bannerbannerbanner
полная версияМногогранник

Lizzy Pustosh
Многогранник

Полная версия

Раздался треск, Эст-Инджени быстро вскочил и крикнул своим обычным писклявым голосом, предварительно убрав две слезы из-под глаз: «Живо выходить! Иначе отправитесь под замок на век!» – поняв, что им некуда бежать, да и незачем, ребята зашли внутрь. На лице преподавателя выразился дикий гнев, и точно стало для всех, что сейчас их накажут на несколько десятков недель, но чтобы этого избежать Мишель первая прервала молчание.

– Подождите, мистер Эст-Инджени, мы не должны были так поступать: подслушивать нехорошо, но, как оказалось, мы оказались там, где нужны. Вы же говорили, что у вас проблемы, не так ли? – быстро протараторила Мишель, не давая вставать и слова.

– Вас это не касается, мисс О'Роуз!! – прогремел преподаватель, но девушка вновь перебила его.

– Подождите, не забывайте, что мы богаты, особенно Амос, да Амос? – она быстро повернулась к Эбейссу и заручилась согласием испуганного её действиями друга. – Если вы расскажете, в чем проблема, мы попытаемся все исправить. Если вам нужны деньги, то мы сможем помочь, – она лепетала так быстро, что, запутавшись в словах и звуках, мистер Эст-Инджени перестал сердиться и лишь оставил выражение презрения на своём лице.

– Что вы предлагаете-с, мисс О'Роуз, – надменно протянул он.

– Расскажите, в чем ваша беда.

– Я не собираюсь вам все рассказывать! – крикнул он в ответ.

– Не все, а самое главное… – не дрогнув ничем, настаивала на своём Мишель.

– Если вы хоть кому-то, хоть что-то!! – хотел разойтись мистер Эст-Инджени, но девушка его успокоила.

– Никогда и не при каких условиях. Мы вам обещаем, да, мальчики? – удостоверившись, что оба парня покачали для согласия головой, заверила Мишель. – В крайнем случаем мы не хотим отбыть долгое наказание в заключении особенно на ваших условиях, так что вы понимаете, что мы будем молчать.

– Хорошо… Но если только что-то просочится! Вы у меня будете просить прощения и спасения, стоя голыми коленями на горохе! Но я вам откажу! – начал, разгорячившись, он, да сменил свой тон на более тихий, вспомнив, что от «этих дрянных детишек» можно получить что-то выгодное. – Ладно, слушайте… черт, – он хотел глотнуть из своей фляжки, но обнаружил, что все выпил, – коньяк закончился! Да и даром! Слушаем сюда-с, – действие крепкого алкоголя начало постепенно проявляться (ну кто же пьет без закуски!). – Давным-давно родился я, ваш непокорный и не слуга, мистер Эст-Инджени, прошёл через этот чёртов Выбор (тогда-то я думал, что это хорошо все, так и должно быть, но…), стал учиться в лиге Сбыта и Добычи, думал, мол, стану лучшим бизнесменом моего века, но-о… как оказалось, таких там с лишком. Ай! – преподаватель отчего-то поморщился, – Хе-хе, нет, так не пойдёт, они узнают это, и вам ничего не изменить, – и поднял голову вверх; ребята хотели уточнить, что это значило, но мистер Эст-Инджени настойчиво продолжил рассказ, постепенно размариваясь под действием этилов. – Так что? Да-с, в Средней школе второго этапа ещё ничего было, хоть уже начинало не хватать средств на существование, не говоря, что учиться оказалось слишком непросто. Ай! – он снова поморщился.

– С вами все хорошо? – с тревогой спросил Ренат.

– Ха, ещё бы, они сейчас ещё мощность прибавят! Но не об этом. Учился вот, учился, да доучился – выпуск, и я свободный человек. Думал сейчас возьму небольшой кредит, открою торговую марку. Хоть правильно и думал, но оказалось, что нельзя долго существовать владельцем, если ты не из вас, не из Высших, – по лицу мужчины пробежал презрение вперемешку с завистью. – Отобрали все, что было, такие же, как твой отец, – и он указал на Амоса, отчего юноша даже смутился. – А главное – как! Просто бумажки не те, пришёл не туда – вот и банкрот. А есть-то… Ай! Нет-с, месье, вы меня не дергайте; я все расскажу: мне терять нечего… Так о чем я? Точно. Есть хочется, жить негде: как оказалось и с семьями там беды.

– Где «там», – спросила тут же Мишель.

– Да ты сама все знаешь! – воскликнул Эст-Инджени в ответ. – Смотри, чтоб не пришли… – и он указал пальцем в небо; мальчики подумали, что это так на него действует алкоголь. – Вот, значит, ик! Оу, прошу прощения! Значит, остался под мостом, на картонке, без гроша денег… – мужчину передернуло, точь будто вспомнил все, что его мучило тогда. – А они меня и нашли! Говорят: «Получишь место в одной школе, будешь присматривать за всеми – нам докладывать, а ещё и отчисления делать. В худшем же случае семью твою под серебряный град пустим, а тебя отправим на наш любимый рынок Абсурда». Мне же не хочется так. Вот и согласился. Ибо рынок тот – жуткое место, лучше и не знать о нем… Потом они меня одели, отмыли, научили, что и как стоит говорить, что делать, и отправили сюда, в Высшую школу. Ай! Так годы и шли. С ролью свыкнулся, да и нравится мне таким быть, да и приходится, но вот последние недели звонят мне, просят больше, а у меня теперь семья, – все крайне удивились. – Да, раньше здесь работала одна женщина, но её выгнали из-за каких-то потерянных бумаг, а мне она приглянулась, да и я ей. Так и вышло, что теперь есть чем дорожить. Но просят они заоблачно. Что делать – не знаю, не могу столько: жена привыкла жить в достатке, скоро и сын появиться. Вот, остаётся только пить непомерно. Ик! Главное, чтобы никто не узнал, иначе за такое точно выгонят.

– Нате, смесь таблеток вызовет обратное действие – вы протрезвеете, – достав из сумочки какие-то белые ампулы, протянула их преподавателю Мишель.

– Не думайте, мисс, что после этого что-то измениться, но, спасибо, это будет кстати, – мужчин быстро проглотил таблетки, и вдруг раздался звонок – мистер Эст-Инджени взял трубку. – Что? Ус… – он хотел что-то сказать, но, как было понятно, ему запретили; пару минут стояло молчание, лишь глаза преподавателя быстро бегали туда-сюда. – Вы сейчас серьёзно? – спросил спустя время Эст-Инджени, и отвернулся от ребят. – Нет, нет, мистер…я не могу так. Вы не расскажете, что будет после?.. Хорошо, хорошо… я согласен. Всё будет сделано. Но зачем?.. Ладно, понял. Все будет выплачено? Тогда я абсолютно ваш. Спасибо, – он взволнованно положил телефон в карман, и, в минуту протрезвев, надел свой обычный облик недовольства и лицемерия. – Так, все, дети, расходимся, – он махнул из кустов.

– Что это значит, мистер Эст-Инджени? – выйдя за ним, полюбопытствовала с беспокойством Мишель.

– Это означает, что я сделал большую ошибку. Лучше забудьте и никому не рассказывайте, что узнали. И уходите. Мне больше ваша помощь не нужна.

– Но как же, мистер Эст-Инджени? – остановил его Амос.

– Хм, очень просто, мистер Эбейсс. Кто-то более, чем вы, повлиял на все мои проблемы, так что…живо уходите! – сменив радость на презрение, крикнул он и направился в бокс.

Ребята застыли в непонимании: что произошло, никто не мог объяснить. Только Ренат, не любивший долгое бездействие, почти тут же решил идти к Рафу, который, скорее всего, уже освободился после занятия, и Мишель с Амосом, выйдя из помутнения, последовали за ним.

– Как думаете, – начал с осторожностью Амос, прервав продолжительное молчание, – что или кто смогло изменить намерения Эст-Инджени? И о чем он нам рассказывал… Думаете, все правда или он был просто пьян? Да и в конце концов почему он нам рассказал? – их троица свернула за угол в то время, как юноша, восклицая, спросил обо этом.

По затемненному коридору школы пронёсся скрип: где-то закрылась коморка.

– Думаю, – мягко ответила Мишель, – он был честен; я даже в этом уверена. Изменила же его решение весьма влиятельная фигура, обладающая властью и могуществом… – девушка замолчала, но тут же поправилась, – иначе бы, мне кажется, ему бы не удалось переубедить преподавателя.

– Весьма с тобой согласен, – вмешался Ренат, – но, кажется, он преувеличивал на счёт всех своих «страданий». Это же бред чистой воды, что такое случалось с ним: у нас есть гарантии на рабочие места и прочее, – с негодованием лепетал он.

– Нет, Ренат, не все то, чем кажется, – остановила его Мишель.

– Чушь, – настаивал на своём рыжеволосый и пылкий друг, – есть заверения, документы, слова магистров…

– Не верь магистрам, и все! – вскричала на него недовольная чем-то отягощающим девушка.

Ренат хотел сгоряча ответить ей, но Амос успел прервать их разговор:

– А-а что по поводу причины его откровения? Неужели так быстро сработал алкоголь, но это – бессмысленно, так как в этом случае ему пришлось бы начать употребление ещё с утра… – удивлялся он.

– Ах, разве это важно? – тут же спросила Мишель. – Мне вот интереснее, почему открыта дверь в лабораторию Рафа, смотрите! – девушка указала на единственный освещенный объект в этом коридоре, на кабинет для повышения мастерства, который обычно всегда закрыт: и с учениками внутри, и без них.

Мальчики перевели все свое внимание на эту странность.

– Хм, думаю, стоит зайти тихо: вдруг что, – предложил Амос – друзья согласились.

Метров пять до двери они шли на носочках, совсем не говоря. Кругом не было ни души. Только они, и кто-то внутри. Но кто – они не знали. Ренат, вызвавшийся идти первым, вёл их уверенно к двери. Минув расстояние, он остановился. Решив, что проход достаточно велик, юноша осторожно, напоминая краба на морском пляже, проскользнул в проем; Амос и Мишель – за ним.

Им открылась странная картина: пустой кабинет, почти никого нет, только один Раф сидит на полу возле приоткрытой двери коморки. Увидев друзей, он мигом прислонил палец к губам: главное – чтобы ребята не говорили. Но Ренат решил все же полюбопытствовать о происходящем здесь. На всеобщее же счастье, Мишель быстро закрыла его рот своей ладошкой – он быстро сменил свое решение. Неловким движением Раф позвал друзей к себе. Они подкрались и сели рядом с юношей. Ребятам было интересно, зачем он так поступает, и хотели спросить его об этом, но в этот же миг сами все поняли: через стену от них разговаривал с кем-то по телефону Клерк Грид, один из страшнейших преподавателей школы.

 

– Что? – хрипло, но размеренно и тихо спрашивал он. – Да, я знаю, что ей пришлось многое пережить… – кто-то вперемешку с гневом тоскливо кричал в трубке телефона. – Подождите, не горячитесь, я знаю, что мне не понять всего, что с ней сталось после того случая, но, пожалуйста, подождите… Я лишь хотел сказать, что очень виноват… Да, вы правы, я виноват безмерно, я пытался все исправить, но, к сожалению, – мужчина помедлил, – уже поздно… Да, я знаю, что слишком поздно. Просто примите мои соболезнования. Я очень виноват. Простите. Больше я… я не буду вам досаждать. Прощайте, – голос грозного мужчины дрогнул, после чего он попытался глубоко вздохнуть, но волнение помешало ему.

Амос, Мишель и Ренат сидели недвижно, временами переглядывались, пытались найти ответы друг в друге, и, в итоге, одновременно решили найти их в сидящем неподалёку Рафе. Он, однако, лишь указал на выход, не подняв на них даже глаз. Ребята не поняли поначалу, что это означало, но тот стал их подталкивать и гнать движениями рук прочь отсюда, так как в любой момент, как он предполагал, мог выйти Клерк Грид, и их участь была бы непредсказуемо печальнее любой существующей. Все четверо, опасаясь раскрытия, тотчас же двинулись к выходу. Кто-то оборачивался, кто-то следил за тем, чтобы случайно ничего не сказать или не уронить, кто-то просто следовал вперёд. Так медленно, но верно доползли до коридора. Раф, не произнеся ни слова, сразу же двинулся подальше от этого места – ребята, не утратив всего терпения, мирно отправились за ним.

– Что это было, Раф? – впав в неразумение, крикнул вдогонку Рафу Ренат.

Но юноша продолжал идти вперёд, уже подходя к парадному залу близ главного выхода.

– Да стой же ты! – негромко окрикнул его Амос, и вновь безуспешно: друг не останавливался.

– Раф, подожди! – более звонко позвала его Мишель, и юноша замер на месте, держа на плече портфель, но все ещё не оборачиваясь.

Ребята быстрым шагом подошли к нему.

– Что это… – Ренат хотел возмущённо договорить «значит», но увидел покрасневшие глаза Рафа и остановился в исступлении. – Ты плачешь? – спросил нерешительно он. В ответ лишь увидел, как у Рафа задергались ресницы и задолжала нижняя губа.

– Что с тобой? Это он сделал? – взяв руки юноши, не торопясь, спрашивала Мишель. – Или ты… что-то услышал? – Раф посмотрел ей в глаза, и по его лицу тут же полились до сих пор ещё сдерживаемые слезы – девушка приобняла его. – Пойдём в корпус, здесь совсем чуть-чуть осталось, – мальчик в ответ едва кивнул головой, и они пошли.

Ренат с Амосом молча двигались сзади. Хоть юноши и переживали за Рафа всем своим сердцем, но ничего не могли сделать ни с тем, чтобы помочь ему, ни самими собой: ребята были не в силах смотреть на слезы друга.

– Как думаешь, это серьёзно? – шёпотом спросил Ренат у Амоса, заходя в комнату 223.

– А, не знаю. Но Мишель разберётся, – очнувшись от раздумий, ответил он. – Мы же здесь вряд ли что сделаем.

Мишель действительно смогла разобраться, чем их общий друг так огорчен. Но перед тем она аккуратно посадила его на диван, укрыла одеялом и налила кружку мятного чая. Ей не пришлось даже спрашивать Рафа о чем-то еще: он сам начал говорить.

– Я же думал, что он плохой, думал, что он злой, ужасный человек, – у юноши слегка тряслись руки и голос, – который умеет исключительно насмехаться и кричать… Какой же я отвратительный! – всхлипывая, заключил Раф.

– Нет, это не так… – хотела уверить его Мишель, но он ее прервал.

– Нет, это так! И знаете почему? Потому что я воистину ужасен, как и говорили мне, – юноша затих.

– Кто говорил? – с некой печалью спросил Амос.

– Неважно… – сказал Раф и сделал глоток чая; друзья решили не мешать его рассуждению. – Важнее то, что он не такой, каким мы его видели столько лет. Представляете ж, у него есть сердце!.. Он не так просто был с нами груб… Как оказалось, даже очень непросто. Вы, наверное, и не догадывались, а у него была много лет назад одна ученица, как я понял, очень талантливая. Он говорил о ней: «Лиличка стоила всех моих учеников и самого меня! Такая умница, такой гений своего дела. Что она только и не напридумывала за те года, эх! Она была… не превзойдена». Его грубый и такой постоянно мрачный голос, да такие слова! Оказывается, раньше он был другой: добрый, радостный, очень любил помогать ученикам и… давал много воли на их творения, так много, что однажды не уследил. Вообразите, два десятка своевольных учеников, творящих шедевры кулинарии, кругом посуда, ножи, включённый огненные столбы для максимально обжарки и лишь чутка дисциплины. Один толкнул другого – полетели нож, посуда, на пол упали пачки и бутылки с ингредиентами. Девочка шла с подносом, на котором стоял ещё не запечённый пирог – не увидела под ногами ничего и наступила, а напор в них был сильный, такой сильный, что даже струя со смесью из этих самый странных специй брызнула наискось в другую девочку. Подумаешь, был бы там кетчуп или горчица – ничего, но там была какая-то органическая пыль, о которой нам даже и не рассказывали, не помню названия, но что-то связанное с пероксидами. Как оказалось, её излишек в сочетании с тут же попавшим под огонь лицом вызывает внутренние взрывы. Просто увидьте это: стоит Клерк Грид у своей коморки, смотрит на учеников и замечает, что на одну девочку попала давно известная ему приправа с взрывным характером, он бежит к ней, чтобы помочь и спасти ее, но девочка, ничего не видит: пыль же не почувствуешь на себе, да и в таком беспорядке хоть что могло упасть на неё (не привыкать!), и решает отнести свой десерт на поджарку. И что интересно – все это время качающаяся на краю бутылка масла вдруг падает и разливается прямо под ноги той девочке. Она скользит, пытается остановится, но не может. Преподаватель все ещё проталкивается через горы учеников и посуды. Девочка – от роду лет четырнадцати, совсем как ты, Мишель, – проскальзывает к включённому огню, пылкому и огромному, и взрезается телом в обжигающую основу, а лицом – в сам огонь… Она могла бы и вся в него попасть, но мистер Грид успел схватить её за ворот рубашки. Вроде бы, вот и все: обошлась лишь ожогами, но – нет. Только преподаватель повернул её к себе, как кожа закраснела, девочка начала пронзительно кричать: пыль скучилась в небольшие кружки и начала взрываться. Представляете? На его глазах взрывался человек. Все, кто там был перепугались. Но, и будучи перепуганным, мистер Грид не спасовал – сразу же накинул специально антипожарное покрывало, чем предотвратил сожжение, или точнее, полный взрыв девочки, и вызвал спецслужбу… – допивая последние капли чая, Раф замолчал; давно уже присевшие к нему ребята не могли найти ни слова, чтобы хоть что-то ответить на это – юноша продолжил. – Приехали специалисты – госпитализировали её. И снова-таки можно было рассчитывать на спасение, но… оказалось, что пыли было слишком много, и была она с какого-то подпольного рынка, следовательно, являлась опасной и без того. Девочка выжила, но пыль модернизировалась, приспособилась и оказалась в подкожной ткани, обвернутая слоями жировых структур – получились шарообразные гранулы со смертельным веществом: оболочка едва треснет, и пострадают вся кровеносная система, следовательно девочка умрёт… Было решено не делать операций: слишком опасно даже с новейшими технологиями, и стали поддерживать её жизнь за счёт аппаратов, совмещая с попытками внедрить какие-либо лекарственные препараты, по мнению врачей, способные растворить содержимое «гранулы смерти», но очень дорогие… После случившегося мистера Грида выгнали из какой-то там школы, было составлено множество протоколов, но он все же остался на свободе, ибо прямо не был виноват. Но сам он думал наоборот, потому все двадцать лет (!) навещал Лили и просил каждый раз прощения, так же помогал её семье, спонсируя средствами на лекарства и оборудования – это помогло дожить девушке до 34… Вы же знаете, что он вечно был несносный и раздражительный, но сегодня весь день он молчал и не показывал никаких эмоций, кроме глубокой печали, струящейся из его глаз… Оказывается сегодня перестали действовать все препараты, и девушка умерла… – юноша убрал давно опустевшую кружку из рук и закрыл ладонями лицо. – Когда я задержался, собирая учебники в портфель, прошло уже много времени, и он, наверное, думал, что все ушли, потому со всей злости бросил из своей коморки журнал, не увидев меня, к счастью. Там, как я узнал позже, было её дело. Оттуда мне все и стало известно. Какой я ужасный! Я прочёл чужую жизнь! Какой я ужасный! – юноша вскричал и из-под ладошек вновь полились слезы. – Знаете, – через пару минут убрав руки от лица, сказал Раф, – а ведь он уже оплатил её похороны и заказал в память о ней четырнадцать тысяч лучших десертов с алмазным порошком на бело-золотых обвертках. Эти десерты будут разосланы по всему миру, и на их эксклюзивной упаковке напишут: «Ни одна крошка не сравнится с мастерством и талантом, который я погубил в моей Лили; она была…» – а на самих десертах укажут, какой она была… – юноша глубоко вздохнул и с дрожью в голосе продолжил. – А я его считал ужасным! Это я ужасный, а не он… – Раф тихонько заплакал.

В комнате стояло молчание: никто не знал, что на это ответить. Так прошла пара минут.

– Раф, – решила нежно начать Мишель, переведя дыхания от его рассказа, – не угнетай себя. Ты не знал, что на все существуют причины. Это вполне нормально. Ничего не исправить – я знаю, но дальше ты сможешь изменить свое мнение, да ты уже изменил его… Перестань себя карать за то, о чем ты не знал. Главное – это то, что ты осознал. Подними глаза, – слегка приобняв его, сказала Мишель и подняла его голову за подбородок. – Вот, давай вытрем твои маленькие грустинки, – девушка, взяв у Амоса платочек, осторожно вытерла с глаз Рафа слезы; он смотрел на неё, как на лучшего человека в этом мире.

– Спасибо, Мишель… – с содроганием поблагодарил её белокурый юноша. – Но, мне кажется, что я виноват во всем, во всем абсолютно… и мистер Грид… Он не заслуживает, чтобы все так думали о нем… Он так несчастен! А я такой… – мальчик вновь хотел сказать «ужасен», но посмотрев на недовольство друзей переменил решение, – глупый! – с улыбкой вырвалось у него.

– Всё, друг, переставай. Мы знаем правду о мистере Гриде, ты знаешь правду о мистере Гриде, значит, все хорошо: о нем будут жить правильные воспоминания… А ты не плачь только, а то нам… как-то неудобно, – с желанием приободрить друга, выпалил Амос.

– Да, очень неудобно, – подтвердил Ренат и неказисто похлопал Рафа по плечу.

– Мальчики, – с укором посмотрела на них Мишель.

– Да ничего, Мишель. Всё хорошо. Давайте лучше обсудим, когда выдвигаемся на очередное приключение, – сказал, вставая с дивана, Раф и направился за оборудованием для «путешествия к недрам», как позже окрестили этот поход сами ребята.

Три часа подряд, меняя чашки с чаем, Мишель и Амос взламывали систему безопасности школы, пока в это же время Раф с Ренатом приготавливали водоотталкивающие костюмы (на случай, если протекает трубопровод, проходящий там), парящие светоизлучающие шары и некоторое количество закусок, если ребята проголодаются – и вот, шифрование поддалось друзьям, стала известна вся карта подземных ходов и находящихся в них камер слежения. Амос сразу же точно и аккуратно перерисовал изображение с дисплея на голографический планшет и воспроизвел 3D-картинку, указав на все «опасные места» и прочертив наиболее удобный путь между ними. Мишель была удивлена тому, как юноша мастерски нарисовал саму планировку туннелей и даже похвалила его за это, сказав, что из него вышел бы неплохой художник или инженер, на худой конец, отчего мальчик покраснел, как только что налившийся помидор. Смущение прошло, а за ним и ушли из корпуса все четверо друзей, захватив с собой оборудование для полуночного шествия под землёй.

Ребята с помощью антиблокировочного ключа вышли из корпуса, спустились на минусовой этаж, где находились системы управления школой, обогнули работников и, закрыв за собой люк, спустились глубоко в подземелье. Там было крайне темно.

– Достаньте шары, – прокомандовал Амос, и вынул из рюкзака свой. – Отлично. Гори! – прикрикнул он на парящий объект, и тот зажегся; ребята поступили также. – В следующий раз напомните, чтобы я сменил команду, а то так и голос можно надорвать.

– А ты в следующий раз напомни, чтобы я составлял маршрут. Ибо почему мы не спустились по той удобной горке недалеко от люка, а ползли по тёмной и сырой лестнице? – с недовольство спросил его Ренат, говоривший о специальном капсульном лифте, используемом рабочими для спуска в туннели.

– Хочешь попасться – можешь проехаться под камерами, – твердо ответил ему Амос.

Другу это не понравилось.

– А ты что такой нервный в последнее время? Что-то не нравится? – с каждым словом все больше раздражаясь, говорил Ренат.

– Да, и очень не нравится, – скорчив мину отвращения, буркнул черноволосый юноша.

 

– И что же? – передразнивая, пропищал другой в ответ.

Амос подошёл к нему вплотную, вероятно, желая ударить Рената, но Раф растолкал их в разные стороны.

– Да что с вами? – не понимая их действий, спросил обеспокоенный друг. – Ни с того, ни с сего начали перепалку. Пожалуйста, перестаньте. Амос пойдёшь передо мной, первым, а Ренат останется с Мишель, будет завершать цепочку, – он осторожно толкнул одного вперед, а другого – назад, и пошёл дальше, подкрепив свое решение согласием Мишель.

Обгибая углы, они долго шли по верному пути. Камеры встречались не слишком часто, но приходилось их обходить иногда и вовсе странным образом: то проползать по мокрому полу, едва приподнимая головы и проталкивая рюкзаки, то перебегать по потолку, удерживаясь ультралипкими чехлами на ботинках, то попросту свернуть в другую сторону от них. Всю дорогу Раф молча шел позади Амоса, лишь только слушая время от времени как его друзья о чем-то весело шутили сзади, а Амос же, в отличие от него, ещё и часто оборачивался посмотреть, что там происходит, но минув пару тупиков и уйму старых и новых закрытых дверей, ребята сумели найти ту самую, искомую ими комнату, где когда-то располагался бункер.

– Мне казалось, что дверь будет закрыта на ключ или замок, но… – удивлённо произнесла Мишель, увидев новейшую панель шифрования на титановой двери. – Это что-то неожиданное, так как такие, – девушка указала на светившийся экран, – выпущены были только недели две назад. Не уверена, что у меня есть дополнительные приспособления, чтобы взломать его… – она в раздумье отошла от ребят в сторону.

– У меня есть, – буркнул Амос, косо взглянув сначала на Рената, а потом на Мишель. – Подойди, я покажу, – девушка с радостным лицом подлетела к нему и заглянула в только что раскрывшийся чемодан с кучей странных прозрачных фигур и карт.

– Откуда, Амос? – взволнованно спросила она, разглядывая и осторожно перебирая все приборы. – Этого ещё ни у кого нет, кроме сами поставщиков…

– Да, кроме них. Оттуда я и взял, – Мишель посмотрела на него с едва заметным непониманием, но лишь на миг: после ей все разъяснилось, и она в ответ кивнула головой. – Да, ты все правильно уловила: мой отец и есть поставщик, то сеть одна из его фирм…

– Ты это попросил у него? И он прямо-таки выдал тебе столько слеш-ключей? – с пренебрежением поинтересовался Ренат.

– Нет, – отрезал Амос, – отец не знает об этом: отправили мне их с рынка.

– Но на рынках их нет, – мигом отозвался Раф.

– На… на рынке Абсурда есть, – помедлив, признался Амос.

– На том самом, про который говорил мистер Эст-Инджени? Ты с ума сошёл, Амос? – накинулся на него Ренат, но Мишель сразу же встала на защиту друга, хоть это и не особо было нужно.

– Тише, Рен, – нежно прошептала она, отодвигая друзей друг от друга, – он не прав, но не забывай, что и здесь у всего есть уши, – мальчик кинул озлобленный взгляд на Амоса, но отошёл в сторону. – Вот и хорошо, – заключила Мишель и подошла ко второму. – И как давно ты скупаешь контрабанду? – раздосадовано начала она.

– Это единственный раз, – опустив глаза, отвечал мальчик.

– Ты лжешь мне? – настойчиво спросила Мишель.

– Да… – с чувством вины ответил он ей. – Это не единственный раз, но я так много выкупил эксклюзивных вещей для наших прогулок, которые помогли нам, даже вот сейчас очень пригодятся эти не совсем законные ключи! – пытаясь убедить друзей в пользе контрабанды, говорил Амос.

– Нет! – громко отрезала Мишель. – Я думала, что это все законно и приходит в подарок от твоего отца, – юноша усмехнулся в ответ, – но, оказывается, я ошибалась и в этом, – она указала на чемодан, – и в тебе: я доверяла тебе, Амос, а ты, считай, меня предал своим обманом… – девушка опечаленно посмотрела в стыдом покрывшиеся глаза мальчика и отошла к панели шифрования, чтобы закончить начатый путь и открыть дверь.

Раф с Ренатом решили не мешать им и отошли в сторону доставать термосы с чаем.

– Мишель… – Амос осторожно подошёл к занятой дешифровкой девушке и легонько попытался приобнять её за плечи, но она тут же скинула его руку. – Мишель, я не понимаю, в чем виноват… точнее понимаю, что это плохо – покупать контрабанду, но не так уж ужасно… Мишель?

– Дело не в том, что ты покупал, – отвлекшись от работы, со вздохом сказала она, – а в том, что ты обманывал – если тебе непонятно это было из прошлых моих слов. Ты обещал довериться мне, но к чему же тогда ложь, Амос? – с грустью в глазах посмотрела она на него и отвернулась, не получив ответа. – Я знаю, что тебе нечего сказать. Посиди тогда уж, подумай о том, что ты наделал. И подумай ещё над тем, кого ты спонсировал своими покупками…

– Что? – словно выйдя из транса, спросил юноша.

– Ну да, конечно, ты не осведомленно скупал все, что тебе казалось нужным – очень естественно, – расстроившись, девушка затихла на мгновение. – Ладно, – но, собравшись с силами, продолжила, – раз ты не знал, то скажу, что тот рынок намного темнее, чем ты думаешь, и намного опаснее. Прокрастианцы, которые там работают и которые возглавляют его, – настолько потерянные люди, что способны сотворить нечто ужасное. Да и творили уже, но! Никто нам не раскроет синдикат, как говорится, поэтому в учебной литературе ты навряд ли смог бы что-либо прочесть о них… – девушка слегка задумалась и точно впала в какие-то собственные тайные рассуждения, но через минуту, вернувшись в реальность, сделала лёгкий поворот куба на панели, и дверь разблокировалась. – Отлично, – шёпотом добавила она. – Мы можем входить! – и крикнула ушедшим куда-то друзьям. – Ах, да, Амос, – обратилась Мишель вновь к нему, – не спонсируй больше, пожалуйста, то жалкое местечко. Хоть и спасибо за все потрясающее оборудование, но заказывай все же у производителей, – девушка, почти перестав сердится на друга, похлопала его по плечу.

– Спасибо, больше я тебя не разочарую, – прошептал с трепетом юноша, и получил в ответ порцию весёлого и одобрительного девичьего смеха.

– А ну-ка, ну-ка…– приговаривал подоспевший Ренат, открывая на себя дверь. – Это потрясающе, друзья! – восхитился юноша, когда перед ним появилась удивительно красивая комната, вся тотчас же осветившаяся люстрами и фонарями.

Это было пространство метров в восемьдесят квадратных, круглое, с двумя выходящими из него небольшими коридорами: один в отделение с десятком кроватей, другой – в ванную комнату. Убранство зала поражало всех, кроме Амоса: дома он часто сталкивался с таким стилем. Высокие потолки под тон молочно-бежевым витым колоннам, покрытым венецианской штукатуркой, и насыщенно-изумрудным обоям с шелкографией на стенах, массивные зеркала, обрамленные в тяжелые рамки из натуральных и благородных пород деревьев, стол с мраморной, как и белый с чёрными узорами пол, столешницей, книжные шкафы, большие по размерам и содержащие ценные коллекционные издания, комоды с резными ручками и зеркала, на которых располагались статуэтки, светильники определенных форм, карнавальные маски и сувенирные тарелки, различные вещицы, создающие необходимый антураж, лежавшие и на каминной полке – все это было неотъемлемой частью как этого зала, так и прошлой жизни Амоса.

– Хорошо они тут жили, даже у нас дома не так много подобных ваз, – подметил Ренат, указывая на большой сосуд с росписью.

– Потрясающе то, что так все сохранилось, – сказал Раф, указывая на подлинники картин прошедших веков. – За эксклюзивными вещами обычно хорошо следят, а тут… – и он провел рукой, тем самым говоря о пустоте вокруг.

– Ты прав: это очень странно, – согласилась Мишель и присела в кресло из белого бархата с золотой росписью, как и все остальные, до этого очистив свой костюм быстродействующим растворителем загрязнений, – но об этом позже…

Рейтинг@Mail.ru