Эйден спускается ко мне каждую ночь, которую я провожу в подвале, и я ему благодарна. Детство вдали от клана Доэрти пошло ему на пользу, он не такой, как они.
Вот и сейчас его шаги доносятся с лестницы. Притягиваю колени к груди, пытаясь хоть как-то скрыть наготу и синяки. Не хочу, чтобы и Эйден увидел, как паршиво я выгляжу. Он моложе, чем Оран и Конал, но это и логично, потому что он их племянник. Его волосы не рыжие, а темно-каштановые, и лишь из-за этого Эйден мне уже в разы приятнее, чем его дяди. Почему меня не могли выдать за него? Он мой ровесник, близок к главе клана. Почему не он?
– Рори? – голос Эйдена звучит ласково, как первый лучик солнца, пробившийся сквозь тучи в пасмурный день.
– Я здесь, – хриплю я.
Эйден подбегает ко мне и сразу же накрывает одеялом. Он знает, что не может принести мне одежду, потому что Оран поймет, что кто-то здесь был вопреки его запрету. Руки Эйдена тянутся к моему искалеченному телу, а губы сжимаются в тонкую полосу. Он в ярости, но все равно он – самый добрый человек в этом доме.
– Малышка, тебе надо поесть, – шепчет Эйден, убирая волосы с моего лица, – а я пока обработаю раны.
Парень протягивает мне бутылку воды и сэндвич, но аппетита нет. Вместо еды пью обезболивающее и позволяю Эйдены смыть и обработать ссадины и порезы. Он заботливо дует на воспаленную кожу, хотя мне и не больно. Вроде бы. Ничего не чувствую, пока руки Эйдена не стирают сперму Орана и Конала с моих бедер. Когда он касается меня между ног, я всхлипываю. Я держала слезы в себе во время… но сдерживаться сейчас не могу. Не при Эйдене. Он не Оран или Конал, он здесь ради меня.
– Тс-с-с, малышка, – шепчет Эйден, поглаживая меня по волосам. – Скоро мы уедем, и они больше не причинят тебя зла. Мы уедем в Испанию, к морю. Все почти готово, дорогая. Почти готово…
Стук в дверь в очередной раз будит меня. Трагедия произошла три дня назад, и я ни разу не выходила за пределы комнаты. Сомневаюсь, что Гидеон и дальше станет терпеть такое поведение. Особенно сейчас, когда у меня даже нет сил соврать ему. Стук повторяется, и я с трудом разворачиваюсь лицом к окну. Гидеон днем не был дома, и я спокойно продолжала тонуть в собственной боли. Лишь потеря сознания остановила меня. При каждом прикосновении к повязкам по телу проносится холодок. Это не та желанная боль, которую я ощущала ночью, а лишь стыд за то, во что я превратилась. Калечу сама себя, словно мое тело мало страдало.
Дура.
– Аврора! – стук в дверь повторяется. – Я знаю, что ты не спишь.
Ничего не отвечаю и продолжаю смотреть в окно. Гидеон скоро сдастся.
– Аврора, пойми же… – слышу тяжелый вдох и удар кулака в стену. Кажется, он зол. Я бы тоже злилась на себя. – Все, что произошло, не твоя вина.
Что?…
Приподнимаюсь на локтях, и голова тут же начинает кружиться. От голода и кровопотери у меня видимо начались слуховые галлюцинации. Я предложила экологический день, на который напали ирландцы. Все смерти и последствия для предвыборной кампании Гидеона лежат на моей совести. Конал хотел отомстить мне, и он не поскупился на жертвы.