Олег Владимирович Фурашов
Са, Иса и весь мир
Лишь после этого Иса с удовольствием скушал три ашишимки. А по завершении трапезы, когда все встали, он подбежал к Осу, обнял его, поднял лицо кверху и сказал: "Спасибо,…папа!"
Ма от неожиданности выронила глиняную плошку, а Ос вздрогнул и распрямился, став едва ли не на целый локоть выше. Затем старый мужчина с силой привлёк Лучика к себе. В полной тишине прошло какое-то время, прежде чем Иса смог взглянуть на Оса. И он увидел на глазах своего кормильца слёзы, которые тот поспешно стряхнул, мотнув головой.
Отныне Иса стал обращаться к Осу именно так. Но исключительно в тех случаях, когда они оставались вдвоём. Так уж повелось. Ос же стал называть его сыночком.
6
Ранним утром следующего дня, даже не позавтракав, Иса отправился к дому дяди Шэра, предусмотрительно прихватив с собой тачку. В неё он положил фисташки и четыре ашишимки, завёрнутые в тряпицу.
Увы, у дома на большом валуне никто не сидел. Да и округа пока была пуста. Но это оказалось мальчугану на руку, ибо у него имелась необычная задумка, подлежащая исполнению без свидетелей. Он взял орешки и аккуратно разложил их в траве близ камня, на котором любила сидеть Ма-Волнистые волосы.
Теперь всё было готово для представления. Однако Танцующая девочка и не собиралась выходить на улицу. Маленькому кавалеру пришлось ждать весьма долго. Лишь когда солнце поднялось довольно высоко над горизонтом, из дома дяди Шэра соизволила показаться Ма.
– Мир тебе! – сказала она.
– Мир! – чуть сердясь, ответил ей Иса. – Ты почему так долго не выходила?
– Я спала, – ответила девочка. – Вот, увидела тебя и сразу вышла. Даже не покушала.
– А у меня ашишимки! – обрадовался удаче поклонник
пришелицы из Далены.
С этими словами он усадил девочку на валун, а сам взял из тачки оладышки и принялся угощать ими прелестницу. Для себя Иса взял только одну ашишимку, но ему было так приятно кормить девочку, что он забыл про голод.
– Кушай-кушай, – говорил он, подавая ей одну оладышку за другой.
– Вкусно! – проговорила Ма, надкусывая третью ашишимку, и вдруг застыла, точно громом поражённая, глядя под ноги с приоткрытым ртом.
– Ты чего? – с невинным видом осведомился мальчик.
– Вон, глянь! – указала девочка пальчиком вниз. – Это что? Фисташки, что ли?
Она передала Исе недоеденную оладышку, сползла на траву и стала разглядывать и собирать орешки.
– Да, фисташки! И здесь…, – бормотала она. – И здесь…Ой, да их много!
– Ах, вот ты о чём, – с деланным равнодушием произнёс Иса. – Конечно это фисташки. Пока ты спала, я попросил Всевышнего, чтобы он подарил нам дождь из орешков. И вот, видишь, Господь снизошёл до нас.
– Да-а-а?! Дождь из орешков? Хм… – на краткий момент, но попалась в ловушку Ма.
И даже посмотрела на небо. Но потом она всё же сообразила, что это милая шалость её почитателя. Тогда девочка упала в траву и стала смеяться вместе с ним и над забавной выдумкой, и над собственной наивностью, и над комичной ситуацией, в которую попала…
– Ой! – хохотала она. – Я всё поняла!
– Что? Что ты поняла? – спрашивал её Лучик.
– Ой! Я поняла, что ты меня…что ты меня…что ты меня соб…соб…соблазняешь! – кое-как сквозь смех проговорила Ма.
Затем Иса катал Ма, а когда уставал, то присаживался прямо к ней на край кузова, и по её просьбе рассказывал стародавние сказки, а также случаи из своей жизни.
– Однажды, – повествовал мальчик, – мы с Осом ходили на рыбалку. Поймали только одну рыбку. Мама её пожарила. Всем понемножку досталось. Мама с Осом покушали и сели на солнышке возле пещеры. Я же сперва дочитал один свиток, а потом тоже решил покушать. Достал из своей ниши плошку с рыбой. А киска рядом крутится, прямо в плошку лезет. Я ей и говорю: «Имей совесть! Тебе мама с Осом уже давали, а я ещё и попробовать не успел. Вот останется немножко и я тебе дам». Тут вдруг Муре стало плохо: она зачихала, стала кашлять, захрипела и упала. Я испугался, выбежал на улицу и кричу: «Кошке плохо!» Мы с Осом и мамой вбежали в пещеру, глядим, а Мура доедает мою долю. Увидела нас, опять захрипела и упала с закрытыми глазами. А немного погодя приоткрыла глаза и глядит, что мы делать будем. Хитрюга!
Ма долго смеялась, а успокоившись, попросила: «Ещё!»
– Ты сама-то, как Мура, – сказал Иса.
– Ага, – согласилась девочка. – Ещё расскажи.
– Ну, ладно, слушай, – довольно проговорил мальчик. – Однажды я проснулся раным-рано от какого-то шума. Мама тоже не спит. Вижу, шум от того, что у нас ночует какой-то толстый дяденька, да ещё и храпит. Мама объяснила, что Ос с этим дяденькой поздно пришли с работы из Каны. Это день пути от Арета…
– Да знаю, знаю, – перебила его девочка. – Кана – на пути в Далену.
– Так вот, – продолжил Лучик, – не спится нам…Мы сели на валун возле дома. Сидим, тихонечко разговариваем. Вдруг в пещере кто-то как заорёт! Будто зарезанный! Мама даже подпрыгнула, а я с камня свалился…Мы – скорей туда. А там толстый дяденька сидит на ложе и орёт. Возле него стоит Ос, а за ним – Дося.
– А… – та, что ваша коза?
– Да. Так вот, когда дядя проорался, то объяснил, что ему снилось, будто его красивая женщина целует. Но он же чувствует, что в него что-то взаправду тычется. Открыл глаза: перед ним морда страшная. Рогатая да бородатая. Да глаза на него пучит. Да говорит не по-человечески. Он уж решил, что в ад попал. А дело-то в том, что даже Досе надоел его храп. Она выскочила из загородки, и давай его лизать и бебекать. Тут-то он и заорал…
Над этим рассказом Ма хохотала сильнее, чем над первым. Она даже прижалась к лицу Исы своей атласной щёчкой, отчего у него сердечко заколотилось быстро-быстро.
– Ещё! – попросила пришелица из Далены таким тоном, точно была малышкой, которая младше Лучика на два года.
– Так и быть, – не заставил себя долго уговаривать её почитатель. – Однажды у Доси заболел живот. И она долго не могла покакать. Может, дней пять. Наверное, съела что-нибудь…Мама уж и не знала, что с ней делать. И вот, пригоняю я её с пастбища, загоняю со светлой улицы в тёмную пещеру, а тут Мура неожиданно как прыгнет на неё сверху!…И Дося с перепугу сходила сразу за все пять дней…Даже и мне досталось…
И вновь девочка смеялась и льнула к нему щёчкой, а юный рассказчик сидел радостный и улыбался. Потом Ма танцевала, а Иса прихлопывал ей в ладоши. И всё было бы хорошо, если бы на горизонте не «нарисовалась» странная процессия.
Снизу в гору поднимался ослик, на котором сидел толстощёкий мальчик, а возле них вышагивал темнокожий верзила.
– О! Бога-тень-кий Ма-руф едет, – известила Ису Ма, переставая кружиться.
– Это который из каменного дома, – уточнил Лучик, ощущая, как светлое настроение покидает его.
– Ага. Ослика зовут Тыр. Раба зовут Эду.
– Какого раба? – не понял мальчик.
– Ну, тот дылда, что идёт за Маруфом и Тыром, – пояснила ему собеседница. – Маруф сказал, что Эду ливиец.
– Какой ливиец?
– Не знаю, какой-то ливиец. Эду – раб Маруфа. Он всюду ходит за ним и его охраняет.
Иса в изумлении смотрел на приближающееся к ним шествие широко раскрытыми глазами, будучи не в состоянии проронить хотя бы слово, настолько его поразил тот факт, что рабы существуют в реальности, да ещё в таком виде: взрослый человек находится в услужении у какого-то пацанёнка. Он-то полагал, что такое могло быть лишь в старозаветные времена.
Между тем, Эду остановил ослика и помог слезть господину.
– Добрый день тебе! – словно и не заметив Исы, обратился Маруф только к Ма.
– И тебе! – ответила та.
– Сохаз!3 Из Персии, – протянул ей маленький богатей жёлто-коричневую плитку.
– О! – проронила девочка, принимая лакомство и отгрызая от него кусочек. – Сладко!
– Кушай-кушай, – заулыбался соблазнитель. – Да ты на осла сядь – так вкуснее.
– М-м-м! – с наслаждением протянула сладкоежка, поглощая второй кусочек.
– Эду, посади её, – приказал Маруф слуге.
Тот послушно подал руку красавице и помог ей устроиться в седле.
– М-м-м, ужас до чего вкусно! – повторяла девочка, поглощая сохаз.
– Кушай-кушай, – льстиво потчевал её богатей.
– Подождите, – поудобнее усевшись на осле, опомнилась и огляделась по сторонам Ма. – А-а-а…где Иса?
Однако Иса был уже далеко от них. Он уходил, понуро сгорбившись и волоча за собой тачку. Наивный аретский романтик больше не желал знаться со столь ветреной особой.
7
Подойдя к своему дому, Иса увидел, что Ос в одиночку что-то мастерит возле пещеры.
– Пап, что ты делаешь? – со вздохом спросил мальчик, стараясь отвлечься от печальных мыслей.
– Исполняю заказ одного знатного аретца, – ответил тот.
– Пап, мы богатые?
– Ну, что ты, милый мой! – засмеялся Ос. – Мы – так себе.
– А почему одни богатые, а другие – так себе?
– Судьба и труд, – кратко ответил старик.
– Это как?
– Вот мы с Ма работаем?
– Ещё как! Ты с утра до вечера спину гнёшь. Мама работу по дому сделает, а потом половину Нижнего Арета обшивает. Все пальцы себе исколола.
– Вот ты сам, сынок, и ответил: не судьба. Где-то родился не там, где-то не повезло, где-то надо было оттяпать добро у ближнего своего, а я так не могу…Вот ты, мальчик мой, не задумывался, почему говорят: богатый, богач? – интонационно выделил первые половинки двух последних слов Ос.
– Нет.
– А я задумывался. То бишь, тем самым хотят подчеркнуть, что состоятельные не стяжали имущество, а Бог их наградил. Свыше пришло. И думается мне, что словечко это сами богатые и придумали, чтобы прикрыть свою скаредность. Они, конечно, денно и нощно стараются прирастить состояние, но не абы своим трудом. Горазды они тянуть соки из других людей.
– Стало быть, нельзя быть и богатым, и честным, и справедливым?
– Почему же…Можно. Но после того, как уже хапнул. А что ты, Лучик, про то спрашиваешь?
Тогда Иса рассказал ему о событиях у дома дяди Шэра. И заканчивая повествование, он выстрадано подвёл горестную черту:
– Вот отчего…женщины такие…
– Непостоянные? – подсказал ему нужное выражение опытный в житейских делах человек.
– …Да, непостоянные?
– Да нет. Они постоянные, – не согласился Ос. – Они постоянно любят богатых.
И после некоторой паузы двое кое-что познавших в этой жизни мужчин дружно засмеялись.
– Шучу! И не вздумай падать духом, Иса, – подбодрил мальчугана его единомышленник. – Эта девочка вовсе не Маруфа выбрала. Она выбрала осла…да сладости, которые у этого Маруфа есть. Ан самое главное, что ты увлёкся тем, что видел. Но за видимостью пряталось то, что любить не стоит. Это как олеандр: цветки красивые, однако сок их, попав в глаза, вызывает слепоту.
– Но…если хочется любить и вас с мамой, и Досю с Мурой, и ещё…весь мир?
– И люби. Но лишь то в мире, что достойно любви.
8
Только на третьи сутки после немой размолвки с кокеткой из Далены Иса проснулся в хорошем расположении духа. Он вышел из пещеры и посмотрел в долину: денёк выдался тёплым, солнечным и многообещающе светлым. И тогда мальчик потянулся и восторженно и негромко проговорил: «Мир, я люблю тебя!»
Он хотел добавить, что особенно любит маму, Оса, Муру и Досю, но его опередил голос, раздавшийся позади него. «А меня?» – полюбопытствовал голос.
Иса вздрогнул, оглянулся и увидел Ма, которая сидела на пригорочке, сбоку от хижины.
Девочка поспешно вскочила и подбежала к своему недавнему другу, ибо увидела, что он нахмурился и хотел уйти. Она схватила его за руку и жалобно попросила: «Иса, подожди! Я больше так не буду! Никогда не буду!»
Но тот непримиримо стал вырывать руку, и тогда в ответ Ма торопливо заговорила как молитву последней надежды:
– Мы с папой и мамой скоро уходим обратно, в Далену…На днях…Вдруг я тебя больше никогда-никогда не увижу! Прости меня!
– Когда уходите? – спросил мальчик, поскольку довод его мучительницы многое менял.
– Вот! – поспешно выставила четыре пальца на правой руке та.
– Это четыре дня, – смягчаясь, улыбнулся её невольный воспитатель.
– Да, через четыре дня, – подтвердила Ма из Далены.
– Ты, взаправду, больше так не будешь делать?
– Да, никогда-никогда. И Маруф мне не нужен! Он когда говорит, то слюни летят…
– При чём тут Маруф?! – снова начал сердиться Иса.
– Ни при чём! – торопливо согласилась с ним кудрявая красавица. – Это я так…К слову…Просто, я хочу дружить только с тобой!
Таким образом они и помирились. И ещё целых четыре дня Иса гулял с Ма. И хотя порой она невольно заносилась своей красотой и строила глазки другим ребятам, но каталась исключительно на тачке Исы, держалась только за его руку и ела лишь его ашишимки.
Однако всему приходит конец. Вскоре Ма с родителями ушла в Далену. Зато при прощании она прошептала Исе, что будет тосковать по нему и ждать возвращения в Арет.
Глава вторая
1
Иса долго-долго скучал по черноглазой красавице из Далены, но затем произошли события, которые смягчили горечь разлуки. Ос стал брать Ису с собой по субботам в аретский молельный дом. Благо, то заведение находилось на горе, недалеко от места проживания Исы.
Вокруг святого места была возведена ограда. Пройдя двор, прихожанин попадал в собственно дом, состоявший из переднего притвора, за которым располагалось Святилище – общее молельное место, и далее – Святая святых. В Святая святых вхож был только священник – коэн по имени Наал.
Коэн выходил из Святая святых в Святилище, и начиналась служба. Священник рассказывал собравшимся о важных событиях из истории Древней Реи. Потом он плавно и логично переходил от фактов прошлого к поучительным случаям из жизни людей – притчам. Завершал всё это коэн молитвой, преимущественно оглашая её наизусть, а отчасти – зачитывая из Святого Писания. Его обращение к Всевышнему подхватывала и повторяла вся паства.
"Не я говорю! – зачинал Наал, – Но Господь говорит словами из Священного Писания чрез мои уста! Вот они: "Внимай, Древняя Рея! Господь ваш один! Благословенно славное Имя царства моего Древней Реи во веки веков! Любите Бога Своего всем сердцем и всей душою! Помните эти слова в доме и в дороге, ложась и вставая, дыша и умирая на пути ко Мне! И коли послушаетесь повелений Моих, любя Господа Вашего, то дам Я земле вашей в срок и дождь после сева и дождь перед жатвой! И сберёте вы хлеб свой, и приготовите вино своё, и масло от олив своих! И дам вам Я траву в поле для скота, и будете есть вы досыта…"
Красивая речь Наала лилась подобно мёду из большого кувшина в маленькие души-плошки каждого из прихожан. И Лучик, очарованный священнодействием, мечтал о том, что однажды и он станет коэном. Самым великим коэном, которому с благоговением будет внимать вся Древняя Рея.
Служба заканчивалась, но мужчины оставались в Святилище. Они задавали священнику животрепещущие вопросы, а тот степенно, со знанием дела на них отвечал. Коэн знал каждого мужчину по имени, а равно и их домочадцев, был в курсе их социального положения и семейных дел. И это придавало ему дополнительный авторитет.
Ребятня, поджидая отцов своих, играла во дворе, и лишь Иса оставался со взрослыми и слушал их беседу. Наал, конечно, сразу заприметил любознательного мальчугана, который иногда прибегал к молельне самостоятельно, без сопровождения взрослых. Но и только. Никаких особых знаков внимания он ему не оказывал. Всё изменил случай, произошедший после одной службы.
2
Солнечным днём по окончании обедни Наал вышел из Святилища с мешочком в руках и с двумя игральными досками. Иса из молельни вышел несколько раньше. Он смотрел, как мальчишки во дворе играют в шары. Когда коэн проходил мимо них, то у него из мешочка по рассеянности высыпались принадлежности для игры. Иса тотчас подбежал к священнику, чтобы собрать рассыпавшиеся предметы. Но ещё не начав подбирать их, мальчик проговорил: "Тридцать семь".
– Что, тридцать семь? – спросил у него Наал.
– На землю выпало тридцать семь штук, – пояснил ему нечаянный помощник. – Двадцать семь фишек и десять пирамидок.
– Ты, наверное, просто догадался, что у меня в мешочке было два набора для игры, раз я нёс две игральных доски к ним, и поэтому понял, сколько фигурок выпало, – усмехнулся коэн, пересчитав предметы. – Но ты всё равно молодец! В твоём возрасте большинство и до трёх считать не умеют, а ты знаешь, сколько вещей входит в два набора.
– Нет, я успел посчитать. Ведь я же не знал, что в мешочке осталась одна фишка и две пирамидки, – парировал выпад священника Иса.
Озадаченный Наал потряс мешочком, и из него на землю в самом деле выпали две пирамидки и фишка. К тому времени возле них уже стали собираться мальчишки и взрослые. Увидев, что дитя право, мужчины засмеялись. "Этого не может быть! – чуть смутился и озадаченно потряс головой моэн. – А ну-ка, проверим…" И с этими словами он высыпал из мешка часть только что собранных принадлежностей.
– Двадцать девять, – сходу определил экзаменуемый. – Двадцать фишек и девять пирамидок.
– Двадцать и девять…Двадцать и девять…, – забормотал экзаменатор, сортируя фишки и пирамидки в разные кучки.
Пересчитав "посеянные" им самим предметы, священник потрясённо признал правоту ребёнка. В толпе кто-то удивлённо присвистнул. "А ну-ка, ещё!" – азартно выкрикнул Наал, теряя ипостась того, кто общается с небом. И он ещё трижды проверял способности Исы, прежде чем выдохся, ибо всякий раз мальчуган давал мгновенные и безукоризненные ответы.
– Н-да…, – не сразу и нашёлся, что сказать экзаменатор. – У тебя редкие способности к счёту. Знаю, что ты приходишь сюда с Осом. А как тебя звать?
– Иса.
– И что ты ещё, Иса, умеешь?
– Я умею читать и немного писать. А ещё знаю наизусть все молитвы, что слышал в Святилище, или читал в свитках, которые мне давал Ос.
– Все молитвы – невозможно! – категорично, было, заявил коэн, ан тут же, памятуя о конфузе с фишками, сменил тон. – Так уж и наизусть? – усомнился он.
– Да! – уверенно опроверг его сомнения Иса.
И без всякой паузы и на одном дыхании мальчик продекламировал молитву "Внимай, Древняя Рея!" Причём, он не просто по памяти воспроизвёл её, но и интонационно передал особенности речи Наала, его манеру держаться и даже его мимику. Было очень похоже. Когда Иса закончил, все прихожане поневоле сделали поклон, а после некоторой заминки, придя в себя…расхохотались. Священник хохотал вместе со всеми. И даже добавил: "Хорошая замена мне растёт!"
Наконец, все успокоились.
– Так-таки, ты помнишь все молитвы? – уже не рискуя спорить, спросил аретского уникума Наал.
– Угу, – кивнул тот.
– Ну что-то же ты забываешь?
– Это как?
– Допустим, тебе дали задание, а ты упустил это. Ведь ты же, наверное, слышал, как другие говорят, когда поленятся: "Ой, забыл!"
– Ага, – смутился Иса. – Однажды я так сказал маме, когда не принес воды с родника. Но, по правде, я не забыл. И я маме признался в том. Просто, неохота было выходить из игры с мальчишками. А так я всё-всё помню.
– Чудеса! – сказал коэн, окидывая его пристальным взглядом. – Ты хотя бы знаешь, что это за игра? – спросил он Ису, покачивая рукой игральные доски.
– Да, – кивнул ему маленький потрясатель воображения жителей города Арет. – Это Королевский Ур.
– Играть можешь?
– Я только смотрел, как другие играют. Но, думаю, что сумею…обыграть любого.
– Ну, уж! – на сей раз решительно возразил священник, будучи лучшим игроком в Королевский Ур в Арете. – Чудес много не бывает. Идём! И ты убедишься, что был не прав.
И Наал, соответственно статусу, возглавил ход паствы к лужайке у забора, где обычно мужчины коротали досуг.
3
Игра в Королевский Ур за несколько веков и через несколько стран перекочевала в Древнюю Рею из шумерского города Ур4. В ней на доске состязались двое игроков, каждый из которых имел по набору из семи фишек (у одного – чёрные, у другого – белые) и трёх игровых костей в виде пирамидок. На каждой грани пирамидки были нанесены цифры от ноля до трёх. Игроки по очереди бросали кости и двигали свои фигурки по клеткам доски согласно выпавшим цифрам. Задача заключалась в том, чтобы провести свои фишки на противоположную сторону доски (в своё "королевство"), попутно препятствуя фигурам противника, двигавшимся навстречу. Поскольку в этой забаве большую роль имело везение (в зависимости от того, какие на пирамидках выпадут цифры), игра длилась до победы одной из сторон в трёх партиях.
Первую партию Иса Наалу проиграл. Он поневоле ввязался в то, что не столько строил проходы для своих фишек, сколько препятствовал движению "войск" священника. Такая тактика влекла подчинённость замыслу соперника, и закономерно привела к краху. Причём, когда мальчик раньше смотрел за игрой со стороны, ему нравилась именно атакующая стратегия. А тут, в дебютной схватке, он изменил сам себе.
Потому во второй партии Иса в корне изменил манеру действий на доске, организуя прорывы своими фишками-бойцами. С каждым броском пирамидок он играл всё увереннее, но, несмотря на отчаянную борьбу, в самой концовке всё же уступил коэну. К тому же, в финале этой партии за Наала откровенно сыграла удача: основания всех трёх пирамид "встали" на нолики. Каждый нолик давал право на максимально возможное количество ходов – по четыре. Это обстоятельство и предопределило исход второй битвы.
Зато в третьей партии фортуна с первого же хода улыбнулась юному участнику Королевского Ура: брошенные им костяшки "застыли" на гранях, на которых были высечены циферки "0", "3" и "0" – одиннадцать ходов. Иса сразу захватил инициативу, занял центр доски, создал на клетках своими фишками коридор, и провёл своё "войско" до самого "королевства", тогда как фигуры его оппонента всё ещё "топтались" на стартовых позициях. Промежуточная, но победа!
Четвёртую и пятую партии вдохновлённый Иса выиграл уже без всякого "фарта". Он одолел соперника благодаря точному расчёту множества вариантов, из которых выбирал наилучшие. Со стороны, для болельщиков, его триумф выглядел невероятным стечением обстоятельств. Сам же Иса знал, что никакого чуда не было: просто в его сознании фишки молниеносно двигались сами собой и отрабатывали до логического завершения версии возможных комбинаций, показывая их приемлемость или непригодность.
Озадаченный Наал незамедлительно предложил сыграть новую игру. Зря он это сделал: Иса окончательно уверовал в свои силы и выиграл три партии подряд.
Народ по-разному реагировал на фиаско бывшего лучшего игрока в Королевский Ур от "сопляка". И здесь нужно отдать должное священнику, который даже в этой ситуации поступил сообразно своему религиозному положению. "Вот что бывает, – обратился он к пастве, – когда Бог одного из нас поцелует в лобик!"
И коэн поклонился небу. И погладил Ису по голове.
4
С того знаменательного события Иса стал в Арете знаменитостью. Только самые близкие ему люди ничуть этому известию не удивились: уж они-то всегда знали, что Всевышний ниспослал им не обыкновенное существо, но чудо-ребёнка (как считал Ос) и Сына Человеческого (как свято веровала Ма).
Иса всей душой стремился к проповеднической деятельности. Храм его манил подобно светлой сказке. И тогда Наал приблизил его к мечте. Он позволил мальчику помогать привратнику при молельном доме в наведении порядка, а также, оценив правописание и каллиграфический почерк феноменального самоучки, разрешил ему переписывать тексты из Святого Писания. Но не сразу. Прежде коэн согласовал этот вопрос с самим первосвященником из Салема, ибо рукописи, как правило, изготавливали специально подготовленные писари – масореты.
Вообще-то, Исе не особо нравилась писанина, но ведь взамен он получал возможность без ограничения читать Святое Писание, изложенное яркими красками на добротной выделанной животной коже. Когда что-либо из истории Древней Реи было духовному питомцу Наала непонятно, то священник давал ему разъяснения.
Сверх того, коэн, учивший грамоте детей богатых людей, позволял Исе слушать уроки из соседнего помещения. На большее Наал пойти не мог, поскольку Ос и Ма, само собой, не в состоянии были платить за обучение Исы. Но непритязательный воспитанник, подобно ростку, что из-под каменной плиты стойко тянется к солнцу, столь же упрямо рвался к знаниям, и потому испытывал искреннее упоение даже от таких занятий «из-за угла». Столь своеобразная учёба длилась почти два года, за которые мальчик существенно продвинулся в овладении богословием. Его родные также тихо радовались удачному стечению обстоятельств, ибо видели, как не по возрасту быстро развивается Иса.
Наконец, Наал, когда у него было свободное время и хорошее расположение духа, вёл с Исой долгие и содержательные беседы то по собственному разумению, то по инициативе питомца. И чем далее, тем более монологи священника превращались в диалоги с пытливым учеником, в ходе которых последний аргументированно отстаивал своё мнение. И по мере взросления мальчика всё чаще почвой для обмена мнениями становилась не богословская сфера, а реальная жизнь.
5
В тот день Иса шёл к святому месту не обычным кратчайшим путём от своего дома, а поднимался от реки. До того он на лугу смотрел как аретские ребята играли в «ямки». Когда солнце поднялось высоко и стало жарко, игроки разбрелись кто куда, а Лучик двинулся в сторону святого дома незнакомой дорогой.
Шагая вдоль глинобитного забора, он внезапно услышал плач и вопли о помощи, а также странные звуки: будто куски жидкую глину бросали с высоты наземь. Шум доносился с другой стороны ограды. И Иса поспешил туда. Вход внутрь ему преградила невысокая калитка, подпёртая изнутри колом. Но, поскольку звали на помощь, воротца не остановили маленького спасителя. Он легко перелез через них и побежал к месту происшествия.
Во дворе он сначала увидел испуганных девочку и мальчика приблизительно его возраста, по лицам которых текли слёзы, а дальше – тщедушного мужичонку, за волосы волочащего по земле ойкающую дородную женщину и наносящего ей удары. «Ослик бьёт верблюда», – невольно мелькнуло в голове у Исы наивное сравнение. Но это был лишь проблеск, потому что в следующее мгновение он, впервые видевший такое безобразие, с криком: «Дяденька, так нельзя!», с силой толкнул драчуна, в очередной раз занёсшего кверху правую руку.
От резкого тычка мужичонку повело вбок, тот выпустил из левой руки волосы жертвы и, нелепо семеня заплетающимися ногами, упал под забор.
Наступила тишина и пауза в «боевых действиях». Детишки и женщина с крайним удивлением взирали на метаморфоз ситуации. Должно быть, до внезапно появившегося заступника никто столь бесцеремонно не обращался со скандалистом.
Буян, меж тем, шатаясь и вихляясь всем телом, поднялся с земли. «Пьяный», – догадался Иса, прежде видевший людей в таком состоянии во время Пурима5. Мальчуган неотрывно и напряжённо следил за мужичонкой, не зная, что от того можно ожидать. И всё же, несмотря на сосредоточенность и готовность, он вздрогнул, когда дебошир повернулся к нему передом: пьяница был одноглазым. Точнее, у него были оба глаза, но правый вытек, и сейчас в глазнице шевелилось месиво, похожее на гнилую сливу. Кроме того, вместо левой ноздри у него зияло отверстие, ведущее внутрь черепа.
Самозваному защитнику женщины стало жутко. Тем более что страшный мужичонка пошёл на него, угрожающе разведя руки и злобно завывая и подхихикивая, словно гиена. Конечно, пьяница ростом был далеко не Голиаф6, так ведь и Иса был ещё не Давид7. Однако, мальчик, вспомнив Святое Писание, оглянулся в поисках какого-нибудь орудия. И увидел кол, валявшийся неподалёку.
Он схватил палку и предупредил жуткого уродца: «Дяденька, не подходи!…» Поскольку его враг не только не остановился, но и стал по-звериному всхрапывать, Иса, судорожно сжав кол, повторно предостерёг его: «Дяденька, не подходи!…Глаз выбью!»
Такая острастка, с одной стороны, несколько охладила наступательный пыл буяна (глаза на дороге не валяются), и он приостановился. Однако, с другой стороны, именно такая угроза разозлила его пуще прежнего, видимо, напомнив о чём-то обидном. И дебошир двинулся снова, зарычав вдвое громче.
Тогда Иса замахнулся палкой. В ответ злобная образина попыталась напрыгнуть на него. Ан не тут-то было: нога выпивохи попала в ямку, и он, поскользнувшись, вновь потешно засеменил заплетающимися ногами и полетел под медоносный куст, над которым роились дикие пчёлы.
Окопавшись там, пьянчужка, пытаясь встать, принялся дико ругаться и дёргать куст. Вероятно, пчёлам не понравились ни его действия, ни зловонный запах, исходивший от безбожного сквернослова. Не исключено, что всё это оказалось не по душе и Самому Са! В результате пчёлы принялись нещадно жалить мужичонку.
Теперь матерщинник заорал так, что вся его предыдущая похабщина показалась ангельским лепетом.
Быть может…А вернее сказать, совсем не быть может, а вне всякого сомнения, разозлённые насекомые закусали бы никчёмного пьянчужку насмерть…Если бы не Иса. Он не в состоянии оказался бросить даже такого человека в беде. И на пару с упитанной женщиной они стремглав вытащили мужичонку из-под куста, несмотря на то, что и спасателям от пчёл тоже изрядно доставалось. Вместе с детишками они быстро затащили уже бесчувственного драчуна в домик, где и укрылись от разъярённого роя.
Едва опасность миновала, а импровизированная компания мало-мальски пришла в себя, то Иса, оглядев остальных, поневоле засмеялся: у всех в той или иной степени физиономии потешно запухли. Аналогично и женщина с детьми, отходя от выпавших на их долю переживаний, заулыбались, глядя на Ису, глаза которого превратились в узкие щёлочки. И только дебошир не веселился, поскольку вообще не видел ничего: его физиономия стала напоминать круглый чурбак без носа и глаз. Он лишь время от времени стонал и вопрошал: «Фима, где я?…Фима, шо ты со мной удеяла?…»
6
Разумеется, Иса не имел права заявиться в святое место в столь устрашающем обличье. И он вернулся домой. Мама, увидев его, сначала лишилась дара речи. Потом принялась жалеть, целовать и ругать его, делая это одновременно с примочками на глаза сына и расспросами о случившемся. Она была так напугана, что мальчик решил умолчать о конфликте с пьяницей. И сказал лишь о том, что его изжалили пчёлы. Получилось удачно, потому что маму он как будто бы и не обманул.
Вскоре непоседливому бедолаге полегчало, и он с аппетитом покушал. Немного отдохнув, Лучик вознамерился было погулять, но мама заставила его отлежаться до вечера. Лишь когда солнце стало клониться к закату, Ма попросила сына сходить за Досей, которую вместе с остальным стадом Верхнего посёлка должны были пригнать с пастбища погонщики.
Иса встретил стадо, забрал Досю и погнал её к дому. Внезапно он увидел Наала, направлявшегося куда-то по своим делам. Мальчик застыдился своего вида, и отвернул голову от учителя. Коэн успел обогнать Лучика на несколько шагов, как вдруг остановился и обернулся.
– Иса, мальчик мой, ты ли это?! – поражённо спросил священник, вглядываясь в ученика.
