Николай Борисович Башмаков
Деревенский Зорро
Краснов чуть заметно усмехнулся и, повернувшись к Витьке, вдруг внезапно спросил:
– Кстати, куда это твой отец сейчас поехал?
Не ожидавший вопроса паренёк махнул в сторону асфальтового завода:
– Туда!.. В Ипатовку, – и сообразив, что его "купили", заморгал глазами. – А как Вы узнали, что он уехал? Ведь я об этом не говорил!
Валерий Иванович рассмеялся:
– Эх ты! Торопыга. Соврал, да неудачно! Я ведь знаю: он у тебя заядлый рыбак… Сегодня всё село рвануло в Пантелеевку. Там карп бешено клюёт. А Пантелеевка совсем в другой стороне!
– Да не соврал я, – возмутился Витька, – он мне сам сказал, что поехал на рыбалку, на ипатовский пруд! А Ипатовка как раз там! – и он снова показал рукой в сторону асфальтового завода.
Валерий Иванович посерьёзнел:
– Ну ладно… По части, где кого ловить, твоего отца никто не переплюнет… О моем деле, пожалуй, мы поговорим с вами как-нибудь в следующий раз. Коль все поехали на рыбалку, попробую попытать счастья и я… А вы бегите домой.
Ребята вышли на улицу и пошли в сторону центра. Когда подходили к Витькиному дому, их обогнала машина Краснова. В ней кроме хозяина сидели Власов, Жабров и Топтыгин. Автомобиль умчался в сторону, противоположную той, куда уехали участковый и Матюхин.
Они ехали в заброшенную деревеньку, что располагалась всего в двух километрах от села. Жители деревни давно разъехались. Теперь это был заросший бурьяном пустырь, вплотную примыкавший к лесу. Из строений сохранились только покосившийся деревянный дом и два старых сарая.
Краснову казалось: он полностью разгадал Дублёра. О том, что на старом хуторе состоится разборка, знал только Топтыгин. И именно он предупредил участкового. По тому, как быстро тот отреагировал на сообщение, чувствовалось: Ерохин полностью доверял охраннику. Значит, Топтыгин был у милиционера штатным информатором. И за это он должен быть наказан.
Они вышли из машины и зашли в сарай. Бывший десантник слишком поздно понял, что объектом разборки будет он сам. Его оглушили и связали. Потом привели в чувство и начали бить, перемежая побои с допросами. Топтыгин признался, что был у Ерохина и рассказал тому о готовящейся расправе над Матюхиным. Но в том, что работал на милицию и писал записки, так и не сознался. В конце концов, упрямство Топтыгина довело всех до бешенства. Они били его до тех пор, пока он не потерял сознание. Власову показалось, что десантник мёртв. Чтобы скрыть следы, преступники прибегли к испытанному способу. Они подожгли сарай и уехали в райцентр, чтобы обеспечить себе алиби.
От дыма и огня Топтыгин пришёл в себя. Он почувствовал, кто-то тащит его к выходу. Ему почудилось, будто это однополчане, друзья-десантники. Они были в камуфляжной форме и масках, в каких обычно ходили на спецзадания. Он жадно вдохнул свежий воздух и попытался с ними заговорить, но снова впал в обморочное состояние.
Были уже сумерки, когда к догорающему сараю подъехал Ерохин с людьми. Они сразу же наткнулись на лежащего без сознания Топтыгина. Ерохин облазил весь пустырь, но ничего, заслуживающего внимания, не обнаружил. Единственной уликой мог быть только след от мотоцикла, уходящий в лес. Но это, скорее всего, был случайный мотоциклист, проезжавший ещё днём.
Топтыгина увезли в районную больницу. Он выжил и поправился. К нему приходили следователь и участковый. Десантник разговаривал с ними вполне доброжелательно. Однако, на вопросы, кто его избил и хотел сжечь в сарае, отвечал, что ничего не помнит. Он не боялся бывших "коллег" по работе, но получил записку с угрозами в адрес родных. Поэтому здраво рассудил: когда выйдет из больницы, найдёт способ рассчитаться со своими обидчиками, а пока лучше помолчать.
Ну, а в селе бурно обсуждали это событие. Люди не сомневались, Топтыгин и был тайным Дублёром, который изрядно насолил местным преступникам, за что те и свели с ним счёты.
Большегоринцы жалели Топтыгина. Душевное состояние людей было сродни человеку, прочитавшему детективный роман. Дублёр был раскрыт. Исчезла тайна. И вместе с ней исчезло ожидание очередного приключения, а может быть даже и чуда. И всё же это не воспринималось людьми как трагический конец. Жизнь продолжалась. Была ещё жива надежда. И эта надежда не давала поверить в то, что торжествующее и на этот раз зло победило окончательно.
Глава 4
К моменту, когда Топтыгина выписали из больницы, большегоринцы уже обсудили все подробности этой истории. Люди знали: Топтыгин ни на кого не стал заявлять. И, как его не допрашивали, не сознался в том, что помогал милиции. И правильно сделал. Какой бы дурак в наше время сознался, что помогал разоблачать преступников. Это всё равно, что подписать самому себе приговор.
Топтыгин после больницы долечиваться не стал. Он пошёл в правление колхоза "Рассвет" и через два дня уже работал в колхозных мастерских. Пора наступала горячая. Венец всей годовой работы хлебороба – уборка. Что бы там ни говорили о тяжёлой доле предпринимателя или банкира, которые "делают деньги" тем большие, чем быстрее оборот их капитала, труд их ни в коей мере нельзя сравнивать с трудом земледельца. Крестьянин получает доход один раз в год. Уже одно это ставит его в невыгодное по сравнению с другими положение. Но и это не всё. За последнее столетие российская деревня пережила столько всяческих реформ и преобразований, что, казалось бы, удивить чем-то сельских жителей невозможно. Но "талантливые" государственные мужи придумали такое, чего до сих пор ещё не было. Государству стала не нужна продукция своих крестьян. Страна на закупку продовольствия за границей тратит в десятки раз больше, чем весь Советский Союз в условиях "всеми проклинаемого" застойного периода. А закупать продукцию у сельских граждан своей страны не желает. И этот парадокс с точки зрения нормальной логики объяснить невозможно.
Впрочем, не будем утомлять читателя вопросами экономического характера и перейдём к жизни села, потому как история с Дублёром имела продолжение…
Два следующих события, произошедшие в селе Большая Гора, были связаны с колхозом "Рассвет". Если государство, как уже было сказано, к продукции, выращенной колхозниками, не проявляло никакого внимания, то интерес к этой продукции со стороны частных лиц неизмеримо возрос. В настоящее время существует великое множество узаконенных способов изъятия у крестьянина его продукции. Самым простым и пока ещё не везде легализованным является обыкновенное воровство.
Колхоз "Рассвет" по этому показателю находился далеко не на последнем месте. И виной тому были не только объективные факторы. Как известно, показатель этот почти всегда обратно пропорционален силе власти. Чем сильнее власть, тем меньше воровства. И наоборот. Колхозу "Рассвет" все последние годы на власть сильно не везло.
Старшее поколение помнило те времена, когда хозяйством управлял образованный и волевой председатель – Копытов. Именно в то время колхоз и был миллионером. Но Копытов ушёл на повышение. А в стране наступила "эпоха перестройки и гласности". Колхозники получили, наконец, возможность выбрать не назначенного сверху, а своего руководителя. И хотя в хозяйстве было много порядочных и грамотных специалистов, эйфория "всеобщей демократизации" протолкнула на должность главы ловкого и пробивного шофёра Вилкина. Не беда, что у него не было специального образования и он понятия не имел, что должен делать руководитель. Зато он был "своим парнем" из низов, а не какой-то там "институтский бездельник". Вилкин был простым и понятным. Не придирался за пьянку. "Если требовало дело", то и сам мог выпить с кем угодно. Не "наводил дисциплину", не заставлял "работать на износ", а самое главное – мог закрыть глаза на мелкое воровство.
В общем, данный руководитель был удобен для всех. Однако это обстоятельство совершенно не способствовало процветанию колхоза. Воровство общественного добра приобрело здесь почти легальный характер. Многие вообще рассматривали его как форму некой компенсации за свой труд. Ибо нормальную зарплату в хозяйстве не выдавали уже три года. А авансы, которые люди получали раз в квартал, очень напоминали милостыню. Правда, далеко не такую, что собирают нищие в столице. Тем не менее, колхозники забастовок не объявляли, а продолжали работать на общественной ниве, успевая при этом обслуживать и личное подворье.
Так было и на этот раз. Колхоз "Рассвет", в очередной раз уменьшил поголовье скота, закупил на деньги, вырученные от продажи мяса, горючее и приступил к уборке.
И едва были отвезены от комбайнов первые тонны зерна, как по селу начали гулять слухи о его воровстве. При этом, как это принято в деревне, фамилий никто не называл. Все передавалось в неясной форме. "Кто-то" из комбайнёров прямо с поля "за бутылку" загружал "кого-то", и этот "кто-то" увозил зерно "куда-то". И хотя очень многие знали, кто конкретно проделывает эти "тайные" операции, все делали вид, что ничего толком не знают. А по слухам, что вполне естественно, никто никаких мер не принимал. Так продолжалось бы и дальше, если бы не произошёл случай, когда расхитителей поймали с поличным.
Водитель Сергей Кондратьев проработал в колхозе одиннадцать лет. Сергей был парнем неглупым и в известном смысле предприимчивым. Он с молодости усвоил, если будешь просто крутить баранку и жить на зарплату, из нужды не вылезешь. Поэтому использовал любую возможность заработать левыми рейсами. В отличие от других шофёров он никогда не выполнял работу "за бутылку" и брал только наличными. И никогда не упускал возможности прихватить и увезти к себе на подворье всё, что плохо лежит. Особенно плохо в колхозе лежали строительные материалы, поэтому жил Кондратьев гораздо "лучше" своих коллег.
У него был добротный кирпичный дом и все необходимые в деревне постройки. В металлическом гараже стоял новенький "Жигуль". Жена и сын были одеты, "как люди".
Конечно, многие односельчане поглядывали на него косо и за глаза называли "жлобом, меряющим всё на деньги". Но Сергей считал: всё это от зависти и неумения жить. У большинства колхозников просто отсутствует предпринимательская жилка и умение брать от жизни то, что она даёт. По его глубокому убеждению, только дураки не хотят понимать буквально слова из песни, уже давно ставшие народной поговоркой: "всё вокруг колхозное, всё вокруг моё". Как всё-таки здорово, что наступили, наконец, времена, когда никому не нужно доказывать, каким путём, честным или нечестным, ты приобрёл всё, что имеешь.
Вот и сегодня он вывозит зерно от комбайнов. Только абсолютный лох не может на этом подзаработать. Работа построена на полнейшем доверии. Бригада комбайнёров на четырёх комбайнах жнёт. Шесть грузовиков отвозят зерно на склад. Учёт ведёт только заведующая складом. Она добросовестно взвешивает машины и записывает данные в книгу учёта. Сколько привезут, столько и запишет. При этом не забывает и себя. Чтобы на складе было неучтённое зерно, немножечко занижает вес каждой машины. Не воспользоваться таким учётом было бы глупо.
Очередную машину Кондратьев на склад не повёз, а завернул на околицу, где жил его приятель Иван Овчаренко. Овчаренко числился фермером. Прежде, чем выйти из колхоза, он хорошо подготовился. Имел трактор со всеми прицепными агрегатами, купленными за бесценок в том же колхозе. У него было своё зернохранилище и даже небольшая сушилка. Продавать зерно "хохлу" было удобно. Заехал, вывалил, и, поди разберись, фермерское это зерно или колхозное. Правда, платил Овчаренко всего половину цены, но зато нет нужды далеко ехать и риска никакого.
Кондратьев подъехал к дому, заглушил машину и вошёл во двор. Хозяин работал в столярной мастерской. Увидев гостя, остановил станок, поздоровался и спросил:
– Ну что, привёз?
– Привёз. Дело за расчётом. Включая вчерашнее, ты мне должен за восемь тонн.
Овчаренко прищурил глаза и с усмешкой ответил:
– Ну, с расчётом придётся денёк-другой подождать. Тебе ведь нужны только наличные. А я, сам понимаешь, таких денег в доме не держу.
Кондратьев начал злиться. Хороший мужик Иван, но есть у него отвратительная "хохляцкая" черта. Если кого-нибудь не обманет, ночь спокойно спать не будет. Однако вслух свои сомнения высказывать не стал и жёстко потребовал:
– Меня твои проблемы не волнуют. Вечером – деньги, иначе утром я работаю на другого клиента.
Овчаренко обострять отношения не стал. Уборка в колхозе только началась, и при умном подходе с этого можно получить неплохой доход. Он похлопал Кондратьева по плечу:
– Ладно, не будем ссориться. Будут вечером деньги. Только ты не забудь разгрузиться.
Они вышли во двор. Овчаренко занялся запорами на воротах, а Кондратьев пошёл к машине. Когда фермер распахнул ворота, то вместо гула заведённого двигателя услышал, как "завёлся" Кондратьев. На первозданную деревенскую тишину обрушился целый каскад выражений, специально придуманных талантливым русским народом для общения с недругами. Овчаренко подошёл к автомобилю. Колеса машины были спущены. На стекле белела записка:
"Немедленно верните зерно в колхоз. Не забудьте о машине, которую разгрузили вчера. Дублёр".
Фермер немного подождал и, когда словесный поток у Кондратьева начал иссякать, заговорил:
– Словами, хоть они у тебя забористые и сказаны исключительно по адресу, делу не поможешь. Давай лучше подумаем, что делать?
– Что делать? – переспросил всё ещё не успокоившийся шофёр, – выгружать зерно, вот что делать! А с этой гнидой я рассчитаюсь! Жалко, что "мафиози" его не добили!
Далее снова последовали выражения нелитературного характера, и Овчаренко опять пришлось ждать. Он понимал: Сергей Кондратьев слишком мелок и труслив, чтобы связываться с Топтыгиным. Но сейчас ему просто необходимо "выпустить пар". Только тогда он сможет нормально соображать. Так и вышло. Кондратьев выговорился и замолчал. Овчаренко воспользовался паузой и изложил свои мысли:
– Сергей, ты не горячись и с этим делом не спеши. Сначала всё хорошенько разузнай. Может быть, это и не Топтыгин вовсе, а кто-то просто сработал под него. Я даже не исключаю, что это кто-то из соседей.
Кондратьев всё ещё злобно сопел, но истерика у него прошла:
– Может, ты и прав. Давай выгружать зерно. Не вести же его на самом деле на склад. Разгрузимся, и я уеду. Тогда никакой прокурор не докажет, что зерно не твоё.
Фермер согласно кивнул:
– Правильно. Заезжай на спущенных колёсах, разгрузим, а потом займёшься ремонтом.
Они принялись за работу. Подъехать к зерноскладу оказалось совсем не просто. Когда Кондратьев, наконец, загнал машину под навес, во двор внезапно зашли люди. Это были участковый Ерохин и "вечный зам" председателя колхоза Кожевников. Они успели вовремя.
К Ерохину прямо на работу прибежал Витька и отдал конверт, подкинутый, как и в самый первый раз, участковому в дом. В конверте лежала записка и две фотографии. Записка была отпечатана на пишущей машинке:
"Водитель Кондратьев разгружает колхозное зерно у Овчаренко. Накануне (дата) он уже выгрузил одну машину. (См. фото). Если поспешите, застанете их на месте. Дублёр".
На первой фотографии был запечатлён момент, когда машина Кондратьева заезжает во двор Овчаренко. На второй – разгрузка зерна. Изображение было мелким, но детали просматривались хорошо.
Участковый заехал в правление колхоза, прихватил Кожевникова, и они поехали к фермеру.
Пойманные с поличным, расхитители запираться не стали. Они вернули зерно и упросили Кожевникова с Ерохиным не возбуждать дело. Кожевников, руководивший колхозом вместо председателя, ушедшего в очередной запой, был человеком мягким. (Наверное, потому и ходил в вечных заместителях). Он поверил воришкам и ограничился профилактической беседой с ними.
Тем не менее, этот случай вызвал положительный резонанс. Любителей брать из общественного кармана поубавилось. А те, кто уже никак не мог бросить это ремесло, крали теперь в меньших размерах и делали это более скрытно.
Село снова бурно обсуждало появление Дублёра. Но был ли это Топтыгин или кто-то другой, проверить было невозможно. Топтыгина в это время на работе не было. Однако его мать уверяла: сын был дома и отдыхал перед ночной сменой.
Не успели утихнуть разговоры, связанные с похищением зерна, как произошёл другой случай. "Жертвами" Дублёра на этот раз стали хапуги из города.
Толик, по кличке "Рембо", и его напарник Витёк возвращались из областного центра. В наше непростое время любой мало-мальски уважающий себя городок имеет хотя бы одного амбала по кличке "Рэмбо". Толик был парнем крутым и вполне оправдывал своё прозвище.
Витёк с самого раннего детства был просто Витьком. Его ни в коем разе нельзя было отнести к категории крутых ребят, но зато он обладал признаками, явно указывающими на наличие у него некоторого интеллекта. Несмотря на разные весовые категории и характеры, напарники были давними приятелями.
Сегодня они ехали с грузом всевозможных товаров. Их мощный дизельный "Урал" был загружен под завязку. Здесь было всё: от заграничного спирта и самопальной водки до сникерсов и колбасы. Предназначался товар для предпринимателя районного масштаба, владевшего универсальным магазином, рестораном и гостиницей. Толик и Витёк служили у него на посылках, выполняя самую разнообразную работу. За универсальную деятельность шеф исправно платил им хорошие деньги. Правда, требовал при этом собачьей преданности и безукоризненного подчинения. Однако эти условия не особенно обременяли напарников, и до сих пор в их службе всё шло гладко. Но сегодня их явно попутал бес, и у них, как это теперь говорится, "случился прокол".
Всё началось с того, что Рэмбо предложил заправить "Урал" у каких-нибудь колхозников, а деньги, отпущенные шефом, использовать в личных целях. А тут и случай подвернулся удобный. На выезде из села Большая Гора, примерно в километре от тракта, они увидели ёмкость, из которой во время уборки заправляли трактора и комбайны. Приятели подъехали к цистерне. Им явно повезло. Ёмкость была с горючим и никем не охранялась. Рэмбо растянул шланг и начал ручным насосом закачивать топливо. Витек, увидев проходивших мимо пацанов, поинтересовался, где найти заправщика. Те пожали плечами и пошли в сторону ближайших домов. Ну, раз никого нет, то и волноваться нечего. Всё было бы хорошо. Они без помех заправились бы и спокойно уехали, да на беду со стороны фермы подошёл полупьяный сторож Егорыч. Он по совместительству и заправлял колхозную технику.
Увидев наглую кражу колхозного добра, доблестный страж задал вполне естественный для такого случая вопрос:
– Чё это вы, мужики, тут делаете?
Витек, который был посообразительнее, чем Рэмбо, спокойно ответил:
– Как что, не видишь? Заправляем технику.
Егорыч юмора не оценил и с обидой возразил:
– Я вижу, что заправляете. Но вы же не наши, значит воруете!
– Ну что ты, дед, – ухмыльнулся в ответ Витек, – мы не воруем! Мы покупаем у тебя топливо!
С этими словами он достал бутылку водки. Егорыч посмотрел на Рэмбо, продолжавшего, как ни в чем не бывало, закачивать солярку, оценил его физические возможности, перевёл взгляд на водку и вынужден был капитулировать.
Всё бы на этом было улажено, но откуда-то появился ещё один свидетель. Как назло им оказался бригадир Щетинин. Он, конечно же, тоже пил, иногда даже по неделе. Но в перерывах между запоями работал, как одержимый, радел за колхозное дело и с расхитителями был строг и принципиален. Щетинин обратился к приезжим гастролёрам с тем же самым вопросом:
– Что это вы тут делаете, мужики?
Витек, хоть он и был сообразительным, импровизировать страшно не любил и потому ответил всё той же фразой:
– Как что, не видишь? Заправляем технику.
К сожалению, дальше события начали развиваться совсем по другому сценарию. Бригадир на подкуп не пошёл и потребовал заплатить деньги, либо слить горючее обратно. Витек, выигрывая время, дипломатично уговаривал Щетинина завершить дело миром и согласиться на условия, которые они ему предлагают. Бригадир, судя по всему, ещё не понял, с кем имеет дело, и упорствовал.
Тем временем Рэмбо закончил заправку и крикнул напарнику:
– Заводи, поехали!
Витек быстро влез в кабину и завёл двигатель. Рэмбо подошёл к Щетинину и угрожающим басом пригрозил:
– Мужик, не дёргайся, а то врежу разок и затолкаю в эту бочку!
Посчитав, что в качестве расчёта за горючее такой фразы для этого деревенского болвана вполне достаточно, он залез в кабину и скомандовал:
– Вперёд!
Щетинин сильно разволновался и закричал:
– Что вы делаете, ворье! Я сдам вас в милицию!
Он попытался заскочить на подножку, но Рэмбо резко открыл дверцу, разбив бригадиру лицо, и ударом ноги скинул того на землю. Егорыч, всё это время безучастно наблюдавший за происходящим, вышел из состояния покоя и кинулся поднимать своего начальника.
Ну, а напарники, очень довольные собой, поехали к выезду на тракт. Полевая дорога была разбита, и машину сильно трясло. Перед выездом на центральную дорогу, когда они переезжали через солому, которую какой-то дурак рассыпал прямо на проезжей части, их тряхнуло ещё раз. Начинающие разбойники не обратили на это внимания, а зря. Скоро они заметили, что машина ведёт себя довольно странно. Витек остановил автомобиль. Они вышли и обнаружили: колеса "Урала" все до единого спущены…
На эту превратность судьбы "супермены" реагировали по-разному. Рэмбо сильно разволновался и несколько раз в разной интерпретации повторил примерно такую фразу: "Ах, козлы, прокололи шины! Ну, я их…" Далее шли перечисления, что он сделает с этими "уродами", когда до них доберётся. И хотя по части умственной деятельности Толик был слабоват, надо отдать ему должное, в перечислениях этих он ни разу не повторился. Витек был более хладнокровным. Оценив обстановку, он тяжело вздохнул и кратко изрёк:
– Ну, шеф нас убьёт!
После того, как первые страсти улеглись и к городским "героям" вернулась способность мало-мальски соображать, они принялись обсуждать извечный в таких ситуациях вопрос: "Что делать?" Витек предлагал одному остаться охранять груз, а другому на попутной машине ехать в город. Рэмбо не соглашался. Он пылал ненавистью к обидчикам и страстно желал немедленного отмщения. После непродолжительной дискуссии порешили: Витек останется с машиной, а Рэмбо пойдёт в село, позвонит шефу и устроит разборку с бригадиром.
Толик от природы страдал многими недостатками, но в вопросах наказания обидчиков отличался настойчивостью и целеустремлённостью. Поэтому свою деятельность он начал со сведения счетов. Рэмбо районного масштаба буквально вытащил бригадира из дома, разыскал сторожа, привёл их всё к той же цистерне и начал допрос. Но ни угрозы, ни побои результата не дали. Оба в один голос утверждали: колёса они не прокалывали. Взбешённый Рембо открыл кран, и горючее потекло из цистерны. Потом подошёл к Щетинину и в ультимативной форме пригрозил:
– Если ты через два дня не привезёшь мне шесть шин, я сожгу твой дом!.. Вот так…
С этими словами он поджёг горючее и перед тем, как уйти, ещё раз пригрозил:
– Проболтаетесь кому-нибудь, убью!!!
Завершив "разборку", он ушёл в село искать ближайший телефон.
Щетинин с Егорычем попытались потушить огонь, но это им не удалось. Скоро к месту пожара прибежали люди. Когда горючее благополучно догорело, прибыли пожарные и участковый. Проведённое по горячим следам, расследование результатов не дало. Бригадир и сторож в один голос заявили, что они были на ферме и кто поджёг цистерну не знают.
Между тем Рэмбо решил все вопросы и уже в сумерках подходил к месту, где стоял автомобиль. Он дозвонился до шефа. Чтобы не вызвать его гнев, пришлось немного приврать. Рэмбо пожаловался на беспредел и сообщил, что, пока они обедали в столовой, "какой-то гад" проколол им шины. Шеф реагировал спокойно. Пообещал прислать помощь, ну а ремонт шин за их счёт. Потому как плохо охраняли…
Толик ожидал худшего, и ответ шефа его успокоил. Ремонт обойдётся недорого. Впервые за этот день настроение у него начало подниматься. Рэмбо вспомнил, как мутозил этих колхозников, и на его лице появилась довольная улыбка. Новоявленный супермен не мог и предположить, что неприятности у него ещё не закончились…
Он был почти у цели, когда мимо проехал мотоцикл. Рэмбо не обратил на него внимания. Только отметил: фара светила очень слабо. Подойдя к машине, Толик окликнул напарника. Ему никто не ответил. Он залез в кабину и, почувствовав сильный запах спиртного, включил свет. Витек безмятежно спал. Схватил напарника за плечи, начал его трясти:
– Вот, гад, нажрался! Ну-ка, охранник хренов, вставай! А то проспишь весь товар!
Витек не реагировал. Рэмбо похлопал его по щекам, затем несильно врезал по рёбрам. Тот продолжал спать. Толик грубо выругался и только тут увидел приклеенную на лобовое стекло бумажку. Он отодрал её от стекла, поднёс к свету и прочитал:
"Вы нарушили закон. Пусть всё, произошедшее сегодня, послужит вам уроком на будущее. Помните, за подлость и преступления рано или поздно приходится расплачиваться. Дублёр"
Рэмбо тупо смотрел на записку. Постепенно до него начало доходить: все его разборки с бригадиром и сторожем были напрасной тратой сил. Был ещё третий, который видел всё, но которого не видел никто.
Он снова начал будить напарника. Через какое-то время ему это удалось. Витек догадку о третьем подтвердил. Коротая время, он действительно выпил спирту, но был не сильно пьян и хорошо помнит момент, когда подъехал мотоциклист. Он был в маске наподобие той, что носят омоновцы. Витек не успел ничего спросить, как приехавший чем-то прыснул ему в лицо. И всё… С этого момента у охранника в памяти полнейший провал. Скорее всего он вырубился, и нападавший затащил его в кабину.
Когда недобросовестный страж хозяйского добра закончил рассказ, оба сразу вспомнили про груз. Они залезли в кузов, и стало понятно, откуда такой сильный запах спиртного. Товар был безнадёжно испорчен. На видном месте белела ещё одна записка:
"Это расчёт за горючее, которое вы сожгли. Дублёр"
Этого Рэмбо уже выдержать не смог. Он затрясся в приступе бессильной ярости и совершенно диким голосом заорал:
– Ну, гад, жизни не пожалею, но тебя найду!!!
А Витек тихо и обречённо прошептал:
– Ну, теперь-то шеф точно нас убьёт!
Бригадир Щетинин и сторож Егорыч запирались недолго, и через день Ерохин вытянул из них всё, что они знали. После очередной поездки к начальнику ОВД узнал он и о "пострадавших". Рэмбо и Витек своему господину рассказали всё. Тот не стал писать заявление, но лично пожаловался начальнику милиции на самоуправство сельского Дон Кихота. Егор Ильич раскрыл картину произошедшего во всех деталях. И хотя сам он старался держать язык за зубами, ему в который раз пришлось удивиться феномену, разгадать который до конца он так и не смог. Уже через два дня село знало о произошедшем. Причём деталей и подробностей у этого "дела" оказалось намного больше, чем было выявлено в ходе расследования.
Реакция селян была самой разнообразной, однако большинство сходилось на том, что городские рвачи получили по заслугам. А вот кто на этот раз был под маской Дублёра, людям пришлось гадать. Топтыгин имел стопроцентное алиби, потому как в это самое время работал в мастерской. Поэтому версий было, хоть отбавляй. Впрочем, были и такие, что делали вид, будто этот вопрос их совершенно не интересует.
Краснов справедливо рассудил: раз эти события его не коснулись, то нечего раньше времени ломать голову. Кондратьев и Овчаренко притихли, но вели тайную разведку, чтобы выявить и наказать того, кто их подставил. Рэмбо и Витьку шеф соваться в село запретил и строго настрого приказал объезжать Большую Гору самой дальней дорогой. Не проявляли интереса к Дублёру и Димка с Витькой. Они с утра до вечера были в работе. Днём у Краснова. Вечером дома. Постоянно что-то ремонтировали, паяли, ковали, собирали. В общем, в отличие от большинства сверстников, поставивших во главу своей жизни развлечения, друзья посвящали своё время работе.
Самые неприятные последствия от этой истории были у самого участкового. Его снова вызывал начальник. Разговор на этот раз был более длительным и резким. В вину Егору Ильичу вменялось то, что он завёл в селе "доморощенного Зорро", который "терроризирует население". И пока тот ограничивался "доносами в милицию", это ещё можно было терпеть. Но теперь, когда "анонимщик" перешёл к "противоправным действиям" и "порче имущества честных предпринимателей", милиция не может быть в стороне. Товарищ Ерохин просто обязан выявить этого разбойника и привлечь его "за безобразные выходки к ответственности". В противном случае к самому товарищу Ерохину "будут приняты соответствующие меры".
Егор Ильич пытался возражать, ссылаясь на то, что "пострадавшие" первыми начали применять "незаконные методы". Но оказалось, что факт избиения колхозников и поджога горючего ещё надо доказать. Нужны свидетели, а их нет. А вот доказывать вину "этого Дублёра" не нужно. Он сам признает свои злодеяния в записках. Участковому ничего не оставалось делать, как пообещать: он примет "соответствующие меры". И хотя Ерохин понимал, что Дублёр действительно перешёл грань дозволенного, выявлять и тем более ловить доброхота ему не хотелось.
У участкового было множество других проблем. Среди них одна, которая касалась сына. С тех пор, как Витька подружился с Димкой Кузнецовым, сердце Егора Ильича было не на месте. Нельзя сказать, что Кузнецов-младший испорченный хлопец, но он попал под полное влияние Краснова и тянет за собой Витьку. Они работают у предпринимателя в магазине. Ходят на занятие его секции, а самое главное, постоянно в окружении красновских прихлебателей. Ребята фактически служат у Власова и Жаброва на побегушках. Классический пример втягивания пацанов в сети преступного мира налицо. И это сильно беспокоило участкового.
Егор Ильич пробовал поговорить с сыном, но из этого ничего не вышло. Витька упорно не хотел раскрываться перед отцом. Аналогичная ситуация была и в семье Кузнецовых. Ребята твердили: они уже не маленькие и сами понимают, что такое хорошо и что такое плохо. Обнадёживало одно, впереди было первое сентября. Каникулы заканчивались, а значит, заканчивалась их работа у Краснова. Может быть, учёба и школьные проблемы сумеют отвлечь ребят от этой компании.
Несмотря на обилие работы, вряд ли кто-то станет отрицать, что самая замечательная пора в деревне – лето. Лето – это, прежде всего, тепло. Это купание и рыбалка, ягоды и грибы, травы, цветы и воздух, настоянный на них. Это длинные дни с гудящими шмелями и пчёлами и короткие тёплые ночи с зудящими комарами. У каждого человека есть своё любимое время года. И всё же лето любят практически все.
