o'Daniel Thistle
Красный камень Каррау
Историк нахмурился. В его поднятой руке блеснул дешевый нож для резьбы по дереву. Парень держал его так, словно собирался им угрожать – но не мог придумать каким образом.
– И кто твой наследник?
Пожимать плечами, когда тебя держат прижатым к столу, неудобно. Я попробовал.
– У меня нет учеников. Линия – запутанная вещь. К кому-то из учеников учеников моего учителя. Не знаю. Убей меня – и ничего не получишь.
– Ты убил Эндрюса. Сила у тебя. – Оскалился Историк. – Ты сейчас врёшь…. А если перейдет – то к ученикам старика.
Котрых он тоже убьет. Ради силы. Ради Тени.
Здесь было холодно: под стеной, под руками немертвых. Стало еще холоднее.
– Я его победил. – Повторил я. – Само убийство ничего не решает, решает поединок. Хочешь моей силы – пусть отпустят. Сразимся.
Не-холодные пальцы Терции сухими касаниями переползли мне на лоб. Указательный примерялся к глазу – угрожая ударить, мешая смотреть.
– Пришлый колдун не боится моего колдуна. – Произнесла нараспев женщина. Отступила. – Не боится молодого железа. Он другого боится… а сила не терпит страха.
Историк выпрямился, хмурясь, и пытаясь её понять.
– Он не сможет быть тебе полезен. – Крикнул я вслед Терции. – Ты же видишь. Он ничего не знает!
– Терция его контролирует.
Вампир приказала унести молодое железо – и дать ей старое.
У нее всё было готово заранее.
В маленькую жаровню плеснули бензин и поставили у моих ноги. Стащили носки – туфель я лишился раньше. Немертвый бросил в жаровню спичку и я дернул ноги вверх, прочь от взметнувшегося над углями огня, который один фальшивый миг был даже приятен. Хватки, сжимающие мои щиколотки, не позволили.
Шея ныла от усилия: я поднимал голову, чтобы рассмотреть, что она делает. Терция положила на решетку жаровни старые железные крюки и прутья на деревянных рукоятях. Те медленно раскалялись, приобретая красновато-коричневый оттенок.
Спине стало мокро – она покрывалась потом. В руках поселилась дурная мелкая дрожь.
Терция взял один прут – еще недостаточно горячий, и склонилась надо мной, заглядывая в глаза.
– Колдун боится. – Прошелестела она. – Колдун в ужасе.
Генетический ужас. Его источник – в смертях тех, кому принадлежала Тень до меня. Ужас, сожравший их: в застенках, на дыбах, на кострах. Я – следующий. Старое железо, вода и огонь. Хуже всего – огонь.
Древняя, как город, Терция, знала это.
Беловолосая женщина расплылась медленной довольной улыбкой. Из ее рта с заостренными зубами пахло кровью и ванилью.
Вытянув руку надо мной, Терция подала прут историку.
Лицо его покрылось мелким бисером пота. Парень нервно облизал рот:
– Я? – Чуть отступив. – Нет, это… Я не могу. Я просто буду рядом, и тогда Тень перейдет… Нет, всё это неправильно. Я убью его, и даже если получу силу – откуда я достану знания? Ты обещала, что он будет учить, но он не…
– Мертвая сестра жива, когда должна быть холодной и тихой. – Терция взяла пальцами историка за узкий подбородок. – Теперь мой колдун делает, как я говорю. Точно. Безупречно.
Парень застыл под ее взглядом. Его лицо побелело, а зрачки расширились.
– Безупречность. – Шипела Терция. – Мой колдун должен быть безупречным. Без-упреков. Без-сомнений. Без возражений.
Историку легко угрожал и верил в то, что сможет воплотить свои угрозы. Импульсивно легко бить и даже убивать. легко Но Терция хотела пыток. Чтобы он стал палачом. Отморозком, которым парень, кажется, пока что не был.
Если он будет не таким, как она ждет – она его убьет. И он это знает.
Страх Историка шириной в каньон. Будь я свободен – и будь он по-настоящему магом, это значило бы, что парень проиграл. Но он не маг. Еще нет. А она правильно его учит.
– Это ты дала ему тинктуру? – Спросил быстрым шепотом я. – Ты?
Историк дрожащей ладонью сжал рукоять почти остывшего прута. Там, где попал растворитель, на его пальцах проступали кроваво-черные, незаживающие язвы.
– Что дала? – Повернула голову Терция. Будто я вновь начал существовать, стал субъектом из объекта.
– Это для тебя он делает золото?
Взгляд Терции впился в парня. Голодные немертвые повернули следом головы, как стрелки магнитных компасов в ответ на перемещение полюса.
Историк попятился, выставив перед собой прут.
Дальняя лампа лопнула.
В треске проводки и искрах образовалась область, куда хлынула тьма и куда протиснулась моя Тень, выходя из рассеянного небытия.
Еще хлопок – и разлетелась вторая лампа, рядом с первой. Тень потянулась туда расширяющимся языком.
Все еще слабая, конечно. Мутная и растерянная, а оттого – покорная мне. Но вампиры вокруг были голодны. Смертельно голодны. Их держал только приказ Терции, которая сейчас сосредоточилась на другом.
Я задел Тенью всех, кто стоял в полумраке, и освободил от библейского страха перед создателем. Они бросились друг на друга. Те, кто еще соблюдал приказ – не трогать меня, и те, для кого его уже не существовало. Руки на моих конечностях ослабли.
Я попытался подняться, и не смог.
Подтянул ноги, пнул немертвого, сунувшегося было ко мне – но встать не мог.
Вспышка безумия не продлится долго. Терция вне её.
Третья лампа разбилась.
Справа от меня согнулся вампир, застывший между двумя страшными выборами: удовлетворить голод или подчиниться приказу. Он вдруг отлетел в сторону, отброшенный вампиром, который не сомневался что делать. Высоким, широкоплечим, здоровенным. На бледном лице – мазки крови, как боевая раскраска, алый блеск глаз и алый блеск губ.
Он схватил меня за плечо прежде, чем я успел скатиться с противоположной стороны стола, и потянул на себя.
Развернулся – и выстрелил в четвертую лампу. Повел маленький пистолет в сторону – на Терцию, которая застыла, готовая прыгнуть. И завопила возмущенно – один из ее вампиров, тот, которого она создала, но не могла накормить, вцепился ей в шею, путаясь в белоснежных волосах.
– Двигайся. – Толкнул меня вампир. – Двигайся!
Я дрался с манами. Меня хотел убить город. Меня укусила собака. Я встретил знакомого демона и победил старого колдуна. Вампиры собирались пытать меня огнем.
Не мог я двигаться.
Громила-вампир волок меня силой. Я переставлял ноги и тянул за собой потяжелевшую Тень, цепляя ею тех, кого еще не задел. Большего я не мог. Даже это было подвигом. Подвига никогда не достаточно.
У выхода из пыточной на нас насели, давя массой. Вампир стрелял. Кочерга, которой хотел жечь меня Историк, каким-то образом оказалась в моей руке – не помню как. Я ткнул ею ближайшего немертвого в глаз. Ударил второго. Третий вырвал железку и приложил бы ею меня по черепу, но мой спутник подставил руку. Раздался железный и костяной хруст.
Швырнув меня себе за спину, гигант задвинул старую решетку, преграждая вампирам путь.
Последнее, что я сделал – зацепил Терцию тенью.
И ничего не случилось. Она готовилась к этому – и голод её был насыщен.
В отличие от голода ближайшего к ней немертвого. Но кинулся он не на Терцию. Он набросился на единственного живого в комнате: на Историка.
По коридорам. Мимо зала с ткацким станком. Мимо трех вышедших навстречу вампиров: их застрелил мой спутник. Мимо тела билетерши, вверх по короткой лестнице, к серому спасительному свету дня.
Вампир замер. Обернулся. Толкнул меня костлявым плечом – чтобы я бежал к выходу.
В день за мной он не пойдет.
Но свои его растерзают, а если первой доберется Терция, то сделает с ним что-то гораздо более болезненное.
Кроме роста немертвый ничем не отличался от других вампиров. Истощенный. С глубоко запавшими глазами. Тонкая белая кожа обтягивает череп так, что черты лица не разобрать. Язык мелькает между узких губ, впитывая запах моей крови. И все же он не нападал. Он расстрелял лампы, пойдя против Терции, чтобы помочь мне. Я никогда не видел его, и все же в нем было что-то знакомое.
Он погибнет, и зачем он все это сделал, останется тайной
Я выдохнул с хрипом, рывком стянул Тень к себе и набросил ее, как покрывало, на вампира. Тень вздыбилась, Тень визжала… Тень прилипла.
Немертвый изумленно вскрикнул. Его удивление перешло в панику, когда я выскочил прочь из музея и выволок его следом – в Тени, как в мешке. Впрочем, сообразив, что солнце не причиняет вреда, он перестал сопротивляться.
Бегом – вниз, с насыпи крепостного вала. Я споткнулся и упал. Немертвый помог подняться и заставил бежать. Сейчас я его ненавидел.
Я падал, он меня поднимал, мы бежали. Это продолжалось долго. Я хотел сказать, что никого нет за нами – мы оторвались, но для этого нужно дышать, а я задыхался.
В очередной подворотне я свалился трижды подряд. На четвертый он не стал меня поднимать.
Опустился на колени и содрал с меня пальто, которое больше не служило защитой. Я сопротивлялся. Он двинул меня по голове так, что накатились короткая темнота и дурнота.
Я пришел в себя почти сразу. От холода воздуха. От жесткости стены под спиной. От омерзительного тянущего и жгучего ощущения в руке. Согнувшись, немертвый присосался к собачьему укусу на моей руке и шумно и жадно глотал сочащуюся кровь.
Его звали Акрам, и он был птенцом Винсента. Того самого, что стоял за троном Принца.
Если черты лица отражают суть, то Акрам при жизни был серийником, отстающего в умственном развитии: выдающиеся надбровные дуги – совершенно лысые, водянистые глаза, утопленные в череп и близко посаженные друг к другу, и к расплющенной переносице, широкие костлявые скулы. Сквозь редкие черные волосы просвечивает череп. Руки и ноги длинные и узловатые. Винсент убил его лет в двадцать – двадцать пять. И это странно: почему он выбрал такого уродливого птенца? Даже если сделать скидку на худобу из-за голода.
Странно было и то, что хотя я уверен, что никогда прежде его не видел – не покидало ощущение узнавания. Почти дежавю.
– Почему ушел? – Спросил я в четвертый раз.
Дневной схрон Акрама находился на чердаке старого двухэтажного дома, превращенного в гостиницу. Плохое место, чтобы прятаться: Акрам поменял замок на чердачном люке, но всё равно днем сюда мог явиться кто угодно, достаточно сбить новый замок. В нескольких местах крыша прохудилась и оттуда тянуло холодом – и светом. Вампир держался противоположного угла. Там у него был спальный мешок, сумка с вещами и канистра с водой.
– Надоело. – Пробормотал Акрам невнятно. – Все командуют, командуют….
Вампиры Терции оголодали настолько, что бодрствовали днем – как медведи-шатуны. Взяв мою кровь, а с кровью жизненный Меркурий, Акрам, несмотря на то что солнце клонилось к закату, впал в вялое состояние – и всё же сражался со сном.
То, что нужно для вопросов. Я повторял их по несколько раз – и каждый раз получал разные ответы. То, что его выгнал Винсент. То, что он захотел самостоятельности и сам ушел. То, что он запал на Терцию. Казалось, Акрам сам не знает. Как не знает, зачем помог мне.
– И хочешь вернуться?
– Колдун, …голод.
– Да, чувствую. – В центре Акрама, там, где у живых людей сущность, пульсировала сосущая пустыня. Сейчас жажда сжалась, затаилась. Если бы я продолжил сопротивляться и не накормил Акрама, он бы он потерял контроль и прямо там, в переулке, выпил меня досуха. Что не означает, что он не сделает этого, как только зайдет солнце и голод проснется в полную силу.
Из-за кровопотери меня тошнило, а косой потолок чердака время от времени отъезжал в сторону. Его украшали написанные маслом деревья, озера, и залитые солнцем пляжи. Славное дурное блаженство заглушало боль от ударов, укусов и синяков. Я не доверял Акраму – потому не позволял себе задремать. Как и он не верил мне, не смотря взятое слово не пытаться бежать или убить его. Достаточно взять его за ноги и выволочь под узкий, полный пылинок, луч света. Даже ребенок справится.
– Чувствую, но не понимаю. Ты мог выйти на охоту. Терция запрещает?
Акрам засмеялся глухо. Он лежал лицом в комок одежды, свернутой вместо подушки.
– Ты же знаешь, – сказал он, – как это, когда город тебя выгоняет.
Вот как. Уйдя от Принца, он потерял разрешение Каррау. Каждая охота будет неудачной. Каждый кирпич норовит свалиться на голову. Безопаснее сидеть под крепостной стеной всей толпой, поджидая глупых туристов. Или магов.
– Но сейчас ты предал Терцию. Это значит, что вернулся к Принцу? Или нужен какой-то ритуал? …Акрам?
Вампир не отвечал. Легкое движение в воздухе: то же ощущение смерти, которое я уже чувствовал, когда умирает немертвый. Но прозрачнее и тоньше. Птенец Винсента уснул.
Я полежал еще немного, собираясь с силами, прежде чем подняться. Крыша чердака закрутилась быстрее. Затем остановилась. Добравшись до сумки Акрама, я обнаружил одежду (скверно пахнущую) и ярко-оранжевые, почти новые, кроссовки; лимонные леденцы; два набора документов и все чужие; совсем немного денег; катушку черных ниток с толстой иголкой, умывальные принадлежности.
Я забрал банкноты и куртку, вытянув ее из-под вампира. Куртка оказалась немного велика, но все же лучше, чем мой изгаженный в крови, грязи и собачье-вампирской слюне плащ. Надел кроссовки на голые ноги – мои туфли, вместе с носками, остались в руках Терции. Кроссовки давили.
Чердак Акрам запер. Я вернулся и обыскал его карманы. Нашел еще двадцатку и ключ.
Я не собирался нарушать слово и убегать, но сидеть здесь до темноты тоже не был намерен.
За деньги Акрама я снял номер на сутки – этажом ниже, в этой же гостинице, и вымылся, намылив щедро каждый порез и каждый след зубов. Их было много – но глубоких только два. На правой руке – от клыков пса, и клыков Акрама. Первые аккуратнее. Царапина на груди вновь присохла.
Надевать грязную одежду, после того как вода унесла пыль, запах страха и крови, было противно. Вдвойне противно оттого, что её мне дала Принц, планировавшая усилить своего мага моей силой и моей смертью.
После душа я прошелся по улице – гостиница располагалась в центре, но я никак не смог бы сообразить в каком районе нахожусь. Предчувствие вывело меня к аптеке, а нос – к торговцу пловом.
Спустя полчаса на меня снизошло блаженство: коктейль из антибиотиков и стимуляторов, который я сначала смешал себе в очередной подворотне, а затем вколол, и бумажный пакетик с жирным, пахнущим специями, рисом с мясом и овощами – это ли не то, ради чего стоит продать душу? Как минимум то, ради чего стоит остановиться.
Я ел, сидя на лавке напротив трассы. Мимо проходили люди. Мимо проезжали машины. Солнце слабо пригревало сквозь голые ветви деревьев. Город шумел, двигался, дышал.
И он не пытался меня убить.
Я понял это возле аптеки. Не было открытых люков, опасно раскачивающихся лестниц, локтей прохожих, автомобилей, теряющих управление. Исчезло давление, которое всеми стенами транслировали улицы. Каррау не вопил с ненавистью, ощущая моё присутствие.
Город не приветствовал меня, раскрывая теплые объятья и подстраивая хорошие совпадения – но и не гнал. Он прислушивался. Наблюдал. Молчал.
Понятия не имею, что это значит.
Я победил Эндрюса, отвоевал у него Каррау – чтобы быть здесь единственным магом, как и должно. Я чувствовал, как власть над городом покинула старика – но она не перешла ко мне. Из-за того, что я колебался? Я не хотел его смерти, и вот итог – я ничего не добился, перешагнув через это нежелание. Возможно, Каррау перешел к одному из его учеников. Но почему город не изгоняет меня?
Плов закончился. Я вытер руки и рот салфеткой, и запустил ее и пакет в урну. Не долетели. Встал, поднял, и бросил в ящик. В своем городе не сорят.
Боаз говорил о третьем маге. Об историке? Он мертв. Я видел, как рука с черными ногтями вскрыла ему горло. Что не значит, что я свободен от долга: я обещал выяснить, кто поставлял парню порошок, а не устранять его. В любом случае, это вопрос, требующий ответа.
Подъехал автобус. Я ускорил шаг, чтобы догнать… вспомнил, что истратил все деньги. Пройдусь. Так даже лучше. Осень почти закончилась, а когда-то я очень любил осень.
Каррау – город молодых. Даже старики здесь иные, чем в других местах. Один пробежал мимо – в белой спортивной форме и меховых перчатках в виде собачьих лапок. В сумрачном, готовящемся к зимней смерти, ноябре нет ничего печального: запах кофе из маленьких кофеен, ароматы еды, которую готовят на свежем воздухе, ненавязчивая музыка. Магазины, парикмахерские… морг.
Я остановился посреди улицы. Перечитал табличку. Здание было таким же, как остальные: спокойным и радостным.
Обманчивый Каррау. В котором правят не молодые, а вампиры.
Я смотрел на них, мальчишек на роликах, девушек на каблуках, и представлял, как их убивают. Одного за другим. На вечеринках, когда они нарядные. В белых теплых постелях – когда им спокойно и уютно. Кровь того, кто в ужасе осознает свою смерть, и кровь того, кто отдается реке ласкового забвения, разная. Гормоны стресса и гормоны удовольствия. Каррау – прекрасный, тихий, обещающий светлое будущее, скотный двор.
Не для всех, конечно. Многие уедут отсюда с дипломом и воспоминаниями о том, как круто состоять в студенческом братстве. Кто-то останется: заводить семью, стареть. Каждого восьмого съедят.
Впрочем, вопрос не в вампирах. Так устроен мир. На людях всегда кто-то паразитирует.
Они это позволяют.
Я обернулся, чтобы посмотреть на Тень – она длинным черным языком протянулась через всю улицу. Ползет, поджидая, пока я потеряю контроль. Так всё устроено.
Если это мой город… если Каррау когда-нибудь будет моим городом, разве я обязан отдавать его вампирам?
– Боаз? – Позвал я, оглядываясь, хотя демона так не увидишь. Он нашептал мне мысль? Мысль, от которой сладкие мурашки промчались по спине. Мысль ужаса и предвкушения, мысль гордеца: не отдавать Каррау никому.
– Это ты?
Но демоны отвечают, только когда их заставишь.
Пешком до первой городской больницы оказалось идти почти два часа. Пока я добрался, стопы горели, и меня вновь начало пошатывать, но зато я увидел город. Его прямые улицы, его мосты, натянутые как струны над узкой ветвистой рекой, его дворы и кошек.
Кошки царили в Каррау. Собак и бродяг я не встретил. Это тоже понятно: вампиры.
Больница – пятиэтажный серый монолит, спрятанный среди высоких старых деревьев. Сейчас, когда листва опала, тени от ветвей-пальцев расчертили ее стены тысячами подвижных тончайших черных трещинок.
Проблем с тем чтобы попасть на третий этаж, в хирургическую офтальмологию, не возникло. На регистратуре сидела та же, что и в прошлый раз женщина. Но сейчас, вместо того чтобы потребовать объяснений – куда и зачем я иду, она мазнула по мне равнодушным взглядом, даже, кажется, не узнав.
Я обещал Зане, что позабочусь о ней и Мере после того, как получу город. Пусть даже девушка не сдержала обязательство полностью – нужно убедиться, что парень в порядке. Если на него попал не только расплав, но и растворитель, толку от современной медицины не будет. А мне несложно. К тому же они учились с Историком, о котором мне нужно узнать и имя которого я никак не мог вспомнить. Как бывает с названиями, вертящимися на кончике языка.
Как бывает с визитами демонов.
Я постучал в дверь палаты Мерлина Юзтаса и толкнул её. Дверь приоткрылась – на сантиметр. По ту сторону что-то с грохотом упало, и кто-то налег с той стороны, не впуская меня.
– Я к Мерлину. – Перестал я толкать. – Зана, это ты?
– Убирайтесь. – Хрипло.
Да, это она.
– Я хочу помочь.
– Уходите, я сказала!
Я отступил от двери.
– Послушай, – я подошел вплотную, касаясь носками оранжевыми, как знак “стоп”, кроссовок невысокого порога. Опасная штука – пороги. – Теперь вы оба – моя забота. Я обещал помочь парню. Не делай меня лжецом.
– Еще больше? – Со всхлипом.
– Я не врал тебе.
– Вы его убили!
Конечно, я убил Эракана. В поединке. И она дала мне время на подготовку. Я смотрел вниз, на свои ноги – из-под двери длинным черным лезвием вытягивалась тонкая голодная тень. Молодая.
– Ты знала, что так будет. Таковы мы.
Всхлип:
– Нет!
Тень Заны льнула к моей, трогала. Знакомилась, как дурной щенок, готовый и подставить пузо, и укусить.
– Ты знала, о чем я просил. – Повторил я.
– Я передумала!
– Я заметил. Это уже неважно, ты совершила неидеальное действие, и будешь иметь дело с последствиями. – Я отступил от молодой тени. – Эндрюс должен был предупреждать тебя и не раз. Впусти меня.
– Я вызову охрану.
– Вызывай.
Еще шаг в сторону, от черноты, качнувшейся за мной следом.
– Без моей защиты – ты знаешь, что с вами будет? Ты вправе отказаться, конечно. Я не заставляю присягать, или что-то вроде, но говори за себя. Я не уйду, пока не услышу ответ Мерлина. Он в сознании?
Недолгая тяжелая тишина. Кашель и скрежет сдвигаемой мебели.
Зана убрала кресло, которым подпирала дверь, и отступила, попуская меня внутрь.
В палате на пятерых четыре постели пустовали: немного естественного везения мага города перепадала и его ученикам. Теперь это закончилось.
Опущенные жалюзи создавали густой кисельный полумрак, в котором тонули две тускло-желтые, установленные по углам, лампы. В комнату из коридора хлынул белый жесткий свет и парень, сидящий на последней кровати у самого окна, вскинул руки, прикрывая лицо. Я поспешил затворить за собой.
Пахло в палате дезинфекцией и химией, пол поскрипывал. Зана осталась за моей спиной, прислонившись к двери. Зрение медленно привыкало к полумраку.
– Здравствуй. – Подошел я ближе к Мерлину.
Его голову обматывал бинт, закрывая полностью один глаз. Кожа вокруг здорового глаза и на лбу вздулась и побагровела.
– Она верно говорит. – Прошептал парень. – Нам не нужна ваша помощь, так что уходите.Вы свободны от долгов… перед нами.
– Ладно. Что с глазом?
– Всё будет в порядке.
– Почему ты так решил?
– Вы хотели услышать, что скажу? – Парень весь выпрямился, – Я говорю: уходите.
И всё же… неверно бросить их сейчас. Они взрослые люди. Они сами решили. Они позаботятся друг о друге.
Вина? Нет, я не чувствую вины. Я знаю, что их ждет, если сейчас развернусь и уйду. Но… они сами решили. Я не намерен посягать на чужой выбор.
– У меня еще один вопрос. Последний. – Я обошел кровать Мерлина и присел на соседнюю. Полумрак обманчиво действовал: тело вспомнило, что пора бы прилечь, смежить веки и смотреть сны.
Вместо этого я сел рядом со столиком для лекарств, рассматривая под плохим светом лампы, чем лечат мальчишку.
– Если вы после него уйдете. – Шепотом ответил Мерлин.
– Ты знал того парня? Который бросил растворитель в расплав. Как его звали?
Мерлин дернулся. Я прикусил язык. Я устал, мне нужно отдохнуть. Чтобы больше не проговариваться.
– Зва… ли? – Зана подошла ближе. Неуютно скрестила руки на груди. Ее фарфоровое лицо было опухшим от недавних слез.
Я пожал неопределенно плечом, присваивая себе сомнительную заслугу смерти бедняги. Пусть верят.
– Н-не знаю. – Зана. – Я забыла. Я видела его всего пару раз. Мери, а ты?
Парень качнул головой отрицательно:
– Он только один раз приходил. Я не помню.
Не один я тут проговариваюсь.
– Куда приходил?
– Вам пора. – Подступила впритык Зана. – Вы задали свой вопрос. Даже два. Теперь убирайтесь. Пожалуйста.
– Он приходил к вам? К Эндрюсу? Это Эндрюс его учил?
– Нет, учитель ему отказал. Так я думал… – Мер умолк под гневным взглядом Заны.
Дверь, которую Зана теперь не держала, отворилась.
– Всё в порядке? – Заглянула внутрь маленькая полная медсестра с комплектами для капельницы в руках.
Я думал, Зана сейчас скажет, что я мешаю, но она напряженно улыбнулась и кивнула.
– Ваш дядя очнулся, его можно будет навестить через час. – Медсестра улыбнулась ответно, и, уходя, прикрыла за собой дверь.
Я встал.
Зана попятилась. Швырнула что-то легкое в меня.
Легкое-легкое. Непреодолимо захотелось лечь тут… даже не на кровать, на пол. Свернуться, и спать-спать-спать, излечивая неподвижностью тело и разум. Завернуться в кокон теплого нежного ничто. Чувствовать себя в безопасности, чувствовать себя дома.
Чтобы не упасть, я схватился за тумбочку с лекарствами, баночки со звоном полетели на пол. Я стряхнул наведенный сон, но Зана готовилась. Она была быстрее.
Они оба были быстрее.
Репетировали, наверное.
Мер отбросил одеяло и подбежал к девушке. Зана встала чуть впереди парня, сосредоточенно вглядываясь в меня. Левой ладонью девушка сжала ладонь Мерлина, замкнув их двоих в единый усилитель. Без руководящего мага, что они могут? Только то, чему он их научил.
Ученики Эндрюса держались за руки, как Гансель и Гретта перед ведьмой, и преграждали мне выход.
– Эракан жив. – Подытожил я. – Он здесь.
– Нет. – Зана тряхнула головой. Сунула свободную руку в нагрудный карман комбинезона, котором лежало что-то крупное и угловатое. – Он умер. Ты убил его.
– Я же вижу, что ты врешь.
Девушка вздрогнула, глянув на свою тень – тоненький раздвоенный язычок, ставший темнее.
– Вот первый урок: фильтруй, что говоришь, иначе она сожрет тебя. Прежде даже чем ты сама себя съешь.
– Он не хотел отсекать Мера от себя. – Процедила Зана. – Ты обманул меня. Ты закрыл мне глаза. Он пришел помочь, а ты…!
– Я не умею читать мысли и сердца. Ты, кстати, тоже и сама сделала выводы. Что дальше?
Не то чтобы я боялся. Но… меня нервировало то, как хитро Зана едва не усыпила меня, то, что они готовились. То, что окна закрыты. Но ведь здесь больница, полно людей вокруг.
– Ты была при дворе Принца, когда мы с Эндрюсом сражались. Понимаешь, что этого нельзя делать в общественном месте? Мы тут всё разрушим. К тому же, Мерлину лучше лечь. Ему нужны силы, а не детские потасовки.
Зана облизала губы. Сжала крепче пальцы парня.
– Мы не позволим убить Эндрю. Ты – инфекция… Ты остановишься здесь.
Власть над городом не перешла к ученикам Эракана и не досталась мне потому, что дело не завершено. Эракан жив, он ускользнул.
Долг мой, тень моя, расползлась удовлетворенным пятном. Сверху на меня как будто положили еще один камень. Сколько еще камней, прежде чем я упаду? Мне нужен город, нужен дом, чтобы остановиться – и разобрать эту гору.
– Я вызываю тебя. – Выплюнула Зана.
Я рассмеялся.
Нечестно, некрасиво, но в мире так мало поводов для смеха. Я смеялся, отпуская со смехом горечь.
– Псих. – Скривилась девушка.
– Я не буду с вами драться.
– Ты не можешь отказаться! – Зана.
– Тогда ты умрешь.– Голос Мера был тихим. Он шагнул вперед – как и в классе, когда выплеснулся расплав, закрывая собой девушку.
Я двинулся, по дуге обходя учеников мага и заставляя поворачиваться ко мне. Зана шепнула что-то парню на ухо. Он кивнул.
Они атаковали прежде, чем я преодолел половину пути.
Был ли я таким же когда-либо? Кажется, нет. Или Эндрюс не учил их драться? Для учителя это правильно – не знаешь, когда очередной подмастерье обернется против тебя.
Зана потянул часть моего тонкого тела на себя, создавая воронку в своем – она даже руку вперед вытянула, словно та могла служить шлангом “пылесоса”. Парень попытался сделать что-то другое… я даже не понял что. У него не получилось. Созданное им движение в воздухе тут же рассеялось, нестабильное и к тому же разрушенное воронкой.
– Это всё? – Я скрестил руки, ожидая следующей атаки. Может быть, что-нибудь интереснее. Чему-то же их Эндрюс учил?
Учил. Плечам стало горячо. Затем холодно. На лбу девушки выступил пот. Кажется, она пыталась призвать огонь мне под кожу. Даже Эндрюс такого не стал делать.
Я покачал головой отрицательно.
Колени Мера подкосились и он сполз на пол. Парень до последнего держался за руку Зану. Затем схватился за ее ногу, не разрывая контакт.
– Да, – сказал я ему. – Когда ты еще за ее коленки подержишься? …одноглазый и с маской Зорро вместо лица.
–Ты и раньше-то с ее кавалерами не мог соперничать. – Вспомнил я, как Зана обнималась с кем-то в коридоре, когда Эндрюс наслал на меня Пса Зла. Точно не с Мером, который лежал в палате.
Зана зарычала и швырнула очередную бесполезную поделку.
Эндрюс не учил их драться.
Я обошел детей, и когда Зана рванула мне наперерез, закрывая собой дверь, оттолкнул её. Им меня не остановить.
Я взялся за дверную ручку.
– Так ты со своим учителем разделался? – Крикнула девушка.
Я обернулся медленно.
Зана вскинула подбородок, злорадно улыбаясь.
– Подставил. – Сказала она. – Дождался, пока он будет слаб и болен. Ты же так делаешь, Керри. Твоя тень предупреждает о тебе за тысячу шагов!
– Конрад. – Поправил я. – Ты не знаешь, о чем говоришь.
– Ты всех убил. "Три птицы за один раз" – так тебя учили? Убил всех, когда тебя заподозрили. Так ты получаешь силу? Здесь такого не будет! Не в Каррау.
– Ты не понимаешь, о чем говоришь.
Зана положила ладони на квадратную выпуклость в кармане комбинезона.
Дневник брата Блая.
Я снимал пальто, когда меня латали после укуса собаки. Выходил в коридор без верхней одежды, преследуя медсестру, а затем говорил с Заной. И уходя, едва не забыл одеться. Вот только проверить, всё ли на месте забыл.
– Ты правда надеялся, что я позволю… – Зана сглотнула, – что я сдам в аренду свою силу такому как ты? Что я позволю учить нас так, как учили тебя? Ты псих.
Она читала дневник.
Я шагнул вперед. Отобрать. Силой вырвать тетрадь, в которой слишком много тайн – настоящих и мнимых – для одной глупой девушки. Остановился.
Победная улыбка Заны искривилась.
– Подсаживать к себе ларв, только ради того, чтобы понять, что дерьмо – это дерьмо? Чем он тебя пытал, Керри? Жадностью? – Темный рот, выплевывающий злые слова. – Похотью? Страхом?
– Ладно. Можешь звать меня Керри.
Отобрать дневник. Втолкнуть всё, что она сказала, обратно ей в рот. Сжать руками голову – и вытереть из памяти всё, что прочла. Крепко сжать. Ощущая, как пульсируют височные вены под руками, пока она не закричит.
Я остановил себя, прежде чем приблизился еще на шаг.
Сжал руки, раздразнивая боль и болью возвращая контроль над мыслями и действиями. Связь с реальностью.
Зачем она вынуждает напасть на нее? Чтобы закричать, и охрана госпиталя меня выставила? С этого надо было начинать, а не с бестолкового вызова.
Зана вытянула тетрадь из кармана. Трясущейся рукой достала следом зажигалку. Чиркнула трижды зажигалкой – пламя вспыхивало и гасло. На четвертый раз она поднесла огонь к развернутой странице, и тот перепрыгнул на нее, разбрасывая по комнате оранжевые блики и черные тени. Поедая медленно бумагу, как мог бы поедать плоть, плавить кости, воспламенять волосы. Огонь всегда голоден.
– Знаешь, почему мы выбираем служить вампирам? – Спросил я.
Девушка не отвечала.
– Потому что мы похожи. Они и мы. Тянем силу из того, кто слабее. Из того, кому обещанием знания. Покровительство. Безопасность.
– Я – не такая.
– Посмотри вниз.
Заклинания Заны хоть немного, да получались. У Мера не получилось ни одного.
Потому что из них двоих она была “минусом”. Полюсом, в который уходила объединенная сила. Парень потерял сознание, сидя у ее ног.
Зана вскрикнула, заметив это только сейчас.
Я прыгнул к ней и попытался выдрать тетрадь из пальцев. Девушка держала крепко, и я ударил изо всей силы ее по руке.