будем щавель в лесу собирать!»
Что там, в заначке?
«Примы» полпачки,
Клещи, кусачки,
Дрянь, чепуха,
Что там в копилке?
Пробки, бутылки,
Стружки, опилки,
Пыль да труха!
Мы в лесу, с нами шурин, он в ёлках умело
Пнул поганку носком сапога
И сказал: «Забастовка – последнее дело,
Самый сладкий нектар для врага!
Если старт состоялся, и спутник на взлёте,
То и не хрена лясы точить,
Вон, в райцентре врачам тоже денег не плотят,
Что ж теперь им, людей не лечить?»
Если ракета
Крутится где-то,
Дурь, что ли, это,
Страсть или блажь? —
Шурин мой Мишка
Скачет вприпрыжку:
«Знаю, в чем фишка:
Марс будет наш!»
Жарко спутнику в плотных слоях атмосферы, —
Он быстрей «Мерседеса» погнал
И антенной своей где-то возле Венеры
Ловит, сука, секретный сигнал!
А на воре, все знают, всегда, кроме шапки,
Корпус, нос, фюзеляж – все горит!
Если ты у ребят открысятничал бабки,
Значит, космос тебе не простит!
Спутник, как ворон, —
Вдаль по просторам,
(Сам-то не вор он), —
Знай, шебуршит!
Воры – в конторе,
Вот оно – горе!
Нет в этом хоре
Жизни, души!
Вот и волки вдали воют возле оврага,
И кобель с голодухи грызёт
Цепь стальную. И спутник горит, бедолага,
Нам обломок упал в огород!
Мне монтажник, мой друг, с Воркуты пишет, Колька,
Суть вопроса сумев ухватить,
Что Россия с колен встанет сразу, как только
По счетам будут люди платить!
Мелочь, детали, —
Так нам сказали,
Денег не дали —
Терпим. Шабаш,
Если по факту
В жизни, взаправду,
Нынче ли, завтра,
Марс будет наш!
2015
«Я возьму за основу…»
Я возьму за основу
Сероглазую Раю.
Я с ней выпью спиртного.
Я её уважаю.
Крепко сбитую стаю,
Сталь ствола нарезного
Уважать не желаю,
Не беру за основу.
1991
«Нас резали ночью. Я к ближнему порту…»
Нас резали ночью. Я к ближнему порту
Несусь, одурев, сквозь туман, темноту.
Пиратской посудины тающий контур
Исчез за волной. Я один на борту.
На подлый их «SOS!» мы купились, как дети.
Нам матери наши, друзья и отцы
Крестов не поставят. Вчера на рассвете
Последние двое отдали концы.
Луна вдалеке чуть светит,
И ветер безумен, лих.
Я жив, и они ответят
За мёртвых друзей моих.
Они среди скал якоря поднимают.
Им праздник, потеха охотиться в штиль.
Вон, прямо по курсу, прямей не бывает,
Две лёгкие шхуны танцуют кадриль.
Тоска тяжела, словно туша свиная,
И ладно, я жив, я ещё не в раю.
Я должен их взять. Мне поможет, я знаю
Высокая палуба в ближнем бою.
Прощай же, мой порт, мой берег.
Я спятил! Они пьяны!
Поднять паруса! Я верю,
Что силы у нас равны!
Я знаю: мне точно хватит
Огня и свинца на них,
И чем они мне заплатят
За мёртвых друзей моих!
Нет, штиля не будет, ну, что вы там, где вы,
Мне ветер рубаху и волосы рвёт.
Глоток за удачу, за флот королевы!
Орудия к бою, и полный вперёд!
Удар! Абордаж! И башкою похмельной
Тряси не тряси, поздно в пьяном бреду
Кривляться и в колокол бить корабельный!
Я жив, я пришёл. Я с удачей в ладу!
Глядите, эй, вы, ошалело и косо
На шлюпки, на россыпь прибрежных огней.
Стоять! Да какие вы, к чёрту, матросы,
Клинки наголо! Я сегодня сильней!
Пируйте, морские крабы!
Они к вам в дыму, в огне
Летят головою за борт
Искать свой покой на дне!
…Всё тихо, и в сердце ни боли, ни дрожи,
И чёрный их флаг спущен мной и сожжён.
Весёлого Роджера рваная рожа
Рассыпалась в прах и исчезла, как сон.
Я снова на рифы несусь безрассудно,
Разбитой губой припадаю к кресту.
Второе под берегом спрятано судно.
Я помню про них. Я один на борту.
Мне ветер вдогонку воет:
«Куда ты, опомнись, псих!»
Теперь им понятно, кто я.
Я в порт не уйду без боя.
Я помню друзей моих!
1996
«Рассвет…»
Рассвет
соловьиной трелью
Звенит
где-то вдалеке,
Весна
в воздухе, веселье,
А я
еду в воронке.
В ЧК —
праздник Первомая,
У них
ранний опохмел,
У них
музыка играет,
А я
еду на расстрел.
Лязг и дребезг,
разбитая улица.
Месяц в небе —
кривой инвалид.
Шо́ фер Вася
спросонья сутулится,
Он не хочет рулить, но рули́ т.
Течёт
в щели воздух синий,
А я
с крестиком в руке
В пыли
бьюсь, как в паутине,
На смерть
еду в воронке.
У них
бабы под гармошку
Кадриль
пляшут на столе
За хлеб,
студень и окрошку,
А мне
спать в сырой земле!
Нет, не спать!
Вон, заточка запрятана
Под скрипучую
ржавую жесть.
Пол шатается —
трещина, вмятина!
Процарапать!
Прорваться!
Пролезть!
Родной
город спозаранку
Погряз
в пьянке, как в песке.
Васёк,
жми, крути баранку,
Прощай,
ездий в воронке!
Ему
руки-ноги свяжут,
Толкнут
к линии огня,
Его
Родина накажет,
Его
шлёпнут за меня.
Вот я в усмерть
горилки наклюкался.
Нет, не я его
в землю зарыл!
Он был свой,
но с легавкою снюхался!
Он рулить
не хотел,
но рулил!
1996
«В этот сумрак, в этот холод…»
В этот сумрак, в этот холод —
Грустный, во хмелю,
У платформы «Серп и молот»
На скамейке сплю.
Осень, лужи, ветер в ухе,
Свист за упокой.
Я хочу своей Валюхе
Помахать рукой.
Я судьбу держал за горло,
Я на жизнь налёг.
Денег – тьма, здоровья – прорва,
Ничего не впрок.
У Валюхи то и дело
На душе тоска.
Вон, взяла, и заимела
Милого дружка.
Листья – птички-невелички —
Кружат над землёй.
Валька едет в электричке
Вместе с ним домой.
Я рукой машу вдогонку,
Я в тоску-печаль
Завернулся, как в пелёнку,
Я кричу: «Прощай!»
Ей веселье подавай-ка.
Я в делах, в бегах.
Куковать устала Валька
В четырёх стенах:
«Время подлое, лихое
На дворе опять —
Ты со мною под луною
Перестал гулять!»
Нету Вальки. Мир расколот.
Я в рукав скулю,
У платформы «Серп и молот»
На скамейке сплю.
Ветер листья обрывает
С тощего куста.
Холод. Улица кривая.
Полночь. Пустота…
1993
Песня сознательного пациента
Мой диагноз родню поразил
Типа бури, внезапной грозы:
У меня истощение сил
С элементами лёгкой шизы.
А причина-то, в общем, проста,
Что мозги у меня кверху дном —
Это ширево, дурь, наркота,
Вот и сдали меня в жёлтый дом!
Я сперва скулил, как шавка
На цепи,
Но сказал сосед мой Славка:
«Не тупи.
Мы не пашем, мы не сеем,
Ну, так что ж!
Есть ходы. Найдём, сумеем,
Всё, что хошь!»
Месяц, два – я здесь полностью свой,
Был и есть у меня карнавал!
Кайф, «колёса» всех видов и свойств
Я попробовал и перебрал!
Я всеяден. Лечи не лечи —
Я своё буду соло играть!
«Сложный случай, – сказали врачи,
Он не сможет уже завязать!»
Вот стою от всей толпы я
В стороне —
Сульфазинотерапия
Не по мне!
Но разведал про меня
Мой корешок:
Скоро будут применять
Электрошок!
Да и ладно, плевать, потерплю,
Ничего, что щекотно башке,
Мне ребята дадут коноплю,
И душа полетит налегке!
Надо морфий достать – не вопрос,
Тут такие спецы – ой-ё-ёй!
Я-то – валенок, лапоть, колхоз,
А у них кругозор – во какой!
Да, бывают перебои —
Вот стою
И на всю палату крою
Жизнь свою:
«Что-то в тумбочках, ребята,
Пустота,
Окромя денатурата —
Ни черта!»
Нам читает мораль не спеша
Медсестра. Мне-то что? Не в напряг!
Всё прекрасно в ней – мысли, душа,
И ресницы, и белый колпак!
Я влюбился в неё, мужики,
Я послал ей короткий сигнал —
Под пижамой принёс васильки,
Мне их Славка на морфий сменял!
В процедурной в полусне я
Свет гашу,
Мы шушукаемся с нею:
«Шу-шу-шу!»
У неё всё в том же ритме
Виражи,
«Если любишь, – говорит мне, —
Завяжи!»
Смех-то смехом, но вот он, прогресс:
Зуб даю, буду чист, как кристалл!
Я с иглы потихонечку слез,
Я в астрал выходить перестал!
Там, в астрале, и баб даже нет,
Ну и хрена ли мне в нём ловить?
Я иду к медсестре в кабинет,
Я найду, чем её удивить!
Стих ей в рифму, даже песню
Написав,
Я, как гордый буревестник
В небесах,
Слышу сердца зов пьянящий,
Вечный зов!
Нету в мире кайфа слаще,
Чем любовь!
Нет почётнее награды,
Что сказать?
Если любишь, значит, надо
Завязать!
Я окреп от женской ласки
Наяву!
Я в полёте, я в завязке,
Я живу!
…Выше голову, братишка,
Ё-моё!
Слезь с иглы, беги вприпрыжку
От неё!
И живи без дури, дряни,
Не тужи!
Не ходи по скользкой грани,
Завяжи!
1986
«Нинка в шёлковой одеже…»
Нинка в шёлковой одеже
У окна хлебает чай.
Каждый день – одно и тоже,
Хоть ложись и помирай.
Ветер шалый, злой, колючий,
Да печаль-тоска в груди.
Да всё тучи, тучи, тучи.
Всё дожди, дожди, дожди.
Мимо Нинкиной станицы
Колька-шо́ фер проезжал.
Он зашёл воды напиться.
Он ромашку ей сорвал.
Ехал, ехал по дороге
Тыщу вёрст – устал в пути
И от Нинки-недотроги
Глаз не может отвести.
И они вдвоём в обнимку
Заплутали в трёх соснах.
Он глядел, глядел на Нинку,
Руки гладил ей впотьмах.
На скамейке в сельском клубе,
Отыскав в пути причал,
Колька грел её, голубил,
На ладошки ей дышал.
Он собрался незаметно.
Он поехал, порулил
В полумраке предрассветном,
Как от пристани отплыл.
Огонёчками мигая,
Он в окно махнул рукой:
«Будь здорова, дорогая,
Не печалься, я с тобой».
Время мчится, пролетает —
День, неделя, месяц, год.
Нинка сохнет и скучает,
У окна сидит и ждёт.
Омут чёрный, лес дремучий
За оврагом впереди,
Да всё тучи, тучи, тучи.
Всё дожди, дожди, дожди.
Пир горою у соседей.
Девки пляшут под баян.
«Ну, когда же ты приедёшь?» —
Нинка шепчет вдаль, в туман.
Он кормил её конфетой,
Со щеки стирал слезу:
«Я тебя по белу свету,
Как царевну, повезу.
Покажу тебе столицу
И другие города!»
…Он зашёл воды напиться.
Он уехал навсегда…
1995
«Как дитя на конфетку…»
Как дитя на конфетку,
Он глядел, – будто впрок —
На любимую Светку,
Наглядеться не мог:
«Дал же Бог нам с тобою!»
А потом в пять утра
Под ружьём его трое
Увели со двора.
И закрылись ворота.
Вот и все тут дела.
Лишь неделя – всего-то —
После свадьбы прошла.
Ворон дремлет на ветке,
В будке стрелочник спит.
Светка в синей беретке
На перроне стоит.
«Эй, не лезьте, соседи,
Отцепись ты, родня!
Он здесь мимо поедет.
Он увидит меня!»
Пролетают составы,
За вагоном вагон.
Ветер, дождь. «Эй, куда вы?» —
Светка шепчет вдогон.
Чтоб народ рядом с нею
Не ходил, не зевал,
Старшина в портупее
Кого надо позвал.
За зелёную рощу,
Вдаль её, в тишь да гладь
Увезли темной ночью
Жизни срок коротать.
Сладок завтрак у Светки,
Ей дают, вон, с руки
Порошки и таблетки
От печали-тоски.
…Всё завяло, прокисло,
Паханок дуба дал —
Тот, в Кремле. Светка вышла —
И опять на вокзал.
Там кассир, словно в клетке,
И спокоен, и сыт.
Светка в синей беретке
На перроне стоит.
Пролетают вагоны,
Скрежет, стук, дым и чад,
И вороны, вороны
Всё кричат и кричат.
Дождь холодный и редкий
В серой мгле моросит.
Светка в синей беретке
На перроне стоит…
1994
«Месяц из-за облака вылез…»
Месяц из-за облака вылез.
Я с друзьями горькую пью.
Мы среди берёз повалились.
Я один остался в строю.
Я развёл костёр на поляне,
Чтоб людей берёг от беды,
Типа, как маяк в океане,
Типа, свет далекой звезды!
Девки подошли, смотрят в оба,
Водят хоровод во хмелю,
У меня любовь к ним до гроба,
Я их больше жизни люблю!
Девки верещат: «Мы согласны
Быть с тобой один на один!
Огонёк в ночи – это классно,
Веселись, гуляй, сукин сын!»
Вон, уже Маруська, оторва,
Протоптав во ржи колею,
Тянет меня в лес: «Это здорово,
То, что ты остался в строю!»
«Я во всём селе королевна!» —
Слышу Зинкин крик из груди,
Зинка мне кричит: «Ты душевный!
Ты потом ко мне приходи!
Ладно б, ты хромал на протезе,
Или слов не знал «I love you»,
В общем, шевелись, будь любезен,
Если ты остался в строю!»
Вот, собрав последние силы,
Мох пожрав во мгле, на мели,
Словно из болот крокодилы,
Парни к нам на свет приползли:
«Мы хлебали зелье из бочки,
Мы четыре дня не встаём,
Мы тут полежим в уголочке
И на фоне баб оживём!»
Мне на шею прыгнула Клавка:
«Ты как будто конь вороной!
Ты меня вези и не гавкай,
Песни мне душевные пой!
Может, ты по дому скучаешь?
Ну и хрен с тобой, мать твою!
Ты у нас за жизнь отвечаешь,
Если ты остался в строю!»
«Он для нас с тобой лучший лекарь! —
Нинке шепчет Манька, – ты глядь,
Вот его какая опека —
В женщине любить человека,
И саму её уважать!
Ах, как он к нам дышит неровно,
Он по съему стресса – король,
Он уважит всех поголовно,
Он исполнит главную роль!»
…Арии из опер, отрывки
Я под балалайку пою.
Я катаю баб на загривке.
Я один остался в строю.
Радости, любви – море, прорва!
Да уже и нет пьяных рыл!
Это хорошо, это здорово,
То, что я костёр запалил!
1997
