Никита Владимирович Чирков
Декорации
Ильза
Начиная работу в самом крупном информативном портале, Ильза уверенно следовала карьерной лестнице, не отвлекаясь ни на какие принципы или мораль, мешавшие закрыть глаза на нравственность или истинную причину происходящих событий.
Она знала прецеденты, когда видеообращение было сфабриковано, причем человек, чьими устами произносилась чужая мысль, даже не был в курсе происходящего. Собирательная речь была создана из аудиосообщений, а лицевая анимация воссоздана благодаря видеозаписям и частым звонкам по видеосвязи, уже в те моменты, когда за объектом пристально наблюдали злоумышленники. И когда необходимое для достижения цели количество материала было собранно, дабы замести следы, все профили и контакты объекта удалялись. Хакерство – это главный враг современного мира и, чем больше они могут, тем страшнее они с каждым днем. Ведь настанет тот день, верила Ильза, когда простая строка кода в совокупности с умелыми руками хакера, смогут нанести обществу и целому миру непоправимый ущерб… а, возможно, этот день уже настал.
Проверить подлинность записи Соломона было не так сложно, как оказалось. За годы работы она собрала хорошую свиту проверенных людей, чьи уникальные и, в некотором роде, незаконные услуги, помогали ей проверять достоверность фактов, полученных из разных источников. Помимо этого, парочка людей подтвердила отсутствие Соломона в ЦРТ и дома.
Сидя в уличном кафе, где она впервые за день смогла поесть, Ильза ждет того, кто сможет приподнять очередной камень, под которым она найдет либо подтверждение предположениям, либо опровержение подозрениям. Связаться с ним было не просто. Звонок журналистки человеку такого статуса может вызвать подозрение многих лиц, внимание которых ей не хотелось привлекать раньше времени. Но, благодаря связям и некоторым людям, желающим всегда оставаться намеченными, Ильза смогла отправить весточку по безопасной линии.
Мимо проезжал транспорт на автопилоте, люди следовали свои делам, не замечая ни ее, ни кого‑либо еще, и они, простые гражданские, выступали ее прикрытием, сами того не подозревая. Это было занятно, ведь сейчас перед ней люди, которые совсем недавно, оплакивали сотни жертв в Природных землях, а ныне живут так, словно никого никогда и не было. А ведь разница между последней трагедией и тем же Сбоем заключается лишь в одном, тогда были свои люди: соседи, друзья, любимые и просто те, кто был рядом. А Природные люди – это изгои, чуждые современному обществу. Сотни жертв, а всем уже плевать, ведь в пределах огромного многомиллиардного Мегаполиса ничего и не изменилось. Смерть и ужас были там, не здесь, а, значит, то не их проблема.
Сидя в засаде, словно среди густого леса, она заметила, как тот самый человек, в появление коего она до последнего не верила, сел на указанный столик в уличном кафе. Осмотрев все вокруг и заставив его подождать минут десять, она, убежденная в безопасности, насколько это было возможно, перешла дорогу и села напротив него.
– Мне сейчас не до беседы, Этвуд. Если ты решила снова потратить мое время в….
– Это не беседа, – перебила она Бенджамина, – это переговоры.
– Слушай, я пошел тебе навстречу и вышел на люди – рискую тут я, а не ты, – он явно хотел как можно скорее закончить эту встречу.
– Раз ты выбрался ради меня, значит, что‑то у вас там происходит этакое, требующее внимания всех игроков, в том числе – меня.
– Ты слишком большого мнения о себе. А если это все какая‑то ироничная издевка, то у меня нет на это времени. У тебя больше нет покровительства…
– Я хочу эксклюзив, – перебила она его дерзко, чему он, разумеется, не дал никакого комментария, – о каком, кстати, покровительстве ты сказал?
– Я же сказал – у меня нет на это времени – отрезал он, поднимаясь со стула.
– Ты можешь сколько угодно отнекиваться и посылать меня на все стороны, но у меня есть прямые доказательства лжи. А ваши громогласные заявления, чуть ли не на весь мир, о первом полете к Новому горизонту могут ударить в вашу же спину. Будь на моем месте кто‑нибудь другой, то ты сейчас боялся бы выходить на улицу из‑за гнева толпы, которая еще не успела остыть после провала в Природных землях, так что, дружище, я делаю одолжение. Не упусти его.
– Чего ты хочешь?
– Я уже сказала, я хочу…
– Нет, – перебил он ее резко, – что тебе даст мой эксклюзив? Почему просто не выдать всю эту информацию?
– Короче: ты меня не любишь, я тебя тоже. Но я хочу сделать свою работу правильно, в принципе, как и делала всегда. Ее могут неверно оценивать, но я уже привыкла.
– Серьезно?! – Гневно выкрикнул Бенджамин, – ты обвиняешь меня в неправильной трактовке твоих многочисленных статей и интервью, выставляющих весь ЦРТ и его сотрудников в самых нелесных красках!
– А ты когда‑нибудь видел дальше заголовка или вырванных из контекста предложений? Разбирался в том, что я писала и почему? Была ли я неблагосклонна к твоей братии? Да. Не ослепили ли меня ваши лозунги и обещания? Да. Но разве я когда‑нибудь лгала или занималась подменой понятий? Нет! Моя цель была и будет – нести правду и давать альтернативное вашей пропаганде мнение! Потрать потом какое‑ни‑какое, но все же время, и почитай. Я тебя не для этого сюда позвала, у меня…
– Допустим, я верю тебе, – перебил ее Бенджамин, – откуда мне знать, что всё это – не игра, цель которой просто меня разговорить, а потом посмотреть на мои слова под нужным углом?
– Ни откуда. Поэтому‑то я и не выложила все карты на стол. Есть запасной план на случай, если ты укажешь мне на дверь.
– Понятно. Если я не соглашусь, то ты пустишь свое слово в народ, и будь что будет. Как это типично.
– Не свое слово. Неужели я такая наивная? Это даже оскорбляет. Мое слово мало что значит, когда дело доходит до доказательств.
– Кто? – Спросил сквозь зубы Бенджамин.
– Тот, чьим словам поверят даже больше, чем твоим.
– Я не верю тебе, иначе бы уже назвала имя.
– А если я еще постараюсь и лишний час поработаю над текстом, то, уж поверь, этот материал разлетится на цитаты, – игнорировав его слова, заключила Ильза. Реакцию, которую она ожидала на такое заявление, долго ждать не пришлось. Видеть, как оппонент считывает ее пронзительным взглядом, перебирая варианты дальнейшего развития – доставляло ей особое удовольствие.
– У меня есть слово человека, большего и не надо.
– Это ничто, все вокруг говорят одно, думаю другое, делают третье. Мы знаем, простого слова будет мало.
– Да брось, серьезно? Бенджи, дорогой…
– Не смей меня так называть, никогда, – грубо бросил он.
– Люди и так на грани, – проигнорировав, продолжила Ильза, – ты не можешь не видеть этого, много ли надо им всем, чтобы терпение, наконец, лопнуло? Никто даже не будет разбираться.
– Что же мне мешает, в таком случае, арестовать тебя прямо сейчас, здесь, у всех на глазах? – Только Ильза хотела возразить, как Бенджамин продолжил, – и даже не думай о том, как может это событие всполохнуть общественность. Всем будет плевать. А, знаешь, почему?
– Удиви.
– Потому что ты никому не помогаешь. Слова, только слова – это все, что ты умеешь. На твое место встанет кто‑то еще, а люди и не заметят, ведь ты забываешь, какими ресурсами обладаю я, и почему‑то даже не догадываешься, даже не хочешь узнать, как так вышло, что за все время твоей работы, тебя ни разу не привлекли к ответственности.
– Твои угрозы меня не удивляют. Так что, раз ты выговорился, то, может, уже продолжишь? У тебя, вроде как, было мало времени, или я что‑то путаю?
– Думаю, мы уже закончили. Ничего у тебя нет.
– Ты готов рискнуть? – Резко вырвалось у нее, – вдруг у меня есть третий человек, которого ты не знаешь, но который знает, где я и что сейчас происходит? В случае неудачи, назовем это так, он выкатит такое, о чем ты будешь очень сильно жалеть. Что, если мир узнает о том, какие проблемы сейчас испытывают наши всемирно известные исследователи?
– Почему я? – С особым интересом спросил он, полностью ощущая возникшую проблему, словно их и так было мало, но неожиданно он увидел определенную выгоду быстрее, чем мог даже представить.
– Люди верят тебе, потому что ты всегда честен и открыт. Признаю, ты говоришь прямо. Да и Майя придавала твоей персоне красок, а она единственная делала что‑то для людей. Она всегда выставляла тебя в лучшем свете, а ей я верила. Фальшь видна всегда, стоит лишь приглядеться…
– Тебе надо идти в политику – говоришь складно.
– Поверь, это слишком примитивно для меня. И я говорю правду. Тебе единственному я готова поверить, а в людях разбираться – моя работа.
– В другое время, мне бы это, возможно, льстило. Не боишься ошибиться?
– Тогда я просто напишу на статью больше. Ведь нет ничего интереснее для «самовлюбленной журналистки», чем раскрыть миру глаза на известную личность, – самодовольная улыбка, которой она всегда подчеркивала свою победу и капитуляцию противника, сияла на ее лице. Наблюдая за Бенджамином, за его недвижным взглядом из‑под нахмурившегося лба и сдвинувшихся бровей, Ильза была уверена в своем успехе.
Ей нравился Бенджамин, как человек и как оппонент. В какой‑то степени, прекрасно зная основной контингент важных лиц из большого мира, Бенджамин казался ей неким феноменом. Честный, лишенный открытого самолюбия и алчности, гнева и обиды, он, казалось, в буквальном смысле свалился всем на головы, дабы решить проблемы и спасти положение. С другой стороны, она не верила в людей без тайн, но, если уж делать ставки, то ва‑банк она пойдет именно с его раздачи.
– Я соглашусь, но лишь на моих условиях. Ты будешь брать интервью: никаких фото и видео, пока я не разрешу. Любой текст, плохой или хороший, будет одобряться лично мною, иначе в моем списке проблем будет строчка с твоим именем. Твоя статья выйдет лишь с моего разрешения. Поверь, я его дам, но в нужное время. Так же, что на самом деле важней, прошу тебя, хватит уже видеть во всем второе дно, все те, с кем ты будешь общаться – хорошие люди, которые делают все, чтобы космонавты вернулись домой живыми и здоровыми, – казалось, он впервые говорил с ней наравне.
– Что у вас там случилось, Бенджамин? – Этот вопрос был уже серьезным, пропитанным взрослым сопереживанием.
– Многое. Тебе нужен эксклюзив или нет?
– Ты знаешь, я от такого не откажусь.
– Отлично. Проверка при входе будет строгая, но я все устрою. Официально тебя там не будет до тех пор, пока не появится повод для материала.
– Постой‑постой, о чем ты?
– О том, что я проведу тебя в Центр Управления Полетов, – Ильза показательно вздрогнула от изумления, – а ты думала, я просто интервью тебе дам? Нет. Если делать работу, то делать правильно.
– «Правильно»? или так как тебе это нужно?
– Тебе есть, где спрятаться? – Ильза молча кивнула на вопрос, от былой дерзости не осталось и следа, – хорошо. Поверь, лучше сделать так, как я прошу и не рисковать лишний раз, – закончил Бенджамин, после чего встал из‑за стола и ушел.
Впервые за разговор Ильза почувствовала страх, тот самый, пробирающий до дрожи, сильный настолько, что на лбу выступил холодный пот.
«Многое» – этот ответ точно эхом отразился вокруг, от чего Ильза лишний раз оглянулась, видя в каждом незнакомце опасность. Выйдя из‑за стола, она решила пройти пару кругов вокруг квартала, чтобы слегка сбить стресс. Разумеется, никто ее не схватил и не стал угрожать на улице, все было спокойно настолько, насколько бывает в обычный будний день в центре города. Но куда так поспешил Бенджамин? Почему именно завтра? Кого он может бояться и почему сразу не обеспечил ей защиту? На все эти вопросы был пока лишь один ответ – «многое». И это не выходило из ее головы.
Агата
Нина аккуратно зашла в комнату Агаты и встретила заинтересованные и слегка подозрительные взгляды Марии и Александра. Прикрывая усталость спокойствием и размеренностью, Агата промолвила, – Мы тебя слушаем.
– Я просматривала запись со спутников, наблюдая за точностью следования маршруту смещением космического мусора, способного повредить кораблю. Уже сейчас команда должна была выставить сигнальный маяк, информирующий нас о неполадке связи с их стороны и работоспособности системы. Ну, или что там он будет показывать, к счастью, вариантов много. Только вот маяка все нет, и это заставило бы меня лишь усомниться в нашей команде, и сделать, как минимум для себя, не самые радостные выводы. Я боялась, что отсутствие связи может повредить синхронность передаваемого изображения и, к примеру, у нас будет задержка или пропадать «пакеты данных» станут. Поэтому запустила программу дополнительного копирования. Ведь сначала оно идет к нам, а потом в архив, вы поняли. Я решила сделать наоборот. И вот что вышло. Да, я знаю, печатать нужно в крайнем случае, дело тут не из дешевых, но сейчас именно тот случай, ибо бумагу не подделать.
Нина достала распечатанные снимки из кармана облегающей куртки и передала их Агате, которая сразу же стала разглядывать одним за одним. Каждый снимок отличался от предыдущего лишь временем в углу снимка. По центру изображения корабль с «пилигримами», окутанный звездами. Пять фото, сделанные с двадцать пятой секунды до тридцатой. Разницы между ними не должно быть, но она есть. Агата посмотрела на Нину, та в ответ лишь слегка кивнула.
– На двадцатой секунде есть маяк, на остальных – нет, – сказала вслух Нина. Агата сразу передала снимки Александру, который вместе с Марией немедленно приступил к их изучению.
– Это может быть ошибка или…
– Или кто‑то обманывает нас! – Утвердительно произнесла Нина, приковав к себе взгляды сотрудников.
– Я сначала не поверила, думала и правда – ошибка или проблема в системе передачи данных, мало ли чем техника может барахлить, хотя Кесслер – самый современный… короче, я – никогда не любила полумер. Поэтому позвонила своему товарищу, он уже давно и без оплошностей, смею заметить, регулирует работу наших телескопов с планеты. И выдав лишь координаты – благо звезды и планеты никуда не делись – он практически ручным способом настроил направление и посмотрел. Без программной обработки изображения и миллиона фильтров, – она кивнула в сторону фотографий, – маяк стоит, корабль все так же держит курс.
– Ты хочешь сказать…
– Я не хочу «сказать»! Я говорю, прямо и четко – нас взломали и фиксируемое телескопами через самое современное программное обеспечение ЦРТ, как следует, в тайне ото всех, корректируется… кем‑то, прежде чем попасть в наши руки.
– Но это невозможно! – Заявила Мария, – скорость передачи исчисляется миллисекундами, если я не ошибаюсь, да и взлом был бы замечен.
– Не ошибаешься, – подтвердила Нина.
– Как тогда можно подделать данные?
– Отличный вопрос, Маша, отличный вопрос. А есть еще два, куда более интересных: что за алгоритм может такое делать и зачем.
– Нельзя полагаться на единичный случай, возможно, проблема с передачей данных и нам попросту поступает старая информация, – Александр постарался спокойно предположить варианты.
– Я проверила, – парировала Нина, переводя взгляд то на одного, то на другого, – все остальное сходится, насколько могу судить, один в один. Кроме нашего корабля.
Более никто не произнес ни слова. Каждый сам для себя придумывал приемлемые варианты для объяснения или опровержения данной, впервые произошедшей на их работе, ситуации. После все разом взглянули на Агату.
– Пока это остаётся между нами.
– Вот так просто, игнорируем и все?! – Несколько грубо выпалила Нина.
– Нет, это – не просто. Но мы так сделаем. Неизвестно кто и непонятно зачем устраивает кибератаки на наши спутники связи. Еще немного и мы будем слепыми и глухими. Сейчас при виде этого, – она указала рукой на парящие между всеми фотографии в произвольном виде, – становится ясно, это – спланированная атака. Подобное – уже не доказательство, это – улика. Единственный человек, кто должен про это узнать – наш непосредственный руководитель. Таков протокол, и мы будем его соблюдать.
– Согласен… – Задумчиво произнес Александр. – Твой человек надежный? – Спросил он у Нины.
– Я ему доверяю.
– Я не об этом спросил.
– Раньше он меня не подводил. Устроит такой ответ! Подобная проверка обычно происходит при калибровке и дальнейшей синхронизации данных, он это знает, вопросов лишних не задавал.
– Значит, лишь мы четверо знаем про это. Так оно и останется, пока я не дам обратного указа, – Агата осмотрела каждого. Для нее наступил тот самый момент, когда, наконец, становится ясно, в том ли направлении она работает или нет. Предполагая какой‑либо саботаж среди ее людей или же простой человеческий фактор, который всегда был неприемлемым оправданием под ее руководством, она, наконец, смогла найти доказательство или же, точнее сказать, намек, что все происходящее – лишь огромная игра.
– Кому такое может понадобиться? – С небольшим волнение в голосе и плохо поддающимися контролю нервами, произнесла Мария, обратившись к Агате, – если кто‑то обладает такими возможностями, способными глушить нашу связь по всем частотам и, не оставляя следа, способен манипулировать потоковой информацией, то что ему нужно такого от наших разработок? Если уж пытаться украсть технологию погружения в анабиоз, то нужно не нас изолировать от корабля, а просто взломать базы данных ЦРТ или наши, незачем так усложнять.
– Возможно, это уже произошло, а мы и не знаем, потому что повелись на отвлекающий маневр, – Нина говорила крайне спокойно, что не могло не привлечь внимания остальных, кроме Агаты, погрузившейся в собственные размышления.
– Я, конечно, все понимаю, это не твоя работа стоит на кону и не твои друзья сейчас брошены одни на произвол судьбы, но, может, проявишь хоть какое‑то сопереживание, – Мария сама того не осознавая, произнесла это с хорошей помесью осуждения и требования.
– Ну прости, раз слезы не лью, – несколько саркастично ответила Нина, оставаясь неподвижной и держа руки в карманах.
– Здесь дело не в эмоциях, а в ответственности!
– Слушай, они – живы, мы знаем это. Судя по маяку, все у них в порядке, а значит проблема та же, что и у нас – связь.
– Я знаю это. Спасибо за твою работу, правда. Но информация ничего не стоит, когда на кону человеческие жизни. Защищая нули и единицы, мы дойдем до того, что не для кого будет их защищать и хранить. Там пятнадцать человек, из которых десять решились на огромный риск, испытать на себе технологию анабиоза, и я даже боюсь представить тот вариант сценария, где они уже не проснутся.
– Да что же ты так утрируешь‑то…
– Хватит! – Вмешался Александр, сняв очки, неспешно потирая линзы тряпочкой из внутреннего кармана, – не хватало еще нам здесь еще и конфликтов.
– Почему ты не сделаешь операцию на зрение? – Нина постаралась отвлечься от темы и увести разговор в другую сторону, дабы разрядить обстановку.
– Потому что я ценю то, что у меня есть, – Александр подыграл ей, – знаю, вам это забавно слышать, в наше‑то время.
– И что, теперь лучше жить в дискомфорте ради собственных генов?
– Эти очки, – начала он неспешно, показывая предмет разговора со всех ракурсов, держа за оправу перед собой, – отдал мне отец, а он получил их от своего. Оба были простыми работягами, обслуживали исторические здания. Жаль, что ни дед, ни отец не застали моих достижений. Знаю, это – сентиментально и наивно, но это то, что осталось мне. Они служат неким напоминанием об истории моей семьи, – Александр надел очки обратно и взглянул на Нину, – а еще они ни разу не ломались, за три поколения – ни одной замены. Так что, если я их сломаю, то на землю лучше уже не возвращаться, – Нина и Мария улыбнулись ему в ответ.
Агата смотрела на них, поймав себя на мысли, как легко поддалась позитивному настрою, пусть и мимолетному, но лишь следуя правилу приличия, дабы не выделяться. Пока ее коллеги обменивались отрешенными темами, она, вопреки желанию, пыталась собрать воедино картину происходящего.
– Как у тебя обстоят дела с челноком для помощи? – Не выжидая подходящего момента, Агата ворвалась в разговор, потирая глаза, которые вот‑вот слипнутся.
– Пара часов. Мы загрузили все необходимое: дополнительный провиант, медицинское оборудование, и топливо, на всякий случай, что бы уж точно домой вернулись. Так же, обновлённую инструкцию на случай, если по прилету связь не восстановится, и, разумеется, полный доклад о происходящем, – сразу ответил Александр.
– На данный момент я приостанавливаю эту инициативу. Не отменяю – ставлю на паузу, – Агата встретилась взглядом с каждым, – мы сейчас должны соблюдать все меры безопасности и быть начеку. Неизвестно кому можно верить, из‑за этого мы четверо должны быть внимательными и делать свою работу и дальше, словно этого разговора не было, – она перешла на чуть более дружескую ноту, почувствовав настоящее облегчение и даже некую теплоту, когда все кивнули и согласились с ней.
– Что будет дальше? – Мария взяла первое слово.
– Я займусь данным вопросом. В случае чего, обращайтесь сразу ко мне, – Агата кивнула Александру и Марии, те вышли, оставив Нину одну.
– Хочешь, чтобы я все еще раз проверила и составила доклад? – Агата несколько раз кивнула, глядя уставшими глазами, куда‑то в сторону, – что ты думаешь на счет всего этого? На самом деле, для чего все это может быть?
– Тот, кто обладает такими возможностями, не будет растрачивать их по мелочи. Самое худшее, что я могу представить, это если стоящий за этими событиями человек или группа людей, совершают подобное ради некого заявления. В таком случае, причина не в корабле, людях или «саркофагах», не в ЦРТ или Природных землях, причина состоит в том, что они могут это сделать, а мы не можем им противостоять.
– Что же тогда делать нам?
– Подготовь полный доклад, а я организую безопасную связь с Бенджамином, – словно не услышав вопроса, произнесла Агата.
Безопасная связь… Агата произнесла это так естественно, будто бы совсем и забыла, что таковой более нет, ведь именно этот вопрос – связь и безопасность – стоит во главе всех проблем. Не говоря уже об отсутствии возможностей вести разговор начистоту, ведь Кесслер был оборудован системой видео и аудио наблюдения. В обычный день это не было проблемой. Сейчас она впервые задумалась о возможном вреде со стороны призванной обезопасить человека системы. Если идут такие немыслимые кибератаки, откуда ей знать, что кто‑то не подглядывает сейчас за ними? Этот вопрос довольно быстро зародил очередную проблему: раз возможна слежка, то скомпрометировать ее или ее людей могут за одно мгновение, а, значит, вся система, будет больше мешать, чем приносить пользу Кесслеру.
Уставшая и обессиленная, впервые за долгие часы, Агата ощутила голод, который на самом деле уже давно пытался дать о себе знать. Будь она сейчас под влиянием гравитации, то скорей всего упала бы на пол от бессилия. В последние минуты перед тем, как заснуть прямо на месте, она думала лишь о космонавтах… о Филиппе. Они там одни, даже не знают о происходящем, возможно, и не узнают вовсе. Одна лишь мысль о его гибели делала ей больно потому, что единственное, где бы она хотела сейчас оказаться – это рядом с ним. Такие мысли она обычно не допускала, не позволяла тем редким для нее чувствам брать какой‑никакой, но все же контроль. Но сейчас, падая в сон, так и не добравшись до своей кровати в метре от нее, она не могла думать ни о чем другом, кроме него. Из‑за ясного предчувствия надвигающихся мрачных событий, ей хочется потратить последние минуты перед сном на наивные мечты о любви.
