– Кончай святотатствовать, – посоветовал Павел.
Решив убедиться наверняка, что искомый предмет внутри, он, повозившись, сумел открыть вместилище. Заглянув внутрь, Павел обнаружил там квадратный контейнер из прозрачного стекла, а в нем разглядел что-то черное и бесформенное предположительно округлой формы. Похоже, это и была та самая голова. Разглядывать ее внимательнее Павлу не захотелось. Уж больно отталкивающе выглядел этот почерневший сморщенный фрагмент некогда человеческого тела.
– Все, она у нас, – сказал Павел, закрывая крышку раки. – Валим отсюда.
– А с этим что делать? – спросил Леха, держа Емелю под прицелом.
Павел едва не ляпнул – да замочи его, Христа ради. Но сдержался. Каким бы моральным уродом ни был их новый знакомый, они сами станут не лучше, хладнокровно пристрелив безоружного человека.
– Пусть остается здесь, – чуть подумав, решил Павел.
– Запрем его внутри? – неодобрительно взглянув на него, спросила Вика. – А это не перебор? Лучше уж просто пристрелить.
– Не станем мы его запирать. Пусть живет.
– Ладно, как скажешь, – легко согласился Леха и опустил пулемет.
После чего равнодушным тоном добавил:
– Но я бы его, все-таки, убил.
– Так, вы уже закончили, а? – раздраженно спросил Костя. – Этот ящик, знаете ли, не воздушный. Хотите, чтобы я нажил грыжу. Мы вот-вот мир спасем, а у меня грыжа. Я не хочу жить в новом мире с грыжей.
– Да идем, идем, – успокоил его Павел. – Хочешь, я понесу раку?
– Нет, – отказался Костя. – Это только мой подвиг. После буду перед девчонками хвататься.
Они вышли из помещения. Павел, задержавшись последним, направил свет фонаря на стоящего у стены Емелю, и предупредил:
– Слышь, урод, возьмешься за старое, я тебя найду и убью. Понял?
Емеля кивнул головой.
Павел скрылся в коридоре, последовав за своими товарищами. А Емеля остался стоять у стены, растерянный и напуганный. Он не понимал, что происходит. Не мог взять в толк, какая сила привела его сюда и заставила вытащить ларец. Он покосился на открытый ящик, из которого волнами расходился трупный смрад. Надо было уносить ноги. Прямо сейчас. Пока не поздно.
И тут Емеля услышал тихий противный звук – чавканье гнилого мяса и скрежет костей. Тот донесся из стоящего на полу ящика. А затем над его краем появилось нечто жуткое, противно шевелящееся, в чем помертвевший от ужаса Емеля опознал пальцы мертвеца. Те мягко легли на край ящика и сомкнулись на нем.
И в этот самый момент Емельян Пискин обильно посрамил образ крутого перца.
Павел был слишком разгневан на этого гнусного Емелю, чтобы в достаточной степени уделять внимание происходящему вокруг него. Его не оставляло ощущение, что он совершил ошибку, оставив того в живых. Скорее всего, стоило прикончить этого урода. Вряд ли тот оценит проявленное в его отношении милосердие и встанет на путь исправления. Такие типы расценивали чужую доброту как слабость, отчего еще больше преисполнялись чувством безнаказанности и тягой и гнусностям. Да, пожалуй, все же стоило пристрелить его. Но время было упущено, а возвращаться и добивать гада Павел счел излишним. Черт с ним. Их дело куда важнее. Вот покончат с нежитью, тогда можно заняться прополкой нехороших людей, дабы те не пролезли в светлое будущее и не испоганили его своим присутствием.
Костя, несущий раку, непрерывно ныл, какая та тяжелая, но всякий раз отказывался, когда другие предлагали ему свою помощь. Леха двигался первым, держа пулемет наготове. Из всей их компании он единственный не позволил себе расслабиться. Остальные уже пришли к выводу, что в монастыре нет мертвецов, и бояться тут нечего. Леха считал иначе. Точнее, он ничего не считал, и думать старался поменьше. Вместо этого все свои силы он тратил на бдительность. Именно она-то и спасла им жизни.
Костя продолжал ныть про то, что руки у него не казенные, а ящик будто свинцовый. Его болтовня заглушала все прочие звуки, а потому они почти достигли выхода из здания, когда Леха вдруг остановился в двух шагах от двери. А затем, обернувшись к остальным, приказал:
– Тихо!
Его тон не оставил места возражениям. Костя моментально захлопнул рот. Все застыли, затаив дыхание. И тогда-то они услышали. Услышали то, в чем Павел с содроганием опознал шелест множества крыльев.
– Там, похоже, птички, – прошептал Костя.
Павел вспомнил ворон, замеченных ими на крышах монастырских строений. Тех были сотни. Пока люди бродили по двору, птицы даже не шелохнулись. Но теперь, похоже, что-то изменилось.
– Нам разве стоит бояться птиц? – спросила Вика. – Я никогда не видела, чтобы те становились одержимыми. Демоны овладевают только людьми.
– Если мы чего-то не видели, это не значит, что такого не бывает, – произнес Леха, не спуская глаз с двери.
– Ну, надо ведь выяснить, – предложил Костя. – Мы же не можем торчать здесь вечно. Нам к машине надо.
– Предлагаешь выглянуть наружу? – спросил Павел.
– Есть ведь окна, – напомнила Вика.– Давайте посмотрим через них.
Им не составило труда обнаружить окно, выходящее во двор. И стоило бросить взгляд сквозь грязные стекла, как они увидели ворон. Несколько птиц бродило по двору. Не слишком много. Вели они себя вроде бы как обычно. Впрочем, никто из членов их отряда не был специалистом в области поведения пернатых тварей.
– Пальнем разок, они и разлетятся, – предложил Костя. – С виду так обычные вороны. Чего нам....
Вдруг что-то огромное и черное ударилось об оконное стекло, заставив всю их компанию отшатнуться с испуганными воплями. Это была птица. Крупная, угольно-черная ворона. Она устроилась на подоконнике и уставилась сквозь окно. Павлу стало не по себе под этим пристальным птичьим взглядом. Ему показалось, что птица смотрит прямо на него, вперив в человека черные бусинки глаз.
– Вот же зараза, – проворчала Вика.
Она осторожно шагнула к окну, подняла дробовик, и легонько стукнула стволом по стеклу. Одновременно с этим девушка грозно потребовала:
– Кыш!
Ворона снялась с подоконника и улетела.
– Ну вот, – шумно выдохнув, сказал Костя. – Просто птицы.
А в следующий миг оконное стекло с громким звоном влетело внутрь и рассыпалось по полу крошевом осколков. Крупное черное птичье тело едва не врезалось в Вику. Девушка успела отскочить в сторону, и ворона пролетела мимо, ударившись о стену. Она упала на пол и забилась там, молотя сломанными крыльями и оставляя вокруг себя пятна крови.
Не успели люди опомниться, как вторая ворона влетела в выбитое окно следом за первой. Не сбавляя скорости, она ринулась на Костю, выставив вперед длинный острый клюв. Птица шла на таран, явно не заботясь о своей безопасности. Костя увидел несущуюся на него огромную ворону, понял, что безумное пернатое создание не собирается сбрасывать скорость, и принял единственное правильнее решение – он резко поднял тяжелую раку, заслонив ею лицо. Ворона на всей скорости врезалась в ларец, притом столкновение имело такую силу, что Костя пошатнулся, едва устояв на ногах. На пол перед ними упала ворона и осталась лежать без движения. При столкновении она свернула себе шею.
– Эй, да какого хрена с этими птицами? – закричал Костя, опустив раку.
– Уходим! – приказал Леха, и его бесстрастный, бескомпромиссно прозвучавший, приказ заставил всех действовать. Они бросились вон из комнаты. Вика и Костя успели покинуть ее. Леха как раз находился в процессе, а Павел задержался последним, когда еще одна ворона стремительно влетела в разбитое окно. Проникнув внутрь, она совершила резкий поворот и понеслась прямо на Павла, идя на таран выставленным вперед острым клювом.
Громыхнул выстрел. Заряд картечи разнес налетавшую птицу в клочья. В воздухе закружились черные перья, а разорванная на несколько кусков тушка отлетела к соседней стене, оставив на ней кровавые пятна.
– Чертовы птицы совсем охренели! – закричал из коридора Костя. – Закрывайте уже дверь!
Павел выбежал в коридор, и Леха захлопнул за ним дверь. Уже после этого они услышали внутри покинутой комнаты шум хлопающих крыльев. Похоже, туда проникла еще одна птица.
– Что происходит-то? – с истерическим надрывом спросил Костя. – Птицам-то что от нас надо?
– Не знаю, – тяжело дыша, признался Павел. – Но снаружи их несметная стая. Если выйдем....
– То далеко не уйдем, – закончила Вика.
– Ну, давайте чем-нибудь накроемся, принялся импровизировать Костя. – Выломаем дверь, и спрячемся под ней, как под щитом.
– А что им помешает атаковать сбоку? – спросил Леха.
– Да блин! Это же птицы! Они тупые. Глядишь, не додумаются.
– Разбить стекло им ума хватило, – напомнил Павел. – И я не думаю, что это просто птицы. Просто птицы так себя не ведут.
В этот момент все они расслышали звон бьющегося стекла, донесшийся из другой комнаты. А затем еще и еще. Судя по всему, вороны устроили массовую бомбардировку окон.
– Так, отступаем! – приказал Леха. – Живее.
Он, как всегда, был прав. Они находились в коридоре, в который вело множество дверей примыкавших к нему помещений. Многие двери были открыты, и сквозь них вскоре могли ворваться птицы. Так оно и случилось. Не успели они начать отступление, как огромный ворон вылетел из дверного проема и устремился к Лехе. Тот не попытался застрелить птицу – на это уже не было времени. Вместо этого он поднял пулемет и ударил им пернатую тварь. Та отлетела в сторону, ударилась об стену и упала к ее основанию. Павел не дал ей опомниться, накормив птичку свинцовым зерном.
В этот момент появилась еще одна ворона. Вика выстрелила, сшибив ее на подлете. Заряд картечи срезал ей одно из крыльев, но мертвая птица, продолжила движение по инерции, и едва не выбила девушке глаз.
– Слышите? – закричал вдруг Костя. – Вы это слышите?
Они слышали. Слышали громкий монотонный шум множества крыльев.
– Отходим! – рявкнул Леха.
Он чуть не силой погнал соратников обратно вглубь строения.
Они миновали коридор и отступили к дверям, делящим его надвое. Шелест крыльев звучал все громче. Продолжал доноситься звон бьющегося стекла. Затем в коридор стали влетать вороны. Птицы плохо контролировали себя, врезались в стены, сталкивались, но это не останавливало их, словно чья-то злая воля овладела их птичьими мозгами. Леха и Костя захлопнули дверь за секунду до того, как воронья стая нахлынула на них. Птицы принялись биться в преграду по ту ее сторону. Павел с Викой притащили из ближайшей комнаты тяжелую тумбу, и подперли ею дверь. После чего позволили себе перевести дух. Но ненадолго. Все здание, по сути, состояло из окон – они были в каждой стене, в каждом помещении, и в любой момент вороны могли вновь хлынуть внутрь, разведав другой путь.
– Что это такое, а? – прохрипел Костя, бесцеремонно усевшись на раку, поставленную им на пол. – Это не просто птицы. Нет-нет! Это демонически вороны. Сам сатана науськал их на нас.
– Может быть не лично сам, но кто-то из его сподвижников, – согласился Павел.
– Нам нельзя здесь засиживаться, – напомнила Вика. – Они скоро разобьют и остальные окна.
– Идем в подвал? – спросил Костя.
– Зачем? – удивился Леха.
– Забаррикадируемся там. В подвале окон нет.
Но сказав это, он и сам понял, что это плохой план. Они могли запереться в одном из подвальных помещений, но что дальше? Сидеть там до тех пор, пока их не прикончит жажда. Разделить судьбу той парочки, что тоже заперла себя, спасаясь, вероятно, от этих же птиц. Но ведь на кону стояли не только их жизни. Если они не доставят священную голову отцу Серафиму, все человечество может погибнуть в ближайшие дни.
И тут они услышали нарастающий пронзительный визг. Не успели они поднять оружие, как в коридор с противоположной от выхода стороны влетел Емеля.
Выглядел он так, будто только что заглянул в глубины инфернальной бездны, и узрел там неописуемый ужас, едва не лишивший его разума. Глаза его были широко распахнуты, рот испускал монотонный визг. Емеля мчался на них, оставляя за собой цепочку коричневых капель. Он не заметил направленного на него оружия. Он вообще ничего не заметил. В том числе и того, что дверь перед ним закрыта.
Леха с Викой едва успели отскочить в стороны, когда Емеля пронесся мимо них, ударился всем телом в закрытую дверь, отлетел от нее и грохнулся на пол. Но и этот удар не привел его в чувства. Продолжая вопить, он проворно вскочил на ноги, метнулся к двери и попытался отодвинуть подпиравшую ее тумбу. Но сделать это ему не удалось. Леха шагнул к истеричному Емеле, и ударил в грудь прикладом пулемета. Тот охнул, закашлялся, оступился, и грохнулся на задницу.
– Заткнись, припадочный! – потребовал Костя, сунув ему под нос дуло дробовика.
Но Емеля продолжал пребывать в сумрачном состоянии. Он не замечал нацеленного на него оружия. Он вообще ничего не замечал. Он хотел одного – бежать прочь из этого монастыря, который больше не являлся святой обителью. Ныне это место стало обиталищем кошмарного зла. И оно пробудилось, в том числе, и его непосредственными стараниями.
Как и все люди, успешно пережившие конец света и первые месяцы после него, Емеля давно привык к зомби. Они были опасны и омерзительны, и пугали – куда уж без этого? Но леденящий ужас первых недель давно прошел. Для Емели мертвецы стали просто неотъемлемой частью нового мира, не самой приятной, но и не самой проблемной. При известной осторожности они не представляли большой опасности. Главное, что эти твари были тупы, как пробка, что позволяло успешно использовать против них главное оружие человека – разум.
Но здесь и сейчас, в стенах монастыря, Емеля столкнулся с тем, чего не встречал за все полтора года, прошедшие с наступления зомби-апокалипсиса. В подвале святой обители его поджидал не очередной безмозглый зомби, но что-то иное, более жуткое и опасное. Это что-то обладало неким подобием разума. Его ментальной силы хватило, чтобы подчинить себе несчастного Емелю и заставить того плясать под свою дудку. Но этим дело не ограничилось. Когда тварь освободилась, а случилось это после того, как психи унесли прочь серебряный ларец, ее сила резко возросла. И Емеля, все еще имевший телепатическую связь с чудовищем, случайно подсмотрел его воспоминания. Его словно окунули в колодец, полный гниющих трупов. Погрузившись в разум мертвеца, Емеля едва не лишился рассудка. Разум этот был настолько чужд и страшен, настолько противен человеческой природе, что несчастный соискатель крутости полностью поседел в одно мгновение. Но куда ужаснее оказалось то, что он увидел в воспоминаниях нежити.
Матушка Агафья была женщиной доброй и кроткой. И всякий паломник, посетивший монастырь и повидавшийся с ней, уносил в своем сердце частичку ее доброты. И обязательно жертвовал кругленькую сумму на храм – матушка умела найти нужные слова, чтобы растопить самое черствое сердце и влезть в самый жадный кошелек. Кого-то прельщала загробными кренделями, кого-то ласково припугивала адом, кого-то прижизненными карами, болезнями близких, детей, всяческими несчастьями и разладом в семье. Редко кто после общения с ней не тянулся к кредитке – такая вот духовная сила была ей дана. А еще ей очень нравилось кормить птичек, ибо тоже ведь божьи твари. Так уж сложилось исторически, что единственными пернатыми, обитавшими возле монастыря, были огромные черные вороны. Но матушка Агафья любила и их, и кормила хлебушком, а птицы так привыкли к ней, что иногда садились на ее протянутые руки.
А затем, в один ужасный день, мир погрузился во тьму. И Матушка Агафья канула в нее вместе со всеми своими монахинями. Но даже став чудовищем, она не утратила прежних привычек. Только на этот раз она накормила божьих пташек не хлебушком, но собственной плотью. И каждая из ворон, вкусив гнилого мяса, стала частью матушки Агафьи.
Птички были голодны и хотели кушать, а матушка Агафья не могла позволить им страдать. Она скормила им всех зомби в монастыре, монахинь и работников, делавших ремонт. Но этого было мало. Ей хотелось свежего мясца. И она знала, где его искать. Там, снаружи, еще оставались живые люди. Нужно было только найти их и накормить птичек.
Но беда подкралась откуда не ждали. Одна из монахинь и один из рабочих остались людьми. Им удалось уцелеть в монастыре, и, малого того, они придумали способ запечатать матушку Агафью в подвале, пригвоздив ее к месту. И им удалось это сделать. Они раздобыли в церкви раку с головой святого, и ею заточили матушку в подвале. И такая сила исходила от раки, что матушка, сколько ни пыталась, не смогла превозмочь ее. Так она лежала и ждала, а ее несчастные голодные птички лишились контроля и застыли без движения на монастырских крышах.
Но мертвые терпеливы. Мертвые могут ждать бесконечно долго, и однажды дождутся своего часа. Так и матушка Агафья ждала, ждала и дождалась. Какие-то люди вторглись извне в ее владения. Живые люди, сочные, свежие, принесшие с собою свое мясо. Среди них был один, обладающий слабым разумом, и матушка без труда подчинила его себе. Ее божий дар кротким словом вышибать деньгу из прихожан послужил ей и после смерти. И послушный олух освободил ее. И теперь ничто не мешало ей накормить голодных пташек.
Емеля корчился на полу и протяжно выл. Он и подумать не мог, что зомби-апокалипсис породил на свет таких ужасных монстров. Матушка Агафья не выпустит из монастыря никого из них. Она очень добрая и милосердая, эта матушка Агафья. А ее вороны так сильно хотят кушать.
– Эй, придурок, да что с тобой? – спросил Костя, отвесив Емеле звонкую затрещину.
Взгляд бедолаги, замутненный страхом, немного прояснился. Он поднял голову и прошептал:
– Нам всем конец!
– Что? – переспросил Леха.
– Нам всем конец, – повторил Емеля, а затем вдруг разразился диким безумным смехом. И всем стало ясно, что Емельян Пискин повредился рассудком.
Но ситуация была не из тех, чтобы церемониться с умалишенным. Павел склонился над ним, схватил за волосы, заставил посмотреть на себя и спросил:
– Из здания есть другой выход, так?
Выход был – Емеля помнил его. Им он воспользовался, проникнув в подвал. Да только путь к нему пролегал через комнату с гробом. Через комнату, где покоились обглоданные птицами останки матушки Агафьи.
Едва вспомнив о них, Емеля дико затряс головой и завопил:
– Туда нельзя! Туда нельзя! Туда нельзя! Туда....
Павел ударил его по лицу со всей силы, испытав при этом огромное удовольствие. Это помогло. Емеля прекратил орать.
– Почему нельзя? – спросил Костя. – Что там такое?
Емеля безумно хихикнул, приложил палец к губам и зашипел.
– Можно я его пристрелю, а? – спросила Вика, направив на Емелю дробовик.
Тот перевел на нее взгляд, снова хихикнул, затем затрясся всем телом, обхватил себя руками и чуть слышно вымолвил:
– Там она.
– Она? – переспросила Вика. – Кто она?
В следующий момент допрос был прерван прозвучавшим звоном бьющегося стекла.
– Чертовы птички никак не уймутся! – выпалил Костя. – Народ, надо валить отсюда. Не знаю как, но любым путем.
– Никуда вы не уйдете, – раскачиваясь, пропел Емеля и захихикал, пуская носом сопливые пузыри. – Никто никуда не уйдет. Она никого не отпустит.
– Да кто она-то? – рявкнул Костя.
– Оставь его, – отмахнулся Павел. – У придурка крыша поехала. Давай лучше думать как будем прорываться к машине.
Со звоном разлетелось еще одно стекло. Емеля затрясся и заскулил от ужаса. Павел затравленно огляделся. Было ясно, что ломиться наружу как есть для них верное самоубийство. Птиц там сотни. Набросятся стаей, заклюют на месте. Требовалась какая-то защита от пернатых демонов. Он вспомнил, как Леха предлагал укрыться от них под дверью. Сама идея была неудачной, но направление мысли верным. Только требовалась не дверь, а что-то такое, что защитит их и сверху, и сбоку.
– Нужен какой-нибудь шкаф или вроде того, – произнес Павел.
– Что? – не поняла Вика. – О чем ты?
– Смотри – мы наденем его на голову и дойдем до машины.
– Целиком он нас не защитит, – заметил Костя
– По крайней мере, голову так точно, – возразил Павел.
И видя, что соратники колеблются, добавил:
– Народ, знаю, это опасно. Но здесь оставаться нельзя. Не только потому, что демоны вот-вот уничтожат человечество. У меня плохое предчувствие. Здесь есть что-то, помимо птиц.
Он покосился на рехнувшегося Емелю, и подытожил:
– Что-то, столкновение с чем мы не переживем.
– Ну, ладно, – пожал плечами Костя. – Давайте искать шкаф. Я тоже за то, чтобы свалить отсюда максимально быстро.
– Поддерживаю, – согласилась Вика.
Леха молча кивнул головой.
Что же до Емели, его мнением никто не интересовался. Да и вряд ли оно у него осталось, судя по идиотской улыбке на лице крутого перца и текущим из носа соплям.
В ходе беглого осмотра близлежащих помещений им удалось отыскать только старый узкий шкаф с отломанной дверцей. Это было не совсем то, на что рассчитывал Павел, но альтернатива отсутствовала.
– Наденем его на голову и пойдем, – предложил он.
– Но далеко ли уйдем? – с сомнением спросил Костя.
Борта шкафа могли закрыть их чуть ниже плеч. Все остальное оставалось снаружи. А там было очень много такого, за что следовало трястись.
– Если пройдем быстро, они не успеют нас заклевать, – сказал Павел, но в его голосе не прозвучало особой уверенности.
Вика, осматривая шкаф, вдруг произнесла:
– Да ведь мы в него все не поместимся.
И она оказалась права. Места под шкафом хватало от силы троим. А их было четверо. Ну, точнее, пятеро, если добавить в перечень полоумного Емелю. Но этого перца Павел готов был совершенно случайно забыть в монастыре. Его да. Кого-то из своих соратников – нет.
Пока они водили хоровод вокруг шкафа, до их слуха доносился звон бьющихся стекол. Птицы продолжали таранить их, словно чуяли внутри живых людей. Затем из коридора донесся протяжный вопль Емели. Павел пошел посмотреть, что стряслось с недоумком. Оказалось, что ничего особенного. Емелю пока никто не ел и не клевал. Тем не менее, это не мешало ему корчиться на полу и дико визжать.
– Этот дебил накличет сюда воронов, – сказал Костя. – Давайте его… ну, даже не знаю… убьем, например.
Павел вслушался в вопли Емели, и с удивлением понял, что тот не просто орет, а выкрикивает одну и ту же фразу. Емеля твердил снова и снова:
– Она идет! Она идет! Она идет!
И хотя Павел понятия не имел, о ком толкует Емельян, ему стало не по себе. Чем дольше они оставались в монастыре, тем сильнее возрастали их шансы задержаться здесь на всю остающуюся вечность.
– Уходим! – сказал Лехам. – Лезьте под шкаф.
– А ты? – удивился Павел.
– Кто-то же должен нас всех прикрывать, – заметил Леха.
– Эй, ты это прекращай! – потребовал Костя. – Все пришли, все уйдем.
– Мы под шкаф не пометимся, – терпеливо и спокойно, словно глупому ребенку, объяснил ему Леха. – А если и поместимся, птицы выпотрошат нас прежде, чем дойдем до ворот. Я им помешаю.
И он похлопал ладонью по пулемету.
– Но ты же вообще окажешься без защиты, – напомнила Вика.
– Подумаешь, клюнут раз-другой, – отмахнулся Леха. – Переживу. Меня уже клевали прежде.
Но Павел отлично видел, что молчаливый Леха твердо нацелился стать героем. Он открыл рот, чтобы отговорить его от этой затеи, но Леха опередил его.
– По-другому нам никак отсюда не выбраться, – сказал он. – А время наше не бесконечное. Так что лезьте под шкаф и вперед.
И Павел не нашел, что на это возразить.
Они втроем подняли шкаф, и надели его себе на головы. Павел с Костей встали по краям, держа шкаф на весу. Вика поместилась в середине. Ей выпала честь нести раку. Перед тем, как забраться в импровизированную броню, Павел вручил Лехе пакетик с пальцем святого, данный им в дорогу отцом Серафимом. Тот поначалу не хотел принимать мощи, но Павел настоял.
– Ладно, – сдался Леха, и сунул палец в нагрудный карман куртки. – Авось убережет.
Шкаф был достаточно узким, чтобы легко проходить в двери. Надев его на голову, Павел внезапно выяснил, что почти ничего не видит перед собой, разве что метр земли под ногами. Это было скверное открытие. Еще не хватало сбиться с курса и начать нарезать круги по двору.
– Я подскажу дорогу, – обнадежил его Леха. – Вы, главное, не упадите.
– Идемте быстрее, – заныл Костя. – Шкаф тяжелый.
Когда они проходили мимо сидящего в коридоре Емели, Леха бросил ему:
– Пойдешь с нами или тут останешься?
Емеля ничего не ответил. Он прекратил орать, только тихо бормотал что-то, корча гримасы своим измазанным слезами и соплями лицом.
– Ну, как знаешь, – сказал Леха без большого сожаления. – Бывай.
Емеля проводил психов взглядом. На что надеялись эти глупцы? Они рассчитывали сбежать? Ну, допустим, смогут, а что дальше? Разве мыслимо жить в мире, где обитают такие монстры? Этот мир больше не принадлежит людям. Те немногие, что уцелели, живы только по недоразумению. И скоро это изменится.
А затем Емеля услышал чавкающие звуки и скрежет старых костей. Повернув голову, он разглядел в дальнем конце коридора какое-то движение. Она шла к нему. За ним. Емеля распахнул рот, чтобы закричать, но ужас сдавил ему горло, и изо рта вырвался чуть слышный писк. Трясясь от ужаса, Емеля пополз по полу в сторону выхода. Затем встал на четвереньки и рванул на полном приводе. А в его уши вливался голос монстра.
– Стой! – требовал он. – Стой! Пойдем кормить пташек.
Этот голос воздействовал на разум, но Емеля в своем нынешнем состоянии стал практически неуязвим для него – мозги отказали почти напрочь. Он полз на четвереньках к выходу, оставляя за собой цепочку коричневых пятен. А затем в какой-то момент взвился на ноги и побежал, подвывая от ужаса.