Николай Борисович Башмаков
Деревенский Зорро
Слова были обидными, но Димка сдержался и Костину угрозу проигнорировал. Он помог Витьке вытереть с лица кровь:
– За что они тебя?
Витька по достоинству оценил действия своего нового товарища и решил быть с ним откровенным:
– Они украли в школе магнитофон. Их подговорил Жабров. Жабров – это мужик, который работает у торгаша Краснова.
Димка уже знал Краснова, имевшего в селе два магазина, и неоднократно видел парней, работающих у него. Один из них был бывший десантник Топтыгин, после армии не пожелавший "гнуть спину" на колхозной работе. Второй – Жабров. Здоровый красномордый детина с глубоко посаженными бегающими глазками, к двадцати девяти годам имевший две судимости.
– Ну и что? – спросил Димка.
– А то! Я случайно подслушал их разговор и написал им анонимную записку, чтобы они вернули магнитофон. Видимо, они меня как-то вычислили, подкараулили и стали допрашивать. Но я не признался. Тогда они начали меня бить, а тут как раз и появился ты!
– А ты, молодец, здорово дрался! – Димка хлопнул Витьку по плечу.
Тот тоже толкнул приятеля
– А ты, тоже молоток… Здорово их убрал!
Улыбаясь и переговариваясь на ходу, друзья побежали в класс.
Не обошли Димку стороной и дела сердечные. Вне всякого сомнения, он считал себя взрослым и давно вышел из того возраста, когда человека посещает первая любовь. Но в этой школе с ним произошло нечто такое, чему он никак не мог дать логичного объяснения. Он познакомился с девчонкой, при общении с которой его охватывала непонятная робость и он терялся. Его, как он сам это оценил, словно заклинивало.
А познакомились они при крайне невыгодных для Димки обстоятельствах. Как-то утром он шёл в школу по тропинке, проложенной школьниками мимо старых домов. Путь этот значительно сокращал расстояние, но изобиловал препятствиями, которые не только не отпугивали ребят, а наоборот привлекали, придавая ежедневному и довольно нудному занятию некоторое разнообразие.
Была середина апреля. Выпавший ночью снежок быстро таял, и тропинка была довольно скользкой. Обходя очередное препятствие, Димка услышал позади себя негромкий смех. Обернувшись, он увидел: за ним идут три девчонки из десятого "А". Почти перед самым школьным двором тропинка огибала участок заброшенного строительства. Здесь были вырыты глубокие траншеи. Рядом лежали фундаментные блоки. Чтобы не обходить стройку и сэкономить время, предприимчивые пацаны положили над траншеями доски. Димка уже ходил по этому маршруту и потому смело вступил на временный мост. Находясь на середине доски, он снова услышал смех, непроизвольно оглянулся и… свалился в траншею, заполненную талой водой. Тут уж девчонки расхохотались во весь голос. А круглолицая хохотушка ехидно поинтересовалась:
– Скажите нам, пожалуйста, зачем это вы туда забрались?
– Я тут отдыхаю! – грубо ответил Димка. Он попытался вылезти из траншеи, но соскользнул обратно.
Самая высокая из девчонок подошла к траншее и назидательным тоном произнесла:
– По нашим дорогам, новенький, нужно ходить очень осторожно, – и, улыбнувшись, протянула руку, – давай помогу, а то вывозишься окончательно.
Димка молча ухватился за её руку, и она довольно легко его вытащила. Вид у него был очень неприглядный, и хохотушки снова заулыбались. Он уже собрался сказать им что-нибудь резкое, чтобы разом погасить их улыбки, но взглянул на девчонку, которая ему помогла, и все слова куда-то пропали.
– Спасибо! – выдавил он из себя и пошёл в сторону школы.
Девчонка перестала улыбаться и крикнула вслед:
– Эй! Новенький! Иди в кочегарку, там обсушишься, а мы скажем учителю о твоей беде!
«Ну вот, – подумал Димка, – теперь вся школа будет смеяться». С этой невесёлой мыслью он направился в кочегарку.
Девушку эту звали Марина Серова. Она сама училась в этой школе второй год. Её отец был дипломатом. Они долгое время жили в Испании, потом в Москве. Два года назад отца направили в одну из латиноамериканских стран. При посольстве была только начальная школа. Поэтому на семейном совете было решено оставить Марину у Серовых старших. Её дед, Серов Евгений Михайлович, был директором школы. А бабушка, Евдокия Федотовна, преподавала русский язык и литературу и была классным руководителем того самого десятого "Б", в котором учился Димка.
Маринка была очень симпатичной. Высокая, светловолосая, с большими синими глазами и правильным носиком, она выглядела старше своих одноклассниц. Внешние данные, а так же острый ум и характер прирождённого лидера, резко выделяли её среди сверстниц. Но то обстоятельство, что она была в семье единственным ребёнком и ни в чем не имела недостатка, имело и отрицательные последствия. Изрядная доля самолюбия, чрезмерная уверенность в своей исключительности, а порой, и откровенный эгоизм неприятно поразили деда и бабушку, старых, опытных педагогов. И они с первых же дней совместной жизни ненавязчиво и тактично пытались изменить характер внучки.
С окружающими Марина вела себя по-разному. Больше всего в человеке она ценила ум и смелость. Люди слабые и пассивные были ей совершенно не интересны. Однако эти особенности её характера не отталкивали от неё подруг и друзей. В душе она была человеком добрым. И потому не могла на кого-то долго сердиться, а, надерзив, быстро отходила и почти всегда первой начинала искать пути примирения.
Димка впечатления на неё не произвёл. По её оценке, это был мальчик-тихоня, выросший в тепличных городских условиях. Таких во все времена называли "маменькин сынок". Да и ростом явно не вышел. Единственное, что ей запомнилось, так это взгляд, которым он смотрел на неё. Что-то в его взгляде было необычным.
В майские праздники Кузнецовы справляли новоселье. Хотя предстояла ещё большая работа по обустройству усадьбы: нужно было срубить баню, хлев для скота, сделать новый забор, ворота, посадить сад и огород – основные работы по ремонту самого дома были закончены.
Как нельзя кстати прибыл и контейнер. Последние дни они только тем и занимались, что разбирали вещи и посуду, собирали и ремонтировали мебель, расставляли и раскладывали все это по своим новым местам.
Их новый дом представлял собой большой рубленый пятистенок. Николай Фёдорович разгородил его на четыре комнаты. Спальня, гостиная, кухня и отдельная для Димки. Самой большой комнатой была гостиная. Здесь и накрыли стол.
На новоселье пришли участковый Ерохин с женой и сыном Витькой. Два человека, помогавших восстанавливать дом, колхозный столяр Алексей Коклюшев и Никита Иванович Комаров, пенсионер, бывший учитель истории. Пришли соседи, Сидоровы и Воробьёвы. Самым последним приехал из областного центра друг Николая Фёдоровича – Бурлаков Вадим Сергеевич.
Когда-то они вместе учились в военном училище, и были закадычными друзьями. Но в процессе службы Вадим ушёл в "органы", и офицеры надолго потеряли связь. И вот недавно, когда Николай Фёдорович ездил в областной военкомат, совершенно случайно встретились. Вадим Сергеевич работал в службе безопасности, но просил это не афишировать и представился просто, как старый друг Кузнецовых. Он приехал с женой и дочерью.
После того, как были сказаны необходимые в таких случаях тосты и пожелания, старшее поколение принялось рассказывать весёлые истории и анекдоты. Самым интересным рассказчиком был участковый Ерохин, взявший на себя обязанности тамады. Шутки, анекдоты, весёлые случаи из армейской и милицейской службы так из него и сыпались. При этом он не забывал и про остальных и на правах тамады обязал каждого рассказать какой-нибудь анекдот или смешную историю.
Когда очередь дошла до Николая Фёдоровича, он не стал размениваться по мелочам и преподнёс целый рассказ:
– Вот вы меня спрашиваете, как мы познакомились с Ерохиным? Чтобы всем все было понятно, расскажу один эпизод из своей холостяцкой жизни. Наш полк располагался в четырёх километрах от города, на берегу небольшой речки. Жили мы в офицерской гостинице, и главным для нас, холостяков, всегда был вопрос, как провести свободное время, которое хоть и не часто, но все-таки выпадало.
Однажды в воскресный день мы с другом, таким же, как и я, холостым лейтенантом, решили съездить на рыбалку. Взяли у лесника лодку с мотором и поплыли вниз по течению, где, как нам объяснили, были рыбные места. С собой прихватили молодого прапорщика, прибывшего в полк неделю назад, который, по его словам, умел классно варить уху.
Способ "рыбной ловли" избрали простой и эффективный. Две тротиловые шашки с короткими зажигательными трубками должны были за несколько минут обеспечить нас рыбой. Достать взрывчатку проблем не было. Мы постоянно выезжали на разминирование и считали себя очень опытными подрывниками. Наш новый товарищ не имел пока в этом деле никакого понятия. Было решено совместить приятное с полезным и прямо во время "рыбной ловли" обучить его азам подрывного дела.
Выбрали место, заглушили мотор, и лодка поплыла по течению. Я объяснил прапорщику, как надо поджигать огнепроводный шнур, и показал омут, в который нужно бросить заряд. Ну, а мой многоопытный друг добавил: трубка длиной всего десять сантиметров, а это значит, что от момента, когда загорится порох шнура, до взрыва всего десять секунд. Наверное, сказал он это напрасно. Новоиспечённый подрывник взял заряд, поджёг, как учили, шнур, но при этом так переволновался, что выронил шашку из рук… Заряд упал на дно лодки и закатился под деревянную решётку…
Секунды две, а может и три смотрели мы с другом на эту шашку и слушали, как шипит горящий шнур, а потом, как опытные и умудрённые жизнью профессионалы дружно нырнули за борт…
Николай Фёдорович сделал паузу, и сразу несколько голосов воскликнуло:
– А как же прапорщик?
– А что прапорщик, он оказался сообразительнее и расторопнее, чем мы думали. Он ухитрился как-то вытащить эту шашку и выбросил её в воду вслед за нами. Ну, а потом уже началась собственно "рыбалка". Только вместо рыбы ему пришлось вытаскивать на берег и приводить в чувство двух оглушённых сапёров.
За столом раздался дружный хохот. Громче всех смеялась молодёжь, а Наташа Бурлакова спросила:
– А что было дальше?
Все утихли, и Николай Фёдорович закончил свой рассказ:
– А дальше ответ на ваш вопрос. Этим прапорщиком и был мой друг и наш участковый – Ерохин Егор Ильич. Так мы с ним "познакомились". Ну, а меня с тех пор стала постоянно преследовать мысль, что такое холостяцкое времяпрепровождение до добра не доведёт. И, немного погодя, я женился.
Тут уже не выдержала Екатерина Никифоровна:
– А я-то, глупая, всю жизнь приписывала эту заслугу себе и думала, что он женился на мне оттого, что влюбился в меня!
Вволю насмеявшись и пропустив по рюмочке, перешли к беседе более серьёзной. Сначала принялись обсуждать Чеченскую войну, которая казалась всем странной и непонятной. Непонятной она была не только для людей сугубо гражданских. Даже у профессиональных военных создалось впечатление, что те, кто руководил войсковыми операциями, вообще не изучали общевойсковую тактику и особенно раздел "Бой в городе". Но довольно скоро пришли к выводу: у военных просто связаны руки. Видимо, тут замешаны очень большие деньги, и именно такая война и была нужна ее организаторам.
После этого заключения перешли к заботам родного села. Особенно всех волновала преступность. Вспомнили, что за последние месяцы было обворовано несколько магазинов в самом селе и близлежащих деревнях. Сожжены два частных магазина и один киоск. Сгорели при невыясненных обстоятельствах три дома одиноких пенсионеров. В двух домах старики погибли во время пожара. В третьем удалось спасти бабку Авдотью. Бабуля от пережитого тронулась умом и ничего вразумительного сказать не смогла. Она только плакала и все время причитала:
– Антихрист пришёл! Он всех нас погубит!
Перебрав все эти события, обратились к Ерохину. Делает ли что-то милиция, чтобы поймать воров и поджигателей. Егор Ильич посерьёзнел, враз превратившись из весёлого, заводного тамады в усталого, заваленного работой участкового.
Он обвёл присутствующих взглядом. Все примолкли и ждали. Участковый многое мог бы сказать в оправдание. Он знал, что милиция не бездельничает и работает не меньше, чем раньше. Но эффекта от этой работы мало.
Во-первых, во много раз выросло число самих преступлений. У преступности – социальные корни, и одна милиция решить эту проблему не в состоянии.
Во-вторых, милиция лишилась помощи со стороны населения. Раньше сельские "анискины" всегда находили у людей поддержку. В отличие от города в деревне все друг друга знают. И знают настолько глубоко, что если что-то случалось, односельчане интуитивно и почти безошибочно определяли, кто мог совершить подобное. А уж если на месте преступления находились какие-то следы, преступник вычислялся быстро. При этом каждый нормальный человек считал своим долгом помочь милиции. И дело было совсем не в том, что в стране поощрялся донос, как преподносится сейчас это вновь выращенными господами. По этому показателю наш народ всегда значительно отставал от той же Америки или Германии. Просто люди понимали: государство в целом и милиция, как часть этого государства, защищают их. И от того, будет ли наказано зло, зависит их благополучие и будущее их детей.
Сейчас в обществе насаждается индивидуализм. Закон джунглей разделил людей на сильных и слабых. Закон этот помогает господствовать сильным. Слабые растеряны. Государство уже не защищает их. Они подобны зайчишке, которого вырастил человек и вдруг выпустил в незнакомый, чужой лес. Нужно остерегаться каждого куста и бояться любого шороха, иначе – гибель.
Конечно, люди не звери. Они могут противостоять сильному злу, но только тогда, когда они организованы. При существующем положении каждый рассчитывает только на себя, поэтому обращается в правоохранительные органы лишь в крайних случаях. А уж о помощи и говорить не приходится. Да и сами эти органы состоят из таких же людей. На них со всех сторон оказывается давление. Даже журналисты предпочитают искать нарушения закона не у преступников (это опасно), а среди блюстителей порядка. И преступники всё чаще остаются на свободе. А безнаказанность ещё сильнее поощряет их к противоправным действиям.
Многое мог бы сказать Егор Ильич. Но он понимал: от него ждут не оправданий, а правды, какая бы она ни была. Поэтому речь его была немногословной:
– Мы не бездельничаем. Работаем сейчас не меньше, чем раньше. Сколько и кого арестовали, вы знаете. Но это одиночки. А в селе орудует организованная банда. И управляет ею хитрый и опытный человек. Без прямых улик и свидетелей их не взять. Над этим и работаем. Больше, к сожалению, мне вам сказать нечего.
Образовалась пауза. Притихла даже молодёжь. Нарушила молчание Ольга Николаевна, жена Бурлакова. Эта общительная и прямолинейная женщина с первых минут вела себя в незнакомой компании по-хозяйски:
– Мужики! Мы вообще-то, зачем сюда собрались? Праздновать новоселье или слушать про вашу работу? Вы хоть молодых пожалейте. Им ваша политика до одного места. Они хотят веселиться, да и мы не прочь! Правильно женщины?
Женщины одобрительно загалдели, но Екатерина Никифоровна, которую вольное поведение Бурлаковой несколько шокировало, возразила:
– Ну, тут Вы, Ольга Николаевна, не правы. Мне кажется, наше поколение зря упрекает молодёжь в аполитичности. Просто их представления в этом не всегда совпадают с нашими. А знают и видят они не меньше нашего. Не знаю, как у других, но наш Дмитрий подкидывает порой такие вопросы, что нам с отцом, чтобы на них ответить, не хватает образования.
Ольга Николаевна попыталась возразить, но её перебил Николай Фёдорович, который направил разговор в иное русло:
– Давайте не будем спорить, какая у нас молодёжь, в их присутствии. Лучше послушаем их самих. Дима, прочти-ка нам несколько твоих "рифмушек". – И голосом, в котором проскальзывали нотки отцовской гордости, пояснил, – он у нас пристрастился рифмовать анекдоты и смешные случаи. Есть у него и с политическим уклоном.
Гости зашумели. Послышались возгласы: "Просим!"
Димка смущённо озирался. Нужно сказать, он не афишировал эту сторону своей жизни. Он сознавал: его страсть к сочинению – это всего лишь дань возрасту. И хоть по натуре был мечтателем, никогда не мнил себя поэтом. Юноша был твёрдо убеждён: никаких способностей у него нет. Да и откуда им взяться, если в его роду не было ни писателей, ни поэтов, ни даже просто "заслуженных" или "народных" деятелей. Тогда как опыт массового появления талантливых детей у не менее талантливых родителей доказывает, что народная пословица: "Яблочко от яблоньки недалеко падает" – давно стала аксиомой. Для Димки же это было просто очередное увлечение. Ему нравилось рифмовать, и он рифмовал, честно осознавая, что никакого отношения к стихам и высокой поэзии его "рифмушки" не имеют.
Димка справился, наконец, с волнением и заговорил:
– Я расскажу одну из "рифмушек-загадок", а вы должны отгадать, кто это?
Был при социализме "чистом"
ОН "убеждённым коммунистом".
Чтоб излечить нас от "застоя",
СССР он "перестроил".
Был "лучшим немцем",
"Старшим братом",
Был "самым стойким демократом",
Боготворил свою жену,
Для НАТО выиграл "холодную войну".
Был "иностранным" ОН "агентом",
Последним лысым президентом,
Мечтал страну перекроить,
Да на беду простому люду, сумел лишь только развалить…
Да, жизнь прожил ОН "не напрасно".
Завёл страну…
Куда? Не ясно!
Опять очередной "Сусанин"!
Кто ОН такой? Гадайте сами.
Взрослые без труда отгадали эту его "загадку". Последовавшие за ней ещё два шаржа постигла та же участь. Димка уже собирался закончить своё выступление, но вмешался отец:
– Дима, хватит мучить наших российских лидеров. Ну-ка расскажи что-нибудь про иностранных. Я помню, у тебя было что-то про Клинтона.
Димка поправил отца:
– Про Клинтона у меня нет. Есть "рифмушка", где он упоминается. Это про наш современный "русский язык", который сильно отличается от того, который мы учим в школе. Даже наши политики выражаются так, что их не понимают иностранцы. Вот на эту тему маленькая пародия.
Как-то в граде Вашингтоне,
В их каком-то Белом Доме,
Получили ультиматум
Из Московского Кремля.
Из семи листов вначале
Лишь три строчки прочитали:
"Как же так, вашу в натуре, Вы нас с НАТО обманули?
Подвели…, а обещали всё без драки утрясти.
Что ж Вы, долбаный "блин Клинтон", за Россию уцепились?"
Ну, а дальше, как ни бились,
Не смогли перевести…
Гости засмеялись и попросили ещё. Воодушевлённый Димка рассказал подряд несколько "рифмушек-анекдотов". Собравшиеся окончательно развеселились. Кто-то включил музыку. В доме стало весело и шумно.
Глава 2
Несмотря на предупреждение от "шлягефлюгеров", наши приятели решили довести дело до конца и найти школьный магнитофон. Чтобы получить нужную информацию, они направились к "деревенскому детективу" Вадиму Бутурлину.
Вадим учился в одиннадцатом классе. Насмотревшись западных фильмов, он решительно и бесповоротно поставил перед собой цель стать юристом, а если быть точнее – адвокатом. И уже сейчас, используя все средства и способы, готовил себя к этой деятельности.
Вадим был юношей умным и рациональным. Его меньше всего привлекала романтика будущей профессии. При определении центральной линии своей жизни он уловил главное. Умственная деятельность работников большинства традиционных профессий оплачивается более чем скромно. Работа адвоката в условиях нестабильности законов и криминализации общества, напротив, обещала большие деньги. Родители полностью поддержали сына. О них следует сказать особо.
Бутурлиных в селе не любили. Их считали людьми заносчивыми и скандальными. Глава семейства в своё время отсидел три года в колонии общего режима и теперь налево и направо рассказывал, как он "пострадал от тоталитаризма" и "подвергался гонениям" со стороны "коммунистических властей". С ним не спорили. В селе все знали: срок он получил за зверское избиение своего собутыльника, но, памятуя о его крутом нраве и исключительной злопамятности, старались ему лишний раз об этом не напоминать.
Знали односельчане и то, что работник он был никудышный. Поменял несколько профессий и рабочих мест, но нигде себя не проявил. По-настоящему его талант раскрылся только с приходом в село нового порядка, который большинство большегоринцев именовало простым нерусским словом – "бардак". Бутурлин к этому времени стал лесничим. Теперь его руки не были связаны, и он в полной мере посвятил свою жизнь самому любимому делу. Он начал "коллекционировать деньги". Коллекционировал их на всём. На взятках, незаконной продаже леса, пушных зверьках, спекуляции водкой и самогоном и многом другом.
Под стать супругу была и его жена. Красивая, хитрая и очень рациональная женщина, имевшая за плечами среднее образование и курсы кройки и шитья. Амбиции её, однако, были намного выше природных способностей и полученного образования. Про таких обычно говорят: "ума на ефрейтора, а гонору на трёх генералов". Она продолжительное время работала в доме быта швеёй, называя себя при этом не иначе как "модельером". Когда дом быта, "в связи с реформированием" был закрыт, стала домохозяйкой. Теперь у неё появилась уйма времени, и потому в селе уже не осталось человека, которому бы она не показала свой нрав и гонор.
Шить она продолжала на дому. Клиентами её стали наиболее состоятельные односельчане. Особенно славилась "модельерша" шитьём меховых шапок. Пушнину ей добывал супруг. Он не только сам ловил зверьков капканами, но и скупал их по дешёвке у местных браконьеров.
Другой и, наверное, главной её заботой было воспитание и обучение сына. По её глубокому убеждению, он просто обязан был стать знаменитым и известным не только в стране, но и за рубежом. Поэтому подготовка Вадима была поставлена на широкую ногу.
Его обеспечивали книгами, фильмами, газетами, в которых печатались новые законы. В его распоряжении был компьютер, видеомагнитофон, видеокамера и несколько фотоаппаратов. Для обучения работе с компьютером, а так же изучения азов права, приглашались специалисты из района. Одновременно под постоянным и неусыпным контролем держались учителя школы, дабы исключить всякую вероятность неполучения Вадимом золотой медали. Во имя будущего своего чада родители шли на всё.
И нужно сказать: Вадим возлагаемые на него надежды оправдывал. В свои неполные семнадцать он мог довольно грамотно проконсультировать по вопросам права любого обратившегося к нему человека. При условии, если тому было, чем заплатить.
Кроме того, в его компьютер была занесена самая подробная информация, касающаяся родного села. В этом ему могли позавидовать не только глава администрации и участковый, но и великие сельские сплетницы Авдотья и Степанида, которые, по общему мнению, знали о большегоринцах всё и даже немножечко больше. Информацию Вадим добывал всеми доступными путями, но основными её поставщиками были вездесущие пацаны.
Вот к этому "детективу" и направились наши друзья. Димка уже знал: Вадиму за информацию нужно платить. Денег у них не было. Но они решили сделать попытку на том основании, что Витька по линии матери был Вадиму родственником.
Разговор был на удивление коротким. Вадим выслушал ребят и спросил:
– Зачем вам это надо? На это есть милиция.
Друзья переглянулись. На вопрос ответил Витка:
– Мы хотим вернуть магнитофон сами, без привлечения старших.
Вадим хмыкнул:
– Решили поиграть в благородных сыщиков? Взрослые вернут магнитофон в течение часа, а вы только лоб расшибёте! Об Костин кулак!.. – и он захохотал…
– Почему ты сразу решил, что мы будем пробивать лбом стенку? – усмехнувшись, спросил Димка. – Скажи, если знаешь, у кого магнитофон, а что предпринять, мы решим сами!
– Ну-ну! Дерзайте! – снисходительно улыбнулся Вадим. – Я знаю, где магнитофон. Могу проинформировать, но на меня не ссылаться!
– Мы никому не скажем! – в один голос воскликнули приятели.
– Уговорили! – с тяжёлым вздохом согласилось будущее светило адвокатуры. – С вас двадцать тысяч!
Друзья снова переглянулись, и Витька жалобно затянул:
– Вади-и-им! У нас нет денег… Может быть, поможешь нам так… По-родственному!
– На нет и суда нет! – равнодушно произнёс бескорыстный родственник, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
– Может быть, вместо денег возьмёшь видеокассету? – без особой надежды поинтересовался Димка и вытащил из сумки новую кассету, которую ему купил в областном центре отец.
Вадим взял кассету, осмотрел упаковку и негромко, но отчётливо сообщил:
– Магнитофон у Флюгера на веранде. Они хотят его продать. Ищут покупателя за пределами села!
Аудиенция была закончена, и приятели побрели домой, договорившись "крепко подумать" над тем, как вернуть магнитофон. Завтра каждый должен был предложить свой план.
Однако история с магнитофоном получила довольно неожиданное завершение. Утром по дороге в школу Витька нагнал Димку и торопливо начал рассказывать:
–Ты знаешь, что произошло? Вчера вечером мы смотрели телевизор и вдруг кто-то позвонил в дверь. Я пошёл открывать, но никого не было… На полу лежал конверт, на котором было напечатано: "Участковому Ерохину Е. И." Когда отец вскрыл конверт, там оказалась записка, напечатанная на машинке:
"Школьный магнитофон находится на веранде у Шамякиных. Дублёр".
Отец сразу пошёл к Шамякиным и вместе с Федькиными родителями нашёл магнитофон. Он допросил Флюгера. Тот пустил слезу и "признался", что магнитофон взял без спросу, "чтобы переписать новые кассеты". Клялся, что потом хотел вернуть его обратно. В общем, магнитофон вернули, а дядя Саша, отец Федьки, взял ремень и "провёл с Флюгером воспитательную работу". Сейчас Федька совершенно не может сидеть… Может только стоять или лежать.
Витька победно глянул на друга и расхохотался:
– Представляешь, у них сегодня шесть уроков?!
Димка выслушал всё молча, а потом спросил:
– Ну, и что ты по этому поводу думаешь?
– Я думаю, что это Вадим Бутурлин предупредил отца. Ведь кроме него и нас никто этого не знал. И сделал он это назло! Теперь получается: ты просто так подарил ему кассету!
– Да, получается кассету я отдал напрасно, – согласился Димка. Что он мог ещё сказать? Как бы там ни было, а магнитофон был снова в школе, и вопрос этот был закрыт.
Весть о краже магнитофона и анонимной записке участковому быстро разнеслась по селу. Но не успели люди переварить эту информацию, как произошло новое событие, взбудоражившее Большую Гору.
В своём доме был убит одинокий дед Евсей. Евсею шёл восемьдесят третий год. Жил он один. Бабка Лукерья умерла два года назад. На этот раз милиция арестовала убийц, и они, припёртые неопровержимыми фактами, сознались.
По мере того, как шло расследование, большегоринцы узнавали все новые подробности. Снова, как и в предыдущем случае, все началось с анонимной записки. Она была подброшена в служебный кабинет, где работали большегоринские милиционеры. Записка была отпечатана на пишущей машинке и написана чётким официальным языком.
"В четырнадцать тридцать в своём доме (Юбилейная, пять) убит дед Евсей. Подозреваемые Толстоногов Семён и Владимир Боровой. В момент выхода из дома их видели шедшие мимо учительница Каблукова и воспитательница детского сада Ясенева. Дублёр".
Прочитав записку, Ерохин взял помощника и быстро выехал к указанному дому. Дверь была подпёрта ломом. Пригласили понятых. Когда вошли в дом, увидели: дед Евсей лежит на постели и действительно мёртв. Даже без всякой экспертизы можно было сделать заключение о том, что его сильно били. Голова у него была пробита. От постели к розетке тянулся электропровод. Ерохин осторожно приподнял матрас. Под ним была электрическая плитка. На матрасе чётко отпечатался контур спирали, но электроплитка была холодной. Егор Ильич подошёл к электрощитку. Автоматическая пробка была отключена.
Расчёт убийц стал ясен. Они не скрывали следов, а решили просто поджечь дом. Пожар уберёт все следы. От плитки дом загорится не сразу, и они успеют обеспечить себе алиби. Подобные случаи в селе уже были. Но кто отключил пробку?
Участковый оставил помощника охранять дом, а сам поехал вызывать из районного ОВД оперативную группу.
Пока ждали городских милиционеров, он опросил Каблукову и Ясеневу. Те действительно подтвердили, как из дома Евсея выходили Толстоногов и Боровой. Мужики были в изрядном подпитии. Женщины не придали этому значения, так как эти пьяницы постоянно ходили по селу в поисках выпивки. Частенько, особенно после получения пенсии, заходили они и к Евсею.
Прибывшая оперативная группа установила время и причину смерти заслуженного пенсионера. Было найдено и орудие убийства – обыкновенный молоток. Многочисленные отпечатки пальцев на рукоятке молотка, бутылке из-под водки, стаканах и других вещах, как впоследствии оказалось, принадлежали действительно Толстоногову и Боровому. На допросе они запирались не долго. Картина убийства прояснилась быстро. Оно было жестоким и примитивным.
Собутыльники зашли к деду, чтобы выпросить у него бутылку водки. После того, как её распили, стали требовать деньги. Так как Евсей не сказал, где он их прятал, начали старика бить. Били до тех пор, пока тот не показал тайник. Толстоногов вытащил из него завёрнутые в полотенце два с половиной миллиона рублей. (По курсу девяностый годов). Дед Евсей не выдержал и с криком кинулся к грабителю: "Не трожь, гад! Не твоё! Я эти деньги заработал кровью на фронте и своим трудом!" Боровой схватил молоток и, чтобы "успокоить деда", ударил его по голове… Евсей обмяк и повалился на пол.
Преступники поняли, что убили деда. Они положили убитого на постель, подложили под матрас электроплитку, включили её в электросеть и вышли, уверенные в том, что дом сгорит и пожар похоронит все следы. По всему было видно: опыт в этом деле они уже имели. Но когда следователь начал расспрашивать их о причастности к предыдущим поджогам, оба с негодованием это отвергли и заявили: убийство у них первое. И то произошло оно потому, что их "сначала попутал бес", а потом подвела "некачественная водка". А может, всё было наоборот. Теперь, когда прошло уже несколько часов, "вспомнить всё невозможно".
Чего они не могли понять и объяснить, так это почему не сгорел дом? Боровой, когда подключал электроплитку, точно помнил: электричество в доме было.
Думал над этим и Ерохин. Электроплитка была в исправности. Значит, в доме кто-то был сразу после убийства? А может, был третий? Но тогда с какой стати он отключил пробку, (отпечатков на ней не было) а затем написал, вернее, отпечатал записку?
Нет, скорее всего, этот третий оказался там случайно. И ведь подписался-то как – "Дублёр". Неужто собрался дублировать милицию? Нужно обязательно найти этого доброхота, а то наломает дров. И как свидетель на суде он будет нужен. Вычислить его несложно. Людей, у которых есть пишущие машинки, в селе не так уж много.
