Николай Борисович Башмаков
Деревенский Зорро
Он вышел, закрыл дверь на засов и для верности вставил в ручку ножку от сломанного табурета.
Димка осмотрел помещение. Убежать невозможно. В комнате имелись только дверь и два окна с застеклёнными рамами. Снаружи окна забиты досками. Вход в подполье и выход на чердак на кухне.
Между тем Жабров затопил камин. Власов принёс из машины две бутылки водки, закуску, и они сели трапезничать. Говорили мало и очень тихо. И только после того, как выпитая водка начала действовать, забубнили громче. Стало понятно: возложенной на них миссией они не очень-то довольны. Особенно возмущался Жабров. Он ругал Краснова и всё время допытывал Власова:
– Что мы будем делать с пацаном, если офицер откажется? Ведь он продаст нас с потрохами! А у меня и так грехов на двадцать лет отсидки!
Власову надоела его болтовня, и он вспылил:
– Закрой рот! Думаешь, мне это занятие по душе? Или ты хочешь кончить, как Хамитов? Пора понять, ослиная твоя башка, у нас с тобой только два варианта: либо ему служить, либо в земле гнить! Если ты хочешь по второму…, то скатертью дорожка!..
От такого откровения Жабров разволновался ещё сильнее, но Власов снова его оборвал:
– Кому сказал, заткнись! Сиди, охраняй его, я поеду звонить!
Ситуация прояснялась: Димку привезли сюда для того, чтобы шантажировать отца. Разумеется не ради выкупа. До такого идиотизма эта компания пока не опустилась. Скорее всего их требования будут связаны с выборами. Они выставят условие, чтобы отец отказался баллотироваться на должность главы администрации села. Если отец согласится, Димку отпустят, но заставят обо всём молчать. Краснов – бестия хитрая и найдёт для этого множество способов. Если же отец не выполнит их требования, то они не остановятся ни перед чем. Конечно, на убийство они не пойдут. Для этого нужен слишком серьёзный мотив. Да и какие они убийцы. Так, холуи-алкоголики… Но ждать, что они проявят благородство, бессмысленно. Есть и третий вариант развития событий. Отец попытается выручить его сам. Но в случае неудачи действия похитителей непредсказуемы. Нужно как-то помочь отцу, чтобы тот действовал наверняка.
Димка вспомнил: все его любимые герои в подобных случаях начинали усиленно "работать мозговыми извилинами". Он сел в позу античного героя и задумался.
Сложившуюся обстановку заложник оценил правильно. Правда, своих похитителей он раскусил не до конца. По своей молодости полагал, что достаточно хорошо изучил этих людей. И хотя считал их отпетыми преступниками, мысли об их готовности пойти на убийство не допускал. Не ведал он и о том, что наёмный убийца Власов переехал в тихое село почти с другого конца России только для того, чтобы отсидеться после выполнения "задания" по ликвидации одного из лидеров преступного мира.
Николай Фёдорович с Екатериной Никифоровной давно собрались ужинать, а Димки, который обычно такие мероприятия не пропускал, всё не было. Они уже решили начинать без него, но тут звякнул телефон.
Телефон им поставили месяц назад. В последнее время многие жители села от этого блага цивилизации начали отказываться. Всё упиралось в банальную нехватку денег. Кузнецовы на семейном совете решили, что телефон всё-таки вещь в доме необходимая. Глава семейства написал заявление, и после очередного повышения цен им дали один из освободившихся номеров.
Николай Фёдорович взял трубку:
– Да, слушаю!
Власов поздоровался и, не мудрствуя, сразу перешёл к делу:
– Я Вам звоню всё по тому же вопросу. Вы не передумали?
Кузнецов собеседника узнал сразу. Этот человек подходил к нему неделю назад. Он попросил его снять кандидатуру и не участвовать в выборах. Разговор вёлся в вежливом тоне. Главный упор делался на то, что Николай Фёдорович не знает людей и особенностей жизни села. Власов говорил от своего имени, но из разговора стало ясно, за ним стоит Краснов и те, кто его поддерживают в районе.
Кузнецов тогда ответил, что уходить до выборов у него нет оснований. Его кандидатуру выдвинули несколько инициативных групп, которые в него верят, и поэтому участвовать в выборах он будет, а своим соперникам обещает только честную борьбу.
От этого разговора у Николая Фёдоровича на душе остался нехороший осадок и предчувствие, что в покое его не оставят. Так оно и вышло. Он отвернулся от жены и негромко, чтобы она не слышала, произнёс:
– Я уже сказал вам – нет! А слова своего я не меняю!
Власов пустил в ход заранее заготовленную фразу:
– Ну что ж, Вы сами заставляете нас применить силу!
Николай Фёдорович усмехнулся и всё так же спокойно ответил:
– Вижу: вы привыкли добиваться своего любой ценой и уже переходите к угрозам.
– У нас нет другого выхода. Мы ставим Вам условие. Или Вы снимаете свою кандидатуру, или у вашего сына, который находится сейчас у нас, будут неприятности. Могут даже возникнуть проблемы со здоровьем…
У Кузнецова перехватило дыхание, но он взял себя в руки:
– Вы что американских боевиков объелись? Решили поиграть в похитителей? Давайте решать наши проблемы между собой! Парень здесь ни при чём. Думаю, у вас хватит ума не причинять ему вреда! Дайте сыну трубку, я должен с ним переговорить!
Власов выслушал офицера, и ему показалось, тот готов идти на попятную.
– С вашим сыном, пока, всё в порядке. Я приглашу его чуть позже. А Вы подумайте и примите правильное решение! Лучше не доводить дело до скандала, а договориться по-доброму! – он положил трубку.
Екатерина Никифоровна, слушая разговор в пол-уха, под конец насторожилась. Неприятностей Кузнецовы друг от друга никогда не скрывали. Да и как может быть иначе в семье, где жена, как нитка за иголкой, всю жизнь колесила по свету за своим избранным. Николай Фёдорович не стал ничего скрывать и сейчас. Реакция жены была вполне естественной и предсказуемой. Она была женщиной сильной, но за своего младшенького испугалась:
– Коля, брось ты всё это к черту! Неужели ты что-то сумеешь изменить в отдельно взятом селе, если сверху идёт такая политика! Пожалей сына. Ведь от этих подонков можно ожидать что угодно!
– Ты, как всегда, права, Катя! Но ведь я офицер. Люди поверили мне. И если я могу сделать их жизнь хоть немного лучше, я должен на это пойти!
Екатерина Никифоровна разнервничалась не на шутку:
– Да что ты живёшь иллюзиями! Неужели не видишь, что творится вокруг? Ты же будешь чужим! Инакомыслящим…, белой вороной. Помнишь, как элита радовалась: наконец-то освободились от партийного диктата и за инакомыслие теперь не садят? Да, не садят! Неугодных теперь просто убивают… И никому до этого нет дела… И никто не искал и не будет искать убийц! Я тебя очень прошу, откажись от этой обузы! Во власть сейчас лезет одно ворьё! Они съедят тебя моментально. Зачем тебе это надо? Хотя бы на пенсии поживи для себя. Посади сад, разведи пчёл!
Николаю Фёдоровичу стало ясно, дальнейший разговор с женой может перерасти в семейный скандал, поэтому он спокойно, но твёрдо её остановил:
– Катя, давай пока не будем обсуждать эту тему. Позволь мне сосредоточиться, они скоро должны позвонить. Обещали, что дадут переговорить с сыном.
Пока Власов ездил звонить, Жабров времени не терял. Он успешно справился со второй бутылкой водки и начал размышлять о том, как бы приняться за третью. С большим трудом, используя физическую силу и очень разнообразные выражения современного уголовного фольклора, Власову удалось вывести его на улицу и привести в чувство. Оставив напарника на свежем воздухе, он пошёл к заложнику.
Димка быстро включил диктофон и с самым невинным видом уселся на топчан. Власов присел на старый табурет и принялся молча его разглядывать, обдумывая, как лучше начать разговор. Наконец, отбросил сомнения и заговорил:
– Ты парень умный и понимаешь, мы привезли тебя сюда не просто так. Всё дело в твоём отце. Нам надо, чтобы он снял свою кандидатуру перед предстоящими выборами. Ты должен убедить отца выполнить наши требования. Иначе, сам понимаешь, мы будем вынуждены на него надавить!
Димка выдержал тяжёлый взгляд Власова и задал вопрос:
– А если я откажусь?
– Не откажешься. Я же вижу, ты не дурак. Подумай о неприятностях, которые будут у отца. Да и тебе крепко достанется…
– А если батя меня не послушает? – снова попытался возразить пленник.
– Ну, тут ты не прав. Ни один нормальный отец не захочет, чтобы его родной сын страдал из-за каких-то амбиций…
Димка отвёл глаза и покорным голосом тихо спросил:
– Что я должен сделать?
– Мы сейчас поедем и поговорим с ним по телефону. Ты попросишь, чтобы он выполнил наши требования. И всё. Больше ничего говорить не нужно.
– А если он спросит, как я себя чувствую?
Власов на секунду задумался:
– Скажешь, самочувствие хорошее… И всё у тебя в порядке.
– Хорошо, я сделаю так, как вы хотите, и попробую его убедить.
– Вот это правильно, – в голосе Власова послышалось удовлетворение, – Мы ведь не требуем ничего невозможного. Как только он согласится, мы сразу тебя отпустим…
Они вышли к машине. Пока ехали, Димку чуть не стошнило. Жабров сидел на заднем сиденье, и в салоне настоялся "аромат", которому бы позавидовали самый вонючий кабак или пивнушка.
Машина остановилась возле мастерской, где в дневное время работали колхозные электрики. Сейчас здесь никого не было. Власов достал набор ключей и быстро открыл замок. Они вошли в помещение. Ещё раз предупредив Димку о том, что нужно говорить, он набрал номер. Николай Фёдорович, ожидавший звонка, ответил сразу:
– Слушаю, Кузнецов!
– Я, как и обещал, даю возможность поговорить с сыном. На разговор у вас не больше минуты!
Власов передал трубку Димке:
– Папа, я тебя очень прошу, выполни то, о чем они тебя просят! Эти люди не шутят!
– Хорошо, хорошо, Дима! Как ты? У тебя всё в порядке? Тебя не били?
– Нет, со мной обходятся хорошо. Сижу в тепле, только скучно. Помнишь мою рифмушку: "Как-то раз от скукоты подрались весной коты". А мне подраться не с кем… Третьего кота нет, – Димка рассмеялся…
Власов вырвал у него трубку:
– Какие к черту коты? Я же тебя предупредил – не говорить ничего лишнего! Иди в машину, теперь буду разговаривать я!
Димка обиженно захлопал ресницами. Жабров схватил его за руку и потянул на улицу. Власов убрал ладонь с микрофона:
– Ну, что решили? Как видите, с вашим сыном всё в порядке.
Кузнецов ответил не раздумывая:
– Я сделаю, как вы хотите. Завтра утром пойду в избирательную комиссию и сниму свою кандидатуру. Когда отпустите сына?
– Его мы пока подержим. Отпустим сразу же, как только утром оформите все формальности…
– А почему не можете отпустить сейчас? Не верите моему слову?
– Слово к делу не пришьёшь! Завтра, значит завтра. Но предупреждаю, если хотя бы одна живая душа об этом узнает, последствия для Вас и вашего сына будут печальными! – отчеканил Власов и положил трубку.
Слово не воробей. Представитель криминального мира посчитал себя победителем и этой угрозой в конце разговора хотел поставить эффектную точку. Но торжество его было несколько преждевременным. Тот, кого он так по-дилетантски пытался запугать, был не просто порядочным человеком и любящим отцом. Он был боевым офицером. А эта категория людей заметно отличается от тех усреднённых, с мещанской душой и потребностями, граждан, с которыми этому уголовнику до сих пор приходилось иметь дело.
Николай Фёдорович пересказал разговор жене и стал собираться. Супруге объяснил, что идёт советоваться с Ерохиным.
Из короткого разговора с сыном ему кое-что стало понятно. Младшенький не подкачал и сумел в две фразы вложить максимум информации.
Как-то весной Кузнецовы ходили в лес рубить жерди для изгороди и возле панфиловского хутора наблюдали драку двух котов. Что они там не поделили вдали от села и любимых кошек, осталось тайной. Но дрались с остервенением, и их "боевую песню" было слышно за версту. Димка высказал предположение, что котики подрались просто от скуки. И всю дорогу потом сочинял очередную рифмушку, начальной строкой которой и было: "как-то раз от скукоты подрались весной коты!"
Из этого следовало: держат его на панфиловском хуторе. "В тепле", значит в доме. К тому же, раз "третьего кота нет…", похитителей всего двое. У Краснова только два человека, на которых он может в таком деле положиться – Власов и Жабров.
Анализируя телефонный разговор, Николай Фёдорович незаметно подошёл к дому Ерохиных. Егор Ильич выслушал друга и всем сомнениям положил конец:
– Надо выручать пацана. А этих прихватим и маленько потрясём. Они, конечно, от всего откажутся, но пока будем разбираться, выиграем время. А там и выборы.
Он вызвал по телефону своих помощников и предупредил Кошелева, чтобы тот взял охотничье ружье. Преступники наверняка вооружены, и проводить захват голыми руками рискованно.
Читатель, привыкший к обязательным перестрелкам в современных детективах, конечно же, спросит: "А где пистолеты, которыми должны быть вооружены стражи порядка?" Вопрос очень правомерный. Но приходится констатировать факт: для сельского милиционера иметь на задании штатное оружие – мечта ещё более несбыточная, чем возможность жениться на дочери американского миллионера.
Привилегией носить оружие сегодня обладают те, с кем этот милиционер должен вступать в единоборство. Поэтому кроме охотничьего ружья группа захвата вооружилась газовым пистолетом, наручниками и обыкновенными палками. При отсутствии у похитителей огнестрельного оружия и использовании фактора внезапности этого было вполне достаточно.
А в домике пчеловода всё оставалось по-прежнему. Димка сидел в запертой комнате. Власов и Жабров пили очередную бутылку. Теперь, когда дело сделано, можно было немного расслабиться. Они решили бодрствовать по очереди. Первым выпало спать Жаброву. Он снял сапоги и принялся устраивать себе лежбище. Власов вышел на улицу.
В той стороне, где располагалось село, тарахтел мотоцикл. Но вот он заглох. Теперь тишину нарушал только отдалённый гул проходивших по большаку машин. Ночь была тихой и звёздной. Власов поёжился от холода и зашёл в дом.
Жабров сидел на топчане, в руках держал стаканчик с водкой. Увидев напарника, не очень членораздельно начал оправдываться:
– Не ругайся, шеф… Это посошок на дорожку… Через три часа я буду, как огурчик!
Шеф устало махнул рукой:
– Валяй!
Жабров выпил, повалился на топчан и почти сразу захрапел. Власов сел за стол, тоже опрокинул стопку и стал медленно жевать бутерброд.
Не спал и их пленник. Он гадал, понял его отец или нет. Когда Власов вышел из дома, Димке почудился звук мотоцикла. Он вынул из рамы сколотый треугольник стекла, прислушался и в самом деле услышал отдалённое тарахтенье.
"Наверное, это отец, – подумал он. – Значит, понял, где меня держат!"
Немного погодя его догадка превратилась в уверенность. Под самым окном раздался звук, похожий на треск сучка под ногой человека.
"Они уже тут. Нужно как-то отвлечь похитителей", – Димка забарабанил в дверь и истошным голосом завопил:
– Откройте!!! Здесь крысы!!!
Власов, крайне недовольный тем, что его потревожили, открыл дверь. Димка рванулся, пытаясь пробежать мимо, но тот перехватил его, завернул ему руку и впихнул обратно в комнату:
– Не ори, гадёныш! Нет тут никаких крыс!
Димка снова закричал. Власов с размаху ударил его по лицу:
– Заткнись и сиди тихо! А то свяжу и затолкаю в рот кляп!
В этот момент с грохотом распахнулась наружная дверь, и на пороге возник участковый Ерохин:
– Стоять!!! Дом окружён! Руки…
Закончить он не успел. Власов молниеносно выхватил пистолет и выстрелил. Ерохин споткнулся и повалился на бок. В дверь ворвались Кузнецов с Кошелевым. Снова прозвучал выстрел. На этот раз мимо. Помог промазать Димка, который со всей силы пнул преступника в живот. Тот на мгновение замер… Димка резко ударил по его руке ножкой от старого табурета. Пистолет выпал…
Этой заминки оказалось достаточно. Кузнецов с Кошелевым подскочили к Власову и скрутили его. Они надели на него наручники и связали ноги. То же самое проделали с Жабровым. Тот проснулся от звука выстрелов и, ничего не соображая, ошарашено озирался по сторонам.
Освобождённый заложник стоял в стороне и тоже ошалело наблюдал за происходящим. В руках он всё ещё держал ножку от табурета.
Димка увидел, как отец возится возле Ерохина. Николай Фёдорович взглянул на сына и улыбнулся:
– Ну, что стоишь, как истукан? Иди, помогай. Нужно срочно перевязать Егора.
Рана оказалась серьёзной. Власов прострелил Ерохину грудь. Егор Ильич был в сознании и тихонько жаловался другу:
– Обидно, Коля, ведь на моем счету шесть тысяч обезвреженных боеприпасов… Два года в Афгани без единой царапины… А тут… схлопотал от какой-то мрази!
Кузнецов аккуратно снимал с него одежду и негромко журил:
– Сам виноват. Почему не подождал нас? Я ведь тебя предупреждал: они могут быть вооружены.
Ерохин кивнул на Димку:
– Он сильно закричал. Я подумал: они его бьют!
Димка покраснел. Ему стало неловко оттого, что своим криком он не только не помог, но и сорвал план, который разработали старшие. Он попытался оправдаться:
– Я думал, что отвлеку Власова, и вам будет легче их схватить. Про то, что у него есть пистолет, я не знал!
Но отец прервал его оправдания:
– Ладно, разбор будем делать позже. Беги, поищи в машине аптечку. Мне нужен бинт.
Димка принёс аптечку, и Николай Фёдорович быстро и профессионально перевязал Ерохина. Как раз в это время подъехал Парнов. Они оставляли его с мотоциклом в полукилометре от хутора. Раненого поместили в машину. Туда же посадили Жаброва. Власова уложили в люльку и привязали к ней. Поехали сразу в районный центр. Там преступников сдали в райотдел, а Ерохина определили в хирургическое отделение центральной районной больницы. Здесь же, только в терапевтическом отделении, лежал с воспалением лёгких его сын Витька.
Разговор Кузнецова старшего с сыном состоялся только на другой день. Перед этим им обоим здорово досталось от Екатерины Никифоровны. Мужу – за то, что не послушался её совета и не отказался участвовать в выборах. Ко всему попёрся воевать с "бандюками". В результате пострадал Егор.
Сыну – за связь с криминальными элементами. И, если Николаю Фёдоровичу с большим трудом, но всё же удалось убедить жену в своей правоте, то Димке пришлось дать матери твёрдое слово: в сомнительных компаниях ноги его отныне не будет.
А Николай Фёдорович вдруг увидел: младший сын незаметно вырос. Хотя внешне он всё ещё походил на несформировавшегося подростка, это была уже личность, имеющая свои убеждения, знания и опыт. Он не стал журить Димку за ошибки и просчёты, а постарался вести с ним разговор, как с равным:
– Ты не против откровенно побеседовать со мной?
Димка глянул на отца и понял: на этот раз серьёзного разговора не избежать.
– Нет, папа, ты же знаешь, я доверяю тебе, как себе!
– Если ты мне доверяешь, почему ни разу не рассказал о своих похождениях?
– А нужно ли было рассказывать? Так было проще и тебе, и мне.
– Но мог, в конце концов, со мной просто посоветоваться. Ты наделал много ошибок. От некоторых я бы мог предостеречь.
– Папа, ты ведь знаешь, ошибки не совершает только тот, кто ничего не делает. Даже если бы я с тобой советовался, они были бы всё равно.
– Да…, может, ты и прав. От ошибок не застрахован никто. Но люди с богатым опытом совершают их гораздо меньше.
– Я знаю, мой опыт с твоим не сравнить. Но ведь бывают и такие моменты, когда опыт может только помешать.
– Ладно, не будем превращать наш разговор в философский спор. Лучше расскажи, что ты там под чёрной маской натворил?
Сын внимательно посмотрел на отца и задал встречный вопрос:
– Скажи, когда ты догадался, что Дублёр – это я?
– Давно. Сначала меня просто удивляли некоторые странности в твоём поведении. Впервые я заподозрил, что что-то не так, когда Егор рассказал, как тебя избил этот Костя. Я-то ведь прекрасно знаю, что ты ходил в секцию каратэ. Да и занятия по рукопашному бою в полку никогда не пропускал. А тут вдруг без боя уступил какому-то Косте. Я никак не мог понять, зачем тебе это нужно? Ну, а когда ты устроился работать к Краснову да ещё стал у него мальчиком на побегушках, пришёл к выводу: мой сынуля задумал какую-то авантюру. А дальше, анализируя все "громкие" дела, я лишь всё больше убеждался в правоте своего вывода. И, честно говоря, постоянно ждал: однажды ты ко мне придёшь и обо всем расскажешь.
– Я несколько раз хотел тебе рассказать, но каждый раз передумывал. Ты мог невольно выдать меня. Когда в деревне о чем-то знают трое – это уже не тайна!
– Второй посвящённый, надо полагать, Витька?
– Да, он знает всё. Это мой самый лучший друг и помощник.
– Вы с самого начала "работали" с ним вдвоём?
– Нет, сначала я был один. Помнишь историю с магнитофоном? Потом убийство деда Евсея. Я тогда оказался там случайно. Слышал их крики. Когда они ушли, зашёл в дом. Увидел деда и провода, отключил пробку и напечатал записку участковому.
– Ты печатал на нашей старой машинке? А я-то думал: ты отстукиваешь на ней свои рифмушки!
– Рифмушки тоже. И все записки отпечатал на ней. Поэтому её и прятал.
–Теперь мне понятно, почему ты просил никому не рассказывать про эту машинку. Я принял это за юношескую стеснительность. Но почему ты избрал вариант этого Зорро? Ведь можно было как-то иначе!..
Димка видел, отец мучительно подбирает слова, чтобы не обидеть его. Он чуть печально усмехнулся:
– Я понимаю, что ты хочешь сказать, папа. Это сильно смахивает на доносительство… И очень большая часть моих сверстников, воспитанная на всех этих "общечеловеческих ценностях", назовёт меня просто стукачом… Но это не так. Я ни на кого не клеветал, а разоблачал только преступников. Мы, молодые, но тоже видим: вся эта мнимая свобода – всего лишь ширма для ловких и двуличных людей. Мне противно видеть, как они жируют за счёт тех, кто честно работает. И никто не может им помешать. Вступить с ними в открытую борьбу я не могу. Если бы и попробовал, меня бы просто размазали. Поэтому помогал милиции тайно. Вернее мы с Витькой. А факты мы всегда давали проверенные. Благодаря им, у милиции был шанс раскрыть всё по горячим следам.
– Хорошо, сын, ты меня убедил. Об этом хватит. Мы не закончили про Витьку!
– С Витькой мы крепко поругались, когда я пошёл работать к Краснову. У того собрался хороший гадюшник. Власов, Жабров, Хамитов, да и Иваньков с Лизичевым – сволочи порядочные. Чтобы развалить это гнездо, нужно было войти к ним в доверие. Я представился простачком, которого легко приручить и использовать. Краснов на это клюнул. А Витька стал считать меня чуть ли не врагом. Потом мы помирились. И когда обкатывали на "аэродроме" мотоцикл, я ему всё рассказал. Дальше мы "хулиганили" уже вместе.
Слушая Димку, Николай Фёдорович всё больше приходил к мысли: сын из тех мерок, с которыми они с матерью к нему подходили, вырос. Эти ребята во многом правы. В обществе, где во главе всех "общечеловеческих ценностей" стоит доллар, а все стороны жизни пронизывает дух быстрой и лёгкой наживы за счёт более слабого, бороться с преступностью законными способами становится всё сложнее. Человека, открыто выступившего против криминала, быстро ломают. Так, может, и впрямь против тех, кто повсеместно насаждает кодекс уголовных отношений, более эффективными будут методы этого же кодекса? Но тогда получится замкнутый круг. И из этой криминальной ямы уже не выбраться.
И всё же повод для оптимизма есть. Сейчас многие о молодёжи говорят черт те что. Поколение, которое "выбрало пепси", обвиняют в бездуховности, лени, повальной склонности к развлечениям. Предрекают скорую деградацию и вырождение. Им бы строить новые города, а они гибнут от водки и наркотиков. И всё же хоронить это поколение рано. Здоровые силы в нем есть. И они рано или поздно возьмут верх. Придёт время, волна ненависти, насилия и бездуховности пойдёт на убыль. От всеобщего разрушения страна обязательно перейдёт к созиданию. Этого требует закон поступательного развития человеческого общества. И сегодняшние пацаны, остро реагирующие на жестокость и несправедливость, ещё скажут своё слово.
Димка закончил свой рассказ и молча смотрел на задумавшегося отца.
– Ладно, – подытожил Николай Фёдорович, – в целом мне ваша деятельность ясна. Ответь мне на пару технических вопросов. Во-первых, как тебе удалось записать разговор в сторожке? И, во-вторых, как это вы умудрились проколоть сразу шесть шин заезжим "гастролёрам"?
– Диктофон мне подарил дядя Вадим. Помнишь, они приезжали на новоселье. Записывал их несколько раз. Чаще всего это был пьяный бред. Проболтался Хамитов только однажды. За что и поплатился. Я не думал, что дело дойдёт до расправы с ним. Об этой кассете Краснову рассказал Парнов. Он на него работает.
– И Егор не знает, кто у него предатель?
– Не знаю, может он и догадывается, но прямых улик у него нет. А я знаю точно: это Парнов!
– Дима, ты должен будешь рассказать всё это Ерохину, когда он выйдет из больницы!
– Нет, папа! Я как раз хотел тебя просить о том, чтобы о нашем разговоре ты никому не рассказывал. Я найду способ сообщить дяде Егору о Парнове. Но пусть пока всё останется в тайне!
– Хорошо, хорошо, если ты так хочешь…, оставим всё, как есть! Но ты ответил ещё не на все мои вопросы!
– Для того чтобы проколоть шины, мы сделали специальную доску с гвоздями. Делали её, чтобы поймать воров, которые ночью вывозили зерно. Помнишь, взломали дверь на складе? Мы караулили их три ночи, но эти воришки больше не появились. А тех гастролёров мы увидели случайно. Наблюдали за ними в бинокль. И когда они начали бить бригадира, решили их наказать. На выезде с просёлка положили доску и замаскировали её соломой. Что ещё? Фотоаппарат ты подарил мне сам, вот бинокль я брал без разрешения. Я знаю, что это подарок. Но ты им теперь не пользуешься, а мне он был нужен. Особенно, когда следили за воришками зерна. За это ты меня прости!
– Хорошо, я тебя прощаю, – засмеялся Николай Фёдорович, – но ответь мне ещё на один вопрос. Ты думаешь заниматься этим донкихотством и дальше?
– Как тебе сказать. Ты сам учил меня доводить любое дело до конца. Наверное, самоустраниться я не смогу. Хотя с записками, пожалуй, пора кончать… Несерьёзно это.
– Хорошо, сын. Я тебя понял. Но дорога, на которую ты ступил, очень опасна. Будь предельно осторожен. На тебя начнётся охота!
– Папа, ты всю жизнь провёл рядом с опасностью. Мне есть с кого брать пример!
– Видишь ли, я имел дело с минами, "ржавой смертью". Это порождение человека, и риск действительно большой. Но если хорошо знаешь своё дело и выполняешь меры безопасности, то всегда выйдешь победителем. А ты вступил в борьбу с людьми, точнее с их худшими представителями, хищниками в образе человека. Действия их агрессивны и непредсказуемы. Эти люди коварны и изворотливы. Они почти всегда наносят удар первыми и делают это скрытно. Я все-таки тебе рекомендую лишний раз на рожон не лезть… И очень прошу, прежде чем предпринимать что-то серьёзное, посоветуйся со мной… Помни, в этом деле я твой единомышленник!
О похищении уже знала вся школа. Весь день Димка был в центре внимания. Его физиономия с припухшим левым глазом просто обязывала каждого встречного опросить пострадавшего и проявить к нему сочувствие. Вопросы задавали и ученики, и учителя. Героями, несомненно, все считали раненого участкового и Кузнецова старшего. И хотя Димке было досадно, что в глазах друзей и педагогов он предстал беззащитной и избитой преступниками жертвой, такое положение вещей его вполне устраивало. Ибо, как уже было сказано выше, он собирался и впредь играть роль мечтательного и слабосильного юноши, которого можно было заподозрить в чем угодно, но только не в проделках неуловимого Дублёра.
Посочувствовала ему и Маринка. Она подошла во время большого перерыва:
– Я слышала, тебе здорово досталось от этих подонков?
Димка взглянул девушке в глаза и не увидел в них обычного насмешливого выражения. Он потрогал синяк и небрежно бросил:
– Да так, мелочи. Жить можно.
Маринка долю секунды боролась с собой, но всё же решилась высказать то, что собиралась:
– Ты хороший парень, Димка, но тебе надо переделать свой характер. Какой-то ты легковерный и неуверенный… Смелости, что ли, тебе не хватает? Не надо давать себя в обиду! Нужно быть таким, как… Дублёр!
Маринка не могла забыть тот злополучный вечер. У неё в голове просто отпечаталось, как за считанные секунды незнакомец в маске расправился с двумя негодяями. Она говорила мягко и тактично, чтобы не обидеть юношу. Но тот и не думал обижаться. Он улыбнулся:
– Ну, нашла, кого привести мне в пример, Дублёра! У меня нет таких данных… А потом, если все будут как он, то преступники очень быстро переведутся, и через пару месяцев он останется без работы!
– А ты оказывается ехидный человек! Я ведь не говорю, что ты должен стать таким, как он, один к одному. Я говорю о твоих недостатках! Ты же всё лето прислуживал этим подонкам… И чем это закончилось? Тебе надо воспитывать в себе качества, которые должны быть у настоящего парня!
Маринка, любившая читать нравоучения, села на своего конька, но Димка её быстро приземлил:
– Недостатки есть у каждого, в том числе и у Дублёра. И нужно ли их изживать – это ещё вопрос. Иногда они просто необходимы, чтобы что-нибудь скрыть. Вот некоторые девушки в нашей школе не слушают бабушку с дедушкой. Поздно вечером гуляют, попадают в неприятные истории, но никому об этом не рассказывают!
Маринка резко вздёрнула голову и в упор уставилась на Димку. На лице у того была откровенная усмешка.
– Откуда ты знаешь про историю в парке? Костя рассказал? Или ты за нами подглядывал?
– Да нет, просто мир очень тесен, а в деревне особенно. Стоит куда-нибудь пойти, как обязательно с кем-нибудь повстречаешься.
Димка говорил спокойно и уверенно, с шутливой интонацией, и в его тоне сквозило еле уловимое превосходство. Маринка видела перед собой совсем не того робкого мальчишку, которого знала до этого. В голове у неё внезапно мелькнула догадка, но мысль эта показалась ей настолько фантастической и нереальной, что она тут же отогнала её прочь. Тем не менее, её охватила непонятная радость. И хотя она не поняла истинную причину этой радости, ей стало вдруг ясно: Димка вовсе не маменькин сынок. И есть в нем какая-то загадка. А самое главное – он проявляет к ней интерес, и она этому рада. Маринка подхватила его насмешливо-шутливый тон:
– Ох, Димка, ты у меня дождёшься! Я как-нибудь тебя поколочу!
В это время раздался звонок. Убегая, она крикнула:
– После шестого урока Татьяна Ивановна собирает нас на репетицию новогоднего концерта! Предупреди всех своих!
