Наталья Брониславовна Медведская
Второй шанс.
На следующий день Ивка почувствовала себя бодрее. Оставалось сделать уколы последнему пациенту, живущему рядом с парком.
«Быстро же я справилась, только три часа, а уже свободна», – радовалась она.
Купив мороженое, села на неприметную скамью, скрытую от аллеи кустами жасмина. Ивка собиралась в полной мере насладиться отдыхом, съесть лакомство, а потом закрыть глаза и послушать шепот ветра и листвы. От раздумий её отвлёк знакомый голос мужа.
– Я рад, что тебе понравились цветы.
Ивка приподнялась и сквозь листву увидела Дмитрия. Он разговаривал со стройной девушкой лет двадцати пяти.
Незнакомка понюхала лилии, счастливо улыбнулась и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в губы.
– Куда поедем? – Девушка коснулась пальцами нежных лепестков цветка.
– В то же кафе за городом, в котором были на прошлой неделе. Тебе там понравилось, я помню. – Дмитрий провел тыльной стороной руки по атласной щеке спутницы.
Ивка замерла, боясь себя обнаружить. Такое лицо у мужа она видела только один раз: девять лет назад. Дима пришёл на квартиру, которую она снимала, с букетом белых лилий, и сделал ей предложение. Тогда он был влюблен и счастлив. Белые лилии много значат для мужа: их обожает его мать. Невероятная обида и злость захлестнули Иванну.
«Пока она выкраивает копейки на еду, он кормит девицу в кафе».
Только мысль об унижении, которое она испытает, представ перед ухоженной хорошо одетой девушкой, пригвоздила её к месту. Иванне показалось: она даже перестала дышать.
– Ну что, идём? – Дмитрий, поигрывая ключами, повёл девушку по аллее.
Ивка осторожно выглянула из-за кустов. Муж галантно открыл переднюю дверь и усадил спутницу. Втянув живот, молодцевато проскользнул за руль. Машина уехала.
Иванна, оглушенная увиденным, почти час сидела неподвижно. Мысли разбегались, и ей никак не удавалось ухватить их за кончик.
«А ведь я не ревную, – вдруг поняла она. – Просто мне обидно, что Димка обманывал и на свои увлечения тратил гораздо больше, чем я думала. Я экономила на всём, а он считал достаточным ту сумму, что выделял на семью».
Теперь её потуги каждый месяц сводить концы с концами показались унизительными. Иванна вспомнила об утренней просьбе дочери дать деньги на костюм.
«Оказывается, деньги у Дмитрия имелись, но не для нас!»
От вскипевшего в ней гнева Иванна сжала пальцы в кулаки. Решительно подхватила сумки.
«Пора домой. Хватит! Отдохнула в парке».
Проходя мимо большой витрины универсама, заметила отражение своего лица в зеркальном стекле. Испуганно вздрогнула: она не узнала себя.
«Вот значит, как я выгляжу со стороны. Хмурое, бледное лицо, брезгливо опушенные уголки губ, колючий взгляд. Да уж… та ещё красавица».
Ей вспомнилось счастливое лицо мужа, а потом своё отражение в стекле витрины. Ведь не родился же Дмитрий махровым эгоистом! Что же случилось? И честно ответила себе: «Всё произошло моими стараниями». Если и имелись какие-то чувства в начале совместной жизни, то давно испарились. Она не любила его с самого начала. Дмитрий нравился ей, но и только. Как нравилась его трёхкомнатная квартира, машина и жизнь, которую Иванна представляла себе с ним, давая согласие на брак.
«Я стремилась уехать из села – уехала. Выскочила замуж за первого встречного, показавшегося подходящим для совместного проживания. Вот и получила».
От природы будучи эгоистом и себялюбцем, Дмитрий быстро воспитал жену под себя. Но его эгоизм не расцвел бы махровым цветом, если бы не её покорность. Чувствуя себя облагодетельствованной, Ивка с самого начала все обязанности по дому возложила на свои плечи. Ей не составляло труда убрать, постирать, приготовить. После тяжёлой деревенской работы этот труд по дому казался лёгким и необременительным. Она приучила мужа не думать, что поставить на стол, чем накормить семью. Он отдавал ей зарплату, а Ивка планировала и содержала дом. Если вначале это было доверием, то вскоре превратилось в обязанность. Иванна стала работающей домохозяйкой. Во всём случившемся её прямая вина.
«Я сама позволила обращаться с собой так», – с грустью осознала она.
С детства Иванна насмотрелась скандалов, наслушалась криков и разборок с пьяным отцом, во взрослой жизни панически старалась их избегать. Она редко настаивала на своем. Теперь понимала, что проявила слабохарактерность. Иногда нужно не бояться разговора и заявлять о своих правах и интересах. Обида, сдерживаемая годами, захлестнула её и жгла внутри, как уксусная кислота. Горечь ощущалась даже во рту.
Вспомнила, вот Дмитрий хмурится: она попросила денег на покупку новой куртки. Увидев его недовольство, быстро отступается: «Ничего, похожу в старой, новую куртку потом купим». Сам же придирчиво выбирает обувь стоимостью отвергнутой вещи для жены. А ведь и правда – муж неплохо одевался. У него имелись хорошие рубашки, джинсы, пуловеры, костюмы. Почему она молчала, не настаивала на своем? Иванна с обидой вспомнила ещё один случай.
На день рождения матери Дмитрий решил подарить золотые сережки. У свекрови намечалась круглая дата, родители мужа собирались приехать к ним в гости. Одеваясь утром, Ивка обнаружила – единственные колготки поползли стрелками. Она попыталась надеть джинсы и увидела на коленке пятно от зеленки. Когда успела их выпачкать, вспомнить не могла. Пришлось натянуть длинную юбку, скрывая поползшие колготки. Пальто оказалось на много короче юбки, наряд смотрелся некрасиво. Из-под края юбки выглядывал кусочек ноги, и стрелка поехавших колготок бросалась в глаза. Муж заметил злополучную стрелку возле магазина.
– Ты что, не могла одеть целые колготки?! И почему вырядилась, как чучело? С тобой стыдно идти в магазин! Пошла покупать золото в драных колготках!
Ивка сжала зубы, удерживая слезы. В магазине стало ещё хуже. Выбирая серьги, она предложила Дмитрию купить необычное ювелирное изделие: сережки в виде застывших языков пламени. На её тихие слова муж грубо огрызался и, не обращая внимания на продавцов, громко делал ей замечания. Краснея от стыда, она замолчала совсем. Иванна не любила ходить по магазинам и рынкам с мужем. Он словно не замечал, что обижает её постоянным одергиванием. Посещение магазина с Дмитрием превращалось для неё в пытку. Как-то она возмутилась:
– Почему ты выставляешь меня полной дурой?
На что супруг спокойно ответил:
– Веди себя правильно и не будешь выглядеть идиоткой!
Мелкие уступки становились большими. Муж не любил, когда она одна или с Сашей уезжала пообщаться с подругой.
– Дома полно дел, а ты шляешься к Тоське.
Даже к собственной матери она ездила редко и только с одной ночевкой. Как же Димочка один. Кто подаст ему кушать и приготовит свежую еду? Теперь Иванна ругала себя почём зря, Дмитрий прав, она действительно дура. Шла на все уступки и превратилась в серую, уставшую, плохо одетую, неухоженную, скучную бабу. Чем больше подчинялась мужу, тем непривлекательнее становилась для него. Вряд ли он хотел этого. Дмитрий будто проверял, до какой черты она способна дойти в своем самоуничижении.
«Не понимаю, мне что, нравилось чувствовать себя несчастной сироткой, обиженной тираном мужем? Или так легче оправдать лень и нежелание посмотреть правде в глаза: брак с Димой – ошибка. Совсем забросила мать. Нужно чаще к ней ездить».
И тут же услужливая память подбросила воспоминание.
Они приехали в Потапово до обеда. Мама суетится. Побежала резать петуха на борщ. Ивка с волнением обходит подворье: вот покосилась калитка и висит на одной петле, у лавочки истлел пенек, и доска лежит на блоке.
– Дим, пока готовится обед, поправь калитку.
Муж неохотно встает с дивана. На самом деле у него золотые руки, и он все делает аккуратно и на совесть. Только заставить трудно. Мама счастлива. Хвалит его работу. Санька кормит кроликов, гладит их шелковистую шерстку. Пушистые комочки совсем ручные.
– Дим, нужно вставить раму в сарае, – просит Иванна.
Муж начинает злиться:
– Я приехал отдохнуть!
Мама машет руками.
– Не надо, Димочке нужен отдых.
«А ведь он, действительно, лодырь. Отработал смену и больше его ничего не заставишь делать», – осознаёт Ивка.
В город они всегда возвращались утром в воскресенье, будто их ждали неотложные дела. Дмитрию явно не хотелось оставаться в деревне, где всегда полно домашней работы.
«Вот и превратилась я в прислугу, домработницу и наложницу, причём добровольно и с минимальным правом голоса».
Если мужу не нравилось, что она говорит, Дмитрий обрывал: «Слишком много стала болтать! Закрой рот, не то пожалеешь!»
«Я точно мазохистка, если покорно сносила упрёки и обиды. Да нет, непокорно. Внутри всё восставало, но терпела. Как же квартира в городе мечты! А стоила ли мечта этого? А самое главное, сломав меня, сделав такой, как нужно ему, он окончательно разочаровался. Димке хотелось несовместимого: покорной, но яркой и интересной подруги жизни. Я же стала серой мышкой, с взглядом испуганной овцы. Я бесила его», – размышляла она и внезапно осознала: не нужна ей мечта такой ценой! Не нужна квартира и город, оставшийся чужим, и муж, которого не любит, и сама не любима. Нужно что-то делать!
Иванна вышла из маршрутки не на своей остановке, и еле плелась по улице. В ней произошли ещё невидимые глазу изменения. Сколько может человек притворяться и обманывать себя? Она делала это почти десять лет. Но вот маленький камушек катится с горы, и вскоре лавина сметает всё на своем пути, так и измена мужа заставила Ивку открыть глаза. Она остановилась, пораженная новой мыслью, осенившей её. На душе сразу стало легко, словно цепи, сковывавшие грудь, упали.
«Я больше не буду терпеть! Зачем? Ведь и Димка без меня будет счастливей. Вон как светились его глаза, и помолодел сразу. Почему я совершила столько ошибок? Настало время их исправлять! Брак не принес радости ни мне, ни мужу. Так зачем нам жить вместе?»
Иванна облегчённо вздохнула: решение принято. Она подаст на развод. Возьмёт отпуск на две недели, поедет к маме и хорошенько подумает. Выход обязательно найдётся.
«Мне всего тридцать один год – вся жизнь впереди. Димке же пока ничего говорить не буду».
Появление молодой соперницы стало тем самым камешком, вызвавшим лавину. Если признаться честно, то изредка Ивке по ночам снился смутно-знакомый образ желанного мужчины.
«Буду считать это равноценной изменой, – хмыкнула она. – Женщина заслуживает к себе такого отношения, какое позволяет сама, – повторила, как заклинание Иванна. – Значит, пора прекращать вести себя, как бедная родственница!»
Вернувшись домой, и, делая привычную работу, она пела.
– Мама, ты поёшь? – удивилась Санька.
– Сегодня замечательный день, – улыбнулась она и чмокнула дочь в щёку.
Та поморщилась. С некоторых пор Саша не одобряла телячьих нежностей и позволяла только обнимать себя.
«Кто бы поверил, что день, когда я узнаю об измене Димки, станет для меня днём откровений», – хмыкнула Ивка, ощущая горечь обиды и разочарования в купе с лёгкостью, будто с души сняли камень.
– Завтра я возьму отпуск на четырнадцать дней, поедем к бабушке.
Дочь недоверчиво посмотрела на неё, не веря счастью.
– Правда?
Иванна кивнула.
– Ура! – закричала Санька и, забыв о сдержанности, повисла на шее матери.
– Только, Сань, поедем без папы, – осторожно произнесла она.
– Ура! – Дочь подпрыгнула на месте. – И никто не будет торопить домой, домой!
– Никто. Обещаю. – Иванна выключила огонь под сковородой. – Мясо готово, гречка сварилась. Садимся ужинать.
– А папа? – удивилась девочка.
Раньше без Дмитрия ужинать они не садились.
– Папа занят. Когда придёт, тогда и покормим его.
Муж вернулся домой в девятом часу вечера и сразу отправился в душ.
– Сегодня как никогда навалилось много работы. К тому же машина сломалась, – громко крикнул он из ванной комнаты. – Весь провонял бензином.
«И духами, а работы у тебя непочатый край», – чуть не прыснула Ивка. Её охватило истеричное веселье.
Дмитрий появился на кухне с мокрой головой, посвежевший, в хорошем настроении.
– Мать, насыпай, голоден, как волк!
Она поставила ужин на стол и пошла в комнату дочери. Через минуту на пороге нарисовался хозяин дома.
– Посидите со мной, не могу есть один, – попросил Дмитрий.
«А придется, пока снова не женишься», – усмехнулась Иванна.
– Извини, но я обещала Саньке почитать книжку.
– Будто она сама читать не может, – буркнул муж, однако ретировался на кухню.
Через полчаса она вернулась к супругу и успела перехватить мечтательное выражение на его лице.
«Улыбайся, голубчик, скоро будешь укрощать другую дурочку».
– Устал что-то. Пойду спать. Не возражаешь? – Он потянулся с хрустом в костях.
– Когда я возражала…
***
На работе её не хотели отпускать, но Иванна настояла на своём и впервые не пошла на уступки. Два дня потратила на улаживание неотложных дел. Бабушке из третьего подъезда своего дома нашла другую медсестру. Этой старушке она делала уколы за символическую плату. Оля, заменившая её, слыла доброй и сердечной женщиной. Кроме обычного списка больных у Ивки был и другой. Она посещала лежачих больных бабушек и дедушек, находящихся на грани нищеты, их обслуживала из жалости. Пожилые люди тратили почти всю пенсию на лекарства. Забежала к Анжеле Петровне.
– Я больше не смогу убираться у вас, – заявила она старушке с порога, протягивая ключи от квартиры.
– Если я мало плачу, – поджала обидчиво губы пожилая дама, – могу добавить.
– Анжела Петровна, не в этом дело. Я с дочерью еду к маме на две недели, чтобы поразмыслить над своей жизнью. А ещё я подам на развод… вот…
– А у нас в квартире газ – раз… – передразнила её хозяйка. – Так чисто из каприза, если найдёшь время, заходи в гости.
Иванна могла поклясться, что в глазах старой женщины блеснули слёзы.
– Ну всё, иди, иди, не мешай разгадывать преступление века.
– Желаю удачи, – засмеялась Ивка и, чувствуя себя молодой и полной сил, быстро пошла по ступенькам вниз.
В этот последний вечер перед их отъездом Дмитрий явился домой вовремя. После ужина она решилась на разговор.
– Завтра с Сашей уезжаем на две недели к маме.
Муж доедал кусок пирога, услышав её слова, поперхнулся.
– С чего вдруг?
– С того, что у дочери скоро закончатся летние каникулы, а она сидит в душном городе. Пусть девочка побудет на свежем воздухе. А мне нужно помочь маме с уборкой огорода.
– У меня нет времени на деревенские радости, – рассердился муж. – И в эти выходные я занят!
– Да ради бога. Занимайся. В Потапово ходят автобусы, – произнесла она и удивилась своему спокойствию.
– А что я буду жрать все эти дни? – вскинулся Дмитрий.
Иванна чуть не выпалила: девушка Алёна покормит, но сумела сдержаться.
– Руки целы, ноги целы, купишь и приготовишь.
– Что-то ты осмелела, смотри, как заговорила! – В голосе мужа почувствовалось бешенство: покорная овечка посмела поднять голову. – Могу на ваших планах поставить жирный крест.
– Мы поедем, – голос жены зазвучал с несвойственной ей непреклонностью. – У меня есть мама, которую я не баловала своими приездами.
Дмитрий собирался заорать и запретить поездку, но потом сообразил: квартира остается в его полном распоряжении. Иванна воочию видела весь мыслительный процесс на лице мужа и читала мысли в его голове.
– Ладно, дочке полезно побыть в деревне, поесть витамины, а то бледная, как поганка, – смилостивился глава семьи.
Санька кинулась обнимать отца. Выражение на лице Дмитрия стало ласковым и нежным. Супруг расщедрился и выделил деньги на поездку. Ивка получила отпускные за две недели. Деньги на первое время теперь имелись, хотя совсем немного.
ГЛАВА 2
Перед посадкой в автобус Иванна позвонила подруге.
– Тоська, привет! Мы с Санькой едем в Потапово, – весело сообщила она Тоневой.
– Не может быть! Как его величество Дмитрий отпустил вас?
В трубке телефона раздавались крики и шум.
– А ну тихо! Иначе уши оборву, – пригрозила Таисия сыновьям.
Тося вышла замуж за молчаливого Леву Тонева. У счастливых родителей один за другим родились трое мальчишек. Старший Марк ровесник Саньки, среднему Олегу исполнилось шесть лет, младшему Кириллу – три. Подруга не работала и дня, но домохозяйкой и клушей её никто не назвал бы. Тося сохранила девичью стройность, материнство облагородило несколько грубоватые черты лица, сделав их мягче и милее. Глаза её светились довольством и любовью. Она безумно любила своих мужчин, они отвечали ей тем же. Ивка по-хорошему завидовала подруге.
– Димка сейчас занят молодой любовницей, и наш отъезд ему только на руку, – огорошила она подругу.
– Ты всё знаешь? – растерянный голос Тоси осёкся.
– Видимо, и ты знаешь, – поняла Иванна.
– Тебе плохо? Ты переживаешь? – затараторила подруга. – Я сейчас приеду. Поговорим, – завопила она, перекрикивая сыновей.
– Тося, успокойся. Мне неплохо. Нормально. Ты что, не слышала: мы на вокзале. Увидимся после и поговорим.
– Ивка, я приеду в Потапово. Заодно повидаю одноклассников.
– Тося, не дури! Зря я тебе сказала. Ты когда последний раз была в своем доме? Там отсырело всё и паутиной заросло.
– Сбрендила, какой отсырело! Лето на дворе, а паутину пацаны сметут, играясь.
– Тося, поверь, для меня трагедии не случилось, – успокоила она подругу, жалея о вырвавшихся словах. – Пожалуйста, не говори Лёве, а то ещё станет разбираться с Димкой. Я ничего мужу не говорила. Он остался в счастливом неведении. Мне нужно подумать. Пожалуйста, Тося.
– Хорошо, – смирилась Таисия.
В голосе Ивки почувствовались прежние твёрдые нотки. Давно подруга их не слышала. Тося ругала Иванну за мягкотелость. Ссорилась с Дмитрием, называя его в глаза лодырем, загнавшим жену, как рабочую лошадь.
До Потапово они добрались за два часа. Солнце стояло в зените. Водитель междугородного автобуса по просьбе пассажирки сделал незапланированную остановку на федеральной трассе. Иванна вручила дочери маленькую сумку, сама подняла увесистый баул.
– Нам сюда, – показала она рукой на грунтовую дорогу с проплешинами асфальта.
– Мам, далеко идти? – Санька задала вопрос хныкающим голосом. Её укачало в дороге. Настроение у дочери упало.
– Малыш, потерпи, сейчас ветерок обдует лицо и тебе станет лучше. До деревни всего два километра.
Санька судорожно прикрыла рот рукой. Позыв рвоты скрутил худенькое тело ребенка. Сквозь пальцы хлынуло содержимое желудка. Иванна дождалась окончания приступа тошноты. Вымыла минералкой лицо и руки дочери, дала немного попить. Она глядела на худенькие плечи дочери, тонкую шею и переживала: выдержит ли её хрупкая девочка развод родителей. Правильно ли она поступает?
– Сашуль, давай присядем на обочине и отдохнём. Мы не торопимся, – предложила она.
– Не хочу сидеть на солнце. Давай дойдём до тех деревьев и посидим в тени. – Она показала на тополя в полукилометре от них. Бледная до синевы Санька попыталась улыбнуться, вызвав у Иванны щемящую нежность.
Поднялись на пригорок. С него прекрасно просматривалось всё село. Потапово расположилось в ложбине. Речка со смешным названием Капиляпса разделяла деревню на две равные части. Три коротенькие улицы с переулками на одном берегу, три улицы на другом. По берегам реки росли старые раскидистые ивы. Местная ребятня ныряла в воду прямо со стволов деревьев. Мальчишки наперегонки переплывали Капиляпсу по нескольку раз за день. Речка была шириной метров в двадцать не больше, но в ней водилась рыба: караси, плотва, щуки, ерши. В омутах обитали сомы. В самом глубоком месте речка достигала пяти метров глубины. Возле берега, под корягами, детвора ловила раков. Село соединяли два старинных моста, построенных ещё помещиком Потаповым, они до сих пор служили людям. Верхнее покрытие мостов неоднократно ремонтировалось, неизменными оставались только каменные тумбы и основание. Пологий правый берег реки был удобен для купания. На крохотных песчаных пляжах загорали преимущественно дачники. Местное взрослое население считали баловством лежать без дела на песке – это дозволялось только детям. От множества бьющих родников вода в реке даже летом оставалась холодной. С востока улицы села прятались в лесу, с запада упирались в отцветающие поля подсолнечника. Иванна смотрела на родную деревню, и на душе становилось тепло. Как давно она не любовалась им вот так, без спешки, не торопясь? И как оказывается, соскучилась по простору полей, зелени леса и безбрежному небу, незакрытому высотными домами. Обычно они приезжали в Потапово к обеду, и у неё едва хватало времени помочь матери, а на следующее утро Дмитрий торопил семью со сборами домой.
– Сашуль, полегчало, идти можешь? – Ивка тревожно всмотрелась в бледное лицо дочери.
– Могу. У меня живот болит, я кушать хочу, – пропищала Санька и жалобно скривилась.
– Раз захотела есть – значит, действительно, полегчало.
Иванна отряхнула брюки от сухих травинок, поправила одежду на дочери и они не спеша выбрались на дорогу.
– Мам, а с кем я играть буду. У бабушкиных соседей дети есть?
– У тети Маши две внучки, но они наверно в городе? Не волнуйся, найдём, чем тебя занять.
Они спустились с горки и вошли в село. Солнце палило немилосердно. Футболка на Иванне промокла от пота. Вялая Саша еле-еле переставляла ноги. Улица была пустынна, только от реки раздавался визг малышни.
– Куда все подевались? – удивилась Саша.
– Одни на работе, другие отдыхают, а дети на реке, – ответила мать.
Ивка с удивлением заметила изменения на знакомой с детства улице. Несколько старых домов недавно отремонтировали, на пустыре появилась детская площадка, выбоины на дороге засыпали щебенкой. Из окна автомобиля она не успевала подметить перемены, происходящие в деревне. Из переулка выкатилась полная, пыхтящая, как паровоз, тётка. Она приостановилась и всплеснула пухлыми ручками.
– Никак Ивка?
– Здравствуйте тётя Катя, мы не так давно виделись, – усмехнулась Иванна и опустила сумку с плеча – пусть минутку отдохнёт от тяжести.
– Ну, конечно, для тебя полгода назад это недавно, а для нас стариков целая вечность, – осуждающе посмотрела на приезжих пожилая женщина. – То-то радости Елизавете будет. Приду к вам вечерком, поболтаем, а то утром усвистаешь в свой город и поминай, как звали.
– Мы приехали на две недели, – нахмурившись, сообщила Санька.
– Да неужели? Наверно слоны в Африке передохли? Ну ладно, побегу, я в магазин за сахаром. Варю яблочное варенье. Чуток песку не хватило. Ещё увидимся. – Тётя Катя, переваливаясь как утка, двинулась по направлению к магазину.
– Мам, а зачем она в варенье песок сыплет, – удивилась Саша.
– Тётя Катя так сахар называет, – пояснила Иванна, поднимая сумку. – Ну что, вперёд.
Через двести метров они свернули на тенистую улицу. Глаза Иванны увлажнились: родная, знакомая улочка. Липы, посаженные вдоль дороги, создавали приятную прохладу. В детстве она с ловкостью кошки лазала по этим деревьям. Кода они проходили мимо сидящих на лавочке бабушек, Иванна поприветствовала их. Старушки с готовностью ответили, и стали живо обсуждать её с дочкой. Она поздоровалась и с семейной парой, идущей им навстречу.
– Мам, ты всех в деревне знаешь?
– Этих да, а раньше знала вообще всех. Потапово небольшое село, – улыбнулась Ивка. – Приезжая к бабушке, ты дальше нашей улицы не ходила, остальное только из окна машины и видела.
Саньке стало лучше, она повеселела. Возле дома бабушки девочка прибавила шаг и, опережая мать, подбежала к Елизавете Павловне. Та перебирала семенной лук, сидя на маленькой скамеечке.
– Бабуля, мы приехали! – крикнула Санька, заставив бабушку вздрогнуть.
Елизавета Павловна со слезами на глазах кинулась обнимать дочь и внучку.
– Бабушка, не плачь, мы у тебя долго пробудем, – встревожилась девочка.
– Это от радости, Сашенька!
Иванна разглядывала дом. Переплеты окон мать покрасила в белый цвет, а ставни и входную дверь – бирюзовой краской. Дом стал выглядеть нарядно. Последний раз они приезжали на восьмое марта, пять месяцев назад.
– Мама, ты поменяла цвет краски, и правда так красивее, – восхитилась Ивка.
– Да как-то надоело, всё голубым да голубым красила.
– Мам, а беседка у бабушки жёлтая.
– А слона-то я и не приметила. Как здорово получилось! – Обычная для кубанских дворов виноградная беседка горела ярким солнечным цветом.
– Мама, как ты вылезла на лестницу с твоей-то больной ногой, – посетовала Иванна, чувствуя стыд. Без их помощи мать привела дом и двор в порядок.
– Да это не я. Беседку красил Данька. Он увидел, что я крашу столбы и вызвался помочь.
– Как он? – При воспоминании об однокласснике Даниле Кузнецове на душе Ивки потеплело.
– Нормально. Нехорошо так говорить, но когда умер его отец, парню стало легче: смотреть за одним инвалидом легче, чем за двумя. Сергей Иваныч последние пять лет лежал – Даньке досталось. А его мамашу ты знаешь. Всё лежало на плечах парня.
– Да уж знаю, – усмехнулась Иванна. Она ещё девочкой не ладила с матерью Данилы. Женщина почему-то не переносила её на дух и всегда к ней придиралась.
– Бабуля, мы обедать будем? Я кушать хочу, – напомнила о себе Санька
– Ах, Господи! Чего я держу вас во дворе. Идите в дом, переодевайтесь в домашнее, умывайтесь. А я пока суп разогрею и яишенку с помидорами приготовлю.
Елизавета Павловна посмотрела вслед дочери и вздохнула: за десять лет Иванна впервые приехала без мужа. Что-то случилось, не иначе? Она вздохнула ещё раз и поспешила на летнюю кухню.
Кухню, состоящую из коридорчика и одной комнаты, построили рядом с домом. В тёплое время года здесь в небольшом уютном помещении проводили времени больше, чем в доме. Три окна с широкими подоконниками занимали горшки с цветами. В помещении стоял посудный шкаф, газовая печь на две конфорки, круглый обеденный стол со стульями, древний диван с деревянными подлокотниками и маленький холодильник.
Санька шумно плескалась в тазу, вода в нём нагрелась на солнце и стала почти горячей. Ивка вытерла мокрое лицо полотенцем и протянула его дочери.
Долго вы там? Всё стынет, – позвала их бабушка.
В тёплое время года Самошины предпочитали обедать на улице. Для этого в тени беседки поставили стол и две лавки. Елизавета Павловна расставила тарелки под суп, середину стола заняла сковорода с яичницей, источающей такой аромат, что рот девочки наполнился слюной.
Обе женщины с одобрением смотрели на проснувшийся у Саньки аппетит.
– Сейчас лопну, – заявила Саша. – Компот уже не поместится. Можно я посмотрю на кроликов?
– Рядом с клеткой лежит привядшая люцерна, покорми кролей и водички им налей. – Елизавета Павловна проводила взглядом внучку и повернулась к дочери. – Оставь посуду в покое, потом уберёшь. Что случилось?
– Ничего. Просто приехали в гости. – Иванне не хотелось вот так, буквально с порога говорить о своих проблемах. – Ты не рада нам?
– Не говори глупостей. Ладно, сама расскажешь, когда захочешь.
– Мам, а Данька женился?
– Да кто ж пошёл бы за него, пока у парня на шее висело два инвалида! Сейчас говорят: он с продавщицей из хозяйственного магазина дюже общается. Может, повезёт мужику. Ленка девушка хорошая, добрая.
– А про Ленчика-танкиста, что-нибудь знаешь?
– Откуда? Как уехал по распределению на Дальний Восток, так носа домой и не кажет.
Ленчик-танкист – ещё один друг из её детства. В восемьдесят третьем в Потапово родилось только четверо детей. Две девочки и два мальчика. Они вместе отправились в одну детсадовскую группу, а потом и в один класс. Играли тоже вчетвером потому, что хоть немного подходящие по возрасту дети в девяностых переехали вместе с родителями в соседнее село. Отделение совхоза в Потапово закрылось, работы не стало, и люди, продав дома за бесценок, перебрались в районный город Сайда. Остались только те, кто по разным причинам не мог уехать. Так что особого выбора в друзьях у Ивки не было. Справедливости ради сказать, ей повезло: они действительно дружили. Мягкая, добрая Тая, оттеняла взрывную, немного саркастичную Иванну. Спокойный, рассудительный Данила уравновешивал неугомонного, гораздого на проделки Леонида. Ивка улыбнулась, вспоминая друзей. Даньку последний раз она заметила из окна машины года три назад. С Таей они поддерживали отношения, хотя встречались нечасто, а вот Лёньку давно не видела.
Иванна накрыла салфеткой хлеб и фрукты. Посуду понесла мыть на кухню. В комнате, на диване, увидела аккуратно сложенное постельное белье и подушку. В углу на полке небольшой жидкокристаллический телевизор. Все говорило о том, что мать проводила здесь всё своё время. Ивка вымыла тарелки, поставила их в сушилку.
– Мамочка, котики! – послышался восторженный возглас Саши из сарая.
Иванна вышла из кухни, вытирая руки полотенцем. Через минуту дочь появилась во дворе, держа на руках двух котят: рыжего в полоску и чёрного с белыми лапками.
– Это Тиграш, а это Носочек, – объявила она. – Бабушка, ты не давала им имена? – спохватилась Санька.
– Нет. Они безымянные, как солдаты, – усмехнулась Елизавета Павловна, высыпая перебранный лук в ящик.
– Бабушка, солдаты неизвестные, а котики без имени, – поправила внучка. – А где их папа и мама?
– Мама крысой отравилась, а папа неизвестен, – хмыкнула Елизавета Павловна и спохватилась, заметив заблестевшие глаза внучки. – Санечка, они не плакали, котики ничего не поняли. Отпусти их, можешь к девочкам на улицу пойти поиграть. – И повернувшись к Ивке, добавила: – Семеновна переехала в город к детям. Дом продала. Купила его молодая пара, у них две девочки Санькиного возраста.
– Я пойду сама? – округлила глаза девочка.
В городе ей не разрешалось просто так бродить по городу одной. Утром в школу её отвозил отец, он же встречал после уроков. Когда у него случался форс-мажор, в школу за ней прибегала мать. Студия, где Санька занималась танцами, находилась рядом с домом.
– Сама. В деревне можно, здесь безопасно. Иди, иди, познакомься с девочками. Их отец возле двора соорудил целый детский городок. – Бабушка забрала котят. – Я положу их в коробку, ещё наиграешься.
Саша выглянула за калитку, постояла немного и неуверенно направилась туда, где раздавались весёлые крики.
– Мама, ты перебралась на кухню и даже ночуешь там?
– А что мне одной в доме делать? – смутилась Елизавета Павловна. – Захочется чаю – бежать на кухню ночью. У меня и телевизор там. Видела?
Иванна кивнула.
– Целый год копила, – похвасталась она. – Показывает как картинка. Лук я уже закончила перебирать. Пойдём-ка в дом, тебе вещи разложить надо.
Дочь шла впереди, пытаясь справиться с комом в горле. Поняла, насколько матери одиноко одной, и как она редко баловала её приездами.
В доме имелось четыре комнаты: две спальни, зал и зимняя кухня. С последнего приезда здесь почти ничего не изменилось, только в её бывшей комнате на кровати лежал другой плед. На полках этажерки из бамбука до сих пор стояли её детские и школьные книги.
