24-го июля [1824 г, [. Москва. № 18.
Вот тебе Ourika! Надеюсь, что ты ее еще не читала. Сейчас еду в Остафьево; хотел ехать вчера, но ужасная гроза помешала. Буду обедать с детьми у Четвертинских именинников. Мое дело кончено, и деньги получены: третьего дня и вчера расплачивался. К понедельник возвращусь сюда за тем же. Как больно было видеть Обрескова на похоронах жены! Он точно вне себя, но грусть его немая и неподвижная! Он точно обнят страданьем. Княгини Щербатовой я не видал; она чрезвычайно огорчена, но печаль её кроткая и христианская. Бедная Обрескова, сказывают, умерла с большим духом, сама читала вслух свои отходные молитвы.
Сейчас приносят мне твои строки от 14-го июля. Что же дети все еще мало поправляются в здоровий? Так ли их лечат? Хорош ли для них климат? Кажется, одно видимое улучшение здоровия их могло бы решить нас переселиться в Одессу; а если успеха не будет, то к чему же вся эта возня? Я могу еще, впрочем, и в конце августа привезти тебе детей и возвратиться сюда для устройства дел своих. Как ты полагаешь, лучше ли мне привезти и уехать, или тебе, оставя детей больных в Одессе, за моими приехать и возвратиться с ними, а меня здесь оставить месяца на два или три, чтобы съездить в Кострому и дела свои там учредить, чтобы они могли идти без меня год своим чередом? Но главное дело взвесить точно потребность пребывании одесского для Николеньки и Наденьки! Ибо, если эта потребность не существенна, то все-таки скажу одно: к чему эта вся возня? Пережуй, перевари все это и дай мне ответ.
Обнимаю и благословляю вас, моих милых, от души. Пушкину кланяюсь. Что его дело? Авось обоймется! А здесь все еще говорят, что он застрелился, и Тургенев то же пишет мне из Петербурга. Цалую тебя нежно.
К Бьельгорским в деревню не еду. Заметила ли ты, что я нумерую свои письма, и догадалась ли ты, что ты по No можешь видеть, исправно ли доходят до тебя все мои письма?
Если имеешь сердечное убеждение, что одесское пребывание полезно для Николеньки и Наденьки, и доктора обещают совершенное выздоровление, и если эти доктора имеют твою доверенность и заслуживают ее; если точно можешь без страха и с спокойным духом оставить детей на попечение доктора или кого другого; если ты совершенно здорова и предпочитаешь – взвеся все с благоразумием – хлопоты дороги и тяжкую разлуку с больными детьми, которые все, как ни говори, а останутся на волю Божию, беспокойствию о здешних детях: то вели себе готовить лошадей и приезжай. Я совершенно отдаю все и себя на твою волю. Ты скорее соберешься моего, а время не терпит. В таком случае, отправив вас в Одессу, остался бы я месяца на два, три или сколько потребуется, для устройства дел, поездки в Кострому, где мое пребывание необходимо, а там соединился бы с вами. Раздумай все хорошенько! На тебя возлагаю всю ответственность этого предприятия; на мою ответственность надает одно, – что я дал тебе полномочие и carte blanche. Между тем этот страх не должен тебя связывать, а только более утвердит твое внимание и заставить прилежнее выложить все итоги выгод и невыгод. Я в этом случае совершенно беспристрастен. Вижу одно, что дочерям нельзя долго оставаться без тебя или кого-нибудь, тебя заменяющей по доверенности нашей к ней. Остается два средства: или тебе возвратиться с детьми, если Одесса не обещает существенной пользы больным детям, или забрать в Одессу и остальных, если дальнейшее пребывание там может довершить то, что уже начато в пользу наших больных и пропадет даром, если перервем хорошее начало. Во втором случае есть два способа: тебе ли воротиться за детьми или мне привезти их и возвратиться потом в Москву для окончания своих дел? Раздумавши хорошенько, и это оставляю на твою волю, разумеется, с предположением, что ты волю свою покорить также пользе и решишься не прежде, как все разочтешь основательно. Кажется, вот все, что можно и должно было сказать по этому делу. Теперь вот тебе мое благословение, поцалуй и подпись. Доверенность скреплена по порядку. Входи в переговоры с рассудком, сердцем, судьбою, карманом, – и я ожидаю твое решение или личное, или письменное в конце августа!
Дети, слава Богу, здоровы, и все идет порядочно. 24-го ночевали мы у Четвертинских, и ожидали их сегодня к себе так же, как и кое-кого из Москвы; но мы с Богом в удивительной контре. Дни стояли прекрасные; сегодня опять, как нарочно, да и верно нарочно, ветер и дождь осенние, так что честному человеку нельзя высунуть носа на двор. Что за лето? Вообрази, что еще не успели справиться с сенокосом, О дорогах и говорить нечего. Il faudrait blasphémer, et Dieu m'en préserve!
Я все эти дни ждал твоих Волконских и уверен, что они приедут, когда буду в городе. Третьего дни собирался я в Сухаyово, да и не собрался. Старик Волконский умер, отец кн[ягини] Софии. – Какой Canaris сжег турецкий флот? Уж не твой ли это крестник? Есть у греков известный Bozzaris, а о том я и не слыхивал. Петруше лучше, т.-е. он гораздо чище в лице, а здоров-то был и прежде, и становится смешен, однакоже все еще не попал в мои фавориты. Павлуша глупеет от женского воспитания и принимает бабьи ухватки. Если ты приедешь за детьми, то я хотел бы оставить его при себе, pour me l'appeler de temps en temps, que je suis marié et père de famille, но кто же будет за ним ходить? Я поляка отпустил и беру Михея. Впрочем, там увидим! Сослужит ли четвероместная карета еще два похода? Вот и эта статья должна входить в расчеты; ибо если покупать карету, то надобно купить хорошую, – менее 4 или 5.000 не заплатишь. Говорят, что зима в Одессе несносная, а может быть, и нездоровая. А в Крыму где лучше провести зиму, т.-е. для погоды? Отбери все это! Вот тебе письма и 500 рублей от Полуектовой. Ведь ближайшая дорога из Одессы в Москву не через Киев! Разве по этому тракту тебе более удобностей, знакомств, и тогда на времени выгадаешь излишество дороги. Если Пушкину есть возможность оставаться в Одессе, то пусть остается он для меня, чтобы провести несколько месяцев вместе. Мы создали бы что-нибудь! А если он застрелился, то надеюсь, что мне завещал все свои бумаги. Если и вперед застрелится, то прошу его именно так сделать. Бумаги мне, а барыш, – кому он назначит. Вот так! Теперь умирай он себе, сколько хочет. Я ему не помеха! Если у вас что получено о смерти Бейрона, на каком бы то языке ни было, пришли мне все. Кажется, первое число крестим у Лодомирских. Он у нас был, а она нет, да и хорошо! Ей не минуло еще четырех недель. Вообрази, что Ив. Ник. у них еще не был с родин.
Не смотря на худую погоду обедали у меня Четвертииские, маленький Трубецкой, муж Пушкиной, сосед Окулов женатый, и Лев Давыдов, и Юшков, которые у меня еще здесь. Благословляю и цалую вас, моих милых, от души. Итак, вероятно, до скорого свидания! Предчувствую, что ты ждать себя не заставишь. Привези все, что можешь из стихов Пушкина. Цалую его, а тебя еще более.
Приписка княгини Надежды Федоровны Четвертинской.
C'est avec infiniment de plaisir, chère et bonne amie, que j'ai reèu de vos nouvelles assez en détail et je m'empresse de vous y répondre, établie pour cela encore une fois dans le cabinet de votre mari et vous écrivant dans sa propre lettre. Je suis charmée de vous savoir en bonne santé, mais bien peinée de ce, qu'il n'y ait pas eneore de mieux décisif pour l'état de vos enfants; cela serait réellement désolant, que ce voyage ne contribue pas à l'amélioration de leur santé; peut-être, que ce changement en mieux ne pourra se faire sentir, que plus tard. Fuisse le Ciel entendre les prières, que je ne cesse de lui adresser pour eux de bien bon coeur. Les médecins, m'avez-vous dit il y a quelque temps, ne désespèrent pas de leur guérison, (jue Dieu veuille les aider en cela. Ce Médecin Céleste plus que tous les autr es peut l'opérer. J'étais bien persuadée, chère et bonne amie, de l'intérêt, que vous prendriez à la funeste mort de la pauvre Sophie Narischkine, relativement à l'amitié, que vous avez pour nous. Je vous ai déjà dit, que mon mari a été dans un état terrible à cette nouvelle et jusqu'à présent il porte au fond de son cœur une tristesse, qui ne peut se dissiper; il a reèu des nouvelles de sa sœur, qui lui annonce, qu'elle part d'un moment à l'autre; maintenant je la suppose partie. Je conèois, qu'elle doit avoir pris le séjour de Pétersbourg en horreur. Vos enfants se portent bien, grâce au Ciel- Marie a eu pendant quelque temps mal à l'œil et, pendant que cela a duré, ses leèons ont été en partie suspendus, mais maintenant elle en est tout à fait quitte; je l'ai entendue aujourd'hui toucher du clavecin avec M-r Hénémann. Elle en s'en est très passablement acquittée. J'ai beaucoup recommandé a M-lle Hélène de leur faire constamment répéter tout ce, qu'elles ont appris avec M-lle Goré pour la grammaire franèaise et pour les autres leèons; elle m'assure qu' elles n'ont rien oubliées, et réellement je les ai questionnées, et ce qu' elles ont appris, elles le savent bien; elles auront encore le temps d'avancer une fois, que vous leurs ferez reprendre une méthode suivie: elles sont très sages et très dociles. J'ai recommandé aussi à Hélène de les faire écrire tous les jours un peu sous la dictée en franèais; lors même, qu'elles ne le feraient que par routine, cela sera déjà autant de gagné. Je vous écrirai jeudi plus en détail. Je n'en ai maintenant ni le temps, ni la place. Vos coliques et vos puces m'ont fait mourir de rire. Adieu, bien chère amie. Mon mari vous baise les mains. Tous mes enfants se joignent à moi pour vous embrasser bien tendrement de tout notre coeur. Adieu, portez-vous bien et les chers cillants, que j'aime et embrasse aussi do tout mon finie. Votre toute dévouée soeur et amie.
Négeoii Czetwertinska.
[31 июля 1834 г. Москва. № 20-й].
Если это письмо и застанет еще тебя, то, верно, уже на отъезде, и потому оно будет коротко. С письмом Карамзиных я согласен, да и я тебе то же писал, или почти то же. Теперь проживем зиму в Одессе и, вероятно, около года единственно для здоровья детей, единственно, – а о прочих видах и говорить нечего. Да и что за виды? История Пушкина меня не очень привлекает к одесской службе. Из Петербурга] пишут, что он выключен из службы, и велено ему жить у отца в деревне, Правда ли? И проедет ли он через Москву? Надобно было дарование уважить! Грустно и досадно! Дети здоровы, и все в порядке. Я приехал в Москву, плачу и плачу. Много было путаницы в управлении. В честности не сомневаюсь, но в неспособности управляющего также. И это предстоит важная статья и тонкая струпа! Бог знает, что придется делать? Если моего письма мало, то вот тебе чужия письма. О к[нягине] Волконской еще не слышу, но чуть ли не приехала она, потому что к[нязь] Никита долго не возвращается из Суханова. Я думаю, что завтра крестят у Лодомирских. Обнимаю и благословляю вас, мои милые, от всего сердца. Если Пушкин еще у вас и может ехать в Исков, как хочет, то пускай едет через Москву и заезжает в Остафьево.
Москва. № 20-й. Июля 31-го.
Москва. 4 августа [1824 г.]. 21-й No.
Вероятно, мое письмо уже тебя не застанет, и потому пишу только несколько слов для очистки совести, которая, впрочем, и не очень чиста! Я вчерашний день прожил в Москве, чтобы вечером быть у Нарышкиной; зато спешу в Остафьево телом и душою. Вчера же имел известия о детях; они здоровы. Вчера же получил с Каталани драгоценные камни, присланные Николенькою, и везу их; вчера же получил письмо твое от 25-го июля и посылку с разными разностями, зефировою, перчатками и проч, вчера же все сдал Софии, которая у меня была при получении; вчера же кое-какую безделку продали у Марии Гагариной Paul, где обедали на именинах, и вчера же единогласно решили, что иное не дешевле здешнего, а другое дороже. А я, признаюсь, нашел, что ничего тут нет отменного, и потому не стоило и присылать. А между тем я тут не видал ничего из того, что мне посылаешь: ни подтяжек, ни тростей, Волконской еще нет. От к[нязя] Василия получил вчера письмо из Парижа после 15-ти дневного пребывания. Он доволен своим житьем-бытьем и начал лечиться порядком. Сделай одолжение, не приезжай в тот день, как у меня будут в Остафьеве Ушаковы и Нелидовы варшавские. Ты всю обедню г……….. сделаешь! На всякий случай пришли передового из Подольского осторожно понаведаться, что можно ли ко мне приехать, Я боюсь, что ты меня застанешь как-нибудь на босу ногу! Дай оправиться! Врасплох приезжать ни мужу, ни жене не годится.
Обнимаю и благословляю вас всех от души. О Пушкине пишут из Петерб[урга], что он отставлен и что велено ему жить в деревне у отца. Василий Львович залился слезами и потом от этой горестной вести и сказал la sauterelle l'a t'ait sauter!
Цалую тебя тысячу раз.
Пушкину следует 1380 руб. ассигнациями. Привези же все, что можешь из стихов его.
Остафьево. 11 августа [1824 г.] № 22-й.
И сегодня пишу тебе для очистки совести. Мы живы и здоровы и ждем тебя. Обнимаю и благословляю вас от души. Пишу нехотя, потому что умерен, что, когда письмо это дойдет до Одессы, тебя уже там не будет. Цалую тебя.
[17 августа 1824 г. Москва. № 23].
Едешь ли ты или нет, моя милая? Жду-недождусь, по надеюсь, что едешь. У меня «се идет порядочно в моем отряде. Как у тебя? Вчера приехал я из Остафьева. Писать не хочется, потому что уверен сердцем, что мы будем вместе, прежде нежели письмо дойдет до тебя. Во всяком случае благословляю милых Николиньку и Наденьку, а тебя на всякий случаи благословляю и нежно цалую.
Москва. 10 августа. № 23-й.
[18-21 августа 1824 г. Москва. № 24].
Сейчас получаю твое письмо от 8-го августа, где даешь ты мне неожиданное известие о твоем возвращении. Да будет над нами воля Божия и твоя! Только смотри, не увлекайся слишком в решении твоем впечатлением, над тобой сделанным несчастною смертью маленькой Гурьевой. Il ne faut [pas], que ta décision soit le fruit d'un découragement moral ou d'un dépit de coeur contre vos mauvais médecins.
Не пишу более u потому, что времени нет, и потому, что не хочу influencer votre décision. Я уже писал тебе сегодня несколько строк. Обнимаю и благословляю вас! Ожидаю с нетерпением дальнейших вестей твоих подтвердительных или отрицательных. Делай, как хочешь, как умеешь, как сердце скажет, как рассудок одобряет.
№ 24. 18 августа. Москва.
Сейчас получаю твое письмо от 10-го августа. Дай Бог нам увидеться в радости! Сейчас еду в Остафьево через Суханово, куда приедут и Четвертииские. Дети здоровы. Признаюсь, мне жаль отстать мыслью от Одессы, куда я было уже перенесся духом. Дай Бог, чтобы все устроилось к лучшему или, по крайней мере, не к худшему. Обнимаю и благословляю вас, мою троицу, от души. Буду писать более в понедельник.
№ 24-й. Августа 21-го. Москва.
На всякий случай не забывай, что, если нужно будет, то я могу приехать к вам в Одессу с детьми, то есть привезти их, а потом возвратиться в Москву для устройства дел. Je te donne cet avis non pour changer ta résolution actuelle, mais pour que tu ayes cette ressource eu cas, que ton arrivée ièi se trouve retardée par quelque cause imprévue. Понимаешь ли? C'est une réserve, que je te donne et que tu ne dois employer, qu'à la rigueur, car je ne veux aucunement influencer ta décision. Мне все можно будет выехать и в половине сентября. Но смотри же! Это не совет, не мнение мое, а только предосторожность в случае непредвидимом.