Олег Владимирович Фурашов
Са, Иса и весь мир
Козлетон47 Мардохея он различил сразу. Хотя и с распознаванием второго голоса (при абсолютной-то памяти юноши) проблем также не возникло – то был властный баритон первосвященника Анны. Подслушиванием Иса сроду не занимался, но ситуация сложилась так, что он не сразу сообразил, как ему поступить.
– Ну, о чём ты толкуешь, Мардохей, – говорил Анна. – Да даже когда он и повзрослеет, не бывать ему в сане священника. Ну и что с того, что мать его из колена левитов? Основа наших основ – родовитость определяется по отцу. Так?
– Так, – пискнул Мардохей.
– Ты же сам признал, что он – нечистый. Греческое отродье. Отпрыск этого…как его…
– …бен Леопарда…
– Посему в послушниках ему – самое место, а выше – ни-ни!
И в этой части разговора Иса совершил святотатство! Он перешагнул через религиозные устои. Он ворвался в Святая святых!…
Но это было чисто внешнее кощунство и оскорбление обрядов. Ведь юноша уже постиг то, что святые отцы – вовсе и не святые отцы, а римские прихлебатели. И ради собственной выгоды они уже давным-давно переступили через самое главное – через веру в идеалы Всевышнего, через верность ближним своим! Да наплевали они на истинные предписания, начертанные Богом в скрижалях! Да переиначили они Святое Писание, толкуя его, как им угодно…
– А царь Давид чистый?! – заорал Иса, врываясь в Святая святых. – Ага! Как же! Да у него мать была моавитянка48! А первосвященник Анна чистый? Ага! Как же! Да он из молитвы выбросил то, что предначертал Всевышний – свободу Древней Реи! Или скажешь, что это ложь, Анна?!
– Эт-то что…за исчадие ада? – воспользовавшись паузой, которую ему предоставил юноша, ошеломлённо проронил иерарх. – Как посмел ты в Святая святых взойти? Ты почто свято место оскверняешь?
– Это святое место? – захохотал юноша, обводя вокруг себя руками. – Да вы с Мардохеем его загадили и испоганили убийством священника Захарии! Ну, или тем, что переступили через его кровь! Знаете вы кто? Вы веропродавцы!
И ведь не возразили ему вероотступники. И отвели бесстыжие глаза в стороны. И разверзли в бессильном молчании поганые пасти. И молчание их было красноречивее всяких слов.
Тогда сам же Иса и прервал немую сцену, окончательно пригвоздив изменников: «С отступниками я не якшался и якшаться не буду! Со свиньями в луже барахтаться – сам свиньёй станешь! Не место мне в лоне вашей церкви…Тьфу на вас!»
Бедному собраться – только подпоясаться. Мямля и рохля Мардохей не успел даже рта закрыть (в котором роились церковные мухи), а Иса, забрав из дома тётки Анны свой нехитрый скарб и скромные сбережения, уже шагал короткой дорогой в сторону Арета. Ещё одна страница в его жизни была перевёрнута.
Глава четвёртая
1
Прямой дорогой (минуя Салем) повзрослевший Иса добрался до Арета за полтора дня. В городок он входил в сумерках. Несмотря на то, что на улице стемнело, дверь в их пещеру, вопреки обычным правилам, была неплотно прикрытой, и через щель свет от лучины проливался на пространство перед входом. Однако юноша за время разлуки так соскучился по родным, что не обратил внимания на это обстоятельство.
Войдя внутрь, он увидел маму, которая что-то шила, сидя босая прямо на полу. При этом её юбка была надорвана. В пещере она была одна. И это были те нехорошие, скорбные знаки, которые Иса уже не мог игнорировать…
Услышав скрип двери, Ма приподняла голову. Увидев сына, она отбросила шитьё, вскочила и бросилась с плачем к нему.
– Что?! Что случилось?! – похолодев от страшного предчувствия, вскрикнул юноша, обнимая маму.
– Ос!…Ос!…, – прерывая рыдания, отвечала та. – Он…Он…оставил нас…Он умер!
– Ос…умер…, – не желая верить в плохую весть, прошептал Иса, обводя взглядом опустевшее жилище.
Ему стало нехорошо, и он поневоле опустился на землю, тем самым непроизвольно следуя траурной традиции, хотя даже не думал об этом. Он приклонил голову к маме и беззвучно пролил слезу, пряча лицо в её груди.
– Когда он умер? – спустя некоторое время, спросил Иса, словно срок смерти Оса мог что-то изменить. – Что случилось? Отчего он умер? Ведь он был такой…крепкий?
– Уж неделю как, – отвечала ему мама, стряхивая чувственные росинки со своего прекрасного лица. – Сердце не сдюжило. Оно у него уж давно болело. Он даже незадолго до смерти изготовил для себя надгробие. Беспокоился, чтобы у нас не было лишних хлопот и расходов…, – всхлипнула она, и от грустных, но светлых воспоминаний слёзы вновь закапали из её чудных глаз. – Только тебе он ничего не показывал – не хотел волновать. Очень он любил тебя!
– Да, Ос любил меня…, – прошептал юноша, обнимая маму. – Он столько сделал для меня…И я его тоже очень-очень люблю!
– Погоди, – отстранилась от сына Ма. – Почему ты спрашивал, когда Ос умер? Разве тебе не сказали это Карп и Рахиль? Они на днях уезжали с обозом в Салем, и я просила всё передать тебе на словах…
– Нет, никто мне ничего не передавал…
– Как же…Как же ты тогда узнал про Оса? Ведь ты же пришёл в Арет?
– Я вернулся домой совсем по другой причине, – возразил маме Иса. – Совсем по другой…
Так, слово за слова мать и сын поведали друг другу о событиях года минувшего.
Ма, бесспорно, была сильно огорчена тем, что проект по работе Исы у Мардохея столь бесславно провалился. Но траурный статус, а также рассказ сына об обстоятельствах гибели священника Захарии, заставили её лишь опечаленно вздохнуть.
2
Утром следующего дня Иса сходил на кладбище и положил камешек на могилку Оса. Захоронение он отыскал быстро, так как мама подробно проинструктировала его на этот счёт. Сама она с сыном не пошла, поскольку по обычаю тем, кто участвовал в похоронах, место погребения разрешается повторно посещать только на тридцатый день.
Юноша в знак поминовения положил левую руку на надгробие и вспомнил последнюю встречу с Осом – чуть менее года назад. Иса тогда собирался после каникул в Еврон. Мама убежала на рынок, чтобы купить кое-что сыну в дорогу, и они с Осом остались наедине.
– Папа, – вдохнув побольше воздуха и набираясь решимости, обратился тогда к нему Иса по вопросу, который его давно волновал. – Папа…ты мне…папа. И я тебя, после мамы, больше всех люблю…
– А я тебя просто больше всех люблю, – улыбнулся ему Ос, тем самым как бы подбадривая его.
– Папа, ты мне – папа…А кто мой…отец?
– …Ты парнишка уже почти взрослый и должен знать то, что…тебе положено знать, – после недолгой паузы с серьёзным видом заговорил Ос. – Нам разлука предстоит долгая. Кто знает, свидимся ли мы ещё. Потому скажу то, о чём точно ведаю. Ма тебе такое тяжко было бы открыть…Твоей маме было семнадцать, когда в Арете стала гарнизоном римская манипула49. И был там один грек, которого звали Аркадий Халкос. По-видимому, он был отважный воин, ибо даже у римлян имел прозвище Пантера. Вот с ним и свела судьба Ма. Понравились они друг дружке. Н-да…А потом он, по слухам, чего-то повздорил с центурионом, то бишь с командиром. И даже побил того. А затем Аркадий сгинул неведомо куда. Такая вот история…
Иса прерывисто вздохнул и подумал о том, что теперь и Оса не стало. И жить без него будет не только трудно, но и печально. Юноша прощально прижался к надгробию, а затем, не оглядываясь, побрёл прочь.
3
Через несколько дней после возвращения из Еврона у Исы произошла поворотная встреча, круто изменившая его судьбу. Вернее, то была даже не встреча, а случайное пересечение маршрутов, которыми двигались юноша и его старый знакомый лекарь Бато – тот самый великан, что лечил его от простуды.
Иса, спеша на базар, едва не налетел на Бато. Лекарь шёл
наперерез ему с каким-то старичком, у которого изо рта торчал клык. Впрочем, гигант пропустил мимо глаз тот мимолётный контакт, поскольку с раннего детства Иса сильно изменился. Зато юноша моментально опознал Бато: тот хоть и постарел, но был, что называется, узнаваем.
Знахарь на ходу обменивался репликами с дедулей и, конечно же, тянул за собой неизменную тачку. Иса хотел было поздороваться с Бато и поблагодарить за давнее лечение, но прерывать беседу взрослых было невежливо, и потому он двинулся за парочкой параллельным курсом в ожидании удобной паузы.
– Спаси тебя Бог, Бато! – признательно говорил ему клыкастый. – Зуб у меня зажил. Вот, поманеньку кусаюсь и чавкаю.
– Я очень рад за тебя, Барух, – отвечал ему лекарь.
– Может, заглянешь ко мне? – предложил дедуля. – Мне приятно будет тебя угостить.
– Благодарю тебя, Барух, но меня ждут у Саула: что-то дочка у него прихворнула.
– Тогда, может, переночуешь у нас?
– Спасибо, но я уже устроился на постоялом дворе.
– А завтра?
– Завтра я буду уже далеко. Завтра с первыми петухами я отправлюсь на север.
– Куда на этот раз?
– Давненько я не бывал в Греции…
– О! Далеконько…
Так и не дождавшись окончания диалога, Иса повернул обратно, поскольку базар он уже миновал.
4
Возвратившись домой, Иса первым делом вознамерился рассказать маме о том, что он видел Бато. Однако, она его опередила.
– Умничка моя, – сказала она, – присядь и выслушай меня. Хорошо?
– Хорошо, – согласно кивнул ей сын, садясь на свою лежанку.
– Исочка, – вкрадчиво сказала мама, присаживаясь рядом, – чтобы жить, нам надо иметь доходы. С Осом всё было проще…А на моём шитье сыт не будешь. Было бы славно, если бы и от тебя было подспорье.
– Ишаку понятно, – пожал плечами тот. – Что надо делать?
– У моей подружки Руты есть брат Илия, – обняла его мама. – Он кожемяка. Выделывает кожу и шьёт из неё одежду. Он согласен взять тебя в помощники.
– Мам, так я никогда этим не занимался, – отстраняясь, возразил Иса.
– Научишься.
– Да не хочу я быть этим…кожемякой!
– А кем хочешь?
– В плотники пойду. Или в каменотёсы.
– Ну, самостоятельно ты, до поры, не сумеешь. А есть, кто тебя возьмёт в подмастерья?
– Пока нет.
– Вот видишь. А время не ждёт…
– Завтра начну искать.
– Искать…Но почему ты не хочешь идти к Илие?
– Потому! Хы, кожемяка…От них воняет, как от козлов!
– Работа пахнет, а деньги – нет. У Илии ты неплохо бы получал. И мастером стал бы.
– Да чего ты пристала с этим Илиёй?! – вспыхнул раздражением юноша. – Илия, Илия… Погоди, – насторожился он. – Это не тот дядька, что три раза приходил к нашей пещере?
– Ну, да…Тот, – отчего-то смутилась Ма.
– А-а-а, – ехидно сказал Иса. – Тогда всё понятно! То-то ты с ним…это…ворковала…
– Сынок, выбирай слова! – возмутилась мама. – Как ты со мной разговариваешь?!
– А чего?! – вскочил с лежанки тот. – Небось, уже и замуж за него собралась?
– Иса! – вслед за сыном поднялась с лежанки Ма. – Я в трауре, а ты такие гадости говоришь!
– Так траур имеет обыкновение кончаться, – в несвойственной
ему едкой манере парировал мамин аргумент юноша. – А потом что? А? Уже забыла про Оса?! Все вы Ма одинаковы!
– Я тебя целый год ждала как манны небесной! – со слезами на глазах сказала ему мама. – Дождалась…Сынок меня позорит и поносит почём зря…Правда, как кушать захочет, к мамочке родимой бежит! Это он не забывает. Но то, что обучение бросил, что денежки на дороге не валяются – это он забыл…
Так впервые в жизни сын поругался с мамой.
Только к вечеру Иса помирился с мамой – не мог он жестокосердечно смотреть, как она плачет и переживает. Однако в вопросе о будущем поприще Исы они так и не нашли общего языка…
На закате мама разговорилась у входа в пещеру с соседкой о чём-то своём, о женском. Иса же обвёл жилище тоскливым взглядом. Дорогой его сердцу Ос покинул этот мир. Коза Дося тоже умерла по старости лет. Муру в период отсутствия Исы растерзали собаки. Карьера священника у него не задалась. Да и не могла сложиться. Близких перспектив самостоятельной работы у него не просматривалось. Потому сложившаяся ситуация словно выдавливала его из Арета…
И тут бедовую голову Исы посетила идея, о которой ещё мгновение назад он и представления не имел. Теперь он знал, что ему следует делать. Эта мысль до того захватила его, что он не мог уснуть допоздна. И только под утро юноша забылся чутким неверным сном…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ВЕРНОСТЬ СТЕЗЕ
Глава первая
1
Иса едва не проспал! Он не встал с первыми петухами. Только вторая очередь утреннего петушиного концерта привела его в чувство.
Парнишка неслышно выбрался из-под одеяла и оделся. На мамину лежанку он положил загодя приготовленную записку, в которой значилось следующее: «Ушёл в Грецию. Скоро буду». С собой Иса прихватил немного еды и собственные скромные накопления, после чего тенью выскользнул из жилища.
Когда юноша дробной рысью приближался к постоялому двору, Бато с неразлучной тележкой уже выходил из ограды. Иса спрятался за углом изгороди, а потому знахарь не обнаружил странного лазутчика.
В дальний путь народный целитель двинулся знакомой юноше дорогой – на север, в сторону Каны. Хотя в Грецию также вели пути через порты Акко и Яффа. Иса осторожно, но неотступно следовал за великаном, выдерживая безопасную дистанцию. Поэтому юному преследователю удавалось остаться незамеченным. «Свобода – состояние, при котором ты сам определяешь длину своей узды», – бормотал он известное выражение, держа живую цель в пределах видимости.
Бато шагал быстро. Ису он привёл в Кану, когда солнце в низинах ещё и росу на траве не успело высушить. Но в деревне лекарь не остановился. Отсюда он взял курс не на северо-восток, где располагалась Каперна, а на запад – в сторону Финикии.50
Этот маршрут Исе не был знаком. Юноша серьёзно отстал от Бато на окраине селения, поскольку непроизвольно задержался возле дома тётки Деворы. Опомнившись, он бросил взгляд в сторону, куда уходил его нечаянный проводник в Грецию, и понял, что потерял его из вида. Испугавшись, Иса опрометью бросился вслед за ним.
Лесная дорога часто петляла. За одним поворотом открывался другой, а юный путник всё никак не мог нагнать знахаря. Впереди показался кустарник, за которым проглядывалось поле, где неутомимый странник с тачкой должен был оказаться в пределах видимости. Потому Иса ещё наддал ходу, почти на бегу обогнул кусты и…
…налетел на Бато! Юноша даже вскрикнул от неожиданности, попытавшись отпрыгнуть назад…Ан не тут-то было! Мужчина проворно схватил его сильной рукой за шиворот точно щенка и прошипел: «Ты чего, соглядатай, за мной шныряешь, а?!»
– Я…это…того…, – трепыхаясь испуганной пташкой, растерянно залепетал пойманный с поличным пленник.
– Чего того?! – свирепо рявкнул Бато, чувствительно встряхнув пойманного.
– Я того…Иду сам по себе…Сам по себе…, – продолжал смятенно мямлить тот.
– Ага, сам по себе, – ничуть не поверил ему вершитель его судьбы. – От самого постоялого двора! Аж из Арета!…Или тебе шею свернуть?!
– Не надо шею, дяденька Бато! – прорвало, наконец, паренька, который теперь орал вполне отчётливо.
– Ну, вот и признался! – пугающе заиграл желваками на скулах силач. – И имя моё назвал…
– Так я же Иса! – словно волшебное заклинание выкрикнул пленник.
– И что с того, что Иса?
– Я сын Оса и Ма из Арета!
– Оса и Ма?
– Ну да…Наша пещера на горе…Недалеко от храма…Ты ещё помогал мне родиться! Тогда ещё Венера в пригороде Салема поднебесье осветила! А в Арете ты меня лечил от простуды.
– А-а-а…Было дело, – припомнил Бато, вглядываясь в Ису. – Только кто подтвердит, что ты – тот самый Иса? Тот Иса маленький был…
– Так я же не мог не вырасти! – логично возразил юноша. – Вот если бы я остался прежним, то да – это было бы более чем подозрительным!
И он засмеялся, несмотря на остроту момента.
– Да, тот Иса, как и ты, умел убеждать, – улыбнувшись, согласился с ним странник, ослабляя хватку.
– Наконец, кто, кроме Оса, мамы, меня и тебя, дядя Бато, знает про Салем, про Венеру?! – усилил словесный натиск паренёк.
– Ну, хорошо, – оглядевшись по сторонам, отпустил подозреваемого знахарь. – Предположим, ты тот самый Иса. Но…зачем ты следил за мной?! Только не ври, а то я не поленюсь и уволоку тебя обратно к Осу…И мы на пару тебя выпорем!
– Оса нет, – печально вздохнув, сказал ему юноша.
– Как это – Оса нет?
– Он…умер, – проглотив горестный комок, пояснил беглец из дома.
– Ос умер!? – поразился его собеседник.
Вот тогда Иса рассказал и о последнем разговоре с Осом, и о Пантере, и о том, как он подслушал разговор Бато с клыкастым старичком на базаре.
– Пантера Халкос, – раздумчиво проговорил Бато, едва рассказчик умолк. – Стало быть, ты хочешь найти своего отца и доподлинно узнать, кто он?
– И доподлинно узнать, кто я! – горячо дополнил его паренёк. – Понятно, что я – сын Божий, как и все мы…но…
– Халкос на греческом значит «медь», – принялся рассуждать опытный мужчина, присаживаясь на кочку. – Само по себе это ни о чём не говорит. «Аркадий Халкос», скорее всего, значит, что твой отец из местечка, где добывают медь. Есть такой город – Халкида на острове Эвбея. Это недалеко от Афин. Может, он оттуда?
– Наверное, – усаживаясь подле Бато, обрадованно поддержал его Иса.
– Хм, – критически хмыкнул тот. – Пешком только туда – это года два. Не меньше. А вдруг он из Халкидона? Это городишко на Боспоре Фракийском.51 Это ближе. За два года можно обернуться туда и обратно.
– Боспор Фракийский…Это пролив возле Фракии52? – проявил осведомлённость юноша, вспоминая уроки Мардохея.
– Ориентируешься? – удивился Бато. – Да, это пролив между Пропонтидой53 и Скифским морем54. Ну, и куда же твой курс? – не без иронии обратился он к своему юному визави.
– Сразу и не скажу, – обескураженно признался Иса. – Но, обычно, задачи решают в порядке очерёдности. Значит, пойду туда, что поближе, а понадобится – дальше.
– А заблудиться не боишься?
– Вот поэтому я и увязался за тобой, дядя Бато.
– А разрешения спросил? А ежели я буду против? Или пойду другой дорогой?
– Тогда…Тогда у меня выбора нет, – с непоколебимой твёрдостью заявил Иса. – Пойду сам. И будь что будет!
– Н-да…, – размышляя, прищурился Бато. – Так и быть, до Халкидона я тебя беру. До него наши стёжки-дорожки совпадают. А дальше – ты уж сам…Идёт?
– Идёт! – просиял лицом юноша.
– Но учти, парень, тебе придётся помогать мне: и тележку по очереди станем тянуть, и больных обхаживать…
2
Так начался самый долгий переход в жизни Исы, в процессе которого он овладевал азами целительского мастерства. Широко шагая по каменистой дороге, Бато учил его, что ногти лекаря должны быть коротко подстрижены, а руки – вымыты кипячёной водой (желательно дождевой). Аналогично предварительной обработке в виде омовения водой предаётся и врачебный инструмент, и оперируемая часть тела больного. При необходимости пациент до начала процедур подвергается обезболиванию, в том числе путём внушения.
– Обезболивание путём внушения! – удивлялся новоиспечённый помощник знахаря, подстраиваясь под темп передвижения наставника. – Разве такое возможно?
– Ещё как возможно! – уверял его наставник. – Вот скажи-ка мне, парень, по поводу чего чаще всего люди обращаются к нашему брату лекарю?
– Ну-у-у…, – задумался тот. – Я ведь кроме тебя, Бато, ни у кого больше и не бывал. Наверное,…из-за переломов?
– Не-а. В холодное время – из-за простуды, а круглый год – из-за зубов. Ты что, ни разу не видел зубодёров?
– А-а-а, – припомнил Иса, – Видел. Когда ходил из Еврона на побывку домой, то в Салеме на рынке видел этого…каламистра55. Так он сначала одному мужику волосы стриг, а потом у другого зуб выдирал.
– И как тот мужик с зубом?
– Ему сначала вина дали, но когда каламистр стал зуб вытягивать, мужик всё равно верещал и это…матерился. Кровище! Жуть! Кто ждал своей очереди – все разбежались!
– То-то же! – реагируя на слова Исы, столь радостно воскликнул Бато, словно и ему тоже удалось удрать от кровожадного зубодёра. – Видишь! Выпивка сама по себе не облегчит. А вот ежели человеку сделать нужное наущение, настроить его, то он и орать не будет.
– Ну да?!
– Именно. Только умеючи это надобно делать. И, конечно же, человек должен доверять целителю. Вот когда ты был маленьким, то случалось падать, ушибаться?
– Угу.
– И к кому ты бежал?
– …К маме, – глубоко и прерывисто вздохнув, ответил Иса.
– А она что делала?
– Хм…Дула на ушибленное место, гладила, целовала…
– И помогало?
– Ага.
– То-то же! Так же и остальные люди. Когда человек мается зубом, он на знахаря глядит как на бога. И тут важно подкрепить его веру, а затем дополнить грамотными действиями. Конечно же, и самому надо быть готовым. Я себя внутренне заранее настраиваю к приёму. И к моменту воздействия на больного у меня, допустим, руки будут чуть теплее или холоднее, чем обычно. По надобности.
– А когда, Бато, ты это покажешь?
– Да вот скоро придём в большую деревню Старый Ханаан. Там меня уже знают. Пятый или шестой визит. И в меня веруют.
– А почему веруют?
– Да потому, что за моим словом – правда. Обещал помочь – сделал. Ни разу не было такого, чтобы подвёл. Но за неисполнимое не берусь. Ни-ког-да! Например, открытые повреждения черепа, сердца, позвоночника, загнившие раны или заражения тканей…
– Что так?
– Шансов нет. Для врачевания это пока сфера неведомого. И людей подведёшь, и уверенность в себе потеряешь. Да и ответ держать придётся…Раньше в Месопотамии врачу, ослепившему больного, отрубали руку. А если лишился зрения богатый, то и самого лекаря ослепляли.
– Ух-ты…Опасное занятие!
– А ты как думал! Вот у голозадых юбочников прежде нормальных врачей не было…
– А кто это – голозадые юбочники? – засмеялся Иса.
– Да так римлян обзывают, – разъяснил ему Бато, – Они тех, кто носит штаны, свысока прозвали варварами, а сами-то кто? Голозадые! Ведь их солдаты ни под юбками, ни под теми же птеругами56 ничего не носят. Вот, положим, у персов они переняли конницу. Стали пересаживаться на лошадей, но лезут на них, всё одно, – плешивой своей кормой. Тьфу! Так вот, прежде юбочников лечили или греки-рабы, или греки-вольноотпущенники. Зато в последнее время и они осознали, что значит «врач»: ныне у них медициной занимаются свободные люди. Но услуги эти страшно дороги. Потому обычный люд никому, кроме таких, как я, не нужен.
– Стало быть, на нас больных хватит?
– Ещё бы, – махнул рукой целитель. – Ведь что такое жизнь? Это непрерывная форма болезни, которая длится от рождения человека и до его смерти.
– Но есть же и нехилые люди, – возразил ему юноша.
– Абсолютно здоровый человек – это наивный чудак, которого не обследовал доктор, – усмехнулся великан от медицины. – Покажите мне этого шутника, разрешите с ним поговорить, дозвольте заглянуть ему в рот и в задний проход, а также дайте понюхать эти места и отобрать пробы оттуда…
– И что?! – широко раскрыл глаза один из тех оригиналов, кого имел в виду его собеседник.
– И перед вами ходячий труп! – загоготал Бато, который, как всякий нормальный медик, был в меру циником. – Вопрос времени, когда с него снимут мерку под саркофаг…Га-га-га!…
И Бато долго ещё учил Ису науке врачевания.
3
В Старый Ханаан путники пришли поздним вечером и заночевали у знакомого Бато – бывшего его пациента. На следующий день, после завтрака, малая медицинская бригада выдвинулась на полянку, расположенную близ деревенской площади. Там лекари стали готовиться к приёму: Бато раскладывал и обрабатывал врачебные инструменты, в то время как Иса развёл костёр, поставил на огонь котёл с водой, а также прикатил к центру полянки несколько широких устойчивых чурок, на которые предстояло садиться пациентам.
Постепенно на лужайке собрались местные обитатели, а также жители из окрестных деревень, которым сообщили о приходе знаменитого в некоторых кругах эскулапа. Все они желали мира пришельцам на своём языке, и рассаживались прямо на траве. Но большинство из них, кроме того, уважительно приветствовали старшего врачевателя по имени. Отвечал им не только Бато, свободно владевший местным наречием, но и Иса. Юноша здоровался не только из подражания наставнику, но и потому, что финикийский язык был похож на арамейский. А именно на арамейском разговаривали в Древней Рее.
Затем Бато перешёл к опросу больных. Он ещё раз персонально поздоровался с ними, узнал имя каждого и выяснил, что их беспокоит. Бато как в воду глядел, говоря накануне, что многие страдают зубами. Так получилось и в этот раз: четверо пришли с зубной болью, а пятый сидел с незакрывающимся ртом. Большинство же из присутствующих были родными или близкими страдальцев. Остальные – просто зеваки, которые пришли на очередное представление, даваемое целителем.
И следует признать, что Бато оправдал их ожидание, когда к вящей ажитации сельчан в несколько приёмов ввёл четверых пациентов в сонное состояние, удалил больные зубы, а затем вывел их из транса. Но если деревенские жители внимали происходящему подобно праздным ротозеям и верхоглядам, то Иса бдительно следил за процессом: лекарь предупредил его, что один из следующих сеансов помощник будет проводить под его контролем, но самостоятельно.
За первым актом Бато приступил было ко второму действию: он стал обследовать горемыку с разверзнутым ртом. Вот тут-то и случился казус…Впрочем, обо всём по порядку.
Анамнез57 Бато стал выяснять у брата страдальца, поскольку
сам бедолага говорить не мог.
– Та-ак, – осматривая травмированное место, осведомился он, – как нас зовут? Извиняюсь, забыл имя.
– Санхунйатон, – подсказал родственник.
– Как-как?
– Санхунйатон.
– Угу, – невозмутимо подтвердил уяснение информации целитель. – Можно, я буду называть его просто…кгм…Сан?
– Можно.
– И что же случилось с Саном?
– На него жена орала, – снижая тон сообщения и смущённо оглядываясь на собравшихся, пояснил брат.
– Да. Ну что же…Дело житейское. А дальше?
– Всё, – пожал плечами родственник.
– Как всё? А само-то травмирование?
– Дык…Я и говорю…, – обречённо пожал плечами родственник, дополнительно понизив голос (в то время как почтенная публика, напротив, напрягла слух). – Жена орала, орала…Ну, и вот…
– Может, я чего-то не вполне понимаю, – громко переспросил Бато. – Она орала, а травма у Сана?
– Хы-ы, – досадуя на непонятливость эскулапа и на огласку обстоятельств конфликта, скривился брат. – Шира…знаешь, как она орёт?!
– И от крика Ширы у Сана…
– Да не-е-е…Вишь ты, раньше Санхунйатон молчал, а тут его прорвало…И он впервые за всю прожитую жисть к-э-эк заорал на неё! И вот…, – со вздохом показал «семейный переводчик» на перекошенный рот потерпевшего.
– Н-да, не хватайтесь мужики за непосильную работу, – подытожил доктор.
В толпе захихикали. Но неуместную иронию Бато тут же пресёк жестом приподнятой руки. Он завершил осмотр травмированного и, разминая руки, прокомментировал его результаты: «Ничего страшного. Односторонний передний подвывих челюсти. Сейчас небольшая подготовочка, Сан, а потом я аккуратненько вправлю…»
Однако, в этом месте развития событий намерения врача были самым беспардонным образом прерваны неожиданным событием: воплями раздвигая толпу и сея ажиотаж, на полянку ворвалась женщина с ребёночком в руках. При этом уста её издавали не заурядный крик, а неистовый вой, коему позавидовал бы и раненый лесной бык. Иса даже вздрогнул и в обстановке всеобщей паники подумал, что прибежала та самая пресловутая Шира, которая сейчас начнёт добивать несчастного Сана.
Впрочем, тотчас выяснилось, что визитёрша-горлопанка никакого отношения к злополучной Шире не имеет. Просто в те времена в Финикии в принципе проживали весьма и весьма фонетически одарённые фемины.
– Он умирает, умирает! – стенала несчастная, тряся чадом перед Бато.
– Тихо! Молчать! – рявкнул лекарь, приводя её в чувство.
Женщина умолкла, но теперь из её глаз потоком хлынули слёзы. Бато меж тем бережно взял малыша, которому на вид было около трёх лет, из рук матери. Лицо мальчонки было синюшным, он дышал прерывисто и задыхался. Нос у него был неестественно раздут, а из правой ноздри что-то торчало.
– Это Мириам со своим мальцом Антипой, – сочувственно сообщил кто-то из публики.
– Мириам! Что…случилось… с твоим… сынишкой? – внятно и чётко, выдерживая интервалы между словами, задал вопрос целитель.
– Он…он со старшим…играл…, – тоже делая паузы, но из-за того, что давилась рыданиями, принялась рассказывать Мириам. – Баловались фасолью…Совали в нос…У Антипки фасолины застряли…Я в доме была…Слышу, он заревел…Выбежала… Увидела…вот энто, – указала она на сына. – Вспомнила…Сёдня же лекарь будет…Потащила его…А он уж и идти не может…И за-задыхается…За-задыхается! – и она залилась слезами.
– Ещё бы! – воскликнул Бато. – Да ты его элементарно загнала! Гляди: у меня он успокоился, продышался. Одышка и синюшность уже проходят.
Мириам и все присутствующие уже без переполоха посмотрели на Антипку и убедились, что врачеватель говорит правду.
– Надо только фасолины достать, – успокаивая Мириам, сказал Иса.
– Именно, – резюмировал его учитель, осторожно усадив мальчонку на чурку.
Впрочем, реализовать благое намерение оказалось не столь легко, как поначалу представлялось. Во-первых, зондаж зубным крючком боба, который едва виднелся из правой ноздри, не позволял сделать зацеп. И во-вторых, лишь только эскулап притронулся к носу ребёнка, как тот испуганно задёргался и захныкал. И вот тут Бато всем доказал, что настоящий профессионал работает не только эффективно, но также творчески и даже артистично.
Повернувшись к сельчанам, он, в нетерпении щёлкнув большим и средним пальцами руки, спросил:
– У кого-нибудь есть…этот…рыболовный крючок?
– …Есть! Есть! – первым среагировал вихрастый пацанёнок из толпы.
– Давай.
– На! – довольный, что пригодился в таком важном деле, пацанёнок шустро отцепил замызганный крючок от пояса, протянув его лекарю.
И пока Иса очищал рыбацкий аксессуар, сам лекарь разжал кулачок Антипки, в котором малыш сжимал стручок фасоли. На глазах у изумлённой публики, решившей было, что кое-кто стал сходить с ума, Бато извлёк из стручка боб и засунул его себе в нос таким образом, что тот чуть выступал из ноздри. Затем он взял у Исы крючок и, наощупь нанизав на него фасолину, вытянул её будто рыбку из проруби.
Увидев такой фокус, Антипка не мог не проникнуться доверием к мастеру по «вылову бобов». И позволил ему проделать то же самое с собой. Несколько манипуляций и, под одобрительные возгласы деревенских жителей, Бато извлёк из носика малыша первый посторонний предмет. Теперь настал черёд второго.
Со вторым бобом всё обстояло гораздо каверзней: он миновал узкий носовой проход и находился в носовой полости. При каждом прикосновении к нему он перемещался вглубь – к преддверию носоглотки, причиняя боль маленькому Антипке. До этой фасолины и добраться-то было сложно, не поминая уж про то, чтобы крючком зацепить. В крайнем затруднении Бато выпрямился и, почёсывая ухо, огляделся по сторонам, ища выход из тупика. И тут его осенило!
Эскулап от бога прошёлся по полянке, отыскивая нечто, ведомое только ему. И нашёл то, что искал: он сорвал травинку с метёлкой в верхней части. Подумав, он сорвал ещё одну. И с таким «вооружением» вернулся к малышу. Продемонстрировав травяной сбор Антипке, Бато…засунул одну из травинок себе в нос и…оглушительно и раскатисто чихнул…
