Петр Ингвин
Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой
Глафира с Феодорой сжали меня с двух сторон, как части булки котлету гамбургера. Ни пикнуть, ни вздохнуть. Мимо протопал бойник, обеспечивший чистоту в ученической уборной. Сюда, к великому счастью, он не заглянул.
Булка жестко схлопнулась и выдавила котлету, которую предварительно обратила в фарш. Вывалившись вперед и прислушавшись, мы двинулись дальше. Как я понимал, здесь находились апартаменты высшего состава школы, впереди осталось только несколько комнат стражи. Ни одна из дверей спутниц не заинтересовала. В конце коридора замаячила стена, за которой находятся ворота. Все, больше идти некуда.
Прямо в перегородившей дорогу стене нашлась незаметная дверца наружу. Пальцы Глафиры легли на полотно, нажатие получилось почти бесшумным. Стук наших сердец звучал громче, а дыхание могло пробудить убитых.
Убитые не проснулись. Живые тоже не побеспокоили. Распахнутая дверца открыла вид на сторожевую башенку по ту сторону ворот. Задрав головы, наша ночная троица дружно застыла: припертый к поддерживавшей крышу опоре страж постанывал под поцелуями Карины. В ее личности сомнений не было, стражника я тоже знал – это был молодой войник Никандр, именно он стоял на посту во время моей вылазки в лес, за что и получил нагоняй от папринция.
Глафира затворила дверцу.
– Видела?
Она обращалась ко мне.
– Да.
– Узнала?
– Угу.
– Пошли.
Настороженно оглядываясь, мы примчались обратно. Девчонки рухнули на лежаки, я в дверях прислонился к косяку с намерением распрощаться.
Феодора прилегла на бок, укрывшись с ногами, Глафира просто плюхнулась, расплескавшись по своему месту объемистой мягкостью.
– Что скажешь? – спросили они почти одновременно.
Да что тут говорить? Совет да любовь.
– Пусть у них все будет хорошо.
Феодора с Глафирой озадаченно, но радостно переглянулись.
– А донести папринцию?
– С ума сошли?
Мое неподдельное возмущение оценили.
– Теперь видим, Чапа, что ты настоящая подруга, – объявила Глафира.
Простыня наполовину сползла с ее плеч, поэтому я смотрел исключительно на Феодору.
– И искренний член Тайного круга, – прибавила Феодора. – На тебя можно положиться.
Как представителя противоположного пола меня чуточку покорежила последняя формулировка. Щеки бросило в краску. Для маскировки пришлось осторожно закашляться, поскольку дверь оставалась открытой.
В глазах Феодоры блеснула ухмылка, словно она тоже оценила двусмысленность.
– Нужна будет помощь – зови, – твердо объявила Глафира.
Ее руки взвились к голове, и она исконно женским движением поправила растрепавшуюся прическу.
– И если вдруг одной из нас… – Феодора снизила голос до предела. – Ведь не предашь?
Я развел руками: как может быть иначе? Жеста оказалось мало, для убедительности пришлось подтвердить словесно:
– Само собой.
– Приятно слышать. Красивых снов!
Чудесное напутствие.
Длинный коридор вел меня в мою комнату. Где-то в лесах скрывается от преследования приходивший за нами Малик, а я тут…
А я – тут. И ничего не поделать.
Не знаю, Карина ли дважды покушалась на мою жизнь, но спасла два раза именно она. Безусловно, вчера Карина тоже была с Никандром, иначе я не ушел бы в лес так легко, да и при входе меня повязали бы сразу. Войник был увлечен и отвлечен. Когда заметил – не успел поднять тревогу. Наверное, спешно приводил себя в порядок. Забавы на посту – путь на плаху.
Родная дверь визгливо посочувствовала, когда впускала внутрь.
Скинув с себя все лишнее, Зарина любовно надраивала паклей сапожок. Расположилась она прямо на полу, между табуретов, сидела на корточках, спиной ко мне, одна рука продета в голенище, вторая чувственно наяривала по гладкой поверхности. Зарина упорством добивалась лоска и блеска, которых местные материалы не могут дать в принципе. Нужна хотя бы вакса. Но царевна-заложница старалась. Острые позвонки выглядывали из распущенных волос, как обломки скал из горной речки, коленки глядели в стороны, качавшийся затылок изображал, что чем-то помогает руке.
При визге двери Зарины испуганно обернулась. Приветливая улыбка озарила лицо, и, не меняя позы, соседка продолжила чистку.
Что за беда с этими девчонками. Так и до беды недалеко, мой организм не железный, и выдать себя в таких условиях – раз плюнуть. Пойду-ка, умоюсь.
На повторный скрежет недовольной моим уходом деревянной стражницы из своей комнаты выглянула Аглая.
– Чапа? Не спится?
Я пожал плечами. Не то, что бы да, а как бы не дают. Но вслух причину не объяснишь.
– Пошли с нами. – Она втянула меня внутрь, как совсем недавно Глафира.
Обе соседки оказались одеты в самое простое и удобное, то есть, как я: по две вещи на человека. Варвара полезла в окно. Перемахнув, она подала мне руку. Аглая помогла неслабым толчком сзади и присоединилась к нам, подтянувшись на крепких руках и четким движением перекинув тело.
Не особо скрываясь, новая троица шествовала в ту же сторону царисских комнат, но теперь напрямик через поле. Дополнительная охрана, выставленная после моей вылазки, не дремала, а вот в башенке было тихо. Конечно, нас должны заметить. Аглаю это не волновало. В отсутствие Дарьи и Люсика она чувствовала себя полновластной хозяйкой школы. Ночью – вообще единственной. Ночная хозяйка.
У одного из окошек маленькая процессия остановилась.
– Елистрат, Савва! – позвала Аглая. Всунутая в комнату голова покрутилась внутри, голос распорядился во тьму: – Принимайте гостей.
Не дожидаясь ответа, Аглая задрала колено на подоконник и полезла в комнату. Меня Варвара отправила вторым, а сама перемахнула, когда я уже озирался, стоя меж двух таких же лежаков, как у всех учениц. В этом мире правили симметрия, минимализм и практичная одинаковость. Зачем изобретать велосипед, если он есть и неплохо едет? Главное ведь не красота, а чтобы ехало.
Два сонных войника приняли сидячее положение, на тела спешно натягивались юбки. Доспехи и рубашки остались лежать сложенными на табуретах. Было видно, что бойцы до зарезу хотели спать, но их не спрашивали.
– Елистрат, это Чапа, – представила меня Аглая, плюхаясь под бок к одному. – Она ангел.
– Ух ты!
Вот так, им сказали – они поверили. Потому я до сих пор не разоблачен. Никому в голову не придет проверить или хотя бы присмотреться. В мозг вложена картинка, образ закреплен, и даже заметив несоответствие, сознание будет сопротивляться до последнего. Да здравствует психология!
Чувствовалось, что войники робели. Второй, который Савва, даже приподнялся для почтительного полуприседа. Варвара схватила его за руку и опрокинула назад на лежак.
– Перестань! Ангелов не видел?
– Не видел, – признался он. – А кто видел? Когда был последний?
Аглая поморщилась:
– Скучно. Давайте во что-нибудь сыграем.
– Я придумала! – Взвившаяся с места Варвара повязала на глаза Савве что-то вроде платка. – В угадайку! Кого угадают, тот водит.
Временно ослепший Савва поднялся, руки растопырились. Все шарахнулись в стороны, включая меня. Комнатка таких размеров для пятерых не предназначалась, тем лучше было нашим веселушкам.
– Я тут! – по-детски взвизгивала Аглая, ныряя под могучую руку.
Варвара, Елистрат и я удирали молча. Главное – не оказаться рядом с Аглаей, она таких сразу толкала на водящего.
Первой попалась Варвара – не без помощи подруги. Тщательно ощупываемая добыча замерла на месте, губы Варвары едва сдерживали хихиканье – то ли от щекотки, то ли от удовольствия.
Интересно, а бывает удовольствие от щекотки? От чего только ни бывает, если верить анонимам из интернета.
Пальцы несколько раз пробежались по мягким обводам, и Савве будто команду «Вольно!» в ухо гаркнули. Раздался выдох облегчения, по лицу расплылась нежная улыбка:
– Варя.
Повязка на глазах сменила хозяина.
От Варвары уворачиваться оказалось проще. Плохо, что Аглая не давала играть нормально, постоянно подпихивала вперед. Оказавшись за спиной водящей, я на миг успокоился… и врезался в нее, посланный толчком сзади. Обрадованная Варвара обернулась, руки попытались схватить меня за что возможно. Я отбил их в стороны.
– Так не играю. Это не по правилам.
Варвара обиженно стянула повязку.
– Тогда играем в желайки. – Аглая отвернулась к двери. – Готовы?
– Готовы! – ответила за ее спиной Варвара, и указательный палец направился на меня.
– Этому – поцеловать меня в губы!
Лицо с горящими угольками глаз радостно обернулось… и скисло, угольки потухли, зажглись темные звездочки гнева. Аглая снисходительно выставила мордочку: ну, давай уже, что ли, раз так получилось.
У нас эта игра называлась «фанты». И еще: до сего момента я никогда в жизни не целовался. Имеются в виду не мама с бабушкой.
Мои губы ткнулись в сухую алую твердь и попытались втянуть, как делали все в телевизоре. Аглая ядовито отстранилась.
– Следующий! – На нас снова смотрел ее недовольный затылок. – Этого я отшлепаю, потому что у меня плохое настроение!
Варвара выбрала Елистрата. Войник покорно развернулся к стене, согнул спину, приподнял пальцами юбку. Плюнув в ладонь, Аглая так припечатала войнику, что звон пошел. Варвара довольно смеялась, заскоки подружки если не восхищали ее, то явно не возмущали. Савва с жадностью наблюдал, радуясь, что досталось не ему.
Н-да уж. Фантазия у местных бедна, как только что купленный стационарный компьютер. Залимонить бы так ее ночному величеству, глядишь, и воображение проснулось бы. Говорят, ремень хорошо помогает.
– Этому, – Аглая вновь отвернулась, – пронести меня на загривке через поле и обратно.
В момент оглашения рука Варвары дернулась, перепрыгивая с изначальной себя на стоявшего рядом Савву. Тот промолчал. Смолчал и я. Варвару жалко, еще сломается под такой лошадью. И всех жалко: Аглая, жаждавшая игр с кавалерами, окрысится, и на нас обрушится новая придуманная гадость.
Савва перелез через окно, земля с жалобным писком промялась под жестко упершимися ступнями, голова со стриженым затылком склонилась в сторону поля: карета подана. Ночная хозяйка школы с удовольствием оседлала подставленную шею.
Стража снова не обратила внимания на гуляния ночной королевы.
Когда «лошадка» с наездницей вернулись, настроение Аглаи парило в небесах. И фантазия проснулась. Да еще как.
– Этому, – задала она новую задачку, – зайти в комнату папринция и помахать нам из окна!
Палец ее напарницы злодейски указывал на меня.
Ну и пойду, решил я. Спит – выполню задание. Не спит – расскажу про летающий в темноте нож.
Провожали меня как героя. Добавлю: как героя в последний путь.
– Где? – глухо спросил я, как можно тише ступая по коридору.
– Вот.
Нужная дверь оказалась через три других. Я резко выдохнул и потянул нащупанную ручку на себя.
Папринций спал. Кровать у него оказалась вполне земная (если вспомнить мою Землю) – деревянная, высокая, с мягким матрасом. В остальном – просто красивая комната местного жителя. Ни телевизоров, ни компьютеров, ни даже видеопроигрывателей.
В окне, боясь подойти, сигналили мне выбравшиеся на улицу игроки. Вдруг стало не до них. Кое-что привлекло взгляд. Очень важное кое-что. На тумбочке рядом с кроватью лежало развернутым то, что папринций рассматривал перед сном. А именно: схема воздушного шара.
Глава 13
Несколько раз махнув веселой компании об исполнении задания, я неслышно затворил за собой дверь и направил стопы в родные пенаты. Игруны пусть развлекаются без меня. Учитывая предостережение дяди Люсика, от них вообще нужно держаться подальше. Надо бы еще прояснить почему.
Дверь вновь отнеслась с пониманием и совершила подвиг – приоткрылась бесшумно. На мое счастье, Зарина спала. Видно, что ждала до последнего. Даже во сне она держала руку на моем придвинутом лежаке. Заботливая, однако.
Ладошка соседки была возвращена на законную половину. Я тревожно замер: проснется? Маленькие губки сладко плямкнули, сонный пальчик почесал нос, реснички дрогнули, но не открылись. Пронесло.
Красивых снов, как здесь говорят. Кстати, хорошо говорят. Лайк.
Зная, что никто не видит, я потянулся со смачным хрустом и еще раз обернулся, намереваясь раздеться с удовольствием: широким махом скинуть штаны, как недавно Зарина – упав на спину поперек лежака, одним движением вверх.
Упс. На меня глядели два грустных глаза человека, обманутого в лучших чувствах. Зарина смотрела прямо в глаза – глаза предавшего друга. Как расценивать иначе? Лежаки сдвинули, все дела сделали, болтай – не хочу. А я, мерзавец, ушел играть с другими. Одно слово, предатель. Ну, в ее представлении – предательница.
Детский сад какой-то. Еще прощения просить придется. Нетушки. Плотно завернувшись, я улегся на спину и уставился в потолок. Балки и бревенчатый настил выглядели надежно. Можно спать спокойно. Если дадут. Но не дадут.
– У Карины есть на примете мальчик… – заговорила Зарина.
Начинается. Я закрыл глаза. Не помогло.
– Говорит, хороший. Правильный. Если сложится, станет ее первым мужем.
Не выдержав, я полюбопытствовал:
– Сколько можно всего?
– Мужей? – удивилась Зарина, щечки наивно зарумянились. – Конечно, три. Куда ж больше-то?
– А жен? – потянул я скользкую тему вдаль.
– Смеешься?! Как это жен может быть несколько? Зачем?
А действительно. В старой кино-песенке про султана все жены занимались исключительно бытом: первая гладила халат, вторая шила, третья штопала носки, на долю султана оставалось переживать по поводу такого же количества тещ. Но если быт переложить на слуг или автоматику… Тогда, действительно, зачем? Исключительно из чувства жадности и непоколебимой непокобелимости?
– Во сколько… зим у вас женятся? – спросил я.
– Теперь с семнадцати.
– Теперь?
Зарина кивнула:
– В далекие времена совершеннозимием считалось восемнадцать, но создавать семью нужно заранее, иначе не выживешь. Вот и создаем.
Сурово у них тут.
Чувствовалось, Зарина очень хочет спросить, где я был, но не решается. Пока не решается. Пока не решилась, я вспомнил, где был, и сам задался вопросом:
– Войники – кто они? Как ими становятся? Или это сословие – как крепостные или, там, благородные…
Зарина прыснула в кулак.
– Ну, ты сравнила, – задохнулась она от веселья. – Войники потому и войники, что не крепостные и не благородные. Но крепостной может выбиться в войники, это да.
– А если не философствовать? Объясни всю систему, снизу доверху, и я перестану мучить безмерной ангельской глупостью.
Надеюсь, она поймет, что бредовую тупизну вопросов вызывает именно невнятность ответов.
Зарина смилостивилась:
– Начнем с крепостных. Они прикреплены к земле, где работают.
Я слушал внимательно. Пусть вещает банальности, лишь бы нарисовала полную картину. Даже если художник из Зарины хреновый, пусть рисует как может. Малевич с моей точки зрения тоже не художник, но гений – однозначно. Гений маркетинга. Вдруг и Зарина озарит искоркой прикладной гениальности? Потому – ждем-с. Все что угодно, от эпохального шедевра до детской каляки-маляки, лишь бы по делу.
– Рассказывать про всех подробно?
– Очень подробно, со всеми финтифлюшками и завитушечками!
Сделав глубокий вдох, златовласое чудо приготовилось к долгому рассказу.
– Крепостные не могут уходить из деревни далеко. Вообще никуда не могут ходить без законной причины. Если их меньше трех – тоже. И не хотят. Зачем? Ну, если только любовь с крепостным из другой деревни… Тогда бывают побеги.
Перед глазами встали Ива и Хлыст – наглядный пример.
– Беглецов ловят и казнят, – меланхолично вздохнув, продолжила Зарина. – Некоторым крепостным бывает счастье: их берут в мужья свободные, которым не хватило мужчин в своем чине, обычно это мастерицы, но случается, что и войницы.
– С крепостными понятно, – кивнул я.
– Первый свободный чин, не привязанный к земле намертво – мастерицы и мастеровые. Деревенские и придворные. Их можно принять в семью и забрать с собой. Хорошего мастерового даже цариссе не стыдно иметь в мужьях. Ценятся умения.
– Не происхождение? – удивился я.
Зарина сморщила носик.
– Понижаек при дворах – как червей на трупе, и нужны они так же. – Она засмеялась собственной шутке.
– Кого? – переспросил я.
– Не знаешь, что такое черви?
– Другое слово. Первое.
– Понижайки? Царь-войники. Если не пристроятся, мы зовем их понижайками.
– Царь?..
– Сыновья царисс. Ничего не умеют по сравнению с идущими вверх, просто дополнительные мечи в семье. У себя дома их для простоты зовут принцами, хотя настоящим принцем по рождению не станешь, только по женитьбе.
Понравилось определение «идущие вверх». Социальный лифт в действии, причем в обе стороны, исходя из личных возможностей. Идиллия.
Я лежал на спине, руки закинуты за голову, чуть приподнятые колени согнуты – и расслабиться получилось, и угроза раскрытия моей инаковости сведена к минимуму.
– Правильно понимаю, – решил я уточнить, – что войники по чину равны сыновьям царисс, но ниже дочерей?
– Естественно, – подтвердила Зарина внешнюю тупость моего глубокого вывода.
Она вдруг взвилась с лежака, подброшенная то ли внезапной мыслью, то ли утягивавшим в сон неудобством лежания. Или обычной девчоночьей вожжой под одно место, весьма знакомой мне по закидонам Томы. Босые ступни прошлепали к окну, ладони уперлись в подоконник, и изумительная фигурка, прокрутившись, плюхнулась в центр проема спиной к полю. Мягкий взор устремился на меня, ножки свесились, мило покачиваясь. Безмятежное детство во всей красе – если забыть, что передо мной не маленькая девочка. А забыть никак не получалось, мешали бьющие по глазам обстоятельства.
Моих мучений не видели, Зарина продолжала спокойно раскладывать по полочкам моего мозга казавшуюся неподъемной кучу:
– Войник – он в самой замечательной позиции. В середине возможностей. Все зависит только от него. Хорошего войника присмотрит царевна или даже царисса, средние достанутся войницам, худших подберут мастерицы.
С поля донеслись приглушенные вопли восторга, смех, даже почему-то всплеск. Зарина обернулась.
– Что там? – заерзал я.
Чуть померкшее солнечное личико вновь обратилось ко мне.
– Аглая развлекается. – Зарина не сумела изобразить равнодушие, хотя очень старалась. Плечи сгорбились, носик поморщился. – Так вот. Для мастериц войник – завидная партия, особенно если в мужьях будет царь-войник. Толку от него как от коня молока, то есть как от простого мужика, но… Есть такое слово – престижно.
– Угу. – Меня уже не удивляло, что здесь и такое слово в ходу.
Шум снаружи прекратился. Зарина еще раз обернулась и вздохнула с облегчением.
– Выйдя за царевну, – я поперхнулся от собственноротно (так говорят?) употребленного оборота, но для Зарины все было нормально, – войник становится принцем? Принцы – не сословие, а принимаемый после свадьбы титул?
– Само собой. – Сидевшая в проеме Зарина убедительно развела растопыренными ладошками-силуэтами. – Жена выгнала или овдовел – извини, ты больше не принц.
Ей что-то не понравилось в своем расположении. Наверное, взгляд в темноту. Прекрасно видимая сама, она общалась неизвестно с кем неизвестно где, которого там могло уже не быть, и Зарина решила отвернуться от этого кого-то, которого все равно не видно. Закинув ноги вбок, она взгромоздилась вдоль подоконника, прислонившись спиной к правой части проема. Поднятые ножки уперлись в левую стенку, голова обратилась к сиянию луны, свет от которой рисовал прекрасный образ на полу нашей комнаты.
Чудный силуэт в пустом проеме и почти полное ночное светило на заднем плане… Картина маслом. Поэма.
Пойманная за хвост мысль сообщила, что девушка мне приятна. В том смысле, что не просто симпатична, а чуть более. И даже не чуть.
Гнать такие мысли. Мне нужно искать Малика, спасать Тому, а я…
По крыше медленно прошел дозорный, шаги вызвали хруст потолочных досок. Не досок, конечно, а бревен, полубревен и более мелких деревяшек, из которых собраны строения. Привычные мне доски здесь применяли в крайнем случае, когда нельзя обойтись заменой, ведь столько времени и труда нужно приложить, чтобы вручную бронзовым инструментом выпилить из бревна ОДНУ доску. Кто не верит, пусть попробует.
– Ты была там? – Зарина вновь свесила ноги в комнату, волосы указующе мотнулись назад, на поле.
Решилась, значит. Сейчас пойдут дурацкие слезы и обвинения в попранной дружбе. Семейный скандал. Не дождетесь.
– Не только, – как можно беспечнее отмахнулся я.
Это мое дело. Не ее. Понятно?
Опечаленный лобик склонился вниз. У меня перед глазами почему-то нарисовалось, как Зарина восторгалась красавцами-царберами. Чисто эстетически я понимаю: разве не приятно посмотреть на крепких здоровых мужиков, причем качественно одетых? Но с другой стороны…
Неужели проснулась ревность?
– Царберы – кто они? – само слетело с языка. – И почему они царберы?
Усилием воли Зарина согнала с лица обиду.
– Царская стража. Царбер… в древних сказаниях был такой страж нечеловеческих сил и размеров. Оттуда и пришло.
Плюх! – звук чего-то пролившегося. Словно из окна многоэтажки выплеснули ведро с водой.
– Ой! – Зарина сорвалась с подоконника на пол, заведенные назад руки яростно чесали спину – и сверху, и снизу. Кожу покрывало нечто темное.
Меня подбросило. Первый шаг – к пострадавшей. Кровь? Нет, что-то другое, Зарина цела и невредима.
Второй шаг – к окну. Резкий выпад наружу, взгляд по сторонам.
Кто-то запрыгивал в комнату веселых соседок. Разворачиваясь, я ринулся назад…
Не рассчитал. Мы сшиблись с поднявшейся Зариной до атомного взрыва в мозгу и последующего затмения, сопроводившего всесокрушающую взрывную волну. Зарину отбросило на мой лежак. Меня со стуком приняли не столь мягкие объятия пола. В ушах пели райские птички, перед глазами порхали они же. Верх и низ временно перестали существовать.
Помотав головой для скорейшего схождения фокусировки, я на карачках пополз к выходу. Постепенно приходящий в себя организм, шатаясь, поднялся, руки рванули дверную ручку на себя, и меня вынесло в коридор исключительно слово «надо», иные внутренние ресурсы на этот момент отсутствовали.
Драгоценные секунды потеряны. Вдали во тьме утих шум бегущих ног, а комната соседок оказалась распахнутой настежь. Внутри было пусто. Кто-то знал, что Аглаи и Варвары нет. Впрочем, какие там «кто-то», если вся не спавшая школа наблюдала за ночными развлечениями или слышала их.
Обыск комнаты ничего не дал. Обстановка полностью аналогична нашей, нет ни одной личной вещи. Даже под подушками и лежаками.
Вернувшись, я посмотрел на сидевшую в постели Зарину. Она посмотрела на меня. Во взгляде – ужас непонимания и полная беспомощность.
– Кто? – пролепетала она. – За что?
– Секунду, Солнышко. Сейчас помогу. – К счастью, застывшая в ступоре Зарина не заметила ласкового прозвища, что внезапно вырвалось у меня из глубины души. Нужно быть поаккуратнее, не все, что на уме, должно сваливаться с языка. – Только…
Я еще раз выглянул за подоконник, теперь меня интересовали подробности. Снаружи под окном валялась тарелка, обтекавшая темной маслянистой жидкостью – обычная тарелка с кухни. Рядом тлел обрывок ткани. Если бы злоумышленник успел поднести…
Картинка сложилась. Еще одно покушение. Кто? Зачем? Почему Зарину? Наверное, ее приняли за меня, в их понятии я тоже девочка. Или это проклятье всей нашей комнаты?
И еще сто тысяч «почему».
Я замотал в Зарину в испачканную простыню, на которую она опрокинулась после удара, и заставил подняться.
– Пойдем.
Не сопротивляясь, Зарина беспрекословно дотопала со мной до помывочной. Здесь, среди тазов и чарок ее сознание прояснилось.
– Нарви травы, – кивнула она в дверной проем, что выходил на поле.
– Зачем?
Зарина закатила глаза:
– Тереть!
Ах да, мочалки в привычном мне виде еще не изобретены.
Когда я вернулся, бедовая спутница сидела в тазу. Как только поместилась? Ступни внизу скрючены, коленки торчат в стороны от согнувшейся в три погибели спины, переплетенные на затылке пальцы поддерживают задранные волосы… Вся кожа лоснится от чего-то темного и склизкого. Вязкое вещество могло быть чем угодно, к примеру – жидкой смолой или каким-то видом масла. Мне подумалось о нефти. Живя в век нефти, я видел ее только по телевизору, оттого уверенность хромала, споткнувшись на стадии предположения.
Следивший за чистотой бойник, проходивший по коридору, заметил нас, колпак с прорезями мигом развернулся в другую сторону. Вот и молодец. Еще зрителей нам не хватало.
Пошарив вокруг бадьи с водой, я нащупал брошенный кем-то обломок местного самоварного мыла. Ура. Я принялся оттирать и обливать, отчего Зарина вздрагивала, но не жаловалась. Другой воды, более теплой, в распоряжении не было. Я тер до покраснения и лил до посинения. Вплоть до побеления и сухой гладкости участка кожи, которым занимался. Шейку. Плечики. Острые локотки. Лопатки и эпицентр вражеского попадания между ними. И бока под лопатками – с резко выступающими ребрами, которые продавливались под нажимом. И выгнутую дугу позвонков вплоть до копчика.
– Дальше сама, – твердо остановил я себя.
Трава выпала из разжавшихся ладоней, ноги нетвердой походкой, постоянно сверяясь с мутновато-переменчивыми приказами мозга, понесли меня в комнату. Там я просто повалился на бок и прикрыл глаза, стараясь отключиться.
Отключился. Иначе заметил бы, как вернулась Зарина, но разбудила меня только мощная тряска за плечо.
– Держи. Одежду помнешь. – Она протягивала свою простыню-укрывашку.
– Не надо. – Я отпихнул дар плечом.
– Твою надо менять. Я так посплю.
– Нет! – взревел я, отталкивая руку и усмиряясь лишь под кротким взглядом, где наворачивались слезы. – Видишь, мне так лучше. Укрывайся и спи.
Красноречиво обратившись к Зарине задом, я еще некоторое время чувствовал, как она возится, ворочается, укладывается. Как потом повернулась к стенке и словно ненароком мстительно пихнула ножкой. Потом ничего не чувствовал.
