Полина Груздева
Чудачка
– Начинаем праздничный концерт, посвященный Юбилею Великого Октября! Песню «Наш паровоз» исполнит Дербенева Анфиса. Баянист – Яков Иванович Седых!
Поселковая публика любила клубные концерты. Девушки радовали жителей своими талантами, искренней увлеченностью искусством. На костюмы начальство деньги не жалело, и старательно, с душой подготовленные выступления получались яркими, красочными, незабываемыми.
После концертов праздник для парней и девушек продолжался на уличной танцевальной площадке, в вестибюле «Геолога» или, во время какого-либо общенародного голосования, прямо в клубном зале, освобожденном от стульев. В этот раз продолжение торжества ожидалось в вестибюле.
Молодежь ждала танцы, свободно переговаривалась, смеялась, шутила. Вся караулбазарская артистическая группа, растревоженная выступлением, образовала кружок возле одного из окон, и девчонки, отдыхая от пережитого, бросали по сторонам никому лично не адресованные взгляды и перебрасывались только для них что-то значащими репликами. В кругу подруг стояла и Людка. Она была в своем сценическом наряде − после концерта переодеваться не стала, так как поменять концертное платье на что-то другое привлекательное она не могла: парчовый наряд был ее единственным праздничным одеянием.
Зазвучал вальс. Людка обожала вальсировать.
– Девушка! Разрешите пригласить вас на танец? – услышала она за спиной молодой мужской голос в то время, как красивая мелодия уже подхватила и понесла на своих крыльях ее радостно забившееся сердечко.
Обернулась: перед ней стоял среднего роста парень в солдатской форме и любезно улыбался. Хотя Людка, как и все девчонки в поселке, не жаловала солдат, она, в знак вежливости, согласилась. Танцевал он очень хорошо. Солдатские сапоги не мешали ему двигаться легко, и он вел девушку уверенно и ловко.
– Вас зовут Людмила? – поинтересовался он, внимательно глядя на Людку темно-серыми глазами.
– Да, Никитина Людмила.
– Вы очень хорошо ведете концерт.
– Что же вам понравилось?
– Голос звонкий, слова произносите четко, все слышно и понятно. И выглядите вы сегодня просто восхитительно.
Людка покраснела. Такого комплимента в свой адрес она не слышала никогда. Но нельзя же давать повод первому встречному-поперечному думать, что она уже, как Снегурочка, растаяла от его похвалы. Поэтому, только слегка улыбнувшись, спросила:
– А вас как зовут, если не секрет?
– Панкратов Борис.
– Неплохое имя, – только и сказала Людка.
Вальс кончился.
– А не потанцуете вы со мной еще танец? – вдруг спросил Борис.
Людка оглянулась, пытаясь уловить чей-нибудь осуждающий взгляд: с солдатом зажигает! Но, казалось, на нее и солдатика никто не обращал никакого внимания. И она согласилась. В течение вечера он приглашал ее еще несколько раз. В промежутках же, пока она танцевала с другими парнями и девчонками, стоял у стены, разговаривал с сослуживцами и все время ловил ее взглядом. На белый танец она не пригласила никого, отдыхала. Последний танец, танго, достался Борису.
– Люда, – медленно двигаясь под шлягер, обратился он к ней. – Мне бы хотелось увидеть вас еще раз.
Раскрасневшаяся, оживленная энергичными движениями девушка засмеялась:
– Еще раз?
– Ой, я что-то не то сказал. Конечно, не один раз. Давайте погуляем с вами в следующую субботу. Думаю, меня отпустят в увольнение.
– Что ж, давайте, у меня как раз выходной, – согласилась девушка.
Вечер подошел к концу. Молодые люди вышли из клуба.
– Простите, я вас проводить сегодня не смогу, нам с ребятами нужно возвращаться в часть, – вздохнул Борис.
– Не беспокойтесь, я дойду сама, – засмеялась девушка и направилась в сторону своего дома.
В субботу они встретились, молча пошли по аллее сквера. Осень еще не показала весь свой нрав, не оголила до безобразия ветки деревьев, и разноцветные листья, неожиданно сорвавшись с высоты, тихо, будто раздумывая, плавно кружились в вечернем свете фонарей и ложились на землю. Людка пыталась их поймать. Иногда ей это удавалось, и она заразительно смеялась. Борис улыбчиво смотрел на девушку. Наконец он спросил:
– Люда, вы любите осень?
– Когда она яркая и добрая. Что хорошего в холодном дожде, когда ветер бросает его вам в лицо? Разве приятно смотреть на корявые, голые ветки деревьев? А слякоть под ногами, готовая утопить вас в чавкающей жиже? Ненастье – это как несчастье. Несчастье для всего живого, что любит солнце и тепло.
– Как интересно вы говорите!
– А вы, Борис, как относитесь к осени?
– Что я? Осень, зима, весна, лето – какая разница? Жизнь солдата не зависит от времени года.
– И сколько же вам еще осталось служить?
– Весной жду дембеля, – произнес Борис и неожиданно сказал: – Люда, давайте перейдем на «ты»?
– Давайте, – согласилась Людка.
Симпатичный парень приглянулся девушке. Он оказался разговорчивым, умел интересно пошутить, сопровождая шутки приятным смехом. С поцелуями не лез, не обнимал за плечи, не хватал за талию. Просто шел рядом, с интересом на нее глядя, и долго рассказывал о своем любимом городе Воронеже.
Прогулка длилась часа два. Борису нужно было возвращаться в часть, и молодые люди, договорившись о следующей встрече, расстались, но ненадолго. Новое знакомство нашло свое продолжение.
Никогда в жизни Людка не имела никаких дел с военными. Среди девушек эта категория людей не пользовалась доверием. Человек на службе, оторванный от своего города или деревни, от родных, от прежних, «гражданских», интересов, в девичьей среде имел славу легкомысленного соблазнителя, грозы девичьей чести и порядочности. «Поматросил и бросил» – так говорили девчонки, предостерегая друг друга от опасных связей, хотя при случае и бросали лукавые взгляды на бравых парней в форме.
Смазливый солдатик заинтересовал Никитину. Ему очень шла форма. Стройный, подтянутый, аккуратный, он выгодно отличался от многих ее знакомых. И говорил толково, умно. Чувствовался в нем интерес к жизни – рассказывал, что любил отдыхать на реке, занимался велосипедным спортом, читал. И показать девушке интерес к ней парень тоже умел: приходил на встречу с какой-нибудь милой безделушкой – то полевой цветок принесет, то искусно сделанный самолетик. Это ее развлекало, веселило и подогревало в ней приятные ощущения, о которых она совершенно не думала.
Чувство усилилось, когда однажды Борис произнес слова, от которых девичьи сердца начинают стучать чаще: «Люда, ты мне очень нравишься. Можно, я тебя поцелую?» Людка смолчала. Она не сказала «нет», и он притянул ее к себе. Крепкие губы парня коснулись ее губ один раз, потом другой и, не видя сопротивления, завладели ее ртом сильно и властно. В течение вечера солдат целовал ее еще не раз, и девушка, взволнованно дыша, покорялась его ласкам.
В очередную встречу Борис попросил у нее фотографию, и она, не задумываясь, подарила ему свое изображение на карточке – ведь это так романтично! В свободное от службы время, когда он не сможет прийти к ней на свидание, ее образ позволит ему не скучать по возлюбленной. Он будет смотреть на нее, изучать милое лицо и обязательно – как представляла в думах о парне Людка – глубоко вздыхать.
В один из дней конца ноября Никитина устало шла домой после первой смены. Неожиданно у бассейна она увидела военную водовозку. Незнакомый солдат сидел на подножке служившей не один год машины темно-зеленого цвета, как будто кого-то ждал. При виде Людки он поднялся и направился к ней.
– Здравствуйте! Вы Люда?
–Да! – Людка остановилась и с любопытством уставилась на парня: она его не знала.
– Вам письмо, – только и сказал солдат, протянув девушке конверт.
Людка взглянула на послание. Оно оказалось без подписи, и она спросила:
– От кого письмо?
– Откроете – узнаете. Я буду ждать ответ на этом же месте и в это же время. Только скажите, в какой день я смогу вас увидеть.
Девушка назвала день. Парень сел в машину, она медленно тронулась с места и скрылась за ближайшим поворотом.
Дома Людка заинтересованно вскрыла конверт. Письма в нем не было, только черно-белые фотокарточки. Люди молодые, в возрасте; двое на одной карточке, трое на другой. Ее фото.
Среди всех изображений ее внимание привлекла девушка. Она стояла в парке, кокетливо прислонившись спиной к дереву. Летнее платье подчеркивало стройную фигуру. Короткая прическа. Улыбка на красивом лице. В руке небольшая дубовая веточка с листьями. Людка повернула фото тыльной стороной и увидела надпись. Девичьим почерком от левого угла бумаги вниз по диагонали было выведено: «Любимому мужу Бореньке от Татьяны».
Лицо Людки вспыхнуло, в голове заметались мысли: «Он женат! Какой кошмар! Зачем же тогда начал за мной бегать? Что ему было от меня нужно? Подонок! Негодяй! Говорят же: солдатам верить нельзя. Так оно и есть! А я? Идиотка несчастная! Поверила ему. Подарила фото. Увлеклась еще одним гадом. Да что же это такое? Почему мне не везет с парнями? Почему?»
В этот раз Людка не заплакала. Она негодовала. Долго не могла успокоиться. Неожиданно подумала: «Кто же это отправил мне фото? Тот, кто знал, что мы начали встречаться. Значит, Борька кому-то рассказал о наших встречах? Что он рассказывал? Чем хвастался?» Ей хотелось выть, хотелось добраться до рожи подонка, исцарапать ему лицо, изодрать его одежду. Но сделать это было невозможно. Еще долго оскорбленная девушка рвала и метала, затем приняла решение: она ничего не напишет, она просто заберет свое фото, остальные вложит в новый конверт и вернет их Борьке с указанием адресанта: Никитина Людмила Николаевна.
В указанный день у водоема Людку снова ждала водовозка. Тот же солдат-водитель поздоровался с девушкой, с ожиданием посмотрел ей в лицо, но оно было совершенно спокойным. Ни о чем не спрашивая и ничего не говоря, она отдала ему конверт. Парень взял послание, попрощался, вернулся на свое место в машине, громко захлопнул дверь кабины, и старенький транспорт скрылся в том же направлении, что и в первый раз.
В изнеможении Людка присела на борт бассейна и глянула вглубь водоема. Он, как всегда, был пуст. Ничего! Только нанесенный ветром сор укрывал его днище. Ей почему-то в голову пришла мысль, что ее душа сейчас – это тот же бассейн, пустой и замусоренный. Только бассейн был таким от людского равнодушия, а ее душа – от людской подлости и низости. В ней, в ее нежной девичьей душе, поселились самые отвратительные чувства – отчаяние, злость, ненависть. Она ненавидела себя за доверчивость, наивность, глупость, влюбчивость. Она злилась на себя за веру в людей, в их честность, правдивость, порядочность. И она была в отчаянии оттого, что изменить в себе что-то, как и этот несчастный бассейн, вряд ли сможет.
Людка встретилась с Борисом еще раз, но эта встреча отдавала таким холодом, как декабрьский ненастный вечер. Панкратов очень хотел узнать, кто же передал ей фото. Но сказать ему об этом девушка не могла, потому что сама этого не знала, а если бы знала, то, конечно, не сказала. Ей было неизвестно имя человека, спасшего ее от унизительной связи, но испытывала к таинственному доброжелателю искреннюю благодарность. Значит, не все солдаты негодяи. Таких, как Панкратов, единицы. Нельзя по ним судить обо всех ребятах, надевших военную форму.
Глава 47
Василюк Александр появился в Караулбазаре летом. Как позже узнала об этом Людка, он был единственным сыном и первым ребенком в многодетной семье мастера эстакады Григория Антоновича Василюка. Электрик по образованию, он работал в той же организации, что и Никитина, часто с бригадой ездил на участки и иногда по пути в цех заворачивал с ребятами на нефтеналивную станцию. В один из таких заездов и увидела его наша лаборантка, в это время выполнявшая обязанности оператора вместо заболевшей Анны Семеновны.
– Григорий Антонович, кто этот веселый парень, с которым вы только что говорили? – поинтересовалась она у начальника, сидя в операторской и выводя в журнале приходов цифры.
Беседу мужчин она подсмотрела случайно, когда вышла из помещения и направилась к резервуарам. Кстати, парень тоже заметил ее: метнул в ее сторону заинтересованный взгляд. И как только она и Василюк-старший вернулись на свои места в операторской, решила выяснить, кто этот новичок, которого она уже видела в поселке.
– Что, понравился? – хитро взглянул на девушку мастер.
– На вас похож.
– Ишь, глазастая какая! Это мой сын, Сашка. Заехал с парнями по дороге с Шурчи. Жара-то, видишь, какая! Чуть от жажды не померли.
– У вас еще есть дети?
– Еще две девчонки – Нинка и Машка, – ответил мужчина, затем пристальней глянул на сотрудницу и спросил: – Тебе сейчас сколько лет?
– Семнадцать.
– А моим дочкам по шестнадцать. Так что можете подружиться. Заходи к нам в гости, познакомишься с ними. И жена моя, Надежда Богдановна, будет рада.
– Хорошо, как-нибудь в выходные зайду.
И зашла. Может, не очень хотела: стеснялась парня, но мастер при случае все приглашал и приглашал, так что отказаться было неудобно. Когда девушка заявилась к Василюкам, вся семья была в сборе. Григорий Антонович представил ее семейству и удалился на работу – пришел состав цистерн, начиналась заливка.
Жена Антоновича, приветливая женщина с пронзительными серыми глазами, поила детей и гостью чаем и расспрашивала Людку о ее семье, о ней самой. Нина и Мария, очень похожие на отца, с интересом слушали. Сашка прихлебывал ароматную жидкость, поглядывал ясными материнскими глазами и улыбался.
Первоначальная скованность побуждала гостью отвечать на вопросы односложно, но теплая атмосфера за круглым столом растопила смущение и зажатость девушки, и она, порозовевшая от выпитого чая, внимания женской половины Василюков и присутствия довольно симпатичного парня, успокоилась и разговорилась. Провожали ее все дети Антоновича.
В ближайший вечер отдыха Александр, уже как знакомую, пригласил ее на танец, затем вызвался проводить домой, и Людка согласилась: сердце ее было свободно, ни о ком не тосковало – все ее кавалеры остались в прошлом, а молодая кровь кипела и искала объект обожания.
С сестрами Василюка она тоже подружилась. В выходные вчетвером молодежь бродила по поселку, хохотала над случайными нелепостями, шутками, фотографировалась. Когда аппарат оказывался в руках у Александра, девчонки хихикали, из ложной скромности просили их не снимать, прятались друг за друга, за деревья, а парень щелкал и щелкал неутомимым прибором, дразнил сестер и Людку и ловил их все дурашливые позы. Так и вошел он в жизнь Никитиной.
Странный это был человек. Никогда нельзя было понять, о чем он думает, что чувствует, что у него за душой. На все Людкины высказывания отвечал улыбкой тонких губ, каким-то коротким смешком и словом «да». Эти растянутые губы и хохоток производили ощущение неопределенности. Они, казалось, выражали удовольствие и веселье, но такие, какие приятность и сияние излучает елочный шар – одинаково, постоянно, для всех. Что за ними скрывалось, Людка не знала, да и разгадать бы не смогла: настолько это было еще по-детски наивное, доверчивое существо – нравится парень, и все, а почему, не знает.
Парень и девушка как будто встречались. Действительно как будто, настолько их общение было непонятным и необъяснимым. Василюк никогда не назначал Людке свидания. Увидятся возле клуба – подойдет, заулыбается, то ли кокетливо, то ли просительно спросит: «Погуляем?» − и идут прогуливаться. Пригласит танцевать – пойдут, потанцуют.
В кино он ее тоже не приглашал, шел один и до начала сеанса сидел одиноко – без партнера или партнерши, – отправлял неизменную, ничего не выражающую улыбку в кинозал и только иногда посматривал на девушку броским взглядом. Она, сидя рядом с сестрой Валькой или подругой Лариской, тоже замечала его, недолго смотрела, затем отворачивалась и, возбужденная до нервозности, без умолку болтала.
– Людка, – спрашивала Лариска, – ты с Василюком водишься?
– Кажется, – задумчиво говорила та.
– Что значит кажется?
– Не знаю, иногда ходим гулять.
– И все? А целоваться?
– Целуемся.
– А тебе не кажется, что он выраженный эгоист? – возмущенно говорила подруга. – Он же тебя за пустое место держит, за какую-то дурочку. И ты так себя и ведешь. Ну, разве можно назвать умной ту, которой крутят-вертят как хотят? Гони ты его ко всем чертям собачьим!
Людка в ответ на увещевания и призывы подруги ничего не отвечала, никуда странного кавалера не гнала и продолжала с ним видеться. Может, потому, что никто больше не ухаживал за ней. Или хотела парня понять, поэтому шла навстречу его прихотям. Даже возможно, ей хотелось сломать щит его улыбчивой неприступности, покорить это неуловимое существо да так, чтобы Сашка влюбился в нее по-настоящему, чтобы его бездушная улыбка наполнилась нежным чувством, предназначенным именно ей. Есть такое желание у девушек – подчинить себе непокорного парня, и Людка не была исключением. В общем, она сама не знала, чего хотела, и плыла по течению.
Глава 48
Осень окончательно сорвала листву с деревьев, заплакала дождем, заставила одеться потеплей. Прогулки в холод уже не так часто, как в теплые вечера, выманивали молодежь из помещений, свидания Людки и Александра проходили все реже. К тому же работа и учеба тоже требовали времени, внимания и немалых усилий. Нужно было отправлять в институт контрольные, и Людка корпела над заданиями. Особенно огорчала ее неподатливая начертательная геометрия.
«Черт возьми, ну почему у меня ничего не получается?» – в крайнем раздражении думала она, в очередной раз пытаясь выполнить студенческую работу. Спроецировать деталь непонятного механизма на плоскость студентке-заочнице никак не удавалось – создать чертеж она не могла. А надо!
– Лариска, что делать? – сдавая смену подруге, делилась своими переживаниями Людка. – У меня воображение совершенно не пространственное. Я представить себе не могу, как деталь выглядит на чертеже.
– Ничего, как-нибудь справишься, – пыталась успокоить ее та.
– Нет, не справлюсь, – обреченно вздыхала расстроенная студентка. – У меня голова пухнет от этих точек и линий: какая и куда должна лечь в чертеже, я не знаю.
– Тогда нужно найти того, кто тебе поможет. Сейчас старшекурсники из Тбилиси у нас на практике. Видела высокого красавца в операторской?
– Ну, видела, и что?
– Парня зовут Гурам. Попроси его. За спрос не дают в нос. Может, и согласится помочь.
Совет подруги показался Никитиной вполне приемлемым, и в очередную свою дневную смену она решила им воспользоваться. Гурам оказался веселым отзывчивым парнем. Он согласился прийти к Людке вечером домой и разобраться с контрольной. Осталось спросить разрешения у родителей.
– Мам, – как всегда девушка обратилась по делу к Екатерине. – Ты не будешь против, если к нам придет парень-грузин, студент из тбилисского института, помочь мне по начертательной геометрии?
– Что, не можешь сама?
– Да я уже как только ни старалась. Ерунда какая-то получается.
– Кто он такой? Очередное твое увлечение?
– Ну что ты, мам! – возмутилась дочь. – Какое еще увлечение! Он практикант, на работе видимся.
− Гляди, кавказцы – народ горячий и настойчивый. Девушек русских любят. Прицепится – не отвертишься.
− Да он нормальный парень. Не замечала за ним ухлестывания.
– Ну, смотри. А когда он придет?
– К девяти вечера приглашу, чтобы вам не мешать.
– Хорошо. Накорми его, чаем напои – студенты вдали от дома всегда голодные.
Гурам пришел без опозданий. Семейство Никитиных удалилось в спальни, студенты заняли кухню. Парень от ужина не отказался, и пока он ел, Людка задавала ему обычные вопросы о семье, об учебе, о Грузии, стараясь тем самым преодолеть собственное стеснение. Когда с ужином было покончено, девушка уже освоилась с ситуацией и теперь могла показать задание и свои попытки с ним справиться.
В течение двух с половиной часов Гурам толково, последовательно и спокойно разжевывал азы «начерталки» первокурснице и создавал чертеж. Но когда красиво выполненный рисунок был готов, Людка с ужасом осознала, что ничего не поняла. Правда она не призналась в этом своему терпеливому «преподавателю», только перед его уходом искренне поблагодарила за помощь и проводила в дождливую ночь.
Вечером накануне Нового, 1968 года, Никитина отправилась к Лариске – никакого предложения по празднованию от Василюка не поступило, сидеть за новогодним столом с родными не хотелось, поэтому сговорилась с подругой повеселиться у нее.
Как только она вошла в квартиру Бескоровайной, тепло помещения ударило в ее подрумяненное морозцем лицо.
– Людка, привет! – На звук входной двери вышла из зала одетая в новое розовое платье Лариска. – А мы тебя ждем. Раздевайся! Проходи!
Из зала слышался приглушенно звучащий голос Полада Бюльбюля оглы: «Но я не понимаю, зачем ты так сердита. Ну, перестань смеяться…» И вдруг раздался смех – смеялись мужчина и женщина.
– Выглядишь эффектно! – глянув на хозяйку, восхитилась Людка и, передавая Лариске торт, поинтересовалась: – Кто это?
– Пересыпкин и Ритка.
– У тебя Сергей Сергеич? – сразу перейдя на шепот, спросила Людка.
– А что здесь такого? – сконфузилась Лариска, но быстро взяла себя в руки и сказала: – Ну и что, что он наш профсоюзный бог! Такой же человек, как и мы. К тому же мужчина, – слово «мужчина» хозяйка выделила особо, помогая при этом подруге раздеться.
В кухню выглянула Рита.
– Вы чего тут застряли и шепчетесь? – поинтересовалась она, закрыв дверной проем высокой фигурой в наряде цвета солнца.
Увидев еще одну приятельницу в сногсшибательном прикиде, Людка обалдела.
– Ну, девчонки! Какие вы эффектные фифы! Ритка! Признавайся! Кто платье шил?
– Я сама, научилась на курсах кройки и шитья, – крутнулась вокруг своей оси девушка. – Что, правда понравилось, или издеваешься?
– Конечно правда! Я тоже запишусь на курсы, сама себе буду шить: заказывать портнихе дорого, – пообещала Людка.
Она была в знакомом девчонкам концертном платье.
– Никитина! Ты выглядишь не хуже. Девочки, хватит болтать! Ну-ка прихватили вот эти тарелки и понесли к столу. Оставили Сергея Сергеича одного, – остановила разговорившихся подруг Лариска, и все трое прошли в зал.
Людка мгновенно оценила обстановку. В центре комнаты красовался накрытый к праздничному ужину стол. Хрустальные фужеры и рюмки призывно сверкали в унисон с игрушками на небольшой елке в углу комнаты; тарелки с разнообразными закусками обещали удовольствие и сытость; мельхиоровые приборы на светлой скатерти интеллигентно ждали пристального внимания гостей. Под окном растопырило ноги радио. Крышка проигрывателя на нем была приподнята. Большая пластинка, медленно описывая круги под иголкой, выдавала песню «Позвони». Одним словом, к веселью все было готово.
При входе девушек в комнату с дивана поднялся худощавый мужчина лет тридцати в темно-сером пиджаке на голубой рубашке, подвязанной розовым галстуком.
– Здравствуйте, Сергей Сергеич! – поздоровалась с ним Людка. – С наступающим Новым годом! – И прошла к столу, чтобы поместить на нем салатницу с оливье.
Рита последовала ее примеру.
– Здравствуй, Людмила! – ответил мужчина приятным тенором. – С наступающим! Что, на улице мороз усилился?
– Нет, – глянув на него, ответила Людка.
– Вот бы снег пошел! – воскликнула Рита. – Нам такой подарок к празднику был бы очень нужен. А то как всегда: голая земля!
– Думаю, снег нас еще порадует. И мы запоем: «Ой снег-снежок, белая метелица…», – подражая известной певице, неожиданно звонко, с чувством пропела Людка.
И все четверо засмеялись. Игривая выходка Никитиной развеселила гостей и сняла некоторую неловкость, которую испытывали девушки в присутствии Сергея Сергеича.
– Ого! Ты у нас прямо Людмила Зыкина! – глянула на певунью, засмеявшись, Лариска и нарочито манерно произнесла: – Дорогие гости, прошу к столу!
И все стали усаживаться на приглянувшиеся им места.
Рита и Людка постарались сесть так, чтобы Пересыпкин оказался рядом с Лариской – ведь не случайно он появился в доме Бескоровайной в новогоднюю ночь. Алкоголь и вкусная еда тоже сделали свое дело: Сергей Сергеич и Лариска все чаще обменивались взглядами, подруги делали вид, что совершенно не понимают, что между ними происходит. Но мужчина успевал все: обаять понравившуюся девушку, ухаживать за другими очаровательными сотрапезницами, рассказывать анекдоты и подпевать им негромко, но умело – оказывается, не таким-то он был чинушей, как о нем думали.
Проводив, как водится, в веселой компании Старый год и встретив Новый, Людка направилась домой – шел третий час ночи, утром ей надо было идти на смену. Выйдя на улицу, ахнула: на улице шел снег! Он был редким, мелким и робким. «Ну, прямо какой-то стеснительный», – подумала Людка и тихонько запела: «Ой, снег-снежок…», как бы приглашая его не останавливаться.
И снежинки падали и падали. Девушка подставляла им лицо, ладони и смеялась. Она решила, что это ей подарок от Нового года: ведь она первая в компании Лариски, Риты и Сергея Сергеича предсказала его падение, первая из их новогодней сходки его увидела. Хороший знак! Что-то важное, особенное, неповторимое обязательно должно произойти в ее застойной, без радостного движения жизни! Она это чувствует! Она этого очень ждет!
Глава 50
Мартовский вечер начала месяца тихо опустился на поселок. Наступившая следом темнота вынудила зажечься бледным светом уличные фонари и вспыхнуть окна жилых домов.
Людка, выспавшаяся после ночной смены, свежая, бодрая и жизнерадостная, одетая к выходу, подошла к Вальке.
– Сестричка, – нежно протянула она, – в кино хочешь?
– Хочу, только маму надо спросить.
– Уроки сделала?
– Пионер всегда готов! – выпалила Валька.
– Ладно, я за тебя похлопочу, – пообещала Людка и направилась в кухню, где Екатерина, штопая носки, помогала Светке решать задачи.
– Мам, пусти Вальку со мной в кино, – попросила она.
– Что, не с кем пойти? – хитро прищурилась Екатерина.
– Лариска занята, а больше не с кем.
– Неужто все кавалеры разбежались? – приподняла брови мать.
– Ну, отпусти Вальку, – не отвечая матери на слова о кавалерах, продолжила канючить Людка.
– Ладно, – уступила уговорам дочери Екатерина, – если только она к школе готова.
Довольная Людка вернулась к сестре.
– Слушай, Валька, мама разрешила. Я ухожу, а ты собирайся. – И глядя в кругленькое зеркальце, вынутое из приготовленной к походу сумочки, сообщила: – Пойду первой, возьму билеты, буду тебя ждать у входа в клуб.
Привычным шагом Людка подошла к «Геологу». Площадка перед открытой дверью в клуб была пуста: до начала сеанса оставалось минут десять. Купив билеты, девушка стала прохаживаться у кассового окна и поглядывать в сторону, откуда в свете фонаря должна была показаться сестра. Ее не было видно.
Так продолжалось некоторое время. Наконец Людка поняла, что сестра не придет. Как оказалось, Валька, торопливо сбегая по лестнице, неожиданно полетела вверх тормашками вниз и, падая, разбила колено. Зареванная, вернулась домой – ни о каком кино в этом случае думать не приходилось.
В то время как Людка в ожидании сестры металась у входа в клуб, по ступеням «Геолога», оживленно переговариваясь, торопливо поднялись трое молодых незнакомцев. Ясно было, что они намеревались приобрести билеты. Неожиданно для себя Людка обратила внимание на парней и, задорно улыбнувшись, сказала:
– Ребята, у меня есть лишний билет. Не хотите взять его?
– Вот он хочет, – брюнет среднего роста указал на высокого широкоплечего товарища в просторном демисезонном пальто.
– А я и не откажусь! – засмеялся парень. – Идемте, девушка, фильм начинается. – И они направились в кинозал.
Людка сидела рядом с человеком, совершенно ей незнакомым. Получилось, что она сама пригласила его в кино. Никогда и ни с кем из ребят она в кино никогда не ходила. Небольшой рабочий поселок – это не город: здесь все на виду. Чтобы избежать пересудов, не выставляла молодежь напоказ свои отношения. А тут надо же такое! Вошли в ярко освещенный зал вместе, сели рядом. Конечно же, кто-то из знакомых обратил внимание на их появление. Людка всей кожей чувствовала этот жадный интерес к своей персоне, предполагала и шепот: «Гляди, Никитина! С кем это она?»
Весь сеанс девушка ощущала плечо парня. Иногда молодые люди, смущаясь, взглядывали друг на друга, будто молча спрашивали: «Кто ты?», и, отвернувшись к экрану, усмехались. Но фильм закончился. Улыбнувшись, попрощались и разошлись – каждый отправился своей дорогой.
В то время как ноги шли обычным путем, Людка не замечала ничего: ни темноты неба, ни редких капель дождя: она ушла в себя. Ее душа почему-то волновалась, в голове не было никаких мыслей, и глупая улыбка блуждала на губах. Уже поднимаясь по лестнице своего дома, Людка неожиданно подумала: «Чего это я? Дура дурой». Вздохнула и успокоилась.
После женского праздника в «Геолог» завезли «Балладу о солдате». На последний сеанс пришло много людей. Зрители толпились на лестничной площадке, в некотором отдалении от самой лестницы, а над ними, над аллеями сквера, над домами из клубного репродуктора звучал голос Эдиты Пьехи: «Так уж бывает, так уж выходит – кто-то теряет, кто-то находит». На него, на этот красивый голос, и шла Людка, вспоминая слова и тихонько напевая любимую песню. Мелодия и текст наполнили ее приятным волнением, и она, до этого вспомнив ссору с Василюком, забыла о ней как о чем-то нудном, тягучем и раздражающем.
Заняв свое место в зале, девушка, глянув перед собой, поприветствовала знакомых и, повернувшись слегка назад, вдруг увидела на противоположном от прохода ряду парня в коричневом полупальто. Это был тот самый незнакомец, что пошел с ней в кино по Валькиному билету.
Людка успела разглядеть его. Роскошная копна черных волос шапкой обрамляла голову парня. Выразительные серые глаза, небольшой курносый нос, полные губы – все детали его лица создавали приятное впечатление, усиленное улыбкой. Людка отвернулась, но в следующий момент снова глянула на незнакомца. Он смотрел на нее. Она вернула голову в прежнее положение, затем снова взглянула на парня. Нет, она не ошиблась: улыбка молодого человека предназначалась ей, парень не сводил с нее глаз, любовался ею.
В девушке ни с того, ни с сего взыграло «сердце ретивое». Она взамен послала парню свою улыбку – призывную, кокетливую, выражающую невероятное удовольствие – один раз, затем другой и третий. Так молодые люди играли в переглядки, пока не начался фильм.
Последние аккорды финальной мелодии возвестили о завершении повествования о молодом солдате, что ехал домой с фронта починить матери крышу. Смотреть на сцену встречи сына с матерью без слез Людка не могла. Вернулся парень на фронт. Он погиб. Мать знает об этом, но часто выходит на дорогу, по которой сын ушел и не вернулся с войны. И девушка не может сдержать слезы.