Михаил Константинович Зарубин
Илимская Атлантида. Собрание сочинений
Илим – это река кормилица. Летом каждое утро, рано поднимаясь, я бежал на берег, садился в лодку и плыл к поставленным с вечера «мордам» – это такие ивовые устройства для ловли рыбы. Они стояли на реке напротив каждого дома. Места всем хватало. Единственно – чтобы не перепутать «морды», поплавки были разные.
В основном попадались ельцы и сорога. Иногда – ерши и мокчоны, но они безжалостно выбрасывались, мороки с ними много. Правда, из ершей уха получалась отличная, но на ее приготовление требовалось время и вдохновение.
Ельцов и сорогу я нес домой, чистил, и мама тут же зажаривала добычу на сковородке, заливая яйцами. Все покрывалось хрустящей, необыкновенно вкусной корочкой. Это был завтрак, который мы запивали парным молоком. Я до сих пор ощущаю вкус этого необыкновенного блюда. Потом я много раз пробовал его приготовить, кажется, все делал так же, но не получалось. Чтобы получилось, нужен наш Илим, нужен тот особый речной воздух, нужна мама.
– Миша, пора.
– Пашенька, давай спать, у бабушки скоро лопнет терпение. Попробуем утром рассказать друг другу то, что мы видели во сне.
Утром я проснулся, как всегда, рано. На улице было пасмурно, но дождик не крапал. Я вышел на крыльцо, вдохнул утренний прохладный воздух. Его аромат был сложен, как симфония: ярко звучали пряные ароматы трав, им тихо вторили благоухания цветов, врывались смоляные нотки запахов сосен и елей. Окутанный утренней душистой мелодией нашего сада, я стоял грустный и думал, что нечего будет рассказать внуку.
Сегодня ночью не было сновидений, а может, были, но растаяли, не оставив в памяти следа. Сновидение – волшебная сказка, а сказки прихотливы: захочет – придет, а не захочет – жди следующей ночи.
Паша спал долго, наверное, еще бы спал, но бабушка разбудила.
– Ну как, видел сон? – спросил я.
Паша задумался, потом честно ответил:
– Нет, ничего не видел, а ты?
– И я ничего. Наверное, моя память слишком быстро перепутала то, что я раньше видел во сне и то, о чем думаю.
– А о чем ты думаешь?
– Ну, так просто об этом не скажешь. Обо всем на свете. Как у каждого человека, все перемешано: мысли о работе, о родных, друзьях и врагах, воспоминания накатывают. Сейчас, как ни странно, на седьмом десятке часто вспоминается детство.
– Почему?
– Наверное, хочется быть юным, чтобы впереди была долгая-долгая жизнь. Иногда и не во сне, еду в машине, прикрою глаза и вспоминаю.
– Как можно закрывать глаза в машине, на дороге?
– Я закрываю, когда не за рулем, у меня же служебный автомобиль. Прикрою и вижу Красный Яр, что заслонял нашу деревню от холодных северо-западных ветров.
Красный Яр – почти отвесный склон, высотой под сто метров. Словно какой-то гигант разрезал ножом огромную краюху хлеба пополам: одну половинку оставил, а вторую съел. Я часто приходил на этот Яр. С него хорошо было видно нашу деревню, соседнее село, Кулигу, Малую речку. Стоишь на берегу обрыва, дух захватывает. Внизу под ногами птицы летают, Илим, делая крутой поворот, течет к Ангаре, за рекой поля, а дальше до самого горизонта, тайга без конца и края.
– Добрые люди в это время уже завтракают, а вы еще постели не застелили, все разговоры ведете, – это бабушка возвращает нас к привычной жизни.
Паша вздыхает и идет умываться. За завтраком он спрашивает меня:
– А бабушка говорила, что ты в детстве спал на печке. Наверное, это сказка. Ну как на печке можно спать, на ней можно только варить или жарить.
– Бабушка права. Место, где мы жили, называлось прирубом. Его прирубили к основному дому. Был он метров шесть в ширину и метров пять в длину, кухонька, отделенная деревянной перегородкой, огромная русская печка. Остальное – большая комната, в которой стояли две кровати. На одной спали две мои сестры, на другой – мы с мамой. Когда я стал постарше, лет шести, мне отвели место на русской печке. Здесь сушилось зерно. Я устраивался на подстилке и засыпал, окутанный запахом свежего хлеба, А утром в воскресенье, когда мать начинала стучать посудой, выглядывал в проем между дымовой трубой и стеной и протягивал руку: «Мама, пирог хочу». И тут же он – только из печи, горячий – у меня в ладони… Хоть печь и топилась дровами, но сгореть на ней было нельзя. Вообще это была жизнь, наполненная чудесами. Научившись читать, я ставил рядом с собой керосиновую лампу и, закрывшись шторкой от реальности, запоем читал. Вокруг темно, только желтый кружок от керосиновой лампы, а я далеко-далеко – в вымышленном мире книги, где столько интересного, где ты и силен, и храбр, и смекалист.
Иногда я не расставался с книжкой до утра, за что мама ругала, правда, без злости, я это чувствовал. Рядом со мной спал любимый кот. Но я с моим чтением интересовал его меньше, чем тепло и блюдечко с молоком. Все, что было у меня дорогого и любимого, хранилось здесь же, на печи. Здесь я мечтал и рос не по дням, а по часам, как говорится в сказках. Два раза в год печь подмазывалась и белилась. Чуть-чуть дав ей отдохнуть от себя, я снова забирался наверх, чтобы жить жизнью счастливого человека.
А какую вкуснятину делала мама в самой печи! Эти круглые большие хлеба, аромат их каждое воскресенье заполнял дом. А щи и борщи в чугунках, подтомленные в русской печи, а пареная брюква…
Разговор с внуком прервала Нина. С улыбкой попросила:
– Поешьте спокойно, не мне вас учить, что за столом лучше помолчать.
– Наша бабушка, как всегда права, Паша.
Мы посмотрели друг на друга, улыбнулись и стали завтракать. Через минуту Паша не выдержал:
– Очень хочу полежать на русской печи.
– Сначала ее надо найти.
Нина погрозила нам, и мы опять смолкли, глядя в тарелки. Но через мгновение, поглядев друг на друга, без причины стали улыбаться: сначала Паша, следом – я, а потом и Нина. Мы улыбались потому, что начался новый день, что выглянуло солнце, согрелся воздух, распелись птицы. И казалось, весь мир радовался вместе с нами.
Откуда начинается река
Мария Андреевна и Алексей Федорович, находясь в ответственном достоинстве деда и бабушки, в большом семействе Зубовых были самые старшие. Из своих заботливых рук они, как оперившихся птенцов, выпустили на волю взрослой жизни уже четырех внуков. Старики не жили в семьях дочерей, но всегда были рядом. Как им удавалось оказаться на месте по любой семейной надобности, было непонятно, но все в семье знали, что если что-то случилось или еще только намеревается случиться, дедушка с бабушкой, как незримые ангелы, появятся вовремя и обязательно помогут. Общение стариков с внуками не ограничивалось встречами по выходным и подарками. Это было более ценное, глубокое, воспитывающее чувство семейного родства общение, которое должно укорениться в молодых членах семьи, а потом быть передано их детям и внукам, чтобы не прервалась связь родов и времен. Бывало, дед с бабушкой на несколько дней забирали внуков к себе или на недели уезжали с ними отдыхать в дома отдыха, санатории, могли все вместе отправиться в туристическую поездку. Внуки любили такие встречи, ждали свою бабушку с дедом не из-за подарков, общение с ними было интересно и радостно, как с умными веселыми сверстниками. Время каждой такой насыщенной добрыми чувствами встречи пролетало быстро, старики знали свой час, знали, как не наскучить внукам и не утомить их родителей. Они как будто и сами молодели от общения с любимыми людьми.
Но, как говорится, время неумолимо, вот уже и Пашенька – младший, четвертый внук вошел в юношеский возраст: не верится, что он уже восьмиклассник, учится в музыкальной школе, профессионально занимается теннисом. В общем, – вырос, занят, и нет у него времени на общение с дедом и бабушкой.
Что же им остается? Только телефон и ожидание встреч по семейным праздникам – к счастью, семейство большое, и праздников общих немало. Да еще есть фотографии! Портреты всех внуков, как драгоценные картины, развешены на видном месте в гостиной. Но все это, конечно, не может заменить того сладкого, физически близкого общения, о котором напоминают лишь страницы фотоальбома. Вот дед катает внука на своих плечах, вот у бабушки на коленях сладко спит ее ненаглядный внучок. Но в жизни эти мгновения ни остановить, ни повторить невозможно. Таков закон бытия. А есть еще возможность повспоминать прошлое, поговорить о внуках, посетовать на современность.
– Да, Мария, сейчас от дочерей уж внуков не дождаться.
– Ты что, Алеша, думаешь, что рожать можно до старости?
– Какая старость? Наши дочери еще молоды, только очень заняты. А меня мама, как ты знаешь, родила в сорок лет.
– Это ведь после войны было.
– При чем тут война или мир? Главное желание иметь.
– Сейчас уже правнуков ждать надо. Леша, успокойся. Какие внуки?
– А это значит, Маша, что наше время уходит. Печально. Хотя обрадуюсь, если вдруг какой-нибудь карапуз прадедом меня назовет.
– Не какой-нибудь, а твой правнук. По-моему, никто прадедом по жизни не называет, все равно для всех ты дедом будешь.
– А ты бабкой.
– Зачем же так грубо. Не бабкой, а бабушкой, бабуленькой.
Наверное, добрый Ангел услышал эти грустные разговоры стариков, и свершилось чудо. Сразу после Нового года младшая дочка родила внучку. Мало сказать, что рождение внучки стало настоящим праздником. Это было счастье высшей пробы, торжество рода Зубовых. Дом заполнился знакомыми, но давно забытыми красками, запахами, звуками. Мария Андреевна вцепилась в «своего ангелочка», как будто сама была мамашей, ее не раздражали и не утомляли ни Сонечкины требования, ни слезы.
Лицо бабушки прояснилось, морщины разгладились, ее вечно больной позвоночник вдруг притих, и она, как молодая, грациозно наклонялась, поднимая с полу упавшие вещи, игрушки, легко брала на руки внучку, переодевая ее в сухие одежды. Дед пытался пробить бастион бабушкиного владычества в детской, хотел помочь, но его потихоньку, безобидно оттесняли от ребенка. Однако он улучал момент приблизиться к ненаглядной внученьке, с любовью смотрел на спящее ее личико, умиляясь раскинутым ручкам, ее безмятежной улыбке, восхищался подрагивающим во сне ресничкам.
– Как же она похожа на доченьку! – радостно удивлялся счастливый дед.
– Что ты придумываешь, Алексей, сейчас трудно разглядеть сходство, маленькая она еще, да и зачем, какая б ни была – это наша роднулька.
– Маша, я не спорю с тобой. Но могу же свои мысли вслух высказать!
– Можешь, только не так громко, а то Сонечку разбудишь.
Жизнь отчитывала часы и дни, хотя рядом с внучкой забывалось и про время, и про возраст. Уходили прочь плохие мысли, забывались неприятности, играя с малышкой, Алексей Федорович сам становился ребенком, и мяукая, и лая, и заливаясь счастливым смехом. Он видел ее первые шаги, слышал первые слова, помнит требовательный ее кулачок. Вот Сонечка уже в детском садике, у нее появились первые друзья, первые личные радости.
Краше всех на свете его Сонечка – улыбчивое, лучезарное создание со светло-голубыми глазами и длинными волнистыми, как у Мальвины, волосами. В четыре года она уже знает цену своей красоте и требует почитания.
Но дед и бабушка по указанию дочери не пристают к ней со своими ласками – сюсюканьем, прижиманиями и поцелуями. Конечно, хочется обнять свое ненаглядное сокровище, но воспитание превыше всего.
Иногда в порыве обиды Мария Андреевна ворчала:
– И где это наша мамаша такого начиталась?
– Чего начиталась? – не понял Алексей Федорович.
– Ты как всегда о чем-то другом думаешь, поэтому ничего и не понимаешь.
– Маша!
– Ну чего, Маша, во все времена ласки ребенку были необходимы, как еда и воздух.
– Так кто же запрещает любить нам нашу Соню?
– Но доченька практически запретила целовать и обнимать нам нашу ласточку.
– А почему?
– Считает, что чем больше ребенка ласкать, тем вероятнее, что он вырастет эгоистом.
– Да? А кто такую теорию выдвинул?
– У нас много теоретиков, если всех слушать, голова кругом пойдет.
– Маша, ну об этом нужно сказать дочке, тем более у нее Сонечка третий ребенок.
– Вот ты и скажи, мои слова она мимо ушей пропустила.
– Попробую.
– Попробуй, попробуй.
– Ладно тебе, Машенька, наша дочь уже не молоденькая девушка, она может иметь свое мнение.
– Ну я так и знала, ты на ее сторону встанешь.
– Перестань, я заодно с тобой, дочерью и нашей маленькой принцессой.
– Внученьку от деда с бабушкой на дистанции держат, а он ничего плохого в этом не видит.
– Маша, тебе нужно, чтоб Сонечка с нами жила?
– Ничего бы плохого в этом не было, когда было нужно, я ведь от Паши не отходила, ласкала его, и ничего не случилось, вырос хорошим.
– Ребенок должен быть вместе с родителями.
– Я не хочу с тобой спорить, вы наверняка сговорились с дочерью.
– Не придумывай, моя родная.
В этом году в первые июньские дни, сразу после закрытия детского садика, на все летние каникулы Соню увезли на дачу. Дача находилась в озерном краю, в пленительном природном уголке, на берегу сияющей и днем, и ночью речки. Река была непредсказуема со своими крохотными островками и резкими перекатами, глубокими омутами и широкими разливами. Скалистые стены берегов в иных местах властно преграждали путь, так что ей приходилось увиливать то влево, то вправо. В зеленых красках прибрежного леса было столько оттенков, что казалось, можно обмакнуть в него художественную кисточку и писать сочные пейзажи на листе бумаги, изображать и дуб, и ясень, и сосну, и ель – все, что росло по берегам.
На даче Соне было хорошо. Но для Алексея и Марии, оставшихся в городе, мир стал сер, ветер хладен, солнце скудно. Нет рядом милого личика, не слышно голоска, переливающегося серебряным колокольчиком, не стучат по лестнице каблучки красивых башмачков, не мелькают по коврам ножки их красавицы. Перестали обнимать маленькие нежные ручки, и прижиматься к дедовским ушам секретно шепчущие ее губки. Но все мысли деда и бабушки были только о ней, об их Соне. Как она там, вдали, что делает, что ест, как спит, во что играет?..
Приходя с работы, Алексей всегда первым делом спрашивал.
– Не звонили, как они там?
– Ну да, позвонят, жди. Пока сама не наберу их номер, не откликнутся.
И Мария Андреевна звонила дочери по нескольку раз в день. После дежурных слов о погоде, разговор продолжался только о Соне. Начинался форменный допрос: как спит, что ест, во что одета, с кем играет, нет ли клещей, как ведут себя соседские собаки… И еще многие острые вопросы любящей бабушки вонзались в эфирное пространство. Дочь сначала подробно отвечала на вопросы матери, но скоро недовольно умолкала. В это молчание бабушка Сони успевала вставить внушительный трактат-монолог о воспитании ребенка.
Недели через две дочь не выдержала такого тотального контроля и взмолилась.
– Мама, ну чего ты меня пытаешь, приезжайте с папой и увидите свою внучку в полной красе.
– Что, думаешь, далеко забрались, не доберемся? А вот и приедем, – тоном беспощадного ревизора ответила бабушка.
– Приезжайте, ждем.
Вечером после работы Алексей и Мария стали строить планы о поездке. Не то чтобы это было далеко, однако ни пассажирские поезда, ни электрички и иногородние автобусы до нужного им места не доезжали, поселок в три дома стоял на отшибе, вдали от магистралей.
– Наверное, специально выбрали такое место, чтобы не добраться, – ворчала Мария.
– Да успокойся же ты, сама знаешь, чем дальше от нашего города, тем воздух чище, и речка там есть, – мечтательно, нараспев объяснял неугомонной бабушке Маше дед Алексей.
– Вот-вот, речка есть, а досмотра за Соней нет.
– Перестань выдумывать страшилки.
– Какие страшилки, это ведь ребенок, за ним глаз да глаз нужен, – тоном строгой воспитательницы Мария Андреевна ставила на место слишком, по ее мнению, либерального супруга.
– Ты думаешь, что наша дочь не смотрит?
– Да смотрит, конечно, но…
– Возьми Соню на воспитание, привяжи ее к себе веревкой и не отпускай ни на шаг.
– У тебя один разговор, возьми, воспитывай, во-первых, кто бы дал, а во-вторых, я ведь на работу хожу.
– Уходи на пенсию, пришла пора. Отдыхать будешь.
– Ты считаешь, что у меня с внучкой отдых получится? Давай не будем продолжать этот разговор, он вечный, концовка одна: старость стучится в дверь, потому наша любовь к Сонечке самозабвенна, – грустно подытожила Мария Андреевна.
– Хорошо, хорошо, про старость не буду, давай лучше прикинем, как добираться будем и когда поедем.
– Понятно, ехать нужно в выходные.
– Поедем в пятницу днем, а обратно кто-нибудь до поезда подбросит.
– А сколько там до поезда?
– Километров тридцать, а может, и больше.
– Надо же, куда забрались. Тогда лучше на машине.
Наконец сборы и поиски самых лучших гостинцев закончились, и молодящиеся дед с бабушкой бодро отправились в путь. Город скрылся за поворотом шоссе, осталось в виду только городское марево, состоящее из смеси тумана и множества мельчайших частиц разнообразной этимологии. Несколько часов по автостраде, участки которой местами напоминали взлетные полосы, не утомили путников. Минут тридцать по проселочной дороге, напоминающей стиральную доску, оказались труднее. Наконец машина остановилась у высоких, широко распахиваемых дочерью ворот. За воротами разливалась идеально ровная, тщательно выстриженная изумрудная поляна. В центре – основательный дом из бруса, к нему пристроен гараж, чуть поодаль вольготно расположилась банька.
– Здравствуй, доченька, – певуче-сладко обратилась Мария к дочери.
Оглядывая дорожку, ведущую к дому, зеленую луговину, но не видя внучку, она с беспокойством воскликнула: – А где же Соня?
– Мама, ну чего ты, бегает твоя Соня с соседскими ребятишками, она ведь ребенок, усидеть на лавочке не может.
– С какими ребятишками? Откуда они здесь?
– Ну мы же не в безвоздушном пространстве находимся, два дня назад приехали соседи, у них дети Гоша и Даша, немного постарше Сони, я тебе о них рассказывала.
– А сейчас-то где Соня?
– Ну я же не отслеживаю ее каждый шаг.
– Боже мой! – взмолилась Мария Андреевна. Но не успела она продолжить молитву, как на площадку вылетела двухколесная прогулочная коляска, на которой царственно восседала Соня, а вез ее белобрысый мальчишка.
– Бабушка, дедушка, – весело закричала Соня, – как я рада, что вы приехали!
Коляска дернулась и мгновенно остановилась. Каким-то чудом Соня не вылетела за борт. Бабушка кинулась к этому страшному средству передвижения, на ходу давая указания деду:
– Ну чего стоишь, не видишь, ребенок может разбить себе и локти, и коленки, даже голову ушибить.
Соня замахала руками.
– Бабушка, не мешай, Гоша проиграл мне две поездки, теперь он меня должен катать.
– Соня, что за проигрыш? Во что вы играете?
– В прятки, бабушка. Гоша меня не нашел, за это должен катать на коляске.
– А если найдет, ты его покатишь?
– Нет, я его катать не буду, я его должна угостить малиной из нашего сада.
– Вот как у вас мудро, – уже спокойно и даже радостно проговорила бабушка.
– Соня, Гоша! Ну где вы? – все оглянулись на писклявый голосок. Из противоположных ворот вышла девочка лет восьми с толстой, как булка-плетенка, косой.
– Здравствуйте, – обратилась она сразу ко всем взрослым, не ожидая увидеть здесь незнакомых людей.
– Это Даша, – схватив бабушку за руку, радостно прокричала Соня.
– Я уж догадалась, Сонечка.
– Она нам придумывает игры.
– Молодец, Даша, ты за ними присматриваешь? – с тоном учительницы обратилась Мария Андреевна к девочке. Но та не успела ответить, как вступила с объяснениями Соня:
– Она не присматривает, она на нас смотрит.
– Понятно. А на речку вы не бегаете?
– Нет, бабушка, у речки берег крутой, мы иногда на лавочке сидим и на воду смотрим.
– Молодцы. Тогда пойдем домой, Соня, ты нам комнату покажешь, где мы с дедушкой жить будем.
– Бабушка, тебе мама все покажет, а мне некогда, у нас еще дел выше головы, ну пока.
И вся троица скрылась в соседнем дворе.
– Ты посмотри на нее: «дел выше головы»! Это твои слова, доченька.
– Мои, мама, каюсь, она же рядом со мной живет, всё слышит и перенимает.
– Как же они одни-то? – опять начала причитать бабушка, нерешительно заходя в дом.
– А что, я их веревкой должна обвязать или вслед за ними бегать, – резонно ответила ей дочь.
– Нет, надо чтобы они играли на видном месте.
– Успокойся, мама, все будет хорошо. Пошли, комнату покажу.
Скоро был приготовлен обед, и Соня по первому зову матери влетела в дом. Наконец бабушка прижала Соню к себе, но девочка выкрутилась из ее ласкового объятия.
– Бабушка, мне нужно помыть руки, я ведь играла на улице, – прозвучало разумное пояснение.
– Да, Соня уже большая, она знает, что с грязными руками нельзя садиться за обеденный стол, – горделиво сказала дочь.
– Я-то знаю, а вот Гоша хватает пряники и конфеты немытыми руками, – пояснила девочка, неодобрительно покачав своей прекрасной головкой.
– А вы с Дашей делайте ему замечания.
– Делаем, но ему что говори, что ни говори, все равно, все слова от него отлетают, как от стенки горох.
– Это где ты таким поговоркам обучилась, солнышко? – спросила бабушка.
– Гошина мама так говорит.
– Ну, ну, а еще ты чему научилась?
Сонечка потеряв к разговору интерес, замолчала, искоса поглядывая на свою маму, которая гладила ее по голове, приговаривая.
– Бабушка, у нас Сонечка умница. Что ж ты так на нее напустилась?
– Что вы, что вы, родненькие мои, вы меня неправильно поняли, я так соскучилась по малышке нашей, по красавице ненаглядной, – стала оправдываться бабушка.
Обед закончили с шутками, с разговорами о Соне, о погоде.
После трапезы Алексей Федорович подошел к реке, сел на лавочку. Вдоль берега росли молодые, но уже высокие дубы. Листочки на тонких их ветках были большими, как лапы щенка кавказской овчарки. Пригревало солнце. Вдоль берега, у самой воды, шуршали заросли высокой неизвестной травы с хрупкими стеблями, большей частью уже поломанными то ли ветром, то ли пробежавшей по ним собакой. В реке у самого берега копошилась всякая живность: головастики, водяные жуки и рыбки-малявки. Парной воздух раннего лета, пропитанный ароматами всего растущего и цветущего в округе, сладко заполнял легкие, оставлял горчинку на языке. Вода реки казалась причудливым по конфигурации зеркалом, в котором отражалась звонкая небесная синь и ватно-ленивые облака. Иногда где-то посередине реки плеснет хвостом рыбина, и большая круговая волна замутит зеркальную поверхность реки.
Сердце постукивает спокойно, радуясь редкому прекрасному мигу бытия.
– Дедушка, дедушка, я тоже люблю сидеть на этой лавочке, – услышал Алексей Федорович. Он как будто только этого и ждал, голос маленькой его внучки-красавицы умилил.
– Садись рядом, поговорим, – по-взрослому предложил счастливый дед.
Он инстинктивно прижал девчушку к себе, но она откинула его руки и пояснила с укоризной:
– Дедушка, не сжимай меня так, мне больно от твоих рук. Ты не умеешь обнимать.
– Солнышко ты мое, прости меня старого, это я от любви к тебе.
– А что, от любви можно задушить?
Внучка не дождалась ответа, поерзав на лавке и облокотившись на противоположный боковой поручень, продолжила взрослый разговор.
– Вот мы вчера сидели здесь с Гошей и Дашей, и Гоша сказал, что наша река вытекает из моря. Он очень умный.
– Откуда вытекает? – переспросил с удивлением Алексей Федорович.
– Из моря.
– Соня, такого не бывает. Из больших озер иногда реки вытекают. Но чтобы из морей, мне такое неизвестно.
– А откуда наша река берет начало, в ней же так много воды?
– Начало она берет из маленького родника, сначала течет одна, тоненькая, беззащитная, потом к ней присоединяются безымянные ручейки, что вытекают из болот и маленьких озер. Чем дальше она бежит, тем становится более полноводной, появляются на ней плесы, тростниковые заводи, и вот напротив вашего дома она становится широкой и даже судоходной. По ней могут ходить маленькие кораблики.
– Дедушка, сходим к роднику, из которого берет начало наша река?
– Сходим, Сонечка.
– Я пойду, оденусь и позову Гошу с Дашей.
– Зачем?
– Мы ведь все вместе пойдем к роднику.
– Солнышко мое, это очень далеко.
– Но ведь до ужина мы успеем, дедушка? Пожалуйста, не отказывай мне, твоей любимой Сонечке. Я очень хочу показать Гоше начало нашей реки.
– Тут ближе устье, чем исток, Соня.
Девочка непонимающе посмотрела на деда. Он исправил свою ошибку.
– Извини, Соня, начало реки называется исток, а ее конец – устье.
– Хорошо, пусть будет исток начало реки, сходим туда.
– Это очень, очень далеко. Чтобы туда попасть нужно проехать сто километров на машине, а потом по бездорожью еще пройти километров тридцать. Это таинственное место, защищенное от человека самой природой.
– Но ты ведь там был?
– Был, когда учился в десятом классе, мы ходили в поход всем классом.
– И сейчас пойдем в поход. Что нам мешает? Ну, дедушка, ну пожалуйста!
– Красавица ты моя, солнышко ты мое, поход непростое дело, к нему нужно долго готовиться.
– Тогда сегодня будем готовиться, а завтра пойдем. Хорошо?
– Я же тебе сказал, что подготовка к походу долгое дело.
– Как долгое?
– В лучшем случае несколько месяцев. Мы за зиму все подготовим: наметим плановые остановки, договоримся с пунктами ночлега, купим необходимое. Вот тогда можно отправиться в путь.
– Ну вот, так всегда. А говоришь, что меня любишь, – обиженным тоном проговорила Соня и, ловко соскочив с лавки, побежала домой. Минут через пять подошла бабушка.
– Алексей, ну что ты наговорил Сонечке? Прибежала домой, плачет, говорит, что ты не берешь ее в поход.
– Да, не беру, слишком дальний поход она придумала.
– Тогда зачем же ты ее поддерживаешь, какие-то небылицы рассказываешь?
– Ребенок спрашивает, вот и рассказываю. Мир ей открываю.
– Но она же маленькая, ты хоть это понимаешь?
– Понимаю.
– Ничего ты не понимаешь.
Оба помолчали, глядя на зеркальную поверхность воды. Через минуту бабушка спросила.
– А куда поход-то нужно совершить?
– Туда, где начинается эта река.
– Куда?
– Соня хочет идти к истоку этой реки.
– Это ж неизвестно как далеко!
– Вот и я говорю.
– А зачем ты ей об этом рассказывал?
Дед не ответил. Лишь пожал плечами.
– Понятно, все скрываешь от меня что-то, – с горечью выдохнула Мария, отодвинувшись на конец лавки. Вскоре подбежала внучка. Слезы на ее щечках высохли, глаза лучились надеждой.
– Бабушка! Дедушка! Давайте прогуляемся. Мама сказала, что мы пойдем к нашему ближнему роднику, от него тоже начинается река.
– Пойдем, роднулька! – воскликнула обрадованная бабушка, подумав, какая же у нее умная дочка.
– К роднику – где начинается река? – удивленно переспросил расстроенный Алексей Федорович.
– Да, да, ты не захотел нас отвести туда, это сделает мама.
– Но родник… – попытался поспорить Алексей Федорович, но жена властно дернула его за рукав.
– Пойдем, Сонечка, пойдем. Дедушка, возьми коляску.
– Мария, – тихонько позвал Алексей жену.
Она повернулась к нему боком и почти прошептала:
– Прекрати, Алексей, не надо расстраивать Соню.
В тишине зазвучал Сонин голосок – бойкий и родной.
– Дедушка, бабушка, ничего не бойтесь, мама поведет нас в поход!
Соня подозрительно посмотрела на дедушку и справедливо его упрекнула:
– Ты сказал, что нам нужно готовиться к походу очень долго, а видишь, как быстро все устроилось.
Бабушка захлопала в ладоши. Алексей Федорович, нахмурившись, промолчал.
Слаженная колонна искателей родника шла по тропинке вдоль реки, впереди были бабушка и мама Сони, дед с коляской, на которой восседала внучка, сосредоточенно шел позади.
Начался лес. Хорошо утоптанная дорожка привела к живописной речной заводи. Вода вдоль берега была скрыта зеленым камышом, возле тропинки рос непроходимый ивняк. Слева открылась небольшая полянка, около высокой ели была устроена скамейка, а рядом из узкого грота, обложенного камушками, вытекал ручеек.
– Посмотрите, – восторженно воскликнула бабушка, – вот он – наш родничок!
– Да, мы отсюда берем воду для приготовления пищи, – добавила дочь.
Соня прытко соскочила с коляски и подбежала к ледяному источнику.
– Отсюда начинается наша река, дедушка?
Дед молчал. Обман ему претил, даже если он был во благо.
– Но ты же сам сказал, что наша река берет начало из родника.
– Да и это правильно, наша река берет начало из родника.
– Но вот же родник, посмотри, – малышка схватила деда за руку и потащила к струйке.
– Сонечка, я не только его вижу, но и слышу. Таких родничков много, они питают нашу реку водой по всему ее пути, но начало она берет… – он не успел договорить, дочь, стоящая рядом, прервала отца вопросом:
– Папа, а почему цапли не летают?
– Как не летают? – удивился дед.
– Подойди сюда, поближе к воде, покажу.
Он сделал несколько шагов к дочери, та, понизив голос, приказным тоном произнесла:
– Папа, прекрати говорить о начале реки.
– Но почему?
– Да потому, что мы не успокоим Соню.
– Мне лучше тогда молчать?
– Выбирай.
Соня ладонями сжимала струйку родника, наматывала ее на запястье и счастливо приговаривала:
– А я сегодня приведу сюда Гошу и расскажу ему про нашу реку.
– Вы сюда одни не пойдете, – взволновалась бабушка.
– Мама! – дочь с упреком одернула мать. И, повернувшись к Соне, сказала: – Конечно, пойдете, это же совсем рядом с нашим домом.
– Но здесь же лес, глухомань, – стала оправдываться Мария Андреевна.
Соня еще раз подставила ладошку, немного зачерпнула воды, выливая ее из ладошки, свернутой в трубочку, стала рассматривать струйку.
– Неужели, дедушка, из этого родничка, из этих маленьких капелек получается такая большая река?
– Да, Сонечка! – Дед утвердительно кивнул головой и, продолжая стоять в своей правде, добавил, – из многих таких родничков.
Дочь с упреком посмотрела на отца, он замолчал, но внучка не обратила внимания на их непонятный и неинтересный ей взрослый немой разговор.
– Здорово! А потом река приплывает в море? – мечтательно продолжила свое мысленное путешествие любознательная девчушка.
– Да, Соня, впадает в море.
– Я все это расскажу Гоше: и про родник, и про реку, и про море.
Дед смотрел на счастливое лицо внучки, но горькое чувство досады на себя, не утвердившего истину, не давало ему покоя, он стоял, опустив голову, ругая себя за свою слабость. Ну почему промолчал, ведь неправду жена с дочерью сказали внучке, и он оказался молчаливым соучастником этого неправедного дела. Из любви? Чтобы не расстраивать ее? Но правда всегда трудна и требует преодоления и слез. Ладно, со временем Соня поймет это сама, такое постигается человеком только личным опытом.
– Казнишь себя, папа? – ласково спросила дочь.
– Казню.
– Извини меня, больше я потакать своей красавице не буду, только ради вашего приезда сделала это.
– Не надо, доченька, оправдываться, виноват я. Это я затеял разговор с Сонечкой о том, откуда начинается река. Разговор вел, как со взрослой.
Дочь улыбнулась ему.
