Сергей Александрович Арьков
Зомбосвят
Емеля заспешил по коридору, уже чуя пьянящий воздух свободы. Все-таки он был очень крутым парнем. Только крутость помогла ему облапошить психов и унести ноги. Но тут он задумался вот о чем – а как бы на его месте поступил Цент? Мудрый наставник не ограничился бы одним побегом. Он бы обязательно нашел способ прощально нагадить своим обидчикам. И Емеля ощутил тот же позыв. Нельзя просто взять и уйти после того, что они сделали. Эти уроды отняли у него все, кроме жизни. Неужели они не поплатятся за свое злодеяние?
Он достиг больших дверей, и в голове его молниеносно созрел план жестокой и чрезвычайно крутой мести. Эти двери, похоже, были единственным путем наружу. Они стояли распахнутыми настежь, но если запереть их снаружи, психи окажутся в ловушке. У них, конечно, хватало оружия, чтобы пробиться на волю, но и двери были не из какой-то хлипкой фанеры, а из толстого и прочного дерева. А если подпереть их с внешней стороны большим количеством тяжелых предметов, психам придется постараться, чтобы обрести свободу.
На Емелю словно нашло какое-то помрачение. Выход был рядом, а там его ждала машина и абсолютная свобода. Но вместо того, чтобы броситься прочь из пропитанного жутью монастыря, он принялся лихорадочно планировать страшную месть своим обидчикам. И довольно быстро родил блестящую идею – закрыть двери, ведущие к выходу из здания, и завалить их баррикадой. Пусть психи помучаются, преодолевая ее. Пусть пыхтят, потеют, пусть вспоминают крутого перца, отважного мстителя Емельяна Волкова. Отольются им все их злодеяния водопадами горьких слез.
Мысль о грядущем возмездии настолько захватила Емелю, что он позабыл обо всем на свете. Отважный мститель уже приготовился приступить к осуществлению своего замысла, когда вдруг случилось нечто, заставившее его застыть на месте с дико выпученными глазами. Липкий холодок ужаса пронесся по потной спине табуном мурашек. Волосы шевельнулись на голове. Парализованному страхом Емеле показалось (впрочем, а показалось ли?) что некто только что окликнул его по имени.
На всякий случай Емеля медленно огляделся, но ожидаемо не увидел никого подле себя. Да и кого он мог обнаружить здесь? Монастырь ведь пуст, а единственные люди в нем это он да группа психов. И уж подавно никто здесь не мог знать его имени.
Емеля постарался взять себя в руки. Ему просто померещилось. Кончено же! А как иначе? С ним такое уже бывало в первые месяцы после конца света, которые он прожил в одиночестве, пока не столкнулся с учителем Центом и по полной программе не вкусил его мудрости. В ту пору ему тоже иногда чудилось, что кто-то окликает его, и всякий раз, когда это происходило, Емеля сжимался от ужаса, поскольку ощущение было ну очень неприятное. И вот теперь оно повторилось.
– Мне просто показалось, – принялся убеждать он себя. – Мне просто показалось. Здесь никого нет.
В самый разгар самовнушения он услышал тихий нежный шепот. Незнакомый женский голос, ласковый и совсем не грозный, шепнул ему в ушко:
– Емеля.
Крутой перец подпрыгнул так высоко, что треснулся макушкой о низкий потолок.
– Кто здесь? – закричал он, дико вертясь на месте.
Но отлично видел, что рядом с ним никого нет.
Вооружившись отломанной от стола ножкой, он быстро обошел и осмотрел ближайшие помещения. Ни в одном из них не оказалось ни души, ни тела.
Емелю начало слегка трясти. Он решил, что ему пора срочно покинуть это нехорошее место. Монастырь с самого начал произвел на него гнетущее впечатление. Словно внутри обитало нечто страшное, но не очевидное, а затаившееся до срока. И тревожить этого обитателя ни в коем случае не следовало.
Емеля уже собрался направиться к выходу, когда вновь услышал тот же голос.
– Емеля, – ласково позвал он.
Если бы в этом голосе слышалось инфернальное рычание и скрежет огромных зубов, он и то напугал бы Емелю меньше, чем эти ласковые интонации доброй любящей бабушки, взывающей к обожаемому внучку.
– Кто вы и что вам нужно? – чуть не расплакался Емеля.
– Помоги мне, Емеля, – взмолилась незнакомка.
– Помочь? – повторил тот, одновременно щипая себя за бедро и отвешивая звонкую пощечину. Эти меры могли помочь в борьбе с галлюцинациями. Но даже болезнетворное физическое воздействие не заставило голос замолчать.
– Помоги мне, скорее, – взывала незнакомка.
Емеля мог поклясться, что голос звучит где-то совсем рядом с ним, словно собеседница стоит в двух шагах от него. Он еще раз огляделся. Никого не было. Кто же говорит с ним? Неужели призрак? Тут бы конечно можно было заявить, что призраков не бывает, но после успешно состоявшегося зомби-апокалипсиса подобные заявления нуждались в мощной доказательной базе. Полтора года назад все были уверены в том, что и зомби не бывает. А потом вон оно как все сложилось.
– Емеля, – воззвала незнакомка, – освободи меня.
– А вы где? – тупо спросил Емеля.
– Я объясню дорогу. Поспеши, Емеля. Поспеши.
– А вы кто?
Но незнакомка ловко ушла от прямого ответа на этот важный вопрос.
– Поспеши, Емеля, – гнула свое она. – Поспеши, родненький.
Было, конечно, страшновато, но Емелю обнадежил тот факт, что его собеседница разумное существо, что автоматически исключало ее из числа мертвецов. Те говорить не умели, только выли да рычали. Да и их гнилых мозгов все равно не хватило бы на то, чтобы связать два слова.
– Ладно, – облизнув губы, произнес Емеля, – хорошо, я вам помогу. Но что мне за это будет?
Емеля знал, что крутые перцы за просто так спину не гнут. Бесплатно геройствуют только дураки, а крутой пацан потеет за награду. И каждая капля его пота бесценна.
– Все, что захочешь, – посулила незнакомка.
– А что у вас есть? – спросил Емеля, возжелавший конкретики. Слишком часто его обманывали в жизни. Обещали неопределенные златые горы, а когда доходило до расчета, те внезапно оборачивались жалкими кучками, притом отнюдь не злата.
– Я защищу тебя от злых людей, – пообещала незнакомка.
Вот это Емеле понравилось. Поблизости как раз находились злые люди, которым он страстно желал всего самого наихудшего.
Словно прочтя его мысли, собеседница посулила:
– Я покараю их всех. Только освободи меня.
– Ну, ладно, – решился Емеля, предвкушая скорую месть. Зверская гибель психов доставит ему великое удовольствие. Ради такого стоило пойти на небольшой риск. Ведь кто не рискует, тот лох.
– Поторопись же, – призвал голос.
– А куда идти?
– Я объясню.
И действительно, голос начал отдавать ему команды по типу: прямо, направо, налево. Емеля послушно выполнял их, заколебавшись лишь раз, чтобы спросить:
– Послушайте, а тут точно нет мертвецов?
– Здесь святая обитель, – прозвучало в ответ. – В ней нет места силам ада.
– А, хорошо, – успокоился доверчивый Емеля и продолжил путь, ведомый подсказками незнакомки.
Глава 24
Дверь долго и упорно сопротивлялась натиску, но в какой-то момент изнутри донесся сильный грохот, и та поддалась. Костя и Леха последним решительным усилием приоткрыли ее на достаточную ширину, чтобы самый миниатюрный боец их маленького отряда сумел протиснуться сквозь образовавшуюся брешь.
– Все, достаточно, – остановила их Вика. – Я смогу пролезть.
Павел схватил ее за руку и взволнованно предположил:
– А что, если там....
– Что?
– Ну… да что угодно.
Леха заглянул в приоткрытую дверь, направив луч фонаря внутрь сокрытого за ней помещения. Изнутри тянуло затхлым воздухом, и в нем, как показалось Павлу, присутствовал слабый запах гнили. Слишком слабый, чтобы сигнализировать о наличии за дверью одержимых.
– Будь там мертвецы, мы бы уже узнали об этом, – сказала Вика.
– Да вот необязательно, – возразил Павел, который знал – нежить подчас вела себя довольно хитро. Обычно эти твари обнаруживали себя тотчас же, едва зачуяв поблизости свежее прямоходящее мясо. Но иные могли и затаиться, терпеливо выждать, а затем коварно наброситься на жертву со спины. А уж когда такое случалось, шансов отбиться от плотоядного посягательства было немного. Зомби кусались с силой, заметно превосходящей возможности обычных человеческих мышц. Да и вгрызались не абы куда, а целились непременно в шею, словно зная, что это самое слабое и легко уязвимое место жертвы.
– Кому-то ведь придется туда войти, – резонно заметила Вика.
– Давай лучше я, – предложил Павел.
– Ты не пролезешь. Да и какая разница, кто из нас это сделает?
Для Павла разница была – он планировал продемонстрировать понравившейся девушке рыцарские черты характера, отважно бросившись первым в пасть неизвестности. Но Вика опередила его, легко проскользнув внутрь прежде, чем он вновь попытался ее удержать.
– Ну, что там? – позвал ее Костя. – Не молчи. Мы тут волнуемся. Некоторые просто места себе не находят.
Вика отозвалась сразу же.
– Все в порядке, – сообщила она. – Здесь безопасно. Сейчас я разберу баррикаду.
– Кого?
– Дверь завалена нарочно, потому и не открывалась. Подождите немного.
Внутри зазвучал грохот и скрежет – девушка ворочала тяжелые предметы и небрежно отбрасывала их в стороны.
– Попробуйте сейчас, – предложила она через пару минут.
Леха с Костей вновь налегли на дверь, и в этот раз без особых усилий полностью распахнули ее, сдвинув в сторону остатки баррикады.
– И что тут у нас? – спросил Костя. – Скажи, что волшебная голова здесь. А то меня постепенно перестает прикалывать наше монастырское приключение. Я ждал обнаружить здесь привлекательных монашек в состоянии, близком к грехопадению. Ну, или хотя бы погребок с вином для причастий и не только. Это, случаем, не он?
Они вошли внутрь и осветили помещение фонарями. Это точно был не погребок. Дверь закрывала доступ в большую квадратную комнату с бетонным полом и низким потолком. Помещение, как сразу стало ясно, использовалось в качестве временного склада строительных материалов. Материалы по-прежнему оставались внутри. Часть из них составляла баррикаду, прежде подпиравшую дверь.
Но прежде всего внимание к себе приковывали иные достопримечательности. Едва перешагнув порог комнаты, Павел сразу же увидел два человеческих тела, лежащих рядышком на полу. На самом деле, от собственно тел мало что осталось, разве что кости да одежда. Последняя позволила безошибочно опознать в одной из покойниц монахиню. Вторым усопшим, судя по серому рабочему комбинезону, был один из тех тружеников, что осуществляли монастырский ремонт.
– И что эта мертвая парочка тут поделывала? – спросил Костя, равнодушно наблюдая останки. За минувшие полтора года все они успели достаточно насмотреться на подобные вещи, чтобы те начали восприниматься неотъемлемой частью новой реальности.
– Думаю, прятались от одержимых, – предположила Вика. – Они забаррикадировали дверь и остались здесь.
– Пока не умерли от голода и жажды, – добавил Леха, поддев ногой пустую пластиковую баклажку. Та с глухим стуком покатилась по полу.
Павел скептически нахмурился.
– Так-то оно так, – сказал он, – но что-то здесь не сходится. Если мертвецы загнали их сюда, то где они сами?
– Где кто? – не понял Костя.
– Зомби. Где они?
– Да где угодно. Ушли куда-нибудь.
– Куда? – спросил Павел. – В город за покупками? Эти твари не склонны к путешествиям.
– Может, кто-то проник в монастырь и привлек их внимание, – предположила Вика.
– Ну и где же они? – не унимался Павел.
– Что ты заладил – где да где? – вспылил Костя. – Ушли, вот и все. Нет их, и ладно. Давайте лучше искать священную башку. Часики тикают. А ночевать я здесь не собираюсь.
Они осмотрели помещение, и вскоре убедились в том, что раки с головой святого здесь нет. В конце концов, это была не иголка, и довольно крупный ящик сразу бросился бы в глаза. Зато была сделана иная находка. В противоположной стене обнаружилась вторая дверь. Притом заметить ее удалось чисто случайно. Кто-то приложил немало сил, чтобы скрыть ее наличие. Дверь была полностью заколочена полотно подогнанными друг к другу досками. Выломав одну из них, Костя посветил внутрь фонарем и сообщил:
– Эй, народ, тут еще один проход. Может, нам туда?
– Погоди, не отрывай доски, – остановил его Павел. – А что, если за дверью мертвецы?
– Если бы они были там, то зачем бы парочка заперлась здесь? Что им помешало уйти наружу?
– Что-то, наверное, помешало, – пожал плечами Павел. – Я не знаю. Но мы не встретили в монастыре ни оного одержимого, и это очень подозрительно. Я не верю, что все они куда-то ушли.
В этот момент Вика привлекла их внимание.
– Смотрите, – сказала она, склонившись над двумя скелетами и подняв с пола некий предмет. Им оказалась покрытая ворсистой пылью толстая тетрадь.
Все сгрудились вокруг нее, и Вика, открыв тетрадь, направила луч фонаря на первую страницу. На той неровным дорожащим подчерком было выведено:
– Кто бы ни прочел это, запомните – не открывайте заколоченную дверь!
– Ага! – сказал Павел. – Я же вам говорил – неспроста ее заколотили.
– Что еще там написано? – спросил Леха.
– Да какой-то невнятный сумбур, – призналась Вика, с трудом разбирая корявый подчерк. Строчки наползали одна на другую, прыгая, как кардиограмма. Отдельные фразы упорно не складывались во что-то связное.
– А, вот здесь можно разобрать, – сказала Вика, и с трудом прочла. – «Мы запечатали гроб ракой с мощами святого. Нежить страшится их».
– Что-что? – воскликнул Костя, так резко подавшись вперед, что едва не ударил Вику лбом по лицу. – Рака с мощами святого? Это не про нашу ли башку?
– Откуда я знаю? – проворчала девушка, отталкивая от себя Костю. – Не мешай.
– Запечатали гроб? – повторил Павел, и взглянул на заколоченную дверь. Ему стало любопытно, чей гроб запечатали эти двое? И где он сам? Потому что где гроб, там, вероятно, и искомая рака.
– Что еще там написано? – требовал Костя.
– Да всякая ерунда, не могу разобрать, – призналась Вика. – Хотя вот здесь можно прочесть. «Матушка Агафья всегда любила кормить птичек». Вот и все.
– Кого любила кормить? – вздрогнув, спросил Леха.
– Написано – птичек.
– Птичек? – удивился Костя. – Какие еще птички? Какая матушка? Что вообще происходит в этих монастырях? Лучше бы отправили сюда отца Серафима. Он лицо духовное, в теме. А у меня от всех этих дел мурашки по коже.
– Что-нибудь еще есть? – спросил Павел у Вики.
Та перелистнула страницу. Дальше тетрадь была пуста. Последнюю надпись они прочли без труда.
«Не будите ее!»
– Ну, прекрасно! – проворчал Костя. – Опять какая-то невнятица. Кого – ее?
Павел вновь посмотрел на заколоченную дверь, и сказал:
– Я думаю, что нам туда.
– Почему? – спросила Вика.
– Потому что в этих записях упомянута рака с мощами. А из этой комнаты только один путь.
– Нет, два, – напомнил Костя. – Второй ведет наружу.
– А я все-таки думаю, что нужно проверить ту дверь, – настоял на своем Павел.
Леха пожал плечами и сказал:
– Ладно. Надо, так надо.
И вооружившись подобранным с пола молотком, принялся отрывать доски.
– Слушай, ты точно уверен, что нам туда нужно? – негромко спросила Вика у Павла.
– Будь моя воля, я бы вообще не переступил порога этого монастыря, – признался тот. – Но у нас задание. И кроме нас его выполнить некому. А на кону стоит все. Буквально все. У нас нет выбора. Придется рисковать.
Костя присоединился к Лехе, и они вдвоем быстро оторвали все доски. Но тут же столкнулись с новой трудностью. Выяснилось, что дверь прикручена к раме шурупами. И тот, кто сделал это, явно не принадлежал к числу лентяев. Шурупов было очень много.
– Да вы прикалываетесь! – воскликнул Костя. – Что, будем выкручивать? Да это продлится дня четыре. У меня руки не казенные.
Леха поднял пулемет и вопросительно взглянул на Павла. Тот заколебался. Был риск, что пули повредят раку, если та находится сразу за дверью. Но и Костя был прав – у них не было времени на то, чтобы аккуратно выкручивать каждый шуруп.
– Давай, – позволил Павел.
Все отступили за спину Лехе, и тот открыл огонь. Грохот выстрелов сотряс монастырскую тишину. Вспышки пламени озаряли мрак помещения. В воздухе разнесся едкий запах порохового дыма.
Затем выстрелы стихли. Павел направил на дверь луч фонаря, и удивленно присвистнул. Леха палил не куда попало, а довольно аккуратно прочертил в дверном полотне квадрат достаточного размера, чтобы сквозь него смог пролезть человек. Затем последовало несколько выстрелов из дробовика, следом в ход пошел тяжелый молоток. В итоге им удалось проковырять подходящий пролом. Павел заглянул в него и посветил фонарем. За дверью тянулся однообразный коридор, уходящий во тьму. Ну, по крайней мере, они не повредили раку со священной головой.
– Ну, кто первый? – спросил Костя.
– Я пойду, – вызвался Павел, поскольку инициатором был он.
Пробираясь сквозь пролом в двери, Павел с неприятным холодком страха отметил про себя, что тот получился не слишком просторным, и если вдруг придется в спешке отступать, или итого хуже, драпать, сверкая пятками, он может стать для них смертельной ловушкой. И все же он не отступил. Что толку трястись за свою жизнь, когда на подходе гибель всего живого?
Протиснувшись через пролом в полном составе, они зашагали вперед по коридору. Судя по всему, они очутились в подвальных помещениях монастыря. Те имели заброшенный и необитаемый вид. Если сюда и спускались люди, то очень редко и ненадолго. Всем им было очень не по себе от осознания того, что они добровольно загнали себя в ловушку узких коридоров. Если прямо сейчас на них из тьмы зловещей бросится орда свирепой нежити, им едва ли удаться отбиться или убежать. Но они продолжали идти вперед, движимые не столько чувством долга перед человечеством, сколько банальным инстинктом самосохранения. Бежать было некуда. Со дня на день силы ада могли нанести последний смертельный удар. И кроме них не осталось никого, кто мог бы его предотвратить.
Глава 25
Далекий, приглушенный каменными стенами, грохот выстрелов, вывел Емельяна из состояния бездумного подчинения. Ласковый женский голос, нежным шепотом вливавшийся в его доверчивые уши, не просто усыпил бдительность крутого перца, но буквально лишил последних остатков воли. Теперь же Емельян очнулся, огляделся по сторонам, и тотчас же почувствовал, как грязный волосяной покров на его голове стремительно поднимается дыбом, а из подмышек по бокам и спине низвергаются потные водопады. Он, хоть убей, не помнил, как попал сюда. То есть, что-то он помнил, но воспоминания имели странный характер, и мало вязались с реальностью. Судя по ним, он чуть ли не шел по живописному, залитому солнышком, лугу, в окружении порхающих бабочек и голосистых пташек. А на соседнем краю полянки его поджидала удивительно красивая девушка, вся такая возвышенная, прекрасная, что у Емели аж слюни до пола пролились.
Он лосем пер через лужок, а в его голове звучали команды, направлявшие его движение. И хотя он совершил немало поворотов, красивая девушка по-прежнему оставалась прямо перед ним. А когда Емеля все-таки пытался сопротивляться воздействию на свой разум, но не сильно и не часто, красавица как бы невзначай приподнимала подол своего воздушного белого платья, и демонстрировала стройные ножки. И сие зрелище полностью подавляло всякую склонность к борьбе. Ради таких ножек Емеля готов был провести в состоянии морока весь остаток жизни.
Мечтая о том, как он вскоре доберется до сих дивных конечностей и отведает их на вкус языком своим шершавым, Емеля послушно, как радиоуправляемый болванчик, делал все, что велел ему голос. Тот говорил – направо, и Емеля поворачивал. Говорил – налево, Емеля брал под козырек. Говорил идти прямо – Емеля шел и улыбался. Таким манером он успешно проследовал по пустынному монастырскому двору, обогнул большое строение, по которому чуть ранее его раскали психи, и очутился перед спуском в подвал. Лестница уводила вниз, к запертой на навесной замок двери.
Но тут загремевшие выстрелы рассеяли дивное видение. Пропал лужок, исчезли пташки, и даже незнакомка, манящая его своими прелестями, тоже растаяла в воздухе. Емеля очнулся и первым делом по привычке крепко струхнул. Ему не понадобилось много времени на то, чтобы понять, где он и что происходит. Звучащая пальба нервировала. Кроме него в этом монастыре из живых людей были только психи. А те, при всей их придури, не стали бы палить просто так. Неужели в этом монастыре все же обитали мертвецы?
Страх стегнул его плетью, принуждая опрометью бежать вон отсюда, к воротам, а затем еще дальше, пока не оставят силы. Но едва он собрался взять низкий страт, как все тот же мягкий женский голос вновь зазвучал в его ушах.
– Емеля! Емеля! – взывал он нежно и страстно, и в нем содержалось столько гипнотической силы, что самопровозглашенный Волк застыл на месте, как по пояс забетонированный.
– Спаси меня, Емеля! – настойчиво требовал голос. – Освободи меня! Скорее!
Соискатель крутости попытался отказаться.
– Я не могу, – промямлил он. – Я…. У меня….
– Нет, ты можешь! Ты уже близко. Иди же вперед. Не мешкай.
Емеля повернулся лицом к спуску в подвал. Он видел на двери массивный замок, и понимал, что ему его не взломать.
– Там заперто, – робко сообщил он своей невидимой собеседнице.
– Иди! – приказала та.
Спустившись по короткой лестнице, Емеля очутился перед массивной железной дверью, покрытой леопардовым узором из пятен старой краски и участков ржавчины. Что сама дверь, что замок выглядели совершенно несокрушимыми. Емеля уже собрался сообщить своей таинственной собеседнице о категорической невозможности продолжать спасательную операцию, но та опередила его.
– Погляди вниз! – велела она.
Емеля послушно опустил взгляд и вздрогнул. Среди нанесенной ветром листвы он заметил у своих ног блеск металла. Наклонился, и поднял связку ключей. Как та оказалась здесь, было непонятно. Кто-то нарочно оставил ее тут? Но почему? И зачем? Или связку уронили случайно, запирая подвал в большой спешке?
Впрочем, эти вопросы померкли, стоило голосу в его голове зазвучать вновь.
– Торопись, Емеля! Торопись! – упрашивал тот, и мольба в нем смешивалась с прорывавшимся нетерпением.
Отыскать в связке подходящий ключ не составило труда. Емеля вставил его в скважину, провернул, и замок откинулся, повиснув на дужке. Емеля вынул его из петель, взялся за ручку и потянул дверь на себя. Та подалась неохотно. За полтора года петли успели основательно заржаветь. Их скорбный стон осквернил монастырскую тишину. Емеля трусливо втянул голову в плечи, затем потянул дверь сильнее, и распахнул настежь.
За ней открывался вход в подвал. Емеля включил фонарь и направил его луч внутрь, скользнув им по кирпичным стенам узкого коридора. Вид этих мрачных катакомб зародил сомнение в Емельяновой душе. Какая-то часть разума настойчиво била тревогу, требуя немедленно уносить отсюда ноги. Но звучащий в ушах голос странно успокаивал и подчинял. Он успешно внушал ощущение того, что все будет хорошо. И Емеля верил в это. Ничего страшного с ним не случится. Тут безопасно. Он просто поможет этой бедняжке. Ведь она так страдает в заточении.
С твердой верой в лучшее он шагнул внутрь.
Подвал оказался сущим лабиринтом. Емеля неминуемо заблудился бы в нем, если бы голос незнакомки не продолжал служить ему надежной путеводной нитью. Он вел его к цели. Емеля полностью сосредоточился на звучащих командах, забыв и думать о чем-либо кроме. Даже забыл о психах, которые по-прежнему находились где-то рядом и все еще могли вновь добраться до него.
Голос в его голове звучал все настойчивее. В нем появились нотки, слегка встревожившие Емелю. Из-под слоя кроткой мольбы то и дело проступало что-то темное и злое, некие интонации, заставлявшие его содрогаться. Несколько раз Емелей овладевало малодушие. Он останавливался, с ужасом оглядывался и задавался вопросом – а куда это меня занесло? Но настойчиво звучащий голос быстро возвращал его на прежние рельсы.
Затем Емеля различил запах. Тот усиливался с каждым его следующим шагом, и опознать его не составляло труда. Это была трупная вонь. Где-то поблизости гнило мясо. И вновь Емелю охватил страх. Запах гнили мог сигнализировать ровно об одном – поблизости находилось мертвое тело. Человеческое тело, поскольку корова или коза уж никак не могли угодить в запертый монастырский подвал. Конечно, оставался шанс, что в подвале благоухает обычный покойник, но Емеля был не так глуп, чтобы поверить в это. За полтора года, прошедших со старта зомби-апокалипсиса, любое тело давно бы сгнило до костей. В отличие от зомби, чье гниение носило стабильный характер, и длилось бесконечно долгий срок.
Емеля предпринял последнее отчаянное усилие в попытке возвратить себе здравомыслие, но звучащий голос уже обрел над ним полную власть. Здесь, вблизи своего источника, он был особенно силен.
– Иди! – потребовал он.
И ноги Емельяна Пискина сами понесли его вперед.
А затем, после очередного поворота, Емеля вступил в небольшое помещение. И сразу понял, что достиг своей цели.
Комната была пуста, не считая обычного мелкого мусора в виде древесных щепок и осколков стекла, поросших толстым ворсом пыли. Единственным предметом интерьера в ней оказался большой продолговатый деревянный ящик из широких толстых досок, что стоял прямо на полу, и до того сильно напоминал гроб, что у Емельяна, при одном лишь взгляде на него, чуть не приключился атомный метеоризм. И хотя это был именно ящик, а никакой не гроб, сходство было слишком велико. Тот стоял в центре комнаты, накрытый дощатой крышкой. Ту прижимали четыре уложенных в ряд силикатных кирпича. Кирпичей в помещении могло бы стать и больше, но Емеля не посрамил ни учителя Цента, ни себя крутого и удержался от спонтанного производства стройматериалов.
В комнате жутко, до тошноты, воняло мертвечиной. Когда Емеля сделал необдуманно глубокий вдох, его едва не вывернуло наизнанку.
– Скорее! – требовал голос. – Освободи же меня!
На негнущихся ногах Емеля приблизился к ящику. Дрожащей рукой он снял с него кирпичи, затем взялся за край крышки и сдвинул ее в сторону. Та соскользнула вниз и упала на пол. В Емельянов нос шибануло такой могучей вонью, что он не выдержал, и выплеснул себе под ноги поток рвоты. Затем, зажав пальцами нос, поднял взгляд и направил свет фонаря внутрь ящика.
Первым, что бросилось ему в глаза, оказался большой, отливающий серебром, ларец, густо украшенный то ли пестрыми стекляшками, то ли всамделишными драгоценными камнями. Тот стоял на дне ящика, прижав к одной из стенок жуткого вида человечески останки. Телом они уже не являлись. По сути, это был скелет, лишь слегка облепленный слоем гнилого мяса. Труп имел такой вид, будто его обглодали заживо. Та немногая плоть, что уцелела, едва скрывала кости.
Емеля застыл, не зная, что ему делать дальше. Не на такое он рассчитывал, направляясь сюда. Он-то ожидал обнаружить в подвале живую женщину, остро нуждающуюся в спасении. А в результате его находку составил скелет. Скелет, мясо на костях которого почему-то не сгнило за те полтора года, что пролежало здесь. Такого не могло произойти с обычными останками. Только зомби имели привычку вечно гнить, но не разлагаться.
Емеля попятился от ящика. Точнее, попытался это сделать. Но зазвучавший голос остановил его. Здесь, вблизи от зловещих останков, он был оглушительно громок, а жалобные мольбы сменились резкими властными командами.
– Убери ее! – потребовала неизвестная.
Емеля растерялся.
– Кого? – пропищал он.
– Убери раку.
– Что такое рака?
Емеля был максимально далек от духовных тем, а из всех христианских обрядов соблюдал только пожирание пасхального кулича с глазурью, да и то осуществлял не по причине высокой духовности, а просто потому, что было вкусно.
– Убери ящик! Ящик!
Голос звучал зло и нетерпеливо.
– Вот этот? – уточнил Емеля, указав на отливающий серебром ларь.
– Да! Да!
Склонившись над ящиком, Емеля взял раку за боковые стенки и попытался приподнять. Но та оказалась удивительно тяжелой. Емеля понимал, что дело пойдет проще, если ухватить раку за днище, но вот не хотелось ему этого делать. Дно импровизированного гроба покрывал слой какой-то липкой зловонной дряни, и Емеле до судорог не хотелось окунать в нее свои пальцы.
– Быстрее! – рявкнул голос, и от его мощи у Емели чуть череп не лопнул по швам. Он дернулся, словно его стегнули кнутом. Затем напряг свои изнеженные мышцы, и с усилием вынул раку из ящика.
Что делать дальше, он не знал. Проявлять инициативу было страшно, а голос не дал ему никаких распоряжений относительно окованного серебром ларца. Емеля так и стоял столбом, держа в руках тяжелую раку, когда неподалеку зазвучали голоса, а в одном из дверных проемов мелькнул свет фонаря. Пискин растерялся, и упустил момент для бегства. Когда в следующую секунду в комнату заглянула знакомая физиономия одного из психов, он так и стоял перед гробом с ракой в руках.
Павел меньше всего ожидал увидеть в подвале Емелю. Он, как и его соратники, совершенно забыл об этом типе. Тот, вроде бы оставшись где-то позади, неожиданно опередил их всех. Мало того, Емеля держал в руках искомую раку. Павел сразу понял, что это она. Отец Серафим показывал ему фотографию.
– Эй, а как этот хрен нас опередил? – спросил Костя, тоже заметивший Емелю.
Они все вчетвером вошли в комнату и выстроились в ряд. Емеля вжался спиной в противоположную стену, продолжая прижимать к груди ларец. На его физиономии застыло странное выражение, смесь страха и какой-то детской растерянности. Емеля выглядел так, будто не совсем понимал, где находится и что делает.
Павел чуть подался вперед, и заглянул в стоящий на полу деревянный ящик. Едва успел направить внутрь луч фонаря, и тотчас же отпрянул, громко чертыхнувшись.
– Что внутри? – спросила у него Вика.
– Мертвец, – ответил тот.
– Мертвец, в смысле, зомби, или просто покойник?
– Точно не знаю, – признался Павел. – Кости и гнилое мясо. По-моему, оно не шевелится.
Костя направил на Емелю ствол дробовика, и злым голосом приказал:
– Эй, блаженный, опусти-ка ящик на пол.
Емеля побледнел и еще крепче прижал раку к груди.
– Поставь ящик на пол, – повторил Костя. – Не доводи до греха. Не заставляй отстреливать тебе яйца в святой обители. Сейчас не сезон. Пасха уже миновала.
Емеля продолжал мешкать. Он боялся, что психи прикончат его тотчас же, едва он только выпустит раку из рук. Но вдруг до его ушей донесся тихий шепот незнакомки.
– Отдай им раку, – приказала она. – Пусть заберут ее и унесут прочь.
Этому приказу Емеля сопротивляться не мог. Он медленно присел на корточки и поставил тяжелый ларец на пол.
– Вот так, – похвалил его Костя. – А теперь отойти от него.
Леха шагнул к Емеле и грубо оттолкнул его в сторону. Костя, наклонившись, поднял раку.
– Тяжелая, зараза! – посетовал он. – У святых головы, что ли, чугунные?
