Маргарита Дюжева
Жаркий Август. Книга Первая
Глава 4
Тимур
Стоило им зайти в дом, как Тим непроизвольно пробежал цепким взглядом по всем собравшимся. Трое парней примерно его возраста, может чуть моложе. Ржут как сумасшедшие над какой-то шуткой. Почему-то подумалось, что смеются над ним, и от этого захотелось сжаться, а еще лучше развернуться и пулей выскочить на улицу, растворившись в спасительной темноте, но он помнил предупреждение белобрысой, на счет наказания.
Заставил себя успокоиться. Парни его интересовали мало, ведь в подарок он предназначался не для них, а для какой-то девки.
Заметил единственную представительницу женского пола, хихикающую на диване, с длинными, черными как смоль волосами, в синем коротком платье. Миловидная, но у Тимура она не вызвала ничего кроме отвращения.
Стерва, притащившая его в качестве подарка, на этот веселый огонек осмотрелась. Он буквально кожей почувствовал, как все присутствующие подобрались при ее появлении. Похоже, блондинку здесь особо никто и не ждал, зря только торопилась и дергалась.
Тем временем она радостно встрепенулась и бодрым шагом направилась вперед, почему-то совершенно не обращая внимания на девушку в синем платье.
Тим проследил взглядом за ее движением и заметил еще одного персонажа.
Твою ж мать! Что это?!
Непонятное создание, судя по длинному красному платью – женского рода, восседало на высоком стуле и улыбалось, если так можно назвать эту гримасу.
Это что, его собираются подарить ей? О, нет! Только не это! Что угодно, но только не это! Пристрелите лучше сразу. Это же просто кошмар!
Ненавистная блондинка в красной юбке поравнялась с этим недоразумением и растеклась в улыбке.
– Дорогая Василиса…
Дальше он не слушал. Вблизи Оно оказалось еще страшнее. Костлявая, как сама смерть, и это не мог скрыть даже бесформенный объемный балахон. На голове реденькие волосенки мышиного цвета, стянутые в отвратительный жидкий хвостик. Желтушная, нездорового вида кожа. Глаза. Где у нее глаза? У всех людей на лице должны быть глаза! Что это за крошечные прорези неопределенного цвета, скрывающиеся за жуткими очками?
Тим еле сдержался от того, чтобы его не передернуло.
А потом стало еще хуже, хотя казалось бы куда уж.
Оно улыбнулось, бросив на него подслеповатый взгляд.
«Господи, не делай этого со мной! – мысленно завопил он, уставившись на страшную коробочку в своих руках, – обещаю, я исправлюсь. Перестану быть гадом! Пожалуйста! Только не к ней! умоляю, что угодно, но только не к ней! Я стану добрым, сдержанным, правильным, да каким угодно! Только не надо меня оставлять у этого чудовища».
Блондинка продолжала поздравлять именинницу, выдавая банальные заезженные фразы, а Тим уже смотрел на нее чуть ли не с преданностью и пламенной любовью.
Оставь меня у себя! Пожалуйста!
Белобрысая, несмотря на всю свою стервозность, была по крайней мере приятной на вид. Высокая, фигуристая, морда красивая. Если придется исполнять ее прихоти, то по крайней мере на нее встанет! А эта?! Да лучше в самую глубокую шахту, на ядовитые рудники, где нет и солнечного луча. Куда угодно, но не к ней!
Тим не удержался и еще раз бросил на нее затравленный взгляд. О, черт! Да ее же за километр все мужики обходят! Нетрудно догадаться, зачем он ей будет нужен.
Тяжелое дыхание с трудом вырывалось от груди, и было такое чувство, что кровь закипает в венах.
За что? Он конечно много дел натворил за свою жизнь, но чтоб вот такая расплата! Перебор, даже для него.
Изо всех сил зажмурился, надеясь, что все это всего лишь ночной кошмар, и что он сейчас проснется. Пусть не вольным, пусть у себя в боксе, голодный, злой и небритый. Пусть, главное, что не здесь!
Пробуждение так и не произошло, и он с внутренним содроганием наблюдал за тем, как блондинка протягивает коробочку.
Чертову коробочку с его скан-чипом.
– Глаза закрой, что бы сюрприз не испортить, – насмешливо произнесла она.
Закусив губу от бессилия, Тимур наблюдал за тем, как его без-пяти-минут-хозяйка, неуклюже, с закрытыми глазами снимает крышку и запускает свою костлявую лапу внутрь. Содрогаясь от ужаса, он смотрел как она лапает скан-чип, гадая, раздастся ли звук подтверждения.
И он раздался, заставив вздрогнуть и судорожно выдохнуть.
Все! П***ц! Полный! Допрыгался.
Теперь уже полноправная хозяйка удивленно распахнула крошечные глаза и вынула из коробки скан-чип.
Ее и без того осунувшееся лицо вытянулось еще больше.
Она переводила изумленный взгляд с экрана, на блондинку и обратно, не обращая на него никакого внимания. Похоже, до нее не дошло, что только что она легким касанием закрепила свое право на его жизнь.
Еще и дура вдобавок!
– Это… – начала было она, но была бесцеремонно перебита белобрысой:
– С днем рождения, Чу! – та сделала шаг вперед и крепко, с чувством поцеловала в щеку, специально оставив на ней яркий, размазанный след от губной помады.
Чу? Это что имя такое? Или сокращение от чудовища? Чудища? Чучундры Болотной? Внутри все свело, и не было сил поверить в происходящее.
– Ты ей все-таки кота купила? – недовольно поинтересовался один из парней, при этом Чучело весьма выразительно вздрогнуло.
Кота? Она считает, что только что ей подарили кота? Не просто дура, а идиотка беспросветная! Неужели не видит, что белобрысая играет с ней?
В памяти всплыла фраза блондинки "Барсик, значил? Парень, похоже это судьба!". Это что выходит, она его выбрала только из-за имени?! Это шутка такая? Подари чудовищу котенка?
Какие же они все твари! Парень стиснул зубы так, что на скулах заходили желваки. Зажравшиеся, распущенные твари!
– Теперь твоя очередь, – белобрысая повернулась к нему и, сохраняя улыбку на губах, одарила таким взглядом, что волосы на загривке зашевелились. И рад бы ослушаться, послать всех к чертям собачьим и убежать, да проклятый зонд, отреагировав на его состояние, и шага не даст сделать. У него правила строгие: не навреди вольному, не сбеги.
Как же хотелось в этот момент свернуть ей шею! В ответ на кровожадные мысли тот час поднялась волна боли. Чуть не завыв от безысходности и мечтая оказать где угодно, но только не здесь, Тимур через силу сделал шаг вперед и молча, протянул хозяйке коробочку. Та подозрительно уставилась на его руку, дрожащую, сведенную от напряжения, а потом забрала подарок.
Мрачно покосилась в его сторону и начала открывать. Долгую минуту, за которую, казалось, вся душа обратилась в пепел, она смотрела внутрь коробочки, а потом достала браслет, заставив его дернуться.
– И что мне делать с этими часами? – сиплым, неприятным голосом поинтересовалась Чучундра.
Часы? Мать твою, да ты мою жизнь в руках держишь! Часы!
Уже не скрывая своей ненависти, Тимур уставился на нее, но она ничего не замечала, продолжая с недоумение рассматривать браслет. Зато его взгляд перехватила блондинка и, расплывшись в предвкушающей улыбке, мягко произнесла:
– Тут все просто, сейчас я тебе помогу. Видишь первую кнопочку, серую? нажимай.
Не смей! Не трогай эти чертовы кнопки!
Его мысленных посылов никто не услышал. Эта идиотка, недолго думая, ткнула своим корявым пальцем на указанную кнопку. В тот же миг, по спине пробежал чувствительный разряд тока. Ноги сами подкосились, и он тяжело рухнул на колени, уперевшись головой в гладкий пол.
Тварь! Проиграться захотелось? Посмотреть что будет? Как же он ненавидел их всех в этот момент, до дрожи, до боли в груди, до яростного крика, и уже не мог остановить злые бессильные слезы, брызнувшие из глаз, мечтая только о том, чтобы все это наконец закончилось.
Что там происходило дальше, он не слышал и не воспринимал, будто провалившись в глубокую темную яму, из которой уже не выбраться. Похоже, блондинка ушла, вильнув напоследок красным задом, потом все остальные начали галдеть, как стая бакланов, а затем все дружно покинули дом, и его слух выделил только одно слово "клуб".
Ублюдки!
Перед ними живой человек на коленях корячится, а они в клуб собрались! И ни одна сволочь не подумала о том, чтобы разрешить подняться. А зачем? Они же вольные, хозяева жизни, а он всего лишь раб. Для них ничего не стоит купить и подарить живого человека, поставить на колени, показывая его ничтожность, а потом с чистым сердцем отправиться развлекаться.
Как только компания покинула дом, свет в гостиной автоматически погас. Час от часу не легче. Тимур попробовал разогнуться, но не тут-то было. Приказ, отданный маленькой серой кнопочкой, намертво сковал мышцы. Все что он мог себе позволить, так это немного приподняться на руках, и больше ничего. Ни встать, ни лечь, даже на бок завалиться нельзя.
Парень с досадой подумал, что через полчаса ноги и спина начнут затекать из-за неудобного положения, через час он перестанет их чувствовать, а к утру вообще не сможет разогнуться.
– Вот с*ки, – вслух, громко выругался он, имея ввиду и белобрысую, и всю эту компанию и его новое наказание – Чучундру.
Внутри все бурлило и клокотало от одной мысли о новой хозяйке. Его продавали часто и много, и на тяжелые физические работы и в качестве домашнего песика. Но вот чтобы оказаться в таком плачевном состоянии – это впервые. Еще ни разу его не кидали на колени в первые пять минут, и не уходили развлекаться, бросив посреди комнаты.
Он приподнялся на руках, пытаясь хоть немного ослабить напряжение в спине и осмотреться. Кругом потемки, лишь тусклый лунный свет пробивается сквозь легкие шторы.
Вон она свобода, за дверью. Казалось бы, встань, сделай пять шагов и все закончится. Покинуть эту чертову планету, вернуться домой, начать новую жизнь, забыв об этих трех годах, как о страшном сне.
Мечты. Нелепые, бередящие душу, заставляющие задыхаться от беспомощности и мыслей: «Как же так? Неужели выхода нет, и это никогда не закончится?»
Тимур кое-как устроился поудобнее, приготовившись к долгой тяжелой ночи. Из клуба быстро не возвращаются. Он еще помнил, каково это, когда собираешься шумной компанией и идешь туда, где музыка, огни, горячительные напитки и распутные девушки. Их и искать не надо было, сами всегда кружились вокруг, откровенно предлагая себя. Оставалось только выбирать. Когда-то он был доволен своей внешностью, словно мартовский кот. Щелкни пальцами и перед тобой уже десяток цыпочек томно выгибаются, призывно сверкая глазками. И можно кружить им голову, без каких-либо обещаний или обязательств.
На Ви Эйре ничего особо и не поменялось. Стоило только какой-нибудь дамочке его получше рассмотреть, как она вцеплялась в него своими когтями. Вот только теперь не было ни выбора, ни желания. Хочешь, не хочешь, а давай, а то еще хуже будет.
Первый хозяин, у которого он оказался, предпочел от него поскорее избавиться. Тогда Тимур еще не верил в происходящее, не верил, что вот так нелепо попался, не верил, что это все серьезно, что его никто не собирается отпускать. Он буянил, пытаясь доказать, что попал в это ад по ошибке, что его здесь вообще быть не должно. Приходил в бессильную ярость оттого, что не может сказать кто он и откуда, что вместо нужных слов из горла вырываются лишь хрипы. Не понимал, как они могут не видеть, что он вольный. Но по документам было все чисто, он сам видел это, своими глазами. Потомственный раб с дурным характером, вот что было там написано. А рабов за непослушание называют. И его наказывали не раз, жестоко, хладнокровно, словно и не человеком он был, а всего лишь бесправной вещью. Это было страшное время, бьющее по самолюбию, ломающее внутренний мир и устои, разрушающее все, во что верил.
Сначала была наивная уверенность, что все это скоро кончится, что он выберется из этой жуткой ситуации не сегодня, так завтра, ну в крайнем случае через неделю. Однако неделя шла за неделей, месяц за месяцем, а ничего не менялось, наоборот становилось только хуже.
Потом наступил период депрессии, безнадеги, когда жить не хотелось. Когда каждое утро просыпаешься и понимаешь, что больше нет тебя – свободного парня. Есть Барсик, который вынужден молча, беспрекословно выполнять чужие приказы, желания, прихоти. И так будет продолжаться день за днем до самого конца.
Тогда он мечтал о том, чтобы все это прекратилось раз и навсегда. Лучше уж вообще не жить, чем так, словно скотина.
А потом природное упрямство, шальной характер и жажда жизни победили. Очнувшись после очередных побоев, Тим понял, что несмотря ни на что, в душе жила уверенность, что рано или поздно у него получится выбраться из всего этого дерьма. Надо только выжить, не сломаться, не потерять самого себя в этом безумии.
И он выживал, затолкав поглубже свою гордость и бешеный норов. Работал, делал то, что от него требовали. Отрешенно наблюдал за происходящим вокруг, стойко переносил все наказания. Должен быть шанс выбраться из этого ада, главное не упустить его.
Вторым его хозяином стал суровый мужик, у которого в распоряжении было несколько шахт. Там он узнал, что такое работа на износ, на грани сил и возможностей, что можно до слез тосковать по солнечному свету и свежему воздуху. Чуть не погиб во время обвала, но выкарабкался. Один из всех, кто находился в тот момент под землей.
Потом был третий хозяин. Хозяин крупного бизнеса, день и ночь пропадающий на работе. После шахты работа у него воспринималась как увеселительная прогулка – ухаживать за садом, домом, небольшой конюшней. Все бы ничего, да вот его жена с первой же минуты положила глаз на молодого раба. Вот тут-то он впервые понял, что это такое когда нет возможности отказать. Да какое там отказать! Тебя ведь никто и не спрашивает. Приказано, значит делай. Иначе…
Этот кошмар закончился, когда хозяин заподозрил что-то неладное. Тогда ему тоже крупно досталось, и через неделю опять была перепродажа.
По какой-то нелепой иронии судьбы он попал в руки к подруге жены предыдущего хозяина. И назначение у него тогда было только одно. Лучше не вспоминать те вещи, что приходилось вытворять. До сих пор передергивало от отвращения, стоит только вспомнить уже несвежую, но все еще молодящуюся тетку, украшающую свои покрытые пигментными пятнами пальцы массивными перстнями, завивающую крашеные волосы, ярко красящую дряблые губы. Тимуру приходилось держать себя в руках, чтобы не передергиваться каждый раз, когда она к нему приближалась. А уж ее дружеские посиделки с такими же перечницами, вообще вспоминать не хотелось! Хихикающая старая нимфетка любила похвастаться им перед своими подругами красивым рабом. Он был вынужден стоять перед ними и терпеть жаждущие плотоядные взгляды. Кстати, иногда она милостиво делилась им… брррр. В тот момент он просто ненавидел свой внешний вид, благодаря которому теперь он превратился в игрушку для озабоченных сучек.
К счастью такая жизнь быстро закончилась. Померла старушка, инсульт подкосил ее внезапно, спасти ее не удалось.
Тимур, не успев даже вдоволь позлорадствовать, попал опять на продажу. Дальше пошел калейдоскоп: ферма, стройка, озабоченная сучка, шахта, сучка, пожилая пара, сучка, старая сучка, ферма, какой-то дом, ферма, стройка, ангары, завод, толстая сучка, большой дом, маленький дом, огромный дом… Чучундра.
Столько всего перепробовал, что любой другой сломался бы на его месте, сошел с ума. А он нет: выживал, выкручивался, подстраивался. Где-то держался несколько месяцев, а где-то всего пару дней.
А теперь оказался здесь, в темной безлюдной гостиной на коленях, в ожидании возвращения новой хозяйки.
Перед глазами опять возник ее образ, заставляя ежиться и скрипеть зубами. Такого экспоната в его коллекции еще не было. Мало того что страшная, как атомная война, так еще и бестолковая как пробка. Вон как белобрысая игралась с ней, подсунув сначала скан-чип, а потом "часы", как заставила ее нажать на ненавистную кнопку, а эта Чучундра только глазами глупо моргала и что-то мычала противным хриплым голосом.
Жуть. Тут даже если жизнь на волоске будет, не найдешь в себе сил подойти к ней и прикоснуться.
Может ей и не надо этого? Может, пронесет? Выглядит так, будто уже на ладан дышит и собирается помирать на днях. Может, ей нужен именно работник, а не игрушка для плотских утех?
Хотя, такие наоборот не упустят возможность, так сказать оттянуться напоследок.
Черт, как не хочется-то, аж до дрожи в груди.
А может она не рассмотрит его из-за своих жутких очков? Выглядел он сейчас, наверное, не лучше чем сама новая хозяйка. Тощий, лохматый, бородатый. Растрепанная длинная челка падает на лицо, прикрывая глаза, мешая обзору. Неопрятная растительность на лице. Да и сам весь потрепанный, измученный, никакого товарного вида, как говорил один из надзирателей в боксах.
А вдруг повезет?
Сейчас, размечтался. Первым делом погонит в ванну, приводить в порядок.
Эх, как бы так сделать, чтобы сохранить и бороду, и космы? Может умалишенным притвориться? Или буйным? Она ведь еще не видела, что татуировка фиолетовая. Вдруг испугается и продаст? Еще ни разу он так не мечтал о том, чтобы его поскорее продали и неважно куда и кому.
Может, наоборот притвориться задохликом, полубольным? А что, может получиться. Сама убогая, и наверняка захочет избавиться от такого же раба. Зачем ей такой унылый хр*н?
Ладно, надо посмотреть на нее поближе, попытаться понять какая она, а уж потом выбирать линию поведения.
Тимур тяжело вздохнул, еще раз попытался разогнуться и размять затекающие мышцы – безрезультатно. С тоской подумал о том, что завтра и встать не сможет, а все тело будут сводить болезненные судороги.
Эх, заснуть бы, чтоб хоть немного отвлечься от своей незавидной судьбы. Да только мечтать не вредно. Стоило только прикрыть глаза, как перед мысленным взором возникал прекрасный лик Чучундры болотной.
Глава 5
Осталось 39 дней
Я веселилась до самого утра. Хотя как сказать, веселилась. Заставляла себя улыбаться, шутить, показывать всем, что у меня отличное настроение, и я неимоверно счастлива. До безумия. До истерики. До слез. И тянула время, как могла, лишь бы не возвращаться домой.
Хотя на самом деле мне больше всего хотелось оказаться у себя в спальне, забраться под одеяло, накрыться с головой и не высовывать оттуда носа до тех пор, пока проблемы не рассосутся сами собой, без моего участия.
Еще мне хотелось на диван, подремать под звук работающего телевизора. Или почитать.
Но я не могла заставить себя вернуться домой. Там был он…
Эйфория от того, что успела подать заявление на освобождение и спасла любимую работу постепенно сошла на нет, оставив после себя горькое послевкусие.
Ума не приложу, что теперь делать!
Четыре месяца держать его рядом с собой? И как это вообще можно себе представить?
Его же надо кормить, поить, чтобы не помер от голода. Судя по его виду, сытой его предыдущую жизнь не назовешь. Место надо где-то выделить!
Может положить коврик в прихожей? Поставить рядом миску…
Блин! Вот о чем я думаю? Что за бред в голову лезет? Это все нервы, выпить бы парочку успокоительных пилюль, да нельзя. Август, будь он неладен.
Ладно, черт с ним с местом и едой, это все мелочи, о которых я стенаю, чтобы не думать о главном.
Он раб, а я хозяйка, и теперь должна как-то им управлять, направлять, контролировать. Что, если не выйдет? Вдруг он упрямый и злой? Да с чего ему вообще добрым быть? Что я в своем нынешнем виде могу сделать? Да даже если бы в нормальном состоянии была, какая разница?! Я понятия не имею как себя вести, что говорить, как к нему обращаться.
Барсик!? Кто-то хорошо пошутил, придумывая ему имя. Дядька, поди, ненавидит свою кличку, по-другому и не скажешь. И как вот прикажете мне его звать? Просто Барсиком? Барсом? Кис-кис?
Ну, Марика! Ну, дрянь, погоди у меня!
А что с браслетом делать? Там их два. Насколько я понимаю, один рабу другой хозяину. И что дальше? Я должна надеть его и подзывать свое имущество нажатием кнопок? Брррр.
Не хочу, не буду! Не нужно не никаких браслетов!
Хотелось вопить от злости, ярости и откровенного страха перед будущим, а вместо этого я продолжала веселиться в этом проклятом клубе.
Может с отцом помириться? Рассказать свою ситуацию и пристроить Барсика к нему на эти четыре месяца? А что, идея! Уж папаша точно знает и умеет обращаться с рабами. Отдам его и дело с концом! А что, я пока хозяйка, что хочу, то и делаю. Посидит на ферме у Чуракова старшего, поработает, а через четыре месяца пойдет по своим делам. Только скажу отцу, чтоб кормить не забывал, не бил, да и вообще, чтоб не угробил до этого срока.
Сколько бы я не пыталась тянуть время, а возвращаться домой все равно пришлось. С друзьями мы распрощались у выхода из клуба. Руслан и Сэм направились продолжать гулянку, Таисия с Вадимом по своим романтическим делам, а я, обливаясь потом от предвкушения предстоящей встречи, села в такси и направилась домой.
Рассеянным, усталым взглядом скользила по домам, мимо которых мы проезжали, мысленно проговаривая диалог, который должен был сейчас состояться у нас с Барсиком. Представляла, как я ему объясняю неизбежную необходимость отправиться на ферму, что ему там будет хорошо, как я буду суровой, но справедливой и великодушной.
В общем, так активно вела разговор с самой собой, что даже поверила в то, что собиралась ему сказать.
Чего я, собственно говоря, пасую? Да ему повезло со мной несказанно! Четыре месяца и свободен!
Когда такси вывернуло на аллею, ведущую к моему дому, я уже была в полной боевой готовности: собранная, решительная, целеустремленная. Знала, что буду говорить, и даже, как мне казалось, была уверена в реакции с его стороны.
Такси притормозило у крыльца, расплатившись, я с надсадным пыхтением выбралась наружу. Эх, чувствую, после такой ночки придется мне расплачиваться болью во всем теле. Усталость разливалась по организму, но как ни странно, спать не хотелось. Наверное, последние события вызвали такой всплеск адреналина, что прощай сон надолго.
Желтая машина плавно тронулась с места и, развернувшись перед моим домом, поехала прочь. А я стояла и смотрела ей вслед, пока она не скрылась за поворотом. Раннее утро, часов пять, не больше. Приятная свежесть, красивые переливы птиц, ласковое, только поднимающееся из-за горизонта солнышко. Красота, тишина, спокойствие.
С тяжелым вздохом развернулась и, прихрамывая, поковыляла к двери. Сама не знаю почему, остановилась, схватившись за ручку, замерла и с какой-то тоской попыталась рассмотреть хоть что-то через окно. Внутри стоял полумрак, и сколько я не пыталась, не могла увидеть человека, из-за которого чуть вся моя жизнь не пошла под откос.
Чем дольше я стояла, тем быстрее улетучивалась моя собранность и решимость. Дыхание сбилось, сердце зашлось в бешеном танце, руки вспотели. Что я там собиралась ему сказать? Все мои рассуждения и подготовленная речь, внезапно показались мне нелепыми, жалкими, убогими. Да я даже подойти к нему не могла, не то что заговорить!
С тихим сдавленным стоном отпустила ручку и отступила на шаг, не в силах себя заставить войти внутрь. Не могу! Хоть ты тресни!
Кляня себя, на чем свет стоит, за внезапную необъяснимую трусость, развернулась и побрела к черному выходу.
В дом можно было попасть либо через центральный вход напрямую в гостиную, либо через второй вход, выходящий на задний двор. Вот туда я и поковыляла, сердито пиная камушек, попавшийся на пути.
Тоже мне управленец! Инспектор юридического отдела! В такие передряги попадала, а тут спасовала перед рабом. Это ему должно быть плохо и неудобно, а не мне, в конце-то концов!
Добралась до задней двери, почему-то осторожно, с замиранием сердца нажала на ручку и скованно, задержав дыхание, заглянула внутрь.
Тишина.
Облизнув пересохшие губы, осторожно зашла внутрь, оказавшись в длинном темном коридоре. Несколько минут простояла, отчаянно прислушиваясь, и пытаясь уловить хотя бы какой-то звук. Ничего.
Длинный коридор шел от задней двери до главной гостиной, и в него выходило несколько дверей. С одной стороны кухня, моя комната, гостевая. С другой стороны кабинет и еще две гостевые, одна большая, а вторая совсем крошечная. Вот именно туда я этого Барсика и поселю! Точно! А что, пусть маленькая, зато кровать есть, шкаф, стол и даже свой санузел. Думаю, он о таком и мечтать не смел! Пусть радуется.
Только смогла себя убедить в том, что я великодушна, заботлива и самое главное смела, как умудрилась в потемках задеть картину, висящую на стене и уронить ее на пол.
Черт!
Смелость опять улетучилась, словно ее и не было, и остаток пути до двери в свою комнату я проделала на цыпочках. Зашла внутрь, тихонько прикрыла дверь и, зажмурившись, прижалась к ней спиной.
Сердце с таким надрывом перекачивало кровь по венам, что в ушах стоял гул.
Зачем я в комнату зашла? Мне надо в гостиную! Поговорить с ним, пообщаться, да просто рассмотреть поближе, что там за подарочек мне судьба вручила.
А вместо этого я спряталась в своем логове, и испуганно прислушиваюсь к своему сердцебиению. Что за трусиха! Надо идти к нему!
Вот. Вот. Сейчас. Еще пару минут и пойду.
Пытаясь себя убедить в этом, я отошла от двери, дохромала до кровати и, тяжело вздохнув, присела на ее уголок. Во рту горький привкус, в ушах гул, в душе не пойми что твориться.
Знаю, что надо идти в гостиную, что оставила его по-скотски на полу, но не могла себя заставить даже пошевелиться. Опустила взгляд на часы. Уже почти пять. Или еще только пять? Может, он спит? Отдыхает от пережитого стресса, а в том, что этот самый стресс у него был, не сомневаюсь. Не каждый ведь день тебя дарят, да еще такой распрекрасной принцессе как Василиса Чуракова.
Точно! Спит!
Пусть спит, было бы неправильно беспокоить его в такую рань, пусть отдыхает.
С каким-то отчаянием ухватилась за эту нелепую мысль, дающую мне возможность еще ненадолго отложить нашу теплую встречу.
Сна не было ни в одном глазу, поэтому я решила привести себя в порядок. Приняла воздушный душ, избавивший меня от прокуренной атмосферы клуба, приняла лекарства, позволила роботу-доктору сделать мне уколы, после которых пришлось немного полежать, спасаясь от головокружения.
Взгляд упал на календарик с розочками. Хотела было зачеркнуть еще день, но остановилась. Рано, этот день еще прожить надо, и судя по тому, как надрывно бьется сердце, задача будет не из простых.
Хм, надо еще один календарь завести и там вычеркивать дни до того счастливого момента, когда смогу отпустить Барсика на волю и забыть обо всем этом безумии.
Шесть утра.
Пытаясь сдержать внутренний шторм, от которого руки ходили ходуном, мелкими нерешительными шажками направилась к двери. Давай, Васька, сделай это! Проблема сама не рассосется, и ты это знаешь.
В нерешительности сжав дверную ручку, простояла так наверное минут десять, не меньше, прислушиваясь к внутренним весам "идти – не идти", а потом, в очередной раз тяжело вздохнув, вышла в коридор и медленно, через силу, побрела в гостиную.
Будто воровка, незаконно проникнувшая в чужие владенья, я осторожно продвигалась по собственному дому. Длинный коридор в этот раз показался мне короче мгновения.
С трудом сдерживая тяжелое дыхание, я вышла в гостиную. На барной стойке валялись небрежно брошенные мной подарочные коробочки, браслет и скан-чип. Еле удалось сдержать стон разочарования. Видать где-то глубоко внутри я надеялась, что все это нелепая, кошмарная иллюзия, но предметы, попавшие в поля зрения, перечеркивали все надежды.
Он тут.
Еще несколько шагов и я приблизилась к стойке.
Может, все-таки его нет? Воспользовался отсутствием хозяйки и сбежал?
Еще шаг и взгляд натыкается на нелепую сине-красную клетчатую рубашку. Судорожно вздохнула, не в силах даже шевельнуться.
Барсик (сейчас стошнит от этого имени, вернее клички) находился именно там, где мы его вчера и оставили, в той же самой коленопреклонной позе.
Черт! Он что не мог за все это время по-другому устроиться? Или специально к моему приходу в такую позу вернулся? Не зная, что делать, покосилась на браслет. Что я там на нем нажала по указке Марики, отчего дядьку на пол свалило?
Блин, а что, если у него просто не было возможности лечь или сесть? Что, если эти чертовы кнопки отдают приказы, которые по своей воле не обойти? Да у него же за ночь в такой позе ни единого живого места не осталось! От этой мысли мне подурнело и пришлось вцепиться в столешницу.
Опять посмотрела на свою "собственность". Дыхание тяжелое, неровное, быстрое. Значит, ни черта не спит, притих, ждет моих действий.
А что мне делать? Чуть не завыла от безысходности. Я. Не. Знаю. Что. Делать.
Безумно захотелось развернуться и ухромать в свою комнату, закрыться там и будь что будет. Остановила меня только мысль о том, что ему сейчас хреново. Гораздо хреновей, чем мне. И страшно. Хотя у самой зубы от ужаса сводило.
Давай, Василиса, соберись!
– Эй, ты там живой? – странным каркающим голосом произнесла я.
Минутная тишина, потом хриплый сдавленный ответ:
– Да.
У меня волосы на руках дыбом встали. Это же человек, живой, мать его, человек! И он по всем документам принадлежит мне, как какая-нибудь табуретка. Безумие! Страшное безумие, оплетающее меня липкой паутиной паники. Я не справлюсь! Я точно с этим не справлюсь.
Стою над ним, а у самой руки трясутся, ноги, внутри все ходуном ходит.
Черт! Что я делаю? Почему стою как умалишенная над ним? Его же поднять с колен надо, поднять из этой унизительной позы.
И не особо думая о последствиях резко произнесла:
– Поднимайся!
Сама дернулась от фразы, сорвавшейся с моих губ. Прозвучало грубо и зло. И не важно, что злилась я на саму себя и больше ни на кого.
Он этого не знал.
Дрогнув от моего тона, попытался распрямиться, подняться, но вместо этого повалился на бок с громким стоном.
Мамочки! Зажав рот руками, я наблюдала за его мучениями. У него после такой ночи все мышцы должно было свести, а тут я со своим "поднимайся". Идиотка!
Первым порывом было бросится к нему, что бы помочь, но резкая боль спине, напомнила о моем плачевном состоянии. Да, я даже нагнуть к нему не смогу, какая тут помощь? Помощница, блин, нашлась!
Насколько могла быстро подошла к шкафу, распахнула дверцу и дрожащими руками стала перебирать всякую мелочь на полках. Тут должны были быть таблетки. Обезболивающее. Я точно помню, сама их сюда клала!
С трудом сдерживаясь от того, чтобы не зареветь, копалась в шкафчике, слыша как за моей спиной тяжело дышит человек, мучающийся от боли.
Пальцы наткнулись на нужную коробочку. Ура. Кое-как выдавила несколько штук. Схватила графин с водой и налила в стакан, безбожно звеня стеклянными стенками из-за трясущихся рук, и повторяя про себя как заведенная: мама, мамочка. Будто это могло меня спасти.
– Устройся как тебе удобно, – вымученно промычала, ставя полный стакан на стол, – вот таблетки. Прими две, должно быстро полегчать.
