Александр Марков
Отражение Улле
Глава 4
ВСТРЕЧА
Бату не многое мог добавить к рассказу Эйле. Прожил он в клетке дольше и тоже ничего, кроме клетки, не помнил. Так же посещала его ежедневно женщина по имени Грага, но не та, что ходила к Эйле. Приносила пищу, обучала грамоте и закону Улле. Про внешний мир рассказала сама, не дожидаясь вопроса; а про то, что Бату – выродок, молчала. Мучили Бату еще сильнее, чем Эйле. Он приподнял волосы со лба, показал квадратный шрам. Тронул его пальцем и сказал:
– Здесь мягко. Кости нет. Сюда мне железные нити врастили. Года два или три я с ними лежал. Потом вынули…
В беседах, в тепле дни летели быстро. Вот уже морозы стали слабеть. Никто не тревожил их по-прежнему; они ждали весны.
Однажды залетел в нору порыв поганого ветра – удушки. Пламя в очаге затрепетало и погасло. Все четверо выбрались наружу – глотнуть воздуха и подождать, пока выйдут из норы дым и ядовитый смрад. Походили туда-сюда по снегу. Снег недавно выпал свежий. Вдруг Орми заметил незнакомый след. Большая двуногая тварь прошла у зимовья полдня назад. Ступня трехпалая, острая пятка, пальцы длинные и корявые, на каждом по семь коготков. Орми позвал брата и сказал:
– Гляди. Такого еще не встречали. Вот уж чудище!
– Нюхал след? – спросил Энки, помолчав.
– Нет. – Орми нагнулся, потом резко отпрянул и сел, побледнев.
– Ну, что?
– Худо, брат. Дрянной запах – Орми чихнул – Хуже некуда.
Энки подумал немного и сказал:
– Надо пойти по следу, узнать, далеко ли чудище и куда направляется. Вот только не знаю, брать ли тебя с собой. Неохота Бату и Эйле одних оставлять.
– Давай я по следу побегу, а ты тут посидишь. Очень уж любопытно взглянуть на эту гадину.
– Вряд ли ты ее догонишь, а догонишь – едва ли вернешься живым. Слишком уж след нехорош. – Энки покачал головой. – Ты останешься, я пойду.
И зашагал по колено в снегу, куда вел след – за угол скалы и вверх по склону каменистой гривы.
Эйле подошла к Орми, стала с ним рядом.
– Куда он?
– Да вот… След нашли непонятный. Энки пошел разведать, вдруг какая опасность…
– След? Где?
– Да вот же, у тебя под ногами. Эйле взглянула на след.
– Да… Кто-то здесь прошел. Но ведь в лесу, наверное, много всякого зверья ходит.
– Это не зверь. Нет таких зверей.
– А откуда ты знаешь? Ты ведь его не видел. Может, это самый обычный зверь.
Орми рассмеялся.
– Ну и ну! Обычный, говоришь? Это с семью-то когтями на каждом пальце? Сразу видно – не лесной ты житель. Знаешь, Эйле, тебе не мешало бы научиться разбирать следы. А то пропадешь. Следы – они вроде букв…
– А ты все-все следы знаешь? – Эйле искоса посмотрела на Орми и чуть улыбнулась.
– Понятное дело. – Орми выпятил губу. – И по запаху могу сказать, когда прошел зверь, был ли голоден, ну и…
– По запаху?! – Эйле вытаращила глаза, потом прыснула со смеху. Орми слегка надулся.
– Ничего смешного. Например, вот этот след оставила неведомая тварь, опасная и злая. Раньше в лесу такие не водились. И скорее всего, она не просто так здесь гуляла, а искала кого-то… может быть, нас.
Побродили еще немного вокруг и вернулись в нору. Воздух стал чище. Развели костер, сидят, ждут Энки. Ждут весь день и половину ночи. Вдруг Эйле говорит:
– Я слышу голос.
Замолчала, закрыла глаза. В забытье она на этот раз не впала, наморщила лоб, приготовилась слушать… И заговорила негромко, глуховатым голосом. Сначала все шли непонятные слова, потом вдруг речь стала ясной:
– …грагатунган будет прекрасен мой лик где моя метка кому я ныне лицом подобен время на месте друга примите о дети Имира ведь я так похож…
Речь оборвалась, как будто обрезанная ножом.
– Чей это был голос? – спросили хором Бату и Орми. Эйле ответила, запинаясь:
– Н-не знаю… Кажется, ничей. Что-то бесплотное… странные слова… злой ветер нашептал… в них не было смысла.
Утром, на рассвете, вернулся Энки. Влез в нору, сел у огня и молчит.
– Ну, что? – спрашивает его Орми.
– Да ничего. – Энки пожал плечами.
– Узнал что-нибудь?
– Ну как тебе сказать… Ничего важного. А как у вас?
Орми, Эйле и Бату недоуменно переглянулись. Потом Орми спросил:
– Куда след-то пошел?
– След? Туда, в горы. Я бежал, бежал, думал – догоню. Но не догнал. Ну и вернулся.
– И не узнал даже, что это за тварь была?
– А как? Говорю же – не догнал. Но я вот что подумал. Может, это птица? Трехпалый след ведь только у птиц.
– Хороша птица. Семь когтей.
– А что? Я вспомнил, мне рассказывали, есть такая редкая птица. Э-э… когтянка. Большущая. Но она на людей не охотится.
– Ах, не охотится? А запах? – Орми начинал сердиться. Бату удивленно покачивал головой. Эйле молча смотрела на огонь.
– Ну что запах. Обычный. По-моему, даже неплохой.
Сказав это, Энки бросил на Орми странный, настороженный взгляд. Орми пробормотал сквозь зубы:
– Запах был злой. Запах врага.
Энки задумался, потом быстро закивал:
– Да, конечно. А знаешь почему? Эта самая когтянка, она точно людей не кушает, но она зато этих копает… земляных…
– Червей, что ли?
– Ну да. Которые кровь сосут.
– Упырей?
– Во-во.
– М-да… Ну и кто же тебе рассказал про эту когтянку?
– Как кто… В родном племени рассказали.
– Ты врешь! – выкрикнула вдруг Эйле. – Ты что-то скрываешь!
Энки резко повернулся и уставился на девочку.
– Скрываю? Как же я могу от тебя что-то скрыть, если ты читаешь мысли? Попробуй, это так просто. Залезь ко мне в голову.
– Не хочу.
– Ну давай. Закрой глаза. Попытайся выйти из своего тела… – Энки заговорил возбужденно, с каждым словом голос его становился все громче. Он потихоньку придвигался к Эйле. Та вдруг отшатнулась и вскрикнула:
– Покажи руку!
Энки ответил:
– Зачем? Разве ты не знаешь, что у меня нет кисти на левой руке?
Он вытянул руку над очагом. Все молча уставились на культю. Потом Эйле бросила взгляд на потолок и закричала. Бату сказал:
– У тебя и вправду нет кисти, но тени ты отбрасываешь многовато… Оборотень!
На потолке дрожала трехпалая тень.
Орми выхватил нож, но прежде, чем он успел нанести удар, тело Энки обмякло, расползлось, лопнуло и потекло. От лужи повалил пар, миг – и от оборотня следа не осталось.
– Как же так… – Эйле заплакала. – Никому нельзя верить… Ничему… Все, что мы видим, весь мир – тени, призраки… Все обман… Где теперь Энки?
– Не плачь. – Орми неуклюже положил ей руку на плечо. – Все ничего еще… Вон как быстро мы его раскусили. Они нас боятся.
– А Энки? Он вернется? – Эйле подняла заплаканное лицо. Орми моргнул и не ответил.
Они сели поближе к огню, прижались друг к другу, чтобы не было страшно.
Прошло полдня, вдруг смотрят – опять Энки лезет в нору. Орми взял головню из костра, в другой руке меч. Бату замахнулся копьем. У Энки голова и плечи внутри норы, остальное – снаружи. Глянул он на них да как заорет:
– Вы что, очумели, болваны? Ослепли? Это ж я!
– Это он! – радостно вскрикнула Эйле. – Это он!
– Ладно, влезай. – Орми швырнул головню обратно в очаг.
– Мозги вам, что ли, отшибло от страха? – ворчал Энки, отряхивая снег с одежды и пристраиваясь к огню. Потом потянулся погреть руки. Тень от культи была обычная. Орми и Бату с облегчением вздохнули.
Энки тем временем начал рассказывать:
– Эта трехпалая тварь неспроста сюда приходила. След совсем немного шел по склону на юг, потом повернул к востоку, а потом и вовсе на север, обратно. Чудище кружило здесь всю ночь, пока мы спали. А потом сдохло – хотите верьте, хотите нет.
– То есть как – сдохло?
– А вот так. Пойдем, я вам тушу покажу. Уж такая гадина! Прямо как паук. Руки-ноги длиннющие, по две коленки, по два локтя на каждой. Вся в чешуе и волосках. Мощная тварь, быстрая. Не хотел бы я встретиться с ней с живой. Ну, пошли, пока не стемнело.
Вылезли из норы, бредут следом за Энки. Вдруг Бату говорит:
– Почему ты сказал «пока не стемнело»? Ведь еще половины дня нет.
Энки хмыкнул, не оборачиваясь:
– Ты, Бату, в своей клетке небось дни не считал, времени совсем не чувствуешь. Как же нет половины дня, если я утром ушел и целый день бежал по следу? Вот-вот начнет смеркаться.
Орми так и обомлел. Рука сама потянулась к мечу. Энки тоже почуял – что-то не так, встал, обернулся. Орми сказал:
– Энки, мы тебя ждали день, ночь и еще полдня – вот сколько. Оборотень ты, а не Энки. Ну, да я тебя не боюсь. Сразись со мной, коли не трусишь.
– Сам ты оборотень! Чтоб ты пропал! Чего вы на меня уставились? По-вашему, я времени счета не знаю? Как это я мог ночи не заметить? Да будь я трижды оборотень, время-то для всех тварей одно!
– Кто его знает… может, и не одно, – пробормотал Орми, а Эйле сказала:
– Он не оборотень. Правда. Я бы почувствовала. Это Энки. И он не врет.
– Фу-ты! – Орми сел в снег, обхватил голову руками. – Как же ночь могла пропасть? Да еще и полдня в придачу.
Энки тоже растерялся. Сел рядом.
– Может, я заснул, сам не заметил как? Нет, не спал я. Весь свой путь помню отлично. И никакой ночи не было. Один раз только на миг все как будто потемнело… Ну, я тряхнул головой, снова стало светло. Подумал, это я воздуха дурного утром надышался. Бывает такое от дурного воздуха.
– Тайна здесь какая-то. – Орми покачал головой, – Все не просто.
Эйле вздохнула.
– Откуда нам знать, какие силы служат нашим врагам. Может, они и над временем властны. Помню, Грага мне говорила: чтобы замысел Улле осуществился, время должно повернуться вспять… Ой, ладно, пойдем смотреть на чудище.
Вот и трехпалые следы, рядом – следы Энки. У чудища один палец длиной со ступню человека. Немного прошли по этой тропе, видят – на поляне примятый снег. Энки встал как вкопанный.
– Да что же это такое! – Энки с досады взмахнул руками. – Ведь дохлое оно было, дохлое! Холодное, не дышало, сердце не билось! Уж я дохлую тварь от живой умею отличить. Я по ней ногами ходил!
Стали разбирать следы на поляне. Чудище, полежав мертвым, встало и пошло дальше на север. Налево, к зимовью, направились два следа. Один – Энки, другой – оборотня. Были они одинаковые, никак не отличить, даже по запаху. Только один след посвежее – утренний, а другой – вчерашний.
Делать нечего, пошли обратно. У самой норы Эйле вымолвила:
– С чем-то неведомым мы встретились. Тварь бессмертная, тела меняет, как одежду. Ходит кругами, время с пути сбивает, принимает любой облик. Могучий враг.
– Знать бы, кто такой… – пробормотал Орми.
– А вдруг… – Эйле на миг замешкалась. – Вдруг это тот… некто из страны Марбе, которого так боялся Шулла?
– Марбианин! – воскликнул Орми. – Ну конечно! «Скитаются по телам и оживают где хотят». Помнишь, Энки, мы не поняли этих слов?
– Точно. – Эйле ткнула Орми пальцем в грудь. – Ты прав. Все сходится. Кроме одного. – Тут она чуть улыбнулась. – Он не смог нас обмануть, хотя должен быть всемогущим.
До самой весны в зимовье было тихо. Наконец дождались первой оттепели. Пришла пора отправляться в путь.
На первом же переходе они опять наткнулись на трехпалые следы. Энки сказал:
– Этот паук из Марбе, похоже, всю зиму вокруг нашей норы бегал.
– Если он враг, почему он нас не убил? – спросил Орми.
– А вдруг он и сейчас на нас смотрит… – прошептала с ужасом Эйле. – Из-за той скалы, или… прыгает по сосне, притворившись белкой… Разве нас трудно убить? Но он медлит, чего-то ждет. Подслушивает, хочет выведать какую-то тайну… Или чтоб мы указали ему путь к Старику.
– А ведь мы укажем, – усмехнулся Энки. А Орми помолчал и сказал:
– Неправда. Мог бы убить – убил бы. Да и Старика разыскать ему, наверное, нетрудно. Я думаю, он все-таки нас боится… почему-то. Может, он что-то о нас знает такое, что нам самим пока неведомо.
Два дня шли на восток. Кругом уже все журчало, слева в горах грохотали лавины. На проталинах торопливо прорастал первоцвет-смрадник, с хрустом лопались тяжелые бутоны, распахивались бледные цветы. От цветов несло гнилью, над ними роились синие мухи.
На третий день Эйле повернула в горы.
– Уже близко! Так хочется поскорее дойти! Нам бы крылья…
Под ноги она почти не смотрела, то и дело поскальзывалась на замшелых камнях, но сразу же поднималась и бежала вперед.
Вдруг внизу, позади, раздался голос:
– Эй, постойте! Я с вами!
Голос был спокойный, открытый, ему хотелось верить. Но Энки и Орми помнили, как учила их Ильг: верь только тому, кто говорит «хочу потроха из тебя выпустить», другие ж, скорее всего, лгут. Эйле спрятали за камень, сами, с Вату вместе, пригнулись, подались вперед, приготовили луки. Энки тетиву натягивает культей, стрелу придерживает зубами. Ждут. Под ними внизу – каменная россыпь, огромные валуны и тощие кустики.
Вдруг увидели: пробирается между камней человек. Не молодой, не старый, двигается уверенно. Одежды гуганские. Лицо как будто не злое. А главное – безоружен.
– Это, по-моему, выродок, – сказал Бату. – Если не оборотень, конечно.
Эйле выглянула из-за камня, вгляделась пристально в незнакомца и, немного запинаясь, сказала:
– Кажется, он наш… свой… сын Имира. Да, это друг.
– Говоришь ты как-то неуверенно, – сказал Орми.
– Не знаю… Нет, я уверена. Точно. Постойте, я вспомнила! – Эйле вдруг заговорила возбужденно и быстро, совсем как во время припадка. – Почему я не вспомнила раньше? Я знала это всегда. Это было во сне, давно, я жила еще в клетке… Я говорила со Стариком, и однажды мне показалось, что я вижу кого-то за его спиной. Лица людей. Там были вы, Орми и Энки. И там был этот незнакомец. И другие, кого мы еще не встретили. И я увидела путь, два пути, неизбежные, как два узких моста над пропастью. Они ждут нас… Этот человек наш друг, он должен был найти нас, без него мы не сумели бы спуститься на дно… Ой, что я говорила? – Эйле смущенно опустила глаза и покраснела. – Опять это со мной… Я сумасшедшая.
Человек приблизился. Влез на последний выступ. Вот он уже рядом с ними.
– Ну, наконец-то, – сказал незнакомец. Он улыбался и тяжело дышал. – Догнал я вас все-таки. Меня Аги звать. Я из Гугана, из Хаза. Вы ведь выродки? Я не ошибся?
– Мы-то выродки, – нахмурившись, проговорил Орми. – А вот ты кто такой?
– Я? О, это так сразу не скажешь! – Мужчина рассмеялся, покачал головой. – Надо же, четыре выродка вместе! Такое богатство… Знаете, сколько дают люди Сурта за одного выродка?
– Ты вот что, давай покажи руку. Языком молоть всякий умеет.
Аги показал ладонь. Там, где полагалось быть метке, кожа была чуть темнее.
– Ого! – Аги удивленно поднял брови. – Опять появилась. Прямо чудеса. Что такое со мной происходит, не знаю.
– Ну, ладно, – сказал Энки. – Сделаем, пожалуй, привал. А ты нам все по порядку расскажешь: кто такой, как сюда попал и зачем шел за нами.
Сели, развели огонь. Аги не пришлось тянуть за язык: как начал говорить, так до вечера рта не закрывал.
Родился Аги в небольшом селении неподалеку от Хаза, на севере Гугана, где чахлый лесок переходит в пустынную тундру. Родился, как и все, с меткой, с детства трудился в копях, добывал под землей железо. Жизнь серая, бездумная. Народ злой, каждый сам по себе. Соседа со света сживешь – вроде тебе воздуху больше. Драки, доносы – все казалось обычным, задумываться было лень.
Командовал рудокопами менхур под номером… Аги забыл номер. Кто такой менхур? О, это премерзкое существо. Менхуры водятся на северо-западе Гугана, а также за Стеной в стране, называемой Хуррианом. Их еще зовут головастиками. У них огромные круглые головы, лысые и глянцевые, глаза выпученные, взгляд липкий и долгий. Менхуры ничего не чувствуют. Они не бывают ни веселыми, ни печальными, не злятся, не радуются… В общем, кажется, что они не очень-то и живые. Потому все гуганяне менхурам завидуют. А еще больше – боятся. Боятся их оттого, что менхур – самая башковитая тварь на земле. Мозгов у него, если на вес брать, больше, чем всего остального. Такая плешивая головища на ножках. Менхур любого человека насквозь видит: знает наперед каждый шаг и каждое слово. Кое-кто думает, это чудо, а это никакое вовсе не чудо. Мыслей они не читают. Умные просто очень.
Менхуру ничего не надо, поскольку ничто не может ему принести ни боли, ни радости. Чаще всего он сидит день напролет – не шелохнется, смотрит в одну точку. Кто поглупее, говорят: это, мол, менхур думает, задачи решает. Но Аги-то знал, что это не так. Не будет за просто так думать менхур. Не станет зря мозгами скрипеть. И не то чтобы ему не хотелось думать или двигаться. Ему-то все равно. Надо – он сделает. Другое дело, откуда это «надо» берется. А берется оно часто. Что-то сидит в башке у менхура, что время от времени выводит его из оцепенения и побуждает к действию.
– Навряд ли это душа, – рассуждал Аги. – По правде сказать, я думаю, никакой души у них нет. Это что-то внешнее, не менхурье. Какие-то приказы, что ли, они получают от Улле… не знаю.
В селении, где жил Аги, менхур был вроде вождя. Он указывал, кому сколько работать и где, в какую сторону пробивать туннели, назначал наказания провинившимся. Обмануть его никто и не пытался. Все ему подчинялись, хоть он почти не выходил из своего дома и силы в руках у него было не много.
Год за годом проходили одинаково и незаметно. Днем Аги работал, ночью спал. Он посмеялся бы в лицо тому, кто сказал бы, что в мире есть тайны. Он и знать ничего не хотел: все было ясно.
Но вот однажды случился в селении большой шум. Жил там один мужик по имени Кру. Старый, а все никак не уходил… В Гугане, особенно на севере и на западе, редко говорят «умер», обычно – «ушел». Почему – никто толком не знает. Может быть, потому, что люди почти никогда не умирают дома. Как кто соберется отдать концы, его тут же на телегу – и в город. Там специальные умиральни построены. Вообще-то в селении Аги редко кто доживал до старости. Там менхур всегда решал, кому в умиральню, а кому еще повременить. От старика в копях толку мало. А менхур – не то что человек, зря никого мучить не станет. Так что грех на него жаловаться. Ну а Кру то ли забыли, то ли нарочно оставили – трудно сказать. Работал он как все, ничем особенным не выделялся. Разве что драться не любил. Его-то все били, кому не лень, а он – никого, даже самых слабых. Все думали – трусит или ленится.
Как-то раз загорелся в селении дом. Там растили детей до шести лет, до рабочего возраста. Горит дом, внутри детишки визжат. Народ собрался, стоят, радуются. Ну и менхуру, конечно, доложили. Тот и дал приказ: спасать добро. Там ведь много всего было: еды, одежды, разной посуды. Кого послать? Послали Кру. Вот он входит в горящий дом, долго оттуда не показывается, потом выбегает – и несет вместо добра, что ведено было спасать, двух обгоревших детей. Понятно, все обалдели. Доложили менхуру. Менхур велел детей – в умиральню, Кру – доставить к нему.
Аги было любопытно, что скажет менхур старику, и он вызвался его отвести. Приходят – они и еще человек пять, все в старика вцепились, чтобы не сбежал. Менхур посмотрел на Кру и сказал:
– Руку.
Старик вытянул руку. Метка на месте, все как положено. Менхур говорит:
– Выродок. В Уркис живьем.
– Помилуйте, господин, – запричитал Кру. – Какой же я выродок? Вот моя метка!
Но у менхура-то в голове не заложено в споры вступать. Так что Кру причитал напрасно: головастая тварь ни слова больше не вымолвила и даже не шелохнулась. Стали тащить старика к выходу, и тут Кру изловчился и плюнул менхуру прямо в рожу. Метко так плюнул. Ну, да там трудно промахнуться. Менхура, однако, этим не проймешь. Единственное, чего Кру добился, – сподвигнул лобастого на два лишних слова. Менхур сказал:
– Рот завязать, – и умолк уже окончательно.
Аги взялся доставить выродка в Уркис. Захотелось взглянуть на столицу, да и любопытно было поговорить с Кру – ведь настоящего выродка не часто встретишь. Аги надеялся, что в пути будет случай тайком развязать старику рот и спросить его… Что спросить, Аги пока не знал. Но интересно все равно.
Первую ночь пришлось провести в селении. Кру приковали к столбу на площадке для пыток, а наутро должны были отправить в Уркис. В эту ночь Аги поставили сторожить старика. Сбежать-то он не сбежит, но мало ли что. Вдруг кто из жителей захочет выродка помучить и он потом не дотянет до столицы. А было ведь ясно сказано: живьем.
Стоит Аги у столба с мечом. Скучно, делать нечего. Старика трогать не ведено… да Аги и не сильно хотелось. Аги хоть и был обычным гуганянином, меченым, но пыток с детства не любил. Не осуждал, конечно, просто они казались ему скучноватым развлечением.
Стемнело. Народу на улице никого. Старик у столба кряхтит. Аги подумал: а почему бы не поболтать с Кру прямо сейчас, пока никто не видит? Взял и развязал ему рот.
Старик поворочал челюстями, отплевался. Аги сказал:
– Ну и влип ты, сосед. Не позавидуешь. Ты что же, выходит, и впрямь выродок?
– Улле спроси, – проворчал Кру. – Почем я знаю? Да теперь уж все равно. Менхур сказал – выродок, значит, выродок.
– Да уж, – Аги усмехнулся. – Менхур не дурак. А сам-то ты ничего не замечал? В смысле, ничего такого… ну, в себе? Мысли там всякие…
– Мысли… – вздохнул Кру. – Мысли я замечал. Бывает такое, то ничего-ничего, а то вдруг раз – и мысль. Но это со многими случается. Ты сам не думаешь никогда, что ли?
– Ты мне зубы не заговаривай. Я вроде понятно спросил. Необычные мысли, которых не бывает у нормальных.
– Ты мои мысли видишь? – спросил Кру.
– Как же я их увижу?
– Ну вот и я твоих не вижу. Откуда мне знать, какие мысли нормальные, а какие нет.
Помолчали еще немного, потом Аги сказал:
– Как тебя угораздило подхватить этих двух сопляков обугленных? На кой они тебе сдались?
– Не знаю, сосед. Правда не знаю. Как-то само получилось. Размышлять было некогда. Того гляди, потолок обрушится. Я их и схватил. А как вышел, отдышался – сам удивился не меньше вашего.
– Да-а… – протянул Аги. – Где-то я слышал, что если человек не знает причины своих поступков, значит, им руководит злой дух. Как его… Имир, кажется. Выходит, ты действительно выродок.
– Выходит, – буркнул старик. – Выходит. Теперь чего? Куда меня? В умиральню?
– В какую умиральню! Размечтался! В Уркис живьем. Да ты же сам слышал.
– А в Уркис-то зачем? Не знаешь?
– Так ясно зачем. Распотрошат тебя, в башку иголок напихают, кровь размажут по стеклышкам. Выродок – редкая тварь. За вас золота знаешь сколько дают? Ого-го! Это, сосед, называется наука.
Старик вздрогнул, глаза его испуганно забегали.
– Слышь, Аги, браток, не хочу я в эту науку… Может, прибьешь меня, а? Хочешь, помучай сначала. Ну что тебе стоит? А потом скажешь, я сам сдох.
– Ну, ты даешь, старик! С меня ж за это три шкуры спустят! Менхура не обманешь.
Кру посмотрел на Аги долгим взглядом. Потом сказал:
– А я ведь, наверное, и вправду выродок. Выродок, да… Вот что, Аги. Посмотри-ка мне в глаза. Внимательно посмотри. Вот так. Хорошо…
Аги уставился на старика… и вдруг почувствовал, что не может отвести взгляд. Голова немного закружилась… Аги испугался, отпрянул.
– Есть у меня одна тайна, – сказал Кру. – Ты любишь тайны? Любишь, я вижу. Я тебе ее расскажу, а ты меня за это убьешь… Договорились?
Аги кивнул, не соображая, что делает. Потом подумал: ладно, послушаю тайну, тогда посмотрим… Обещать – не значит сделать…
А Кру между тем продолжал:
– Я тут недавно голос услышал… в голове у себя. Подумал сначала, это от старости, болезнь мозгов. Но он так связно говорил… Больные мозги такого не выдумают. А теперь, когда оказалось, что я выродок… В общем, это действительно был чей-то голос. Он меня звал и говорил: вместе мы обретем силу… Такую силу, с которой можно весь мир перевернуть. Может, я чего-то не так понял… Но, по-моему, этот голос предлагал мне стать властителем мира. Ну, как, нравится тебе моя тайна?
У Аги захватило дух. Он еле выговорил:
– Чей это голос-то был? Куда он тебя звал?
Кру усмехнулся:
– Во, интересно стало. Чей, говоришь, был голос? Не знаю. Какого-то могучего существа. Никак, ты, Аги, захотел вместо меня пойти и власть над миром получить? Ладно, пойдешь, я не против. Я-то уж стар, мне бы помереть поскорей. А у тебя, может, и получится. Только не забудь, что обещал! Убьешь меня – тогда и уходи. А путь неблизкий. Идти надо до города Кату. Это за Уркисом, далеко на востоке. Потом на юг до Стены. Переберешься через Стену – попадешь в Дикие земли. Иди на юг, пока не увидишь высокие горы. И вот где-то там или чуть левее живет это самое существо. Ну, скажешь ему: ты, господин, звал старого Кру, так я, стало быть, вместо него. Придумаешь, в общем, что сказать.
– Подожди-ка, – перебил его Аги. – А чего ты сам-то не пошел? Не хотелось, что ли, миром править?
– Пока я не знал, что я выродок, этому голосу не верил. Это ведь только выродки, если молва про них не врет, могут за тыщу миль друг с другом разговаривать. Вот я и думал, что это либо болезнь, либо наваждение какое-то, вроде твоей науки. А когда узнал, кто я, так уж поздно было. Вот тебе и вся разгадка. Ну что, слово-то сдержишь? Я тебе уже все сказал.
– Не сдержу, – ответил Аги и побежал прочь. Старик-то, наверное, решил: все, не вернется, в Кату пошел добывать власть над миром. А Аги помчался к сараю, где хранились кое-какие железные инструменты. Взял там большие клещи и вернулся к столбу. Ни слова не говоря – хрясь! – и перекусил старику ошейник.
– Бежим, старый, пока не рассвело! Пойдем вместе к твоему чудищу.
Старик, понятно, ошалел от радости. И они побежали по темной улице.
– Слышь, Аги, – пропыхтел Кру. – Меченые так не поступают. Ты, наверное, тоже выродок. Посмотри на свою руку.
Аги взглянул. Рука на месте, метка тоже. Странно, но Аги слегка огорчился.
– Дурь все это. Кем родился, тем и подохну. Селение кончилось, началась тундра. Валуны, кустики, мох. Спрятаться почти негде.
Аги и Кру надеялись затемно отойти подальше от людей, да не вышло. Светать еще не начало, как услышали погоню. А старик, как назло, совсем из сил выбился. Бежать уже не мог. Враги увидели беглецов, подняли крик.
– У тебя ножа нету? – спросил Кру.
– Нету. Я и меч впопыхах где-то бросил.
– Ладно, все равно живым не дамся. Улле им в пасть. Пускай свои гу изучают, твари проклятые. А ты, Аги, знаешь чего… Только не думай, что, мол, старый выродок спятил со страха. Мне кажется, ты спасешься. Пойдешь тогда без меня в Дикие земли.
Больше ничего не успел сказать. Налетели стражники, замахали мечами, заорали. Кру прыгнул вперед – и грудью прямо на меч. Умер на месте. Аги схватили, побили хорошенько и приволокли в селение. И конечно, сразу к менхуру. Тот выслушал стражников и сказал:
– Аги в умиральню. Категория три. Тугана пытать три дня без увечий, потом на работу в кандалах.
Туганом звали воина, который неловко выставил меч и позволил Кру зарезаться.
Потом Аги еще разок побили и повезли на телеге в Хаз. Он ехал и думал: что это значит – категория три? И чем она отличается от других категорий? Смерть-то одна.
Скоро телега загрохотала колесами по булыжной мостовой: въехали в город. Аги лежал на спине среди каких-то тюков и ничего, кроме неба, не видел. Остановилась повозка под высокой аркой. Пленника перекинули на другую телегу, поменьше. Затем его долго везли по полутемному коридору. Железные двери перед его телегой открывались и тут же захлопывались позади. Потом его сбросили на пол, освободили от пут. Стражник скомандовал ему встать и повел вниз по бесконечной винтовой лестнице с выщербленными ступенями. Где-то, по-видимому недалеко от центра Земли, лестница кончилась, и стражник махнул факелом и рявкнул:
– Шагай вперед!
Аги увидел три железные двери с высеченными числами: один, два, три. Две закрыты, третья распахнута. Аги шагнул в полутемный зал. Воздух там был спертый и плотный, пахло паленым мясом и плесенью. Стены и потолок тонули во мраке. В середине зала на каменном возвышении лежал человек. Аги мог видеть только ступни и руки, свесившиеся с возвышения. Стражники с угрюмыми лицами плотным кольцом окружали лежащего. Факелы, горевшие красноватым огнем у них в руках, освещали лишь возвышение и небольшое пространство вокруг. В глубине зала царила непроглядная тьма. Аги ощущал повсюду какое-то движение, шелест, дыхание невидимых существ. Зал был полон незримого присутствия кого-то – или чего-то – всесильного, безжалостного, всевидящего. Сердце Аги сковал холод, колени ослабели. Стражник почему-то не подгонял его, и он так и стоял у самого порога.
Внезапно из тьмы позади возвышения выплыла громадная черная фигура. Очертания ее были расплывчатые, терялись, сливаясь с окружающим мраком. И единственное, что можно было сказать наверняка, – эти очертания не имели ничего общего с человеческим телом или любой живой тварью, ходящей по земле. От движения черного призрака всколыхнулся воздух. Аги едва устоял на ногах. Затем наверху, высоко над головами стражников, зажегся мутный красный эллипс, подернутый серой пленкой, как остывающие угли костра. Чудовище раскрыло свой единственный глаз. Аги, наверное, умер бы на месте, если бы взгляд призрака упал на него. Но неведомая тварь смотрела пока на того, кто неподвижно лежал на каменном возвышении.
Из тьмы, из-под красного глаза, донесся глухой тягучий голос:
– Аруг тридцать шесть, служитель второго преобразователя, уходит в пустоту. Он нерадиво относился к обязанностям и пытался разгласить тайные сведения. Мы милостивы и вместо наказания жалуем его полной и вечной смертью. Пошел!
Скрипнули невидимые механизмы, и основание каменного возвышения осветилось снизу дрожащими сполохами. И вдруг вся прямоугольная глыба с лежащим на ней телом начала проваливаться. Человек по-прежнему лежал неподвижно и казался мертвым. Вот он исчез в зияющей дыре; оттуда повалил едкий дым. С двух сторон начали наползать на провал железные створки. В последний миг, перед тем как исчезла щель между ними, из бездны метнулось к потолку красное пламя.
Створки сомкнулись, из-под них донесся пронзительный вопль. Потом все стихло. Одноглазый призрак произнес:
– Аги семьсот двенадцать, подойди ко мне.
