Михаил Константинович Зарубин
Илимская Атлантида. Собрание сочинений
Наконец-то, как и обещал, Валентин Петрович Куликов пробрался к ним через лесные завалы.
– У вас тут курорт, Юрий Павлович, – пробасил Валентин Петрович Куликов. – Я в том смысле, что тишина и нет строительного шума.
– Тишина есть, это точно, Петрович, но гнус покоя не дает, и мази не помогают, приспособились, видимо, кровопийцы.
– Да, с мошкарой тут везде проблема.
– Зачем пожаловал-то? Не на гнус же посетовать?
– К тебе уж и заглянуть нельзя.
– Можно, только за это лето ты у нас второй раз.
– Хочу посмотреть, насколько вы с разбивкой оторвались от рубщиков.
– Порядочно оторвались, на себе проверяю, когда возвращаюсь в лагерь, хоть палатку с собой бери, чтоб назад километры зря не мерять.
– Что поделать, время не зимнее, а место заболоченное, технике не легче, чем людям приходится. Вчера бульдозер полдня вытаскивали.
– Здесь повыше и почва песчаная.
– Хорошо, что песчаная, хоть этой информацией ребят обрадую.
Строители развели костер, Степан сходил к роднику, набрал в котелок воды. Уже через десять минут чаевничали у трескучего костра.
– А у тебя, Степан, скоро практика кончится?
– Через три недели.
– Диплом защитишь, вернешься?
– Конечно, это ведь мои родные места.
– Ты что, здесь родился?
– Родился я в Низовьях Ангары. А в Нижнеилимске и Погадаевой мое детство прошло.
– Кто-нибудь остался из родных?
– Никого. Мама умерла, а я и мои сестры словно птицы разлетелись.
– Петрович, – решительно перебил лирику Юрий Павлович, – отпусти меня в отпуск, пока возможность есть, семью проведать надо. Может, чудо произойдет, уговорю жену сюда приехать. Места показать хочется, пенсия надвигается, пора постоянное место для жизни выбирать, а лучше, чем здесь, нигде быть не может.
– Степана одного оставим, что ли?
– Почему одного, он давно отпрашивается в Нижнеилимск, порядок хочет навести на могилке у матери и друзей повидать.
– Когда у тебя защита диплома, Степан?
– В декабре.
– Тему для диплома подобрал?
– Подобрал, со строительством на участках вечной мерзлоты связана.
– Вот молодец, приедешь, будешь грызть ее.
– А как же я, Петрович?
– У тебя другой парень будет.
– Понимаю, Степан мастером начнет работать, ему ведь профессионально расти надо. А меня-то отпустишь?
Валентин Петрович немного подумал, что-то прикинул в уме и сдержано согласился.
– Собирайтесь, ребята. Тебе, Палыч, не больше трех недель даю, к тому времени сюда подойдут бригады.
Юрий Павлович радостно заулыбался.
– И мне можно? – еще не веря своему счастью, спросил Степан.
– И тебе тоже, – великодушно кивнул начальник.
Два дня ушло на получение бумаг и зарплаты. Ранним утром отпускники отправились на попутной машине в Илимск.
Август – в тайге лучшая пора, многообещающая как весна, щедрая как лето. Солнце еще в силе, небо распахнуто широко, его прозрачная глубина, кажется, достигает млечных далей космоса. Стебли лилового иван-чая, вымахавшие вдоль дороги как деревья, сочно хлещут по бортам грузовика.
Местами дорога пылила, потому появление любого встречного транспорта заставляло наглухо закрывать окна кабины, хотя и это не спасало. Пыль просачивалась во все щели, а при закрытых окнах дышать вообще становилось невозможно.
Привал решили сделать на поляне у ручья. Степан первым выскочил из машины и по крутой тропинке побежал к воде. Птицы уже не гомонили, у них были семейные заботы. В безветрие хорошо было слышно, как уверенно ведет свою мелодичную партию ручей вблизи басовых октав густого таежного хора. На ходу сбросив рубаху и штаны, молодой строитель зашел в воду. Ручей был мелкий. Как ни искал Степан место поглубже, не нашел, поэтому поплескался, как воробей в луже, но пыль отмыл. Возвращаясь назад, заметил, что на берегу есть кто-то еще. В дальнем углу поляны у чахлого костра сидели трое путников – двое девчат и парень. Забежав за машину, натянув брюки и накинув рубаху, молодой человек подошел к ним.
Высокий парень, завидев гостя, любезно встал, протянул Степану руку, улыбнулся, ямочки, появившиеся на его щеках, украсили миловидное молодое лицо. Голубые глаза, прямой нос, аккуратно зачесанные волосы и открытый взгляд делали этого человека одухотворенно красивым.
– Денис, – представился незнакомец.
– Степан, – он взглянул на сидевших девушек.
Денис, словно опережая следующий вопрос, сообщил:
– Жанна с Машей. У нас неприятности, у Жанны что-то с ногой.
– А что конкретно с ногой?
– Не знаю.
Подошел Юрий Павлович, услышав последние слова, встал перед Жанной на колени.
– Давайте посмотрим.
– А вы врач? – спросила с надеждой Маша, осторожно поглаживая ногу подруги.
– Нет, я не врач, но за свою жизнь многому научился.
Глубокие глаза Жанны выражали страдание.
– Так что случилось? – настойчиво спросил Юрий Павлович.
Ответил Денис.
– Мы подошли к этой полянке, увидели ручей, бросили вещи и побежали к воде, Жанна поскользнулась на хвое, и вот результат – не может ступить правой ногой.
Юрий Павлович стал ощупывать ногу от ступни.
Маша поднялась и встала рядом со Степаном. Взглянув на нее, молодой строитель обомлел, его так поразило что-то знакомо-родное в этой девушке, что он уже не мог от нее отойти.
У Маши было маленькое круглое лицо. Темные волосы аккуратно подобраны вверх и связаны в узел. Большие, цвета осенних вод глаза были выразительными и казались двумя неспокойными озерцами. Девушка оказалась невысокого роста, хорошо сложена. Даже мешковатая походная одежда не скрывала ее легкие грациозные движения. Маша, как показалось Степану, в своем переживании была похожа на бурливую волну таежной реки.
Посмотрев на застенчивого незнакомца, девушка улыбнулась, в уголках глаз прорезались крошечные морщинки, сделавшие ее лицо еще более выразительным.
– Что-то не так, молодой человек? – смущенно спросила она, заметив его удивленный взгляд.
– Не знаю. – Степан отвернулся, боясь опять взглянуть Машу, но неведомой силой вновь обратил свое лицо к ней. Почуяв неловкость ситуации, он отвернулся и пошел к машине.
– Степан, – позвал его Юрий Павлович. – Ты куда? Подойди, помощь нужна. Похоже, у Жанны вывих, – отряхивая колени от хвойных иголочек, сказал опытный таежник. – О переломе речи нет, о трещине – сказать не могу, рентген нужен. Думаю, что все-таки вывих колена.
– Степан, – скомандовал Юрий Павлович, – вырежи из ольхи четыре ветки диаметром сантиметра три и раздели каждую пополам.
– А вам, ребята, – обратился он к Денису и Маше, – нужно найти бинт или любую ткань. Шину будем делать, без нее до больницы не добраться.
Юрий Павлович, как заправский лекарь, довольно быстро соорудил для ушибленной ноги шину и обмотал всеми подручными материалами, что нашлись в походных рюкзаках. Все обрадовались, даже Жанна. Она улыбнулась, пытаясь подтвердить, что ей уже лучше, но любое движение, было видно, отзывалось болью.
– Часть дела сделали, – сказал Юрий Павлович, – сейчас главное – добраться до врача.
– Будем ждать попутку, пешком нам не дойти. – услышал Степан слова Дениса.
– Ждать-то хорошо, только когда она будет. Расписаний у машин нет, а автобусы здесь не проезжают. Николай, – обратился он к водителю, – сколько отсюда до Илимска?
– Километров пятнадцать, не меньше.
Юрий Павлович, посмотрел на часы, что-то прикинул и голосом, не терпящим возражений, произнес.
– Мы с Жанной уезжаем на нашей машине, вещи ваши заберем, встречаемся в больнице, найдете, – не далек город. В случае моего отсутствия, вдруг пароход раньше времени отплывет, не поминайте лихом и бывайте.
Больше Юрий Павлович ни с кем разговоры не вел, даже со Степаном. Десять минут хватило на сборы. Из холодного ручья все предусмотрительно набрали во фляжки воду и расстались, разделившись на две группы.
Степан, несмотря на драматическую ситуацию, обрадовался несказанно. Ему казалась чудом выпавшая возможность побыть рядом с прекрасной Машей. Идти с ней бок о бок, чувствовать ее дыхание, видеть ее лицо. Какое счастье! Никогда раньше он не видел подобной девушки. Неужели на свете бывает такая красота?! В глубине ее изменчивых в цвете глаз, казалось, таилась загадка. Степан, вглядываясь в них, старался разгадать тайну, не заметив, что идет вполоборота к девушке.
– Степан, – услышал он насмешливый голос Дениса, – мы так далеко не уйдем.
– Почему?
– Ну, кто же боком ходит? Ты же не краб.
Степан опомнился, увидел смеющиеся лица своих новых друзей.
– Прости, Денис, я загляделся на Машу.
– Понимаю, на нее многие заглядываются.
– Не сомневаюсь.
– Денис, Степан, давайте не будем тратить силы на глупые разговоры, – с интонацией благоразумной Мальвины произнесла Маша.
Ребята послушно замолчали. Дальше шли по проселочной дороге, не глядя друг на друга. Первым не выдержал Степан.
– А вы как сюда попали?
– Мы с Усть-Кута идем.
– Что, там живете?
– Да нет, живем в Москве.
– В Москве!!
– Да, Степан, там мы живем.
– А как же здесь оказались?
– Дорога дальняя, по пути расскажем. – Денис достал из кармана компас.
– Зачем он тебе сейчас, Денис?
– Мы по нему с Усть-Кута идем.
– Тут кроме этой дороги больше ничего нет, даже охотничьих троп.
– Ну уж ты скажешь.
– Да чего говорить, пройдешь, сам увидишь, может, насчет троп погорячился, но дорога, точно, одна, без ответвлений. Здесь не мы выбираем пути, а они нас ищут.
– Хорошо, Степан, веди, я чую, за тобой мы будем как за каменной стеной.
Стеной – не стеной, но проводником Степан оказался надежным.
Глава 2. Пути, которые нас ищут
Сдружились молодые люди на лесной дороге быстро. Маша Лебедева и Денис Сергеев представились Степану как заядлые путешественники. Маша училась в МГУ на географическом факультете, Денис и Жанна – на историческом. Встретились случайно, прошлым летом в Тобольске.
У Маши, как она призналась, тяга к путешествиям какая-то родовая, наследственная. Она не представляет своей жизни без странствий-хождений. Испробовала все способы путешествовать: пешком, на машине, самолетом, пароходом, поездом, автобусом. Это на каникулах. А в выходные она обычно отправляется в московские пригороды – там можно сделать не только географические открытия, но и исторические – ведь это края тысячелетней цивилизации. Ее желание путешествовать, как она сама считает, началось в детстве с передачи «Клуб путешественников», которую вел знаменитый путешественник, врач по образованию, Юрий Сенкевич. Обычно передачу смотрели всей семьей. Родители прерывали свои заботы и рассаживались перед экраном телевизора, а маленькая Маша, без сожаления отрываясь от игр, радостно устраивались между взрослыми. Просмотры, которые казались Маше интереснее мультиков, превращались в уроки, которые по мере взросления девочки стали вдохновенной наукой. Хотя и без книги.
Но Маша и читала много, больше всего о странах и континентах, о природе, о людях других национальностей и рас. Каждый номер журнала «Вокруг света» она ждала как подарок. По сей день помнит запах свежего выпуска, так что мечта о путешествиях у нее ассоциируется с благоуханием типографской краски и с шелестом тяжелых глянцевых страниц этого некогда популярнейшего издания. Часто Маша посещала исторические выставки, ее не оставляла мечта самой поучаствовать в археологических раскопках, найти, как Генрих Шлиман, свою Трою и древние сокровища. Но приходилось довольствоваться залами музеев, в том числе этнографического и зоологического. Но когда совсем становилось печально от невозможности воплощения мечты, Маша шла в зоопарк. Глядя на слонов, жирафов, львов, она представляла страны, где обитают эти животные, мысленно там путешествовала. Фантазия у девочки была богатейшая, даже родители удивлялись. Но не осуждали дочь и не сдерживали в ее увлечениях.
Машин отец был ученым – историком. Он сам много ездил по стране и из мест, где бывал, привозил краеведческие книг, путеводители. Если у Маши были каникулы, брал собой дочку. Поэтому, например, Киев, Софийский собор, Золотые ворота, Владимирская горка, Киево-Печорская Лавра стали для Маши родными, любимыми с детства. В Ленинграде в белые ночи она любовалась разведенными мостами, царскими дворцами. В Крыму – пешком одолела Большой Крымский каньон, забралась на вершину горы Ай-Петри, здоровалась с диковинными, неизвестными ей растениями в Никитском Ботаническом саду. Смотрела из «Ласточкиного гнезда» на белоснежные, разбивающиеся об острые прибрежные камни волны Черного моря.
Во время родительского отпуска она осознала величие своей огромной советской страны, побывав в Армении, Грузии, Бухаре, Владикавказе, Волгограде. Вместе с родителями путешествовала на теплоходе по Волге. Каждый год новое путешествие, новые места, новая к ним любовь.
Денис с детства увлекался историей, литературой, писал стихи. Родители Дениса поддерживали увлечения сына. После поступления на исторический факультет Денис профессионально заинтересовался историей страны, легендам и народным преданиям. Он старательно изучал архивные документы, их пониманию и применению во многом способствовали путешествия.
Жанна, окончившая первый курс исторического, во всем прислушивалась к Денису.
– А здесь-то вы как оказались? – с ревностью коренного жителя спросил Степан.
– Здесь? Где это здесь? – насмешливо уточнил Денис.
– Ну что вас всех в Усть-Кут привело? – с интонацией следователя ответил Степан.
– Ты что-нибудь о Камчатских экспедициях слышал? – серьезно спросила Маша, нежно, как первоклашку, тронув Степана за руку.
– Через нашу деревню столько экспедиций прошло, что по пальцам не пересчитать. У нас в доме экспедишники жили, а куда шли и как они назывались, не знаю.
– Это современные экспедиции, они текущими делами занимаются, чаще всего геологоразведкой или строительством. Камчатские проходили по этим местам в начале восемнадцатого века. Им самолично Петр Первый повелел узнать, есть ли между Азией и Америкой пролив.
– Ну, Маша, я же не увлекаюсь историей и путешествиями, как вы. Впервые слышу, что такие люди здесь проходили.
Маша и Денис смущенно переглянулись. Степану стало неловко, особенно перед понравившейся ему девушкой, и он, покраснев, поспешил добавить.
– Зато я вам покажу дом в Илимске, где отбывал ссылку Радищев.
– Неужели дом Радищева сохранился? – всплеснула руками Маша и пристально уставилась своим ясным взглядом на Степана. А он, казалось, смотрел сквозь нее, не замечая дорогих лучистых глаз. Хотя прозрачные и кристально чистые, они по-прежнему волновали молодого человека, но он собрал всю свою волю и попытался воздействовать на взволнованное свое сердце доводами разума, подсказывающего, что теперь не место и не время поддаваться любовной слабости. Но какой же дивный, благоуханный аромат духов исходил от московской умницы-красавицы. В их деревенском доме он ничего подобного никогда не ощущал. И с чувством собственного достоинства Степан звонко произнес:
– А я вам покажу дом Радищева! – потом немного понизив голос, добавил, – место, где он стоял, точно покажу.
Денис, чтобы сгладить неловкость, похлопал Степана по плечу и, отчетливо выговаривая каждый слог, мелодично продекламировал
Ты хочешь знать: кто я? Что я? Куда еду?
Я тот же, что и был и буду весь мой век:
Не скот, не дерево, не раб, но человек.
…
В острог Илимский еду.
– Эти строки Александр Радищев написал по пути в ссылку, – преподавательским тоном пояснил Денис. Комментариев от спутников не последовало. Поэтому Денис продолжил, рассказывая как будто самому себе.
– «Начало моего пребывания здесь весьма тяжело», – записал Радищев в января 1792 года. А знаете, что представлял Илимский острог в то время? Это было поселение в сорок дворов. Вернее, как писал в письме графу Воронцову Радищев, – «в городе было сорок пять дворов, мой сорок шестой. Была часовня, ратуша, один купец, торговавший водкой, несколько чиновников, поп – вот и все светское общество».
– Не может быть, – парировал Степан. – Илимск – город большой, образованный, у нас и школа, и техникум есть.
– Так я же про царские времена рассказываю, – пояснил Денис и продолжил:
– Конечно, тот ветхий, первый дом Радищева, сохраниться не мог. Но он ведь построил для своей семьи другой, добротный, обзавелся хозяйством, лошадьми, коровой, у него даже олененок был. Вот этот дом, может, и сохранился? Дойдем до Илимска, поищем. Даже на месте этого сооружения постоять – честь нам будет.
Денис поклонился кому-то незримому и, несколько секунд помолчав, продолжил:
– А ведь Радищев был не только идеолог, но человек действия. В Сибири он показал свои способности к общественной деятельности, был лекарем, учителем, садоводом, историком, писателем. Он изучал жизнь полукочевых народов, общался с тунгусами, стал им наставником. Они-то и подарили ему олененка.
Было видно, что от своего рассказа Денис волновался все больше и больше, по ходу обломал ветку и стал отмахиваться ей в такт своего шага.
– В пятилетней ссылке Радищев много занимался литературным трудом. Заботясь о духовно-нравственном развитии своих детей он написал замечательную книгу – трактат «О человеке, его смертности и бессмертии», где определял место человека в мире, рассматривал свойства материи, времени и пространства. В этом трактате Радищев говорит о единстве тела и души, размышляет о ветхости материи и о бессмертии духа. Как же мало мы знаем труды своих гениев! – воскликнул Денис.
Маша слушала этот взволнованный монолог своего друга молча, потом, не вытерпев, решила показать и свою эрудицию, добавив:
– А когда в ноябре 1796 года умерла Екатерина II, граф Воронцов добился освобождения Радищева. Трагично сложилась судьба русского гения после возвращения: не смог он вытерпеть все обрушившиеся на него невзгоды, и сам оборвал свою несчастную жизнь. А ведь как многообещающе была его юность. Учился в Германии в Университете с самим Гете!
Тут не выдержал Степан, тоже, мол, не лыком шит:
– А знаете вы, что на илимской земле родился конструктор космических кораблей Михаил Янгель, а так же сапер, разведчик в Великую Отечественную войну Герой Советского Союза Николай Черных. А еще знаменитый детский писатель Георгий Куклин.
– А что он написал? – спросила Маша.
– Я точно не помню, он умер до войны. Нам читали в школе его рассказы о деревенских ребятах.
– Значит, не очень знаменитый, – недовольно парировала Маша.
– Хватит спорить, пошли быстрее, нас ведь Жанна ждет, – прозвучал приказ Дениса.
Ребята послушно ускорили шаг, хотя торопиться не хотелось, хотелось любоваться окрестными красотами, которые менялись как стеклышки в калейдоскопе. Удивительно, но в этих краях не было природного однообразия, картина менялась мгновенно, и казалось, за новым поворотом дороги ждут новые художественные шедевры натуры.
Какое-то время шли молча.
Первым нарушил молчание Степан, видимо, ему не давала покоя мысль, почему именно здесь появились ребята.
– Ну и что, какая разница, какие здесь экспедиции прошли, вы-то чего ищите? – возвращая путников к прежней теме разговора, произнес Степан делано бесстрастным тоном.
Денис, прежде чем ответить, обвел взглядом запрокинутой головы кроны сосен, вершины сопок, потом, поумерив шаг, взял за руку Степана.
– Извини, Степан, на ходу на твой вопрос не ответишь, я сейчас скажу, но в дискуссию вступать не буду, нам нужно поторапливаться, ведь Жанна в больнице, и что там с ней, приходится только гадать. Так вот, ни один человек, по крайней мере мы с Машей, не скажет, зачем мы почти на два месяца оставляем цивилизацию и отдаем свои судьбы в руки суровой природы и случая. И от этого призвания избавиться невозможно. Знаешь, как говорили в старину – это предестинация. Мне нравится, что здесь совершенно другая жизнь, без суеты и техники. Здесь всё обыденно, просто и величественно. Здесь можно остаться наедине со своей душой. Здесь мы соприкасаемся не только с историей, но с вечностью. Ничего-то ты не понял, друг! Ладно, пошли быстрее, в Илимске у реки все расскажем.
– Денис, а можно еще один вопрос?
– Один можно.
– А зачем именно сюда пришли?
– Шире шаг, Степа, всему свое время. Маша, возьми шефство над нашим проводником. Я заметил, что ближе к тебе Степан теряет свой неуемный дар речи.
Девушка ответила ослепительной улыбкой, от которой Степан, действительно, задохнулся.
– Иди, Степа, впереди, – ласково сказала Маша остолбеневшему от счастья молодому сибиряку, – мы не отстанем от тебя, только не надо оглядываться, в случае надобности мы позовем тебя.
– Степан, всё, – повторил Денис, – вперед. А ты Мария, помолчи, не видишь, как твои чары и голос действуют на парня.
Маша только смущенно отмахнулась.
Ребята быстро зашагали по тропинке, что была протоптана вдоль обочины проезжей дороге. Через час остановились передохнуть, выбрали место у ручья, протекающего в трубе поперек дороги. Ручей, на первый взгляд, был озорной, шумел и пенился по камням, но, попадая в лес, становился мирным и тихим, словно подчинялся всеобщему закону таежной тишины. Утолив жажду прозрачной ледяной водой, группа продолжила свой путь.
Как и предполагал Юрий Павлович, они не встретили ни встречной, ни попутных машин. К Илимску подошли, когда солнце стало скатываться за горизонт, цепляясь за высокие сопки, окружавшие село. Первое, что они увидели, – был мощный деревянный мост через реку. Красивое в своей первобытной нетронутости место. В высоких каменистых берегах Илим казался узкой голубой ленточкой.
Денис остановился посредине моста, перегнулся за ограждение.
– Посмотри, Маша, – восторженно воскликнул молодой ученый, указывая на Илим. – Здесь шли на восток известные русские исследователи Поярков, Хабаров, Дежнев. Здесь проходили отряды Камчатских экспедиций Беринга. Что они чувствовали, подходя к Илимску? Ведь дальше простирались неведомые края, которые им предстояло исследовать и описать.
Илимские волны ретиво ударялись об опоры моста, окружали их шумной пеной, но вдруг успокаиваясь, затихали. А пена, похожая на клочья облаков, не находя нужного направления своему дальнейшему движению, продолжала веселый круговорот.
Степан, который бывал в Илимске еще подростком, знал, где что находится. Не петляя, прямо по косогору довел ребят до больницы. Жанна уже лежала в палате. Все диагностические исследования были проведены. Осталось просветить ногу рентгеном, процедуру запланировали на завтра. Юрий Павлович оставил записку. Просил его извинить, на пароходик он поспел, вещи оставил в приемном покое.
Да какие к нему могут быть претензии! Только благодарность. Он ведь так помог.
Пообщавшись с Жанной, ребята пошли искать ночлег. Степан повел всех к своим дальним родственникам, живущим на улице, проложенной вдоль Илима. Это было недалеко от знаменитой башни с проездными воротами, что осталась от острога, который долгое время был центром Илимского воеводства. Ни одна экспедиция, направлявшаяся к Тихому океану, не проходила мимо него. В давние времена об Илимске знал или наслышан был всякий, кто даже не бывал в Восточной Сибири.
Родственники Степана встретили гостей радушно, несмотря на вечер, истопили баню, которая уютно красовалась на приветном косогоре. Путешественники, отмывшись от пыли и пота, сели ужинать. За столом обсудили, что пароходик, который ходит вниз по реке, ушел сегодня и, если все с ним будет в порядке, вернется дня через три. Денис, молчавший весь вечер, вдруг рассудительно произнес:
– А нам, Маша, куда торопиться, у нас ведь Жанна в больнице. Пока она здесь, мы на якоре, плыть нельзя. Не оставим же ее одну? Да если и выпишут, какой из нее ходок. В обратный путь придется готовиться долго.
– Конечно, Денис, наш поход окончен, – грустно подытожила Маша.
У Степана дрогнуло сердце, он почувствовал, как трудно девушка расстается со своими планами и мечтами. Как же ей помочь?
В сумерки все вышли на берег Илима. Кое-где в окнах домов зажигались огни. Гуляющие все взоры сфокусировали на тучной, полноликой Луне, любопытно разглядывающей округу. Вода в реке, очертаний которой в сгущающемся сумраке уже не было видно, ритмично поплескивала, покачивая лодки, привязанные к корягам и к длинным лавницам.
На берегу послышались голоса двух парней. Когда они подошли ближе, в одном из них Степан узнал односельчанина, своего приятеля одноклассника.
– Володиша, а ты чего тут делаешь? – Тот вздрогнул, видимо, давно его так уже никто не называл. Он с вопросительным выражением лица подошел поближе, разглядывая Степана.
– Степан! А ты-то как здесь очутится? Иркутск что ли к нам переносят? – сострил парень.
– Иркутск не переносят, я с Хребтовой, там был на практике. Там железную дорогу начинают строить на Усть-Илим.
– Да, слышал, скоро кранты нам, все под воду уйдет.
– Ладно, хныкать, ты сам-то что тут делаешь?
– Рыбинспектор я, вот мотаюсь по Илиму, ловлю кого не попадя.
– Поймал кого-нибудь, что ли?
– Поймай, попробуй… Вверх по Илиму идешь, донесение браконьерам впереди меня летит, вниз – такая же картина. Все друг другу братья.
– Ну и работа у тебя, Володиша. Не позавидуешь. Да и опасная, наверное?
– А ты куда собрался?
– В родную деревню, к маме на могилку еду, а там и до сестренки недалеко. Повидаться хочу.
– Как поедешь?
– Речной трамвай надо ждать.
– Долго тебе придется здесь гостить. Пароходик старый, поломки у него частенько бывают, потому расписание – весьма условное.
– А делать нечего, придется ждать. А может, ты нас с собой возьмешь?
Володиша задумался, потом произнес, выделяя каждое слово и согласно кивая головой.
– Со мной-то, конечно, можно, только каждая поездка моя – целый клубок приключений.
– Это каких же?
– Да разных: то топят, то стреляют.
– Какие страсти говоришь, не хочешь брать, так и скажи. Чего пугать-то.
– Ладно, поехали, Степан, со мной получишь удовольствие.
– Когда готовность?
– Сейчас соображу: утром пораньше я проскочу вверх до речки Казачьей, потом назад. Наверное, часов в десять подходи.
– Куда?
– Да сюда же.
Вдруг раздался голос Маши.
– А можно мне с вами?
Володиша повернулся к ней, удивленно осмотрел с головы до ног.
– А это кто? – так строго спросил борец с речными браконьерами, что у Степана от волнения громко заколотилось сердце.
– Маша, – тихо произнес он.
– Ну, вижу – Маша. А кто она?
Степан взглянул на Машу, раздумывая. Он понимал, что если Володиша поймет, что девушка почти незнакомая, то отказа не миновать, а ему так хотелось побыть с ней рядом, хоть на лодке, хоть в опасном приключении.
– Она со мной, Володя, – беспрекословно выдохнул Степан.
– Невеста, что ли? – Степан, покраснев, кивнул головой.
– Да, с девкой-то нехорошо, но делать нечего, не могу я тебе отказать, одноклассник. – Хлопнул Степана по плечу.
– Давай до утра, не опаздывайте, ждать не буду. Пока, завтра поговорим.
Степан, не глядя на Дениса и Машу, стал подниматься на угор. Уже на берегу, шагая по широкой тропе, он почувствовал, как Денис взял его под локоть и, смеясь, как-то неучтиво пропел.
– Твоя она, твоя, Степа. Неужели уже невеста?
Степан взглянул на Машу, его уши ото лжи и смущения, казалось, пылали и трещали как высоковольтные провода. Но он же хотел сделать приятное своей новой знакомой, утешал Степана внутренний голос.
– Ну чего ты так сконфузился, для дела и соврать можно, – словно читая мысли Степана, резюмировал Денис, тут же накинувшись с упреками на Машу.
– Но ты-то, Маша, неужели не понимаешь, что делаешь. Степан врет, втюрился в тебя. А ты-то собралась отчалить неизвестно куда с двумя парнями: одного день знаешь, второго две минуты. У тебя в голове-то шарики-ролики есть? Что с тобой случилось, может, перегрелась? Куда торопишься, тебя там впереди отец с матерью ждут? Или мы чуть позднее приедем, когда все снегом занесет? Ты же умная девчонка, сама нас учила не доверять случайным попутчикам.
– Перестань, Денис, – остановила возмущенного друга Маша. – Спасибо, Степан, я тебе так благодарна, очень надеюсь на твою помощь в дороге.
– Маша, ты чего, – хрипло закричал Денис, – никуда я тебя не отпущу! Не приведи Господь, что-нибудь случится с тобой, что мне сказать твоим родителям. Нет, не отпущу. И не спорь!
Денис театрально встал между Степаном и Машей, разделив их.
– Но я же ведь не крепостная у тебя, – недовольно сморщив носик, сказала девушка.
– Конечно, не крепостная, однако ответ перед твоими родителями мне держать.
– Маша и Денис, – вмешался Степан, – я клянусь вам, что буду верным другом и смелым защитником от любых непредвиденных обстоятельств. Маша ведь не виновата, что путешествие сорвалось, а здесь такая удача ей представилась. Я очень хочу, чтобы она увидела таежные красоты, ту Сибирь, где, можно сказать, не ступала нога туриста. Обещаю – все будет хорошо.
– Ну, вот видишь, Денис, – улыбнулась Маша.
– Хватит, Денис, обо мне страсти рассказывать и пугать Машу, лучше давайте дойдем засветло до Спасской башни и Казанской церкви, а то ведь и вспомнить будет нечего, – вышел из неловкой ситуации Степан.
Башня загромоздила собой половину улицы. Проездные ворота уже лет сто как не стали нужны, и проемы были забиты досками, некоторые доски кто-то отодрал, наверное, как водится, сельские мальчишки облюбовали здесь себе тайное пристанище. Денис грустно погладил угол башни и, не глядя на разозливших его приятелей, начал говорить:
– Дорогие мои, вы стоите возле памятника семнадцатого века, Спасская башня была срублена в лапу. А это значит – без выступающих по отношению к наружной плоскости стены концов бревен. Это чтобы углы были гладки и неудобны для влезания неприятелей. Да и непогода в меньшей степени угрожала бревнам, сырость не проникала. В верхней части башни имелась выступающая над стенами часть. В старину эту часть называли облом.
Денис, наморщил лоб, как будто что-то вспоминая, заметно сосредоточился и продолжил, помогая правой рукой, как указкой, разъяснять конструкцию башни:
– Стенки облома поставлены на выпущенные наружу концы верхних бревен основного сруба так, что между стенками облома и стенками башни образовывались бойницы. Через них защитники острога могли поражать врага, подошедшего вплотную к стене, стрелять в него, лить кипяток, бросать камни.
– Ну ты, Денис, и умный! Я много раз здесь бывал, и то не знаю таких тонкостей.
– А книги на что, Степан, мы ведь готовились к путешествию. Правда, Маша?
– Ой, Денис, не бахвалься своими знаниями, пожалуйста.
– Не буду, не буду. Только два слова добавлю. Спасская проезжая башня Илимского острога – единственная в России башня с часовнями «на свесе». Уникальное решение. Сильно это утешало защитников, знавших, что Господь и Божия Матерь, и все их любимые святые – рядом, помогают в битве с врагом.
– А где тут свесы, Денис? – прервал монолог Дениса Степан.
