Сандра Браун
Смерть в ночном эфире

17

Сержант Кертис позвонил как раз в тот момент, когда Пэрис намазывала на тост ореховое масло.

– Вы помните, ночью я говорил вам о нераскрытых делах?

– Вы нашли среди них нечто похожее?

– Дело Мэдди Робинсон. Ее тело нашли через три недели после того, как соседка по комнате заявила о ее исчезновении. Один фермер нашел труп в неглубокой могиле на одном из своих пастбищ, вдалеке от жилья и дорог. Причина смерти – удушение чем-то, напоминающим веревку. Труп уже начал разлагаться. Грызуны и черви сделали свое дело.

Пэрис отложила в сторону свой завтрак. А Кертис как ни в чем не бывало продолжал свой рассказ:

– Но эксперт сумел установить, что тело было вымыто специальным раствором. – Он сделал многозначительную паузу. – Снаружи и изнутри.

– Так что даже если бы тело нашли раньше…

– Этот извращенец сделал все, чтобы мы не могли определить его ДНК. Вокруг могилы не было следов, ни от ног, ни от машины. Вероятно, помогла погода. Одежды на трупе также не оказалось.

Пэрис стало нехорошо при мысли о том, какой ужасной смертью погибла неизвестная ей Мэдди. Она спросила Кертиса, какими данными о жертве он располагает.

– Девятнадцать лет. Привлекательная, но не сногсшибательная красавица. Она была студенткой. Дорис, ее соседка по комнате, призналась, что они вели отнюдь не монашеский образ жизни. Погуляли достаточно. Девушки почти каждый вечер проводили вне дома. Но есть кое-что весьма интересное. Мэдди упоминала, что встречается с «особенным» парнем.

– В каком смысле «особенным»?

– Дорис не знала. Мэдди уклончиво говорила о том, в чем состоит эта особенность. Девушки дружили еще со школы и обычно рассказывали друг другу обо всем. Но на этот раз Мэдди не говорила ничего, кроме того, что этот таинственный парень клевый, замечательный и непохожий на других.

– Подруга Мэдди никогда его не видела?

– Он не приходил к ним в квартиру. Мэдди встречалась с ним где-то еще. Он никогда не звонил по квартирному телефону, только Мэдди на сотовый. Соседка по комнате полагала, что парень женат, отсюда и вся секретность. При всех прочих «подвигах» Мэдди и Дорис никогда не спали с женатыми мужчинами. Не по моральным соображениям, а потому что у таких отношений не было будущего. Так сказала сама Дорис. Сначала Мэдди заявила, что влюблена, а потом сообщила, что разрывает отношения. Она сказала подруге, что парень становится настоящим собственником, и это ее раздражает, потому что он ни разу не пригласил ее на настоящее свидание. Они бывали только в его квартире, которую она описывала как настоящую помойку, и там занимались сексом. Мэдди намекнула, что такой секс был необычным даже для нее, и ей понравилась именно новизна. Дорис пыталась выспросить подробности, но Мэдди отказалась говорить об этом. Она только заявила, что между ними все кончено.

Чтобы развеселить Мэдди, Дорис предложила ей переспать с кем-нибудь еще. Та последовала совету. Они вместе отправились в бар, напились, Мэдди кого-то подцепила и привела нового знакомого в их квартиру. Позже с этого парня были сняты все подозрения.

Последний раз Мэдди Робинсон видели на берегу озера Трэвис, где большая группа молодых людей праздновала начало летних каникул. Они с подружкой потеряли друг друга в толпе. Дорис вернулась домой одна, предполагая, что Мэдди нашла себе партнера на ночь. В их кругу это считалось совершенно нормальным. Но когда Мэдди не вернулась спустя сутки, Дорис обратилась в полицию.

Я не работал над этим делом, поэтому сразу о нем не вспомнил. Расследование по горячим следам ни к чему не привело, поэтому дело передали в отдел «висяков». – Закончив краткий отчет, Кертис тяжело вздохнул.

– Значит, это случилось приблизительно в конце весеннего семестра? – уточнила Пэрис.

– Где-то в самом конце мая. Тело было найдено в двадцатых числах июня. У вас сохранились записи за этот период?

– Да. Вам принести дубликаты?

– Обязательно, и как можно скорее.

– Стэн!

Он дернулся, когда вошла Пэрис и застала его сидящим за ее столом. Криншоу быстро пришел в себя и мрачно приветствовал ее.

Она бросила сумочку на груду распечаток.

– Ты занял мое место.

Прежде чем засесть в своем кабинете, Пэрис заглянула в архив и взяла несколько компакт-дисков, на которых были записаны некоторые разговоры со слушателями. Она передала их инженеру и попросила переписать на аудиокассеты.

– Аудиокассеты? Это же шаг в прошлое, – пробормотал он.

Пэрис не стала объяснять, что отдел расследований все еще работает с кассетными магнитофонами, а просто поблагодарила его и вышла, прежде чем он успел отказаться от выполнения такой странной просьбы.

– Что ты делаешь в моем кабинете? – напрямик спросила она Стэна, заняв свое кресло. Как и накануне вечером, он расчистил уголок на столе и сел без приглашения.

– У меня нет собственного кабинета, и это самое удобное место, чтобы подождать.

– Чего?

– Не чего, а кого. Моего дядю Уилкинса. Он на совещании с генеральным менеджером.

– По поводу чего? – спросила Пэрис.

– По поводу меня.

– Что случилось? Что ты натворил?

Криншоу тут же придал лицу оскорбленное выражение:

– Ну почему все сразу думают, что я напортачил?

– А ты этого не делал? – усмехнулась Пэрис.

– Да нет же!

– Тогда почему твой дядя Уилкинс проводит совещание по твоему поводу с генеральным менеджером?

– Все из-за этого проклятого телефонного звонка.

– Из-за звонка Валентино?

– Да. Этот звонок кое-что напомнил дяде. Вот он и прилетел на самолете компании сегодня рано утром, позвонил мне, поднял с постели и приказал немедленно явиться сюда. Я помчался сломя голову, а он уже совещается за закрытыми дверями. Я его еще даже не видел.

– Что еще за «кое-что»?

Вместо того чтобы ответить на ее вопрос, Стэн задал свой:

– Я хорошо здесь работаю, Пэрис? Она удивленно покачала головой:

– Стэн, ты же ничего здесь не делаешь.

– Я бываю здесь каждый рабочий день с десяти вечера до двух ночи.

– Ты просто занимаешь место, но при этом ты ничем не занимаешься.

– Конечно, потому что все оборудование работает как часы.

– А если бы что-то сломалось, ты бы сумел исправить?

– Возможно. Я на «ты» с техникой, – раздраженно отмахнулся Криншоу.

– Я бы выбрала другое слово, чтобы описать сложнейшее электронное оборудование ценой в несколько миллионов долларов. Ты хотя бы разбираешься в радиотехнике, Стэн?

– А ты?

– Я не занимаю вакансию инженера.

Он был просто испорченным мальчишкой, готовым расплакаться по любому поводу. Пэрис всегда могла бы упрекнуть его в некомпетентности и нежелании работать. Незнание можно простить, а равнодушие нет. Во всяком случае, с точки зрения Пэрис.

Когда она говорила в микрофон, она помнила о том, что ее слушают тысячи людей. Ее голос настигал их в машине или дома. Она становилась их партнером в том, что они делали в данную минуту.

Количество слушателей было не просто шестизначной цифрой, которую она могла учесть в своем рейтинге. За каждой единицей стоял человек, который уделил ей свое время и для которого она должна была провести свою программу на самом высоком уровне.

Стэн никогда не думал о том, что их слушают люди. А если и думал, то это никак не отражалось на его работе. Он ни разу не проявил инициативу. Он проводил в аппаратной свое время, отсчитывая минуты до конца эфира, чтобы побыстрее покинуть радиостанцию и заняться какими-то своими, неведомыми Пэрис делами.

Но привсем при этом Пэрис не могла не пожалеть его. Он не сам выбрал себе работу. Его будущее определилось раз и навсегда в ту самую минуту, когда он появился на свет в семействе Криншоу. Его дядя был бездетным холостяком. Стэн оказался единственным ребенком в семье. Когда его отец умер, он стал наследником медиаимперии, нравилось ему это или нет.

Никто в корпорации явно не желал понимать и принимать тот факт, что Стэна все это не интересовало. У него не было никаких данных, чтобы возглавить огромную компанию после ухода дяди. К тому же только смерть могла заставить дядю отдать рычаги управления племяннику.

– Я учусь бизнесу с самых низов, – мрачно объяснил Стэн. – Я должен узнать обо всех аспектах работы, чтобы быть готовым к управлению, когда придет мое время. Во всяком случае, так думает дядя Уилкинс.

– И все-таки, что напомнил дяде звонок Валентино? Губы Стэна недовольно скривились.

– А, пустяки.

– Но этого оказалось достаточно, чтобы твой дядя сорвался с места, – настаивала Пэрис.

Стэн тяжело вздохнул:

– Прежде чем меня перевели, вернее, сослали сюда, я работал на нашей телестанции в Джексонвилле, штат Флорида. Если сравнить с этой дырой, там был просто рай. У меня был роман с одной из женщин-коллег.

– Так ты не голубой?

Стэн отреагировал так, словно его ткнули в спину горящей головней.

– Голубой? Кто говорит, что я голубой?

– Ходили такие слухи.

– Голубой? Иисусе! Ненавижу этих техасских работяг. Если ты не водишь пикап, не пьешь пиво из бутылки и не одеваешься, как ковбой, то ты гей.

– А что произошло с той женщиной из Флориды? Криншоу взял со стола листок бумаги и стал складывать его.

– Мы позволили себе кое-что прямо в офисе. И в следующую же секунду она заявила, о сексуальном домогательстве.

– А это было неправдой?

– Да, Пэрис, это было неправдой, – сказал Стэн, подчеркивая каждое слово. – Ее обвинение было таким же ложным, как пятый размер ее бюста. Я не принуждал ее к сексу со мной. Если говорить честно, то она была сверху.

– Это больше информации, чем мне требовалось, Стэн.

– Как бы там ни было, она подала жалобу. Дядя Уилкинс не допустил, чтобы дело дошло до суда, но это стоило ему кучу денег. И разозлился он на меня, а не на нее. Ты можешь в это поверить? Он сказал: «Как ты мог быть таким идиотом и орудовать своим членом на работе?» Я спросил его, слышал ли он о Билле Клинтоне. Это замечание не пришлось ему по вкусу, особенно потому, что именно наши газеты поддерживали президента во время предвыборной кампании. Вот почему я теперь торчу здесь, в ссылке. – Стэн выбросил измятую бумажку в мусорную корзину. – И именно поэтому он прыгнул в самолет и прибыл сюда.

– После того как ты сообщил ему, что с тобой разговаривали полицейские, он должен был приехать и убедиться, что та флоридская история не всплывет снова. Верно?

– Он называет это контролем над убытками.

– Слова настоящего корпоративного крестного отца. Теперь Пэрис могла представить себе картину. Стэна сослали на заштатную радиостанцию за то, что он смешал дело с удовольствием. Дядя Уилкинс не стал говорить управляющему о досадном инциденте, но решил, что теперь он должен объясниться, прежде чем обо всем станет известно местному департаменту полиции и подозрение падет на его племянника.

– Это был единственный инцидент, Стэн? Он хмуро посмотрел на нее:

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего особенного. Так да или нет? Напряжение спало, и он ответил:

– Это был первый и единственный раз. Поверь мне, Пэрис, я усвоил урок. Никогда в жизни больше не прикоснусь ни к одной из женщин-коллег.

– В качестве владельца это делает тебя очень уязвимым.

– Как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь предупредил меня об этом до того, как я приехал в Джексонвилль.

Пэрис пожалела его и не стала говорить, что тут и предупреждать было не о чем. Такой линии поведения должен придерживаться всякий разумный человек.

Стэн Криншоу посмотрел на нее через стол с уязвленным выражением.

– Значит, все думают, что я гей?

Она рассмеялась. Как это типично для Стэна. Он поставил на первое место совершенно незначительный факт.

– Ты слишком хорошо одеваешься.

Вошел инженер, переписывавший для нее кассеты, и предупредил, что оставил готовые дубликаты у секретарши в холле.

– Снова кассеты? – спросил Стэн.

– Вполне вероятно, что Валентино не первый раз объявлял о предполагаемом убийстве в разговоре со мной.

– Что произошло ночью после того, как ты и Мэллой вылетели отсюда пулей? Думаю, Валентино вы не поймали.

– К несчастью, нет. – Она рассказала ему о телефоне-автомате возле магазина. – Патрульные машины были там через несколько минут, но поблизости никого не оказалось.

– Сегодня утром я слышал в новостях об этой пропавшей девушке. История попала и на первые страницы газет.

Пэрис кивнула, вспоминая слова судьи Кемпа. Родители Джейни до последнего держались за предположение, что дочь добровольно ушла из дома. По мнению Пэрис, такое поведение было серьезной ошибкой. С другой стороны, она все еще надеялась, что супруги Кемп окажутся правы.

Она встала, собираясь уйти.

– Увидимся вечером, Стэн.

– Кто такой Дин Мэллой? Вопрос застал Пэрис врасплох.

– Я тебе уже говорила. Он штатный психолог в управлении полиции Остина.

– Который в свободное время выполняет обязанности телохранителя? – Стэн наградил ее сардонической усмешкой. – Когда я привез кассеты, патрульный сказал мне, что этот Мэллой в доме вместе с тобой.

– Я не понимаю, к чему ты клонишь.

– Думаю, что ты не так глупа, просто прикидываешься. Кто Мэллой для тебя, Пэрис?

Если она ему не скажет, то Стэн сам примется копать и узнает больше, чем ей хотелось бы.

– Мы познакомились с ним в Хьюстоне много лет назад.

– Так-так. Догадываюсь, что вы очень хорошо знали друг друга.

– Да, Дин Мэллой был лучшим другом Джека. Закончив на этом разговор, Пэрис встала и направилась к двери. Но на пороге она обернулась и спросила его:

– Что ты знаешь о Марвине?

– Только то, что он тупица.

– Он умеет пользоваться компьютером, Интернетом? Стэн фыркнул:

– Откуда мне знать? Я с ним и парой слов не обменялся. Почему вдруг такой неожиданный интерес к нему?

Пэрис замялась, не зная, одобрит ли Кертис, если она поделится со Стэном информацией о внезапном бегстве уборщика.

– Так просто. Ладно, до вечера.

Пэрис и сержант Кертис заперлись в небольшой комнате для допросов. Они сидели друг против друга за стареньким обшарпанным столом. Между ними стоял кассетный магнитофон, которым детектив пользовался накануне, и лежали кассеты, которые Пэрис принесла с радиостанции.

Они начали прослушивать пленки, записанные примерно за неделю до того дня, когда исчезла Мэдди Робинсон. Пэрис и Дин уже говорили о том, что Валентино намеренно искажает голос, и это делало его заметным и мгновенно узнаваемым. Поэтому дело шло быстрее, чем они думали, Пэрис пропускала запись явно не его голоса.

Кертис вышел ненадолго, чтобы принести им свежего кофе. Когда он вернулся, Пэрис возбужденно сообщила:

– Кажется, я нашла его. На кассете не отмечены дата и время, как на записывающем устройстве, но этот разговор произошел примерно в то время, которое нас интересует. В ту ночь Валентино был особенно мрачным, но я все равно дала этот звонок в эфир. Его заявления вызвали целый шквал звонков, и линия была занята несколько часов.

Кертис сел на свое место.

– Вы сделали его знаменитостью в тот вечер.

– Но я этого не хотела. Вы мне верите? Начинаем. – Она включила магнитофон.

«Женщины всегда изменяют, Пэрис. Почему? Ты же женщина. Захотелось бы тебе чего-то другого, если мужчина буквально ест с твоей ладони? Неужели количество лучше качества?

– У вас сегодня очень плохое настроение, Валентино Мне жаль.

– Это не плохое настроение. Я просто в ярости.

– Но не все женщины изменяют.

– Мой опыт подсказывает мне обратное.

– Вы просто пока не нашли ту женщину, которая вам нужна. Вы хотели бы послушать сегодня какую-нибудь особенную песню?

– Например?

– Могу предложить вам очень красивую версию песни „Потоки слез“ в исполнении Барбары Стрейзанд. Не забывайте, Валентино, что каждый получает то, что заслуживает. Хотя звучит это банально.

– Поставь эту песню, Пэрис. Но даже если мою женщину бросят так же, как она бросила меня, это не станет для меня компенсацией».

Пэрис остановила пленку и посмотрела на Кертиса, задумчиво вертевшего вокруг пальца обручальное кольцо.

– Полагаю, он почувствовал себя отомщенным, когда задушил ее и закопал на том проклятом пастбище. Простите за выражение.

Пэрис потерла виски.

– Я бы никогда не догадалась по его словам, что он замыслил убить ее.

– Не переживайте из-за этого. Вы же не телепат.

– Я не распознала реальную угрозу в его словах.

– Никто бы не сумел этого сделать. И потом мы все еще теряемся в догадках. Пока Валентино нельзя связать с Мэдди Робинсон.

Пэрис опустила руки и посмотрела на него:

– Но вы-то думаете, что они связаны, так?

Прежде чем Кертис успел ответить, дверь распахнулась и появился Джон Рондо. Он лучезарно улыбнулся Пэрис:

– Доброе утро.

– Привет, Джон.

Она назвала его по имени, и это явно доставило ему удовольствие.

– Есть прогресс?

– Мы так думаем.

– Я тоже в этом уверен. – Рондо посмотрел на Кертиса. – Можно вас на минутку, сержант?

Кертис встал.

– Я вернусь через секунду.

– А я посмотрю, может быть, мне удастся обнаружить еще звонки от Валентино.

Детектив вышел вместе с Рондо и отсутствовал довольно долго. К его возвращению Пэрис нашла еще один звонок от Валентино.

– Он на той же кассете, так что между ними прошло не больше нескольких дней. Это совсем другой Валентино, очень возбужденный. Он утверждает, что неверная любовница исчезла из его жизни навсегда, – и именно это слово он особо подчеркнул. Вы услышите на пленке перемену в его настроении. – Почувствовав, что детектив слушает ее вполуха, Пэрис спросила: – Что-то случилось?

– Очень может быть. Мне ненавистна эта мысль, но… – Он потер шею, как будто она неожиданно разболелась. – Полагаю, вы знаете, что у Мэллоя есть сын.

– Гэвин.

– Так вы знакомы с ним?

– Я знала его маленьким мальчиком, ему тогда было лет десять, с тех пор я его не видела. – Тревога Кертиса была очевидной. Пэрис испугалась за Дина. – В чем дело, сержант? Что-то с Гэвином? Что произошло?

18

– Гэвин?

– Что?

Дин распахнул дверь в комнату сына и вошел.

– Включи компьютер.

– А?

– Ты слышал, что я сказал.

Гэвин валялся на кровати и смотрел телевизор. Ему следовало бы заняться чем-то более полезным, а не смотреть повтор футбольного матча между какими-то европейскими командами. Почему он до сих пор валяется в постели? Почему не встал, не оделся и не нашел себе какое-нибудь дело?

«Потому что я не научил его так поступать», – подумал Дин.

У него ленивый сын, потому что он был ленивым отцом. Чтобы заставить Гэвина заняться делом, требовалось с ним поругаться, и как следует, так что овчинка не стоила выделки. Последнее время, чтобы избежать ссор с сыном, Дин совсем отпустил тормоза, а не следовало бы. Ведь он не пытался выиграть в конкурсе популярности, он воспитывал сына. Он не был для него приятелем, духовником или психотерапевтом. Он был его отцом. Но теперь, похоже, было поздно проявлять отцовскую власть.

Дин вырвал пульт из рук Гэвина и выключил телевизор.

– Включи компьютер, – повторил он. Гэвин сел.

– Зачем?

– Думаю, ты знаешь.

– Нет, не знаю.

Неуважительны й тон и наглое выражение лица разозлили Дина. Ему показалось, что в груди его разгорается костер. Но он не станет кричать, не станет.

Дин резко сказал:

– Мы, разумеется, можем прямиком отправиться в полицейский участок, где тебя уже ждут, чтобы допросить по поводу исчезновения Джейни Кемп. Но лучше все же включить этот чертов компьютер, чтобы я хотя бы представлял, о чем пойдет речь. В любом случае тебе больше не удастся меня дурачить.

Этим утром Дин остался дома, чтобы написать отчет о работе с подозреваемым, с которым он беседовал несколько дней назад. Детектив, который вел это дело, уже выражал свое нетерпение.

Дин понимал, что не сможет работать в управлении. Там его мысли будут заняты только Пэрис и тем делом, с которым она связана. Он не смог бы усидеть на месте и отправился бы в отдел расследований, где, как он знал, Пэрис и Кертис будут прослушивать пленки.

Поэтому Дин позвонил мисс Лестер, предупредил, что будет работать дома, и буквально заставил себя напечатать долгожданный отчет. Он только что закончил его, когда позвонил Кертис и сообщил новость, которая могла изменить всю его жизнь.

– Полиция хочет допросить меня? – спросил Гэвин. – Как это вышло?

До этого вопроса Дин еще цеплялся за слабую надежду, что Джон Рондо совершил ужасную ошибку. Но тревога на лице Гэвина была прямым доказательством того, что информация верна.

– Ты солгал мне, Гэвин. Ты активный член «Секс-клуба». Ты много раз обменивался с Джейни Кемп посланиями, и, если основываться на том, что вы с ней друг другу писали, тебе известно намного больше, чем ты говорил мне. Ты можешь это опровергнуть?

Гэвин сидел на краю кровати, ссутулившись, низко опустив голову.

– Нет, – прошептал он.

– Когда ты видел ее в последний раз?

– Вечером, когда она исчезла.

– В какое время?

– Рано. Около восьми. Еще было совсем светло. —Где?

– У озера. Она всегда там.

– Ты заранее договорился с ней о встрече?

– Нет. Последние несколько недель она шарахалась от меня, как от прокаженного.

– Почему?

– Она такая. Заставляет тебя полюбить ее, а потом ты уже не нужен. Я слышал, что она встречается с другим парнем.

– Как его зовут?

– Не знаю, и никто не знает. Говорят, он старше.

– Насколько старше?

– Не знаю! – выкрикнул Гэвин, которому надоели все эти вопросы. – Тридцать с чем-нибудь.

– Так что случилось в тот вечер?

– Я подошел к ней, мы начали разговаривать.

– Ты был зол на нее, – сказал Дин, и Гэвин поднял на отца глаза, словно спрашивая, откуда тому об этом известно. – В последнем послании ты назвал ее сукой.

Гэвин громко сглотнул, потом снова опустил голову.

– Это были просто слова.

– Но полиция посмотрит на это иначе. Тем более что Джейни пропала именно в тот вечер.

– Я не знаю, что с ней случилось. Богом клянусь, не знаю. Ты мне не веришь?

Дину отчаянно хотелось поверить сыну, но он подавил в себе этот порыв. Теперь не время проявлять мягкость. Гэ-вину нужен суровый отец, а не мямля.

– О доверии поговорим позже. Включай компьютер, я хочу посмотреть, насколько все плохо.

Гэвин неохотно встал и подошел к столу. Дин заметил, что он ввел имя пользователя и пароль, что было бы совершенно излишним, если бы сыну нечего было скрывать.

Сайт «Секс-клуба» создавали дизайнеры-любители. Это был вариант стены, исписанный граффити, выполненными в стилистике киберпространства. Дин отодвинул Гэви-на в сторону, сел в кресло и потянулся за «мышью».

– Папа! – простонал Гэвин.

Но Дин, отмахнувшись от него, стал просматривать доску объявлений. Кертис сообщил ему имена Гэвина и Джейни – Клинок и Киска-в-сапогах соответственно. Минут десять Дин читал переписку его сына с дочерью судьи. И читать ему было нелегко.

Последнее послание Гэвина было грубым, оскорбительным. В сложившихся обстоятельствах оно стало уликой против него. С болью в сердце Дин закрыл файл и выключил компьютер. Несколько мгновений он смотрел на погасший экран, пытаясь связать автора тех посланий, которые он только что прочел, с тем маленьким мальчиком, которого он учил пользоваться бейсбольной перчаткой, малышом, потерявшим свой первый молочный зуб, с веснушками на носу. Когда-то самой большой проблемой Гэвина был запах от ног.

Но времени предаваться отчаянию не было. Это придется оставить на потом. Сейчас намного важнее снять с сына все подозрения.

– На этот раз тебе лучше рассказать мне все без утайки, Гэвин. Я хочу помочь тебе и помогу. Но если ты будешь мне лгать, то я этого сделать не смогу. Есть ли что-нибудь еще, что я должен знать? Пусть даже самое плохое?

– Например?

– Что-то о Джейни и о тебе. Ты действительно занимался с ней любовью? – Дин кивком указал на компьютер. – Или это пустые разговоры?

Гэвин отвернулся.

– Мы занимались сексом только один раз.

– Когда?

– Месяц назад, то есть шесть недель. – Гэвин втянул голову в плечи. – Вскоре после того, как познакомились. К тому времени мы уже обменялись посланиями. Я был новым парнем в городе. Думаю, что только поэтому она мной заинтересовалась.

– Где это происходило?

– Мы все встретились в каком-то парке. Я не помню названия. Мы с ней оторвались от остальных, забрались в мою машину. – Гэвин помолчал, потом с досадой спросил: – Ты что, сам никогда не занимался этим на заднем сиденье автомобиля?

Он явно нарывался на ссору. Перекладывание вины на другого было классическим примером отвлекающей тактики, и Дин на это не поддался.

– Ты использовал презерватив?

– Разумеется.

– Ты уверен?

– Уверен я, уверен.

– И ты был с ней только в тот единственный раз?

У Гэвина опустились плечи, он отбросил со лба прядь волос. Он смотрел куда угодно, только не на отца.

– Гэвин?

Тот театрально вздохнул:

– Ладно, был еще один раз. Она на меня наткнулась.

– Я не буду повторять те же вопросы. Ответь на них сам.

– Где это было? На задворках какого-то клуба на Шестой улице.

– При людях?

– Ну что-то вроде того. То есть нас вполне могли увидеть, но рядом никого не было.

Дин на мгновение представил, как он звонит Патрисии и говорит, что их сын в тюрьме за непристойное поведение в общественном месте. «А где был ты, Дин?» – обязательно спросит она. Действительно, где был он, когда его сын составлял непристойные послания или ему делали минет на темной улице?

Самобичевание тоже придется оставить на потом.

– Кроме этих двух раз, больше ничего не было? Это все?

– Да. Она меня отшила.

– Но ты оказался не готов к этому.

Гэвин посмотрел на отца так, словно тот сошел с ума.

– Черт, нет, конечно. Она горячая штучка.

– И это еще мягко сказано, – заметил Дин. – Если есть что-то еще, то лучше скажи об этом мне. Я не желаю больше никаких сюрпризов. Нельзя допустить, чтобы полицейские раскопали то, о чем я не знаю.

Гэвин явно не мог решиться, но потом все же сказал:

– Она… гм… – Он открыл ящик стола, вынул книгу «Властелин колец» в мягкой обложке и достал оттуда фотографию, спрятанную между страницами. – Джейни сама дала мне это.

Дин протянул руку и взял снимок. Он не знал, что удивило его больше – непристойная поза девушки или ее бесстыдная улыбка. Он сунул фотографию в нагрудный карман.

– Прими душ и оденься.

– Папа…

– Поторопись. Я должен привезти тебя в участок к полудню. Адвокат будет ждать нас там.

Несмотря на весь его юношеский пофигизм, до Гэвина наконец дошло, в каком тяжелом положении он оказался.

– Мне не нужен адвокат.

– Боюсь, что нужен, Гэвин.

– Я ничего не сделал Джейни. Или ты мне не веришь, папа?

Его наглость исчезла. Теперь он выглядел юным, напуганным, и у Дина снова защемило сердце, как накануне ночью, когда он смотрел на спящего сына.

Ему захотелось обнять Гэвина, заверить, что все будет хорошо. Но он не мог этого обещать, потому что сам не знал, что их ждет. Дин хотел сказать, что верит ему, но, к сожалению, он Гэвину не верил. Сын столько раз обманывал его. Дин хотел сказать, что любит его, но и этого он тоже не сказал. Он боялся услышать в ответ, что уже слишком поздно.

Пэрис больше часа мерила шагами вестибюль, дожидаясь Дина. И все же она вздрогнула, когда он вышел через двойные двери отдела расследований. Там, в комнате для допросов, в присутствии отца и адвоката, Кертис и Рондо допрашивали Гэвина.

Дин удивился, увидев ее.

– Я не знал, что ты здесь.

– Я не могла уйти, не узнав, что с Гэвином все в порядке.

– Так тебе все известно?

– Мы с Кертисом слушали пленки, когда… – Пэрис замолчала, не зная, что сказать.

– Когда мой сын превратился в подозреваемого?

– Пока нам не известно, совершено ли преступление. Джейни может быть у любого из своих многочисленных приятелей.

– Точно. Вот почему Кертис пропускает Гэвина через мясорубку.

Пэрис подтолкнула Дина к скамейке и заставила сесть. Это было печальное сооружение, дешевый металлический каркас поддерживал синие виниловые подушки, через трещины в обивке вылезал наполнитель. Возможно, беспокойные руки свидетелей, подозреваемых и жертв вытаскивали его в ожидании, пока решится их судьба или судьба их близких. Они бы никогда не оказались в этом месте, если бы их жизнь не была искалечена, иногда безвозвратно.

– Как с этим справляется Гэвин? – негромко спросила Пэрис.

– Он подавлен. Слава богу, не дерзит. Мне кажется, до него наконец дошло, что он по уши в дерьме.

– Только потому, что он обменивался с Джейни непристойными посланиями? Но так поступали и многие другие.

– Ты права, но Гэвин проявил себя очень творчески, – с горьким смешком заметил Дин. – Тебе давали прочесть кое-что из написанного им?

– Нет. Но даже если бы я и прочитала послания, мое мнение о нем не изменилось бы. Он был очень хорошим маленьким мальчиком, и из него вырастет замечательный молодой человек.

– Два дня назад я считал серьезным нарушением с его стороны, когда он вовремя не возвращался домой. А теперь… такое. – Дин со вздохом оперся локтями о колени и закрыл лицо ладонями.

Пэрис положила руку ему на плечо. Это был инстинктивный жест сочувствия. Ему требовалось чье-то прикосновение, и ей самой хотелось дотронуться до него.

– Ты позвонил Патрисии?

– Нет. Зачем огорчать ее, если окажется, что, кроме грязных посланий, больше ничего нет?

– Я уверена, что так и будет.

– Надеюсь. Гэвин дважды рассказал, что он делал в тот вечер. Он ни разу не опроверг самого себя, ни в целом, ни в деталях.

– Вероятно, твой сын говорит правду.

– Или хорошо отрепетировал свою ложь. – Глядя через холл на лестницу, Дин задумчиво постукивал пальцами по губам: – Я каждый день разговариваю с лжецами, Пэрис. Большинство людей лгут в большей или меньшей степени.

Некоторые даже не понимают, что они лгут. Они так долго повторяли одно и то же или верили в то, что говорили, что для них это стало правдой. Моя работа как раз и состоит в том, чтобы добраться до истины.

Он замолчал, и Пэрис не нарушила молчания, давая ему возможность собраться с мыслями. Тепло его кожи пробиралось сквозь ткань рубашки и вливалось в ее ладонь, которая все еще лежала на его плече.

– Гэвин не скрыл от меня, что приехал домой пьяный, – продолжал Дин. – Он рассказал и о том, что ему пришлось остановиться по дороге и его вырвало у чьего-то порога. Гэвин не отрицает, что нарушил мой приказ и ушел из дома. Он говорит, что ему понравилась Джейни, вернее, то, чем они вместе занимались. Если верить ему, то в тот вечер он разговаривал с ней, пытался убедить ее пойти с ним куда-нибудь, но Джейни его отвергла. Гэвин рассердился, наговорил ей грубостей. Он повторил мне кое-что, и я даже поверить не могу, что это сказал мой сын. Он признался в том, что был вне себя от ярости, когда они расстались, но он утверждает, что ушел и больше ее не видел. Он говорит, что потом стоял с парнями, пил текилу, а потом уехал домой. Больше он Джейни не видел. – Повернув голову, Дин встретился взглядом с Пэрис. – Я верю ему.