Руслан Григорьев
Петля Сергея Нестерова
Сергей помнил, что где-то здесь была станция подвесной канатной дороги, по которой можно подняться на гору, и тогда сверху перед тобой откроется весь Тбилиси. Он спросил дорогу у мужчины, шедшего в попутном направлении, и тот проводил их прямо к началу воздушного путешествия. На таком виде транспорта ребята еще не катались. Им нравилось все: маленькие машины, троллейбусы и автобусы, бегущие далеко внизу по улицам; люди, снующие как муравьи; раскачивающийся вагончик, ползущий вверх. А Люба, в отличие от детей, безумно боялась высоты, хоть и ходила в студенческие годы в горы. Бледная, как мел, она стояла, ухватившись одной рукой за металлический поручень, а второй – до боли сжимая Сережкин локоть. Едва оказавшись на твердой земле, опираясь на плечо своего благоверного, горе-путешественница выбралась из воздушной колыбели и почти рухнула на стоящую недалеко скамейку.
– Что хотите со мной делайте, но больше я на этой таратайке не поеду. Не дай Бог оторвется… – Едва слышно сказала она и, мгновенно вскинувшись, испуганно закричала: – Олег, Ольга не подходите близко к краю! Сейчас же сюда!
Когда все улеглось, они, наконец, увидели то, ради чего поднимались на такую высоту – Тбилиси. Ни на что не похожий город, вобравший в себя несравнимые красоту и очарование. Узкие улочки и крыши старого города, храм на самом краю обрывистого берега Куры… Люба и Сергей, как зачарованные, любовались открывшейся картиной, потом, как сговорившись, повернулись друг к другу.
– Нестеров, молчи! – Она прикрыла ему рот ладошкой и, улыбнувшись, запела вполголоса, а он подхватил со второй строчки:
«Такой лазурный небосвод,
Сияет только над тобой,
Тбилиси мой любимый и родной…».
Довольные, они рассмеялись – сколько раз такое было: у одного еще только в голове, а у другого уже на языке.
– Ну что, пошли, ребятня? – и они двинули к телевизионной вышке.
Народу было немного, в основном, такие же туристы, как они. Дети тянули в разные стороны: Олежка хотел посмотреть развалины крепости, а Ольга познакомилась с девочкой, которая звала ее играть в классики. Примирение интересов произошло у тележки с мороженым, где единодушно сошлись на том, что самое вкусное – вафельные рожки, и каждый съел по две порции. Время летело совершенно незаметно, тем более что спускаться стали на своих двоих с шутками и прибаутками. Так они опять оказались на проспекте и пошли по тротуарам, рассматривая здания и прохожих, спешащих по своим делам.
Большие уличные часы показывали без трех минут два – время звонить Божинскому. Нестеров зашел в будку телефона-автомата, из горы мелочи выудил двушку и набрал номер, заглядывая в бумажку, которую предусмотрительно дал ему Влад. Трубку сняли после второго гудка.
– Владислав Казимирович?
– Да, слушаю вас.
– Влад, это Сергей Нестеров.
– Я так и понял. Как погуляли?
– Нормально, на горе были.
– Понравилось? Где вы сейчас?
– На проспекте Руставели. Справа от меня трехэтажное здание и перед ним два мужика на постаменте…
– А-а, кажется, понял. И ступени вверх?
– Ага…
– Это школа, а мужики на постаменте, как ты говоришь: Чавчавадзе и Церетели…
– Кто? – не совсем расслышал Нестеров.
– Неважно, потом расскажу, если интересно. Стойте там, далеко не уходите, машина минут через пять будет. Давайте, до встречи у нас дома. Я подъеду раньше вас.
Владислав ждал их у подъезда, на лифте поднялись на шестой этаж восьмиэтажного дома. Дверь открыла Светлана, хозяйка, рядом стояли, встречали гостей одетые по-праздничному младшие Божинские: девочка, ровесница Олега, и мальчик того же возраста, что и Ольга. Едва познакомившись, дети сразу разделились по интересам: ребята пошли по своим мужским делам, а девчонки – куклами занялись. Трехкомнатная квартира, с большой кухней и лоджией, казалась просторной и светлой. С учетом гостей, стол накрыли в гостиной. Ассортимент и количество закусок, а на обед, как объявили, еще будет свекольный борщ и кролик в сметане, явно превосходили возможности приглашенных, что, конечно, не осталось без Любиного внимания.
– Светочка, ну что вы, зачем столько?
– Ничего, – легко ответила хозяйка. – Не пропадет. Давайте лучше руки мыть и за стол садиться.
По обоюдному молчаливому согласию мужчины за столом ограничились квасом домашнего приготовления, однако разговор от этого не стал менее интересным и содержательным. Божинский расспрашивал о заморском житье Нестеровых, местных обычаях и нравах, что едят, что пьют, и сам много рассказывал про Польшу, куда попал после окончания Высшей школы, и Грузию, куда его перевели с повышением. У женщин, естественно, были свои темы: что есть в магазинах, и сколько стоит… Так, под разговор они прикончили и первое, и второе.
– Да, – вспомнил Божинский. – Ты про Гоглидзе вчера спрашивал, я был у них в отделе: в отпуске он, на днях выйдет. Ему передадут, что ты приехал, фамилию и адресок они записали. Ты, кстати, знаешь, как у него здесь все сложилось? Нет? Нетривиально, я бы сказал. Подробности мне, конечно, неизвестны, я ведь в Тбилиси год всего, но, в общем и целом… – он положил на тарелку столовые приборы и продолжил: – Начало было замечательным, Гоглидзе быстро поднялся, года за два, наверное. Стал заместителем начальника отделения, а в семьдесят пятом или шестом у него родился сын. В тот же день, естественно, отмечали рождение наследника и по грузинскому обычаю открыли стрельбу в воздух. Все бы ничего, только палили из пистолета, который за Гоглидзе числился. Как всегда у нас в таких случаях, назначили служебное расследование. Игорь все на себя взял, хотя стрелял, вроде, не он. Объявили неполное служебное соответствие. Тут Афган начался, а Гоглидзе, как оказалось, до этого на каких-то курсах спецподготовку прошел, и его туда. Вернулся на должность начальника отделения, а в прошлом году заместителем начальника отдела контрразведки Грузии назначили, большим начальником стал. Вот, такая, значит, петрушка, дорогой Серега. Ну что, золотые мои? – обратился он ко всем. – Дальше придется работать по индивидуальным программам: вы – на прогулку по городу, а я – на службу. За обед спасибо, и пока. Увидимся еще!
Мастество грузинского танца
В гостиницу они попали к восьми часам на машине Сазонова. Света оставляла на ужин, но Нестеровы чувствовали себя неудобно – надо, в конце концов, и совесть иметь – договорились, что Божинские заедут за ними в гостиницу завтра вечером, и тогда по ходу что-нибудь придумают.
Они вошли в ресторан и растерялись: казалось, все забито до отказа, но подошел официант и проводил их в дальний конец зала. По дороге, через пятое на десятое, объяснил, что по указанию дирекции за ними закрепили отдельный столик на все время пребывания в гостинице. Кто был этим добрым волшебником, и почему он так распорядился, для Нестерова оставалось загадкой. Он задал вопрос, но объяснения сопровождающего еще больше все запутали. Как бы то ни было, несмотря на аншлаг, семья сидела за столом, а официант находился в готовности принять заказ.
Они доедали салаты, когда появился «морской капитан», шеф-повар ресторана, сменивший колпак на живописный белоснежный берет. Любезно справился, нравится ли им местная кухня, ответил на вопрос, какое вино лучше взять, и посоветовал заказать детям котлетки из курицы, очень уж хороши. Прекрасный ужин шел к завершению, и тут, неожиданно, и в зале, и на улице погас свет. Наступила полная темнота и с ней гнетущая тишина. Так продолжалось несколько секунд, и вдруг кто-то из мужчин запел. Негромко и протяжно. Голос был чистым и теплым. Песню подхватил другой мужчина, потом еще и еще. Сергей слышал мелодию справа и слева, она становилась все громче и громче и, наконец, захватила все пространство казавшегося безграничным зала. Такого прекрасного многоголосия Нестеров никогда не слышал. Как можно так петь? Уму непостижимо! Без репетиций и хормейстера, художественного руководителя и дирижера? Без всех, казалось, необходимых, современных атрибутов хорового искусства?! Где, когда, в каких землях и народах, возможно такое, чтобы случайно оказавшиеся рядом люди могли так понимать, чувствовать друг друга и мелодию песни? В пространстве музыки время теряло свое значение.
Внесли несколько свечей, и стало чуточку светлей, потом где-то вдали застучал генератор и желтым цветом тускло загорелись лампочки в люстрах. Царившая над всем и всеми мелодия стала быстро стихать и угасла сама собой, как огонек догоревшего костра. И почти сразу ресторан грубо отыграл упущенное: зашумели, загалдели, где-то упал и разбился бокал, кто-то закричал, требуя официанта, – пошло все как обычно.
Они вышли на воздух. Сергей, под впечатлением услышанного, спросил Любу, потому что кто, как не она, профессионально занимавшаяся пением, могла объяснить происшедшее:
– Ты что-нибудь, понимаешь?
– Нет, дорогой мой. Я не знаю, как такое возможно. Помню, в свое время Тамаз говорил мне: сколько бы грузин ни собрались за одним столом, петь будут не хуже вашего ансамбля Советской Армии. Я тогда не то, что не обратила внимания, скорее не поверила. Да, думаю: опять эти грузинские похвальбушки. А сейчас, когда услышала… – она в восхищении покачала головой.
– Любаш, Тамаз же в Тбилиси, давай встретимся? Сколько лет не виделись…
– Сереженька, он умер два года назад, сердце. Я не стала тебе говорить, не до того было.
– Жалко, хороший мужик. А ты помнишь, как он в тебя был влюблен?
– Да ну тебя… – Она засмущалась и покраснела.
– Пап, мам! – подлетели дети. – Пошли скорей, там сейчас оркестр играть будет. – И они потянули родителей за руки.
Освещение работало в прежнюю силу, площадка с небольшой эстрадой сияла гирляндами лампочек, развешанных на столбах. На сцене, похоже, готовился к выступлению вокально-инструментальный ансамбль: синтезатор, две гитары, саксофон и ударник. На первой линии стояли два микрофона и еще один – у клавишника, который и дал знак всем остальным. Вероятно, из-за припева начали с песни Стаса Намина – «Мы желаем счастья вам…». Звучало достаточно забавно, с непередаваемым местным колоритом, но расшевелить народ не удалось. Потом пошла неплохо сделанная джазовая оркестровка, незнакомая Нестерову, но ни первая вещь, ни вторая – расположившуюся по краям площадки публику с места не сдвинули. К микрофону подошел молодой, лет двадцати гитарист, взял вступительный аккорд и запел малоизвестную песню:
«На твоих ресницах иней,
И часы пробили осень
Полночь скроет в небе синем
Рейс «пятнадцать–сорок восемь».
И как только начался припев: «Поздний вечер в Сорренто нас погодой не жалует…», в центре пустой площадки оказалась маленькая Оля Нестерова. Совсем недолго она танцевала одна, потом, как Золушка на балу у короля, взяла за руки какую-то пару и вывела их на площадку, затем наступила очередь родителей, а там уже закружились все, кто умел вальсировать, а остальные – просто переступали под музыку. Это было началом, а дальше все завертелось само собой. Ольга не пропускала ни одного танца, и для каждого находила свой рисунок и выражение. У нее даже образовалось свое место, зрители и болельщики.
Музыканты объявили перерыв и пошли на перекур здесь же, недалеко от площадки. К ним подошел молодой, стройный, красивый мужчина, и они стали что-то оживленно обсуждать между собой, оглядываясь на стоящих в стороне Нестеровых. Потом он передал патлатому руководителю ансамбля, вероятно, деньги, издалека Сергею было плохо видно, и они ударили по рукам. Оркестранты заняли свои места. Первым вступил ударник, и, как только Нестеров услышал звуки барабанов, понял: сейчас будет танец, который все русские называют: «Лезгинка». «Наверное, хотят реванш взять», – подумал Нестеров. Интуиция не подвела. Человек, договорившийся с оркестром, красиво, гордо, с достоинством в каждом движении, как это умеют делать горцы, вывел свою спутницу на середину. Начиная танец, они медленно, в такт музыке пошли от центра по краю площадки.
Наблюдая за ними, Нестерову показалось, что есть какие-то различия в рисунке и манере танца от традиционной «русской «Лезгинки», которую пляшут в ресторанах и на свадьбах захмелевшие представители кавказских и других славных народов «необъятной Родины моей». Он хотел сказать об этом Любе, но тут рядом с собой увидел Ольгу, которая, не отрываясь, смотрела на танцующих мужчину и женщину. «Вот, кто наверняка знает, – мелькнуло в голове. – Она же два года в «Мзиури» занимается».
– Оленька, а как этот танец называется?
– Картули, пап. Знаешь, они так здорово танцуют…
Не договорив, она поправила свое легкое летнее платьице, сшитое бабушкой, и сделала шаг вперед. Расслабив кисти, красиво выстроив пальцы, подняла руки на уровень плеч, правая оказалась впереди, а левая сзади и немного ниже, чуть склонила голову и, опустив глаза, поплыла в танце. Сергей даже представить себе не мог, что его дочь, маленькая Оленька, может ТАК танцевать! Они были напротив друг друга – грузинская пара и светловолосая русская девочка с голубыми глазами. Иногда движения были почти синхронными. Никто больше не рискнул выйти на площадку, окружающие с нескрываемым удовольствием и восхищением смотрели на них. Оркестр заиграл быстрее, что только добавило танцу очарования. Рядом с Нестеровыми стояла семья из трех человек: папа – грузин, мама – русская и сын, лет десяти. Все, мягко говоря, плотного телосложения, причем мальчик этим особенно отличался, щеки почти падали на плечи. Отец, оторвавшись от созерцания грациозно двигающихся людей, повернулся к сыну и с крайней степенью сожаления и раздражения сказал:
– Видишь, как русская девочка танцует? – На слове «русская» он сделал особый акцент. – А ты?!
От бессилия и разочарования он влепил ни в чем неповинному сыну подзатыльник.
Темп музыки все нарастал, нарастал и оборвался на самом пике – танцоры замерли. Закричали и захлопали в восторге зрители. Начавший танец мужчина проводил свою даму, поддерживая за локоть, а Ольга сама легко упорхнула в объятия папы, мамы и брата. Взрослые и дети окружили Нестеровых. Кто-то протягивал конфеты, девочка младше Оли хотела подарить ей куклу, а красивая пожилая женщина с сединой в волосах стала просить Любу принять для маленькой танцовщицы серебряные, чудной работы сережки с камушками. Хоть семья и отказывалась, как могла, но подарки пришлось взять. Все-таки от чистого сердца. Деловой Олег распределил нежданно свалившееся к ним добро по категориям: конфеты в одну сторону, печенье и вафли – в другую, игрушки в третью. Что-то положил маме в сумку, другую часть рассовал по карманам, своим и родительским.
Снова заиграл оркестр, Ольга, конечно, опять закружилась в танце, а за спиной Сергея раздался голос:
– Извините, пожалуйста. Здравствуйте! Меня зовут Резо Давиташвили, я – солист Государственного ансамбля народного танца Грузии. А это моя спутница и партнерша Софико.
Перед ними стояла пара, только что выступавшая на импровизированной сцене.
– Очень приятно. Меня зовут Сергей, моя жена Люба, сын Олег, а на площадке, как всегда, наша дочка Оля.
Представив членов семьи, Нестеров с улыбкой протянул руку.
– Я еще раз прошу прощения, если потревожил вас, – сказал Резо, отвечая на рукопожатие. – Но для нас было большой неожиданностью, когда на площадку вышла ваша дочь. Она прекрасно танцует, и, главное, знает Картули! Откуда? Мы же видим, вы – приезжие. Из Москвы, наверное?
– Не ошиблись, а Картули… – Сергей не успел ответить, его перебил насупившийся и принявший солидный вид Олег. – Оля ходит заниматься в ансамбль «Мзиури». Она там солистка, – он секунду подумал и добавил с достоинством: – Как вы.
– В Москве есть детский ансамбль грузинского танца?! – Воскликнула Софико. – Первый раз слышу.
– Есть, – подключилась Люба. – Мы живем в новом микрорайоне, Отрадное называется, и самый близкий от нас хореографический кружок «Мзиури» в Свиблово. Вот такой парадокс: русского танца нет, а грузинский – пожалуйста.
– Дорогие! Сергей, Люба! – призвал Резо. – Мы с Софико приехали сюда навестить наших друзей из Кахетии. Пожалуйста, не обижайте, присоединяйтесь к нашему столу! – Нестеров отметил, что приглашение было не дежурным, искренним.
– Мы, собственно, не против… – Он посмотрел на Любу и та согласно кивнула. – Только Ольгу от танцев отрывать не хочется.
– Давайте, мы пойдем, а вашей дочке скажем, чтобы она приходила прямо в ресторан, здесь два шага…
– Лучше по-другому, – предложила Люба, хорошо помня просьбу мужа. – Вы идите, а я Оленьку подожду, пока танцы не кончатся. По-моему, немного осталось. Мы потом придем…
– Я с тобой, мам, – подал голос Олег.
– Сереж, ты иди, иди. Ничего страшного, а то неудобно перед людьми.
– Ладно, – ответил несколько смущенный отец семейства. – Только приходите скорей.
Нестеров вместе с Резо и Софико вернулся в полупустой ресторан, где за длинным столом, уставленным множеством бутылок, разнообразными закусками, жареными цыплятами, шашлыками сидело человек двадцать. Резо представил Сергея, как друга из Москвы, и этого оказалось достаточно, чтобы его усадили на одно из самых почетных мест, наполнили бокал вином и произнесли прекрасный тост за здоровье, счастье и благополучие дорогого гостя. Потом были еще тосты и еще, при этом каждый раз бокалы наполнялись до краев и осушались до дна. Нестеров захмелел и не заметил, как рядом с ним оказался Резо.
– Сергей, – он будто не прерывал разговора. – Вы надолго в Тбилиси?
– Да, нет. В воскресенье уезжаем.
– Почему так мало? Погостили бы еще…
– У нас путевки в Гагры, детей на море надо везти.
– А вы сами чем занимаетесь, работаете?
– Конечно, – Сергей не стал больше ничего объяснять. – А в чем, собственно, дело?
– Понимаете, дорогой, – Резо немного замялся, не зная, как лучше сформулировать свою мысль. – Видите, напротив справа сидит мужчина с усами. Это художественный руководитель нашего ансамбля, он видел, как танцует ваша дочь и в полном восторге от ее выступления…
Для Нестерова слова Резо не были откровением, поэтому он промолчал, ожидая продолжения.
– Мы тут подумали, – голос собеседника зазвучал более уверенно. – А что, если ваша дочь станет выступать с нами, она может быть даже солисткой нашего ансамбля… – Резо привстал и обратился к мужчине, которого он представил, как художественного руководителя ансамбля. – Вахтанг, дорогой! Прошу тебя, подойти к нам, пожалуйста. – Потом опять обратился к Нестерову: – Я хочу, чтобы он сам, у него лучше получится…
Нестеров старался, но ничего понять не мог: «Может, у него шутки такие дурацкие? Какой еще ансамбль, выступления?! Они что, с ума посходили?!». Настроение испортилось.
Направляясь к Резо и Сергею, Вахтанг сказал несколько слов на ухо почтительно склонившемуся к нему официанту, и тот, перекинув полотенце через руку, бегом бросился выполнять поручение. Подходил деятель танцевального искусства быстрым шагом, широко раскрыв объятия.
– Дорогой! Я счастлив, обнять вас! – Хочешь – не хочешь, пришлось Сергею принять этот знак внимания и уважения.
– Дорогие друзья! – Вахтанг обратился ко всем сидящим за столом. – Свершилось! Свершилось то, что я и представить себе не мог. Сам Святой Георгий привел нас сюда. Он благословил и вывел сегодня на сцену не только наших прекрасных Резо и Софико, но и чудо, что только во сне могло мне привидится. Как я ждал этого счастья, как желал, чтобы сбылись мои сокровенные мечты. Но то, что случилось сегодня, превзошло самые смелые ожидания. КТО, скажите мне, КТО сегодня еще вышел на сцену? Русская девочка, скажете? Да, конечно, несомненно, но это не просто девочка! Ангел, посланный Господом Богом на святую землю нашей Грузии! Вот, кто!!! Все путеводные звезды сошлись сегодня, они привели нас сюда, чтобы мы видели, как действительно выглядит великая семья наших народов, как тесно, неразделимо соединились наши культуры: русская и грузинская. Вы могли себе представить, чтобы русский ребенок танцевал Картули? Да? Нет, не могли! Никто не мог! Я не мог, клянусь небом! Но мечтал, всю жизнь мечтал! Как? Как, скажите, это называется? Я вам отвечу: СЧАСТЬЕ!!! Вот, что это такое, вот как это называется, мои дорогие! Я поднимаю бокал за прекрасного человека, великолепного мужа, заботливого отца и, я уверен, бесконечно уверен, заботливого сына своих родителей, за нашего друга из Москвы – Сергея!
Все одобрительно зашумели, а кто еще сидел, встал с бокалом в руке. Нестеров хотел взять свой, стоявший на столе, но не успел. Из-за спины Вахтанга, как черт из табакерки, возник официант, держа в руках приличных размеров рог, наполненный вином. В животе у Сергея противно заурчало – организм вспомнил, что случилось в прошлый раз.
Тогда, почти пятнадцать лет назад, агитбригада Высшей школы ездила с концертами по Грузии, в основном, по пограничным заставам, и Игорь зазвал его в гости к своему дяде, профессору филологического факультета Тбилисского университета, отцу двух симпатичных озорных мальчишек-близнецов. В перерывах между тостами и сменами блюд Нестеров учил их всяким заковыристым приемчикам из боевого самбо, так что дружба завязалась серьезная. На излете вечера папаша дает ничего не подозревающему Сергею громадный рог, вливает туда бутылку красного вина, берет бокал и произносит здравицу в его честь. Но кого и чего в ней только ни было. И генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев, и происки мирового империализма, и родители – прародители Сергея, и любимый самый дорогой племянник Игорь, его близкие и дальние родственники, а еще там были здоровье, любовь, счастье, несчастье, радость, горе, и много-много чего еще. Причем, все вперемешку. Закончил профессор речь, поднимает свой бокал и смотрит, вопрошая, на Сергея. Взвесив силы, и без того «нагруженный» Нестеров понимает, что, если опустошит емкость, а рог не стакан – недопитым на стол не поставишь, грядет катастрофа – можно и в гостиницу не попасть, и лицо в салате потерять. Собрался с духом и заплетающимся языком глаголет, казалось, самую что ни на есть истину: «Простите, Христа ради, не могу больше». «Нэ можеш, нэ пэй, дарагой! – говорит профессор и повторяет: – Нэ пэй! Пусть паталок рухнет в маей квартире и предавит тут мэня и детей маих, каторые так полубили тэбя, а ты нэ пэй, дарагой! Вино выльем вместэ с нашим здаровьем! Маим, тваим здаровьем, Игоря здаровьем, детей маих! Нэ пэй!» Стоит, слезы на глазах, еще секунда и заплачет, будто теряет близкого человека. Пришлось выпить. С незабываемыми до сих пор воспоминаниями.
Вахтанг сразу заметил, как изменилось выражение лица Нестерова, и понял: «Откажется, не будет пить! Нельзя, никак нельзя. Нехорошо будет, некрасиво».
– За Сергея! – еще раз воскликнул он и продолжил, искусно изменив направление тоста. – Отца прекрасной, замечательно талантливой девочки. – Тут Вахтанг в недоумении обратился с вопросом ко всем присутствующим за столом, будто видел их в первый раз. – Слушайте! Кто привел ее сюда, как она вообще здесь, в этот час, оказалась, вместе с нами? Вы знаете? Автандил, ты знаешь? А ты, Ираклий? Я отвечу вам, всем отвечу! – Вверх взлетела рука с вытянутым указательным пальцем. – Святой Георгий! Только он! Небесный защитник этого ребенка, этого ангела. Он привел ее к нам. – Вахтанг взял у официанта рог и повернулся к Нестерову. – Сергей! Дорогой! Дорогие гости! Дорогие друзья! Давайте выпьем за счастье и здоровье маленькой красавицы, принцессы, за ее прекрасное будущее, за несравненный талант этого ребенка! Я только глаза прикрою, – он всем продемонстрировал, как он это сделает, – и вижу: она парит над сценой, а наши джигиты склонили головы, перед белокурой красавицей, ангелом, спустившимся к ним с небес. Дорогой! Прими этот рог в знак нашего глубочайшего уважения к тебе. – Он поклонился и передал рог из рук в руки Сергею. – Выпей за счастье и здоровье дочери, ее светлое и прекрасное будущее, талант и красоту! Пусть всегда горит над головой этой девочки звезда счастья и ни одно, даже самое маленькое облачко не скроет от нас сияние ее голубых глаз!
Собравшиеся за столом одобрительно зашумели, и гости один за другим стали подходить к Сергею. Каждый говорил ему что-то свое, теплое и задушевное. Буквально через минуту Нестеров оказался в центре полукруга: он – спиной к столу, в руках рог с вином; напротив и по бокам все остальные. «Ну, все! Попал! – пронеслось в голове. – Хорошо хоть до номера недалеко». Нестеров осторожно начал пить, опасаясь не справиться с таким количеством поглощаемого напитка, но, к счастью, обошлось. Сделав последний глоток, под бурные проявления восторга он перевернул опустошенный рог и с улыбкой, боясь расплескать содержимое, осторожно опустился на стул. Рядом сел Вахтанг, который, активно жестикулируя, стал рассказывать об ансамбле, его солистах, музыкантах, покровителях, почитателях и, особенно подробно, о зарубежных гастролях: в каких странах они выступали, сколько денег в валюте получают артисты и так далее. Сергей слушал, не особо вникая в смысл, чувствуя, как выпитое вино медленно, но верно делает свое подлое дело. Финал был известен, поэтому, что там говорил Вахтанг о заграничных турне – Нестерова мало волновало. «Главное, – стучало в висках, – до Любы продержаться и уйти спокойно, не теряя лица. А то вынесут на руках, со стыда потом сгоришь». К счастью, долго ждать не пришлось – балетных дел мастер не успел до конца описать все прелести жизни танцевального ансамбля, как появилась Люба с детьми, огляделась, заметила мужа и, улыбаясь, направилась к нему. По мере приближения ее настроение менялось: от радости и веселья к тревоге и озабоченности. Она подошла, поцеловала мужа в щеку и незаметно для других шепнула: «Сережа, соберись, любимый». Нестеров будто ждал ее слов, тут же поднялся из-за стола и встал рядом с женой, слева и справа за руки уцепились Олег и Ольга. Резо представил Любе Вахтанга и, играя в европейскую учтивость, галантно предложил вина. Она взяла бокал и негромко обратилась к присутствующим в зале:
– Дорогие друзья! – Голос не перекрывал всего шума ресторана, но большинство услышали обращенные к ним слова. – Именно друзья! А как по-другому я могу назвать вас? – Стало заметно тише. – Добрых, замечательных, красивых людей с открытым сердцем и прекрасной душой. Мы только прилетели из Москвы и всего-навсего второй день на гостеприимной грузинской земле, но у меня, моего мужа, наших детей столько прекрасных впечатлений, что в другое время и другом месте за год не соберешь. Спасибо вам за огромное радушие, гостеприимство, за добрые слова, идущие от самого сердца. – Она подняла бокал чуть выше. – За вас, дорогие друзья, за ваше здоровье, удачу, счастье, за ваших родных и близких! За нашу дружбу! За великолепную Грузию и прекрасный грузинский народ!
Все встали, кто-то зааплодировал, мужчина, сидевший со своей спутницей за соседним столом, поднялся, громко произнес несколько слов на грузинском языке и тут же воскликнул по-русски: «За Москву! За Россию!». Улыбнувшись, Люба Нестерова пригубила бокал и поставила его на стол.
– Вы извините, – обратилась она к Резо и Вахтангу. – Время позднее, сами понимаете: дети… Мы пойдем с вашего разрешения…
К номеру Сергей добирался на автопилоте, держа за руки детей, и, как только перешагнул порог, сделал несколько шагов и упал на кровать, потратив остатки силы и воли на нелегкий для себя путь от ресторанного стола до постели.
Утро для Нестерова было недобрым. Прощение Любы он, конечно, получил, честно рассказав как все было, а вот со здоровьем надо было что-то делать… Немного облегчил похмельные страдания ресторанный капитан, напоив его каким-то кислым напитком на молочной основе, однако остаточных явлений все равно хватало. После завтрака, как договаривались, пошли на пляж. Солнышко грело хорошо, но вода в Тбилисском море за сутки теплей не стала и вполне подходила для принятия отрезвляющих процедур. Нестеров, презрев все преграды, в гордом одиночестве раз пять, наверное, совершал заплывы и в результате к обеду почувствовал себя огурцом, даже пупырышки появились от холода. Настроение заметно улучшилось – в радужных надеждах ему подумалось, что после супчика и каких-нибудь котлеток он вместе с детьми приляжет на часок–полтора и к вечеру, когда приедут Божинские, будет в идеальной физической форме.
Обед понравился всем. Блюда назывались по-русски, но вкус был точно грузинский. Нестеров взял острый с кислинкой рассольничек и мясо в ароматном соусе с тушеными овощами; Люба выбрала любимое ей лобио и стручковую фасоль с бараниной в горшочке; детям капитан кухонного корабля предложил сырники или как там они еще назывались с вкуснейшим вареньем из айвы, которые они смолотили без остатка. На третье, естественно, кисленький компот, из белой сливы. Порции были небольшими, но из-за стола они встали сытые и довольные. Перед дневным сном решили сделать кружок по территории, чтобы пища улеглась, и только вышли, нос к носу столкнулись со вчерашними друзьями, Вахтангом и Резо.
– Сергей! Дорогой! – И снова объятия, будто не виделись лет десять. – А мы за вами, дорогие. Хотим в Тбилиси вас пригласить, пообедать. Очень просим, пожалуйста, машина в вашем распоряжении! – Вахтанг широким жестом указал на белую «Волгу». – Резо за рулем, а я по дороге буду вам все рассказывать и показывать. Я это люблю: показывать, рассказывать. Да, Резо? В лучший ресторан поедем, там…
– Вы извините, – Сергею пришлось его перебить. – Спасибо, конечно, за приглашение, но мы только что пообедали…
– Тогда кофе! Самый замечательный кофе в Тбилиси! А что может быть лучше, чем чашечка этого божественного напитка после обеда? Да, Резо? – Вахтанг посмотрел на старших Нестеровых и, не увидев большого желания трогаться с места, добавил, обратившись к детям: – С мороженным!
Это уже был запрещенный прием. У младшеньких, конечно же, загорелись глаза, они чуть ли не запрыгали от нетерпенья. Люба с Сергеем переглянулись, не понимая, чем вызвана такая настойчивость, выходящая за рамки даже грузинского гостеприимства. Осторожность и профессиональная подготовка взяли верх.
– Дорогие, уважаемые Резо и Вахтанг! – начал Нестеров, и жена, как самая настоящая вторая половина, тут же подхватила: – К нам сегодня вечером приезжают наши друзья, русские из Тбилиси, и мы, честно говоря, хотим отдохнуть перед встречей. Все-таки, знаете, тяжеловато из одного застолья в другое, – Люба внимательно посмотрела на огорченные лица приехавших, – но мы понимаем, или, скорее, догадываемся, что вы не просто так приехали. Может, хотите о чем-то поговорить с нами? – Вахтанг и Резо переглянулись и согласно кивнули. – Тогда давайте я отправлю детей на площадку, а мы с вами присядем на лавочку и поговорим.
