Наталья Брониславовна Медведская
Второй шанс.
– Мам, ты зачем их хранишь? – показала на учебники Иванна.
– Вдруг Саньке пригодятся.
– Она учится по другой программе.
– Тогда бери и выкидывай сама, – махнула рукой мать.
Ивка выложила вещи из сумки. В ванной комнате расставила на полке шампунь, гель, стаканчик с зубными щетками. Вместо привычного титана, топившегося дровами, на стене висела новенькая газовая колонка. Пол и стены явно недавно облицевали кафелем.
«Мама не дождалась помощи, сама справилась без нас», – подумала дочь, вспоминая старую ванную с простыми белеными стенами. Мысль зацепилась за слово побелить. Точно, потолок в зале и спальнях требовалось освежить.
– Мам, в хозяйственном магазине есть эмульсионка? Нужно потолки побелить, а то пожелтели.
– Есть, как не быть. Только Бог с ними с потолками, отдыхай лучше. – Елизавета Павловна неловко обняла дочь. Её глаза удивлённо расширились, когда Иванна не отстранилась, как обычно, а положила голову ей на плечо.
***
Ивка закончила выкапывать луковицы тюльпанов в палисаднике, выложила их в ящике на солнце. За десять дней пребывания в Потапово она успела побелить потолки в доме, помогла матери выкопать картошку, поклеила новые обои в спальнях и вот теперь занялась палисадником.
– Мам, можно я пойду в лес по грибы с Чистяковыми, – закричала Санька, врываясь в калитку.
– Девочки идут одни или с родителями? – поинтересовалась Иванна, с удовольствием глядя на загорелое, посвежевшее лицо дочери.
«Кажется, она даже поправилась, во всяком случае, выглядит крепче, не такой доходягой, как была в городе», – подумала Иванна, присматриваясь к фигуре Саньки.
– Нет, родители близняшек не идут, но с нами собирается их дядя Игорь. Так отпускаешь или нет? – Саша в нетерпении притопнула ногой.
– Пообедай и можешь идти. Только не забудь намазаться от комаров.
– Бабуля, наливай суп, я быстренько поем, – девочка влетела на кухню, перепугав, бабушку.
– Чего ты орешь, как потерпевшая, – возмутилась Елизавета Павловна, но не стала мешкать, поставила тарелку с супом и картофельное пюре с котлетой перед внучкой.
Санька управилась с обедом за десять минут и помчалась в дом переодеваться.
– Мам, она поела? – спросила Ивка, заходя на кухню.
– Поглотала, – усмехнулась Елизавета Павловна.
– Я готова, – сообщила Саша, показываясь в дверном проеме.
Иванна покосилась на дочь. Джинсы, рубашка с длинным рукавом, кроссовки и ситцевый платок на голове. Бабушка подала корзинку и маленький нож.
– Молодец, теперь правильно оделась, – похвалила Ивка.
Собираясь в лес первый раз, Саша нарядилась в сарафан и босоножки. Она не захотела переодеваться, несмотря на уговоры матери и бабушки. Вечером девочка вернулась домой, искусанная комарами, поцарапанная колючей ежевикой и дикой малиной. Урок видимо пошел Саньке впрок.
– Давай и мы пообедаем, – предложила Елизавета Павловна. Всё время пребывания дочери в гостях она с тревогой посматривала на неё. Та носилась по дому, двору, работа спорилась у неё в руках. Ивка улыбалась чему-то и пела. Вскоре кухня и дом заблестели, во дворе наведен идеальный порядок, на огороде не осталось сорняков, а дочь находила себе всё новую и новую работу.
– Как хорошо дома, – вздохнула Иванна, отхлебывая ароматный компот из яблок и клубники.
– Правда? – Елизавета Павловна подлила дочери в кружку компот. – Я рада, что вы приехали, но что всё-таки случилось?
– Устала от города, – призналась Ивка. – Даже не подозревала, насколько меня угнетал постоянный шум и суета. Мам, я завтра съезжу в районную больницу, посмотришь за Санькой?
– Я чувствовала неладное! Ты заболела? – встревожилась мать.
– Не волнуйся, я здорова. Хочу поспрашивать: сколько там платят медсестрам? Есть ли место?
– Ты пугаешь меня! – взмолилась Елизавета Павловна, судорожно комкая в руках полотенце.
– Перед приездом в Потапово я подала на развод. Дмитрию ещё ничего не говорила. Здесь я смогла хорошо подумать, и решила: перееду с Санькой к тебе. Не возражаешь? Вот только работу нужно найти. – Иванна посмотрела в побелевшее лицо матери. – Мам, ну не пугайся ты так, не конец же света.
– Я не возражаю, живите, места всем хватит. Даже не мечтала, что буду не одинока, но что всё-таки произошло? Ты лишаешь девочку отца. Значит, не Дима подал на развод. Ты сама решила.
– Сама. Вот так живёшь, живёшь, а потом наступает перелом, и всё… больше не можешь по-прежнему. Я не люблю Дмитрия, он тоже разлюбил меня. Нам вместе плохо. Если сейчас не разойдемся, пока не возненавидели друг друга, дальше будет только хуже. Я не лишаю Саньку отца. Он может приезжать к дочери, когда захочет.
– Ты так рвалась из деревни, ничего слушать не хотела и вдруг… всё зря.
– Нет не зря. У меня появилась Санька. Я исполнила свою мечту, пожила в городе. Что же делать, если мечта оказалась с горчинкой. Мама, ты же знаешь, почему я уехала из Потапово.
– Знаю. Ты так ненавидела отца, что не могла его больше терпеть, – опустила голову Елизавета Павловна.
– Да. И никогда не смогу понять, как ты выдержала его издевательства.
– Это мой крест, – тихо сказала она, не поднимая глаз.
Иванна бросила взгляд на опущенную седую голову матери: «Не мне судить, но понять всё равно очень трудно».
– Доченька, подумай ещё, не руби с плеча.
– Я хорошо подумала. Изменения, произошедшие в Потапово, только подтолкнули к решению. Можно оставить город, не жалея. В село переехало много людей, появились дачники, детей в школу возят на автобусе. Саньке здесь нравится, она поправилась, ест с аппетитом и выглядит лучше, чем в городе. А у меня такое чувство, словно я наконец вернулась домой из далекого странствия.
Саша посапывала на диване, утомившись за день. Из леса она принесла полную корзину сыроежек, опят и вешенок. Грибы приготовили на ужин. Гордая добытчица за столом клевала носом и, не выдержав борьбы со сном, отправилась на диван.
Утром, надевая джинсы, Ивка обнаружила, что похудела. Она хорошо спала, забыла про бессонницу. Физический труд пошёл на пользу. Подумав немного, сняла джинсы.
«Потом ушью».
Примерила шёлковое платье, которое раньше было тесным, а сейчас стало свободным. Настроение поднялось сразу на несколько градусов. Иванна чмокнула спящую дочь в щёку и вышла из дому.
До трассы добралась быстро, на остановке приготовилась к ожиданию рейсового автобуса в райцентр.
Рядом с Иванной остановилась тёмно-зелёная «Волга».
– Женщина, вы в Сайду? Садитесь, подвезу.
– Ой, спасибо, – обрадовалась она и попыталась открыть заднюю дверцу автомобиля.
– Там ящики с зеленью. Садитесь на переднее сиденье, – посоветовал водитель.
– Здравствуйте, спасибо ещё раз, что остановились, – сказала Ивка, удобнее усаживаясь в кресло.
– Не может быть, – вскрикнул водитель.
Иванна удивлённо посмотрела на молодого мужчину.
– Данька – ты!
– Я не видел тебя вечность! Десять лет! Не считать же за встречу вежливый кивок из машины. Как я рад тебя видеть.
– Я тоже рада. Ты изменился. Возмужал. Кстати, спасибо за покраску беседки.
Ивка смотрела на друга детства. На его тёмное от загара лицо, морщинки в уголках глаз, чуть обветренные сухие губы и по-прежнему зелёные, как недозрелый крыжовник глаза. Она почувствовала неловкость и стеснение. В машине вдруг стало душно, лицо загорелось и отчего-то заколотилось сердце.
– Пожалуйста, всегда рад помочь. Вы когда приехали?
– Одиннадцать дней назад. Через три дня возвращаемся в город.
Лицо Данилы погрустнело.
– Ты так долго гостевала в Потапово, а я не знал.
– Я никуда не ходила – помогала маме по дому.
– Понятно. – Он опустил боковое стекло в машине до упора и подставил лицо ветру.
– Ты как? Чем занимаешься?
– Фермер крохотного хозяйства в четыре гектара. Своя теплица. Несколько бычков. Вот зелень везу в рестораны и пару столовых, остальное оптом сдам на рынок. – Его голос звучал невыразительно, тускло. – А ты хорошо выглядишь.
– Спасибо, – оказалось Иванне необыкновенно приятно услышать первый комплимент за много лет именно от друга детства.
– Тебя куда подвезти?
– К больнице.
– Заболела?
– Ты как моя мама. Нет, я здорова. Ищу работу, – призналась она.
– Не понял, ищешь работу? Ты возвращаешься в Потапово? – голос Данилы зазвучал взволнованно.
– Возвращаюсь, поэтому мне и нужна работа. – Она покосилась на бывшего одноклассника, он не скрывал радости. Ивке стало тепло на душе от мысли, что хоть кто-то рад её переезду.
– У нас в Потапово закрыли хороший фельдшерский пункт. Некому работать. Спроси про это место у главного врача, – посоветовал повеселевший Данила.
– Хорошо, что подсказал. Попробую узнать. Пока. – Иванна вышла из машины.
– Ива! – Данила так звал её в школе. – Дай номер телефона. Вдруг я успею быстро сдать зелень, а ты освободишься. Отвезу домой.
Давно никто так не называл её, от мягкого баритона мужчины сердце пропустило удар и бешено застучало. Она продиктовала номер.
– Пожелай мне удачи.
– Пусть всё, что ты задумала, исполнится, – искренне сказал Данила и помахал ей рукой.
Иванна посмотрела вслед уехавшей машины и направилась к зданию больницы. В тот день ей везло. Заведующая поликлиникой оказалась на месте. Работа нашлась и в самой больнице, и в фельдшерском пункте.
– В Потапово увеличилось население, снова открыли фельдшерский пункт, но врач вышла замуж и уехала. До прибытия нового врача будете оказывать первую помощь, делать уколы. Потом обещают прислать «миллионника5», будете трудиться вместе, – обрадовалась заведующая, она уже не надеялась укомплектовать злополучный медпункт. Фельдшера не задерживались в этом селе.
Ивка написала заявление о приёме на работу и пообещала через две недели привезти документы и приступить к работе в Потапово. Ей хотелось летать. Она давно не ощущала себя, такой счастливой. Хорошему настроению способствовала и будущая зарплата, она оказалась выше, чем в городе. Зазвонил телефон.
– Ива, ты освободилась?
– Да. Иду к остановке возле больницы.
– Жди меня там, я сейчас подъеду.
Через десять минут бывший одноклассник притормозил рядом с ней. Довольная Иванна плюхнулась на горячее сиденье, обтянутое кожзаменителем. Вскрикнула от неожиданности.
– Как на печку уселась, – засмеялась она.
– Машина на солнце стояла, прости, не подумал. – Данила протянул ей белую розу на длинном стебле.
Иванна одарила его улыбкой.
– Спасибо. Кстати, спасибо ещё за то, что подсказал. Работа в фельдшерском медпункте Потапово – моя.
– Замечательно! – обрадовался он. – Ты твёрдо решила вернуться в село?
– Да. Больше не могу жить в городе. Я так и не привыкла к нему. За несколько дней дома, отдохнула так, будто побывала в длительном отпуске.
– А муж согласен на переезд? – поинтересовался Данила.
– Я ухожу от него, – тихо произнесла Ивка и покраснела. Она опустила голову и не увидела, вспыхнувших радостью глаз Данилы. Не заметила, как дрогнуло и посветлело его обветренное лицо.
– Хорошо обдумала? – Он боялся вспугнуть удачу. Ива будет жить в селе, он сможет видеть её.
– Хорошо. Ещё лет пять назад нужно было уйти.
Данила высадил Иванну у дома. Смотрел, как она обнимает худенькую девочку, совсем не похожую на неё и у него заныло сердце. Он страшился загадывать наперед, боялся мечтать.
ГЛАВА 3
Данила помнил день, когда взглянул на подружку по детским играм другими глазами. Им исполнилось по двенадцать лет. Летом их дружная четверка не вылезала из воды. Они по очереди прыгали с толстых сучьев в реку. Тая осторожно, не залезая высоко на дерево, соскальзывала в воду. А Ивка ловко, так что гибкая фигурка мелькала среди поникших ветвей речной ивы, взбиралась все выше и выше.
– Ива, не надо так высоко,– попросила Тая, замирая от ужаса.
Даже Лёнчик-танкист по обычаю не шутил и не подначивал упёртую подругу. Данила вдруг панически испугался за девочку. Она, не слушая их, нырнула в реку с макушки дерева. Вошла в воду красиво, почти без брызг, но к берегу плыла неловко, гребла одной рукой.
– Ударилась? Ты психическая больная, знаешь это?! – подскочила к подруге Таисия.
– Нормально. Жить буду. – Ива легла на песок и закрыла глаза.
Данила смотрел на её бледное лицо, на плечо и руку, синеющую на глазах, и молчал. Его юное сердце выбрало эту храбрую и ещё угловато-неказистую девочку. Со временем чувство подростка только окрепло, хотя иногда ему казалось, что он ненавидит Ивку. Она обладала злым язычком, насмешки, которыми осыпала друзей, трудно назвать добрыми. Правда, это случалось нечасто. А ещё Ива была отчаянной лгуньей. Выдумывала несусветные истории и злилась, если ей не верили. После поездки с отцом к родственникам в Карелию она приехала, переполненная впечатлениями о таинственных колдовских лесах. Долго потом пичкала их, своих друзей, байками о ведьмах и колдунах, пока он не прочёл страшные истории Гоголя и не показал книжку Иванне. Все истории девочка взяла из этой книги. Данька сделал это украдкой от друзей и пообещал её не выдавать. Ивка Самошина всё равно обиделась и долго дулась, словно не она дурила им головы, а он. Ещё его расстраивало, что его добрая мама почему-то терпеть не могла Ивку. Первый раз маленький Данила заметил это в детском садике: на его день рождение мама принесла в группу конфеты и крохотные мягкие игрушки. Она раздавала подарки детям, а когда дошла очередь до Ивы, в руках мамы уже ничего не оказалось.
– Извини, деточка, не рассчитала. Игрушки закончились, но ведь это пустяк у тебя дома своих хватает, – сказала Мария Савельевна со странной недоброй улыбкой.
Данька увидел, как задрожали губы у девочки, и подбежал к ней.
– Возьми моего мишку, я играю с машинками.
Мама сильно дернула его за руку.
– Мишку я подарила тебе.
– Мамочка, мне не жалко. – Он протянул игрушку Ивке.
Девочка счастливо улыбнулась и, смущённо пробормотав спасибо, убежала. Данька посмотрел на маму и не понял, почему она злится, если он поступил правильно?
Если б Мария Савельевна могла, то запретила бы сыну общаться с Иванной, но, к сожалению, они учились в одном классе и виделись ежедневно. Постепенно сын осознал: мама несправедлива только к Самошиной. Данька спросил, почему она не любит Ивку? Мария Савельевна смутилась:
– Сынок, ты говоришь глупости. С чего мне обращать внимания на какую-то малявку. Просто я не хотела, чтобы ты дружил с ней. Она дочь алкоголика. Чему хорошему может научить тебя эта девочка?
– Мама, но Ива не виновата в том, что её отец пьёт. Она хорошая, – пытался защитить подругу мальчик.
– Я знаю лучше. И мать у неё лгунья, и она такая же.
Иванна быстро поняла, что мать Даньки её невзлюбила и старалась не попадаться женщине на глаза.
Во всех детских забавах Ива и Лёнчик играли первую скрипку. Они уговорили Данила и Тосю нарвать неспелой черешни у бабушки Фроси – соседки Танеевых. Потом всем четверым в районной больнице промывали желудки. Именно Ивка решила попробовать, как действует басма и выкрасила друзей в кардинально чёрный цвет. Мать Даньки, ругаясь, оттирала уши и шею от краски. Мальчишек коротко подстригли, а светловолосая Тая ещё долго ходила цыганкой.
Даниле вспомнился ещё один случай из детства.
В конце августа перед пахотой с пшеничных полей убирали солому в стога. После небольшие стога укладывали в две огромные, длинные скирды. Вот с них-то и любила кататься местная детвора. Дружной компанией они отправились прыгать со скирды. С трудом взобрались наверх, используя более пологую сторону. Высота оказалась приличная, и они немного струхнули. Лёнчик стал говорить Ивке, что она никогда не скатится с такой вышины. Внизу бегала Тося и уговаривала их не прыгать. Даня послушал перепалку друзей и сказал:
– Опасно сигать, можно разбиться, внизу мало соломы. Давайте спустимся с отлого склона.
Лёнчик, которому не хотелось рисковать, радостно согласился.
– Точняк, можно грохнуться так, что костей не соберём.
Ива окинула мальчишек презрительным взглядом.
– Можете сойти, где хотите. А я тут прыгну.
Данила увидел странные глаза девочки: они стали почти чёрными. Расширенный зрачок закрыл голубую радужку. Он не понял, но почувствовал: Ивке страшно, но она всё равно шагнёт вниз. Попытался её остановить.
– Ива, не надо, мы верим, что ты можешь это сделать. – Он схватил подругу за руку.
Она выдернула руку и повернулась к нему.
– А я не ради вас. Это мне надо. – Села на солому и оттолкнувшись, поехала вниз.
Они с Лёнчиком посмотрели друг на друга и, проклиная в душе упрямую подружку, отправились следом. Им повезло, большой кусок скирды съехал вместе с Ивой, и приземление оказалось мягким. После этого случая Лёнчик перестал дразнить Иву, опасаясь, что придётся повторять её подвиги. Таисию он никогда не трогал, почему-то ей позволялось быть слабой и боязливой. Лёня мог чуть ли не до драки спорить и соревноваться с Самошиной, но все её идеи принимал на ура. Когда Ива предлагала развлечение, она становилась мозгом предприятия, Ленчик же осуществлял идею технически.
Данила хмыкнул, вспоминая любимую забаву их четверки. Вечером пробирались к дому какой-нибудь бабульки и привешивали к деревянной раме окна картошку на нитке. Потом вся тёплая компания пряталась в кустах. Лёнчик дёргал нитку, картошка стучала в стекло. Бабушка выходила на крыльцо:
– Кто там? Заходите.
После нескольких появлений на крыльце пожилой женщины и её угроз надрать уши безобразникам. Они, прыская и зажимая рты руками, чтобы не рассмеяться вслух, убегали. Иногда их развлечения наносили материальный урон, и тогда шутникам доставалось от родителей по первое число. Как-то Лёнчик предложил намазать клеем лавочки у магазина. На несчастье четверки к скамейке прилипла тетя Галя, подруга матери Данилы. Разъярённая женщина принесла испорченную юбку Самошиным, справедливо полагая, что без Ивки тут не обошлось. Она требовала выдать остальных сообщников преступления. Ива держалась стойко. За испорченную вещь заплатила Елизавета Павловна. Она наказала дочь и не выпускала её на улицу целую неделю. Друзья, как заговорщики, пробирались вечером под окно подружки, чтобы поддержать её моральный дух.
У Лёнчика не было отца, вернее он умер до его рождения. Родители Лёни жили в военном городке во Владикавказе. Машину старшего лейтенанта Сергея Котова – отца Лёни – обстреляли недалеко от города ваххабиты. Лейтенант умер сразу, а шофер и двое солдат получили тяжёлые ранения. Жена лейтенанта – Анна – находилась на шестом месяце. Женщина вернулась в спокойное Потапово к родителям. Лёнька родился недоношенным, его долго выхаживали врачи в детском отделении больницы Излучинска. Мать с раннего детства рассказывала мальчику об отце, и Лёнька буквально с пелёнок мечтал стать военным. Он не понимал, что такое самоходные ракетные установки, которые обслуживал взвод лейтенанта Котова, мальчик представлял в своем воображении танки. Лёня рисовал их, лепил из пластилина, знал все марки и модели. О танках мог говорить часами. Так он и заработал кличку танкист. Чтобы утешить Ивку в недельном заключении, тем более что налить клей на лавочки его идея, Лёня подарил ей любимую модель танка. Ива оценила его жертву и благоговейно приняла подарок.
«Интересно, сохранился ли у неё подарок Лёнчика», – подумал Данила.
Их детство самая замечательная пора. Летом они купались в любимой Капиляпсе, ходили в лес за ягодами и грибами. Варили уху на костре, запекали на углях картошку. В зарослях ивняка дети построили шалаш, там хранили удочки, несколько помятых железных мисок, эмалированные кружки, закопченную кастрюльку, принесённую Ивкой из дому, и запас картошки. Встав взрослым, Данила пытался сварить уху на костре, пытаясь повторить вкус ухи детства – ничего не получалось.
В седьмом классе мальчишки ещё оставались голенастыми нескладными подростками, а девочки на глазах стали превращаться в барышень. Тая опережала Иванну, у неё рано сформировалась грудь, бедра стали крутыми, талия тонкой. Глядя на девочку, Данька стал испытывать какую-то неловкость. Она перестала целыми днями носиться с ними по селу, ища приключений. Ивка немного отставала в развитии от подруги, но и у неё появилась маленькая грудь, в фигуре начала исчезать угловатость. В тот жаркий июль, поставивший крест на их безмятежных отношениях, они вчетвером купались в реке. Тая и Лёнчик, переплыв реку, отдыхали на другом берегу. Данька вылез из воды и прыгал на одной ноге, пытаясь вылить воду из уха. Весь день Ива была невеселая, держалась за живот, но все-таки решила искупаться. В воде ей стало немного легче. Она вышла из воды и направилась к однокласснику. Данька странно и смущённо смотрел на неё.
– Ты чего на меня так таращишься? Что случилось?
Он, с трудом выталкивая из себя слова и, краснея как рак, протянул ей полотенце.
– Ты или ушиблась, или у тебя месячные.
Ивка в ужасе опустила глаза. С купальника, смешиваясь с водой, по ногам стекала кровь. Девочка остолбенела от стыда. Она не догадалась, почему весь день болел живот – это были её первые месячные. Он сообразил, о чём она думает.
– Я не буду смеяться и никому не скажу. Ты иди, переодевайся. – Данила, отводя глаза, подал ей носовой платок.
Ивка наконец очнулась и пошла в кусты переодеваться. Когда она вышла, неся в пакете мокрые вещи, уже приплыли Лёнчик и Тая.
– Ты уже собралась, так рано, давай ещё посидим, – попросил Леня.
– Ребята, мне тоже пора, мать просила прийти пораньше, – сообщил Данька, вставая с песка.
После этого случая он не видел Ивку почти две недели. Тая сказала друзьям, что подруга занята. А потом она появилась на речке с синяком на скуле. На расспросы друзей угрюмо ответила:
– Ударилась о притолоку.
Лёнька возмутился:
– Ну что ты врёшь, опять отец звезданул!
– Не лезь не в своё дело, – зашипела Ивка, сняла платье и пошла купаться.
– Она думает, мы не знаем, какой козел её папаша? – пробормотал Лёня.
– А тебе бы понравилось, если бы Ивка говорила плохо о твоём отце? – спросила Тая
– Он не был алкашом, как дядь Лёха. Мне противно, что у меня такой тёзка.
– Всё равно Иве досадно это слышать, – согласился с подружкой Данила.
– Да она сама о нём хуже говорит! – вскипел Леня.
Вечером Даниле пришло в голову сделать Ивке сюрприз. Он сорвал в палисаднике любимые розы мамы. Дарить цветы девочкам ему ещё не приходилось – подросток спрятал букет в полиэтиленовый пакет и отправился к Самошиным. Ивка жила на другом конце деревни. Обычно друзья собирались у реки, и поэтому он редко бывал у её дома. Возле калитки Данила задержался, не зная, как позвать девочку. Дверь дома с треском распахнулась, на пороге показался отец Иванны.
– Раз не даёшь деньги, выметайся на улицу и забирай с собой эту малолетнюю сволочь. Вырастил доченьку на свою голову, огрызается, зараза.
Мужчина вытолкал на порог Елизавету Павловну. Затем послышалась какая-то возня, из коридора на улицу вылетела Ивка. Она не удержалась на ногах, рухнула со ступенек вниз.
– Что ты делаешь? Ты мог её убить, – запричитала женщина, поднимая дочь.
– В следующий раз так и сделаю. Пусть научится держать язык за зубами, – Леонид пьяно захихикал, а потом грязно выругался. – А ты, корова, гони деньги!
– Нет у меня денег, ты всё вытащил и пропил. На что жить будем?
– Заткнись! Я вас лет десять кормил, теперь ваша очередь!
Ивка, морщась от боли, отряхнула содранные колени.
– Мам, пошли. Я ещё днём отнесла в сарай одеяло и подушки. Чувствовала, что папенька закатит концерт.
Данька слушал, прижавшись к кустам сирени у калитки. Он видел, как, прихрамывая, Ивка пошла вглубь двора. Даня постоял немного, положил розы на лавочку и отправился домой. Он испытывал гнев и ненависть к мужчине, потерявшему совесть и человеческий облик. Самому Данилу пришлось рано повзрослеть. Его родители инвалиды первой группы. Он с малолетства помогал и отцу, и матери. Как однажды в сердцах высказалась бабушка: «Вы родили себе ребенка, чтобы он нянчил вас опосля». Как бы то ни было, но с восьми лет Данька с бабушкой сажал огород, а потом полол его. Вся работа по дому постепенно легла на его плечи. Отец – Сергей Иванович – пока имелись силы, работал в пристройке к дому. Он шил и ремонтировал обувь. Когда сыну исполнилось четырнадцать, Сергей уже не мог трудиться, руки скрутило артритом. Даня уважал отца за большую силу воли. Тот постоянно испытывал сильные боли, но мужественно терпел и никогда не унывал. Поддерживал жену, не позволяя ей жаловаться на судьбу. Для своей Маруси Сергей Иванович умел каждый день сделать подарок. Иногда это был первый подснежник, ароматная травка, первый огурчик с грядки или просто новый анекдот. Единственное из-за чего ссорились родители – это пристрастие и любовь матери к пересудам. Мария Савеловна обожала ходить в гости к подругам – общаться. Она знала подробности личной жизни чуть ли не всех селян.
– Машенька, зачем ты сказала Галине, будто мы плохо живём, – возмущался отец после ухода соседки.
– А разве хорошо?
– У нас обоих пенсия, своё небольшое хозяйство. Как-то справляемся.
– Вот именно как-то. Не больно-то государство о нас заботится, – пробурчала жена в ответ.
Данька с раннего детства знал: мама больна, ей нужно помогать. Правда бабушка, мамина мать, иногда сердито выговаривала дочери:
– Слишком берегли мы тебя, Машка, вот и выросла ты хитрым лодырем. Не поверю, что не можешь сама полы помыть и двор подмести. К сплетницам своим у тебя есть силы шастать, а как работать, так слаба.
Первое знакомство мамы и отца Данила знал наизусть. Сергей Иванович даже отмечал этот день, как праздничный. Он сидел в своей будочке на городском рынке – прибивал железные набойки к сапогам. К нему, хромая, подошла симпатичная светловолосая девушка.
– Вы не могли бы мне помочь? – Незнакомка протянула туфельку. Каблук болтался на куске кожи.
– Придется посидеть и подождать, пока я сделаю. – Он накрыл стул чистой салфеткой и предложил клиентке присесть. Пока возился с каблуком, разглядывал гостью. Небольшого роста, нежная кожа на лице не тронута загаром, чудесные голубые глаза и капризный рот. Вот так они и познакомились. Сергей полгода с подарками мотался из города в Потапово, пока Маша не согласилась выйти за него замуж.
Даня учился в десятом классе, когда случилось несчастье: у отца парализовало половину тела. Он научился ухаживать за больным, делал массаж, уколы. Перепуганная Мария Савеловна в комнату к мужу заходила редко, объясняла это тем, что не может видеть его в таком состоянии. На плечи Дани легла и оставшаяся часть женской работы. Мать часами сидела у телевизора, смотря все программы подряд, оставшееся время посвящала чаепитиям с подругой детства Галиной. Им пришлось тяжело, почти все деньги уходили на лекарства отцу.
Только проснувшееся чувство к Ивке давало ему силы и поддерживало в трудные минуты. Он отдавал себе отчет, что его чувство безответно. Одноклассница всеми силами стремилась покинуть село и уехать в город. Много раз говорила об этом. Четверо друзей виделись всё реже и реже. Лёня усердно занимался, мечтая поступить в военное училище. Данька не мог оставить родителей, а она не хотела оставаться в деревне. В то время Иванну никто и ничто не могло удержать в Потапово. Он ничего не мог предложить девушке и с болью понимал это.
После окончания школы не могло быть и речи о поступлении в институт. Данила пошел работать трактористом к местному фермеру. Он разрывался на части, пытаясь везде успеть. После восьми лет тяжелой работы в поле смог накопить деньги и купить свой, пусть и подержанный трактор. Взял в аренду шесть гектаров земли и стал работать на себя. Почти шесть соток занял зеленью, сорок перцем и баклажанами, ещё двадцать морковью, свеклой, кабачками и капустой. На остальных гектарах посеял пшеницу. Речка рядом с его землей давала воду овощам – Данила всегда был с урожаем. Постепенно нашёл постоянных покупателей. Дело спорилось. Он перестроил дом, провел отопление и канализацию. Теперь мог оставить родителей на более долгое время. Иванну он видел только мельком, она приезжала к матери с мужем и дочкой всегда на короткое время. И каждый раз это превращалась для него в несколько бессонных ночей. Данила помнил боль, которую ощутил, узнав о её замужестве. Он носил в своём сердце образ Ивки: сильной, храброй девушки.
Ему исполнилось двадцать семь, когда умер отец. Данила, ухаживавший за ним больше десяти лет, оказался не готов к потере. Он тяжело пережил уход родного человека. У него появилось много свободного времени. Пока крутился, как белка в колесе, не задумывался о своей жизни, а теперь оглянулся по сторонам и не обнаружил рядом ни одной подходящей женщины, на которой бы захотел жениться. У Данилы случилось несколько коротких романов с дачницами, но связать свою судьбу ни с одной из них он не собирался.
Изредка на правах друга детства заезжал к матери Ивки, немного помогал ей и жадно слушал любые сведения о подруге детства, ставшей горожанкой.
В тот день Данила собирался доставить ящики с овощами и зеленью в магазины. На автобусной остановке он увидел женщину, притормозил, а когда она повернула к нему голову, обомлел – Ива… Он не верил своим глазам. Чувства, припорошенные пылью времени, проснулись и забурлили, как речка в половодье весной. Давно он не испытывал такой радости, не мог поверить в свою удачу. Слова Иванны о разводе прозвучали для него музыкой и воскресили в нём надежду.
«На этот раз я не упущу её и просто так не сдамся», – решил Данила.
***
Она вышла из машины, помахала рукой на прощание. В голове промелькнуло: «До чего же я рада видеть Даньку. И каким, оказывается, интересным мужчиной он стал».
На неё налетела дочь, Ивка обняла её и поцеловала в макушку, нагретую солнцем. Вспомнила: «Послезавтра нужно возвращаться в город. Поговорить с Дмитрием, сообщить о разводе». Настроение сразу упало.
– Мама, мне повезло, я нашла работу. Буду трудиться в местном фельдшерском пункте, – сообщила она, заходя на кухню.
– Не руби с плеча. Ты хорошо подумала?
– Хорошо. Саньку нужно перевести в местную школу. Надеюсь, танцевальный кружок в школе или райцентре имеется.
– Есть в доме культуры, дети на всех праздниках концерты показывают. – Мать отвернулась и украдкой смахнула слезу. «Моя девочка могла долго терпеть, а потом раз и обрывала всё. После школы уехала из Потапово. Отца так и не простила. На похоронах слезинки не проронила».
***
Иванна открыла дверь своим ключом. Занесла сумки в коридор. Санька побежала в свою комнату переодеваться.
– Мам, я быстренько сбегаю к Маринке.
– Соскучилась по подружке? Ну, беги, беги, непоседа, передавай привет тёте Оле.
Ивка обошла квартиру. Любая женщина легко определит: была ли другая во время её отсутствия в доме? Меняется запах в комнатах, как не проветривай. Кое-какие вещи стоят не на своих местах. Вот и Иванна почувствовала запах чужих духов, косметики – дух постороннего человека. Она знала, что так произойдёт, Дмитрий обязательно воспользуется отъездом, но всё равно разозлилась. За день до их возвращения в город Иванна сообщила, на каком автобусе они приедут. Она не хотела, как в плохом анекдоте, застать соперницу вместе с мужем.
