Александр Марков
Отражение Улле
Три дварга, те, что носили чаши, были еще в сознании. Они, конечно, поняли, что с напитком неладно. И все же каждый, не раздумывая, сделал глоток.
– Напрасно вы нас боялись, – сказал дварг, опуская чашу. – Мы не стали бы вам мешать. Пусть даже мы навсегда обратимся в камень, когда смолкнет Губитель, – нам все равно. Будет долгая ночь. Мы случайно появились и незаметно исчезнем.
– Завтра вы рано проснетесь, – сказала Эйле. – В стене будет брешь. Скорее принимайтесь за починку.
Ответа она не дождалась: дварг быстро каменел.
Перед самым рассветом они взорвали стену точно напротив машины. Глаза у всех были уже завязаны. Потом они легли на костяной каркас и привязались ремнями. Элгар крепко держал обеими руками голову Уллины Великой. Эйле дала каждому по глотку нового зелья. Они застыли один за другим, почти мгновенно. Их плоть затвердела. Потом она легла сама, отлила немного зелья в плошку, завязала бурдюк и прикрепила его к каркасу. Затянула ремни у себя на груди и на животе. Осушила плошку. В последний миг перед тем, как все исчезло, Эйле ощутила слабый рывок. Машина тронулась с места.
Глава 18
УЛЛЕ
Из пустоты, из небытия явилось ощущение полета. И тотчас же тысячи голосов заговорили разом в голове Орми. В этой какофонии звуков невозможно было выделить отдельный голос или фразу. Плотная до осязаемости, текучая, стремительная масса слов с напором била в мозг.
Орми не был готов к такому натиску. За долю мгновения через его разум проходило больше понятий и образов, чем он успел собрать и постичь за всю предшествующую жизнь. И этот поток неминуемо должен был вытеснить из его головы весь старый хлам, который он называл своей личностью, – так горсть песка мгновенно исчезает из чаши, поставленной под водопад.
Улле пытался расправиться с ним, навалившись всем весом.
Череп Орми раскалывался, голова раскрывалась, как бутон. Но пока еще он оставался собой и не желал сдаваться. Собрав всю свою волю, он построил в боевом порядке остатки своего «я».
В его мозгу происходило величайшее из сражений, длившееся не более секунды, пока машина падала с обрыва: один маленький верткий воин против полчищ безмозглых исполинов.
Но в самой неисчислимой огромности вражеского войска таилась его слабость. В могучем вихре образов, захлестнувшем разум Орми, в этом безграничном разнообразии слов, были исчерпаны все возможности – все мыслимые во вселенной понятия, и, выбирая в каждое мгновение одно из них, единственно верное, можно было проложить путь к спасению.
И Орми прорвался сквозь этот смерч, медленно двигаясь вверх навстречу струям водопада. Улле был стихией, его рать лишена полководца. Ему недостало маленькой закорючки, способной собрать воедино знаки и образы, – короткого словечка «я».
Удар и боль. Кости черепа срослись, бутон захлопнулся. Четвертый пояс остался позади; Орми победил.
Это боги не ведают, что творят. Люди-то знают.
Он лежал на чем-то гладком, холодном и твердом. Сознание полностью прояснилось, словно он и не пил никакого зелья. Улле молчал; лишь изредка в разум прорывались уродливые обрывки слов. И все же Орми не решался снять повязку и открыть глаза. Если голос Губителя так слаб, почему не действует зелье? Неужели он лежит здесь уже много дней? Едва ли.
Потом он понял, что голос не стал тише. Напротив, все вокруг было пронизано им; но поток знаков поменял направление. Слово Улле больше не рвалось в его мозг; оно стянулось в бесчисленные тонкие нити, натянутые между небом и землей. Из этих напряженных тугих нитей состоял воздух. Они проходили сквозь тело Орми, не задевая сознания.
Орми соображал очень ясно – яснее, пожалуй, чем когда-либо раньше. Он понял, что снежным великанам удалось-таки осуществить свой замысел. И теперь их волшебные камни упорядочивали словесную бурю вокруг сердца Улле и направляли поток знаков от земли в небо. А может быть, и дальше, в неведомые области по ту сторону тучи, в космос.
Орми все еще не двигался. Он должен был хоть немного привыкнуть к новым ощущениям, сориентироваться.
Вокруг царила абсолютная тишина. Уши не улавливали ни малейшего шороха. Запахов Орми тоже не чувствовал. Уши и нос раньше его не подводили, и все же на этот раз он усомнился в своих ощущениях. Вернее, в отсутствии ощущений. Потому что осязание тоже не работало. Даже собственного тела он почти не чувствовал. Он знал, что лежит на холодном и твердом, но не мог определить, на чем именно. Лед, камень, железо? Скорее всего, лед, решил он. Лед озера Игг. Что же еще. Но почему так притупились, почти исчезли его чувства?
Наконец он решил снять повязку… Так и есть. Тьма. Полная и непроглядная, какой не бывает и ночью в темной пещере.
Орми встал. Странное ощущение: он знал, что дал телу команду встать, но не был до конца уверен в результате. Орми сосредоточился и медленно прошелся мысленным взором по своему телу. Кажется, оно все-таки подчинилось. Он стоял. Уже неплохо. Он крикнул:
– Эйле! Энки! Кто-нибудь! Где вы?
Произошло то, чего он и ожидал. Его рот раскрывался, голосовые связки вибрировали, а звука не было.
В чем же дело?
Ответ пришел сам собой, как будто подсказанный кем-то.
«Напряженность информационного поля Улле столь велика, что никакая посторонняя информация не может сквозь него пройти». Информационное поле. Когда-то он слышал эти слова от Аги. Тогда он не понимал, что они значат. Теперь понял и даже не удивился. Он подумал: интересно, смогу ли я так же легко найти ответ на вопросик позаковыристее? Например, что мне теперь делать?
На этот раз он не смог найти ответа. И медленно побрел вперед, постепенно овладевая онемевшим телом.
Прорываясь сквозь густую массу напряженных словесных струн, Орми испытывал ни на что не похожие ощущения. Окружающее пространство было неизмеримо плотнее, чем он сам. Движение Слова в воздухе вокруг него далеко превосходило по своей мощи то слабое, медленное, робкое движение Слова и Духа, которым являлся он сам. Его «я» просачивалось сквозь тело Улле, как вода сквозь песок или как тепло сквозь камень.
Шаг за шагом идти становилось легче. Он не сомневался в выборе направления, словно какая-то сила вела его сквозь мрак к неведомой цели.
И все-таки страшно, подумал Орми. Впереди сам Губитель, чудовище, без труда покорившее землю. Никто не в силах его одолеть. Снежные великаны и те не вернулись отсюда. Куда же я-то лезу, жалкий червяк?.. И тут он потерял направление. Он не знал, куда поставить занесенную ногу. Один в темноте, безоружный, бессильный…
Один? А как же Эйле? Ведь она обещала никогда не расставаться со мной!
В тот же миг он ощутил ее присутствие. Эйле была рядом, в десятке шагов слева от него. Их связала невидимая нить. Теперь он чувствовал каждый ее шаг. Орми пошел туда же, куда и она.
Внезапно ему показалось, что он видит впереди свой путь. Каждый шаг, который ему предстояло сделать. Как будто кто-то разметил ему дорогу во тьме светящимися вешками. Один раз увидев этот путь, он уже не мог свернуть с него, даже если бы захотел.
А вот это забавно, подумал Орми. Кто же меня ведет? Уж не Губитель ли?
Нет, ответил он сам себе. Какой-то дварг однажды сказал Эйле: «За пределами долины борьба двух начал не столь остра. Поэтому грань жизни размывается и появляется простор для разнообразия».
Ну а здесь, на дне, напряжение так велико, что не осталось простора не только для разнообразия жизни, но и для разнообразия поступков. Здесь нет никаких вероятностей, и грань событий сжалась в исчезающе тонкую линию. (Орми все это казалось таким простым и очевидным, что он и не думал удивляться, хотя в обычном состоянии подобные мысли наверняка показались бы ему признаком сумасшествия.)
Означает ли это, что я не волен в своих поступках, думал он. Ничего подобного. Все в мире существует и действует в пределах возможного. Эти пределы могут быть как широкими, так и узкими. Ведь я же не возмущаюсь, что не умею, допустим, летать или управлять погодой. Я свободен. Кто знает, может быть, это моя воля проложила мне путь, а не какая-то там судьба. И даже если в действительности все наоборот… как там сказала Эйле? Пусть это будет на совести богов! Мое дело – идти сквозь тело Губителя по своей тропе, размеченной светлыми вешками; держать голову закрытой, не поддаваться страху и топать до конца, что бы там меня ни ожидало.
Вот я и топаю.
Шаг за шагом он приближался к цели. Путь его пошел вверх. Орми пересек ледяное озеро и теперь поднимался на остров.
Тьма впереди стала как будто чуть менее плотной… И вдруг в глаза ему ударил ослепительный свет. Сощурившись, Орми жадно рассматривал то немногое, что открылось его взору. Он находился на краю небольшого освещенного круга, опоясанного стеной тьмы – словно на дне гигантского колодца. На границе света и мрака, точно по окружности, стояли шесть гладких прямоугольных камней высотой в три человеческих роста. В центре круга лежал гранитный валун; на его плоской верхней грани Орми заметил углубление наподобие воронки.
Справа от Орми из мрака вышел Элгар с головой Уллины в руке. Слева спустя мгновение появилась Эйле.
Несколько секунд все четверо смотрели, не отрываясь, на валун с воронкой.
Потом тело Орми пронзила ужасная, невыносимая боль. Он вскрикнул и сквозь муку сумел удивиться тому, что услышал свой голос.
Но он знал, что должен вытерпеть. Он знал, что Эйле сейчас испытывает такую же боль, да и Элгар, наверное, тоже. И, поскольку его разум продолжал работать с исключительной силой и ясностью, Орми мгновенно понял причину этой боли. Взглянув на свои руки, он убедился в верности догадки.
Здесь, внутри магического круга камней, у самого сердца Улле, плотность Слова была столь неизмеримо велика, что живые существа уже не могли воспринимать его непосредственно. И хотя само Слово направлялось камнями в небо и не могло атаковать мозг, в этой адской гуще, в этом чудовищно напряженном словесном поле сами собой совершались процессы, не возможные больше нигде в мире. Доли мгновения хватило Орми, чтобы постичь смысл одного из них.
Здесь, в пуповине земли, в могучих вихрях поля, в этих невидимых складках и полостях тела Пришельца, ежесекундно зарождались миллионы и миллиарды «я», несметные полчища Личностей. «Виртуальных личностей, – вспомнил Орми гуганское слово. – Мнимых „я“, исчезающих в самый момент рождения». Да, они рождались и исчезали, не находя подходящей материи для воплощения. Но теперь здесь появились люди, и мириады эфирных существ набросились на них, воплощаясь сотнями в каждой клетке их тел.
Кожа на руках у Орми ходила буграми, как будто под ней была не плоть, а клубки проворных червей.
Скорей, пока наши тела не разорвались на части… Беги же, Элгар, делай то, ради чего ты пришел сюда! Ведь ты уже, конечно, догадался, что именно ты должен сделать!
Элгар не мешкал; он стоял уже там, у плиты… О Имир, как исказилось его тело!
И все-таки он успел!
Голова Уллины погрузилась в воронку.
Все!..
Ноги подогнулись, и Орми рухнул на песок.
– Наконец-то! – пискнул кто-то совсем рядом. Превозмогая боль, Орми вытащил из-за спины левую руку (когда она успела стать такой длинной?) и взглянул на ладонь. На месте ложной метки выпучился тусклый красноватый глаз, под ним темнело отверстие.
– Я ждал вас, – сказал некто в его руке. – Вы выполнили мою волю. Теперь весь мир – мой.
Орми почувствовал, что больше не может сопротивляться наползающему на него кошмару. Полчища маленьких Улле рвались в его мозг, втекали в него вместе с кровью по жилам, стремясь овладеть разумом, и барьеры, выстроенные его волей и духом, рушились один за другим.
Ему оставалось жить доли мгновения, и он знал это. Он должен был успеть… хотя бы понять, что произошло. Вернее – почему НЕ произошло то, чего они ждали. Улле не исчез, туча не рассеялась. Ведь они сделали все, что могли. Элгар бросил голову Уллины в воронку на камне, в самое сердце Губителя. А чем же еще заткнуть эту страшную пасть, как не Зерном Имира!
Стоп!
Зерно Имира…
Разгадка молнией пронзила умирающий разум. Зерно Имира – в плену, окруженное черным мозгом Уллины. Освободить его может только величайшая в мире сила – Ярость Земли, проникающая сквозь время, не знающая преград.
Сознание Орми меркло; в нем кишели злобные твари, порождения иного мира. Они грызлись за каждую крупицу его разума и рвали голову на части… Орми таял, сжимался и исчезал…
Уже почти не существуя, Орми призвал Клыкача.
Он не знал, сколько прошло времени – секунда или год. Это было невозможно, но это случилось: Орми вернулся из небытия. Он снова был собой. И даже тело, искалеченное, растерзанное, опять принадлежало ему и постепенно восстанавливало былые очертания. Хищные чудовища покинули его.
Видимо, все же прошло не больше нескольких секунд: вокруг мало что изменилось. Камни великанов, стена мрака за ними и туча над головой – все было по-прежнему. Две нелепые, уродливые твари корчились на песке – Элгар и Эйле. Только в середину круга Орми почему-то не решался взглянуть. Оттуда доносился рокочущий гул. Он все нарастал и становился выше, выше, пока не перешел в пронзительный визг. Орми понял: то кричала Уллина. Ее застывший на века предсмертный вопль все-таки вырвался в главное время – и тотчас же смолк. Наконец-то она умерла.
Теперь там, в центре освещенного пятачка, вокруг ее головы зарождалось нечто, превосходящее по мощи и ужасу всех чудовищ земли, вместе взятых. Вот куда подевались бесчисленные личности Улле, начавшие было воплощаться в телах людей. Они все устремились туда, в центр мироздания, чтобы собраться воедино в немыслимом теле всесокрушающего исполина – в образе Улле живого, встающего из бездны застывшего времени навстречу врагу. Роковой миг приближался.
Клыкач был уже здесь, Орми знал это, хотя давно зажмурился и лежал ниц, не смея шевельнуться.
– Иди ко мне! Я хочу тебя! – заговорил Губитель голосом Уллины, и яйцо Гнева Земли клокотало у него в глотке.
Потом воздух стал плотнее камня; мироздание напряглось; невиданные грозные силы заполнили все вокруг…
Оглушительный грохот – как молотом по ушам, жаркое пламя повсюду… Орми провалился во тьму.
ЭПИЛОГ
Пробуждение было легким и светлым. Эйле гладила его по голове. Орми открыл глаза. Шел ливень, настоящая весенняя гроза, хоть и необычно ранняя, и молнии полыхали по всему небу, и гром перекатывался по скалистым обрывам и ущельям долины Иггир. Стена мрака пала; склоны смутно виднелись сквозь пелену дождя.
Орми поднялся, придерживая Эйле за руку, и посмотрел вокруг. Воздух был полон сладкого аромата грозы. Струи чистой воды омывали камни великанов, стекали по гранитной плите, пузырились на льду озерка.
Воронка на камне исчезла; Клыкача и головы Уллины не было и в помине. Из середины плиты, откуда прежде шел голос Губителя, устремлялся в небо тонкий белый луч. В том месте, где он вонзался в тучу, сверкал шипящий ореол из молний.
– Вот и все, – сказала Эйле, улыбнувшись – Осталось совсем чуть-чуть.
На льду острова шел бой. Энки, Кулу и Аш с трудом сдерживали натиск шести тяжелых разлапистых тварей.
– Кто это? – Орми схватился за меч.
– Нижние дварги, которые привезли нас сюда, – сказала Эйле. – Но ты можешь не спешить. Их время кончилось.
И правда: движения чудовищ замедлились, и вскоре мечи людей начали высекать искры, ударяясь об окаменевшую плоть.
Энки, Кулу и Аш вложили оружие в ножны и поднялись на пологий берег острова. Шесть каменных истуканов остались на льду. Они медленно погружались: озеро таяло под теплыми струями ливня.
Люди собрались у гранитной плиты и только теперь заметили, что Элгара нет с ними.
– Не ищите его, – сказала Эйле. Все ждали, что она продолжит, но она молчала.
– Я вижу его носом, – сказал Аш. – Вон там… и там тоже… и там…
Потом они смотрели на небо, все пятеро, зачарованные огненными узорами молний. Белый луч, бивший в тучу из гранитной плиты, становился все ярче… и чернота вокруг него постепенно редела… и вдруг среди клубов мглы мелькнуло что-то ослепительно голубое.
– Ох, не рухнул бы потолок, – прошептал Аш испуганно.
Разрыв в туче все расширялся. Ливень хлынул с удвоенной силой. Вдруг Кулу указал на западную часть неба:
– Смотрите!
Там летела стая черных крылатых гигантов, изрыгающих пламя. Они мчались к острову Кумме.
– Марбиане!
– По-моему, эти парни немного запоздали, – сказал Кулу.
В тот же миг ослепительный свет залил долину – нестерпимо яркий, он заставил их зажмуриться, но и этого было мало: пришлось прикрыть глаза ладонями, потому что свет проникал и сквозь веки.
– Вот мы и дождались Солнца, – сказала Эйле.
– Это что же, теперь все время так будет? – простонал Кулу. – Да мы просто ослепнем!
– Придется привыкнуть. Бывало и хуже.
Земля слабо вздрогнула, с запада донесся грохот. Марбиане, окаменев еще в воздухе, рухнули в скалы по ту сторону перевала.
«Солнце обратит в камень порождения тьмы».
Дождь стих, и в долине воцарился покой. Люди сидели на камнях, время от времени пробуя открыть глаза. Постепенно они начинали привыкать к новому освещению, а спустя несколько минут уже озирались, щурясь и вытирая слезы.
– Что же все-таки произошло? – спросил Энки. – Кто мне объяснит, каким образом мы победили Улле?
– Ха! Разве что он сам, – усмехнулся Кулу.
– Не важно как, – сказал Орми. – Главное, его больше нет.
«Бугургыз клаклар?» – произнес в голове насмешливый голос. Орми сжался от ужаса. Только не это! Неужели все сначала?
«А впрочем, – подумал он спустя мгновение, – могло ведь и померещиться. Башку-то я сегодня перетрудил. Померещилось, точно».
– А ну-ка, посмотрите сюда! – Эйле склонилась над гранитной плитой. Все уставились на камень, часто моргая и заливаясь слезами. Луч погас, а в том месте, откуда он поднимался, на плите возник странный узор из тонких линий. Круг, поделенный изогнутой чертой на две равные половинки, темную и светлую.
– Что это значит? – спросил Энки.
– Понятия не имею, – сказала Эйле, улыбаясь. – Наверное, в этом есть глубокий смысл. Впрочем, не важно. Мне достаточно знать, что я – это я. Об остальном пусть менхуры думают. – Она выпрямилась, взглянула на голубое небо и сверкающие снежные пики, и глаза ее загорелись азартом. – Пойдем, пока озеро не растаяло! Посмотрим, что стало с миром! Неужели вам не любопытно?
