Маргарита Дюжева
Жаркий Август. Книга Первая
Глава 10
Тимур
– Надо меньше жрать, – медленно протянул Тимур, рассматривая себя в зеркало.
Тело, дорвавшееся до еды, и получившие регулярные размеренные нагрузки, с жадностью и остервенением начало наращивать мышечную массу, стремясь к своей привычной форме.
Чучундра совершенно не контролировала, сколько он съедает, ей вообще было плевать. Тим понял это еще в самый первый день, когда она застукала его, как кретина, с ложкой во рту. Любой другой бы в лучшем случае устроил разнос, а в худшем даже высек, а эта лишь удивленно похлопала глазами и махнула рукой. Дескать, ешь, что хочешь и сколько хочешь, только не доставай меня.
Он и не доставал. По крайней мере, старался, хотя иногда чуть ли не помирал от желания ответить на какую-нибудь ее реплику. Но каждый раз сдерживался, помня, что надо продержаться у нее подольше, придти в себя, восстановить форму.
Вот она форма, пожалуйста. Полноценное питание и размеренные физические нагрузки, и он уже не похож на обтянутый кожей скелет, каким был сначала. Уже не было чахлого упыря, у которого с десяти метров можно все ребра пересчитать. Еще худой, но уже не тощий, и мышцы вылезли там, где надо.
– Меньше жрать! – повторил он, обращаясь сам к себе, прекрасно зная, что все равно не остановится. Жизнь впроголодь научила, что если есть возможность утащить лишний кусок, то надо это делать, потому что неизвестно, что день завтрашний принесет.
Еда едой, но уж слишком быстро все восстанавливается, будто специально чем накачивают. Может она в тайне что-то ему подмешивает? Вряд ли. Не похожа она на коварную злодейку.
Перед глазами всплыла баночка с витаминами, которую ему вручила Чучундра. Что там за витамины? Ни разу, даже мысли не возникло прочитать этикетку. Доставал, механически открывал, добавлял в еду и убирал на место.
– Черт! – молниеносно нацепив на себя размашистую нелепую одежду, в которой запросто могло уместиться два таких как он, Тимур вышел из комнаты. Часы показывали восемь утра, а это значит можно идти спокойно, не сутулясь, не сжимаясь. В такую рань Чудище из своей берлоги не вылезало, дрыхло, пуская слюни на подушку и видя кровожадные сны, в которых поедало беззащитных младенцев.
По-хозяйски прошел на кухню, рывком распахнул ящичек и достал баночку. Быстрым взглядом пробежался по строчкам на оборотной стороне и еще раз ругнулся. Так и есть, сам себя откормил с этими пилюлями. Не просто витамины, а комплексный препарат, направленный на поддержание и восстановление физической формы после стрессов, болезней, операций.
Чем интересно хозяйка больна, если на нее такая лошадиная доза не действует? Взрослый мужик за восемь дней практически в норму пришел, а эта как была сушеной глистой, так и осталась. Даже вроде худее стала.
Бросить, что ли добавлять препарат в еду? А смысл? Уже поздно. Это сразу надо было читать и добавлять везде меньшие дозы, а сейчас уже все, процесс запущен. С досадой мотнув головой, Тим убрал несчастный пузырек на место. Ладно, черт с ним, так даже лучше, быстрее в себя придет. Правда, остается только надеяться, что подслеповатая хозяйка ничего не заметит.
Как же надоело ходить, скукожившись, будто сушеный баклажан. Сил уже нет никаких. То и дело приходилось напоминать себе, про необходимость поддерживать этот маскарад. Разве что с утра можно было быть самим собой, Чу всегда поздно выходила из своего убежища. И он этим бессовестно пользовался, наслаждаясь мнимой свободой.
Только все равно существовала возможность проколоться. Эта серая тень ходила так тихо, будто приведенье. Один раз уже попался с ложкой во рту, как дурак. Теперь приходилось быть всегда на чеку, прислушиваться, не ползет ли она в его сторону.
Зато в своей комнате была полная свобода, поскольку Василиса Прекрасная никогда, ни при каких условиях не заходила к нему. Она, похоже, начинала спокойно дышать только после того, как он вечером уходил к себе. Чудное создание.
Раб в бараке, тот самый доморощенный философ, когда рассуждал о "хозяевах поневоле" не сказал одной очень важной вещи.
Им труднее всего подчиняться. Хотя, может, будь он рабом от рождения, то боготворил бы эту сушеную мартышку, дающую возможность вздохнуть свободно, пожить по-человечески. Но это не его случай. Три года рабской жизни, не смогли перекроить характер. Каждый раз, попадая к новому хозяину, Тим знал, что надо держать ухо востро. Если попадался мужик, значит, мог высечь за неповиновение, или и того хуже, приказать надсмотрщикам избить до полусмерти. Если попадалась баба, то надо было опасаться браслетов, в любой момент наманикюренный (или не очень) палец мог тыкнуть на кнопочку, заставляя, корчится от боли.
С Чучунрой все не так. Тимур уже понял, что браслет ей не нужен, да и пороть она его не собирается. Да даже если бы захотела, то своими убогими ручонками, разве что хворостину смогла удержать, так что не страшно.
И вот это отсутствие страха играло жестокие шутки. Если раньше хочешь не хочешь, а ведешь себя соответственно, по крайней мере, до поры до времени, пока все не допечет. То сейчас приходилось, чуть ли не каждую минуту одергивать самого себя, напоминать, что он раб, а она хозяйка. Чудная, непонятная, бестолковая, но все-таки хозяйка, будь она неладна! Что в ее тощих лапах его жизнь. И от этого внутри все переворачивалось, хотелось рвать и метать.
Она не отличалась ни физической силой, ни моральной, а подчиняться надо было все равно, просто потому, что ему положено по статусу. Как же это оказывается сложно, когда практически уверен, что тебе ничего не будет за твои выходки, когда так и подмывает ляпнуть что-нибудь в ответ на ее скрипучее карканье. Единственное, что удерживало, так это мысль о том, что она непременно от него избавиться, если начать ей мотать нервы. Продаст, лишь бы сохранить свое худосочное спокойствие и дело с концом. К этому он пока был не готов.
Хотя нет-нет, да и проскакивала шальная мысль, послать ее на хр*н, от души, за всех хозяев, что были до этого, и пусть продает, плевать. Да, закончится "сладкая жизнь", да может достаться какой-нибудь изверг, а не хозяин, но зато душу порадует. И всегда проще подчиняться сильному, чем непонятно как держащейся на ногах убогой клуше.
В очередной раз отогнал такие мысли, обозвав себя идиотом. Нынешние условия– это просто рай, по сравнению с его обычной жизнью. Проснулся, когда уже спать надоело. Обычно это время около восьми. Дальше хочешь в кровати поваляйся, хочешь под душем постой, хочешь книгу почитай. Книженции, конечно, она притащила так себе, но после трех лет культурного воздержания, он был готов читать хоть женские романы, хоть детские стихи. Потом выход на кухню: сварить кашу, сделать омлет. Самое простое, без изысков и особых трудозатрат.
Затем непременно совместный завтрак с Чучундрой. Приятного мало, но, похоже, ей это было важно. Она сидела, уныло ковырялась в тарелке, исподтишка бросая на него изучающие взгляды, которые неимоверно нервировали. С трудом дождавшись окончания завтрака, он сбегал в гараж.
Вот где раздолье! Первые два дня честно, усердно трудился. Ну, как усердно, особо все равно не напрягался, поддерживая образ чахлого заморыша. Ведь было бы странно, если такой скукоженный дрищ быстро и без проблем справился со всей работой.
На третий день он позволил себе присесть на крыше и просто какое-то время смотреть вдаль, размышляя о своей незавидной судьбе. Размышлять было неудобно, постоянно приходилось прислушиваться и оглядываться. Вдруг хозяйка соизволит придти, полюбоваться его работой.
Однако время шло, а она так и не появлялась, по-видимому, не желая лишний раз с ним пересекаться.
Ну, и понеслось!
Тимур нашел такую позицию на скате крыши, что из дома его никак нельзя было увидеть, зато самому через брешь в кровле прекрасно видно дорожку, ведущую к гаражу. Теперь можно было сидеть, лежать, в общем, ничего не делать, не опасаясь, что она внезапно появится. Надо было только следить за подходами к гаражу. С этого дня, выходя на работу, он сразу делал несколько важных видных вещей – раскладывал инструмент, переносил с места на место стройматериалы, создавая иллюзию напряженной непрекращающейся работы, а сам устраивался поудобнее на крыше. Правда, этого хватило всего на полтора дня. Потом он совсем обнаглел, ему стало лень наблюдать за появлением Чучунды. Поэтому он набрал сухих скорлупок, веток, нашел прошлогодних листьев и раскидал их по дорожке. Теперь, Чу не смогла бы подойти к нему, не наделав шума. Удовлетворившись своей мелкой диверсией, он улегся на теплую поверхность, заложил руки за голову и смотрел на облака. И так несколько дней подряд. Красота, почти как на курорте. Вот только бы еще избавиться от одежды с длинными рукавами, в которой было неимоверно жарко, особенно в полдень, когда солнце стояло в зените, да и от зверской растительности на голове. Волосы лезли в глаза, мешались, раздражали. Колючая борода, постоянно вызывала желание почесаться. Кожа под ними прела и потела.
И ему приходилось только мечтать о короткой стрижке, гладко выбритом лице, и о том, как бы стащить с себя эту кошмарную рубашку.
К непередаваемой радости хозяйка приходила смотреть на его работу всего пару раз, предпочитая сократить их встречи до минимума.
Вот так проходило утро. Дальше шел перерыв на обед, после которого он снова возвращался на любимый гараж. Ближе к семи собирал инструмент, приводит в порядок "рабочее место" и шел в дом. Молчаливый ужин, после которого Тимур уходил к себе, чтобы насладиться спокойным вечером. Иногда он тихо открывал окно, садился на подоконник и слушал вечерние звуки природы: шелест листвы, стрекотание кузнечиков, разнотональные трели неизвестных птиц. Спокойствие, красота и иллюзия свободы. Именно иллюзия, ведь несмотря на все, он был всего лишь рабом, принадлежавшим Чучундре, бесправным подарком, жизнь которого может в любой момент измениться, стоит только ей захотеть. И от этого настроение тотчас скатывалось вниз, а зубы сводило от тоски и бессильной ярости. И то, что сейчас он мог почувствовать привкус свободы, только усугубляло ситуацию и выводило из себя. Чучундра, стремясь сохранить свое душевное спокойствие, дала ему слишком много воли, позволив расслабиться до такой степени, что он поневоле начал забывать о своем социальном статусе. Это и радовало, и раздражало одновременно. С одной стороны, начинаешь чувствовать себя человеком, но с другой еще больнее и неприятнее возвращаться к реальности, вспоминать, кем ты являешься на самом деле.
Тимур по привычке в первый же день начал прощупывать свою новую хозяйку, так сказать, проверять на вшивость. Раз за разом отступая в сторону от правил и наблюдая за ее реакцией. Конечно, за такое можно было и получить, да вот вся загвоздка в том, что Василиса Распрекрасная то ли из-за небольшого ума, то ли из-за толстенных очков, а может, и по какой другой причине, не замечала его выходок, или не хотела замечать.
В результате, совершенно безнаказанно, Тиму удалось найти некоторые важные кнопки, нажимая на которые, можно было не то чтобы управлять ей, но по крайней влиять на ее решения.
Так, например, прикинувшись покорным ослом, он в самом начале просидел в гараже до самой ночи, когда уже ничего не было видно в кромешной тьме. Да, он нашел в гараже фонарик, развалил все инструменты, развел рабочий беспорядок и… просто сидел, ожидая, когда же хозяйка про него вспомнит. Да, он рисковал, ведь Василиса могла и не придти или вообще остаться довольной тем, что он и по ночам может работать. Но все сложилось так, как Тимур и планировал. Посидел в темноте несколько часов и вуаля – нормированный рабочий день у него в кармане. Красота.
Чу не любила когда он называл ее хозяйкой. Эта и без того сушеная мартышка, еще больше морщилась и, по-видимому, сердилась, так сразу по невыразительной мимике и не разберешь. И теперь, когда ему хотелось, чтобы она от него поскорее отстала, он просто называл ее "хозяйка". И все. Стандартная реакция – пыхтит, сопит и торопливо сворачивает разговор. Очень удобно.
Если уж совсем невмоготу и хочется покоя, то можно пустить в ход тяжелую артиллерию. Встать на колени, покорно склонить голову. Тут она вообще чуть ли не трястись начинает и выпроваживает его прочь или сама куда-то сбегает. Самое главное при этом не переигрывать, умело балансировать между смирением, покорностью и насмешкой. Этот трюк он использовал редко, только в самых экстренных случаях. Рано или поздно даже такая слепая курица заметит, что все это игра, поэтому он старался не злоупотреблять, дабы сохранить заветный козырь как можно дольше.
Василиса раздражала по многим причинам. Во-первых, самим тем фактом, что была его хозяйкой. Несуразной, непонятной, вечно погруженной в какие-то свои мысли. Во-вторых, ну очень уж она "красивая", лишний раз без слез не взглянешь. А в-третьих, его неимоверно выводило из себя то, что она явно считала его бестолковым. И не просто бестолковым, а дремучим, диким и бесконечно тупым. То она спросит про умение владеть вилкой, то про умение читать. Ясно, что она измеряла его рамками, принятыми для рабов. Но он ведь не такой! И это не просто бесило, а вызывало какую-то нелепую, чуть ли не детскую обиду. Когда сказала про покупку продуктов с помощью планшета, с сомнением глядя на него сверху вниз, чуть не удавил ее к чертовой бабушке. Разозлился, сделал все за десять минут, чтобы доказать, что не тупой. Так она таким изумленным взглядом одарила, словно увидела шимпанзе умеющего играть на скрипке. Чуть пар из ушей не повалил, еле успел язык прикусить, чтобы не выдать какую-нибудь грубость.
А еще ей хотелось, чтобы он непременно с ней разговаривал. А ему не хотелось с ней говорить, вот ни капли. И как быть с дилеммой? Казалось бы, чего проще, ответь на очередной нелепый вопрос, пробубни что-то себе под нос и все, никаких проблем. А ему не хотелось, вот хоть ты тресни.
Во-первых, не испытывал никакого эстетического удовольствия от общения с хозяйкой, тем более с такой распрекрасной. Во-вторых, сидя в боксах, простудился, охрип, и собственный голос раздавался в голове противным скрипом. Конечно, для образа бородатого оборванца самое то, но самому не нравилось. И постепенно, когда простуда стала проходить, а горло перестало болеть, он сам, сознательно начал хрипеть, чтобы поддержать сложившийся у нее образ.
Зачем это нужно, ответить не мог сам себе. Иногда казалось, что страдает каким-то нелепым ребячеством, но все равно продолжал свою игру, мечтая все это прекратить. Побриться, переодеться, начать нормально говорить и прекратить сжиматься. В такие моменты он смотрел на хозяйку и мысленно недоумевал, как она может ничего не замечать? Неужели не видит, что он водит ее за нос?!
Тимур удобно устроился на кровати в своей комнате. Положил повыше подушку, под плечи, чтобы было комфортно полусидеть-полулежать, открыл книгу, на том месте, где остановился в прошлый раз и с удовольствием грыз яблоко.
Откуда такая роскошь? С кухни, конечно! Сегодня привезли новые продукты, и он пользуясь тем, что их много, и что Чучунда не контролировала его, без особых зазрений совести утащил в свою комнату несколько яблок, груш, апельсинов, пачку печенья и немного конфет.
Теперь можно было сидеть у себя, читать и втихаря хомячить честно припрятанные запасы. В такие моменты, он чувствовал себя практически счастливым. Очень приятная и качественная иллюзия свободы. Жаль, что только иллюзия.
Перевернув страницу и откусив большой кусок яблока, он услышал скрипучий голос хозяйки:
– Тим!
От неожиданности чуть не подавился. Яблоко встало поперек горла, и из глаз потекли слезы. Продышавшись, парень бросил раздраженный взгляд на часы. Почти девять вечера. Чего ей опять от него надо? Шла бы уж к себе и спать ложилась, а она все не угомонится никак.
Очень хотелось проигнорировать и не идти к ней, но нельзя. Еще только не хватало, чтобы она сама к нему заявилась, тогда уж точно заметит, как он уютно здесь устроился.
С тихим ворчанием, бубня себе под нос разные гадости, Тимур поднялся с кровати, подошел к зеркалу, висящему в ванной комнате. Скользнул придирчивым взглядом по лохматой шевелюре, убедившись в том, что выглядит "достойно" и с печальным, тяжелым вздохом направился к двери.
Как бы побыстрее от нее отделаться и вернуться к себе? Назвать хозяйкой или опять встать на колени? Об этом он размышлял, шагая по коридору в сторону гостиной.
Чучундра, в своем нелепом разномастном то ли халате, то ли платье сидела на диване, облокотившись на его ручку, и с каким-то необычным выражением лица смотрела на него.
Нет, ну до чего же стремная хозяйка досталась! Кошмар! Тощая, костлявая. Волосенки какие-то непонятные в жиденький хвостик стянуты, крошечные поросячьи глазки подслеповато щурятся из-за толстых стекол очков. Ну, просто богиня, по-другому и не скажешь. Чем же она таким больна, что выглядит хуже самой смерти? Оставалось только надеяться, не заразная. И не померла бы раньше времени, он еще не полностью восстановился, да и отдых пока не надоел.
А в комнате книга, вкусное, надкусанное яблоко, удобная постель, шелест листвы за окном…
Все, решено, пусть будут колени!
Подошел ближе и опустился перед ней в коленопреклоненную позу, уперевшись руками в пол и опустив голову:
– Что пожелаете?
Ну, давай болезненная, вещай! Только по-быстрому!
Спиной чувствовал ее недовольный взгляд. Сейчас разозлиться как обычно, ляпнет что-то невразумительное и отправит его восвояси. Скорее бы уж! Сегодня немного потянул мышцы с одной стороны шеи, поэтому стоять в такой позе было неудобно.
Молчание затягивалось. Он стоял на коленях, а она смотрела не него.
Тимур легонько пошевелил плечами, склонил голову из стороны в сторону, из-за дискомфорта в мышцах, и тянущей боли.
Да давай же, говори, что хотела и отпускай!
Тишина продлилась еще пару минут, а потом раздалось ее ядовитое:
– А ну-ка встань, мой дорогой дружок!
Интонация ему не понравилась. Плохая, неправильная. Такой еще ни разу не было за все время его пребывания в ее доме. Так говорят с тем, кто напакостил, и кого за этими пакостями поймали.
Тим мысленно пробежался по своим сегодняшним словам, делам, поступкам. Неужели где-то накосячил? Где? Вроде все как всегда…
Черт, неужто заметила пропажу продуктов? Вот не было печали! Воровства даже такая клуша как она не спустит. Сейчас устроит разнос, придумает какое-нибудь наказание и все, прощай спокойная размеренная жизнь. Еле сдержал досадливый вздох. Похоже, в этот раз перегнул палку, расслабился, обнаглел. Вот дались ему эти яблоки? Можно подумать не ел никогда. Эх, Тимур, Тимур, как всегда сам себе проблемы создаешь.
Парень, с обреченностью приговоренного, ждал, когда же она начнет распекать его за кражу, но вместо этого услышал раздраженное:
– Меня раздражает твой внешний вид!
Непроизвольно вздрогнул, а внутри все перевернулось, потому что по ее тону понял: все, игре конец. А еще, оказывается, он к этому был совершенно не готов.
Глава 11
Осталось 30 дней
С самого утра, наскоро перекусив, я отправилась на прием к своему лечащему врачу. Сергей Геннадьевич встретил меня суровым взглядом поверх строгих очков в темной оправе. Мне стало неудобно и неуютно, поэтому присела скромно на кушетку и сложила ручки на костлявых коленках.
Врач приступил к обычному осмотру, продолжая одаривать меня неодобрительными взглядами. Когда настало время вставать на весы, я запаниковала. Сейчас как увидит показания прибора, опять нотации начнет читать.
Так и случилось.
– Минус два килограмма за неделю! – всплеснул он руками. – Ты вообще что-нибудь дома ешь? Или воздухом питаешься?
– Ем, конечно, – фыркнула я, вспомнив про своего расчудесного повара, – завтрак, обед и ужин. Всего по чуть-чуть.
– Тебе надо не по чуть-чуть! Вот скажи, где, по-твоему, организм должен брать силы для восстановления? Чем больше ты худеешь, тем сильнее и быстрее организм перерабатывает мышечную ткань, жировой-то у тебя совсем не осталось! Тебе еще целый месяц надо продержаться, а с такими темпами сгоришь еще на середине срока! В общем, делай что хочешь, но чтоб к следующему осмотру набрала минимум килограмм.
– И как мне это сделать? – спрашиваю устало.
– Как угодно! Хочешь, ешь сало в сметане, сливками запивай и шоколадным тортом закусывай!
От одной мысли о таком сочетании мне подурнело.
– И еще, восстановление идет полным ходом, поэтому прописываю тебе регулярные физические нагрузки. Тебе надо больше двигаться.
– Нормально я двигаюсь, – проворчала, недовольно глядя на него.
– Судя по твоей форме – ничего нормального. Каждый день тебе надо проходить километр, через неделю полтора, потом два. Или в тренажерный зал иди. Как угодно, но поддерживай себя в форме!
Он мне вещал про форму, а я в этот момент представляла любимый диван у телевизора. Интересно, перекатывание с одного бока на другой, считается достойной нагрузкой?
От врача я уходила в смешанных чувствах. С одной стороны, радость и облегчение оттого, что все идет по плану, спина заживает, осложнений никаких нет. А с другой – тяжкие думы о еде и физических нагрузках. Ладно, с едой как-нибудь разберусь, через силу заставлю себя съедать не три ложки, а хотя бы десять.
Вот со спортом точно беда. Как представлю, какая боль ждет меня после похода в полтора километра, аж в боку начинает колоть. Наверное, можно обойтись и без дополнительных нагрузок… надеюсь. Если что совру, что хожу, бегаю, прыгаю и самозабвенно подтягиваюсь на перекладине. Три подхода по двадцать раз.
После врача отправилась в центр города, где меня уже ждала Таисия. Это была наша первая встреча после злополучного дня рождения. Встретились возле кафе с веселой пестрой вывеской, прошли за самый дальний столик, отгороженный от остального зала полупрозрачной резной перегородкой, и сделали заказ. Таисия взяла салат, кофе и пирожное, а я только чай. Потом вспомнила слова доктора и с тяжелым сердцем тоже взяла пирожное. Все вряд ли съем, но хоть поклюю для успокоения совести.
Подруга болтала без умолку, осторожно обходя тему подарочка от Марики, но я видела, как ее распирает любопытство, как она то и дело открывает рот, порываясь задать интересующий вопрос, но останавливается, проглатывая фразу.
Долго наблюдала за ее мучениями, не желая первой начинать разговор на эту тему. Таисия держалась, держалась, но потом все-таки сдалась:
– Вась, а как у тебя поживает этот… бородатый… как его там… Барсик, – она смущенно опустила глаза, наверное, думая, что я сейчас начну расстраиваться. Но не тут-то было. За эту неделю я уже начала свыкаться с его присутствием в своей жизни, так что без особых эмоций произнесла:
– Его Тимур зовут.
– Сам сказал? – заинтересованно встрепенулась подруга.
– Не совсем. Скажем так, выбрали вместе, – уклончиво ответила я.
– И как ты с ним уживаешься? – осторожно произнесла она.
– Обычно, – пожала плечами. Говорить о том, что первые дни была в панике, да что там в панике, в диком ужасе из-за его появления, не стала. Это моя слабость, моя трусость и не зачем о ней никому знать. Даже лучшей подруге.
– Что он у тебя делает? – не сдавалась Фролова.
– Готовит, убирает, занимается гаражом. В общем, всего по чуть-чуть.
– Все такой же лохматый и бородатый?
– А то как же! – хмыкнула я, вспомнив о том, как отчаянно он сопротивлялся моим вялым предложениям привести себя в порядок, – за неделю стал еще лохматей и бородатей.
– И как?
– Что как? – ее вопрос я не совсем поняла.
– Как он себя ведет? Как все делает? Вы с ним общаетесь? Он вообще разговаривать умеет? Бестолковый? Злой?
– Так, стоп-стоп-стоп! – жестом остановила поток ее вопросов, – давай, не так быстро. Все постепенно, по очереди. Ведет себя нормально, хотя иногда проскакивает что-то такое, чему я не могу дать определения. Может, мне просто кажется, не знаю, не уверена. Делает все, что говорю. Готовит явно лучше, чем я, да и убирается тоже. Гараж чинит. Работа, конечно, продвигается медленно, но продвигается. Вроде бы. Если честно, я не особо проверяю, что он там творит. Общаемся мало и редко. Он молчаливый, да и я не горю желанием разводить с ним долгие душевные беседы. Злой? Еще не поняла. Даже если и злиться, то держит это в себе. Вообще зашуганный очень. Ходит по дому как тень, скукожившаяся. Нашла ему отцовскую одежду, так он в ней как Пута Гороховая. Бестолковый? На удивление нет. Кто-то из прежних хозяев, по-видимому, озаботился его обучением. Интересно зачем?– сказала и сама задумалась. А зачем действительно? Кому надо тратить время, на то, чтобы обучать раба, который неизвестно сколько пробудет в собственности. Непонятно.
– Ты, похоже, смирилась с тем, что у тебя поселился этот дедан,– улыбнулась Таисия.
– Дедан? – усмехнулась, покосившись в ее сторону, – ему всего двадцать шесть.
– Да ладно! – подруга недоверчиво округлила глаза.
– Представь себе, – я развела руками, – просто выглядит не ахти как.
– А если в порядок попробовать привести? – задумалась Тася.
– Пробовала, не дается.
– Боится, наверное, что ты его опасной бритвой брить будешь и прирежешь случайно, – сострила она.
– Ха-ха-ха. Очень смешно.
– Ну, а что ты планируешь делать с ним в дальнейшей перспективе? Продашь? Отдашь?
Я не ответила, опустив взгляд на содержимое своей чашки. Унылые чаинки лениво кружились по дну, навевая мысли об осени. Пирожное стояло почти не тронутое. Шоколадный бисквит с белым сливочным кремом не смогли разжечь в моей душе любовь к еде. Съела всего пару кусочков и то через силу. Проклятье, доктор прав, мне с такими темпами точно не хватит сил на еще один месяц. Надо с этим что-то делать. Вот только что? Ума не приложу.
– Вась, ты заснула? – из задумчивости меня вывел голос Таськи.
– Задумалась, – смущенно улыбнулась ей в ответ.
– Так что ты собираешься с ним делать?
– Я его отпущу, – ответила, пожимая плечами.
– Серьезно?! – она даже рот открыла от удивления.
– Серьезней не бывает. Я в тот же вечер подала документы на его освобождение, прямо в клубе.
– Ну, ты даешь! – восхищенно проговорила она, – там, говорят, такой геморрой с проверками, еще пошлину какую-то платить. Проще было перепродать.
– В моем случае не проще, – с тяжелым вздохом поведала ей о протоколе и запрете на обладание рабами для работников Управления. Фролова слушала, затаив дыхание. Она вообще девочка впечатлительная.
– Молодец, не растерялась! – похвалила она меня, – я бы точно в ступор впала, окажись на твоем месте.
Я опять промолчала о том, в каком состоянии была в первый день после подарка. Это даже не ступор, а полное помутнение рассудка.
– Марика, конечно, палку в тот вечер перегнула. Они с Сэмом, кстати, разругались после этого, дело почти до расставания дошло.
– Ну и правильно! – одобрительно кивнула головой, – не зачем ему с такой заразой общаться.
– Слушай, а Тимуру своему ты сказала, что собираешься отпускать?
– Нет.
– Почему? – она удивленно выгнула брови, – представляешь, как бы он обрадовался! Был бы благодарен тебе до слез.
– Мы с Ником посовещались, – ответила, задумчиво ковыряясь в несчастном пирожном, – он настоятельно рекомендует пока держать язык за зубами, понаблюдать за поведением нового подопечного.
– Почему? – Таська непонимающе нахмурилась.
– Вдруг, узнав о том, что его отпустят, он станет неуправляемым?
– Глупости, – подруга беспечно махнула рукой, – ты представь, какое это для него счастье. Свобода! Ты непременно должна ему все сказать!
Она что-то еще вещала о том, что надо парня порадовать, а я опять погрузилась в свои мысли.
С одной стороны Ник, с другой Таисия. Лучший друг и лучшая подруга. Мужское мнение против женского. Холодный расчет против эмоций. Внутренне я была согласна и с тем, и с другим. Сама хотела все рассказать Тиму, но опасения относительно его дальнейшего поведения тоже были обоснованными. И что же делать дальше? Рассказать или продолжать хранить молчание? Эх, как все непросто!
Мы еще полчаса просидели в кафе, потом стали собираться по домам. Вернее домой мечтала попасть я, а Таська спешила на какую-то встречу. Я с нее стребовала обещание никому не говорить о моем намерении отпустить Тимура на волю, после чего мы тепло распрощались и разошлись каждая в свою сторону.
Подъезжая на такси к дому, я по-прежнему находилась в состоянии глубокой задумчивости, из которой меня не могли вывести даже любопытные взгляды водителя в зеркало заднего вида. Пусть наслаждается моей неземной красотой, плевать. Сейчас меня волновали более важные вещи.
Что же делать с Тимуром? Встреча с Таисией вывела меня из равновесия, всколыхнув дремавшую совесть. Парню ведь действительно не сладко. Пусть пребывание у меня было для него достаточно безоблачным, но самой ситуации оно не меняло. Рабство и есть рабство. И скажи я ему о скором освобождении, у него наверняка крылья бы за спиной расправились, и счастлив был бы, и рад.
Вот только фиолетовый уровень просто так не дают. И нет никаких гарантий, что он не изменит своего поведения после таких новостей. Не знаю в курсе ли он, что документы, поданные на освобождение, нельзя отозвать обратно? Если в курсе, то не решит ли послать меня к чертовой бабушке, зная, что свобода у него практически в кармане, и я не смогу ее отменить?
Эээх, тяжелый выбор.
С этим выбором я провела весь день до самого вечера. Несколько раз порывалась набрать Ника, еще раз послушать его точку зрения, останавливало только то, что, скорее всего, он на службе и мои звонки неуместны.
Лазарев настоятельно рекомендовал сначала понаблюдать за Тимуром, а уж потом все рассказывать. Тим у меня уже чуть больше недели, ведет себя вроде нормально. По крайней мере, проблем с ним нет никаких. Наблюдала ли я за ним? В принципе да, правда, без особого рвения. Три раза по двадцать минут во время завтрака, обеда и ужина, пару раз выходила к гаражу и так несколько раз пересекались. Мда, не густо. По хорошему, надо было более тщательно присматриваться к нему, чтобы составить профессиональное мнение, но мне постоянно было не до него. Это во-первых, а во-вторых не было особого желания проводить с ним больше времени. Наверное, это моя ошибка…
Хотя почему ошибка? Я никому ничего не должна! И время свое провожу так, как мне нравится. И если мне не хочется тратить его на внезапно свалившегося на голову подарочка, то это мое личное дело.
Все правильно, но внутри что-то тихонько шевельнулось.
Наверно все-таки совесть.
Я боролась с ней весь остаток дня, до самого вечера. Меняя свое мнение сотню раз. То я была полностью согласна с Ником, то целиком поддерживала Таисию. От этих метаний вконец разболелась голова. Я ходила по своей комнате взад вперед, так ни на минуту и не присев. Доктор сегодня мог мной гордиться, я точно не меньше километра накрутила, пытаясь найти выход из этой ситуации.
