Петр Ингвин
Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой
Глава 3
Нас пригласили на запоздалый завтрак.
– Карина в карцере, – шепнула всесведущая вездесущая Зарина.
Она все разузнала. Откуда только? Всего-то чуть-чуть с несколькими девочками на ходу пошепталась.
Снова построение. Освободившийся папринций загнал в грязь оставшихся девочек, я тихо примкнул к отборовшимся – для нас в отдаленном углу поля поставили щиты и раздали копья.
– Тренируйтесь.
Феодору дядя Люсик вывел за руку из шеренги.
– Аглая! – скомандовал он. – Исполнить наказание.
Та опрометью понеслась к кладовице. По возвращении в руках посвистывала розга.
– Приступить, – кивнул папринций.
Не желая смотреть, он отошел к бойникам, которые вновь стали возиться с дерном.
Метнув копье, я потянулся за следующим, чтобы не ходить туда-сюда понапрасну. Кину хотя бы три, пока прочие будущие кидальщицы грязевые ванны принимают.
Вскрик. Внезапный, из глубины души, полный боли. Я обернулся. Нельзя было не обернуться, все обернулись. Даже колпаки бойников, зачем-то вынувших неподалеку кусочек дерна диаметром в ширину штыка и начавших копать вертикально вглубь, повернулись к месту наказания.
Феодора стояла согнувшись, руки уперлись в колени. Рубаха задрана, штаны приспущены, посредине – набухающий алый шрам. Свист, шварк, новый вскрик. Второй удар пришелся выше. Бурая полоса вздула поясницу. Аглая покрутила хлыстом и приложила в третий раз – по диагонали к двум предыдущим. Крик-вой наказанной взвился выше и громче, глаза наполнились слезами. Красная Z вспыхнула на разделенном белом.
Бойники отвернулись. Продолжилось шевеление в жиже. Я размахнулся и запустил копье. Мимо. Помешал очередной вопль. Я не смог не оглянуться. Четвертый удар – опять наискось. В другую сторону. Без перерыва, но с отборным замахом Аглая приложилась в пятый, последний – наиболее размашисто, поперек всего прежнего и дальше вниз, по ткани штанов, включая бедра.
Визг. Душераздирающий, переходящий в непрекращающиеся рыдания. Ноги жертвы подкосились, скорчившееся тело рухнуло на траву. Феодора выла, лежа в позе эмбриона, ее сотрясала дрожь. Аглая вдруг выронила розгу и убежала.
Совесть проснулась? Или в туалет приспичило?
Аглая скрылась в коридорах школы, на помощь Феодоре бросилась Глафира. Очередные ученицы продолжали биться в грязи за право вылезти первой. Два бойника по-прежнему выкапывали посреди поля глубокое отверстие, еще двое принесли на плечах четырехметровый столб. Столб с силой был вогнан в получившуюся вертикальную яму и накрепко зарыт почти на треть, сверху к нему в виде буквы Т приладили мощную поперечину. С одного конца поперечины свисала веревка.
На поле появилась царисса Дарья. Первой ее заметила Зарина, подала команду, все дружно гаркнули приветствие. Смешно смотрелись грязевые комки, вставшие по стойке смирно и вместе со всеми разинувшие рты – красные на остальном черном.
Поманивший папринция палец цариссы указал на столб.
– Феодоре час мишени? Совместите. – Она обернулась к ученицам. – Вы знаете, что правил нарушать нельзя. Карина Варфоломеина знала о запрете и нарушила. Какой судьбы она заслуживает?
Взоры с непередаваемой синхронностью устремились в землю, словно желали пробурить вереницу ям и спрятаться там.
У меня в голове зазвучала отлично вдолбленная молитва воспитания: «Я жесток и беспощаден с преступниками, ибо преступивший закон сознательно поставил себя вне общества – общество обязано ответить тем же»…
На другой конец Т-образного сооружения тоже привязали веревку. Бойники вывели под руки щурившуюся Карину. Землистого цвета, сгорбленная, она слепо озиралась – должно быть, сидела под землей, причем долго.
Царисса некоторое время разглядывала обеих нарушительниц общественного порядка. Странный взгляд перетекал с одной на другую, затем столь же пристально уставился на кудахтавшую над Феодорой Глафиру. В конце концов у той мелькнула паника в глазах.
– В честь прибытия цариссы Варфоломеи я заменяю Карине высшую меру почти условным наказанием, – милостиво сообщила Дарья. – В первый и последний раз. Не часто мама приезжает к дочери в последний момент. Наказание будет минимальным, но оно должно быть именно наказанием, иначе потеряется воспитательный эффект. Назначаю час мишени сейчас, час занятий с мячом для отработки одиннадцадишаговых ударов вечером и десять внеочередных дежурств на стене, во время которых даже малейшее нарушение будет приравнено к уходу с поста. Со всеми вытекающими.
Сотворив таким образом правосудие и явив милость, царисса удалилась.
Последняя пара малолеток завершила упражнение в грязи. Роняя коричневые комья, обтекающие густой жижей страшные фигуры ушлепали в помывочную. Бойники быстро выровняли место действия, вернув дерн на остатки лужи. Словно ничего и не было.
Аглая, которая опять была среди нас, оттащила Глафиру от Феодоры.
– Забирайте!
Подхваченную под локти, бойники подвели Феодору к одной из веревок, Карина уже стояла под второй. Нарушительницам связали руки, подняли и прикрепили так, чтобы ноги стояли на цыпочках.
Нам заменили копья. Новые оказались тупыми деревянными болванками без наконечников. Я прозрел. Две мишени напротив – для нас. Исполнителями будем мы.
Дядя Люсик объяснил условия тренировки:
– Ваша задача – попасть. Их задача – уклониться. Если вы не попадаете, вы никудышные бойцы. Если они не сумеют отклониться, им больно. Начали.
Он снова ушел, не став смотреть на дело рук своих. Собственно, не своих, он только распорядитель. Удобная схема. У руководителя всегда виноват исполнитель, а исполнитель винит во всем руководителя. У обоих совесть как бы чиста, что бы ни натворили. А если обеспечить регулярную сменяемость исполнителей и руководителей, то вообще можно творить все, что в дурную голову взбредет. Привет от устройства самой известной демократии мира.
Аглая радостно бросила копье первой. В Феодору. Целилась в середину туловища. Жертва увернулась, но в нее уже летело копье Варвары, оно врезалось в бедро. Вскрик. Дерганье.
Малолетки с удовольствием метнули двухметровые снаряды в Карину. Им было ненавистно ее непреодолимое превосходство в силе и опыте, зависевшее от возраста. Как ни тренируйся, насколько ни взрослей – Карина будет маячить впереди, собирая награды на большинстве школьных конкурсов. Лишь близкие к ней по годам, росту и возможностям Аглая, Варвара, Глафира и еще пара девочек, да подтягивающиеся мы с Томой могли составить конкуренцию хоть в чем-то. Мелким осталось только завидовать и больно мстить.
Тома и Зарина метнули копья в столб. На них посмотрели неодобрительно, но раздумывать было некогда – все ринулись подбирать инструмент для второго захода.
Наплевав на обязанность участия в упражнении-наказании, я побежал за папринцием. В голове гудел ограбленный рой пчел, у которых этот человек отобрал мед невозмутимости. Кутузов, говорит? Нельсон, говорит? Шлангом, говорит?
Нервно стукнув в дверь и дождавшись разрешения, я шмыгнул внутрь.
– Откуда вы знаете подробности нашего мира?
– Что за допрос? – посерьезнел дядя Люсик.
А меня пёрло. В старину говорили: закусил удила. Не окажись я в этом мире, так и продолжал бы думать, что это тип или мера выпивки.
– Можно где-то услышать фамилии двух военачальников, – допустил я, закипая так, что из ушей едва пар не пошел. – Но чтобы связать именно эти, нужно детально разбираться в вопросе. Что вы скрываете? Почему нерно оглядываетесь, начиная разговор? Чего боитесь?
Судя по лицу собеседника, тут бы мне и конец, но с улицы донеслось:
– Папринция к цариссе! Немедленно!
– Еще поговорим, – тихо сказал он и вышел первым.
Я на минуту задержался. Взгляд пробежался по спартанской обстановке комнаты, руки пошарили под сложенными вещами. Ничего. В смысле – никаких зацепок. И злополучная схема исчезла, будто привиделась. Мне папринция прищемить нечем, кроме чрезмерной осмотрительности и недоказуемой любви к воздушным шарам. Еще – к использованию неподходящих времени и месту словечек. Но это не только его фишка, другие тоже удивляют безумным словоупотреблением.
А я все же нарвался. Зачем было накидываться? Хотел же просто поговорить…
Царисса со свитой, в которую входил и папринций, спешно грузились на коней. Нас, школьников, позвали на обед. Мы еще собирались, когда ворота выпустили благородное семейство с сопровождающими и вновь затворились.
Зарина и Глафира с полными тарелками сбегали к подвешенным. Те отказались: не до того. Правда, Карина с жадностью выхлебала кружку воды. Негусто же в карцере с человечностью. Никакого желания узнать подробности.
Когда насытившиеся ученицы вышли из кухни, нас встретила Астафья.
– Еще по одному броску, и будем считать, что положенный час вышел. – Она указала в сторону наказанных. – Исполнять.
Пришлось взять копье со всеми. Замах произошел чисто механически, и я запустил инструмент как можно выше и дальше. Обогнув столб по гигантской дуге, тупое копье воткнулось в поленницу над заложенным подземным ходом. Должно быть, в щель между чурок попало.
– Плохо, – высказалась Астафья по поводу моего броска. – Если давать волю чувствам, долго не проживешь.
Что она имела в виду? Я пристально смотрел ей в глаза, но войница отвернулась, и ее вид продемонстрировал, что воспитательное вмешательство завершено. Мой взвинченный организм, продолжавший ловить ее взгляд, пододвинулся ближе. Настроение у меня сегодня такое – нарывальческое. Семь бэд, один гуд.
Если копье и нож бросала в меня она, неужели как-нибудь не проколется? Моргнет, смутится, выйдет из себя? Будет ли хоть какая-то реакция?
Ничего. Я для Астафьи – пустое место, которое, к тому же, периодически нужно одергивать и учить жизни. Но кто сказал, что профессионалы не относятся к жертве как к пустому месту? Никто не говорил. И не скажет. Как успокаивал один укладчик парашютов: «На мою работу еще никто жаловаться не приходил».
– Что случилось, почему царисса отбыла? – взволнованно чирикнули малявки.
Они обращались к всезнающей войнице. Сначала она проследила, чтобы все с разной степенью эффективности «отстрелялись» по живым мишеням, и лишь тогда снизошла до ответа:
– Через земли цариссы Дарьи без разрешения проследовали вооруженные люди.
– Это как? Не по дороге?!
Астафья кивнула.
– Что на флаге? – вскинула подбородок Аглая.
Ей до всего было дело. Готовилась к будущей ответственности. И уже, прямо скажу, подготовилась неплохо.
– Без флага.
Малик! – трепыхнулась надежда.
– Варвара, тебе мама ничего не говорила? – обернулась Аглая к подруге.
Та испуганно затрясла головой в стороны. Астафья махнула рукой на столб:
– Снимите, пусть присоединятся к вам. Всем переодеться, форма боевая. Получить у кладовицы щиты. Пять минут на сборы.
Она посмотрела на солнце. Интересно, как определять минуты без специальных устройств? Я-то привык, жизнь с мобильником и повсеместными часами приучила к чувству времени. Как выкручиваются здесь? Сказывается близость к природе?
Несколько учениц бросились к подвешенным. Карина просто опала на подогнувшихся ногах, ее приняли под руки Зарина с Томой и повели-понесли в комнату. Глафира в показательном одиночестве обхаживала Феодору. Я предложил помощь. С восторгом принятая помощь не понадобилась: освобожденная царевна Евпраксина, схватившись за поврежденные копьями места, двинулась своим ходом.
Защитная амуниция и оружие надевались с каждым разом все быстрее. Последний штрих – шлем – как раз водружался на место, когда в комнату ворвалась Зарина.
– Отошла!
На меня словно штанга троллейбуса упала:
– В каком смысле?!
– Говорю, Карина отошла немного, одевается уже без помощи.
Зарине на сборы остались мгновения, и чтобы не мешать, я вышел. В коридоре стояла Тома.
– Есть что-нибудь новое? – предельно тихо спросила она, приятно пощекотав ухо горячим выдыхом.
Я вышептал ответно, тоже в ухо, сдвинув носом закрывавшие волосы:
– Нет. – Но тут вспомнилось про папринция: – Скоро будет.
Губы случайно коснулись розовой кожицы, и я отпрянул. Тома тоже отпрянула. В эту секунду из своей комнаты выходила Аглая, она странно посмотрела на нас и покачала головой. Из других дверей тоже выходили девочки, гуськом все двинулись по коридору.
На складе нам выдали одинаковые круглые щиты. На поле вставшие полукругом ученицы отсалютовали мечами поджидавшей Астафье.
– Защиту с помощью щита – не зря же эти слова однокоренные – мы проходили, сегодня изучим более интересное: как с помощью щита победить. И как же?
Вопрос адресовался самой младшей.
– Умело защитившись! – гордо сформулировала та.
– Это ответ как не проиграть, – объяснила войница. – Я спросила как победить. Показываю. Аглая, нападай.
Аглая сделала это с удовольствием и показала класс. Высший класс ученицы соответствовал начальному у опытного бойца. Меч защищавшейся войницы технично отвел оружие нападающей, а левая рука, продетая в такой же, как у нас, щит, дернулась вперед. Кромка щита ткнула нападавшую в ключицу. Меч выпал, Аглая согнулась, хватаясь за поврежденное место.
– Больно! – сквозь назревавшие слезы заорала она.
– Нужно защищаться, – невозмутимо отвернулась от нее войница. – Щит придуман именно для этого. Но щитом можно и нападать. Бить, как вы заметили, нужно в уязвимые места: в печень, в голову, в ключицу. Можно в локоть или в кисть, а также под навершие меча, в область запястья, это сломает удар противника, приведет к травме руки или потере оружия. Что нам, собственно, и требуется. Повторите в парах.
Начались спарринги. Разбились самостоятельно, само собой – покомнатно. Каждая комната давно стала как бы маленькой семьей, отношения переросли дружбу, превратившись в нечто большее. Говорят, в тюрьмах заключенные сбиваются в такие маленькие «семейки». Ничего общего с гармонизацией гормонального фона, исключительно выживание и поддержка друг друга под лозунгом «один за всех и все за одного». Здесь получилось так же, каждая ученица держалась за соседку и защищала ее. Исключение – Аглая. Она надменно возвышалась над всеми, считая Варвару кем-то вроде слуги.
– Отлично для начала, – оценила наши потуги Астафья. – Хватит. Теперь представьте, что напарнице задели клинком бедро.
– Поцарапали? – с надеждой поинтересовались мелкие.
Войница улыбнулась:
– Кого волнуют царапины? Серьезно рубанули. Мясо разошлось, кости – вдребезги, кровь хлыщет, невыносимая боль не сдерживает всякий там визг-плач и валит в обморок. Задача: оказать первую помощь и доставить в лагерь, который для первых номеров будет, скажем, у поленницы на той стороне поля, для вторых – здесь. Раз, два, начали!
Большинство еще удивленно переглядывались, а Аглая, Карина и Феодора в своих парах уже рвали под латными юбками штанины на длинные полосы. Зарина по примеру сестры проделывала то же самое. Поняв, что в каждой паре вначале дело касается только одного, я успокоился. Тома тоже стояла, наблюдая за действиями своей соседки как бы снаружи, с позиции ведомого.
Аглая заставила Варвару лечь. Карина работала с Томиной ногой в стоячем положении: стоит – значит, ей так больно, что лечь не может, логично?
Зарина продолжала коситься на сестру и повторяла за ней движения. Присев возле меня, она сделала вид, что отирает и промакивает кровь. Покончив с этим, ее руки принялись кружить вокруг моего бедра, наматывая бинт. Пришлось чуть шире расставить ноги. Совершив оборот и перехватывая бинт между бедер из ладони в ладонь, Зарина упиралась в мой бок лицом и грудью, ее руки странно качались, подрагивая и двигаясь не только по горизонтали, но и в некоторой вертикальной амплитуде. Мне стало неуютно. Но разве такое выскажешь?
Наконец, Зарина закончила и поднялась, ее спинка подставилась мне: влезай, труп недоделанный. Пришлось обхватить за шею и налечь всей массой. Когда Зарина двинулась вперед, я помог «здоровой» ногой. Астафья заметила, но правилам это не противоречило.
Мы медленно тащились через поле. Рядом пробежала Карина, Тому она несла на руках. Аглая с перекинутой через плечо Варварой тоже промчалась, как ветер. Остальные действовали по нашему с Зариной примеру.
Естественно, мы поперлись насквозь через бассейн – иначе Астафья не одобрит. Промокли, устали, едва выбрались. Сапоги смачно хлюпали и чавкали, отовсюду текло. Зарина хрипела, выбиваясь из сил, трясущейся походкой она дотащила меня, намокшего, и оттого еще более тяжелого, до поленницы и обрушила на траву, упав рядом.
– Ну, ты и тяжел-лая, – просипела она боровшимся с одышкой голосом, а на удлиненном окончании подавилась смешком. В прямом смысле. Кашель сотряс тельце, но глаза смеялись.
Я уже рвал собственную штанину. Приподняв ногу Зарины, я упер ее себе в плечо и принялся быстро перематывать. Мокрая ткань сочилась влагой, которая сливалась водяными дорожками под доспешную юбку. Впрочем, там было не суше. Из сапога тоже текло, прямо на свеженаложенную повязку.
А ведь есть чудесное решение проблемы! Ладонями я вздернул обе ноги Зарины кверху – она не успела ни возмутиться, ни испугаться. Хлынуло. Сапоги стали легче в три раза. Положив их на траву, я опрокинулся на спину и освободил от лишнего веса собственную обувь. Затем я принял «раненую» на руки, прижал к груди, и, стараясь не глядеть ей в лицо, понесся обратно – как Карина с Томой.
Бежалось легко, почти летелось. Бассейн я миновал быстро, приподняв ношу над водой. Тонкие руки крепко и приятно обнимали меня за шею.
На финише мы оказались пятыми: другие тоже обладали волей, выносливостью и способностью быстро учиться.
– Отлично! – похвалила войница и подождала, пока подтянутся последние. – Теперь…
По ее сигналу к нам вышел один из войников. Савва, узнал я. До сих пор он никак себя не проявлял, кроме сопровождения караванов и охраны периметра. Теперь он вынес… барабан! Первый музыкальный инструмент в новом мире.
Савва опустился на траву, барабан занял место между коленями.
– Танец – не только разминка, но и тренировка многих движений боя, – объявила Астафья. – Для кого в новинку – следите за движениями остальных, повторяйте. Савва!
Войник задал ритм.
– Танец-бояк. – Астафья с места влетела в танец, принявшись выделывать па, схожие со многими славянскими танцами. Имею в виду мужские партии. – Начали!
Ее ноги в сапогах и поножах выкидывались в ударах вперед и в стороны: стоя, в движении и в приседе. Мощные взмахи руками сокрушили бы любого, кто приблизился, тело в доспехах легко крутило сальто. Астафья раскладывалась веером и вращалась вертолетом, создавая вокруг себя мертвое пространство, как при вращении меча. Ученицы синхронно повторяли. Почти все – от Аглаи до мелких. Карина, Зарина, Тома и я оказались в аутсайдерах. Еще несколько учениц не справлялось, но они хотя бы знали движения.
– Теперь – боень! – крикнула войница.
Продолжилось то же, но в медленном темпе. Савва колотил ладонями по гудящей коже, выдавая нечто вроде марша. Астафья, закрыв глаза, самозабвенно выдавала новые и новые движения. Красиво и страшно – если представить себя в пределах поражения. Словно в ответ на эти страхи раздалось:
– Парный танец!
Умеющие устроили нечто вроде бразильской капоэйры, только с элементами культуры другой части света. Астафья подошла к нам, неумеющим.
– Смотрите. Запомните два движения. Удар ногой, уход. Повторите.
Получилось.
– Теперь в ритме, друг против друга. Первый номер с удара, второй с ухода, по очереди. Раз!
Нас с Зариной понесло. Ритм гипнотизировал. Тела, выстреливавшие и уходившие с линии выстрела, впали в транс. Завороженно повторяя два движения, мы не желали выходить из странного танца. Одновременная притягательность и смертельность сдвоенных игр на фоне стучавшего в головах «бумс-бумс-бумс» уносила в космос.
– Стоп!
Оказывается, мы почти высохли и снова взмокли, теперь от пота. Правда, обнаружилось это не сразу, а когда отдышались.
– Поздние завтрак с обедом сегодня компенсируются ранним ужином, – объявила войница, вызвав перезвон смешков. – Переходим к предпоследнему на сегодня заданию, поскольку с кухни извещают о скорой готовности. Карина!
Старшая Варфоломеина выдвинулась вперед. Нет, это остальные машинально отступили, образовав вокруг нарушительницы пустое пространство.
– После занятия заступишь на смену. Об ответственности помнишь. Сейчас – упражнение с мячом, отработка одиннадцатишаговых ударов: последнее наказание, пожалованное цариссой в качестве замены несравнимо более страшного. Эй!
В дверях появилась пара бойников. Они тащили с царисского склада грубо сколоченные невысокие козлы, на которых обычно пилят бревна на чурки, которые, в свою очередь, потом колют на дрова. Две Л-образные опоры поддерживали бревнышко с тремя выемками: большой в центре и маленькими по бокам. Следом появился третий бойник с таким же отдельным бревнышком на плече.
Карина знала, что делать. Выйдя к непонятному агрегату, она опустилась перед ним на колени, шея легла в большую выемку, в маленьких разместились запястья. Потом Карину накрыли поперек шеи второй половинкой четко сошедшейся конструкции и с двух сторон закрепили клиньями, чтобы не распалось, а с выставленного в нашу сторону тыла наказываемой вскинули наверх латную юбку. Потом каждого из нас снабдили отдельным мячом.
– Час отработки ударов по мишени, – скомандовала Астафья. – Выстроиться в шеренгу. Поставить мячи. Приступили!
