Леха распахнул перед ними дверь, Павел, Вика и Костя, прикрываясь надетым на головы шкафом, вышли во двор. Павлу, идущему первым, приходилось выдерживать курс, что оказалось непростым занятием – из-под импровизированной брони он почти ничего не видел.
– Возьми левее! – крикнул ему Леха. – Еще! Вот так. Теперь прямо.
Они зашагали через двор, слыша над головой хлопанье сотен крыльев. Затем загрохотал пулемет. Павел понимал, что стреляет Леха, но все равно запаниковал.
– Быстрее! – закричал тот. – Ускорьтесь, вашу мать!
Обычно хладнокровный Леха утратил самообладание, и Павел счел это плохим знаком. Снаружи явно что-то происходило. Что-то нехорошее. Но он не мог этого видеть. Ему приходилось смотреть исключительно под ноги и прилагать все внимание на то, чтобы не упасть, уронив заодно с собой весь экипаж шкафа.
Снова загрохотал пулемет. Затем Леха вскрикнул, грязно выругался, и заорал:
– Да шевелитесь вы уже!
Теперь в его голосе звучало отчаяние, и Павел понял, что время осторожности прошло.
– Побежали! – скомандовал он своим соратникам.
– Шутишь? – ужаснулся Костя. – Да я еле иду с этим гробом на голове. Еще не хватало....
Вдруг Костя оборвал свою речь, пронзительно завопив и качнувшись в сторону, из-за чего едва не уронил всех на бок.
– Что такое? – испугался Павел.
– Задница! – орал Костя.
– Да это понятно. Случилось-то что?
– Меня в зад клюнули! – взвыл Костя.
Несмотря на весь трагизм ситуации, Вика не смогла сдержать смеха. Но недолго ей довелось веселиться. Спустя секунду уже она завопила от боли, и лишь чудом не выронила раку.
– А с тобой-то что? – воскликнул Павел.
– Меня клюнули! – прокричала девушка.
Павел решил, что соратники ему попались изнеженные, раз не могут потерпеть слабую боль, вызванную ударами вороньих клювов. Но тут прилетело и ему самому.
Судя по ощущениям, в бедро ему вонзился наконечник огромного копья. Боль молнией пронзила ногу, и Павел лишь чудом не упал на колени. Ворона, атаковавшая его, свалилась ему под ноги. Павел зло наступил на нее, ломая тяжелым ботинком хрупкие птичьи кости. Он чувствовал, как по бедру струится кровь. Судя по ощущениям, пернатая гадина проделала в нем изрядную дыру.
– Быстрее! – прокричал им Леха.
Он приотстал, продолжая отстреливаться от птиц. Павел заспешил вперед, стараясь не думать о боли в ноге. И ему это удавалось, пока очередная пташка не атаковал его. Тут Павлу повезло. Птичий клюв врезался в толстый широкий ремень на его поясе и не сумел его пробить. Зато друзья страдали по полной программе. Костя вновь заорал благим матом, сетуя на то, что его зад вновь послужил мишенью для демонической вороны.
– Да где там эти ворота? – сорвавшись, завопила Вика.
И как раз в этот момент они и уперлись в них. По команде Павла они сбросил с себя тяжелый шкаф, и наконец-то смогли увидеть все.
Вороны черной тучей кружились над монастырским двором. Леха метался под ними, стреляя из пулемета в огромную стаю. Сраженные птицы градом сыпались на землю. Десятки вороньих тушек уже лежали вокруг Лехи, но сотни все еще оставались в небе.
– Давай к нам! – закричал Павел. Костя уже распахнул калитку и выпустил Вику наружу.
Леха попытался броситься к ним, но птицы мгновенно отреагировали на попытку побега. Огромная плотная стая резко спустилась ниже, начал пикировать на Леху со всех сторон. Тот вертелся волчком, поливая пернатых монстров потоками свинца. Какое-то время ему удавалось благополучно отбивать вороньи атаки, а затем его пулемет вдруг замолчал. Павел понял все сразу – кончились патроны. Больше Лехе нечем было отбиваться от пернатых бестий.
Тот отшвырнул бесполезный пулемет и рванул из кобуры пистолет. Но Павел отлично понимал, что этим оружием ворон не остановить. Понимал это, вероятно, и сам Леха, но просто не мог сложить руки и позволить птицам заклевать себя до смерти, отдавшись им на растерзание без борьбы.
И тут Павел закричал:
– Палец! Достань палец!
Леха непонимающе уставился на него. В его глазах читался вопрос – какой еще палец?
– Палец святого! – прокричал Павел. – Доставай его!
Воронья стая начала снижаться с неотвратимой решимостью. Огромная черная воронка опускалась на Леху, собираясь поглотить его навеки. Тот отбросил бесполезный пистолет, запустил руку в нагрудный карман куртки, и выхватил оттуда пакет с сушеным пальцем святого. А затем воздел его над головой, заслонившись оной реликвией от падающей сверху вороней своры.
В какой-то момент Павел решил, что это не сработает. Вороны уже почти обрушились на Леху, но в последний момент птицы словно бы уперлись в незримую преграду. Тех, что оказались слишком близко к святому персту, буквально отбросило в разные стороны, а остальная воронья масса резко набрала высоту. Птицы кружились над человеком, но больше не решались на массовые атаки. Лишь отдельные особи предпринимали подобные попытки, но сила святых мощей отшвыривала их прочь.
Леха приободрился. Его лицо, до того выражавшее мрачную покорность неизбежной судьбе, прояснилось. Он повернулся к воротам. Павел стоял в проеме калитки и призывно махал ему рукой. Леха сделал шаг в его направлении. Приготовился сделать второй, но тут дверь монастырского строения распахнулась, и во двор с пронзительным визгом вылетел Емеля. Он выглядел еще безумнее, чем прежде. Оступившись на крыльце, он скатился по ступеням, лишь чудом не переломав себе кости. При этом он не преставал визжать так, будто его уже ели заживо.
Кружащиеся над двором вороны тотчас же почуяли новую цель. Их черная, шелестящая крыльями, масса, начала опускаться на Емелю. Тот корчился на земле и вопил, ничего не замечая вокруг себя. Даже того, что сверху на него опускалась смерть.
Павлу было глубоко плевать на этого кретина, и тем сильнее оказалось его удивление, когда он заметил, что Леха сменил курс и направился обратно к зданию. Продолжая держать над головой зажатый в ладони сушеный палец, Леха добрался до Емели, пнул его ногой и крикнул:
– Вставай, дебил! Держись рядом. Я тебя выведу.
Емеля прекратил вопить, задрал голову и уставился на Леху. А заодно он разглядел черную воронью тучу, кружащуюся над монастырским двором. Его безумные глаза полезли на лоб, а рот приоткрылся для нового визга.
– Идем же! – прокричал Леха, протягивая ему свободную руку.
– Да брось ты этого барана! – не выдержал Павел.
Он не мог понять, что нашло на Леху. С чего вдруг этот мрачный и суровый человек взялся спасать гнусного Емелю? До этого он не проявлял особого милосердия к врагам, а Емеля однозначно оставался врагом, пусть и взятым в плен.
Леха наклонился ниже и попытался схватить Емелю за руку. Тот дернулся от прикосновения, как от удара током, и вдруг рывком вскочил на ноги.
– Да стой же ты, кретин! – рявкнул Леха, ловя безумца рукой.
И тут Емеля как с цепи сорвался. Он бросился прямо на Леху, толкнул его в грудь и сбил с ног. Павел заметил, как Леха, падая, выпустил из ладони небольшой черный предмет, завернутый в полиэтилен. Это был палец святого, единственная эффективная защита от темных сил.
Леха попытался схватить палец, но пробежавший мимо Емеля удружил ему повторно – поддел перст ногой и отбросил далеко в сторону. А затем во всю прыть помчался к распахнутой калитке, не переставая пронзительно вопить на бегу.
Вороны только того и ждали. Едва Леха оказался беззащитен, как черная пернатая масса обрушилась на него. Его крики потонули в громком хлопанье сотен крыльев. Птицы облепили его со всех сторон, и больше Павел не видел своего соратника. Сам он в первое мгновение дернулся, стремясь броситься на выручку Лехе, но сразу же осознал всю бессмысленность геройского порыва. Суровый молчун уже был мертв. Одержимые дьяволом птички заклевали его до смерти.
Зато Емеля все еще оставался в живых. Визжа, как резаный, он мчался к калитке, горя желанием поскорее покинуть монастырь. А за ним уже неслись вороны, неумолимо настигая добычу. И все же у Емели еще оставался шанс. Он мог успеть. Если бы ему удалось выскочить в калитку и захлопнуть ее за собой, это бы спасло его от гибели. По крайней мере, на время.
Павел захлопнул калитку прямо перед носом Емели. Тот на бегу врезался в ворота, забарабанил в них кулаками, слезно умоляя выпустить его наружу, а затем заорал так, что у Павла подкосились ноги. Похоже, пернатые демоны добрались и до него.
Павел отступил от ворот, пошатнулся, и сел на асфальт. За миг до того, как захлопнуть калитку, он кое-что заметил боковым зрением. Заметил, как нечто появилось из распахнутых дверей монастырского здания. Он не сумел во всех подробностях разглядеть это существо, и, пожалуй, к лучшему, что не сумел, однако едва эта тварь вышла во двор, как Павла словно огрели бейсбольной битой по голове. Все мышцы его тела превратились в вареные макаронины. Он без сил опустился на землю, ощущая полнейшее нежелание двигаться. Ему требовалось остаться здесь. Так будет правильно. Он посидит, отдохнет. Он ведь так сильно устал за последние дни.
Павел впал в оцепенение, и это состояние доставляло ему определенное удовольствие. Больше не надо было никуда бежать, ни с кем сражаться, не было необходимости вздрагивать от каждого шороха. Теперь все будет хорошо. О нем позаботятся. А все, что требуется ему, это спокойно сидеть на месте и ждать. К чему он и приступил, да только недолго ему удалось побыть в покое. Не прошло и минуты, как за спиной прозвучали шаги, а затем и возмущенный голос друга Кости.
– Ты какого хрена тут расселся? – заорал он люто. – Жить надоело?
Павел не шевельнулся. Он сидел лицом к воротам и ждал. Знал, что калитка вот-вот распахнется, и тогда о нем позаботятся. Эх, скорее бы.
Костя бесцеремонно вцепился в дружеские уши и выкрутил их так, что от боли у Павла ум зашел за разум. Он завопил, размахивая руками и суча ногами, одновременно стряхивая с себя навалившееся оцепенение. Затем он ошалело заморгал глазами. К нему вновь возвратился контроль над собой, но воспоминание о гадком чужеродном воздействии все еще мучило его.
– Вставай, дурень! – продолжал орать Костя, силой вздергивая Павла на ноги.
Они заспешили к машине. Вика, успевшая погрузить раку в багажник, уже запустила двигатель и с нетерпением поджидала их. Обернувшись, Павел увидел черную птичью тучу, поднявшуюся над монастырем. Ворон оказалось сильно больше, чем казалось прежде. Их были не сотни, а, пожалуй, тысячи. И где только прятались эти пернатые сволочи?
Костя чуть ли не силой затолкал Павла в салон и сам забрался следом. Не успел он захлопнуть дверь, как автомобиль сорвался с места. Костя выглянул в окно и заорал Вике:
– Газу! Газу!
Автомобиль еще не успел развить достаточную скорость, когда их настигли первые птицы. Вороньи тела принялись биться об его корпус и врезаться в стекла. Те недолго сопротивлялись ударам птичьих туш и вскоре пошли трещинами.
Воронья стая окружила автомобиль, из-за чего стало темно, будто ночью. Вика почти ничего не видела перед собой – вороны облепили лобовое стекло. И все же ей удалось разглядеть впереди прямой участок дороги. Она резко увеличила скорость. Мотор взревел, автомобиль бросило вперед, и он вырвался из черной вороней тучи, оставив ее позади. Несколько особо резвых пташек еще пытались преследовать их, но вскоре отстали и они.
Вика гнала автомобиль следующие полчаса, и лишь чудом эта экстремальная езда не привела к трагедии. Наконец, Павел попросил ее.
– Сбавить скорость.
– Что? – не оборачиваясь, переспросила девушка.
– Мы давно оторвались, – пояснил Павел. – Притормози.
– А вдруг они нас догонят? – забеспокоилась Вика.
Она была жутко напугана, да и сам Павел пребывал в том же стоянии. Они столкнулись в монастыре с чем-то новым и по-новому ужасным. Не просто с зомби, а с какой-то гнусной тварью, обладавшей подобием разума. Павел с омерзением вспомнил, как это чудовище пыталось залезть к нему в голову и подчинить своей черной воле. Все-таки прав был отец Серафим. Это вторжение адских сил. Обычные зомби – рядовые солдаты адской армии. А то, с чем они столкнулись в монастыре, определенно принадлежало к элите черного воинства.
Вика все же заставила себя остановить автомобиль. Они выбрались наружу, осмотрели свой транспорт и себя заодно. Внедорожник выглядел так, будто стал жертвой шайки вандалов. Чудом уцелело только любое стекло, остальные были повреждены в той или иной степени. Весь корпус покрылся однообразными вмятинами – безумные вороны таранили автомобиль клювами, нанося ему ущерб ценой собственных жизней.
Но автомобиль заботил Павла в меньшей степени, в отличие от собственного здоровья, и здоровья друзей. А оно, в процессе посещения монастыря, отнюдь не улучшилось.
Полученные раны оказались хоть и не смертельными, но неприятными и болезненными. Павел и не догадывался прежде, что ворона может так клюнуть. В его бедре зияла кровоточащая дыра такого размера, словно ее пробили небольшим ломиком. Вике тоже досталось, но хуже прочих пришлось Косте – его зад трижды был поражен воронами, и все три попадания выглядели ужасно.
К счастью, в автомобиле была аптечка, и они потратили немало времени, оказывая друг другу посильную медицинскую помощь.
– Что это было? – спросил Костя, пока Павел с Викой обрабатывали его боевые ранения. – Я ни с чем подобным не сталкивался. Даже не слышал о таком.
– Какая-то разновидность демона, – предположил Павел. – В Цитадели мне рассказывали о некроманте – существе, способном повелевать мертвецами. А эта тварь управляла воронами.
Затем они позволили себе передохнуть. Павел вспоминал Леху, к которому успел привязаться и проникнуться симпатией, и его кулаки сжимались от злости. Проклятые силы зла продолжали отнимать у него все, что было дорого. Отняли прежнюю жизнь, лишали друзей. Скорее бы поквитаться с ними, нанеся ответный удар. К счастью, теперь час возмездия стал заметно ближе. Они добыли голову святого. Лишь бы только с отцом Серафимом не случилось ничего плохого. Потому что дальше откладывать некуда. Если из ада полезли и такие демоны, как повелитель воронов, дела этого мира совсем плохи.
Они попытались заморить червячка, но никому из троих кусок не лез в горло. К тому же им всем было очень некомфортно в такой опасной близости от проклятого монастыря. За полчаса они успели отмахать немалое расстояние, и все же Павел то и дело глядел на небо, боясь заметить вдалеке приближающееся к ним черное облачко вороньей стаи. Поэтому, немного повозившись с едой, они вновь погрузились в автомобиль и продолжили путь к назначенному месту встречи.
На этот раз они избегали малейшего риска – не ходили в кусты по одному, объезжали пригодные для засады участки дороги и вообще старались делать минимум остановок. Первые пару часов они почти не разговаривали между собой – всех троих тяготила потеря соратника. А Павел неустанно корил себя за то, что позволил взять с собой гнусного Емелю. И почему он не пристрелил этого гада еще там, у моста? Вот до чего доводит неуместная доброта. Решил поиграть в святого. Как будто забыл, где и когда живет.
Но затем, постепенно, они оживились, Костя отпустил пару шуток, и все вернулось в прежнее русло. По крайней мере, внешне. Внутри каждый из них нес по три мешка личных трагедий, но вываливать их на уши окружающим не было никакого смысла, иначе обоюдной жалобной книге не будет конца. Старые бабки могли позволить себе бесконечно жаловаться на здоровье. А им троим предстояло спасти мир. И при такой высокой ставке лучше было засунуть свои жалобы поглубже. Настанут лучшие времена, можно будет и поплакаться. А сейчас оставалось стиснуть зубы и бодро улыбаться.
Поскольку на их пути не случилось ни проволочек, ни долгих остановок, на условленное место встречи они прибыли довольно быстро. Произошло это глубокой ночью. Павел, вызвавшись караулить, велел своими спутникам отсыпаться, что те и сделали. Сам Павел остался сидеть на водительском месте, положив подле себя дробовик. Автомобиль стоял на обочине в полной темноте. Фары были выключены, двигатель заглушен. Сквозь приспущенное стекло Павел слышал звуки мертвого мира – шелест листвы на слабом ветру да далекие крики каких-то ночных птиц. Его клонило в сон, но за минувшие полтора года Павел научился бороться с ним. Он сидел и думал о том, какой мир достанется им после победы над силами ада. Многое в нем было разрушено и утрачено навсегда, но многое еще уцелело и ждало своего часа, чтобы вновь служить возвратившему себе власть человечеству. Конечно, глупо рассчитывать, что дальше начнется сплошной рай. Люди, это люди. Они всегда найдут причину убивать друг друга. Но войны были в некотором роде привычным делом. Человечество вело их всегда, и от этого не вымерло. Главным было устранить ключевую угрозу – полчища адской нежити. А уж после можно строить новый мир. Он может оказаться хорошим или не очень, но зато он хотя бы будет. Возможно, когда-нибудь их имена увековечат в граните, как величайших героев. Павел усмехнулся этой мысли. Ну да, многие думают, что их подвиги будут помнить в веках. Да только люди предпочитают жить настоящим, и им мало дела до событий седой старины. И это, пожалуй, правильно. Чем перебирать былые свершения и вспоминать старые обиды, лучше обратиться к тому, что происходит здесь и сейчас. Потому что только это и важно. А прошлое… да нет его, прошлого. Оно давно распалось на атомы и стало настоящим. Прошлое просто страницы в учебнике истории, лозунги пропаганды и мусор на свалке. Так что, решил Павел, пусть их подвиг и забудут, лишь бы было кому забывать.
Несколько раз он выходил наружу и курил, отгоняя сон. Затем, ближе к утру, тот все же сморил его. Павел сам не заметил, как погрузился в дремоту. Только что представлял себе грядущий мир без зомби, а затем грезы плавно перетекли в сновидение. И приснилось ему что-то такое неопределенное, но весьма заманчивое. Что-то, до боли напоминавшее прошлую жизнь. Будто не было никакого конца света.
Ладонь, упавшая ему на плечо, вывела Павла из состояния сладкого сна. Тот дернулся, схватил дробовик, и едва не вышиб зарядом картечи лобовое стекло.
– Караулишь что надо, – зевая, похвалил его Костя. – Раз хотел спать, почему не разбудил?
– Да я вроде бы и не хотел, – смущенно пробормотал Павел. – Так, на минутку глаза прикрыл.
Минутка выдалась долгой. За нее снаружи успело рассвести. Втроем они выбрались из автомобиля и прошлись по пустынной дороге, разминая тела. Павел чувствовал себя скверно. Краткий сон не пошел ему на пользу. Луше бы вовсе не засыпал. Он только и думал о том, как бы поскорее разобраться с силами ада, а после как завалиться спать. И пусть хоть одна скотина попробует его разбудить!
Умывшись водой из бутыли, они сели завтракать на обочине.
– Наших что-то нет, – заметил Костя, ковыряя ножом банку тушенки.
– Времени еще много, – напомнила Вика.
– Да, да, время есть, – поддакнул Павел.
Он даже думать боялся о том, что отец Серафим и остальные крестоносцы могут не приехать совсем. В этом случае получится, что все жертвы и подвиги были напрасными, а окончательное решение человеческого вопроса уже не отвратить.
– Время-то есть, – ворчливо согласился Костя. – Но мы же уже вернулись.
– Слушай, давай не будем, – взмолился Павел.
– Не каркать, то есть? – уточнил Костя.
– Кушай молча, так будет лучше всего.
Уж что-что, а покушать Костя любил, и ради этого процесса мог пожертвовать даже свободой слова.
Поскольку делать было нечего, они позволили себе некоторую роскошь – собрали хвороста, и вскипятили над костром чайник.
– Утренний кофе, – торжественно произнес Костя, благоговейно дуя на исходящую паром кружку. – Как же давно мы с тобой не виделись.
Он сделал глоток, зажмурился от удовольствия, и пропел:
– Скоро, очень скоро, я буду встречать так каждое утро.
– И кто будет выращивать для тебя кофе? – спросила Вика, дуя на свою кружку.
– На мой век хватит и кофе, и сахара, – заметил Костя. – А дальше…. Ну, оно постепенно все само наладится.
Павел скептически нахмурился, но смолчал, не желая портить другу настроение. Наладится-то, оно когда-нибудь наладится, но будет это очень нескоро и очень непросто. Среди немногих людей, уцелевших в мире, полно и таких, как ныне благополучно покойный Емеля, и, пожалуй, хуже. И они приложат все силы, чтобы помешать возрождению цивилизации. Придется вначале разобраться с ними, и только после этого приниматься за труды. В общем, спокойно попивать кофеек по утрам друг Костя сможет еще очень нескоро.
Они едва успели покончить с завтраком, когда услышали вдалеке шум моторов. Разобрав оружие, все трое залегли на обочине, на тот случай, если это чужаки. Но Павел еще издали разглядел автобус отца Серафима. Судя по всему, после конца света только духовный лидер крестоносцев пользовался столь экстравагантным видом транспорта.
Когда стало ясно, что это свои, они втроем понялись и вышли на дорогу. Колонна остановилась напротив. На первый взгляд она осталась прежней, но когда бойцы выбрались из автомобилей и БТРов, Павел обнаружил заметную убыль личного состава. Исчезло человек пять или шесть. Остальные выглядели так, будто побывали в нехорошем месте и пережили там много плохого. Однако когда из своего автобуса появился живой и невредимый отец Серафим, у Павла отлегло от сердца.
Едва заметив их троих, отец Серафим бросился к ним. За ним поспешал верный Иван, на чьем лице красовалась парочка свежих царапин.
– Ну, вам удалось? – еще на подступах закричал отец Серафим.
– Да, – ответил Павел. – А что у вас?
– Зря только съездили, – отмахнулся духовный лидер. – Голова оказалась фальшивой. О, небо! Ну, зачем? Зачем эта подделка святых мощей? Все от корысти. Паломников им подавай, пожертвования, там свечечку продал, тут колесницу освятил…. О, проклятое сребролюбие! Никто ведь из них, из духовных-то лиц, не думал, что однажды придется не просто стяжать, но дать подлинный бой сатане и его воинству. Ну и где оно, это духовенство? Ни один не устоял перед силой ада, все обратились в одержимых и перешли на сторону тьмы. Беда, беда….
Тут отец Серафим осекся, взглянул на Павла, и спросил:
– Так вы ее достали?
– Да.
– Где? Где она? Покажи мне ее скорее?
– Здесь, в машине. В багажнике.
Он повел отца Серафима за собой, на ходу сообщив скорбную новость:
– Алексей, он…. В общем, его больше нет. И я хочу, чтобы вы и все остальные знали – если бы не он, нам ни за что не удалось бы….
– Да, да, все это очень грустно, – суетливо перебил его отец Серафим. – Мы тоже понесли потери. У вас хоть один. А у нас пятеро.
– Не один, – резко сказал Павел, неодобрительно глядя отцу Серафиму в глаза. – Не надо этих номеров. У него имя есть. То есть, было.
– Прости, – вздохнув, примирительно произнес отец Серафим. – Прошу, не считай меня бесчувственным чурбаном. Поверь, я каждую секунду горюю обо всех, кого потерял. И помню о каждом. Но сейчас на кону стоит нечто большее, чем чья-то жизнь.
Павел смягчился – духовный лидер был прав. У них не было ни возможности, ни морального права закатывать пышный траур по каждому погибшему другу. Только не сейчас.
Он открыл багажник и с усилием вытащил из него тяжелую раку. Увидав ее, отец Серафим весь аж засиял.
– Да! Да! – забормотал он восторженно. – Это она. Но позвольте мне убедиться, что голова внутри.
Он открыл ларец и изучил содержимое. Павел тоже заглянул внутрь. Там, в стеклянном коробе, покоилось нечто сморщенное и местами ворсистое, меньше всего напоминающее человеческую голову. Но отец Серафим удовлетворенно кивнул и захлопнул крышку раки.
– Да, это она! – произнес он довольно. – Вам удалось. Вы герои. Жалко Алексея, но он отдал свою жизнь не зря.
Отец Серафим взглянул на Павла и спросил:
– Понимаю, что вопрос странный, но как обстоят дела в святой обители?
– Вам честно ответить, или чутка приукрасить? – мрачным тоном уточнил Павел.
– Все так плохо? Беда, беда. А я ведь был наслышан о тамошней настоятельнице. Матушка Агафья была великой святости женщина. Как ты думаешь, она не могла уцелеть?
Павел ответил честно:
– Там живых нет. А то, что есть…. Короче, ну его на хрен. Даже вспоминать не хочется.
– И то верно, – согласился отец Серафим. – И чем скорее мы покончим со всей этой мерзостью, тем лучше. Благо ныне мы во всеоружии.
Он обернулся к собравшимся рядом крестоносцам, и провозгласил:
– Друзья! Братья! Наша святая цель достигнута. Собраны все необходимые мощи. Мы могли бы, конечно, добыть еще несколько образцов, но я не вижу в этом смысла. Того, что есть, нам хватит. Грядет великое очищение. Завтра же мы нанесем по сатанинскому воинству сокрушительный удар. Отдыхайте, братья и сестры. Вы утомились. Поешьте, выспитесь. Наберитесь сил. Вечером мы отправимся в путь.