Mon Ten Man
Комната белого рояля
Глава 12. Пять желаний.
Человеческий разум ищет жалкие оправдания тому, что чувствует сердце.
Было 19:00 часов вечера. Семья собралась в столовой. Это была одна из самых больших комнат в доме, с белыми стенами и с классической мебелью цвета молока. Над большим стеклянным столом весела массивная, хрустальная люстра, которая сверкала как огромный бриллиант. Занавесы тоже были молочного цвета, а около двери стояли белые полки вина, создавая узки коридор в этой большой комнате.
"Ужин подан!!!" закричала прислуга. Члены семьи подошли к столу. Спустя 15 минут сквозь оглушающую тишину раздался голос Ричарда:
– Камилла, милая, где Себастьян, почему он не ужинает? – Камилла не успела придумать ответа, как раздался второй голос:
– Ох, простите за опоздание, я здесь. Как это не ужинаю? Ужинаю еще как, я голоден как монстр.
– Да ты и есть монстр,– с нежной улыбкой сказал Ричард.
В тот миг взгляды Дакоты и Камиллы поразились, в первые в их доме ситуация стала наколенной.
– Ричард, любой на моем месте поступил бы так же.
– Себастьян,– наорал Ричард,– я тебя не узнаю! Где тот образованный юноша поведение и этикет, которого поражали всех.
– Вот он Я, я не изменился, просто он меня довел. Я не позволю, чтобы Милу обижали, даже если это будет сам господь Бог.
– Кто ни будь, объяснит о чем идет речь?– раздраженно сказала Дакота.
– Конечно милая, Себастьян избил учителя истории, он в реанимации, – вытирая рот, спокойно сказал Ричард.
– Себастьян, это правда? – Дакота была в ужасе.
– Чистейшая. Я надеюсь, что он там и сдохнет. – Улыбнулся брюнет и взял порцию закуски.
– О Боже Себастьян, но зачем?– удивленно и разочарованно спросила Дакота. Она не знала сына таким жестоким.
– Этот ублюдок, положил глаз на Милу. – Брюнет от злости сжал столовый нож так, что он оставил след на его руке.
– Это Правда Камилла?
– Да мама, он защищал меня.
– Ладно, все, ужин остынет,– сказал Ричард спокойным и мирным голосом, будто не хотел конфликта в своем доме.
От лица Себастьяна
После ужина Я стал медленно идти по коридору, в кабинет, у меня был разговор с Ричардом. Я взвешивал все, но на душе было не спокойно. Я винил себя, но пока не понимал за что именно. Мое душевное страдание прервал ее голос. Мое сердце екнуло.
– Себастьян куда ты? Нужно поменять повязку на твоем плече, я не засну, пока не поменяю ее, – как вы уже поняли, это была Мила. Я застыл, не хотел обернуться, но ели нашел в себе силы смотреть на нее, ибо законы приличия не позволяли беседовать стоя спиной.
– Да? Правда? Что ж я… – Голливуд выдал бы мне Оскара, за улыбку, потому что я еле себя контролировал. Я призирал себя, чувствовал виноватым ублюдком, не меньше чем тот учитель. За что? Сам не в силах себе признать.
– Себастьян, что с тобой?
– А что со мной, Солнышко?
– Не притворяйся. Ты странно себя ведешь. Ты обычно более открытый и дерзкий. А сейчас ты, как будто, сломлен.
– Тебе нравится моя дерзость, детка? – я ехидно улыбнулся, – Солнышко, если ты хочешь мне помочь с повязкой, я буду ждать тебя у себя, но у меня разговор с твоим, точнее (я прокашлялся) с нашим отцом, – ели выдергивая эти слова с собственных уст, сказал я, – буду через 20 минут.
– Хорошо, я буду ждать. – Я улыбнулся ей и пошел дальше, к Ричарду.
– Тебе холодно? – Ричард сидел у камина и не моргая смотрел на огонь.
– Нет сынок, я зажег камин, потому, что огонь помогает мне собраться с мыслями, – сказал Ричард и протянул мне стакан с виски. Кабинет я любил больше всего. Обустраивал его я: лично. Коричневый интерьер с изумрудными креслами и с черным камином – все так, как я люблю.
– Спасибо. Ричард прошу быть со мной откровенным. Где я облажался? – вопрос не был риторическим, я спрашивал это искренне, я сходил с ума. Я надеялся, что он поможет мне. Поможет себя понять и простить.
– Облажался? А в чем ты облажался? Напротив я благодарен тебе, за правду. Если бы не сегодняшний инцидент, мы бы так и не узнали об опасности, которая грозила многим ученицам. – Его слова закопали меня еще глубже. – Сынок, почему ты в таком состоянии, что тебя гложет? Ты уже не ребенок. У тебя свой бизнес, своя жизнь. Ты учишься в самой элитной академии бизнеса. Что за подростковая депрессия у тебя в твои 27?
– Я надеялся на ругань.
– Хах, ну прости за разочарование.
– Я же просил быть со мной честным.
– А если честно, ты пугаешь меня, – сказал он и сел напротив.
– Себя я тоже пугаю, – ответил я, играя со льдом на дне стакана.
– Сынок, скоро у тебя будет своя семья, любимая и дети, и тогда ты поймешь, что…
-У меня не будит семьи и прости, что я перебил тебя, просто давай ближе к делу. Тебе же явно есть, что мне сказать. Не тяни, пожалуйста, к тому же Мила ждет меня, она хочет обработать мою рану так что …, – я одним вдохом опустошил уже второй стакан. Его слова сделали мне больно, сам не знаю почему.
– Опять спешишь к систре? Я предполагать даже не мог, что у вас будет такая связь. – Ричард ранил меня сильнее любого ножа и хладнокровно ждал, на каком предложении, он уничтожит меня.
– Ричард, я защищал Милу, он не скрывал, что заинтересован ею, ты бы поступил точно так же. Я должен был приветствовать, что он положил на Милу глаз и даже не попытался этого скрыть? А этот ублюдок, даже, младше меня! Ричард, Мила еще ребенок, беззащитный цветок, которого я все время хочу оберегать.
– Себастьян, ты же ревнуешь, не обманывай не меня, не себя! Ты бы избил даже одноклассника Милы, будь он заинтересован ею! Дело не в учителе. Вместо того, что бы ревновать к сестре, обустрой свою личную жизнь! Хватит бегать по стриптизершам и проституткам. – Ричард, сказал это, уже, повышая голос, его терпение тоже заканчивалось. Шах и мат. Ричард уничтожил меня. Я выпил третий виски до дна и не знал, что ответить. Он был прав. Я чертовский ревновал. Я хотел зарезать любого, кто посмотрит на Милу, но не мог. Ричард упустил только одно: я не ревновал как брат, я ревновал как мужчина и нечего не мог с этим поделать. – Можно вопрос, сынок? – уже тихо продолжил он.
– Конечно Ричард. Я слушаю. – Я примерно понимал, что тяжелая артиллерия еще впереди, но этот вопрос стал кинжалом прямо в сердце.
– Почему ты решил, что у тебя не будет семьи?
– Потому что я не женюсь на не любимой. Никогда!
– Так женись на любимой.
– Не могу!
– Почему? Вот Камилла на пример, выйдет за Чарльза. Это уже точно…
– Уже? А что изменилось?
– Видишь ли сынок, у меня, как у отца, есть некие опасения. Пока Мила не влюбилась в кого не будь “не правильного”, ее нужно выдать замуж.
– Она же не любит его. Ты погубишь собственную дочь.
– Полюбит. – Самодовольно заявил Ричард и сделал глоток.
– Спокойной ночи Ричард. – Ели проговорил я и пошел к двери.
– Спокойной ночи, сынок. – в след крикнул он.
Я поднялся в свою комнату. Сердцем спешил к Миле, но молился, чтобы ее там не оказалось. Я открыл дверь и, так как моя кровать была в самом центре комнаты, Милу я увидел моментально. Видимо она села и ждала меня, но в какой-то момент заснула. Рядом был поднос с лекарствами и бинтами. Я тихо закрыл дверь и подошел к ней. Я стоял как вкопанный, не знал, что делать. Будить ее я не стал. Она была в шелковом ночном платье, и я боялся, что она замерзнет. Я накрыл ее краем покрывала и сел на кресло. Одно я понимал очень четко – я любовался ею. А разве это запретно? Она же член моей семьи. Точнее это я стал членом их семьи когда-то. Но она этого не могла помнить, я был старше. Она просто знала, что я приемный, а я детально помнил, тот день. Пока я подался детским воспоминаниям Мила проснулась:
– Господи, это ты? Я…
– Нет дорогая, это Себастьян, хотя, если ты считаешь меня Богом, то я не против, – ее реакция позабавила меня, я встал и подошел к ней.
– Ты безнадежен, – она тоже посмеялась на собственное высказыванье, -Я ждала тебя потом заснула. Прости.
Я стал медленно растягивать рубашку. Рука болела до безумства, я еле совершал движения.
– Что ты делаешь?
– Снимаю рубашку, ты же должна поменять мне повязку на плече, или я не правильно понял?
– Ох да, прости я…
– Солнышко, что с тобой?
– Себастьян я… мне…, – я смотрел на нее с изумлением. Я же не был идиотом, и понимал, что у нее в голове, но хотел, чтобы она сама разобралась с мыслями. Я сел на кровать рядом с ней и обнял ее. Без пошлости, так как действительно обнимает сестру старший брат. Все мы всегда знали, что она мне не сестра, но уважал я ее наверное сильнее и больше.
– Чшшш, Солнышко, нечего не говори. Прости меня.
– За что? – она вывернулась с моих объятий и посмотрела мне в глаза.
– Ты считала меня старшим братом и защитником, а я предал твое доверие. Я обманул тебя и, наверное, сейчас тоже обманываю. – Я еле сдерживался на расстоянии. Я безумно хотел накинуться на нее, обнять и не отпускать, хотя бы до утра.
– Нет, ты защитил меня и мне это понравилось, – она не поняла истинный смысл моих слов, а я не стал продолжать эту тему.
– Себастьян твои движения выдают твою боль, даже не скрывай, снимай рубашку я открою лекарство.
– Хорошо-хорошо доктор, я весь твой.
Она медленно сняла старую повязку и открыла рану. Вид раны, наверное, был пугающим, но Мила контролировала, свою панику, чтобы не задеть меня. Самоконтроль достался ей от Ричарда. Она нанесла какую-то мазь и стала нежно массировать. Я впервые ощутил ее пальцы на своем теле. Это сводило с ума. Мила вызывала во мне спорные чувства, такие, какие не удавалось вызвать никому раньше. Я закрыл глаза и поднял голову вверх. “О боже! Что ты делаешь со мной малышка?! Я могу сорваться в любой момент”. В итоге я сзжал простыню, Мила подумала, что я это сделал от боли и спросила:
– Я сделала тебе больно? Прости пожалуйста.
– Подуй чуть-чуть, – хрипло попросил я.
– Конечно.
– Спасибо, Солнышко. Знаешь, если бы ты была медиком, я бы предпочел болеть вечно.
– Это не смешно, Себастьян, – возмутилась она.
– А я не шучу. – Я действительно не шутил. Просто Chivas разговорил меня.
– Ты что пьян?
– Нет, мы с Ричардом выпили лишь бутылку.
– Целую бутылку? Вдвоем?
– Нет, два стакана он, остальное – Я.
– Так ты пьян!
– А ты прекрасна, Малышка, – я потянулся к ней, мое тело и разум не контактировали в этот момент, – через час я буду трезвым, но ты по-прежнему будешь прекрасна.
– Вешай эту лапшу своим девушкам, – смеясь ответила она. Мила не принимала мои слова в серьез.
– Я шучу. Я не пьян. Алкоголь не берет меня сильно. Ты же знаешь. – Я играл с прядью ее волос.
– Знаю. И папа это знает. Будь уверен, отец пытался разговорить тебя.
– Я знаю.
– О чем вы говорили?
– О моей женитьбе.
– Что? – Мила явно удивилась. Ее большие глаза, стали еще больше. Она чуть не уронила бинты. Ее реакция еще больше заводила меня. Я чувствовал, что близок к пределу контроля. Я хотел трогать ее, ласкать, целовать.
– А что? Ричард спрашивал, почему я не хочу жениться.
– А ты не хочешь?
– Хочу. Просто отец будит против.
– Почему он должен быть против? И когда это тебя останавливало?
– Он не согласиться, и не примет мой выбор.
– А ты уже сделал выбор? Кто она? – Мила не могла скрыть свое любопытство. Но я уловил и ноты гнева в ее голосе.
– Ай, Мила, жутко болит. Подуй еще не много. – Перевел я тему, потому что боялся ляпнуть лишнего.
– Ох да, прости.
– Спасибо, Солнышко.
– Ну что же. Спи, а я пойду…
– Не уходи, останься, – попросил Я.
– Что? Но…
– Мила прошу. Не уходи. Я… все ровно мне неудобно лечь. Я буду спать в кресле. Останься.
Она согласилась. Я дал ей новую подушку и удобно обустроил ее спальное место. Я даже закрыл балдахину кровати, чтобы она не смущалась и спала свободно. Я не хотел, чтобы она подумала, что я приглядываю за ней. Мне просто было приятно ее присутствие.
От лица Камиллы
Полнолуние. Я бегу по лесу от волчьего воя. Снег и метель. Моя красная накидка рвется об сухие ветки мертвых деревьев. Повсюду пахнет горечью и разлукой. Я бегу от волков и оказываюсь на краю пропасти. Ветер шатает рыхлый мост. Это единственная дорога к спасению. На другом конце моста стоит Он. Он ждет меня – я это знаю. Он протягивает руки и ждет, чтобы крепко заключить меня в свои объятия. Я бегу по мосту оглядываясь. Волк стоит и ждет. Ждет моего поражения. Мост разваливается – я падаю в пропасть.
В ужасе я открыла глаза. Перед глазами белая ткань – балдахина кровати. Стук собственного сердца режет слух. Я у Себастьяна. Дыхание потихоньку приходит в порядок. Я осознаю, что мне снился кошмар и что мы в безопасности. Я стала глазами искать его. Он, опирая больное плечо в подушку, еле устроился в кресле. Его поза сна выдает, что он мне солгал. Ему ничуть не было удобно спать сидя, просто он захотел, чтобы я осталась. “Чертов эгоист” подумала про себя я, и мне стало смешно. Он довольно крупный, чтобы помещаться в кресле. Себастьян был похож на птенчика с раненным крылом. Но я не могла нечего поделать. Если бы я разбудила его, он мог больше не уснуть, поэтому все что мне оставалось, так это накрыть его одеялом, чтобы он не простудился. Я подошла к окну. Полнолуние. Увидев луну, я опять вспомнила про сон, и мне стало не по себе. “Это просто сон. Он нечего не значит” утешала я себя. Потом поняв, что больше не усну, я решила спуститься в сад.
Я вышла на задний двор, села на скамейку, укутанная в сером одеяле, и начала погружаться в мысли. Пока я взяла себе одеяло и любимый блокнот, начался сильный дождь. Я обустроилась в небольшой беседке, окруженной цветами, и мысленно благодарила маму, так как идея поставить в нашем саду беседку, была именно ее. В этом блокноте я писала, что угодно: от списков супермаркета до списков книг. Сегодня же я хотела составить список чего-то важного. Погруженная в мыслях я делала какие-то заметки, как в пугающей тишине услышала до боли приятный мне голос, от которого у меня начиналась зависимость:
– Мила, тебе не холодно? И вообще как тебе в голову пришло сидеть тут, могла бы и дома написать это. И кстати, что ты пишешь? Почему ты ушла?
– Не заваливай меня вопросами, пожалуйста. Мне приснился кошмар, я проснулась, потом накрыла тебя одеялом…
– От туда я помню. Я не спал. Потом ты посмотрела в окно и тихо сбежала.
– Я вовсе не сбежала, просто мне захотелось подышать свежим воздухом. А почему ты притворялся?
– Мне было интересно наблюдать за тобой. Что нельзя? Так, что ты делаешь в это время, в эту погоду и здесь? – Он навалил на меня все свои вопросы, потом поняв, что уже мокнет, прибежал к моему “укрытию”, сел рядом и тем же взглядом посмотрел мне в глаза. Это был специальный взгляд, он так смотрел редко и только на меня. Аромат его духов вскружил мне голову. Духи назывались Шанель “Эгоист” очень подходящее название для такого, какой их хозяин.
– Так что ты пишешь?
– Да скажу-скажу я, достал уже, но обещай не смеяться.
– Нууу это будет, наверное, трудно, но ладно, обещаю,– пошутил он.
– Я составляю список.
– Список? Список чего?
– Список моих мечтаний.
– Прочти мне его.
– Что? Ооо нет, нет, нет, не стоит.
– Я настаиваю.
– Нет, Себастьян, это личное…
– У нас не должно быть секретов, и к тому же 17 летней девочке нечего скрывать: я уверен.
– Ну хорошо, читаю по пунктам.
– О, с удовольствием слушаю,– с циничным тоном сказал Себастьян, будто не принимал мои слова в серьез.
– Первое: увидеть Лондон (я всегда любила этот город и мечтала там побывать).
Второе : стать успешной и заниматься любимым делом.
Третье: познать настоящую любовь (от этой мысли сердце колотилось, я понимала, что, может, и никогда не познаю ее, ибо быть замужем и смотреть по сторонам, было ниже моего достоинства, а полюбить Чарльза Стакера я была не в силах).
Четвертое: выйти замуж за того, кого полюблю, и кто будет любить меня, а не мою фамилию (я писала это желание, надеясь, что лист бумаги поможет мне избавиться от Чарльза, но нет. Моя судьба была предначертана, и мои детские мечты ни кого не волновали).
И пятое: я хочу, чтобы ты всегда был рядом, – прочла я и посмотрела на него. Я действительно не представляла жизнь без Себастьяна, и была очень привязана к нему. Когда я прочла пятое желание, он замер, а его глаза заблестели. Если бы я не знала его, я бы подумала, что это слезы. Он резко потянул меня к себе и обнял. Он обнимал меня часто и я была зависима от теплоты его рук. Я почувствовала его неровное дыхание на собственной коже. Он стал гладить мою голову и тихо прошептал:
– Я люблю тебя, Солнышко.
– И я тебя зануда, – сказала я. Себастьян улыбнулся с каким-то непонятным разочарованием, но моя душа расцвела после этих слов, и я была благодарна нашим родителя, что вырастили нас такими сплоченными. Мы действительно любили друг друга.
– Я… я всегда буду рядом, ничто не в силах разлучить меня с тобой, Мила, – было темно, детального отражения на лице я не видела, но голос предавал: он еле сдерживал слезы. Я не знала его таким, он меня удивлял все больше и больше.
– Правда все мы знаем, что все они не исполнятся. – Я была в отчаянии. Мой список стал для меня колом в сердце. – Себастьян, я не ребенок. Я выйду за него, и моя жизнь остановится. Я не полюблю, не смогу заняться любимым делом и… наверное, только путешествия мне будут доступны. Только первое желание исполнится. – На моем лице была улыбка безысходности.
– Мила, у меня есть обещание, слушай внимательно и запомни, – его голос опять обрел тихий и строгий тон.
– Какое? – спросила я.
– Я сделаю все твои мечты реальностью, – его слова пронзили меня током, но я понимала, что он не может воплотить их в реальность. Мне стало даже смешно.
– Ахаха, и как же?– спросила Я,– тут же желания которые не зависят от тебя.
– Там нету таких желаний, что не подвластны мне! – самоуверенно ответил он. В этот миг небо закричало, будто подтвердило слова Себастьяна. Гром был таким сильным, что наши голоса были ели слышны, и в этот момент Я закричала:
– Давай! Побежали домой.
– Эй подожди. Подожди минуту, – в этот момент мы уже успели зайти в дом, я встряхнула от себя мокрый плед.
– Да, Себастьян? Я слушаю.
– Так что тебе снилось? – когда он спросил про сон мне снова стало не по себе, но я захотела с ним поделиться. Мне показалось, что если я расскажу этот сон, мне станет легче.
– Мне снился ты.
– Оооо, это уже…
– Себастьян, я серьезно, не перебивай, – он сразу сконцентрировался, будто ему на миг стало стыдно от вечных шуток.
– Прости, я слушаю.
– Мне приснилось, будто я по лесу бежала от волков, хотела побежать к тебе, но не успела, я развалилась в пропасть на твоих глазах, – лицо Себастьяна мгновенно помрачнело. Мне даже стало не по себе от его реакции, и я пожалела, что рассказала ему. – Говорят мосты во снах символ разлуки, – добавила Я. Себастьян подошел и обнял меня. В последнее время я его не узнавала. Он вел себя свободнее, но для меня это не было странным. Я дома, обнимаюсь с членом семьи, да может и не родным по крови, но роднее него у меня не было ни кого.
– Меня от тебя разлучит только моя смерть. Слышишь? Только моя. Потому-что если даже, что-то случиться с тобой, я в тот же день приду за тобой, и мы будим вместе даже на небе. Правда я попаду в ад, а тебе будет доступен рай, но я не пущу тебя туда. Ты побудешь со мной в аду навечно. – Он говорил эти слова жадно и тихо, будто кроме меня их мог бы услышать кто-то нежелательный. Меня порадовали его слова, но в то же время дали несколько поводов для раздумий.
– Себастьян, что с тобой? – спросила я, явно понимая, что мой вопрос не без повода.
– Я не знаю, Солнышко, не знаю. Я согласен с тем, что веду себя странно, но не знаю с чем это связанно. Я, конечно, подозреваю, что со мной и караю себя за это, но…
– Что? Я… я не понимаю…, – он ослабил объятия и дал мне немного отстраниться.
– Мила, тебе рано вставать. Бегом спать. Спокойной ночи. – Он по взрослому настоял на том, чтобы я непременно пошла спать.
– Спокойной ночи мистер зануда. – Сказала я, на что он засмеялся, и мы пошли по комнатам.
***
Настало солнечное утро. Не было даже следа вчерашней погоды, будто город никогда не видел туч и дождя. Птицы пели, а лучи солнца проникали в комнаты из-под кружевных штор. Все было прекрасным до момента этого крика:
– Ты опаздываешь. Камилла, вставай!!!!! – тревожно кричала прислуга.
Камилла спустилась завтракать, в тот момент Дакота и Ричард уже были готовы пойти на работу.
– Принцесса, ты проспала.
– Да мама, похоже мне не научиться пунктуальности,– пошутила Камилла,– да к стати а где Себастьян?
– Этот парень в последние дни разочаровывает меня,– грустным тоном заметил Ричард.
– Как? Он не ночевал дома? Допоздна мы были вместе, в саду сидели, потом зашли в дом. Куда он делся после?
В этот миг садовник ворвался в гостиную и не мог связать несколько слов, ели-ели смог объяснить, что в саду без сознания лежит кто-то. Все побежали в сад. Первой побежала Камилла, с ужасом в глазах закричала "Себастьян! Нет! О Боже!" и изо всех сил побежала к нему, держала руку, потом била по щекам, делала все, что в этот момент было в ее силах. Казалось, будто, она была готова вырвать собственное сердце и дать Себастьяну. Дакота, не теряя адекватность, позвонила в скорую помощь, а Ричард молча стоял с беспокойным взглядом, будто не хватило риска подойти и увидеть Себастьяна без сознания.
Врачи, даже, не успели приехать, как Себастьян проснулся, улыбнулся Миле, встал, и гордо сказал:
– Что собрались?! Со мной все хорошо, не надо паниковать.
– Как так? Ты же всю ночь лежал под дождем без сознания, и это для тебя нормально? Нет милый, пока врачи не приедут и не подтвердят, что с тобой все хорошо ты будишь лежать,– сказала Дакота.
– Нет, нет, нет, к тому же мне нужно в офис.
– Нет Себастьян, мама права, ты останешься, я настаиваю,– строгим и беспокойным голосом сказала Камилла.
От лица Камиллы
Все мы пошли в дом. Мама с прислугой и уже прибывшими врачами проводила Себастьяна в спальню. Меня к нему не пустил врач, сказал, что накопление слишком много людей в спальне помешает осмотру пациента. Мы с папой остались внизу, сидели в гостиной. В какой то момент я, не моргнув глаза, смотрела на серебренную статуэтку балерины, которая стояла на белом комоде в углу гостиной. Все это время в моей памяти кружились его слова «Я люблю тебя, Солнышко» а разве это было преступлением? «Если ты так нежен с сестрой и твои слова обжигают мою душу, то каким же ты будешь с женщиной твоей мечты? Как ты признаешься ей в настоящей любви, а не в любви брата к сестре?» эти мысли не давали мне покоя. И вдруг услышала сердитый голос папы:
– Камилла!
– Да папа?! – он немного напугал меня.
– Да что с тобой? Я уже двадцать минут разговариваю с тобой, а ты не уделяешь внимания.
– Прости папа. Что ты говорил? – я покраснела от стыда.
– Я говорил, про день рождение Кетрин. Оно сегодня.
– Что? А да, да я помню. Конечно.
– Когда это случилось?
– Что?
– Камилла я твой отец, и ты можешь мне доверять.
– Конечно пап, но…,– я не успела продолжить свое предложение как отец сказал:
– Вы всегда были близки с Себастьяном. Тебе было пять, он уже учился в старших классах, помню, он обожал гулять по вечерам с тобой, но…
– Я бы хотела помнить эти дни. – Себастьян был старше меня ровно на 10 лет, и иногда у меня было чувство, что это я появилась в нашей семье после него, а не наоборот. Воспоминания папы заставили мне улыбнуться.
– Однако…
– Папа, я ведь вижу, что есть что-то, что тебя тревожит. Прошу, говори прямо.
– Когда ты стала так рвать душу за него?
– Пап, мы с ним всегда были связаны.
– Камилла, – посмотрел он на меня стальным, вынуждающим на правду, взглядом, – Насколько тебе дорог Себастьян?
Я застыла. Дело не было в том, что я понимала, что твориться у меня в душе, но не хотела рассказывать папе, а наоборот: вопрос отца убедил меня в том, что я не понимала, что твориться. До этого момента я не осознавала, что между мной и Себастьяном появилась другая связь, не такая, как в детстве. Папа несколько мгновений посмотрел мне в глаза и, наверное, понял, что я нечего не могла скрыть, потому что сама не “владела информацией” о собственных мыслях. Потом, пожалев меня, сказал:
– Ладно, поговоришь об этом когда будишь готова и с кем будишь готова, разницы нет я буду или мать, главное чтоб ты могла открыть душу.
– Папа, а что случится, если я откажусь выходить за Чарльза?
– Стакер старший сделает все, чтобы разрушить нашу жизнь. Его юристы посадят меня за решетку, Себастьяна вообще застрелит, наверное, а…
– Я поняла, не продолжай.
– Камилла, этот брак не будит таким, каким ты себе представляешь. Я понимаю, что с ним тебе не ужиться. Спустя некоторое время после свадьбы я отправлю тебя за границу, якобы учиться, там уже видно будит.
– Пап, а если я влюблюсь в другого?
– Что?
– Просто пример…
– Твое сердце разобьется, милая. Вы не сможете быть вместе. Жизнь не такая, какой она представлена в твоих любимых книгах. – Я не ответила нечего, он продолжил. – Камилла, Стакер старший забронировал два здания для Кетрин. В одном будите вы, молодежь, в другом будет закрытый ужин для его круга. Ты там будешь, практический, одна, будь осторожна. Будь готова к шести.
– Хорошо, спасибо пап, – сказала я и обняла его за шею, как тогда: в свои пять лет.
– Ахахаах, иди, иди, – с шуткой сказал папа.