Николай Борисович Башмаков
Деревенский Зорро
Глава 3
Участковому Ерохину так и не удалось найти своего добровольного помощника. Обычно в селе, где все друг друга знают, рано или поздно появляются слухи, которые с большой долей вероятности могли вывести на нужного человека. Но в этот раз не было абсолютно никакой зацепки. Правда, сельские "колокольчики" обсуждали этот вопрос, но всё у них сводилось к тому, что никаких записок не было вообще и это просто выдумки самого участкового.
Как бы там ни было, а село после ареста поджигателей успокоилось. Людей волновали сейчас совсем другие дела. Пришло лето, а летний день, как известно, год кормит. Сев и посадка в огородах закончились, и на первый план вышла заготовка кормов. А если говорить проще – наступила пора сенокоса. Однако таинственный Дублёр напомнил о себе снова.
После обеда Ерохин пришёл на работу позже обычного. Он заходил к соседу Петровичу, у которого был свой тракторишко. Они договорились выкосить ерохинский покос. Синоптики дождей не обещали, но затягивать с этим было нельзя. Климат в последнее время так изменился, что бюро прогнозов чаще ошибалось, чем правильно угадывало погоду.
Когда он зашёл в кабинет, его поджидали оба помощника: Владимир Парнов и Сергей Кошелев. Это были молодые парни, сразу после армии окончившие милицейские курсы. Они тщательно выполняли все указания Ерохина, но особого рвения в службе не проявляли. Кошелев был на должности инспектора патрульно-постовой службы, а Парнов отвечал за оперативную работу. И хоть у каждого из них был самостоятельный участок, без Егора Ильича серьёзных решений они не принимали.
Вот и сейчас, увидев входящего участкового, оба поднялись, и Кошелев с ходу проинформировал:
– У нас, Егор Ильич, подарок от Дублёра. Я нашёл его в кабинете, на своём столе! – он протянул Ерохину кассету от магнитофона и записку.
Участковый сел на своё место и, прежде чем прочитать текст записки, проворчал:
– Сергей, возьми у меня в шкафу новый замок и сегодня же поставь. А то нам в следующий раз принесут бомбу!
Замок в кабинете, действительно, открывался любым гвоздём. Впрочем, Ерохин застал ещё те времена, когда кабинеты не закрывались вообще. И только в выходные дни на двери здания сельского совета (теперь администрации) навешивали замок. Но факт остаётся фактом. Аноним открыл дверь и подбросил свёрток прямо на стол.
Участковый раскрыл записку. Она была отпечатана всё на той же машинке:
"На кассете признание сторожа Хамитова в поджоге здания сельпо и убийстве журналиста. Дублёр".
Егор Ильич взял кассету от обыкновенного бытового магнитофона.
– Ну-ка, Владимир, – обратился он к Парнову, – неси магнитофон, послушаем.
В течение тридцати минут они прослушивали запись пьянки, участниками которой были люди, работавшие у предпринимателя Краснова: два охранника, Жабров и Топтыгин, два ночных сторожа, Иваньков и Хамитов, и экспедитор Власов. Судя по всему, дело происходило в сторожке, где обычно собирался персонал.
Сторожкой являлась отдельная комната в магазине, два окна которой выходили на центральную улицу. Из этих окон хорошо просматривался вход в основной магазин и продуктовый, расположенный через улицу. Ещё одно окно выходило во двор. Через него контролировался вход в подсобку и склад. Это помещение, где в ночное время сидел сторож, было одновременно и комнатой отдыха для персонала.
Все пятеро опознанных по голосам работников были изрядно навеселе. Судя по всему, они получили аванс. Разговор их особого интереса не представлял. И только в конце, когда Иваньков вышел в магазин, а Топтыгин направился в туалет, прозвучала ценная информация.
Хамитов, которого все называли просто по кличке Татарин, сцепился с Жабровым. В течение всего разговора он проявлял недовольство по поводу того, что ночные сторожа получают меньше, чем охранники. Жабров всё время над ним подшучивал. И вот, когда они остались втроём, доведённый до бешенства Хамитов выкрикнул:
– Почему?! Почему хозяин платит мне меньше, чем тебе?! Ведь это я по его приказу поджёг сельпо и пришил журналиста!!!
Жаброва ещё сильнее развеселила эта истерика, и он захихикал:
– Ну, сельповскую развалюху, может, сжёг и ты, а журналиста "пришил" Дед Мороз!.. Ты вколол ему обыкновенное снотворное!
– Всё равно! – снова закричал Хамитов. – Раз я в этом участвовал, значит, я должен быть в равной с вами доле!..
Неизвестно, что бы ещё наговорили собутыльники, но вмешался Власов:
– Ну-ка вы…, дерьмо собачье, замолкните оба! Слишком много стали болтать!.. Если недовольны жизнью, идите работать в колхоз!..
Видимо Власова боялись, так как стычка мгновенно прекратилась.
Этот не совсем мирный разговор Хамитова и Жаброва проливал свет на события, произошедшие полтора года назад. Тогда разгорелся конфликт Краснова с начальником большегоринского сельпо Соловьевым. Краснов взял в аренду здания, принадлежащие потребкооперации, но через три месяца перестал за них платить. Соловьев обратился за помощью в район. Там посоветовали: "Выселяй!" Он выселил наглого предпринимателя силой, с помощью рабочих сельпо. На следующую ночь запылало деревянное здание сельской потребкооперации. Сгорели все документы, подтверждающие собственность организации на строения. А немного погодя из районной администрации пришло распоряжение, согласно которому здания, из-за которых возник спор, передавались Краснову.
Возмущённый Соловьёв написал письмо в районную газету. В село приехал молодой корреспондент, полгода назад закончивший факультет журналистики. Журналист оказался очень дотошным, а главное, что встречается теперь всё реже, честным. К заданию редакции он отнёсся ответственно и, поработав в селе три дня, уехал в райцентр. Судя по всему, он раскопал что-то серьёзное, потому как до редакции так и не доехал. Попросту исчез. Исчезли вместе с ним и материалы расследования. Нашли его через две недели в снежном сугробе. Врачи констатировали смерть от переохлаждения. Высказывалась версия, что ему вкололи большую дозу снотворного и выбросили в снег, где он, так и не проснувшись, замёрз. Было заведено уголовное дело. Но следствие по нему велось вяло и, в конце концов, зашло в тупик. Родители журналиста попытались найти правду, но тот же следователь посоветовал им умерить пыл и заняться воспитанием оставшейся у них единственной теперь дочери.
Ну, а журналистское расследование было продолжено. На этот раз в село приехала заместитель редактора Холмогорова. Опытная, много повидавшая на своём веку женщина виновного знала заранее. Она написала разгромную статью в адрес Большегоринского сельпо, признав его работу неэффективной. Самого Соловьёва обвинила в пристрастии к спиртному, плохом руководстве потребкооперацией и зажиме местного предпринимательства.
Районное начальство на факты, изложенные в статье, отреагировало немедленно. В село приехала комиссия под руководством заместителя главы районной администрации. Комиссия быстренько приняла решение Большегоринское сельпо ликвидировать, а магазины и технику передать районной организации. Теперь товары стали завозиться совсем редко, и магазины потребкооперации захирели окончательно.
Когда закончили прослушивание, Кошелев задал вопрос:
– Что будем делать, Егор Ильич?
Ерохин раздумывал. Наконец, видимо приняв решение, заговорил:
– Дело, ребята, серьёзное. Я беру плёнку с собой. Завтра утром поеду в район. Попробую убедить начальство. Никому об этом ни слова. Ты, Сергей, попытайся поподробнее разузнать, с кем беседовал журналист. Составь полный список этих людей. Только смотри, работай аккуратно, чтобы не вспугнуть.
Он немного помолчал и повернулся к Парнову:
– Тебе, Володя, нужно выяснить через своих, не засветилась ли в райцентре какая-нибудь машина Краснова в день исчезновения журналиста. Вернусь из района, наметим план дальнейших действий.
Помощники, получив задание, приступили к его выполнению, а Егор Ильич отправился на покос. Но и там, занятый физической работой, он постоянно думал о том, как ему решить эту задачу со многими неизвестными. Для того чтобы получить разрешение на арест, нужны были факты более серьёзные, чем магнитофонная запись разговора пьяных преступников.
Было о чем подумать в эту ночь и Краснову. Вечером, когда он досматривал очередной боевик, к нему прямо в дом заявился Парнов.
Парнова он зацепил прошлой осенью. Как-то на занятиях секции ребята проговорились, что милиционер берёт деньги с пацанов, которые гоняют на мотоциклах, не имея прав. Видимо, по молодости откупные он брал небольшие, но для Валерия Ивановича этого оказалось достаточно. Предприниматель "побеседовал" с Парновым, и тот, испугавшись разоблачения, стал его информатором.
Краснов хотел было отчитать милиционера за нарушение конспирации, но когда тот рассказал о магнитофонной записи, делать этого не стал. Ситуация была экстренной. Действовать нужно было незамедлительно. Но сначала нужно хорошо всё обдумать.
Непосредственную угрозу представляли два обстоятельства.
Первое. Болтливость Хамитова давала милиции возможность его задержать. Хамитов – человек хоть и надёжный, но глупый. Опытный следователь сможет выжать из него всё, что тот знает.
Второе. В его команде предатель. И этот человек либо работает на Дублёра, либо сам является таковым. История с магнитофонной записью предоставила хороший шанс его вычислить. Круг лиц, которые могли записать разговор, ограничен. Запись, скорее всего, сделана с помощью бытового магнитофона, который находится в комнате отдыха. Возможность записи с использованием "жучка" маловероятна. В селе просто нет человека, который бы в этом деле что-то соображал, не говоря уже о том, что для подобной записи нужна специальная аппаратура. Был и ещё вариант – диктофон. Но воспользоваться им мог только человек, находившийся в сторожке. Посторонних там не было, значит, запись сделал кто-то из своих. Продавец Лизичев и грузчик Димка Кузнецов, отпадают. Первый сразу ушёл в магазин и в сторожку больше не заходил. Второй, получив свой первый аванс, отпросился домой и появился только под вечер.
Остаются пять человек, которые непосредственно сидели в комнате. Из этих пяти троих можно отбросить сразу. На себя они доносить не станут. Остаются двое – Иваньков и Топтыгин.
Иваньков – человек недалёкий. Все его интересы сводятся к тому, чтобы где-нибудь хорошо выпить да при этом ещё и закусить. Он не проходит мимо того, что плохо лежит. По этой причине у него никогда не было хороших отношений с милицией, но информатором вполне может быть.
Топтыгин – парень грамотный, развитый и скрытный. В сомнительных делах не замешан. Его так и не удалось скомпрометировать. Он бывший десантник, и у него свои представления о чести. Доверия вызывает меньше всего, но работу исполняет добросовестно, и придраться не к чему. Топтыгин мало чем интересуется помимо работы, но, вращаясь в среде болтливых коллег, мог узнать много лишнего и вполне способен работать на два фронта. Нужно будет в ближайшее время устроить этим двум проверку.
Сделав такой вывод, Краснов приступил к практическим действиям.
Участковому Ерохину тоже пришлось размышлять о предательстве. Он ехал из райцентра и вспоминал события, произошедшие в первой половине дня.
Рано утром, как и запланировал, поехал в районный ОВД. Ему предстояло убедить начальника в необходимости ареста Хамитова и Жаброва. Дело было не из лёгких. У Краснова на руках важнейший козырь – деньги. Правоохранительные органы на периферии по-прежнему оперативно и чётко работали в отношении обыкновенных граждан. Любой простолюдин, совершивший преступление, быстро получал положенный по закону срок и отправлялся всё в те же места, преподносимые нынешними идеологами как исключительное порождение прежней власти. Но вот в отношении людей, имевших большие деньги, у правосудия наблюдался сбой. Человек, обладающий этим "двигателем прогресса", мог оставить в дураках и милиционера, его задержавшего, и следователя, и даже всемогущего прокурора. Егор Ильич прекрасно это понимал и всё же надеялся на лучшее.
Однако день сложился неудачно. Едва он вошёл в здание ОВД, как его окликнул дежурный:
– Ерохин, на десять часов тебя вызывает начальник. Я уже звонил твоим, но ты уехал раньше.
Егор Ильич чисто формально поинтересовался:
– Зачем вызывает, не знаешь?
Дежурный пожал плечами:
– Понятия не имею. Но предупреждаю, он сильно не в духе. Ну, а у тебя как дела? Опять очередного алкоголика хоронишь?
Ерохин удивлённо поднял глаза:
– Какого алкоголика?
Теперь уже удивился дежурный:
– Как? Я думал ты в курсе. Парнов сообщил: ночью от отравления алкоголем умер какой-то Хамитов.
Ерохин был ошарашен. Основной подозреваемый, которого можно было раскрутить, уже ничего не расскажет. А из Жаброва вряд ли удастся что-то выжать. Надобность в разговоре с начальником отпала, но к десяти часам он, как было приказано, явился "на ковёр".
Как и предполагал участковый, общение с начальством обычным докладом о состоянии дел не ограничилось. После общих указаний Егору Ильичу пришлось выслушать ряд не совсем заслуженных упрёков. Начальник был в этой должности чуть больше года. Отношения с ним у Ерохина не сложились сразу. Участковый, прошедший армейскую школу, карьеристов и приспособленцев чуял за версту. Поэтому он предпочитал решать все вопросы с начальниками отделов, обращаясь к начальнику ОВД только в исключительных случаях.
Сегодня участковому были пунктуально перечислены все его грехи. Ерохину досталось за "низкую раскрываемость преступлений", "плохую профилактическую работу", "отсутствие контакта с населением", "пассивность и инертность" и многое другое. Слушая речь, достойную бюрократа самой высокой категории, Егор Ильич ждал: она вот-вот должна закончиться. Быть того не может, чтобы его пригласили ради простой профилактической беседы. Для того, чтобы такой "высокий начальник" снизошёл до персональной выволочки сельского участкового, нужна была веская причина. И он не ошибся. В конце "беседы" начальник холодными глазами уставился на Ерохина и внезапно спросил:
– И вообще, что за самоуправство ты творишь? Что это за анонимный помощник у тебя появился? Почему он обливает грязью честных людей?
Участковый попытался оправдаться:
– Товарищ полковник! Разрешите, я Вам всё подробно объясню…
– Не нужно мне никаких объяснений! Ты что, забыл, как нужно законными способами изобличать и ловить преступников? Даю неделю, чтобы ты нашёл этого анонимщика и поставил его на место. А если не в состоянии выполнять свои обязанности, то уходи и уступи место молодым!
Слова были обидными, и Ерохин не сдержался:
– Я со своими обязанностями справляюсь не хуже других! А "анонимщик", как Вы его назвали, никого грязью не обливал! Наоборот, благодаря его помощи нам удалось задержать поджигателей. Просто человек боится открываться, чтобы не пострадать!
– Товарищ Ерохин! (Такое обращение к подчинённому свидетельствовало о великом гневе). Вы действуете незаконными способами! Чтобы свидетель не пострадал, существуют милиция, прокуратура и суд! Они обязаны его защищать! Но действовать он должен открыто. Если что-то знает, обязан идти в суд в качестве свидетеля. А если нет, пусть сидит тихо и не сочиняет сплетни и доносы на односельчан. Слава Богу, у нас сейчас не тридцать седьмой год!..
Придраться к доводам начальника было невозможно. Ерохин вспомнил гениальное изречение: "Бюрократ тем и опасен, что всегда прав", – и это удержало его от дальнейшей, совершенно бесплодной дискуссии.
Полковник, увидев, что подчинённый сопротивление прекратил, заключительный акцент сделал в более спокойном тоне:
– Так что повторяю приказ! Все эти игры с анонимными сигналами прекратить! Это дело на контроле у заместителя главы администрации Гончарова. Он сегодня звонил и просил разобраться с тем, что ты, вместо того, чтобы бороться с преступниками, открыл охоту на честных предпринимателей!
"Так вот откуда дует ветер", – подумал Ерохин. Для него не было секретом, что между Красновым и Гончаровым существовали какие-то связи. Хотя друзьями и даже просто приятелями их назвать было трудно.
Теперь цепочка прослеживалась чётко. Кто-то проинформировал Краснова. Краснов убрал Хамитова и пожаловался Гончарову, ну, а тот надавил на начальника ОВД. Всё было ясно, кроме одного. Кто рассказал Краснову о магнитофонной записи? Парнов? Кошелев? Или эти сведения передал сам Дублёр? Тогда непонятна цель его действий. А может это какая-то игра самого Краснова? Обстановка, как в запутанном детективе. Придётся основательно поломать голову.
После ссоры в школьном скверике Димка и Витька не встречались. Начались каникулы, и каждый из них был занят своим делом. И хотя их тянуло друг к другу, они выжидали, и на мировую идти никто не хотел.
Весёлый, никогда не унывающий оптимист, Витька сдался первым. Он прибежал к Кузнецовым под вечер и обратился к Димке так, будто между ними и не было никакой размолвки:
– Дим, ты знаешь, я отремонтировал мотоцикл, и отец разрешил ездить по "аэродрому"! Только предупредил, чтобы не выезжали на дороги.
Приятели уже умели управлять мотоциклом, их заветным желанием было сдать на права. А для этого нужно было не только хорошо изучить "Правила дорожного движения", но и иметь хорошую практику вождения, чтобы без ошибок выполнить контрольные упражнения. Димка сразу забыл все обиды, и друзья побежали к Ерохиным. Они завели мотоцикл и поехали на "аэродром", чтобы вволю отвести свою душеньку и удовлетворить извечную мальчишескую тягу к технике и быстрой езде.
"Аэродромом" в селе называли огромное поле за южной околицей. На нём когда-то, в период всеобщей химизации, садились "кукурузники", чтобы пополнить баки очередной порцией ядохимикатов. Большегоринцам так и не удалось узнать, каков был положительный эффект от этой химизации. Но отрицательные её последствия они увидели воочию. Да и как их было не заметить, если в середине лета берёзы желтели и сбрасывали лист. Ели засыхали. Гибли пчелы и другие полезные насекомые. В одночасье перевелись в реке налимы и раки. Оказалось, они любят химически чистую воду. Так что жители села не особенно горевали, когда "аэродром" утратил своё предназначение. Их вполне устраивало то, что это поле прекрасно подходило для выпаса скота и являлось отличным полигоном для всех начинающих водителей.
Повстречались этим вечером и отцы наших друзей. Егор Ильич пришёл к своему однополчанину вроде бы по какому-то делу. На самом деле ему просто хотелось посоветоваться. Николай Федорович заканчивал строительство новой бани. Поздоровавшись, они немного поговорили на неизменные темы о семье, здоровье и погоде. Когда темы были исчерпаны, Кузнецов спросил:
– Ну что, Егор, нашёл своего доброхота?
Егор Ильич отшутился:
– Пока нет. Да и не собираюсь этого делать. Зачем мне засвечивать такого "суперагента", – и в свою очередь задал вопрос: – Фёдорович, а где твой Димка?
– А шут его знает. Целыми днями где-то пропадает. Устроился на работу, говорит, грузчиком.
– Ты знаешь, мне не нравится, что ты разрешил ему работать у Краснова. Деньги, конечно, – вещь хорошая, но компания эта не для него.
И Ерохин рассказал о событиях, связанных с магнитофонной записью, и своих подозрениях.
Николай Федорович выслушал друга очень внимательно:
– Да…, похоже, что у этого предпринимателя хороший гадючник. А что с Хамитовым?
– С Хамитовым, как я и думал, все концы оборвались. Вскрытие показало большое содержание алкоголя в крови. На этом вся экспертиза и закончилась. Приехали родственники, забрали тело и увезли куда-то в Татарстан.
Друзья какое-то время помолчали, потом Николай Фёдорович снова поинтересовался:
– Ну, а кто передал информацию Краснову? Кого ты подозреваешь?
Ерохин пожал плечами:
– Да, собственно, на подозрении только мои помощники. Больше, кроме самого Дублёра, никто о магнитофонной записи не знал.
– Так ты проверь их! Подкинь каждому из них дезинформацию, касающуюся Краснова!
– Я уже думал над этим. Тут нужно что-то такое, чтобы Краснов среагировал. Он чрезвычайно осторожен и на пустой крючок не клюнет. Ну, что-нибудь придумаю. А ты, Николай, все-таки поговори с сыном. Его в школьном скверике избил Костя Ясноглазов. А наш предприниматель за твоего Дмитрия вступился и потихоньку приманил к себе.
По тому, как Николай Фёдорович среагировал, Ерохин понял: тот ничего об этом не знал. Кузнецов как-то странно хмыкнул и переспросил:
– Этот долговязый избил Димку? Не верится. Что-то тут не то. Ну ладно, я разберусь, что к чему. А вообще-то Димка у меня парень надёжный. Я уверен: втянуть себя в аферу он не даст.
Егор Ильич, поднимаясь чтобы уйти, напоследок возразил:
– Это хорошо, что ты так уверен в сыне, но Краснов – бестия хитрая. От него можно ожидать всего. Он прекрасно разбирается в психологии пацанов. Ты не обижайся, но твой Димка парень слабохарактерный, и для этого прохиндея он может стать лёгкой добычей. Так что советую тебе всё-таки вмешаться.
Слова о слабохарактерности сына больно задели Кузнецова, но он не подал вида и ещё раз пообещал:
– Хорошо, хорошо, я поговорю с ним!
Николай Фёдорович считал, что хорошо знает своего младшего. Он полностью доверял ему. Но, может быть, со стороны виднее?
Разговор состоялся этим же вечером. Димка, как и прежде, был с отцом откровенным. Он пообещал по отношению к своему новому окружению быть внимательным и не терять бдительность. Рассказал о стычке в сквере и уговорил отца оставить его до сентября на работе. Николай Фёдорович успокоился. Но фраза Ерохина о слабохарактерности сына занозой засела в мозгу. Кузнецову старшему было обидно: его любимец на новом месте завоевал нелестную репутацию.
К Краснову из райцентра приехали "гости". Представители той самой группировки, которая его опекала. На современном жаргоне она именуется "крышей".
Гости подъехали на иномарке и, лихо развернувшись, остановились перед самым входом в магазин. Не торопясь открыли дверцы, не спеша вышли и, презрительно глянув на выскочивших из магазина Власова и Жаброва, направились в каморку Краснова. Судя по всему, парни эти были очень крутыми. У одного из них, амбала под метр девяносто ростом, даже и кличка была – Крутой. Второй, среднего роста, с цепкими хитрыми глазками, именовался Деляга.
Переговоры длились около часа. Видимо, они прошли успешно, потому как после них началась "неофициальная часть". В ходе этого действа гости изрядно подпили, после чего их мнения относительно дальнейших действий разделились. Крутой предлагал продолжить развлечения и требовал привести девочек. Деляга уговаривал его ехать в город. Уже начало темнеть, когда они вместе с Красновым вышли во внутренний двор. Краснов поддержал Делягу, ссылаясь на то, что здесь не город и нужно время, чтобы подготовить "мероприятие" с водкой, музыкой и девочками. Он пригласил их приехать через неделю. С большим трудом Крутого удалось уговорить.
Они направились к машине, когда со стороны сада вдруг раздался окрик. Все трое непроизвольно обернулись, и в этот момент сверкнула фотовспышка.
Первым среагировал Крутой. Не раздумывая, он кинулся к забору, ловко перемахнул его и устремился за убегавшим фотографом. Крутой был парнем действительно сильным, и выпитая водка не помешала ему настигнуть преследуемого. Он догнал его, когда тот пытался перелезть через ограду, отгораживающую сад от переулка. Смекнув, что уйти не удастся, убегавший прекратил попытки и встал, как истукан. Крутой схватил его за шиворот. Тот не оказывал никакого сопротивления. Было темно, и разглядеть его лицо было невозможно.
– Ну-ка, падла, пойдём на свет, посмотрим на твою мордашку, – прорычал Крутой и потянул беглеца к выходу.
Тот шёл покорно, не упираясь. Могучий представитель преступного мира расслабился, ослабил захват и тут же за это поплатился, пропустив сильнейший удар в солнечное сплетение. Он свалился без звука. Подскочивший Деляга наткнулся промежностью на ногу незнакомца и занял свободное место рядом с лежащим под кустом смородины напарником.
Когда подоспели Краснов, Власов и Жабров, один из них уже очухался, а второй всё ещё никак не мог разогнуться. Беглеца и след простыл…
После того, как крутые парни пришли в себя, Краснов рассказал им о событиях связанных с Дублёром. Крутой и Деляга поклялись приехать и изловить "эту скотину". Большего оскорбления, чем сегодняшнее, им нанести было трудно. Такое можно стерпеть от вышестоящего, но не от какого-то "деревенского ублюдка". Свести с ним счёты, было теперь для них делом чести и престижа. Хотя слово "честь" здесь не совсем уместно. Подобным представителям преступного мира оно подходит меньше, чем корове седло… Крутой и Деляга потребовали от предпринимателя, чтобы тот вычислил "фотографа" и немедля сообщил об этом им. Валерий Иванович клятвенно пообещал это сделать, но всё равно гости уехали от него в прескверном настроении.
Ну, а сам Краснов почти на сто процентов был уверен, что разгадал Дублёра. Так запросто уделать крутых ребят в селе мог только один человек. Бывший десантник, а ныне охранник и сторож в "фирме" Краснова – Топтыгин. На повестку дня встал первостепенный вопрос: эффектно разоблачить лицемера и наказать так, чтобы другим неповадно было.
План Валерия Ивановича был прост. Он решил спровоцировать Топтыгина через его дядьку, Матюхина Михаила Сергеевича. Матюхин был конкурентом Краснова. Ещё в девяносто первом году он вышел из колхоза и стал фермером. Сначала дела у него пошли неплохо. Но когда затраты на горючее, технику и электроэнергию начали превышать доход, а закупочные цены на сельхозпродукцию стали ниже розничных вполовину, он забросил фермерство и занялся торговлей. Теперь Матюхин разъезжал по всей области, скупал любой дешёвый товар, и неизбалованные большими зарплатами односельчане охотно шли в его магазин.
Всё это сильно не нравилось Краснову. С другими конкурентами он уже давно разобрался и, по его собственному выражению, "перевёл их на соль и спички". Принять меры к Матюхину мешали два обстоятельства. Во-первых, его не на чем было зацепить. Бывший фермер работал так, как будто занимался торговлей всю свою жизнь. При этом умудрялся ладить с криминальными авторитетами, исправно платил налоги и был на хорошем счету у администрации.
Во-вторых, у Матюхина были хорошие отношения с племянником. Он заменил Топтыгину умершего отца. Это так же удерживало Краснова от жёстких санкций. Теперь обстановка изменилась. Валерию Ивановичу нужно было поймать изменника с поличным, и он решил использовать их родственные отношения. Предприниматель был уверен, ради Матюхина Топтыгин пойдёт на всё, даже на собственное разоблачение.
А село уже обсуждало стычку городских с Дублёром. В том, что это действительно был он, не сомневался никто. Власов и Жабров не простили гостям их высокомерия и рассказали о происшествии собутыльникам. А далее заработал беспроволочный телеграф. И, как водится, чем дальше от места действия, тем большими подробностями обрастал этот эпизод. В глазах односельчан Дублёр был теперь не просто помощником милиции. Он превращался в супермена, "запросто размазавшего по стенке двух городских головорезов". А сельские пацаны, для которых слово "дублёр" было малопривлекательным и не совсем понятным, называли его теперь не иначе, как "наш Зорро". Этот американский сериал совсем недавно показало телевидение, и лихие приключения калифорнийского героя будоражили умы большегоринских сорванцов.
Участвовали в обсуждении этого события и Димка с Витькой. Они снова были вместе. Димка поговорил с Красновым, и тот принял Витьку на работу, правда, только на половину ставки. Работали они добросовестно, и товаровед с продавцами были ими довольны.
После происшествия с "крутыми" многие ребята загорелись желанием освоить приёмы рукопашного боя. Не остались в стороне и наши приятели. Они попросили Краснова принять их в секцию единоборств. Валерий Иванович пригласил ребят на занятие. Он показал им несколько приёмов и заставил повторить. У Витьки лучше получались захваты, броски и подсечки, но не ладилось дело с ударами. У Димки – наоборот. Он неплохо реагировал на удары и сам наносил их хоть и не сильно, но очень точно. А вот с приёмами, требующими силы и ловкости, у него получалось хуже. Но, в целом, ребята безнадёжными не были, и Краснов включил их в состав учеников. Он потихоньку приручал их. В плане разоблачения Дублёра ребятам была отведена небольшая роль.
К Краснову зашёл Власов. Власов молча кивнул головой, после чего они вышли в подсобку. Здесь негромким, но чётким голосом Валерий Иванович начал "инструктаж":
– Сегодня нам нужно разобраться с Матюхиным. Пришла пора поумерить его пыл. Сходи к нему и пригласи его к девятнадцати часам на хутор, за асфальтовым заводом. Чтобы не упирался, пообещай организовать неприятности у дочери. Придёт – хорошенько с ним побеседуем. Заерепенится – разыграем несчастный случай…
Власов согласно кивнул и задал только один вопрос:
– Топтыгина берём?
– Нет! Топтыгина оставь на охране магазина, а вот Жаброва и Иванькова возьмём.
После этих слов Краснов зашёл к себе, а Власов пошёл в сторожку. Как и было задумано, Топтыгин в этот момент курил за дощатой перегородкой и "случайно" подслушал разговор.
Получил команду прибыть "на разборку" с Матюхиным и Иваньков. Место действия ему было указано в противоположной от старого хутора стороне. Теперь оставалось ждать. Кто предупредит участкового, и куда тот поедет. В том, что Ерохин кинется спасать Матюхина, Краснов не сомневался.
Краснов вышел на крыльцо и увидел выходивших из магазина Димку и Витьку.
– Вот хорошо, что я вас поймал! Вы куда направляетесь?
– Валерий Иванович, мы всё сделали, и Власов отпустил нас домой, –торопливо выпалил Витька.
– Понимаю. На сегодня вы отработали, – с озабоченным видом произнёс предприниматель. – Но вы, хлопцы, мне ещё ненадолго понадобитесь. Так что из дома никуда не уходить, и если я вас раньше не вызову, к девятнадцати часам прибегайте сюда.
– Хорошо, Валерий Иванович, – ответил теперь уже Димка. – Будет сделано!
Приятели направились в сторону Витькиного дома. Краснов проводил их взглядом, посмотрел на часы и направился в каморку, которую он ласково именовал "моя конурка".
В назначенное время приятели прибыли к Краснову. Тот бросил взгляд на часы, похвалил их за точность и с серьёзным выражением на лице начал разговор:
– Я хотел с вами поговорить об одном деле… Если хотите, даже собираюсь у вас просить совета…
Он сделал паузу. Ребята застыли в позе учеников, почтительно внимающих опытному педагогу.
– Дело это касается человека, действующего под кличкой Дублёр… Вы ведь, наверняка, хотите знать, кто скрывается под этим псевдонимом? Да и Витин отец, как я слышал, не может отыскать своего помощника…
