Сандра Браун
Смерть в ночном эфире
25
Пэрис сполоснула чашку и выключила свет над мойкой. Когда она обернулась, Дин стоял на пороге кухни. Его фигура темным силуэтом выделялась в слабом свете, падавшем из гостиной.
– Прости, что я накричал на тебя.
– Меня не это разозлило, – ответила Пэрис. – Как ты мог подумать, что я решила, будто это ты ударил Гэвина?
– Но я действительно ударил его, Пэрис.
Это признание повисло в напряженной тишине.
– Не сегодня, – продолжал Дин, – а несколько дней назад. Он спровоцировал меня, я потерял самообладание и отвесил ему оплеуху.
Ее гнев исчез так же быстро, как появился.
– Значит, я просто попала в больное место? – Помолчав, она еле слышно добавила: – Я знаю, что произошло в тот раз.
Дин внимательно посмотрел на нее.
– Тебе рассказал Джек?
– Он сказал мне достаточно, но только после того, как я восхитилась твоим потрясающим самоконтролем.
Дин Прислонился к косяку и закрыл глаза.
– Что ж, мой, как ты говоришь, потрясающий самоконтроль меня подвел, сначала с Гэвином, а сегодня с Рондо.
– С Рондо?
Он описал ей сцену, которую застал, войдя в мужской туалет.
– Рондо прижал лицо Гэвина к зеркалу, отсюда и синяк на скуле. Я хотел убить этого парня.
– Я бы тоже так поступила на твоем месте. Почему он это сделал?
– Сказал, что у него есть мать и сестра, и непристойные послания, которые оставлял на этом сайте Гэвин, так оскорбили его, что он не сдержался, когда увидел моего сына. Дурацкое оправдание, похоже на вранье.
– Кертис знает об этом?
– Я ему не говорил, а Рондо, согласись, едва ли признается.
– Ты собираешься спустить дело на тормозах?
– Нет, черта с два. Но с Рондо я разберусь сам, без постороннего вмешательства. – Дин с горечью рассмеялся. – Возвращаясь к нашему другу-детективу, должен предупредить, что он не сдастся, пока не выяснит все о «нашем милом трио», как он выразился.
– Он имеет в виду тебя, меня и Джека.
– Кертис не дурак, Пэрис. Он знает, что средства массовой информации рассказали не всю историю, а мы недоговариваем еще больше.
– Это его совершенно не касается.
– Он думает иначе. Кертис полагает, что Валентино еще к этому вернется.
– К чему? К нам? К Хьюстону? Это никак не связано с тем, что происходит сейчас.
– С делом Валентино не связано, это точно. Но это влияет на то, что происходит между нами сейчас.
Пэрис попыталась отвернуться, но он коснулся ее щеки и заставил посмотреть на него.
– Мы просто обязаны поговорить об этом, Пэрис. Мы зря не сделали этого семь лет назад. Если бы мы с тобой все обсудили сразу, то Джек не напился бы так в тот вечер. Мы обязаны были пойти к нему и все рассказать…
– То есть объявить, что мы оба его предали.
– Что мы полюбили друг друга, что ни ты, ни я этого не ожидали, но, раз это произошло, значит, так тому и быть.
– «Прости, Джек. Тебе просто не повезло. Еще увидимся, старина». Так надо было сказать?
– Это выглядело бы совсем иначе, Пэрис.
– Согласна, все было бы еще хуже.
– Куда же хуже? Хуже того, чем это кончилось? – Дин сделал глубокий вдох и заговорил спокойнее, тише: – Джек был намного умнее, чем ты думаешь, и намного проницательнее. Он заметил, что мы избегаем друг друга. Неужели ты не подумала, что он захочет выяснить причину этого?
Разумеется, Дин был прав. Это Пэрис решила, что Джек ничего не заподозрит, если она будет делать вид, что все нормально. Джек никогда не узнает, что его невеста и его лучший друг занимались любовью. Но их отношения – ее и Джека, его и Дина, ее и Дина – изменились навсегда. Они не могли повернуть все вспять. Пэрис была слишком наивной, когда думала, что им это удастся.
– Я думала… Думала… – Она опустила голову и потерла висок. – Не помню, что я тогда думала, Дин. Я просто не могла подойти к Джеку и огорошить его: «Помнишь тот вечер после гибели Дорри, когда я сказала, что хочу побыть одна? Так вот, ко мне заехал Дин, и мы с ним занимались сексом на полу в моей гостиной».
Вместо этого Пэрис избрала другую тактику. Она отказывалась всякий раз, когда Джек пытался провести время с ней и с Дином. Ее увертки с каждым разом становились все глупее.
– В конце концов Джек спросил меня, почему ты перестал мне нравиться.
– У меня с ним был точно такой же разговор, – сказал Дин. – Он спросил меня, не поругались ли мы во время осады дома Дорри. Джек предположил, что во мне проснулся коп, а в тебе репортер, а эти двое никогда не могут договориться. Я ответил ему, что он ошибается, что мы с тобой уважаем друг друга по-прежнему и относимся друг к другу с симпатией. Вот почему он решил нас проверить и устроил этот ужин-сюрприз.
«Да, тот самый судьбоносный ужин», – подумала Пэрис. Джек пригласил ее и Дина в их любимый ресторан. Пэрис и Дин приехали, не ожидая увидеть там друг друга.
Впервые оказавшись лицом к лицу после того вечера, они испытали огромную неловкость, как и боялась Пэрис. Они с Дином избегали смотреть друг другу в глаза, но когда она исподтишка смотрела на Дина, то каждый раз натыкалась на его взгляд. Разговор был напряженным.
– Для меня этот ужин стал испытанием на выносливость, – признался Дин. – Ты отвергала все мои попытки заговорить с тобой.
– Между нами должно было все кончиться, Дин. Я настолько не доверяла себе, что даже не могла поговорить с тобой по телефону.
– Господи, Пэрис, у меня внутри все дрожало. Я должен был узнать, что ты думаешь. Все ли с тобой в порядке, не беременна ли ты.
– Беременна? – изумилась Пэрис.
– Мы же не предохранялись в тот раз.
– Я принимала таблетки.
– Но я об этом не знал. – Дин грустно улыбнулся. – Я самонадеянно думал, что ты забеременела.
Пэрис не могла ему признаться, что тоже цеплялась за эту напрасную надежду и была очень огорчена, когда следующие месячные начались в срок. Ребенок заставил бы ее сказать Джеку правду. Тогда бы у них с Дином появилось оправдание для того, чтобы причинить Джеку боль. Но этого не произошло.
– Я прошел через ад, пытаясь догадаться, в каком состоянии ты осталась после моего ухода, – продолжал Дин. – И вдруг ты сидишь за одним столом со мной, на расстоянии вытянутой руки, и я не могу ни о чем спросить тебя, не имею права ничего сказать. И это еще не все. Меня убивала мысль о том, что я предаю доверие Джека. Каждый раз, когда он шутил, обнимал меня за плечи и называл приятелем, я чувствовал себя Иудой.
– Джек изо всех сил старался, чтобы ужин прошел весело. Он всегда был массовиком-затейником, – сказала Пэрис, и снова ее мысли вернулись к тому вечеру.
Джек словно решил не замечать неловкость между Пэрис и Дином. Он выпил слишком много, говорил чересчур громко, хохотал, а не смеялся. Но когда принесли десерт, Джек сдался и объявил, что желает знать, что происходит.
– Слушайте, вы двое меня доконали, – наконец объявил Джек. – Я хочу знать немедленно, что произошло между вами, почему вы так неловко чувствуете себя в обществе друг друга. У меня два варианта. А: вы поругались во время освобождения заложников. Б: вы встречаетесь за моей спиной. Так что либо миритесь, либо признавайтесь.
Полагая, что пошутил очень удачно, Джек откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и с улыбкой смотрел то на Пэрис, то на Дина.
Но Дин не ответил на его улыбку, а Пэрис чувствовала себя так, словно ее лицо разлетится на куски, если она попытается улыбнуться. Их молчание говорило о многом. И все же прошло несколько мгновений, прежде чем Джек все понял. А когда это произошло, на него было больно смотреть. Его улыбка увяла. Он посмотрел сначала на Пэрис, почти насмешливо. Потом Джек перевел взгляд на Дина, будто ждал, что старый друг рассмеется и бросит что-то вроде: «Не будь дураком».
Но оба молчали, и Джек сообразил, что его шутка оказалась правдой.
– Сукин сын! – рявкнул он, вскочил на ноги и презрительно усмехнулся в глаза Дину. – Ужин за твой счет, друг.
Их воспоминания были одинаковы, потому что Дин тут же сказал:
– Я никогда не забуду выражение его лица, когда он обо всем догадался.
– Я тоже.
– Я так торопился догнать его, чтобы не позволить ему сесть за руль, что опрокинул стул. Когда я поставил стул на место, вы уже исчезли.
– Я не помню, как бежала за ним через зал ресторана. – Голос Пэрис звучал очень тихо. – Но точно помню, что нагнала его на стоянке. Джек накричал на меня, сказал, чтобы я оставила его в покое.
– Но ты этого не сделала.
– Нет, я умоляла его позволить мне все объяснить. Но Джек только ожег меня яростным взглядом и спросил: «Ты с ним трахалась?»
Дин провел рукой по лицу, но этот жест не помог ему согнать печальное выражение.
– Уже подбегая к парковке, я услышал его слова. А потом ты говорила ему, что он не должен вести машину, что он слишком пьян и слишком зол.
Не обращая внимания на ее мольбы, Джек сел за руль. Пэрис обежала машину, и, на счастье, дверца со стороны пассажира оказалась незапертой.
– Я села в машину. Джек приказал мне выметаться. Но я отказалась это сделать и пристегнула ремень безопасности. Он завел мотор и вдавил педаль газа в пол.
В кухне повисла тишина, оба вспоминали тот страшный вечер. Дин заговорил первым:
– Джек имел полное право злиться на нас. Если бы я оказался на его месте, а он на моем, я… Господи, я не знаю, что бы я сделал. Вероятно, оторвал бы ему руки и ноги. Джек испытывал боль и ярость, и если он действительно решил убить себя, то мы ничего бы не сумели сделать ни в этот вечер, ни потом. Мы поступили ужасно по отношению к нему, Пэрис, и с этим нам придется жить дальше.
Но и Джек поступил не лучше, когда не высадил тебя из машины. – Дин коснулся пальцами шеи Пэрис и нежно погладил. – Вот за что я виню его. Он мог тебя убить.
– Я думаю, что он никого не собирался убивать.
– Ты уверена? – мягко спросил Дин. – Что вы сказали друг другу в эти две минуты, пока машина домчала вас от ресторана до той опоры?
– Я сказала, что мне очень жаль, что мы причинили ему боль. Я сказала, что мы оба любим его, что это была случайность, физическая разрядка после психической травмы и что если он сможет нас простить, то это больше никогда не повторится.
– Джек поверил тебе?
Одинокая слеза скатилась по щеке Пэрис, и она хрипло ответила: – Нет.
– А ты сама верила в то, что говорила?
Она зажмурилась, останавливая подступившие слезы, и молча покачала головой.
Глубоко вздохнув, Дин притянул Пэрис к себе и погладил по волосам.
– Может быть, мне надо было сказать что-то еще, – прошептала она.
– Солгать ему?
– Это могло спасти ему жизнь. Джек был в ярости. Он не понимал, что делает. Я пыталась уговорить его остановиться, чтобы я села за руль, но он только прибавлял скорость. Джек не специально врезался в ту опору. Он просто потерял контроль над машиной.
– Он сделал это намеренно, Пэрис, – твердо сказал Дин.
– Нет, – с отчаянием в голосе не согласилась она, отказываясь в это верить.
– Когда водитель теряет управление, он инстинктивно нажимает на тормоз. Я ехал следом за вами. Тормозные огни так и не зажглись. – Дин приподнял ее подбородок, заставляя ее смотреть ему в лицо. – Джек любил тебя, я в этом не сомневаюсь. Он любил тебя настолько, что собирался сделать тебя своей женой. Он любил тебя настолько, что потерял голову, когда узнал, что ты изменила ему со мной. Но, – он особо подчеркнул это слово, – если бы Джек любил тебя как должно, забывая о себе и не считаясь ни с чем, он бы никогда не стал подвергать твою жизнь опасности. Пусть его последние годы были ужасными, я все равно никогда не смогу простить его за то, что он пытался убить тебя.
За эти слова Пэрис полюбила Дина еще больше. Она на самом деле любила его. С их первой встречи она знала, что любит Дина Мэллоя. Но это было невозможно тогда и оставалось невозможным сейчас. Между ними всегда стоял кто-то. Тогда Джек, теперь Лиза.
Пэрис высвободилась из объятий Дина и заявила:
– Теперь тебе пора идти.
– Я сегодня останусь ночевать здесь. —Дин…
– Я буду спать на диване в гостиной. – Он поднял руки, сдаваясь. – Если ты не веришь, что я способен не прикасаться к тебе, запри дверь в свою спальню. Я не оставлю тебя одну, пока этот сумасшедший вынашивает планы мести.
– Представить не могу, как Валентино догадался, что смерть Джека на моей совести.
– И на моей.
– О том, что произошло между мной и тобой, не знает никто. Я никогда ни с кем это не обсуждала.
– Возможно, Валентино просматривал статьи о тебе и просто догадался о причине аварии, как и Кертис.
– Авария могла стать следствием тысячи причин, – не согласилась с ним Пэрис.
– Но только одно могло убить нашу дружбу с Джеком. Это достаточно просто, Пэрис. Валентино объявил себя борцом с неверными женщинами. Если он решил, что ты изменила Джеку со мной, то он счел необходимым тебя наказать. Даже если бы это было всего лишь предположением, Валентино мог решить для себя, что все так и произошло, и действовать соответственно. – Дин упрямо покачал головой. – Я остаюсь.
Дин подремал на диване до рассвета, потом тихонько вышел из дома. Он помахал рукой патрульным офицерам, сидевшим в машине у тротуара, уверившись в том, что они видели, как он уходит.
Он почти не спал. Выглядел он и чувствовал себя так, словно не спал совсем. Но с этим делом надо было покончить как можно быстрее. Он не хотел откладывать и не стад заезжать домой, чтобы принять душ и побриться.
Дин дважды позвонил, прежде чем услышал стук отодвигаемой задвижки. Лиза сонно посмотрела на него поверх медной цепочки и закрыла дверь для того, чтобы снять ее.
– Непростительно с моей стороны появляться у тебя в такой час, – сказал он, переступая порог.
– Я тебя прощаю. – Лиза обняла его за талию и потерлась носом о его щеку. – Честно говоря, это очень приятный сюрприз.
Дин обнял ее. Под шелковым халатом ее обнаженное тело было теплым, мягким, женственным. Но это его не возбудило.
Она отодвинулась от него, чтобы заглянуть ему в лицо, прижимаясь бедрами к нему.
– Ты выглядишь неважно, друг мой. Поздно лег?
– Можно и так сказать.
– Опять что-то с Гэвином? – спросила Лиза, явно встревоженная.
– Нет. Правда, он еще нетвердо стоит на правильном пути, и пока я буду строго за ним следить, но я пришел не поэтому.
Умение Лизы понимать людей позволило ей сделать карьеру, не подвело оно ее и сейчас. Еще немного посмотрев на него, она сказала:
– Я хотела предложить тебе любовную терапию в постели, но догадываюсь, что лучше будет предложить тебе кофе.
– Не стоит беспокоиться, я ненадолго.
Словно подстегивая свою гордость, Лиза выпрямилась, опустила руки по швам и откинула назад вьющиеся волосы.
– Сесть ты хотя бы можешь?
– Конечно.
Она провела его в гостиную и устроилась в уголке дивана, подобрав под себя босые ноги. Дин сел на самый краешек, уперев локти в колени. По дороге к ней он пытался придумать, как объяснить ей все, и в конце концов решил, что приятного варианта не придумаешь. Дин слишком уважал Лизу, чтобы лгать ей. Он решил сказать все напрямую.
– Я несколько месяцев позволял тебе думать, что мы поженимся. Этого не будет, Лиза. Прости.
– Понимаю. – Она вдохнула и громко выдохнула. – Могу я хотя бы узнать, почему?
– Раньше я думал, что у меня классический случай, что я просто в последний момент испугался. Я прожил холостяком пятнадцать лет, поэтому был уверен, что именно идея брака вызывает у меня панику. Поэтому я ничего не говорил, надеясь, что все образуется. Я не хотел ссориться с тобой из-за этого или огорчать тебя понапрасну.
– Ну что ж, я ценю, что ты считался с моими чувствами.
– Я слышу сарказм или мне показалось?
– Не показалось.
– Думаю, я это заслужил, – согласился Дин. – Я только что разорвал нашу почти состоявшуюся помолвку. Ты не обязана быть любезной.
– Я рада это слышать, потому что готова выцарапать тебе глаза.
– Имеешь право.
Лиза сердито посмотрела на него, но потом гордость взяла верх.
– Я подумала и решила, что не буду устраивать скандал. Моя истерика лишь позволит тебе пулей вылететь отсюда, чтобы никогда больше не вернуться. Вместо этого я хочу потребовать от тебя объяснений. Полагаю, я это заслужила.
На самом деле Дин рассчитывал на скандал, во время которого их ругательства разрушили бы ту нежность, которую они питали друг к другу. Тогда разрыв был бы менее болезненным для нее и легче для него. Но Лиза закрыла эту лазейку для труса.
– Не уверен, сумею ли все объяснить. – Дин развел руками, демонстрируя свою беспомощность. – Дело не в тебе. Ты такая же умная, красивая и желанная, как в день нашей первой встречи. И даже более того.
– Пожалуйста, избавь меня от речей в духе «я тебя недостоин».
– Я не об этом, – раздраженно заметил Дин. – Я говорил искренне. Дело не в тебе. Дело в нас. Нас больше нет, Лиза.
– Мог бы и не говорить этого. Последнее время ты был рассеянным даже тогда, когда мы занимались любовью.
– Забавно, я что-то не припомню, чтобы ты жаловалась, – усмехнулся он.
– Ты снова пытаешься затеять ссору, – сурово оборвала его Лиза. – Не надо. И не злись. Речь не о твоем члене, а о том, что ты холоден как лед.
– Признаю.
– Дело в Гэвине и в его переезде к тебе? В том, что ты должен уделять ему больше времени?
– Гэвин стал для меня отличным прикрытием, – признался Дин. – Я не горжусь тем, что использовал его.
– Нечем гордиться. Но дело в нем? —Нет.
– Значит, есть кто-то еще.
Дин повернул голову и прямо посмотрел на нее: —Да.
– Ты встречаешься с другой женщиной?
– Нет, ничего подобного.
– Тогда что, Дин? В чем дело?
– Я люблю другую.
Лиза замолчала, пораженная простотой его ответа. Она долго смотрела на него, свыкаясь с тем, что он сказал.
– Ты любишь другую. А меня ты любил?
– Да, и во многих отношениях люблю до сих пор. Ты была важной и необходимой частью моей жизни.
– Но не твоей большой страстью.
– Когда мы только начали встречаться, я честно надеялся… Я думал… Я пытался…
– Ты пытался. – Лиза горько рассмеялась. – Это именно то, что женщина хочет услышать.
К ней вернулся сарказм, но она заставляла себя быть резкой. Лиза схватила маленькую подушку и прижала ее к груди, хотелось за что-то ухватиться, чтобы не сойти с ума. Дин почувствовал, что лучше ему уйти теперь, пока он не ранил ее гордость еще сильнее.
Но когда он встал, она тихо сказала:
– Женщина в солнечных очках. Та самая, с которой ты разговаривал в полицейском участке. Пэрис, так, кажется? – Подняв голову, Лиза смотрела на него. – Ну что ты, Дин, чему ты так удивился? Даже если бы я была слепой, я бы догадалась, что вы с ней были любовниками.
– Много лет назад. И это было всего один раз, но…
– Но ты так и не пришел в себя. Он печально улыбнулся ей:
– Нет, так и не пришел.
– Просто из любопытства, скажи, когда ты начал снова с ней встречаться?
– Позавчера.
Ее губы раскрылись в немом изумлении.
– Да, позавчера. Мое отчуждение, другого слова я не могу подобрать, началось задолго до ее появления. Наша встреча только подтвердила то, что я и так уже знал.
– Что ты на мне не женишься. Дин кивнул.
– Что ж, хвала господу, что этого не произошло. – Лиза отбросила в сторону подушку и встала. – Я не хочу быть ничьим запасным вариантом.
– И ты никогда им не будешь. – Он взял ее за руку и сжал. – Прости, что я отнял у тебя два года.
– Это, возможно, и к лучшему, – легкомысленно отмахнулась Лиза. – Что бы я стала делать с ребенком в деловой поездке? Взяла бы его с собой и носила в кейсе?
Она делала вид, что ей все равно, но Дин знал, что она разочарована до глубины души. Лиза была слишком гордой, чтобы выставлять напоказ свои слезы. И потом, возможно, только возможно, она слишком его любила и не хотела, чтобы он ушел с чувством вины.
– В тебе много грации, класса и стиля, Лиза.
– О да, просто через край.
– Что ты будешь делать?
– Сегодня? Думаю, я побалую себя массажем. Он улыбнулся:
– А как насчет завтра?
– Когда я переехала сюда, я не продала мой дом в Хьюстоне.
– Не продала?
– Ты думал, что я продала, и я не стала тебе ничего говорить. Вероятно, я предчувствовала, что мне понадобится безопасное гнездышко. В любом случае, как только смогу, я сразу вернусь туда.
– Ты невероятный человек, Лиза.
– И ты тоже, – хрипло ответила она.
Дин нагнулся, поцеловал ее в щеку и направился к двери. Уже взявшись за ручку, он обернулся:
– Всего тебе хорошего.
С этими словами Дин ушел.
26
– Алло?
– Это Гэвин?
– Да.
– Говорит сержант Кертис. Я тебя разбудил?
– Вроде того.
– Прости за беспокойство, но я никак не могу дозвониться твоему отцу на сотовый. Вот почему я звоню к вам домой. Ты не мог бы позвать его?
– А отца нет. Он остался ночевать у Пэрис. – Гэвин сообразил, что сказал, только тогда, когда слова уже сорвались с языка. Кертис такой подозрительный, он наверняка подумает совсем не то. – Мы вчера ужинали у нее, – поторопился объяснить Гэвин. – А после ее программы и звонка этого Валентино отец решил, что ей не следует оставаться одной.
– Полицейские охраняют дом мисс Гибсон, – возразил Кертис.
– Думаю, отец считает, что этого мало.
– Видимо, так.
Гэвин решил не продолжать, чтобы не наговорить лишнего. В конце концов, какое Кертису дело, где ночует его отец?
– Ладно, я попытаюсь найти его там, – сказал детектив. – У меня есть номер.
– Я могу передать отцу сообщение, – предложил Гэвин.
– Спасибо, но мне необходимо поговорить с ним лично. Это Гэвину совсем не понравилось. Неужели Кертису опять надо поговорить с отцом о чем-то, что касается его, Гэвина?
– Есть какие-нибудь новости о Джейни? – спросил он.
– Боюсь, что нет. С тобой я поговорю позже, Гэвин.
В трубке раздался гудок прежде, чем Гэвин успел попрощаться. Он встал, сходил в ванную, а потом выглянул в окно гостиной. Полицейская машина по-прежнему стояла возле дома.
Интересно, только он один заметил иронию в том, что его охраняют от Валентино, подозревая при этом, что он и есть этот самый Валентино? Пока Джейни не найдут, ему придется сидеть дома. Он сам обрек себя на это. Но все могло быть и хуже. Если бы не его отец, копы вообще могли упрятать его в тюрьму.
Гэвин не слишком расстраивался, хотя отец не один раз поймал его на лжи и узнал о его членстве в «Секс-клубе». Накануне, когда они с отцом ужинали у Пэрис, Гэвин замечательно себя чувствовал.
Сначала ему было даже страшно встретиться с ней через столько лет. А что, если Пэрис изменилась и теперь выглядит как старуха? Он боялся увидеть ее с залитыми лаком, высоко начесанными волосами и увешанную драгоценностями, боялся, что она стала излишне сентиментальной и недалекой, что она примется причитать, как он вырос, начнет суетиться вокруг него, как делали это родственники его матери на семейных сборищах.
Но Пэрис осталась такой же клевой, какой он ее помнил. Она держалась дружелюбно, но не перегибала палку, как Лиза. Она не разговаривала с ним свысока. Еще когда они общались в Хьюстоне и он был совсем маленьким, Пэрис всегда держалась с ним на равных.
Джек любил называть его Скаутом, Капитаном или Партнером. Он всегда разговаривал с ним слишком громко, словно Гэвин был малюткой, которого надо развлечь. Джек был ничего, но из них двоих Гэвину больше нравилась Пэрис.
Она нравилась ему больше тех женщин, с которыми встречался его отец. Гэвин помнил, как думал о том, что если бы Джек исчез, то было бы круто, если бы Пэрис стала девушкой отца.
Мать считала, что так оно и было.
Разумеется, она никогда не говорила об этом с Гэвином, но однажды он подслушал, как она заявила подруге, что Пэрис Гибсон «зацепила» Дина и что он встречается с другими только потому, что Пэрис невеста Джека Доннера.
В то время Гэвин был слишком мал, чтобы понять ее слова, да и отношения взрослых его мало интересовали. Но теперь, увидев, как отцу не терпится поскорее оказаться у Пэрис дома, как он посмотрелся в зеркало, прежде чем выйти из машины, Гэвин подумал, что его мать была права. Гэвин ни разу не видел, чтобы отец смотрелся в зеркало, когда шел на свидание к Лизе.
Сколько Гэвин себя помнил, его родители были в разводе. Еще совсем ребенком он понял, что у него не такая семья, какие показывают в рекламных роликах по телевидению. Там мамочка и папочка завтракали вместе, гуляли по пляжу, держась за руки, и даже спали в одной постели. Он заметил, что в других домах их квартала отцы жили вместе с детьми.
Гэвин стал расспрашивать своих родителей, и, когда они объяснили ему смысл развода, он отчаянно надеялся, что они снова станут жить вместе. Но чем старше становился Гэвин, тем яснее становилась для него призрачность подобного воссоединения. Он смирился, но все-таки продолжал надеяться.
Его отец встречался со множеством девушек. Гэвин забыл их имена, потому что ни одна не продержалась достаточно долго. Он слышал, как его мать как-то сказала его бабушке о «цветке месяца», и понял, что речь идет об очередной отцовской подружке.
Его мать редко ходила на свидания, и его удивило, что именно она первой снова вышла замуж. Этот брак убил все надежды Гэвина на то, что его родители чудесным образом соединятся снова. Тогда он по-настоящему рассердился на мать и преисполнился решимости сделать ее жизнь с новым мужем совершенно невыносимой.
Оглядываясь назад, Гэвин понимал, что повел себя глупо, по-детски. Он был настоящим дураком. Его мать наверняка любила этого парня, Саймона, иначе она не вышла бы за него замуж. Она больше не любила отца Гэвина. Он слышал, как она и об этом говорила его бабушке.
– Я всегда любила Дина за то, что он подарил мне Гэвина, – как-то сказала Патрисия, – но мы правильно сделали, что расстались так быстро.
Гэвин догадался, что отец не любит мать, а может быть, и вообще никогда не любил. Он пытался представить своих родителей как пару, но у него просто ничего не получилось. Патрисия и Дин не подходили друг другу, будто части разных головоломок. У них ничего не получилось с самого начала, и общего будущего для них не существовало. «Смирись с этим, парень», – подумал тогда Гэвин.
Теперь его мама была счастлива во втором браке. Отец тоже заслужил право быть счастливым. Но Гэвин не считал, что Лиза – это та женщина, которая сумеет подарить отцу счастье.
Он почти задремал, размышляя об этом, но не успел заснуть по-настоящему, как в дверь позвонили.
Господи, что ж сегодня всех разбирает с самого утра?
Гэвин подошел к двери, открыл ее и сразу же пожалел, что не посмотрел в глазок, прежде чем открывать. На пороге стоял Джон Рондо.
Взгляд Гэвина метнулся к патрульной машине. У него отлегло от сердца, когда он увидел, что она на месте. Копы внутри жевали пончики. Наверняка это Рондо их угостил.
– Не волнуйся, Гэвин, твои защитники все еще здесь. Вежливый тон Рондо не обманул Гэвина. Ни на секунду.
У него только-только перестало дергать скулу, но дотрагиваться до нее было все еще больно, да и синяк останется надолго. Рондо был тяжелее его фунтов на тридцать. Гэвин сразу понял, что этот сукин сын способен на все. Но черта с два он струсит.
– Я ни о чем не волнуюсь, – парировал он. – Особенно о тебе. Что тебе нужно?
– Я хочу добавить кое-что к тому, что уже говорил вчера.
– Если отец увидит тебя здесь, он надерет тебе задницу.
– Вот почему я пришел сейчас, когда его нет дома. – Рондо улыбался, так что для любого, кто увидел бы его, включая и полицейских в машине, слизывавших сахарную пудру с пальцев, это выглядело как обычный дружеский разговор. – Если ты решишь кому-нибудь рассказать о моих…
– Преступлениях.
Улыбка Рондо стала еще шире.
– Я бы назвал это внеслужебной деятельностью. Так вот, если кто-нибудь услышит об этом от тебя, то я приду не за тобой.
– Я тебя не боюсь.
Не обращая внимания на слова Гэвина, Рондо продолжал:
– Я примусь за твоего отца.
– Это что, шутка? Чертовски забавно. – Гэвин изобразил саркастический смех. – Ты компьютерный псих.
– Я как раз делаю все, чтобы из этого отдела перейти в отдел расследований.
– Да пусть они тебя хоть начальником назначат, мне плевать. У тебя все равно духу не хватит схватиться с моим отцом один на один.
– Я и не говорю о том, что именно я с ним разделаюсь. Это было бы глупо, потому что он от меня этого ждет. Но как насчет какого-нибудь психа-арестованного, с которым он беседует? Мэллой все время бывает в тюрьме, ты ведь знаешь, – негромко продолжал Рондо. – Разговоры разговаривает с маньяками, насильниками, убийцами. Пытается добыть у них информацию, уговорить признаться. А что, если одному из них птичка на ушко прощебечет о том, что, пока он сидит за решеткой, доктор Мэллой пристает к его жене?
– Ты совсем сбрендил.
– Ведь именно так твой папаша поступил со своим лучшим другом Джеком Доннером. Он переспал с Пэрис Гибсон, когда та была невестой Джека.
На это у Гэвина не нашлось остроумного ответа.
– Кто это говорит? – выпалил он.
– Кертис, например. И любой, у кого хватит ума сложить два и два. Твой папенька трахнул невесту своего лучшего друга, и из-за этого Джек Доннер попытался совершить самоубийство. И это ему удалось.
– Ты все придумал.
– Не веришь мне, спроси папулю. – Рондо прищелкнул языком. – Некрасивая история, правда? Но она только подольет масла в огонь, если я пущу слушок среди заключенных, что доктору Мэллою, несмотря на все его дружелюбие и отеческую заботу по отношению к ним, доверять нельзя, потому что он падок на одиноких и слабых женщин. Ты понял, к чему я клоню, Гэвин? Копы частенько подставляют друг друга. Все мы обычные люди. У нас есть враги и среди своих. Такое случается. – Рондо пожал плечами. – Твой папаша ни о чем не узнает, но он умрет, а ты останешься сиротой.
Страх сдавил сердце Гэвина.
– Убирайся вон, – пробормотал он.
Без видимой спешки Рондо оттолкнулся от косяка.
– Ладно, пока я ухожу. Но я настоятельно рекомендую тебе подумать о том, что я сказал. Ты ничто. Ты собачье дерьмо на моем ботинке, ты не стоишь того, чтобы я тратил на тебя время и силы. Но если ты на меня настучишь, – он больно ткнул Гэвина в грудь костяшкой согнутого указательного пальца, – Мэллою можно будет заказывать венки.
Пэрис медленно открыла глаза, но, увидев Дина, сидящего на краю ее постели, она тут же села.
– Что случилось?
– Ничего нового. Я не хотел тебя напугать.
У нее отлегло от сердца. Слава богу, плохих новостей не было. Но сердце встревоженно билось от испытанного страха и оттого, что Дин сидел на ее кровати. Не успев толком перевести дух, она спросила:
– Как диван?
– Короткий.
– Ты вообще-то спал?
– Немного. Большую часть времени я работал, кое-что записывал по делу Валентино.
Накануне Пэрис страшно устала, но сразу заснуть не смогла, так как помнила о том, что Дин спит в соседней комнате. Это осталось у нее в подсознании и помешало хорошо выспаться.
