Александр Марков
Отражение Улле
Миг смерти вернулся – и сгинул. Имро остался упырем. И тут ему стало страшно. Он рванулся вверх, выскользнул из-под земли и стал пятиться кругами по пещере. На смену ночи спешил вечер; небо с растущей жадностью сосало свет. В мозгу у Имро родился грохот, его перепонки затрепетали, и тотчас от подножия дальней горы к вершине полетела лавина. В углу он наткнулся на человека, того самого, которого он вернул к жизни, влив в него свою кровь. Он почему-то не ожил. Теперь от него осталась тягучая жидкая тень, она медленно таяла.
Имро знал: в этой пещере сейчас должен находиться тот, кем он был раньше, и трое его спутников, накачанных кровью мешков. Но их не было. На миг ему снова стало страшно. Они были здесь, когда время шло вперед, а теперь, когда время вернулось, люди не вернулись с ним вместе! Время убывало налегке, побросав все, что имело, в замкнувшейся сзади петле! Потом Имро подумал: «Люди – мерзкие уроды. Им не дано существовать в обратном времени. На это способны только мы, упыри, светлоокие и всесильные».
А что же звери? Лес был пуст, в нем метались зыбкие тени. Имро силился представить себе волка, бегущего хвостом вперед, волка, плюющегося оживающим мясом. Волк, зачем тебе глаза на заду? Имро не мог создать этот образ, не мог создать ни этого зверя, ни другого, а это означало, что в мире, где время бежит по пути Улле, нет ничего живого. В мире остались одни упыри. Черные снежинки поднимались с земли, кружились почти как прежде, взмывали в голодное небо. Неподвижно стояли мертвые каменные стволы. Потом на полу возник меч. Имро помнил его. Меч одного из кровяных мешков. Ни с того ни с сего меч вдруг поднялся в воздух и срастил воедино обрубки упыриного тела, тоже взлетевшие с пола. Возрожденный упырь попятился и нырнул в песок, глотая свист.
Имро вдруг с предельной ясностью понял: ничего этого никогда не было. Не было ни одного из этих убывающих теперь мгновений. Время идет вспять, спору нет. Но идет по иному пути! Оно отклонилось далеко в сторону от самого себя. Нелепости нагромождались. Мир летел неведомо куда, с каждым мгновением уносясь все дальше от исходной точки. Сможет ли время найти путь обратно? И если не сможет, то чем все это кончится?
Улле должен был замкнуть все время целиком, так, чтобы и самый миг рождения вселенной оказался в петле. Тогда бы все вышло как надо. Но точно ли это, что происходит сейчас, – торжество Улле и свершение его замысла?
Убыло еще два дня. Каменные деревья крошились и таяли, как будто бы в прежнем времени они сгустились из дыма. Все звуки были мертвы. В слепой мерцающей мгле дрожала память о птицах. А упырей становилось все больше. Они почковались из скал и заплевывали друг друга кровью, которую некуда было девать. Имро не зарывался больше. Он неподвижно лежал на пороге пещеры и ждал. Иногда он плевал кровью в небо. Небо глотало кровь, как снег и свет, – с одинаковой жадностью.
Потом все кончилось. Время рванулось, сместилось, нахлынуло… и снова побежало вперед. Свет яростно брызнул в глаза. Небо, набухшее, подобно сытой пиявке, блевало кровавым снегом и светом упыриных глаз.
И тогда Имро понял. Все – обман. Чудовищный, жуткий обман, кошмарная западня. Он попал в пузырь, вырванный из вселенной, в замкнутую петлю объемом в полтора десятка дней, из которой нет и не может быть выхода. Он знал, что это такое. Он сам пускал такие пузыри. Имро впился в камень и принялся сосать кровь. Потом провалился туда целиком.
Теперь все бежало по спирали. В прямом времени упыри насыщались, в обратном – поили кровью небо и землю. Только с каждым оборотом становилось все больше пузырей и все больше крови. Мир менялся, потому что в обратном времени всесильные упыри творили его по своему образу и подобию, в прямом же времени не осталось закона, который мог бы что-то исправить.
Однако каждый новый круг все более напоминал предыдущий. Витки спирали сближались, время медленно подбиралось к равновесию, к неизменной и законченной раз и навсегда пятнадцатидневной вечности. И вот наконец все замкнулось в кольцо. Отныне мир, преображенный волей своих единственных обитателей и творцов – упырей, не менялся и только вяло пульсировал.
Деревья, горы и камни – все давно исчезло. Земля стала огромным кровяным мешком, облепленным упырями. Пятнадцать дней земля опадала, а кровососы жирели; пятнадцать дней сохли упыри, а земля наливалась. И каждый раз в одно и то же мгновение, в тринадцатый день обратного времени, Имро говорил сам себе: «Пожалуй, все не так плохо. Он все-таки пришел. Конечно, ведь это он и есть – Час упырей».
Глава 8
В ПЕТЛЕ
…Одноглазый призрак произнес:
– Аги семьсот двенадцать, подойди ко мне.
Аги побрел вперед, как во сне, не соображая, что делает. Он был обречен, знал это и не собирался бороться с неизбежным. Он считал себя уже мертвым. Заложив руки за спину, он шагал к центру зала. Стражи расступились; Аги встал на сомкнутые железные створки, только что поглотившие провинившегося служителя. Он почти не испытывал страха. Смерть предшественника была быстрой. Вряд ли его станут долго мучить. Полная и вечная смерть, что может быть лучше? Немного боли – и его не станет, и тогда уже ни Улле, ни Имир – никто из этой своры до него не доберется.
– Стража пусть выйдет, – сказал одноглазый призрак.
У Аги сжалось сердце. Когда казнили служителя, стражу не выгоняли. Что-то было не так. Теперь, судя по всему, быстро отделаться не удастся.
Воины удалились, дверь захлопнулась. Аги остался с одноглазым один на один. Призрака он, впрочем, тоже не видел: стражники унесли факелы и в зале воцарилась полная тьма.
Чудовище заговорило приглушенным, негромким и даже почти человеческим голосом:
– Что ты собирался делать с выродком? Куда вы шли?
«Сказать правду – беды не оберешься, – подумал Аги. – Да и незачем этой одноглазой гадине знать правду. Перебьется. Но что соврать? Главное – чтобы не заподозрили во мне что-нибудь интересное для науки». И Аги выпалил первое, что пришло ему в голову:
– А он меня одурманил. У-у, погань старая, жалко, что сдох, сам бы его на куски разорвал. Он на меня пялился, пялился, у меня в голове помутилось, сам не знаю, как я его развязал. Потом он сказал: пойдешь со мной. А я совсем раскис, не мог сопротивляться. Такая вот, значит, сильная воля у этих выродков. Чтоб их всех Улле забрал!
Призрак какое-то время молчал, и Аги было решил, что его выдумка, может, не так уж и нелепа. Может, он случайно сказал что-то похожее на правду. «Умереть, умереть, – повторял он про себя. – Все равно как, лишь бы поскорее. Ну что им еще от меня надо?»
– Можешь говорить правду, – послышался голос призрака. – Хуже тебе не будет. Мы все равно тебя сейчас не убьем.
Аги похолодел. Страх вернулся и захлестнул его с новой силой. Призрак между тем продолжал:
– Если Кру говорил тебе что-нибудь о некоем могучем существе, или Старике, живущем в горах на юго-востоке, неподалеку от Кату, то, как ты можешь догадаться, эти сведения не являются для нас тайными.
«Бесполезно, – мелькнуло в голове у Аги. – Ему все известно, и что бы я ни говорил, на мою участь это не повлияет. Моей судьбой уже распорядились, все решено. Но как же так? Ведь менхур…»
– Да, господин, – пролепетал Аги. – Кру упоминал об этом существе. Но, по-моему, произошла ошибка, ведь менхур вынес решение, чтобы меня убили.
– Менхур? Ха-ха. – Чудовище издало гулкий кашляющий звук, который, видимо, должен был изображать смех. – Менхур ошибся! Ему давно не чистили мозги. И потом, менхуры не выносят решений. Они только думают, а решаем мы. Рассказывай! И имей в виду: у меня есть машина, отличающая правду от лжи. За ложь ты будешь наказан.
Хоть Аги и не очень поверил в машину, он не видел причин лгать. В конце концов, призрак и так знал самое важное. А несколько лишних подробностей не повредят существу, тем более если оно и вправду могучее. И Аги заговорил, обращаясь в темноту, и рассказал слово в слово все, что узнал от Кру о могучем существе.
– Это все? – спросил одноглазый, когда Аги умолк.
– Все.
– Тогда шагай вперед.
Аги покорно побрел за голосом. Призрачное чудище двигалось впереди, о чем свидетельствовал еле слышный шелест. Потом Аги увидел перед собой свет – в дальней стене зала отворилась дверь, за которой стоял воин с факелом. На фоне освещенного проема был виден одноглазый. Он сменил обличье – теперь на Аги смотрела вполоборота низенькая, по пояс, человекоподобная тварь ядовито-зеленого цвета. Хотя о полном сходстве с человеком говорить не приходилось. Гладкое, лоснящееся туловище с упругими буграми мышц опиралось на короткие ноги с громадными беспалыми ступнями. Руки, напротив, были длинны, многосуставчаты и кончались пучками подвижных пальцев, напоминавших сонных зеленых гусениц. Голая безухая голова глядела на этот раз двумя глазами. Черты лица были необычайно резки, словно высечены из камня, и неестественно напряжены. Казалось, чудище постоянно с силой сжимает зубы, а взглядом хочет сжечь и уничтожить все вокруг.
– У меня много обличий, – сказал оборотень. – Но истинного никто никогда не увидит, потому что я приму его лишь после гибели всего живого.
Каждое слово существа ударяло в стены, в уши и лицо Аги, как ощутимая плотная волна. Эти слова могли сбить с ног, вдавить в стену, расплющить.
Зеленая тварь повела Аги по коридору. Впереди шел стражник с факелом, за ним тяжело ступал оборотень, Аги плелся последним. Страх его немного утих, и даже появилось что-то вроде любопытства.
Зеленый призрак, кем бы он ни был, похоже, имел к Аги какой-то особый интерес, и, хотя было неясно, что его ждет, Аги надеялся, что все же не наука.
Они все шли и шли по коридору. В стенах по обе стороны было множество прямоугольных ниш с низкими железными чанами, заполненными дурно пахнущей маслянистой жидкостью. Там что-то плавало, в этой жидкости, и Аги, улучив момент, шагнул в сторону и заглянул в один из чанов. Увиденное разочаровало его: ничего интересного там не было. В булькающей жиже плавал обнаженный мертвец.
Зеленый заметил его движение и сказал:
– Ты не бойся, смотри. Хоть это и секретное место, но тебе можно. Ведь ты вряд ли когда-нибудь выйдешь отсюда.
«Может, все-таки убьют, – подумал Аги. – Пусть не сейчас, но скоро», – а вслух сказал:
– Почему секретное? Подумаешь, плавают трупы…
– Трупы не везде. Ха! Трупы. Это не трупы.
После этой не очень внятной фразы зеленый уверенно зашагал вперед и больше не оборачивался. Аги же через каждые тридцать – сорок шагов заглядывал в какую-нибудь нишу. Сначала, вопреки утверждению оборотня, ему попадались одни трупы. Впрочем, чем дальше по коридору, тем необычнее становился облик мертвецов в чанах. У них были какие-то нелепые, очень короткие руки и ноги. А головы… головы явно были великоваты. Потом Аги заметил на лбу у одного из покойников – на огромном вздутом лбу – пульсирующую жилку. Аги вздрогнул и отшатнулся. Какое-то время он не решался заглядывать в ниши, а там они и кончились, дальше шли гладкие стены.
На краю последнего чана сидел, поджав ножки, голый мокрый менхур. Он не шевелился и тупо смотрел в одну точку. С его подбородка и ног капала вонючая киселеобразная жижа. На полу под ним растеклась лужа.
Зеленый подскочил к менхуру и рявкнул:
– Встать!
Менхур не шелохнулся. Тогда оборотень поднял большие железные щипцы, лежавшие в нише, ухватил ими менхура за тощую шею и столкнул обратно в чан.
– Лезут недозревшие менхуры, – сказал оборотень со злобой. – Где все служители?
– Одного вы только что казнили, – буркнул стражник. Зеленый промолчал, и процессия двинулась дальше. Через некоторое время оборотень повернулся к Аги и сказал:
– Как ты, наверное, догадался, это второй преобразователь. Сюда поступают трупы второй категории – самые умные.
– А кого делают в первом преобразователе? – спросил Аги, слегка удивленный неожиданной общительностью призрака.
Зеленый издал глухой смешок и гаркнул оглушительно:
– Нас!
Тогда Аги набрался наглости и задал еще один вопрос:
– А кто такие вы?
– Мы – хозяева этого мира, дружище. Мы марбиане. Выше нас только Улле.
Сказав это, призрак шагнул к стене, тронул ее своими щупальцами, и там растворилась железная дверь. За ней была комнатка с соломенным тюфяком.
– Посидишь пока здесь.
– Что со мной сделают?
– Там видно будет.
Дверь захлопнулась, и Аги остался один в кромешной тьме. Воздух был затхлый, воняло падалью. Аги сидел там долго – может, два или три дня. Сначала его мучил голод, потом – нестерпимая жажда.
«Все, забыли обо мне, – думал Аги. – Так я здесь и сдохну в страшных муках. Урод зеленый, чтоб его Улле забрал».
Потом дверь внезапно распахнулась. Резкий свет ослепил Аги. На пороге стоял стражник.
– Вставай, пошли. Да поживее.
– Пить! – простонал Аги, с трудом ворочая языком.
– Уж тебя напоят! Захлебнешься! – осклабился стражник.
Аги вылез из своей комнатки и кое-как встал на распухшие ноги.
– Пить! – повторил он, тупо глядя стражнику в глаза.
– Шагай!
Его снова вели по подземным коридорам.
– Куда меня?
– Улле в пасть! Узнаешь.
Немного погодя стражник, видно, раздобрился и решил ответить подробнее:
– Куда я тебя сейчас отправлю, парень, оттуда еще ни один человек не возвращался. Так что, считай, отмучился.
У Аги уже не было сил задавать вопросы. Он еле добрел до стоявшей возле большой дыры в полу низенькой узкой тележки, на которую стражник приказал ему лечь. Потом его пристегнули ремнями к тележке и столкнули вместе с ней в дыру.
– Прижмись, дурень! Морду не поднимай – нос по потолку размажет! – крикнул стражник Аги вдогонку.
А Аги уже мчался вниз по наклонной узкой норе. Он внял совету и изо всех сил прижимался к тележке, потому что потолок с огромной скоростью проносился у самого лица. Ниже, ниже. «Неужели я еще не в центре Земли? – думал Аги. – Интересно, можно ли падать до бесконечности?»
Становилось жарко – то ли от стремительного полета тележки, то ли от близости раскаленных недр. Этот бешеный спуск – почти падение – продолжался долго. Аги не смел пошевелиться – шершавый камень моментально снес бы начисто любую выступающую часть его тела.
Но вот крутизна спуска начала уменьшаться, тележка замедлила свой бег и в конце концов плавно выкатилась из норы в просторный зал, освещенный множеством факелов.
– Вот и он! – услышал Аги чей-то голос. – Но как же я был прав, что оставил его в живых!
Чьи-то холодные маленькие ручки освободили Аги от ремней. Аги с трудом приподнялся на локте и столкнулся нос к носу с менхуром. Это он, головастик, расстегивал ремни, что было очень странно, потому что менхуры, насколько знал Аги, никогда не делали физической работы, даже самой простой. Видимо, в этом самом подземном из всех подземелий совершенно не было людей.
Аги огляделся. Зал был квадратный, без колонн и дверей, если не считать отверстия, из которого выкатилась тележка. Факелы крепились железными кольцами прямо к стенам. Аги чувствовал присутствие давешнего призрака или нескольких подобных тварей и долго искал глазами что-нибудь похожее на одноглазое чудовище или зеленого карлика. Потом он глянул вверх и понял, что не там искал. На потолке висели, уцепившись лапами за камень, штук пять громадных серых тварей наподобие летучих мышей. Они чуть покачивались и вертели щетинистыми круглыми головами, завернувшись в складчатые крылья. «Так им, пожалуй, больше идет», – подумал Аги.
Но самое удивительное зрелище предстало его глазам, когда он осмотрел конец зала. Там на низкой скамье сидели в ряд пятнадцать менхуров. Их остекленевшие глаза уставились все в одну точку – на него. Вместо ушей у них были мягкие длинные отростки толщиной в руку, причем отростки каждого менхура срастались с такими же отростками его соседей справа и слева. Впрочем, нет, не срастались – сливались полностью, без всяких складок и швов. Все головастики, таким образом, составляли единое неразрывное целое. А уши Аги увидел только у двух крайних – по одному уху на каждого. Но зато уж это были уши! В них вполне можно было завернуть человеческую голову.
Одна из летучих мышей произнесла гулким голосом:
– Готов ли Верховный Разум выслушать задачу?
– Готов, – ответили менхуры.
Говорили они по очереди: первый начинал произносить звук, второй тотчас подхватывал, и так далее. Слова волнами проносились по цепочке менхуров: туда – обратно. Звук получался такой, как если бы говорил один. Голоса-то у всех менхуров одинаковые.
– Задача такая, – сказала мышь. – Четыре выродка, которых мы вели к убежищу Светлого, чтобы выманить его оттуда, – эти четыре выродка погибли. Их сожрали упыри. Это случилось сегодня ночью. Что нам, по-твоему, теперь делать?
– А чего вы хотите? – пробежала волна по цепи голов.
– Будь ты проклят, идиотина. Нам нужны выродки. А у нас есть только этот Аги семьсот двенадцать, который стоит перед тобой. Он выродок, но только отчасти и не от рождения. У нас было еще штуки три, кроме тех четырех, но и они погибли в последние годы. Когда этот Светлый вдруг стал активным и принялся посылать свои сигналы, выродки словно взбесились. Они пускались на любые хитрости, чтобы прорваться к Светлому. Троих мы убили, когда они попытались бежать. Двое сумели уйти, применив глубокое внушение, но мы их скоро обнаружили. Мы рассчитывали, что после их прихода Светлый покинет свое убежище. Потом к тем двоим присоединились еще два выродка из-за гор. Но мы их упустили, и они попались упырям и погибли. Недавно еще обнаружился этот Кру – такая удача! Но мы и его упустили, а когда люди стали его брать, он тоже погиб. В итоге на земле не осталось ни одного известного нам выродка. А они нужны нам срочно, потому что, если не уничтожить Светлого сейчас, последствия могут быть непредсказуемы. Мы дождемся, что весь народ в Гугане в один прекрасный день услышит его зов.
Ответ сросшихся менхуров не отличался оригинальностью. Многоголовое существо просто повторило свой прежний вопрос:
– А чего вы хотите?
Мыши зашумели, захлопали крыльями, отчего в зале поднялся ветер. Аги сидел на тележке, обхватив голову руками, и думал лишь об одном – о глотке воды. Все эти разговоры о выродках были бы ему очень интересны, не будь он так измучен жаждой. А сейчас он едва нашел в себе силы пробормотать, воспользовавшись паузой:
– Аги семьсот двенадцать у вас тоже сдохнет, если ему не дадут воды!
– Дайте ему! – гаркнула с потолка летучая мышь. Два менхура-одиночки, выполнявшие здесь, по-видимому, роль слуг, бросились к Верховному Разуму и вытащили из-за скамьи небольшой бочонок на колесах, с гибкой трубкой, вставленной в днище. Бочонок подкатили к Аги, трубку впихнули ему в рот, и оттуда полилось нечто густое и мерзкое. Сделав несколько судорожных глотков, Аги выплюнул трубку и сказал:
– Чтоб я жил вечно, если это не жижа, в которой здесь вымачивают мертвецов!
– Ты угадал! – рявкнул сверху марбианин. – Менхуры другой не пьют!
У Аги помутилось в голове, но он справился с собой и не потерял сознания; жажда утихла.
– Хотим мы вот чего, – обратился один из оборотней к Верховному Разуму. – Мы хотим, чтобы ты подсказал нам, как добыть выродков.
– Следует подождать, пока они родятся.
– Не годится. Нам нужны взрослые, и срочно.
– Обыскать страну.
– Десять раз все обыскано! Ты знаешь, как сделать из обычного человека выродка?
– Частично.
– Расскажи, что знаешь.
И менхурий сросток начал монотонный рассказ, в котором все слова сливались в серую массу, подобно этим лысым головам, где одну не отличишь от другой. Да и сами слова были большей частью какие-то нечеловеческие, длинные, заумные. От них веяло наукой, тоской и жутью – менхурьи слова.
– Во внутренней области разума людей, называемой душой или подсознанием, содержатся стандартные информационные последовательности, являющиеся фрагментами тела Улле. Это самочитающаяся информация, организованная в соответствии с обратновременным законом. Эксперименты, проведенные в последние годы в лабораториях Уркиса, выявили в подсознании выродков сложные последовательности принципиально иного характера, не поддающиеся расшифровке. Предполагается, что эти последовательности суть фрагменты тела Имира. Важнейшее их свойство – вневременная конфигурация, в силу чего воздействовать на них научными и логическими методами теоретически невозможно. Чтобы сделать из человека выродка, необходимо убрать из его подсознания слово Улле и имплантировать туда слово Имира. Первое осуществимо, второе – нет. Однако у некоторых людей среди информационных полей Улле были выявлены неактивные информационные хвосты, сходные с последовательностями, выделенными из выродков.
При этих словах Аги машинально засунул руку в штаны и облегченно вздохнул: хвоста у него не было.
– Перевод этих хвостов в активное состояние, – продолжал Верховный Разум, – мог бы дать желаемый эффект. Но для этого необходимо полевое воздействие активного выродка, осознающего свою природу. Ввиду полного отсутствия последних метод не может быть применен. Вывод: задание невыполнимо.
– Это уже кое-что, – прогудел с потолка один из марбиан. – Но до чего же ты глуп, о Верховный Разум. Ведь у нас есть записи поведения многих выродков, в том числе и их излучений. Неужели нельзя собрать простенький генератор? Мы могли бы начать массовое производство выродков, если все дело только в излучениях.
– Подобные эксперименты ни разу не дали положительных результатов.
– Послушай, а ты не мог бы еще подумать? Ведь у тебя столько мозгов, что неразрешимых задач для тебя просто не может быть. Напрягись.
– Хозяева хотят, чтобы я прибег к многомерной логике?
– Прибегни, сделай милость. Болван проклятый!
Менхуры помолчали немного, а потом объявили:
– Верховный Разум нуждается в каше.
Аги расхохотался. Идиотская беседа загробных уродов давно уже забавляла его, но это было слишком.
Марбианин поплотнее закутался в крылья, повертел шершавой головой и пояснил:
– Он, зараза, не думает без каши. Не может, сволочь, прибегнуть к своей поганой логике. Гонит халтуру вместо мыслей, падаль.
Слуги засуетились, выволокли еще одну бочку на колесах, только длинную и с пятнадцатью трубками вместо одной. Каждой голове Разума всунули в рот по трубке. Послышалось ритмичное чмоканье. Аги видел, как постепенно надуваются менхурьи животики, а многочисленные жилки на гигантских лбах наливаются кровью – или что там у них вместо крови.
Вскоре Разум, насосавшись, стал отваливаться от поилки то одной, то другой головой, пока они все не замерли с закрытыми ртами и глазами; нелепое существо погрузилось в раздумье. Жилы на лбах все вздувались и вздувались, так что Аги ждал, что они вот-вот лопнут. Довольно скоро, впрочем, Разум вновь открыл все тридцать глаз и сообщил, что задача решена.
– Временная петля, – волной прокатилось по цепочке голов.
– Что это даст? – спросил кто-то из марбиан после паузы, – Положим, мы замкнем какой-то участок времени и окажемся в прошлом. Допустим, нам даже удастся нырнуть так глубоко назад, что мы застанем еще живыми тех четырех выродков, которые погибли этой ночью. Но, поскольку все наши знания о последующих событиях исчезнут, все повторится в точности как было, и мы снова упустим выродков и останемся ни с чем.
– И снова придем просить у тебя совета, – подхватил другой оборотень. – И ты опять, насосавшись каши, посоветуешь отправиться в прошлое, и мы прилетим обратно в ту же точку, и так вообще никогда не выберемся из твоей поганой петли!
Мозговой конгломерат невозмутимо молчал, поскольку никто не давал ему указания говорить.
– Расскажи подробно о своем плане, – сказал марбианин.
Верховный Разум принялся объяснять:
– Излагаю теорию вопроса. Истинные временные петли, в том числе и Большая Петля, являющаяся смыслом и содержанием бытия Улле, суть такие петли, в которых все события воспроизводятся с абсолютной точностью как в прямом, так и в обратном времени. Осуществление истинной петли возможно только при условии отсутствия проекций активных вневременных сущностей на момент поворота времени вспять. Поскольку указанные сущности присутствуют ныне в лице Светлого, а также предположительно в лице Аги семьсот двенадцать, истинная временная петля в данный момент неосуществима. Кроме того, она и не нужна для решения поставленной задачи, так как истинная петля исключает возможность продвижения вселенной в будущее.
Перехожу к рассмотрению второго класса временных петель. Это мнимые, или неполные, петли, ведущие к простому или множественному расщеплению миров.
– Это упыриные пузырьки! – вмешался один из марбиан. – Все это нам известно без тебя. Переходи к делу.
– Это не только упыриные пузырьки, – бесстрастно продолжал Верховный Разум. – Известно множество разновидностей неполных петель. Все они объединяются рядом общих свойств. Во-первых, эти петли полностью выпадают из вселенной. Во-вторых, они могут многократно дробиться под воздействием Улле-зависимых информационных сущностей, способных, подобно упырям, функционировать в обратном времени. В-третьих, главное время продолжается как ни в чем не бывало начиная с нижней границы петли.
– Короче говоря, – сказала летучая мышь – оборотень, – происходит бросок в прошлое, от которого выигрывает только Имир, потому что, кроме него и его слуг, никто и не подозревает о существовании петли! Мы-то мгновенно все забываем.
– Совершенно верно. Ни одна из Улле-зависимых систем не может сохранить информацию о петле, потому что в противном случае данная петля просто не откроется и главное время не продолжится. Однако бесконечное дробление петли приводит к тому, что в одном из бесчисленных вариантов все события, материальные и информационные, воспроизводятся абсолютно точно. В результате петля открывается и время продолжается. Память о событиях внутри петли при этом может быть сохранена только независимыми от времени информационными сущностями, а именно – подсознанием выродков и разумом Светлого. Для них время продолжается не с нижней, а с верхней границы петли, то есть они проживают этот интервал дважды. Обратного хода времени они не воспринимают, но им нетрудно догадаться о случившемся.
– Один вопрос, о Верховный Разум, – подал голос марбианин. – Каким образом при повторном проходе этого отрезка времени удается избежать нового замыкания в петлю?
– В большинстве случаев этого избежать не удается. По-видимому, каждая мнимая петля повторяется огромное количество раз. Единственной силой, способной разомкнуть этот цикл, являются упомянутые вневременные сущности. После того как активные проявления Имира будут уничтожены, первый же упыриный пузырек станет последним для вселенной: мир никогда уже из него не выйдет. Ныне же циклы повторяются до тех пор, пока какой-нибудь выродок, действуя бессознательно, не устранит причину пузыря. Существует и такая возможность: некоторые упыри теоретически могут сохранять в сознании фрагменты вневременных последовательностей. Не исключено, что такие упыри помнят о пущенных ими пузырях и при повторном проходе сознательно не пускают их снова.
– Сложновато для нас, – сказал марбианин. – Но думать – это твое дело, о Верховный Разум. А мы предпочитаем действовать. Говори же наконец, какой у тебя план.
– Излагаю план. Мы возьмем за основу Аги семьсот двенадцать. Удалим из его мозга все Улле-зависимые последовательности. Проверим и по возможности закрепим активность вневременных элементов. Потом закодируем, инкапсулируем и имплантируем ему в подсознание Улле-зависимую информацию, которая при считывании будет давать живого реального марбианина, одного из вас. Эта информация будет присоединена к Имир-последовательности в виде неактивного хвоста. В саму же Имир-последовательность будет включен небольшой фрагмент, который заставит Аги по выходе из временной петли перевести указанный хвост в активное состояние. Этот фрагмент сам по себе не будет Улле-зависимым и потому не воспрепятствует переносу в прошлое всей системы. Затем мы подключим мозг Аги к генератору информационного поля и создадим таким образом времязащитный экран. После этого мы повернем время вспять путем высвобождения всей обратновременной информации, имеющейся в накопителях в Дуль-Куге.
– Но это же все, что у нас есть! – вскричал один из оборотней, хлопнув крыльями. – Все зло за четыреста лет! Наше главное богатство!
– Вы же получите его назад, вернувшись в прошлое, – невозмутимо ответил Разум. – А во втором проходе вам уже не придется поворачивать время. Я продолжаю. Запасов минус-информации в Дуль-Куге хватит, чтобы перебросить вселенную в прошлое на пятнадцать – двадцать дней. Аги окажется в том самом месте, где он находился в соответствующий момент, но в голове у него будет новая информация. Первым делом он оживит марбианина, спящего у него в мозгу. Этот марбианин – единственный из всех слуг Улле – будет знать, что произошел возврат во времени. Все остальные ничего не заметят. Марбианин будет знать также и будущее в пределах пятнадцати дней – вернее, не само будущее, а то, каким оно было бы без его вмешательства. Кроме того, он будет находиться в подсознании Аги семьсот двенадцать, осуществляя контроль над его действиями и имея возможность выходить наружу и возвращаться. Пользуясь всеми этими преимуществами, указанный марбианин легко сумеет предотвратить гибель выродков и обеспечить их благополучную доставку к убежищу Светлого. Само собой разумеется, что опасность повторения нашего сегодняшнего совещания и нового замыкания времени будет таким образом устранена.
При последних словах Разума марбиане оторвались от потолка и, оглушительно хлопая крыльями, опустились на пол перед сросшимися менхурами. Аги теперь видел только горбатые ворсистые спины оборотней и их торчащие назад костлявые локти.
– Придумано неплохо! – сказало одно из чудовищ. – Мне это нравится!
– Но что будет со всеми нами? – спросило другое. – Мы окажемся запертыми в петле или вернемся в прошлое, забыв обо всем, что было в эти пятнадцать или двадцать дней?
– При расщеплении миров, – отвечали менхуры, – возникнет бесчисленное множество ваших личностей, каждая из которых будет ощущать себя единственной. Она и будет единственной в своем мире. Из этого множества лишь одна возвратится в главное время. Все прочие останутся в пузырях. Но вам это принесет только положительные эмоции, поскольку каждый пузырь есть полное и вечное торжество Улле в данном отрезке времени.
– Но Светлый и выродки заметят бросок в прошлое! Они сразу поймут весь наш замысел!
