Михаил Константинович Зарубин
Илимская Атлантида. Собрание сочинений
Но Алексей не унимался, претерпевая невыносимую физическую боль, он хотел облегчить боль души.
– Подождите, – простонал Алексей. – Пожалуйста, сообщите Маше, что я здесь. Маша – моя жена, сообщите ей, – и вновь потерял сознание.
Очнулся он ночью, лежа с открытыми глазами и глядя в потолок, старался определить состояние своего тела. Одна рука чуть двигалась, вторая – неподвижна. Все тело перебинтовано:
– Как же я покажусь Машеньке, она ведь расстроится, – пульсировала в голове неотступная мысль.
Рано утром вместе с медсестрой пришел следователь. Извинился, но сказал при этом, что случай особый, и врачи разрешили ему поговорить с больным. Вопросы были простые, касались они в основном действий водителя. Алексей рассказал все, что помнил, под конец разговора спросил:
– А что, водитель другое говорит? Но есть же еще свидетель – Игорь.
Следователь внимательно посмотрел на Алексея, покачал головой и сухо попрощался. После его ухода словоохотливый сосед высказал свое предположение.
– Видимо, в живых никого, кроме тебя, не осталось.
Алексей не поверил, да и не задумывался над этим. Его беспокоила Маша, он переживал, что ей никто не сообщил о его беде. И придумал, как с ней связаться: подозвал разговорчивого соседа и попросил его позвонить жене на работу. Что было дальше – помнил плохо. Помнит, что медсестра сделала ему несколько уколов. Помнит себя, спускающегося с высокого, очень полого холма. Потом – дорога, трудная, каменистая, петляет меж абрикосовых деревьев. Помнит запах их спелых плодов и глубокое, в завитушках облаков небо, пронизанное лучами зияющего солнца. Или это не небо, а синее-синее море, в барашках волн? И опять тяжелый, каменистый путь – назад, вверх, на вершину холма, где стоит каменная скамейка. Здесь он останавливается на отдых…
Но с удивлением замечает, что нигде нет людей, он совершенно один. И вдруг люди стали появляться: на баркасах под небольшими парусами на море, на узких улочках, на полях, на виноградниках, в садах.
– Какая красота вокруг, – подумал Алексей. – Вот здорово, если бы здесь была и Маша.
И он увидел ее и закричал, взмахивая руками:
– Маша, Машенька моя, я здесь!
Она смотрела на любимого огромными глазами, наполненными слезами, смотрела со страхом и жалостью.
А он прижался к ее груди, будто ребенок, и стало легче и спокойнее.
Она гладила его по голове и спасительно шептала:
– Лешенька, любимый, дорогой, ненаглядный. Я очень люблю тебя. Ты будешь жить, ты поправишься. Я помогу тебе.
Он потянулся, чтобы поцеловать ее, но страшная боль пронзила правую часть тела от головы до самых пяток. Он резко вздрогнул и открыл глаза. Рядом была Маша.
– А где же Игорь? Он ведь был рядом со мной, – вместо ласковых слов жене прошептал Алексей.
– Лешенька, я не знаю, где Игорь, всю ночь я искала тебя.
Снова пришла сестра, сделала уколы, и Алексей снова уснул. Его разбудил голос врача.
– Скрывать не буду, положение у вашего мужа тяжелое. Он был госпитализирован со множественными переломами ног и рук, перенес операцию. Ампутация руки исключена, еще слишком рано давать прогноз, насколько хорошо будет проходить восстановление. Возможно, придется сделать новую операцию на кисти правой руки, в противном случае никто не ручается за ее функционирование. Я, как врач, не исключаю новых операций, слишком тяжелые травмы он получил.
– А ноги… он будет ходить? – спросила Маша, Алексей сразу узнал ее голос.
– Что касается переломов ног, то на полное срастание костей потребуется три-четыре месяца, уверен, что ходить будет.
Алексей открыл глаза, рядом с Машей возле его кровати стоял высокий пожилой врач.
– Ну, вот и молодой человек проснулся. Как вы чувствуете себя?
Алеша не мог ответить на этот простой вопрос. Потом произнес:
– Болит голова, шея и все тело болит.
– Ну, ничего, вы молоды, все заживет.
Врач подробно рассказа тяжелому пациенту о том, что с ним произошло, что и как будут лечить. Говорил не страшно, оптимистично, обнадеживающе, но долго.
Алексей опять очень устал…
* * *
Из инвалидности врачи его вытаскивали долго, милосердно и кропотливо. Все время рядом была Маша. Несмотря на неутихающую боль, с радостным чувством воспринимал ее присутствие. Он сладостно, как дар небес, принимал ее заботу, самую обыденную, не сопротивлялся, не стеснялся.
Алексей впервые узнал, какой обузой может быть человек в его состоянии, и часто ставил себя на место Маши, задавал один и тот же вопрос: а смог бы он сделать то же, что и она, и боялся признаться даже себе, что вряд ли у него получилось так ухаживать.
Каким-то чудом Маше удалось договориться с больничным начальством, и говорливого и кашляющего соседа Алексея переместили в другую палату, а на его месте разрешили находиться Маше. И дела пошли на лад, хотя врачи готовили его к очередной операции.
А за окном вовсю хозяйничала весна: такая же красивая и заботливая, как Маша, подумал, усмехнувшись, Алексей. И это наблюдение прибавило уверенности в скором и благополучном окончании его мучений.
Маша осторожно села на край кровати Алексея, он улыбнулся ей, но она в этот день была необыкновенно сосредоточенная и серьезная.
– Завтра операция, Алеша, все будет хорошо, я верю.
– И я верю, – как мальчишка матери бойко ответил Алексей Маше.
– Я думала тебя успокоить, а ты у меня сильный, наоборот, меня успокаиваешь. Алеша, я хочу раскрыть тебе тайну.
– Тайну? – Алексей заметно насторожился.
– Знаешь, в тот день, когда случилась с тобой беда, я была у врача. Мне нужно было получить окончательные анализы.
– Маша… – испуганно прошептал Алексей.
– Да нет, Алеша, анализы не о моей болезни. Я могу сказать о счастливом дне в нашей жизни.
– Каком же? – поторопил ее муж.
– Алешка, у нас будет ребенок.
Алексей закрыл глаза и облегченно и счастливо вздохнул, потом выпалил:
– Солнышко мое, я счастлив, мне хочется встать, поднять тебя высоко-высоко и нести, не давая тебе сделать ни шагу по земле. Так и носить, пока не родишь.
Маша застенчиво усмехнулась.
– Успеешь поносить нас, да-да, нас, меня и маленькую принцессу.
– Принцессу? Что, уже известно, что будет она?
– Ничего не известно, это я так хочу.
– Маша, я рад любому, кто появится на свет. А так хочется, чтобы он появился завтра.
– Да ну тебя, – рассмеялась счастливая молодая женщина…
* * *
За май и июнь Алексею сделали три операции, врачи удивлялись его выносливости. Молодой организм и еще какая-то неизвестная врачам внутренняя способность помогали Алексею. Он окреп, на радость всем, быстро.
Осень погодой не порадовала. Сладких денечков бабьего лета не было. Первый снег выпал рано и не растаял, пришли морозы, подули ветра, срывая не только листву с деревьев, но и крыши, и плохо замотанные стога сена. Алексей уже вышел на работу. О своих недомоганиях и изнуряющей боли он никому не говорил. Видя, как тяжело Маше, как она мучается и болеет, свои горести Алексей считал пустяковыми. Теперь он ухаживал за «своими ненаглядными».
Часто Маша не могла уснуть, порой пульс ее превышал все допустимые нормы. Тогда Алексей укладывал ее, как маленькую девочку, к себе на колени и убаюкивал под детские песенки, если они заканчивались, пел стихи Пушкина, Есенина, благо, что он с детства знал их наизусть. Как ни странно, под такие колыбельные жена засыпала. Леша сидел неподвижно, боясь растревожить сон любимой. Были случаи, когда жена не могла уснуть всю ночь, и он не смыкал глаз, оберегал ее от дурных дум и предчувствий.
В конце декабря на свет появилась дочка. Алексей перед Новым годом привез свое богатство домой и не мог насмотреться на двух своих самых прекрасных девочек. Он уже знал, как назовет наследницу.
– Анюта? – удивилась Маша, потом радостно и согласно кивнула головой.
– Она должна зваться – только Анюта. Когда она вырастет, будет Анной, может, кто-нибудь назовет ее Нюрой, так деревенские звали мою маму.
Маша улыбалась, украдкой смахивая со щеки слезы.
– Конечно, родной, назовем ее прекрасным русским именем – Анюта – цветок такой есть. И мама твоя сейчас радуется на небесах, глядя на наше счастье.
Алексей был уверен, что это его Анюта спасла ему жизнь, что ради нее судьба отмерила ему еще десятилетия каменистого жизненного пути. И ради своих любимых Марии и Анны он должен забыть о своих несчастьях, честно и упорно трудиться и верить в жизнь, которая не может быть счастливой без любви.
Шестнадцатилетние
В техникуме поговорить не удалось. Говорить на ходу Алеша тоже не хотел, поэтому упросил Машу встретиться с ним после занятий на берегу реки, недалеко от ее дома.
– Алеша, ты что-то важное хочешь мне сказать? – вкрадчиво спросила Маша.
– Да, Машенька. Пожалуйста, приди, я очень прошу, для меня это важно.
Девушка улыбнулась ему, не ответив, но Алексей понял, что придет. Она знала, где находится «их» место. Хотя особенной романтикой этот укромный уголок не отличался, все-таки здесь никто не мешал.
Несколько лет назад половодьем на отмель выбросило толстое, чуть искривленное бревно. Какой-то добрый человек превратил его в удобный диван, сделав место для сидения и опору для спины, для многих влюбленных это природная скамья стала «своей». Сзади бревна-дивана крутой берег плавно переходил в широкий уступ, на котором разместились железнодорожные пути великой Транссибирской магистрали. Через каждые пять минут здесь пролетали поезда, стуча колесами на стыках рельс особенно громко. У реки этот звук умягчался, улетая с откоса вдаль.
Маша жила в нескольких минутах от их укромного уголка, здесь они с Алексеем укрывались от любопытных даже зимой. Сейчас в город пришла весна. Вернее, не пришла, а прилетела, ворвалась второпях, поспешила занять отведенное ей во вселенском времени место. Снега в этом году было мало, поэтому за несколько дней следов от зимы не осталось. Вчера термометр показывал двадцать тепла, и на деревьях сразу появились доверчивые листочки. Леша пришел пораньше, вокруг диванчика выплеснулась трава, зеленые стебельки уже покачивались под мягким речным ветерком, которому Алексей блаженно подставил лицо. Вода в реке, сияя на солнце, журчала тише и текла, казалось, медленнее обычного: река тоже разомлела на солнце.
Маша подошла неслышно. Ее щеки пылали то ли от быстрой ходьбы, то ли от ожидания разговора. Алеша сделал вид, что задремал, но в прищур век разглядывал любимую девушку. Ему нравилось в Маше все: стройная, грациозная фигура, тонкие черты лица, волны каштановых волос, длинные, кажущиеся прозрачными пальцы. Но больше всего – глаза. Цвета влажного сапфира, они всегда сияли, и в моменты радости, и в часы печали. Дополнял красоту любимой добрый характер, такой, каким наделяли умниц-красавиц в русских сказках. Для Алексея такая сказка стала былью.
– Ну, все, все, хватит. Я же вижу, что ты меня разглядываешь, – улыбаясь, проговорила девушка. – Зачем позвал, рассказывай.
– Знаешь, Маша… – Алексей задумался, встал, прошел по берегу, нашел плоский камень, умело запустил его по водной поверхности и стал считать, сколько раз камень коснется воды.
– Почти двадцать блинчиков, – победно произнес юноша.
Маша встревожилась, вопросительно посмотрела на друга.
– Алеша, что случилось? Почему ты сегодня такой странный?
– Да всё в порядке.
– От сестер тревожных вестей нет?
– Нет, у них все в порядке.
– Тогда говори яснее, не блинчики же считать мы пришли сюда. Мне надо готовиться к экзаменам.
Алеша, засунув руки в карманы, стоял, понурив голову. Его молчание затянулось.
– Тебя что-то беспокоит? – помогала наладить разговор Маша.
– Да, беспокоит, из Находки пришли документы, нас ждут в мореходном училище.
– Кого ждут? И при чем тут ты?
– Нас троих: Борьку, Витьку и меня. Отправили документы год назад, и вот сейчас пришло приглашение.
– Ты это серьезно?
– Маша, какие могут быть шутки?
Маша не отвечала.
– Ну почему ты молчишь, Маша?
– А что я могу ответить? От меня здесь ничего не зависит.
– Но я же не могу, Маша, жить без тебя. Как я поеду один?
Она рассмеялась.
– Так ты же сам, Алеша, придумал эту поездку.
– Да, я, но это было год назад, до нашей с тобой встречи.
Маша отвернулась от него, слышно было звук колес очередного поезда да мягкий всплеск воды у берега.
Маша прервала молчание.
– Поезжайте. Что же вам мешает?
– Маша, – Алексей взял ее за руку, – а как же ты?
– Я? – удивленно ответила она, – останусь здесь.
– А может, поедешь вместе со мной?
– Как ты это представляешь? Шестнадцатилетняя влюбленная девушка умчалась со своим другом на край света.
– Я все узнал, в мореходку принимают девчат.
– Девчат, может, и принимают, только я не морячка, да и родителей не брошу. Я, тебе скажу по секрету, воды ужасно боюсь. Даже на речном трамвае переплывая реку, глаза закрываю, так страшно становится.
После непродолжительной паузы Маша подытожила разговор:
– Леша, я пойду домой, вырвалась на минутку, по дому дел надо много переделать.
– Маша, не уходи, я не знаю, как мне поступить.
– А ты подумай, как тебе поступить. Посиди без меня здесь и подумай.
И она, не оборачиваясь, побежала по тропинке в гору.
* * *
Алексей вернулся к бревну-дивану, мысленно рассуждая, что Маша права. Мечта, что она бросит родителей и помчится за ним к Тихому океану, действительно, несуразная. Но если он откажется от своей цели – ребята не поймут, осмеют за трусость. В таком раскладе проблема нерешаемая.
Он стал смотреть на воду, что с огромной скоростью проносилась мимо. Рядом стоящая ГЭС постоянно сбрасывала сотни кубометров воды через постоянно работающие гидротурбины. Потому река в городе никогда не замерзала, разъединяла город на две половины, и единственный мост не справлялся с людским потоком. В первые дни марта оживал любимый вид транспорта горожан – речной трамвайчик. Почему маленькие теплоходы назвали так? Может, потому, что людей в них входит столько же, сколько в трамвай, но разве можно сравнить душный вагон наземного транспорта с палубой, где дышишь свежим воздухом, ну а о пробках и выхлопных газах от машин и говорить не приходится.
Мимо Алеши, пыхтя и ударяя лопастями, шел теплоход, до берега доносилась музыка. На верхней палубе возле бака танцевала молодая пара.
– Хорошо им там, – подумал юноша. – Мне тоже было хорошо в те времена, когда жива была мама. Сколько времени утекло с тех пор. Целая вечность.
Жизнь перевернулась три года назад. В этот зимний, декабрьский вечер он радостно спешил домой. Закончилась вторая четверть в школе. С мамой договорились елку наряжать вместе, лесная красавица, кудрявая, смолистая, ждала в сарайчике. Леха влетел в дом с раскрасневшимся от мороза и детского счастья лицом, на ходу сбросил шубейку и сразу к печке. На столе горела керосиновая лампа.
– Мама, мама, ты где?
– Я здесь, сынок, – раздался тихий голос из-за занавески, что отгораживала кровать.
– Мамочка, ты заболела?
– Да, сынок, кажется, я серьезно заболела.
Он отодвинул занавеску, его мама, самая красивая на всем белом свете, с пшеничными волосами, заплетенными в тугую длинную косу, с васильковыми глазами, грустно смотрела на своего любимого сына. Он заметил, что тонкие черты ее лица обострились, высокий лоб бел как бумага, заострились скулы, обострился нос, длинные кисти рук неподвижны.
– У тебя температура?
– Нет.
– А что?
– Я уже несколько раз теряла сознание. Первый раз в сенях, но ненадолго, я добрела до кровати и даже лежа впадала в обморок.
– Я побегу за врачом.
– Куда ты, родной, побежишь в такое позднее время? Будем надеяться, что до утра доживу.
До утра они оба не спали. Наутро больница в райцентре, потом областной центр. Операции, химиотерапии, и еще всякие ужасные вещи. Но ничего не помогло, оказался рак. Роковая болезнь. Он сжег молодую женщину за несколько месяцев. И все, о чем они мечтали с мамой, осталось в несбыточном прошлом. Перед смертью мама попросила старшего сына взять Лешу на воспитание до совершеннолетия. Сын обещал, но хватило совместной жизни ровно на год. Да можно ли назвать это время жизнью? Алексею, привыкшему к материнской ласке, к добрым словам, без окриков, без рукоприкладства, нынешняя его жизнь показалось страшным сном, адом. Без мамы, в новой семье Леша чувствовал себя лишним человеком. Взгляд жены брата, смотревшей на него, как на дармоеда, выражал нескрываемую к подростку неприязнь. Ее речь была еще страшнее. Брат, занятый на работе, все отдал во власть жене, никогда ни во что не вмешивался, не давал советов. Сестры, оставшиеся в деревне, не могли ничем помочь, кроме теплых слов в письмах.
Лешке страшно хотелось куда-нибудь исчезнуть из этого дома. И он убежал с ребятами в областной центр, подал документы в первый попавшийся техникум – строительный. Он не задавал вопросов, кем будет, какая это специальность, просто радовался, что наконец-то вырвался из адова круга злости и нелюбви к себе со стороны вроде близких ему людей.
Встал другой вопрос: на что жить. Стипендия, которую он получал, был настолько маленькой, что ее хватало на несколько дней. Молодость – удивительное время, она всегда надеется на лучшее и чего-то добивается. И Лешка с таким же приятелем – «горемыкой» осенью копал огороды, колол дрова, делал другие дела по хозяйству в частных домах, которых было много в округе. Научившись еще в школе играть в духовом оркестре, «давил жмурика» с ребятами, часто заменявших взрослых музыкантов, не выдерживающих из-за постоянной пьянки ежедневной нагрузки.
Чем ему только ни приходилось заниматься в первый год учебы в техникуме. Он не отказывался ни от чего, при этом не забывал прилежно учиться. Многое он умел делать по прежней деревенской жизни, многому учился. Получалось. Учась на втором курсе, узнал, что в мореходных училищах одевают и кормят бесплатно. Написал трогательное письмо-заявление о зачислении и отправил документы. Ответ пришел быстро. В нем сообщали, что в настоящее время приема нет, но его будут ждать на следующий учебный год. Готовы принять с друзьями. Леха радовался, как маленький. Конечно, уговорил ребят, живущих с ним в комнате. Море? – что знал он о нем – ничего. Один раз в жизни, за хорошую учебу, был в пионерском лагере на Черном море. С морем он подружится, главное, не будет «каторжной» работы, постоянных халтур, всегда еда и одежда.
Машу он увидел случайно. Пробегая из учебного корпуса по промороженному двору в общежитие, обратил внимание на красивую девушку. Несмотря на мороз, остановился, обернулся, загляделся. Она ему показалась похожей на маму.
– Замерзнешь, юноша, – мелодично и доброжелательно сказала незнакомка.
Маша училась на первом курсе. Не стоило труда узнать ее аудиторию. Каждую перемену Алеша приходил к дверям, молча смотрел на девушку, но слов для начала разговора не мог найти. Девчонки посмеивались, Маша старалась не обращать на него внимания. Однажды она его спросила:
– Зачем ты ходишь за мной, ты же видишь, все смеются над нами.
– Завидуют, потому и смеются, – выпалил ухажер.
– Завидуют?! Ты ненормальный? – фыркнула красавица.
– До встречи с тобой, Маша, был нормальным, – промямлил смущенный отпором Алексей.
Она смилостивилась, улыбнулась и неожиданно произнесла долгожданные слова:
– Давай знакомиться, юноша.
– Я о тебе все знаю, Маша. А я – Леша, то есть Алексей, учусь по той же специальности, что и ты, только курсом старше.
– Вот и хорошо, для начала. Я могу тебя попросить, Леша?
– Конечно, – обрадовался юноша.
– Не встречай меня на переменах возле аудитории. Я чувствую себя неловко, мне неудобно перед девчонками.
– Хорошо, Маша, – уныло согласился новый знакомый.
Каждую субботу в клубе проходили танцы. Леша всегда играл в духовом оркестре, потому не танцевал никогда. Но однажды на танцы пришла Маша, и он увидел, как ее на каждый танец приглашает молодой парень из параллельной группы. Леша, недолго думая, поставил свой бас – огромную трубу и, несмотря на угрозы и просьбы руководителя оркестра, спустился в зал. В тот день он впервые танцевал с Машей.
К счастью, играли вальс, его он танцевать умел, но очень разволновался от близости любимой девушки. Щеки его пылали, делая лицо простым, некрасивым, нос тоже покраснел. Сердце разрывало грудную клетку, казалось, что все ребята слышат, как оно грохочет. Чем сильнее билось Алешино сердце, тем отчаяннее он сжимал Машину руку.
– Ты делаешь мне больно.
– Прости, я просто давно не танцевал, а ты такая красивая, вот и волнуюсь. – Взглянув на Машу, Алексей замолчал, чтобы не наговорить лишних глупостей.
– Спасибо, ты тоже ничего. Но уж если пригласил, так давай танцевать.
Леша впервые видел ее глаза так близко, она не отводила свой взгляд, а их ноги как будто сами по себе выполняли положенные танцевальные шаги. Казалось, эти двое не танцевали, парили над землей.
Они не разговаривали, но между ними шел внутренний диалог, возникло чувственное напряжение, передающееся через соприкасающиеся ладони. Здесь, сейчас Алексей прощался с прошлой своей жизнью. Здесь, сейчас рождалась его новая, счастливая жизнь.
Закончилась музыка, остановились и они, Машины подружки аплодировали за лучший танец вечера. После этого вечера Маша позволила Алексею проводить ее до дома. Он готов был это делать каждый день, но девушка разрешала лишь тогда, когда она задерживалась на занятиях и становилось темно. Он всегда радовался совместным вечерам, много рассказывал: о прочитанных книгах, об услышанных историях, читал стихи. В морозы он дыханием отогревал ее руки. Однажды, после праздничного вечера, провожая ее, он попросил остановиться и выслушать его. Но ничего не смог сказать, кроме вечных слов:
– Маша, я люблю тебя.
Он ожидал от нее ответа, она улыбнулась, поцеловала его в щеку и побежала домой…
Ранней весной она привела его на тот берег, где лежало бревно-диванчик.
– Выслушай меня, Леша. Вот, напротив этого места, почти два года назад, я тонула. Меня спас мальчишка, с которым у нас была крепкая дружба. Вернее, он мне нравился, мы никогда не говорили о наших чувствах, но всегда были вместе. Волной от парохода перевернуло нашу лодочку, на которой мы катались в тот вечер, и я сразу пошла ко дну. Он нырял, схватил меня за волосы и дотащил до лодки, а у самого не хватило сил, и он утонул. Для меня это было трагедией. Я не могу его забыть.
– Ты его любила?
– Я не могу так сказать, поверь мне, я не знаю, что такое любовь. У меня чувство вины перед этим мальчиком, он погиб, а я живу.
– Маша, что же ты хотела, погибнуть вместе с ним?
– Нет, конечно. Но, чувство вины не проходит, я чувствую себя очень виноватой, когда думаю об этом, тысяча «если» приходит на ум. Хожу по улицам, улыбаюсь, иногда пою, танцую, а его нет. Я до сих пор не могу его маме в глаза смотреть.
Леша понял, что сейчас его сожаления и советы неуместны. Они долго, молча, смотрели на реку.
Потом он утешал ее, поглаживая плечи и ее пальцы.
* * *
Именно с того вечера место на берегу реки, где лежало бревно-диван, стало «их» местом. И сегодняшний разговор, походивший на семейный, еще больше сроднил влюбленных. Сроднил до такой степени, что Алексей был уверен, что Маша вот-вот вернется, ведь она убежала, не дослушав, ничего не ответив.
Пароходики-трамвайчики проходили мимо. Волны после них, теряя в силе, плавно обнимали берег и возвращались назад, в речное пространство. Леша отрешенно взирал на мир, как будто ожидая решения своей судьбы.
Потом он стал рассматривать рыбаков, заметил, что солнце перекатилось на другую половину небосклона. Большая тень от моста падала на воду. Подумал, что в середине лета солнце будет высоко, и день будет длинным, а вечер долгим, и тени от моста не будет. И хотя начало мая радует по-летнему теплыми днями, но все равно они нередко прохладны и дождливы. Лету нужно время, чтобы разгореться, укорениться, озарить землю своими дарами. Леша вздрогнул, почувствовав знакомый запах духов, ее духов. Мягкие прохладные ладони закрыли его глаза.
– Маша, – блаженно прошептал Алексей.
Он повернулся к любимой, обнял и прижался губами к ее губам.
– Как замечательно, что ты вернулась.
– Вернулась, потому, что была не права. Не выслушала, не расспросила. Я поняла, что нам надо вместе с тобой все обдумать. Ты – моя жизнь, ты – мой любимый. Я сейчас тебе клянусь, что буду ждать тебя после училища. И поеду с тобой по твоему распределение на любой океан.
Алексей бережно накрыл ее рот своей ладонью.
– Не надо жертв, родная, я уже все решил. Какое мне дело до того, что надо мной будут смеяться друзья. Какое мне дело, что кто-то рассердится в морском училище. Главное в моей жизни – это ты. И мы всегда будем вместе.
В этот момент загудел речной трамвайчик, как будто приветствовал правильность их решения. И счастливо всплеснула река. И перышко голубя слетело из поднебесья на скамейку-диванчик…
