Сандра Браун
Смерть в ночном эфире
2
Ей стало страшно. По-настоящему страшно.
Он недавно ушел, и неизвестно, когда вернется. Ей все это не нравилось и хотелось исчезнуть отсюда, как можно быстрей.
Но у нее были связаны руки. В буквальном смысле слова. И ноги тоже. Но хуже всего был металлический привкус во рту от клейкой ленты, которой он залепил ей рот.
Четыре или пять раз за прошедшие несколько недель она бывала с ним здесь. Тогда они уходили отсюда опустошенные, обессиленные и счастливые. Она всякий раз вспоминала выражение «утрахались до изнеможения».
Но раньше он никогда ничего подобного не устраивал: не предлагал связать ее, вообще ничего такого… странного. Ничего слишком странного. Такое случилось впервые, и, честно говоря, она бы предпочла обойтись без этих экспериментов.
Когда они только познакомились, ее даже привлекла его опытность. Он очень выделялся из толпы старшеклассников и студентов, озабоченных поисками выпивки, наркоты и случайного секса. Он был по-настоящему крутой, но в нем не было ничего от извращенца.
И он тоже выделил ее из толпы. Они с Мелиссой заметили, что мужик смотрит на них с нескрываемым интересом.
– Он может оказаться переодетым полицейским, – предположила Мелисса. – Ты же знаешь, они работают в общественных местах.
Мелисса пребывала в тот день в отвратительном настроении, потому что на следующее утро ей предстояло отправиться с родителями в путешествие по Европе. Эта перспектива представлялась ей сущим кошмаром. Мелисса изо всех сил пыталась напиться, но пока спиртное не оказывало на нее никакого действия. Поэтому на окружающий мир она смотрела мрачно.
– Коп на такой машине? Нет, не думаю. И потом у него слишком дорогие ботинки для полицейского.
Он не просто посмотрел на нее. Парни всегда на нее смотрели. Ее завело то, как он на нее посмотрел. Он неподвижно стоял, прислонившись к капоту машины, скрестив руки на груди, и при этом выглядел совершенно свободным, даже расслабленным.
Он не пялил глаза на ее груди или ноги, как все мужчины, он смотрел ей прямо в глаза. Как будто знал ее. Не просто узнал или вспомнил ее имя, но именно знал ее, сразу понял, какая она.
– Как ты считаешь, он привлекательный?
– Вероятно, – ответила Мелисса. Жалость к себе сделала ее равнодушной ко всему остальному.
– Мне он нравится.
Она не спеша допила свой ром-колу, потягивая напиток через соломинку, как отрепетировала перед зеркалом. Этот прием потребовал долгих часов тренировок. Двусмысленность этого приема сводила парней с ума, и она об этом знала.
– Я к нему подойду.
Она отклонилась назад, чтобы поставить пластиковый стакан на столик, за которым они с Мелиссой сидели, и выпрямилась с грацией змеи. Она откинула назад волосы, одернула топ, сделала глубокий вдох, чтобы продемонстрировать грудь. Словно спортсмен перед соревнованиями, она проводила предварительную разминку.
Так что именно тогда она сделала первый шаг. Оставив Мелиссу, она направилась к незнакомцу. Подойдя к машине, она прислонилась к капоту рядом с ним и произнесла:
– У тебя плохая привычка.
Он повернул к ней голову, улыбнулся и спросил:
– Только одна?
– О других я не знаю. Его улыбка стала шире.
– Тогда нам следует познакомиться поближе.
Не добавив больше ни слова – ведь они оба и так все понимали, – он взял ее за руку, обвел вокруг машины и усадил на переднее сиденье. Несмотря на жару, его рука оставалась прохладной и сухой. Когда они отъезжали, она не удержалась и с торжествующей улыбкой посмотрела на Мелиссу. Но ее подруга копалась в сумочке в поисках наркотиков и не увидела этого.
Он вел машину очень аккуратно, обе его руки лежали на руле, глаза смотрели на дорогу. Он не глазел на нее, не давал волю рукам, и это оказалось для нее внове. Обычно стоило ей сесть к парню в машину, как он тут же распускал руки, словно не мог поверить в то, какое счастье ему привалило; словно она могла испариться, если он до нее не дотронется, или у нее изменится настроение, прежде чем он успеет до нее дотронуться.
Но этот парень казался немного отстраненным, и она решила, что это даже клево. Он был взрослым и уверенным в себе. Ему незачем было глазеть на нее и лапать, чтобы убедить себя в том, что она с ним переспит.
Она спросила, как его зовут.
Остановившись на красный сигнал светофора, он повернулся к ней:
– А разве это имеет значение?
Она театрально пожала плечами, этот жест был тоже тщательно отрепетирован, потому что поднимал грудь вверх лучше любого бюстгальтера.
– Думаю, нет.
Его глаза задержались на ее груди, потом зажегся зеленый, и он снова сосредоточился на дороге.
– Так какая же у меня плохая привычка?
– Ты пялишься на людей. Он рассмеялся:
– Если ты считаешь это плохой привычкой, тогда тебе и в самом деле надо узнать меня получше.
Она положила руку ему на бедро и самым медовым голосом произнесла:
– Жду не дождусь.
Место, куда он ее привез, оказалось совершенно кошмарным. Это была однокомнатная квартира с кухонной нишей в дешевом пансионе. Красная табличка в окне на первом этаже двухэтажного здания оповещала о специальных ценах на этот месяц. Это был ужасный район, жители которого не могли себе позволить ни такую машину, ни такую одежду, как у него.
Заметив ее разочарование, он сказал:
– Здесь настоящая дыра, но это единственное, что мне удалось найти, когда я сюда переехал. Я подыскиваю себе другую квартиру. – А потом спокойно добавил: – Я пойму, если ты попросишь отвезти тебя обратно.
– Не надо. – Она не хотела, чтобы он принял ее за высокомерную, взбалмошную, богатую пай-девочку. – В этом даже есть что-то.
Единственная комната служила одновременно гостиной и спальней. Кухня была крохотной, а ванная еще меньше.
В комнате стояли кровать, ночной столик, кресло-качалка, торшер рядом с ней и складной стол, достаточно большой для того, чтобы на нем уместился компьютер последней модели. Мебель он явно приобрел на распродаже подержанных вещей.
Она подошла к столу. Компьютер был уже подключен. Несколько раз нажав на клавишу мыши, она нашла то, что хотела. Она улыбнулась ему через плечо и сказала:
– Значит, ты не случайно там оказался.
– Сегодня вечером я искал тебя.
– Именно меня?
Он кивнул. Ей это понравилось, очень понравилось.
Отделанная пластиком барная стойка, отделявшая кухню от жилой комнаты, превратилась в подставку для фотооборудования. У него был фотоаппарат, несколько объективов и множество дополнительных приспособлений, включая переносной треножник. Все это выглядело современным и дорогим, совершенно неуместным в убогой квартирке. Она взяла в руки фотоаппарат и посмотрела на парня через видоискатель.
– Ты профессионал?
– Это всего лишь хобби. Выпьешь что-нибудь?
– Конечно.
Он прошел на кухню и вернулся с двумя бокалами красного вина. Круто. Вино доказывало, что у него утонченный вкус и есть класс. Это совершенно не вязалось с его жилищем, но она догадалась, что он солгал ей о причинах, по которым живет здесь. Вероятно, это не основное его жилье, а лишь место для развлечений. Подальше от жены.
Потягивая вино, она огляделась по сторонам.
– И где же фотографии?
– Я их не выставляю.
– Как это?
– Они предназначены только для моей личной коллекции.
– Личная коллекция? – Игриво улыбаясь ему, она наматывала прядь волос на палец. – Мне нравится, как это звучит. Покажешь?
– Вряд ли…
– Почему?
– Они… очень смелые.
Он снова смотрел ей прямо в глаза, словно проверяя ее реакцию. Под этим взглядом у нее по телу побежали мурашки, кровь громче застучала в висках, чего давно не случалось в обществе мужчины. Это у мужчин частил пульс, когда они оказывались с ней рядом. Ощущение ей понравилось. Понравилось не чувствовать уверенности в том, что произойдет дальше. Это чертовски возбуждало.
Она упрямо стояла на своем:
– Я хочу увидеть твою личную коллекцию.
Он помедлил несколько секунд, потом опустился на одно колено у кровати и вытащил из-под нее ящик, снял крышку и вытащил стандартный фотоальбом в переплете из черной искусственной кожи. Поднимаясь, он крепко прижимал его к груди.
– Сколько тебе лет?
Этот вопрос показался ей оскорбительным. Она гордилась тем, что выглядит старше своих лет. У нее давно не спрашивали права или удостоверение личности в барах. Обычно хватало одного взгляда на татуировку в виде бабочки на ее груди, чтобы ни у кого не возникло желания требовать у нее документы.
– Какого черта? Какая разница, сколько мне лет? Я хочу посмотреть эти фотографии. – И небрежно добавила: – Мне уже двадцать два.
Он ей, разумеется, не поверил и тем не менее положил альбом на стол. Изображая равнодушие, она подошла к столу и открыла первую страницу.
Первый же снимок был почти графическим и поразил ее. Она догадалась, и, как потом выяснилось, правильно, что это был в определенном смысле автопортрет.
– Ты оскорблена? – спросил он.
– Конечно же, нет. Ты что думаешь, я эрекцию никогда не видела? – Ее ответ прозвучал спокойно, хотя сама она спокойной не была. Интересно, слышит ли он, как бьется ее сердце?
Она переворачивала одну страницу за другой, пока не пролистала весь альбом. Она изучала каждый снимок, стараясь вести себя как настоящий профи. Некоторые фотографии были цветными, другие черно-белыми, но на всех, кроме первой, были молодые женщины в соблазнительных позах. Любой счел бы эти снимки непристойными, но только не она.
Эти снимки нельзя было назвать «обнаженной натурой», они были откровенно порнографическими.
– Тебе нравится? – Он стоял так близко от нее, что она почувствовала его дыхание.
– Нормально!
Он протянул руку, перелистал несколько страниц и остановился на одной фотографии.
– Это моя самая любимая.
Она не увидела ничего такого, что могло бы выделить эту девушку на снимке. Ее соски были похожи на укусы москитов на плоской, костлявой груди. Можно было пересчитать все ребра, и волосы были мертвыми, посеченными на концах. Вуаль скрывала ее лицо, и, может быть, не без причины.
Она закрыла альбом, повернулась к нему и улыбнулась самой соблазнительной своей улыбкой. Очень медленно она сняла топ и бросила его на пол.
– Ты хотел сказать, что она была твоей любимицей до этого дня.
Он затаил дыхание, потом шумно выдохнул. Он взял ее руку и положил на грудь, чтобы она словно предлагала ему ее.
Он улыбнулся ей невероятно нежной улыбкой, какой она никогда раньше не видела.
– Ты само совершенство. Я знал, что так и будет. Ее честолюбие взмыло на небывалую высоту.
– Мы теряем время. – Она расстегнула шорты и собралась их снять, но он остановил ее:
– Нет, оставь так, только опусти пониже на бедра.
Он взял фотоаппарат и посмотрел на нее в видоискатель. Вероятно, пленка была уже в аппарате.
– Получится отличный снимок.
Он подвел ее ближе к торшеру у качалки и повернул абажур, потом сделал шаг назад и снова посмотрел в аппарат.
– Спусти шорты еще немного. Вот так. Он сделал несколько снимков.
– О леди, вы меня убиваете. – Он опустил фотоаппарат и посмотрел на нее с явным наслаждением. – Ты ведешь себя совершенно естественно. Ты наверняка снималась раньше.
– Я никогда профессионально не позировала.
– Странно. А теперь сядь на край кровати.
Он опустился на колени перед ней и помог ей принять нужную позу. Прежде чем снова взяться за аппарат, он поцеловал внутреннюю сторону ее бедра, всасывая кожу и оставляя след.
Еще час он продолжал фотографировать ее, это была сексуальная прелюдия. К тому времени, как он овладел ею, она была так возбуждена, что забыла обо всем. Потом он наполнил их бокалы и лег рядом с ней, гладя ее и повторяя, какая она красивая.
Она тогда подумала, что наконец встретила парня, который знает, как обращаться с женщиной.
Когда они допили вино, он спросил, можно ли сделать еще несколько снимков.
– Я хочу поймать этот момент, ты вся светишься.
– Чтобы у тебя были снимки до и после?
Он рассмеялся и поцеловал ее, быстро, нежно.
– Что-то в этом роде.
Он одел ее, да-да, именно одел, как она когда-то одевала своих кукол, потом отвез обратно в парк у озера, где они встретились, и проследил, чтобы она села в свою машину.
Перед тем как закрыть дверцу, он нагнулся к ней, поцеловал и шепнул:
– Я люблю тебя.
Вот это да! Это ее совершенно сбило с толку. Сотня парней говорили ей, что любят, но в большинстве случаев до того, как залезть к ней в трусы. Очень редко она слышала подобные признания на обратном пути.
Никто не говорил ей о своей любви так мягко, с такой нежностью, с таким значением. Он даже поцеловал ее ладонь, прежде чем отпустить. Это было чудесно, очень по-джентльменски.
После того первого вечера они встречались еще несколько раз. И все было хорошо. Но потом он начал придираться. Где она была накануне вечером? С кем она была? Он ждал несколько часов, а она так и не пришла. Когда он снова ее увидит?
Его ревность убивала всю радость от встреч с ним. Ушла новизна, все стало привычным. Его фотографии не восхищали ее, а казались пошлыми. Пришла пора положить конец их отношениям.
Возможно, он и сам почувствовал, что она решила порвать с ним, потому что вечер начался плохо. Они сразу же поссорились.
Он напугал ее тем, что связал и оставил связанной на несколько часов. А если эта дыра загорится? А если налетит торнадо или случится что-нибудь еще?
Надо как-то выбраться из квартиры. И чем скорее, тем лучше.
Перед тем как уйти, он включил радио и поймал программу Пэрис Гибсон. Это немного скрасило ей одиночество. Она не чувствовала себя такой потерянной в полной темноте.
Она лежала, связанная, и слушала голос Пэрис Гибсон, гадая, когда он вернется и какие еще игры придумает.
3
Красный свет на контрольной панели погас. Валентино повесил трубку.
Прошло несколько секунд, прежде чем Пэрис поняла, что единственный звук в студии – это биение крови у нее в ушах. Музыка смолкла. На мониторе она увидела ряд нулей на том месте, где обычно высвечивалось время, оставшееся до конца песни. Как давно молчит ее волна?
За двадцать три секунды до конца программы она нажала на кнопку микрофона, чтобы сказать заключительные фразы, но голос начисто пропал. Помолчав, она попробовала еще раз:
– Я надеюсь, что вам понравился вечер «Песни о любви». Жду встречи с вами завтра в обычное время. С вами была Пэрис Гибсон на волне 101.3 FM. Спокойной ночи.
Нажав еще две клавиши, Пэрис вышла из эфира. Она тут же вскочила со своего высокого вращающегося кресла, распахнула массивную дверь студии, пробежала по темному коридору и ворвалась в аппаратную.
Комната была пуста. На столе Стэна стояла картонка с жареной курицей. Пэрис бросилась дальше, повернула направо на пересечении коридоров и буквально налетела на Марвина, возившего грязной тряпкой по стеклянной двери.
Она задохнулась от неожиданности и тут же выпалила:
– Ты не видел Стэна?
– Нет.
Марвин говорил мало. Если он открывал рот, то ограничивался односложными словами.
– Он уже ушел?
На этот раз он вообще не удостоил ее ответом, а лишь пожал плечами.
Оставив в покое уборщика, Пэрис влетела в мужской туалет. Стэн стоял у писсуара.
– Стэн, иди сюда.
Удивленный ее неуместным появлением, он повернул к ней голову:
– Что такое? Видишь ли, Пэрис, я в некотором роде занят.
– Поторопись. Это важно.
Она вернулась обратно в студию и подкатила свое кресло к устройству, записывающему все входящие звонки, чтобы у ведущего была возможность при необходимости связаться со слушателями. На пленку записывалось также и все то, что выходило в эфир, но этим занималась другая машина. В данный момент Пэрис интересовали только входящие звонки.
– Что происходит? – поинтересовался Стэн, поглядывая на свои часы. – У меня есть планы.
– Послушай это.
– Ты помнишь, что моя смена заканчивается в ту секунду, когда ты выходишь из эфира?
– Заткнись, Стэн, и слушай.
Он прислонился к контрольной панели.
– Ладно, но я все равно не могу задерживаться надолго.
– Валентино только что назвал себя. Этот слушатель звонит не в первый раз.
Судя по всему, Стэна больше интересовала складка на его льняных брюках. Но когда Валентино сказал, что Пэрис об этом пожалеет, его брови взлетели вверх.
– Что это все значит?
– Слушай.
Он молчал, пока звучала запись разговора. Когда она закончилась, Пэрис выжидающе посмотрела на него. Стэн недоуменно пожал узкими плечами:
– Этот парень просто псих.
– Вот как? Это твое мнение? Просто псих и все?
– А ты думаешь, он это серьезно?
– Я не знаю. – Пэрис развернулась и нажала клавишу на панели, включая телефонную линию, предназначенную для личного пользования диджеев.
– Кому ты звонишь? – поинтересовался Стэн. – Копам?
– Думаю, мне следует это сделать.
– Почему? Сумасшедшие часто тебе звонят. Разве ты не помнишь того чудака, который на прошлой неделе просил тебя нести гроб с телом его матери?
– Это другое. Каждую ночь я говорю со многими людьми. Но этот… Просто не знаю, – добавила Пэрис взволнованно.
Когда ей ответила диспетчер службы 911, Пэрис назвала себя и коротко пересказала все, что произошло.
– Вполне вероятно, это ложная тревога. Но я думаю, что кому-нибудь следовало бы послушать этот разговор, – закончила она.
– В свободные вечера я слушаю вашу передачу, мисс Гибсон, – сказала диспетчер. – Вы не производите впечатления паникерши. К вам подъедет патрульная машина.
Пэрис поблагодарила женщину и повесила трубку.
– Они едут. Стэн поморщился:
– Мне остаться?
– Нет, ты можешь идти. Со мной все будет в порядке. Да и Марвин все еще здесь.
– Вообще-то он уже смылся. Я видел, как он уходил, когда шел к тебе из туалета, где меня грубо прервали на середине потока. Знаешь, так парня можно и изувечить.
У Пэрис не было настроения шутить со Стэном.
– Сомневаюсь, что тебе был причинен хоть малейший вред. – Она отмахнулась от него. – Иди. Просто закрой за собой дверь. Я сама могу впустить полицию.
Вероятно, ей не удалось скрыть свою тревогу, и Стэн почувствовал себя дезертиром.
– Нет, я дождусь их вместе с тобой, – мрачно сообщил он. – Иди сделай себе чаю или еще чего-нибудь. Ты неважно выглядишь.
Она и впрямь чувствовала себя плохо. Ну что ж, чай так чай. Пэрис отправилась на кухню для персонала, но войти не успела. Раздался звонок, оповещающий о том, что кто-то стоит у главного входа.
Пэрис поспешила в вестибюль. За стеклянной дверью она с облегчением увидела двух полицейских в форме. Один из них был так молод, что наверняка недавно начал бриться. Но они казались воплощением деловитости и представились по всей форме.
– Спасибо, что приехали так быстро.
– Мы выезжали по вызову неподалеку и направлялись в участок, когда диспетчер сообщила о вашем звонке, – объяснил один из них.
Они разглядывали ее, как всегда делали люди, видевшие ее впервые. Особенно их заинтересовали солнцезащитные очки.
Не давая понять, что она заметила их пристальное внимание, не объясняя, почему носит темные очки в помещении ночью, Пэрис повела стражей порядка Григса и Кар-сона по лабиринту темных коридоров.
– Телефонный разговор записан на пленку в студии. Невзрачный фасад здания не подготовил полицейских к тому, что они увидят студию, оснащенную по последнему слову техники. Офицеры оглядывались по сторонам с откровенным любопытством и даже с восхищением. Пэрис вернула их к действительности, представив им Стэна Криншоу. Мужчины не пожали друг другу руки, ограничились лишь кивками. Пэрис включила запись своего разговора с Валентино.
Все молчали, слушая запись. Офицер Григс смотрел в потолок, а офицер Карсон в пол. Когда голоса на пленке смолкли, Григс опустил голову и откашлялся, явно смущенный теми грубостями, которые произносил Валентино.
– Вы часто ведете подобные разговоры, мисс Гибсон?
– Мне иногда звонят сумасшедшие или просто странные люди. Бывает, что кто-то просто громко дышит в трубку, порой меня осыпают непристойностями, но ни разу не было ничего подобного тому, что вы только что слышали. Никто никогда мне не угрожал. Этот Валентино уже звонил на передачу. Он рассказывал мне либо о замечательной девушке, с которой он начал встречаться, либо о том, что он расстался с очередной пассией и у него разбито сердце.
– Ты думаешь, что это один и тот же парень?
Все обернулись к Стэну, прервавшему Пэрис. Он продолжал:
– Кто-то еше мог воспользоваться именем Валентино, потому что слышал его во время твоего шоу и знает, что он звонит постоянно.
– Это возможно, – медленно ответила Пэрис. – Я практически уверена, что голос этого человека намеренно изменен. Он никогда не казался мне достаточно естественным.
– Но имя довольно редкое, – заметил Григс. – Вы думаете, оно настоящее?
– Я не могу знать наверняка. Иногда слушатели не хотят называть даже своего имени, не говоря уж о фамилии, предпочитают оставаться анонимными.
– Вы можете проследить, откуда был сделан звонок?
– У нас обычная система идентификации звонящего. Один из наших инженеров усовершенствовал записывающее устройство, чтобы в памяти оставался номер телефона звонившего, если его можно определить. Отмечается также дата звонка и время.
Она вывела информацию на экран компьютера. Фамилии не оказалось, был только местный телефонный номер, который Карсон записал в свой блокнот.
– Это хорошее начало, – сказал он.
– Может быть, – согласился Григс. – Но, учитывая то, что он наговорил, зачем ему было оставлять номер телефона, по которому его можно вычислить?
Пэрис все поняла.
– Вы думаете, это был обман? Полицейские не ответили прямо на ее вопрос.
– Я позвоню, и мы посмотрим, кто нам ответит, – предложил Карсон.
Он набрал номер на своем мобильном телефоне, в ответ раздались долгие гудки. Трубку никто не снял.
– Голосовой почты нет. Надо проверить этот номер. Карсон позвонил диспетчеру соответствующей службы и попросил проверить номер, с которого звонил Валентино. Григс пообещал Пэрис и Стэну, что они все выяснят.
– Но я думаю, – добавил он, – что этот парень просто назвался тем именем, которое слышал во время вашей передачи, и теперь пытается добиться вашей реакции.
– Как те психи, которые звонят в эфир и изрыгают непристойности, – прокомментировал Стэн.
Григс кивнул головой:
– Именно так. Держу пари, что мы выйдем на пьянчугу или заскучавших подростков, которые просто пытались повеселиться на свой манер.
– Хочется надеяться, что вы правы. – Пэрис обхватила себя руками и потерла плечи, словно желая согреться. – Честно говоря, мне трудно представить человека, который шутил бы подобным образом, но пусть лучше это будет дурная шутка.
Карсон закончил разговор.
– Они вышли на этот номер. Сейчас его проверят, – сообщил он.
– Вы скажете мне, что удалось выяснить? – попросила Пэрис.
– Конечно, мисс Гибсон.
Стэн предложил проводить ее до дома, но сделал это очень неохотно, и у него явно отлегло от сердца, когда Пэрис отказалась. Криншоу пожелал всем спокойной ночи и ушел.
– Как нам связаться с вами, мисс Гибсон, когда у нас будет информация? – спросил Григс, когда они все вместе шли к выходу.
Пэрис дала ему свой домашний номер телефона и предупредила, что он не значится в справочнике.
– Я понимаю, мисс Гибсон.
Полицейских удивило, что именно Пэрис закрывает здание на ночь.
– Вы здесь одна каждую ночь? – спросил Карсон, провожавший ее до машины.
– Если не считать Стэна Криншоу.
– Что он делает на станции и как давно работает? Пэрис задумалась на секунду. Ничем особенным Стэн, собственно говоря, и не был занят, но сказала, что он радиоинженер.
– Стэн всегда рядом на тот случай, если оборудование вдруг выйдет из строя. Он работает на станции пару лет.
– И больше никого в ночной смене?
– Есть еще Марвин. Он работает здесь всего несколько месяцев. Уборщиком.
– И как его фамилия?
– Не знаю. А что?
– Ничего нельзя знать наверняка, – заметил Григс. – Вы ладите с этими парнями?
Пэрис рассмеялась:
– С Марвином никто не может поладить, но он не из тех, кто будет звонить по телефону, чтобы напугать. Он говорит только тогда, когда его о чем-то спрашивают и когда без слов нельзя обойтись. В основном он что-то бурчит себе под нос.
– А как насчет мистера Криншоу?
Пэрис показалось предательством говорить о Стэне у него за спиной. Если она будет откровенной, то описание получится весьма нелестным. Пэрис не стала входить в подробности.
– Мы отлично ладим. Я уверена, что ни один из них не мог скрываться под именем Валентино.
Григс улыбнулся ей и закрыл свой маленький блокнот.
– Никогда не повредит все хорошенько проверить.
Когда Пэрис открыла дверь в квартиру, ее телефон разрывался от звонков. Она поспешила снять трубку.
– Алло?
– Мисс Гибсон? Это офицер Григс.
– Слушаю.
– У вас все нормально?
– Да, я задержалась, пока отключала сигнализацию. Есть новости?
– Звонили из телефона-автомата недалеко от университетского кампуса. Туда поехала патрульная машина, но ребята никого не видели. Этот телефон рядом с аптекой, она закрывается в десять. Ни на улице, ни на парковке никого не оказалось.
Итак, они вернулись к тому, с чего начали. Пэрис в глубине души надеялась, что они найдут отчаявшегося парня, какого описывал Григс, потерянную душу, человека, который угрожал ей в тщетной попытке привлечь к себе внимание.
Тревога ее вернулась.
– И что теперь?
– Мы ничего не можем сделать, пока он снова не позвонит. Хотя вряд ли он позвонит еще. Возможно, кто-то хотел пощекотать вам нервы. Завтра вечером патрульная машина будет дежурить неподалеку от телефонной будки, полицейские будут наблюдать за всем, что происходит вокруг.
Вряд ли это разумно, но едва ли она может желать большего. Пэрис поблагодарила Григса и его напарника. Они сделали то, что должны были. Но страх уже поселился в душе Пэрис, и никакие доводы разума не могли с ним совладать. Сам звонок был подозрителен. Разве человек, если он и вправду жаждет внимания, не сделал бы все для того, чтобы его могли найти, идентифицировать, чтобы им занялась полиция, чтобы о нем написали в газетах?
Валентино воспользовался телефоном-автоматом специально, чтобы его не смогли выследить. Он не хотел, чтобы его обнаружили.
Эта тревожная мысль не давала Пэрис покоя, пока она шла в спальню. В доме стояла гнетущая тишина.
Соседние дома тоже стояли темные в этот час, но все же разница была. Из тех домов доносились звонкие голоса до сих пор не угомонившихся детей. Люди желали друг другу спокойной ночи, укладывались в свои постели, занимались любовью. В темноте тускло светили ночники в спальнях, жизнь затихала до утра.
В доме Пэрис, безупречно чистом, царил полумрак. Только ее шаги нарушали ночную тишину. Пэрис жила одна. Она не выбирала такую жизнь, но ей пришлось к ней привыкать.
Но этой ночью одиночество действовало ей на нервы, и все это из-за звонка Валентино.
У нее за плечами был многолетний опыт, она привыкла слушать чужие голоса, обращала внимание на нюансы, понимала невысказанное, отделяла правду от вымысла и слышала больше того, что говорилось вслух. Пэрис могла многое сказать о человеке только по его манере говорить. Звонки слушателей приносили ей радость, заставляли размышлять, анализировать, изредка – раздражали.
Но никому не удавалось напугать ее. До сегодняшнего вечера.
