Петр Ингвин
Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой
Глава 16
Большинство учениц во главе с Аглаей унеслись вперед. Я никуда не торопился и увидел, как к ехавшей передо мной Варваре подъехала Дарья и что-то долго шептала. Кивнув маме, дочка умчалась догонять подругу, там что-то шептала ей, та внимала сначала с любопытством, затем с неподдельным интересом. В глазах читалась работа мысли, которая пахала на износ, а еще через минуту Аглая отстала и что-то долго предлагала цариссе, кипятясь и доказывая. Со сдерживаемой улыбкой удовольствия Дарья некоторое время отнекивалась. Выискивались и приводились многочисленные причины для отказа, но затем царисса признала правоту девочки и милостиво разрешить соизволила. Интриганка.
Теперь Аглая делилась со всеми нами высочайше одобренной идеей, которую искренне считала своей.
– К крепостным нельзя относиться как к скоту, – обратилась она с речью к ученицам и всем, кто слышит. – Это неправильно и недальновидно. С ними еще жить, от них кормиться. Нельзя вручать ключи от собственной жизни людям, которые тебя ненавидят.
Ее надменное и властное лицо горело энтузиазмом, щеки пылали. Воздев подбородок и расправив плечи, она вдохновенно продолжила:
– Сегодня одним из жителей деревни был попран закон. Помощь разбойникам – величайшее преступление. Виновный справедливо наказан. В то же время, деревенские свидетели наказания считали, считают и будут считать смерть излишней строгостью. Им не дано до конца ощутить глубину слов Аллы-законодательницы, да простит Она нас и примет. Крестьяне, конечно, неправы, но они такие, с этим ничего не сделать. Мудрый правитель должен знать людей и учитывать их настроения. Если гнев копится, он вызреет в бунт. Чувствам требуется выход. Нужно помочь сегодняшней ярости выплеснуться, безопасно слиться и впитаться в землю, словно капли дождя.
Аглая сумела заинтересовать, повернутые к ней головы внимательно слушали.
– Что же делать? – не выдержала самая маленькая из малолеток.
Она младшая, ей простительно. Остальные старались делать вид, что изначально думали как Аглая.
Наша высокомерная предводительница завершила:
– Царисса Дарья согласилась с моей мыслью устроить в деревне забаву. Как бы извиниться и предложить крепостным разойтись миром – решить проблему мячом. Выигрываем мы – они окончательно смиряются с нашим право казнить и миловать как заблагорассудится. Если вдруг выиграют они…
Все напряглись. Упало:
– Они как бы получат законное право нас наказать.
– Как наказать? – взвилась Феодора.
Конь под стройной упрямой царевной плясал и словно рвался в бой вместе с всадницей. Взгляд убивал.
Вызов не приняли.
– Как-нибудь. О столь маловероятной возможности даже думать не стоит.
– А если все-таки? – поддержала соседку-подругу нахохлившаяся Глафира.
– Им все равно как, – отмахнулась Аглая, – лишь бы озвучили возможность.
Она упорно не верила в проигрыш. Она привыкла выигрывать.
– Правитель должен предусматривать все варианты, – подсказала царисса. Она специально подъехала ближе. – Впрочем, не буду мешать. Присутствие меня и свиты вас будет смущать, а крепостных ограничивать в выражении чувств. Благородные девочки для них все же девочки, это снизит накал. Но благородные есть благородные, а это значит, что в расчете на справедливую месть крепостные действительно выложатся до конца. Они решат, что поквитались… то есть участвовали в шансе поквитаться. Пар будет выпущен, зла не затаят. Что, собственно, нам и требуется.
Послав дочке едва заметную улыбку, царисса в сопровождении мужей, войников и бойников ускакала в сторону школы.
Впервые ученицы оказались на воле одни, причем верхом и вооруженные. Моя первая мысль: хватать Тому и дать деру. Но куда? Что мы можем вдвоем в незнакомой местности? Без еды и питья. Не знающие ничего, что способствует выживанию. Мы не Малик. Это печально.
Перехваченный взгляд Томы сказал об аналогичном ходе мысли. В ответ я развел руками. Вместе со всеми наши кони двинулись обратно в деревню.
– Какое же наказание для нас предлагаешь? – не унималась Феодора.
Аглая начала злиться. До сих пор для интерпретации чужой идеи ее фантазии хватало. Здесь, видно, она впала в ступор. Точнее, они – Аглая и ее фантазия.
– Пусть крепостные сами придумают, – вдруг подала голос Варвара. – Предложим решать им.
Под гневным взглядом напарницы царевна Дарьина придержала коня и отступила назад.
– Правильно, – громко поддержал я. – Что лучше скажет о наших искренних намерениях?
Феодора покосилась на меня:
– Согласна.
– Они такого напридумают… – возражающим тоном вбросила высокая крепкая девочка спереди, не помню имени.
– Не сомневаюсь, – откуда-то сзади изрекла Карина.
– Последнее решение остается за нами, верно? – подсказал я для себя очевидное.
С этим согласились все.
Деревня встретила мертвыми окнами и такой же тишиной. Два десятка всадниц прогарцевали на площадь. Тело-полутруп уже унесли, кровь по-прежнему заливала траву. Мы спешились.
– Жители деревни! – громко объявила Аглая. Осанка корабельной мачты и напоминавшая снегоотвал паровоза надменно выставленная челюсть придавали ей значимости не только в собственных глазах. – Царисса Дарья в своих великих мудрости и сострадании послала нас извиниться за возможную чрезмерную строгость, которая могла случиться при расследовании.
В окнах мелькнули первые удивленные лица. Аглая продолжила:
– В качестве компенсации предлагаем забаву, пусть мяч расставит точки в наших отношениях. Согласны?
В дверях ближней хибарки возник бородатый мужик в холщовой юбке и заправленной в нее рубахе.
– Что нам будет, если проиграем?
– Ничего. – Аглая красиво развела руки в стороны, словно обнимая или даря весь мир. – Это будет значить, что Алла-милосердная, да простит Она нас и примет, прощает вас за греховные мысли, которым не дано перейти в дела, и наставляет на путь истинный.
– А если…
Он даже не договорил. Язык не повернулся.
Все поняли.
– Вы сможете как-либо наказать нас, выступающих от лица цариссы и ее людей, допустивших возможное излишество в рвении соблюсти закон, – высказала Аглая, строго глядя на опустившего лицо мужика. – Выставляйте команду.
Повторять не пришлось, сразу вышли еще два мужика и женщина. Возможно, семья. Все одеты так же просто, по-деревенски. Босые. Женщина держала в руках мяч. О как. Спорт побеждает границы миров.
Аглая обернулась к нам:
– Будут в малую. Я защищаю вотчину, ты, ты и ты – со мной. – Начальственный палец выбрал Варвару, Карину и меня. – Пошли.
Поле с готовыми жердями ворот, на которые спешно натягивали сеть, оказалось сразу за деревней. Наша команда скинула доспехи и сапоги и осталась в нижнем. Деревенским переодеваться не требовалось.
Аглая и женщина встали каждая в свои ворота. Карина, как старшая, указала мне место защитника, Варвару послала вперед, сама заняла центр. Три деревенских мужика распределились так же. Жители деревни в полном составе вывалили на одну сторону поля, ученицы столь же дружно перешли на противоположную. Все встали вдоль двух рядов деревьев – естественной границы игровой площадки.
Женщина подняла руку.
– Договоримся о правилах. Бывает разное. До какого счета играем?
– До трех, – объявила Аглая. – В быструю.
– Что делаем за нарушения?
– Пять плетей и замена!
Приготовившиеся наблюдать ученицы выстроились между деревьев неровной шеренгой. Количество собравшихся на другой стороне поля крепостных поражало, и продолжали подтягиваться новые. Они расположились в несколько уровней: первые лежали на земле, вторые на ней сидели, держа на руках радовавшихся любому зрелищу детей, за ними стояли те, кто ростом поменьше. Самые высокие замыкали своеобразную зрительскую трибуну.
– На какое наказание согласитесь, – донеслось от нашего противника, – если мы… гм, если вы не выиграете?
Аглая повела плечами, кулаки сжались, лицо с трудом сотворило подобие улыбки:
– Решайте сами.
Деревенские зашумели. Спор вышел долгим. Кто-то настаивал на чем-то радикальном, но, глянув в нашу сторону, скукоживался и терялся из виду.
– Они же маленькие, – басом твердил огромный одноглазый мужик. – Как можно? Дети совсем!
– А не эти дети в прошлом году тебя…
Шум. Снова что-то пробивается:
– Отшлепать по первое число!
– Отшлепать? Этих зверей-переростков, нелюдей в человечьем обличье? Слова-то какие подбираешь. Не отшлепать, а высечь, чтобы голова помнила, а задница не забывала! Чтобы до третьей свадьбы сидеть не могли, а лежали только постанывая и мордой в подушку!
– Как же высечь, они ж благородные. Не нам руку подымать.
– А может их…
Снова неразборчиво.
– Во все…
Громкий шум. Который вдруг оборвался, и, во внезапной тишине, отчетливо:
– Потом пусть хоть на кол сажают!
Сказавший испуганно оглянулся и сник.
– А если…
Снова загалдели одновременно. И вот, наконец, решение принято.
– Уважаемые царевны. Примете ли вы наказание в виде трех плетей в нашем присутствии от рук друг друга?
Ученицы на всякий случай возмущенно переглянулись. Видимо, это было меньшее из того, что предложили бы сами.
– Согласны, – ответила за всех Аглая. – Я рада, что остановились на этом, мне были слышны другие предложения.
Последние слова предназначались для нас.
– Пусть все подтвердят! – донесся гомон деревенских.
– Все? – вспыхнула Глафира. – Почему все? Мы же не играем!
Передние и задние противовесы ее талии испуганно колыхнулись.
– При нашем проигрыше наказаны будут все! – не допускающим возражения тоном объявила Аглая. – Повторите согласие!
Ученицы одна за другой кивнули. Деревенские проследили, чтобы это сделала каждая.
– Начинаем!
Одноглазый с «трибуны» с силой запустил мяч вверх. Три секунды – и первая сшибка за падающий мяч окончилась не в пользу Карины. Оттолкнутая плечом, она завалилась на траву, мужик ринулся к воротам. Меня обвел как трехдневного цыпленка. Удар. Гол.
Затихли обе стороны поля.
Аглая посмотрела на нас, словно хотела удавить, порубить и утопить одновременно с сажанием на кол. Мимика показывала, что поиск вариантов продолжался
– Куда смотрели?! – заорала она. – Варвара, отойди в защиту. Выйдешь, когда потребуется.
Мяч вылетел из ее руки, Варвара приняла, понеслась вперед и даже сумела обойти первого нападающего. Второй отобрал мяч. Тут вмешалась Карина. Она сыграла грубо, зато эффективно. И эффектно. Донеслись одобрительные крики учениц.
Карину сшиб и опрокинул защитник. Тогда я рванулся вперед, оставив свою половину поля, подхватил откатившийся мяч и мощно вбил вблизи вертикальной жерди мимо ошалевшей женщины.
Один-один. Я отбежал назад.
Наша половина возликовала. Деревенские напряглись.
Кто бы сказал неделю назад, что я буду играть в футбол в команде с царевнами против крепостных. Вряд ли меня подняли бы на смех. Наоборот, поверили бы – без исключения все соседи по палате, куда быстро определили бы добрые санитары.
Крепостные пошли в атаку технично. Подкидывание, верхняя передача, удар головой…
Гол. Два-один не в нашу пользу.
Аглая тихо зверела. Карина, оправдываясь, разводила руками. Варвара старалась не оглядываться. Только я не переживал. Ну, проиграем, что такого? В следующий раз выиграем. Не этих, так других. Не выиграем, так проиграем. Когда-то же все равно выиграем, если теория вероятностей не врет. Главное, как говорится, не победа, главное – участие.
Члены команды такого отношения не разделяли.
Аглая отдала мяч Карине, та боевым носорогом помчалась к чужим воротам.
Я не понял, что произошло, но после нескольких финтов и сшибки мяч укатился в лес.
– Чей? – заволновались обе стороны.
Никто не хотел признаваться в упущении мяча. Карина молчала, крепостной тоже. Если включить здравый смысл, то правота должна быть за крепостным: он не высказывается, чтобы не рассердить царевен, на чьей милости висит волосок его жизни. Если разбито окно, а под ним молча глядят друг на друга малолетний тихоня в очках и главарь дворовой шпаны, кто, по-вашему, запустил камень?
Аглая показала себя достойной наследницей кого-то там. Она не стала тянуть на себя одеяло при угрожающем счете. Не показала крепостным предвзятость.
– Пусть введут мяч ударом вверх в центр поля, – донеслось звонкое распоряжение. Вариант не идеальный, но в сложившейся ситуации достойный. Полусправедливый мир лучше справедливой бойни. – Виновны могли быть обе стороны.
Одноглазый мужик с удовольствием ввел.
На этот раз Карина заранее прыгнула со всей яростью, чтобы силой одолеть встречную массу. Но мужик не подпрыгнул. Наоборот, он ушел с линии падения мяча, получив его без усилий, когда Карина в красивом пролете грохнулась на траву. Трое деревенских разом бросились в нападение. Пас влево – и Варвара озадаченно оглянулась, не поняв, что произошло. Пас вправо – и поднявшаяся Карина уже не успевала нагнать нападающего. Когда столь же технично нападавшие собирались обвести меня, на атакующего сзади кинулась Карина. Тот покатился по траве.
– Нарушение! – замахали руками деревенские, и множество глаз уставилось на Аглаю.
Она нехотя признала:
– Да, было нарушение. Карина, уйди с поля. Феодора, замени.
– Наказание! – нарастал гул.
– Я им не дамся. Я царевна! – гневно объявила Карина. Тяжелый взгляд упал на сложенное оружие.
Еще чего не хватало.
– Пусть накажет кто-то из своих, но на виду у местных, – предложил я. Затем крикнул другой стороне: – Согласны?
– Это лучше, чем ничего, – лукаво замялись там.
Тоже почувствовали тревожность момента. Мы прибыли для примирения, а не наоборот. Хорошо бы, остальные этого не забывали.
– Карина, слышала? Не задерживай, – прикрикнула на нее Аглая.
Кулаки нарушительницы сжались до хруста, поползший по ученицам взгляд остановился на Томе.
– Пойдем.
Тома послушно отошла с ней к деревьям. Карина сама отломала и зачистила длинную ветвь. Непривычный снаряд лег в Томину ладонь, штаны на чуточку нагнувшейся Карине приспустились, и образовалась белая полоса, едва разделенная посередине выемкой. В моем мире брюки с заниженной талией при наклоне открывали больше.
– Давай, что ли?
Тома слезно глянула в нашу сторону. Деревенские зашумели, ученицы качали головами.
– Бей! – крикнула Карина.
Закрыв глаза, Тома ударила.
– Кто ж так бьет? У нас так гладят! – донеслось из-за поля.
– Раз, два, три… – не обращая внимания, считала Аглая.
Тома старалась. В том смысле, что старалась причинить минимальную боль. Наверное, получалось. Физиономия Карины сохраняла отсутствующий вид до конца экзекуции.
– Пять! – завершила счет Аглая и обернулась ко мне с застывшим оскалом хищника, которого загнали в угол: – Чапа, смени меня, пойду в нападение.
Нарушителями были мы, поэтому мяч ввели в игру местные.
Начали от ворот. Пас. Еще пас – и Варвара беспрепятственно оказалась позади. Еще пас – сконфуженная Феодора тоже осталась не у дел. Красиво играют. Не каждый сам за себя, как наши. Аглая хотела отбить перекидываемый мяч рукой, но сдержалась, вспомнив Карину и с кем играет.
И вот: я и нападающий, один на один. Крепостной против вечного эксплуататора. Как он думает. Права по праву рождения против постоянных обязанностей согласно умениям и по капризу власть предержащих. Во взгляде крепостного читалась ненависть. Удар считывался столь же легко: нога еще не коснулась мяча, а мой глаз уже определил, в какую сторону тот полетит. Осталось только прыгнуть…
Я прыгнул.
В другую сторону.
Деревня взорвалась восторгом.
Наши молчали.
– Почему не взяла мяч? – Лицом Аглаи можно было забивать скот, причем на расстоянии. – Слепому видно, что целились не туда!
– Сама бы и брала, – отбурчался я с максимально независимым выражением.
На душе пели птички: ненавижу неравноправие. Крепостные играли лучше, их мотивы тем более понятны. Мне за свой выбор не стыдно.
Игра окончена. Настало время расплаты.
Ярость в глазах и упрямое нежелание долго не продержались. Слово царевен, данное крепостным, здесь держалось твердо. Возможно, я преувеличиваю, и выполнялись лишь клятвы, засвидетельствованные присутствием других царевен? Как бы то ни было, Аглая скомандовала:
– Разбиться на пары. Первые номера – заготовить розги, вторым приготовиться.
Разбились знакомой системой совместного проживания. Наломанные прутья зачистили. Я тоже сделал прут, хотя пары не имел: Зарина сторожила стену.
– Чапа, становись с Варварой, – с садистским прищуром сообщила Аглая. – Я себя высеку сама.
Перехваченный взгляд Варвары, недовольный поначалу, вдруг осветился надеждой. Видимо, Аглая сечет дай боже, и по умолчанию я лучший вариант.
Но меня уже муха укусила, жутко вредная:
– Правила едины для всех. Почему я буду исключением?
– Ты пропустила решающий мяч!
– Все мячи решающие. Про свой не спорю, но еще два не менее решающих на твоей совести.
Так с ней никто не разговаривал. Гневливый взор метнулся к оружию, пальцы в сжатых кулаках, еще раз хрустнув… разжались.
Обе стороны смотрели на нас и ждали развязки.
– Кого же выберешь? – взяв себя в руки, как-то слишком спокойно осведомилась Аглая.
Ядовитая змея по сравнению с ее голосом – милый котеночек. Девчонки хоронили меня заживо. Некоторые зашевелились, собираясь что-то сказать… и промолчали. Вид Аглаи был слишком красноречив.
– Наказать его могу я, – проявила смелость Тома. Побелев от оговорки, поправилась: – Чапа тоже ангел.
На этом все кончилось бы. Фиг вам, Аглая переиграла:
– Тогда после Карины получишь еще три от ангела.
Тома вспыхнула. Сил противостоять Аглае у нее не было. Красная, как знамя коммунизма, не глядевшая в мою сторону, она уже открыла рот согласиться…
Я обернулся к деревенским:
– Наказывать должны победители. Я не царевна, мне не обидно. Пусть выйдет супруга или кто-то из детей казненного.
Вскочил парень, его сразу же отстранила статная девушка. Рубаха сходилась на ее животе тугим узлом, как любила носить Карина, мешковатые шаровары складками облегали крепкие ноги. Темные волосы стянуты сзади в длинный хвост. Глаза – лед и пламень.
– Мать и старшая дочь сейчас у тела отца, я средняя. Можно?
Мой кивок растопил лед и потушил пламя. Еще не веря, девушка шагнула вперед – медленно, боясь подвоха. Мозолистые пальцы сжали протянутую розгу. «Фссс», – опробовали ее в воздухе.
Лицом повернувшись к своим, я развязал переставшие слушаться тесемки штанов. Нагибаясь, одновременно приспустил: немного, по примеру Карины, только чтобы обеспечить экзекутору работу, а крепостным зрелище.
Фссст – чвумк. Зубы заскрипели, мозг проклял милосердие как понятие.
Фссст – чвам. Затылок подлетел, испуганное тело попыталось сбежать от несущейся боли. На губах застыл безмолвный крик.
Фссст – чвомс! Последний удар вышел самым примечательным. Девушка вложила душу. Всю душу. Даже немного заняла у семейства.
Я держался только воспоминаниями ночи нашего нашествия на эту деревню. Налет. Обезумевшие вопли. Визжащее звериное стадо, врывавшееся в дома и вытаскивавшее мужиков из постелей. Обратный бег крепостных, несущихся в свои норы, словно зайцы.
– Спасибо, – сказала вдруг девушка, возвращая розгу и почтительно полуприседая.
Остальные деревенские поступили также.
– А теперь… – попыталась Аглая увести внимание от моего нечаянного триумфа.
– Я тоже! – нежданно даже для себя выступила вперед Тома. – Они победили, они пусть и наказывают. Иначе несправедливо!
Смело, широкими шагами, скрывавшими удиравшее из груди мятущееся сердечко, она подошла, заняв место рядом со мной.
– Уйди, Чапа. – Мах ее подбородка отправил меня к нашим. – Моя очередь.
– Тоже ангел, – зашушукались деревенские.
И тоже почти одновременно почтили храбрую девушку.
Тома повернулась к ним спиной, пальцы принялись нервно искать тесемки. Огромные глаза, застывшие в ужасе от творимого, забыли как моргать.
– А я что, хуже? – сделала шаг оставшаяся без пары Карина.
Она презрительно отвернулась от переглядывавшегося стадца учениц и вперевалочку отправилась к Томе.
Я не ожидал. Мое мнение о Карине скакнуло кузнечиком от травы до кроны немаленького дерева.
Феодора с Глафирой взялись за руки.
– Мы тоже. Подделка под справедливость – не справедливость.
Аглая ничего не понимала, ее взор тревожно бегал по ученицам, вдруг посходившим с ума. Одна за другой те выходили на поле. Не прошло минуты, как она осталась в одиночестве. Последней ушла Варвара, виновато пожав плечами. С другой стороны подтягивались к центру крепостные.
– Это невозможно! Вы ответите за это! – визгливо выкрикнула Аглая деревенским жителям, оставаясь под сенью деревьев. – Мое достоинство не позволяет, чтобы меня сек крепостной!
Женщина-вратарь подала голос:
– Можем уважить желание. Пусть ее накажет ангел.
Взгляды, словно копья, воткнулись в меня – единственного, кто оказался под деревьями рядом с ночной королевой.
Аглая много чего хотела сказать. Не сказала. Глаза сузились, превратившись в щелки, челюсть еще больше выпятилась. Резко отвернувшись, наша распорядительница «забавы», как она назвала игру, взялась за штаны.
Прирожденный политик. Оставшись одна, приняла новые правила игры, придуманной не ею. Лучше меньше, чем ничего. Согласившись, Аглая не стала изгоем и осталась лидером на будущее. Отказав – вмиг потеряла бы все, не только авторитет. С зарвавшимися политиками такое часто бывает.
Вырвав у меня использованную розгу, она брезгливо сломала ее о колено, взамен была предложена собственноручно сделанная. Уничтожающий взгляд просигналил: перестараешься – убью! Ее рубаха задралась, и Аглая, опустив пояс штанов на какой-то сантиметр, предоставила мне свободу действий. Нагибаться она посчитала ниже своего достоинства.
Футбольное поле нервно замерло.
И куда же бить? Промахнусь – выставлю себя на посмешище, как неумеху, и весь только что завоеванный авторитет – коту под хвост. Аглая мигом перевернет ситуацию в свою пользу.
– Ниже, – потребовал я.
– Что?! – вспыхнул яростью весь чужой организм. Не будь свидетелей – обратил бы в пепел.
Папа учил меня делать уколы, на всякий случай. Визуально делишь продольной и поперечной полосами каждую половинку, кхм, объекта на равные части и колешь в одну из крайних верхних. Если нужно часто, то по очереди. Ниже нельзя, почему – мне не сказали. Наверное, чтобы запомнил только главное. Я запомнил. С тех пор знал, что если что-то делается строго определенным образом, то нужно повторять без раздумий – пока некое светило в данной области знаний аргументировано не объяснит, что все это чушь и бред, и не предложит нечто лучшее.
– Штаны, говорю, чуть ниже спусти, – пояснил я, – не в поясницу же лупить.
Казалось, что воздух сгустился и потек, потрескивая напряжением. Аглая оглядела следившую за ней тишину. Впервые оказавшись вне общих правил, она панически искала выход – чтоб и достоинство соблюсти, и из системы не выпасть. Система дала сбой. В системе родились новые законы, установленные не ею. А «преступивший закон сознательно поставил себя вне общества – общество обязано ответить тем же».
Чудесное правило. У нас бы ввели. Права человека, которые используют в ущерб остальному обществу, состоящему из таких же человеков – бред. Поставило хамло машину на тротуар, перегородило людям или другим машинам проезд – сознательный поступок. Виновник своим решением вывел себя за рамки общества, то есть решил правила социума не соблюдать. Соответственно, такой индивидуум оказывается за правилами, в том числе – в плане безопасности. Можешь ему шину проколоть, лобовуху разъедренить, а самого пристрелить – все только похлопают: молодец, восстановил справедливость. С твоей стороны это уже не хулиганство, не порча имущества, не убийство, а именно справедливость.
Красота.
Размечтался.
– Да сколько угодно. – Аглая запальчиво сдернула штаны под самые ягодицы. – Подавитесь.
Она разбиралась в местном мироустройстве лучше меня. А делать правильные быстрые выводы ее учили с детства.
Я отшагнул вбок и примерился. Размах, свист…
Аглая машинально качнулась вперед, но мужественно выпрямилась. Белизну, разделенную естественной ложбинкой, перечеркнула горизонтальная полоса. Округлость превратилась в жуткий крест – как цель в прорези оптического прицела. Роскошный вид, что в другое время заставил бы стыдливо отвернуться, сейчас вызвал злость. Как тем крепостным, мне случайно подкинули право на восстановление хоть какой-то справедливости. Поставить заносчивую девицу на место. Воздать по заслугам. Как минимум, отомстить за Елистрата, так же стоявшего перед ней и не имевшего возможности возразить.
Две женственные ямки на пояснице казались глазами, выпиравший копчик – носом, а оставленная мной поперечная отметина – ухмылявшимся ртом. Я не стал себя сдерживать. Резкий, как вой падающей бомбы, жалящий свист отдался в ушах небесной музыкой. Очередная – сначала ярко-белая, но быстро налившаяся алым – полоса наискось прочертила вздернувшуюся плоть. А тонкий прут вновь медленно и неотвратимо поднимался.
На этот раз вскрик не удержался за зубами, Аглая испуганно оглянулась на меня.
Что, получила за все хорошее? За притесняемых учениц, за унижение войников, за высокомерие и эгоизм… получите еще!
С надрывом и ликующим воодушевлением прут упал, вгрызаясь с оттяжкой. Аглая с воем схватилась за вздувавшиеся ранки, полыхавшие малиновым. Взгляд обещал не просто угробить меня в минимальные сроки, но делать это долго и мучительно.
Крепостные поклонились и полуприсели. Меня признали правильным хозяином. Суровым и справедливым. Против таких не затевают бунтов.
Затем они быстро сработали по ученицам. Не зло и не больно. Средне, просто чтобы те не забывали. Я уже влезал в доспехи, застегивая на плечах и соединяя креплениями на правом боку грудную часть со спинной. Ко мне подтянулись остальные. Аглая держалась в стороне.
Позорно высеченная команда отправилась в обратный путь.
С горящими взорами, победно вскрикивающие, взбудораженные и довольные крепостные расходились. Разговоров у них хватит надолго. Впечатления зашкаливали. О том, что кого-то казнили, помнит теперь только его семья. С игры и последующих событий новостей намного больше, и они приятней, а казнь – дело житейское. Сегодня одного, завтра другого. Рутина.
Дарья добилась своего. Мои аплодисменты.
