Дэвид Линдсей
Путешествие к Арктуру
– Я Дигран. Я пришел сюда из Маттерплея. – Цвет его постоянно менялся, и Маскалл неожиданно сообразил, кого этот человек ему напоминает. Он походил на Джойвинд.
– Видимо, ты идешь в Пулиндред, Дигран? – с интересом осведомился Маскалл.
– По правде сказать, да, если смогу выбраться из этой проклятой страны.
– Ты, наверно, знаком там с Джойвинд?
– Она моя сестра. Я сейчас направляюсь туда, чтобы повидаться с ней. А что, ты ее знаешь?
– Я встречался с ней вчера.
– Тогда как тебя зовут?
– Маскалл.
– Я скажу ей, что встретил тебя. Это будет наша первая встреча за четыре года. Она здорова и счастлива?
– И то, и то, насколько я могу судить.
– Ты знаешь Пейно?
– Ее мужа – да.
– Но откуда ты? Я не видел раньше никого, похожего на тебя.
– Из другого мира. А где Маттерплей?
– Это первая страна за Топящим морем.
– Ну и как там – как вы развлекаетесь? Те же вечныеу бийства и неожиданные смерти?
– Ты болен? – спросил Дигран, – Кто эта женщина, и почему ты следуешь за ней по пятам, как раб? Мне она кажется безумной. Что это за труп – почему ты повсюду таскаешь его за собой?
Тайдомин улыбнулась.
– Я слышала, про Маттерплей говорят, что, если посеешь там ответ, тут же вырастает обильный урожай вопросов. Но почему ты нападаешь на меня без всякой причины, Дигран?
– Я не нападаю на тебя, женщина, но я тебя знаю. Я смотрю в тебя и вижу безумие. Это не имело бы значения, но мне не нравится, что такой разумный человек, как Маскалл, попался в твои грязные сети.
– Я думаю, что даже вы, умники Маттерплея, иногда ошибаетесь в людях. Однако я не спорю. Твое мнение, Дигран, для меня ничто. Отвечай на его вопросы, Маскалл. Не ради него – а потому что твоей женственной подруге будет несомненно любопытно узнать, почему тебя видели с мертвецом на плечах.
Губа Маскалла отвисла.
– Ничего не говори своей сестре, Дигран. Вообще не упоминай моего имени. Я не хочу, чтобы она знала о нашей встрече.
– Почему?
– Я не желаю – разве этого недостаточно?
Дигран казался бесстрастным.
– Мысли и слова, – сказал он, – которые не соответствуют реальным событиям мира, считаются самым позорным в Маттерплее.
– Я не прошу тебя лгать, лишь хранить молчание.
– Скрывать правду – это особая разновидность лжи. Я не могу выполнить твое желание. Я должен рассказать Джойвинд все, раз я это знаю.
Маскалл встал, и Тайдомин последовала его примеру. Она коснулась руки Диграна и странно посмотрела на него.
– Этот мертвец – мой муж, а убил его Маскалл. Теперь ты понимаешь, почему он хочет заставить тебя молчать.
– Я догадался, что здесь что-то нечисто, – сказал Дигран. – Неважно – исказить факты я не смогу. Джойвинд должна знать.
– Ты отказываешься считаться с ее чувствами? – бледнея, сказал Маскалл.
– С чувствами, которые расцветают на иллюзиях и чахнут и умирают на реальностях, считаться не стоит. Но чувства Джойвинд не таковы.
– Раз ты отказываешься сделать то, что я прошу, по крайней мере, возвращайся домой, не встречаясь с ней; эта встреча доставит твоей сестре мало удовольствия, если ты принесешь ей такие новости.
– Что за странные отношения между вами? – спросил Дигран, глядя на него с внезапно возникшим подозрением.
Маскалл несколько смутился.
– Боже праведный! Не сомневаешься же ты в своей сестре? В этом чистом ангеле?
Тайдомин мягко коснулась его.
– Я не знаю Джойвинд, но кто бы она ни была и на кого бы она ни походила, я знаю следующее – ей больше повезло с другом, чем с братом. А теперь, Маскалл, если ты действительно ценишь ее счастье, тебе придется сделать какой-то решительный шаг.
– Я и собираюсь, Дигран, я прерву твое путешествие.
– Если ты замышляешь второе убийство, ты, без сомнения, человек не простой.
Маскалл обернулся к Тайдомин и рассмеялся.
– Похоже, в этом путешествии я оставляю за собой след из трупов.
– Зачем труп? Убивать его нет необходимости.
– Спасибо и на том! – сухо сказал Дигран.
– Тем не менее какое-то преступление вот-вот произойдет. Я это чувствую.
– Тогда что мне делать? – спросил Маскалл.
– Не мое дело, и по правде сказать, меня это мало интересует… На твоем месте, Маскалл, я бы долго не колебалась. Неужели ты не понимаешь, как поглощают существ, которые своей слабой упрямой волей противятся тебе?
– Это еще худшее преступление, – сказал Маскалл.
– Кто знает? Он будет жить, но болтать не станет.
Дигран рассмеялся, но переменился в цвете.
– Значит, я был прав. Чудовище вырвалось на свет божий.
Маскалл положил руку ему на плечо.
– У тебя есть выбор, и мы не шутим. Сделай, как я прошу.
– Ты низко пал, Маскалл. Но ты бредешь во сне, и я не могу с тобой поговорить. Что до тебя, женщина, – ты, должно быть, с удовольствием купаешься в грехе…
– Между мной и Маскаллом странные узы; но ты лишь прохожий, чужак. Мне на тебя наплевать.
– И тем не менее вы не заставите меня изменить мои законные и справедливые намерения.
– Делай, как хочешь, – сказала Тайдомин.
– Если ты попадешь в беду, значит, твои мысли вряд ли соответствовали реальностям мира, чем ты хвастаешь. Это немое дело.
– Я пойду вперед, а не назад! – зло и резко воскликнул Дигран.
Тайдомин бросила на Маскалла быстрый злой взгляд.
– Будь свидетелем, что я пыталась убедить этого юношу. Теперь ты сам должен быстро решить, что важнее, счастье Диграна или счастье Джойвинд.
– Мне не нужно много времени, чтобы решить. Дигран, я дал тебе последнюю возможность передумать.
– Пока это в моих силах, я пойду дальше и предупрежу сестру о ее преступных друзьях.
Маскалл вновь вцепился в него, на этот раз с силой. Направляемый каким-то новым ужасным инстинктом, он крепко прижал юношу к себе всеми тремя руками. Ощущение острого удовольствия тут же пронизало его. И тут он впервые постиг восторженную радость «поглощения». Оно насытило голод воли, в точности как пища насыщает голод тела. Дигран оказался слабым – он почти не сопротивлялся. Его индивидуальность медленно и постепенно вошла в личность Маскалла. Последний стал сильным и пресыщенным. Жертва постепенно бледнела и становилась вялой, пока в руках Маскалла не оказался труп. Он совершил свое второе преступление. Никаких немедленных изменений в душе он не ощутил, но…
Тайдомин печально, как зимнее солнце, улыбнулась ему. Он ждал, что она заговорит, но она промолчала. Вместо этого она знаком велела ему поднять труп Кримтифона. Он подчинился и с изумлением понял, что на мертвом лице Диграна нет страшного оскала Кристалмена.
– Почему он не изменился? – пробормотал он. Тайдомин услышала его. Она слегка пнула Диграна своей маленькой ножкой.
– Он не мертв – поэтому. То выражение, которое ты имеешь в виду, ждет ТВОЕЙ смерти.
– Значит, это моя истинная суть?
Она нежно засмеялась.
– Ты прибыл сюда, чтобы изменить чужой мир, а теперь, похоже, изменился сам. О, Маскалл, в этом нет сомнений, не стой разинув рот. Ты принадлежишь Создателю, как все мы. Ты не царь и не бог.
– С каких пор я принадлежу ему?
– Какое это имеет значение? Возможно, с тех пор, как ты впервые вдохнул воздух Торманса, а возможно, всего пять минут.
И, не ожидая ответа, она пересекла рощицу и шагнула на следующий остров. Маскалл двинулся за ней, физически разбитый и очень огорченный.
Путешествие продолжалось еще полчаса без всяких происшествий. Характер пейзажа постепенно менялся. Вершины гор становились выше и отстояли друг от друга все дальше. Ущелья были заполнены катящимися белыми облаками, омывавшими берега пиков наподобие таинственного моря. Переходить с острова на остров было непросто, так широки стали разделяющие их пространства – но, однако, Тайдомин знала дорогу. Слепящий свет, фиолетово-синее небо, яркие пятна суши, торчащие из белого океана тумана, производили на Маскалла глубокое впечатление. Сияние Альпейна было скрыто громадной массой возвышающегося перед ними Дискурна.
К этому времени зеленый снег на вершине гигантской пирамиды уже полностью стаял. Ее черные, золотые и малиновые скалы выступали с ужасающим великолепием. Путники стояли у самого подножия горы, до которой оставалось меньше мили. Подъем не казался опасным, но Маскалл не знал, в какую сторону они направляются.
От вершины до подножия гору прорезали многочисленные прямые ущелья. То там, то тут виднелись бледно-зеленые водопады, похожие на узкие недвижные нити. Голый и неровный склон горы был усеян отдельными валунами и огромными остроконечными утесами, торчавшими повсюду, как железные зубы. Тайдрмин указала на небольшое черное отверстие у подножия, видимо пещеру.
– Вон там я живу.
– Ты тут живешь одна?
– Да.
– Странный выбор для женщины – а ведь ты довольно привлекательна.
– Жизнь женщины заканчивается в двадцать пять, – ответила она со вздохом. – А я гораздо старше. Десять лет назад там жила бы я, а не Ошикс. Тогда всего этого не случилось бы.
Четверть часа спустя они оказались перед входом в пещеру. Он имел высоту десять футов, и внутри царил непроглядный сумрак.
– Положи тело у входа, – скомандовала Тайдрмин. Он так и сделал.
Она бросила на него острый изучающий взгляд.
– Твое решение еще в силе, Маскалл?
– Почему бы ему не быть в силе? Я тверд.
Вдвоем они вошли в пещеру. В то же мгновение ужасающий грохот, похожий на гром прямо над их головами, заставил ослабевшее сердце Маскалла заколотиться изо всех сил. Груда валунов, камней и пыли обрушилась сверху у самого входа в пещеру. Если бы они задержались хоть на минуту, их настигла бы смерть.
Тайдомин даже не подняла глаз. Она взяла его за руку и повела во мрак. Воздух стал холодным, как лед. После первого поворота свет наружного мира исчез, и они остались в абсолютной темноте. Маскалл спотыкался на неровной почве, но Тайдомин крепко держала его и тащила вперед.
Туннель казался бесконечным. Однако вскоре атмосфера изменилась – во всяком случае, так ему показалось. Он каким-то образом догадался, что они вошли в большое помещение. Здесь Тайдомин остановилась и мягким нажатием заставила его опуститься. Шаря рукой, он наткнулся на камень, и ощупав его со всех сторон, обнаружил, что это подобие каменной плиту или ложа, приподнятого над землей на фут или чуть больше. Она велела ему лечь.
– Пришло время? – спросил Маскалл.
– Да.
Он лег и ждал во тьме, в полном неведении, что ему предстоит. Он почувствовал, как она схватила его за руку. И без всякого перехода он полностью потерял ощущение своего тела; он больше не чувствовал конечностей или внутренних органов. Сознание оставалось активным и настороженным. Похоже, ничего особенного не происходило.
Затем в помещении начало светлеть, как очень ранним утром. Он ничего не видел, но что-то действовало на сетчатку глаза. Ему показалось, что он слышит музыку, но едва он попытался к ней прислушаться, музыка прекратилась. Свет становился сильнее, воздух теплее, он услышал приглушенный звук отдаленных голосов.
Неожиданно Тайдомин сильно стиснула его руку. Он услышал чей-то слабый вскрик, затем ярко вспыхнул свет, и он увидел все отчетливо.
Он лежал на деревянном ложе в странным образом украшенной комнате, освещенной электричеством. Руку его сжимала не Тайдомин, а человек, одетый в цивилизованные одежды, чье лицо он несомненно видел раньше, но при каких обстоятельствах, он припомнить не мог. Поодаль стояли другие люди – тоже смутно знакомые ему.
Все, казалось, наблюдали за ним с тревогой и волнением – почему, подумал он. Он чувствовал, что встречался с ними раньше. В частности, он знал двоих – человека в дальнем конце комнаты, беспокойно шагавшего взад-вперед с лицом, отражавшим суровое святое величие; и того, другого, огромного бородатого мужчину, – которым был он сам. Да – он смотрел на своего собственного двойника. Как будто проживший преступную жизнь человек средних лет неожиданно увидел фотографию себя в горячей идеалистичной юности.
Его второе я обратилось к нему. Он слышал звуки, но не улавливал смысла. Потом дверь неожиданно распахнулась, и влетела невысокая личность звероподобного вида. Поведение вошедшего показалось необычным всем окружающим, а затем он подошел прямо к нему, Маскаллу. Лицо незнакомца приняло ужасное выражение, он схватил Маскалла за шею своими волосатыми руками. Маскалл почувствовал, как гнутся и ломаются его кости. Мучительная боль прошла по всем нервам его тела, и он испытал ощущение надвигающейся смерти. Он закричал и беспомощно рухнул на пол. Комната и люди исчезли – свет погас.
И вновь он очутился во мраке пещеры. На этот раз он лежал на земле, но Тайдомин сидела рядом с ним, держа его за руку. Он чувствовал сильнейшие телесные муки, но они были лишь фоном для отчаянных душевных мук.
Тайдомин обратилась к нему с мягким упреком.
– Почему ты вернулся так скоро? Мне не хватило времени. Ты должен снова вернуться туда.
Он ухватился за нее и, подтянувшись, встал. Она тихо вскрикнула, как от боли.
– Что это значит? Что ты делаешь, Маскалл?
– Крэг, – начал Маскалл, но при попытке произнести эти слова он задохнулся и был вынужден остановиться.
– Крэг – что Крэг? Быстро скажи мне, что случилось. Отпусти мою руку.
Он еще крепче вцепился в нее.
– Да, я видел Крэга. Я проснулся.
– О! Ты проснулся, проснулся.
– И ты должна умереть, – страшным голосом произнес Маскалл.
– Но почему? Что произошло?…
– Ты должна умереть, а я должен убить тебя. Потому что я проснулся, вот и все. Ты, запятнанная кровью учительница зла!
Некоторое время Тайдомин тяжело дышала. Затем вдруг к ней вернулось самообладание.
– Не совершишь же ты насилие здесь, в этой черной пещере.
– Нет, солнце должно видеть все, ибо это не убийство. Но будь уверена, ты умрешь – ты должна искупить свои страшные преступления.
– Ты это уже говорил, и, я вижу, у тебя хватит сил. Ты ускользнул от меня. Это очень странно. Ну тогда, Маскалл, пойдем наружу. Я не боюсь. Но будь снисходителен, выбирая способ, ведь я была снисходительна к тебе. У меня нет других просьб.
11. НА ДИСКУРНЕ
К тому времени, как они вновь оказались у входа в пещеру, блодсомбр был в разгаре. Местность перед ними спускалась вниз – длинный ряд горных островов в облачном море. Позади них на тысячу или больше футов возвышались яркие грандиозные скалы Дискурна. Маскалл с горящими глазами и глупым выражением на лице все еще держал женщину за руку. Она не пыталась заговорить или вырваться и казалась абсолютно кроткой и спокойной.
Он долго, молча, смотрел на расстилавшуюся перед ним местность, затем повернулся к ней.
– Где это огненное озеро, о котором ты говорила?
– На другой стороне горы. Но почему ты спросил?
– Нам неплохо бы немного прогуляться. Я успокоюсь, мне это как раз нужно. Я хотел бы, чтобы ты поняла: то, что случится, не убийство, а казнь.
– Суть та же, – сказала Тайдомин.
– Я не хочу, чтобы когда я уйду из этой страны, у меня осталось ощущение, что позади я оставил демона, бродящего на свободе. Это будет несправедливо по отношению к другим. Так что мы пойдем к озеру, которое обещает тебе легкую смерть.
Она пожала плечами.
– Нужно подождать, пока закончится блодсомбр.
– Сейчас не время для приятных ощущений. Как бы ни было жарко сейчас, к вечеру нам обоим станет холодно. Пойдем не медля.
– Ты конечно хозяин, Маскалл… Можно мне не нести Кримтифона?
Маскалл странно взглянул на нее.
– Я не могу никого лишить похорон.
Она с трудом взвалила тело на свои узкие плечи, и они вышли на солнце. Зной будто ударил их по голове. Маскалл отступил в сторону, пропуская ее вперед, но в своем сердце он не испытывал ни малейшего сострадания. Он размышлял о всем дурном, что сделала ему эта женщина.
Дорога шла вдоль южной стороны огромной пирамиды у самого основания. Неровная тропа была завалена валунами, ее пересекали трещины и ливневые канавы; вода виднелась, но до нее было не дотянуться. Никакой тени поблизости. Их кожа вздулась волдырями, казалось высохла вся влага, содержавшаяся в их крови. Маскалл забыл о собственных муках, в дьявольском наслаждении от мук, испытываемых Тайдомин.
– Спой мне песню! – воскликнул он.
Она повернула голову и посмотрела на него странным долгим взглядом; затем без всяких возражений запела низким причудливым голосом. Песня была настолько необычной, что ему пришлось потереть глаза, чтобы удостовериться, что он не спит. Медленные переходы гротескной мелодии начали ужасным образом возбуждать его; слова были полной галиматьей – или же их значение оказалось для него слишком глубоко.
– Где, во имя всех нечистых сил, ты научилась этому, женщина?
Тайдомин выдавила слабую улыбку. Труп, отвратительно подергиваясь, раскачивался на ее левом плече. Она удерживала его обеими руками.
– Жаль, что мы не встретились, как друзья, Маскалл. Я показала бы тебе такие стороны Торманса, которых ты теперь, возможно, никогда не увидишь. Дикие, безумные стороны. Но теперь слишком поздно, и это не имеет значения.
Они обогнули угол горы и начали пересекать западное основание.
– Как быстрее всего выбраться из этой несчастной страны? – спросил Маскалл.
– Проще всего идти в Сант.
– Его видно откуда-нибудь?
– Да, хотя до него далеко.
– Ты была там?
– Я женщина, мне запрещено.
– Правда. Я слышал что-то в этом роде.
– Но не задавай мне больше вопросов, – попросила Тайдомин, уже лишавшаяся чувств.
Маскалл остановился у маленького ручья. Он попил сам, затем, сложив ладони чашечкой, напоил женщину, чтобы она могла не опускать свою ношу. Нолая вода подействовала волшебным образом – казалось, проникла во все клетки его тела, будто они были порами губки, жадно всасывающими жидкость. Тайдомин пришла в себя.
Спустя примерно три четверти часа они обошли второй угол, и перед ними предстал вид северной части Дискурна. В сотне ярдов ниже по склону, по которому они шли, гора резко обрывалась пропастью. Воздух над ней был затянут какой-то зеленой дымкой, которая сильно дрожала, будто под ней находилась печь.
– Озеро внизу, – сказала Тайдомин.
Маскалл с любопытством огляделся. По ту сторону кратера местность непрерывно опускалась до самого горизонта. Позади них меж камней вилась узкая тропа, ведущая к вершине пирамиды. Очень далеко, на северо-востоке, над всей окружающей местностью заметно возвышалось длинное плато. Это был Сант – и в этот момент Маскалл решил, что он направится туда сегодня же.
Тем временем Тайдомин подошла к самой пропасти и положила тело Кримтифона у края. Через минуту-другую Маскалл присоединился к ней; подойдя к краю, он тут же лег на живот, чтобы посмотреть на огненное озеро. Шквал горячего, удушающего воздуха ударил ему в лицо, он закашлялся, но не встал, пока вдоволь не насмотрелся на огромное море зеленой жидкой лавы, колышащейся и кружащей внизу, совсем недалеко.
Снизу донесся слабый звук ударов барабана. Маскалл напряженно вслушивался, и сердце его забилось учащенно, и мрачная тревога покинула его душу. Весь этот мир и происходящее в нем казалось в этот момент ФАЛЬШИВЫМ и лишенным смысла…
Он рассеянно поднялся на ноги. Тайдомин что-то говорила своему мертвому мужу. Она не отводила взгляда от отвратительного, цвета слоновой кости лица, играла фиолетовыми волосами. Заметив Маскалла, она торопливо поцеловала поблекшие губы и встала с колен. Подняв труп всеми тремя руками, она шатаясь подошла к самому краю пропасти, и секунду поколебавшись, уронила его в лаву. Он тут же беззвучно исчез; донесся лишь металлический всплеск. Таковы были похороны Кримтифона.
– Теперь я готова, Маскалл.
Он не ответил, а смотрел мимо. Позади нее, неподалеку, стояла еще одна фигура, прямо и скорбно. Это была Джойвинд. Лицо ее осунулось, взгляд обвинял. Маскалл понял, что это фантом, что настоящая Джойвинд находится за много миль отсюда, в Пулиндреде.
– Обернись, Тайдомин, – холодно сказал он, – и скажи мне, что ты видишь позади.
– Я ничего не вижу, – ответила она, оборачиваясь.
– А я вижу Джойвинд.
Он еще не кончил говорить, как признак исчез. Так хочет ОНА.
Женщина задумчиво провела пальцем по подбородку.
– Вот не ожидала, что когда-нибудь буду обязана жизнью кому-то из женщин, но так тому и быть. А что с тобой случилось в моей пещере?
– Я действительно видел Крэга.
– Да, должно быть произошло какое-то чудо. – Вдруг ее передернуло. – Давай уйдем с этого ужасного места. Я никогда больше не приду сюда.
– Да, – сказал Маскалл, – оно пахнет мертвецами и смертью. Но куда мы пойдем – что будем делать? Отведи меня в Сант. Я должен покинуть эту адскую землю.
Она не тронулась с места, глядя в одну точку бессмысленными пустыми глазами. Затем вдруг с горечью усмехнулась.
– Наше совместное путешествие получается своеобразным. Но чем быть одной, я лучше пойду с тобой – однако, ты знаешь, едва моя нога ступит в Сант, меня убьют.
– По крайней мере проводи меня. Я хочу попасть туда до ночи. Это возможно?
– Если ты хочешь рискнуть против природы. А впрочем, почему бы не рискнуть сегодня. Тебе везет. Но когда-нибудь она покинет тебя – твоя удача.
– Пошли, – сказал Маскалл. – Той удачей, что я имел до сих пор, хвастаться не приходится.
Когда они пустились в путь, блодсомбр уже закончился, день перевалил за полдень, но жара казалась более удушающей, чем когда-либо. Они не пытались найти предлога для беседы; оба были погружены в свои собственные тягостные мысли. Местность понижалась во все стороны от Дискурна, лишь по направлению к Санту она плавно неуклонно поднималась. Темное отдаленное плато по-прежнему возвышалось над местностью, и после часа ходьбы они, казалось, нисколько не приблизились к нему. Воздух казался спертым и застоявшимся.
Постепенно внимание Маскалла привлек вертикально стоящий предмет, явно работа человека. Это был ровный ствол дерева, еще с корой, закрепленный в каменистой почве. Из верхнего конца торчали три ветви, направленные вверх под острым углом. Эти ветви были лишены мелких сучьев и листьев, а подойдя ближе, Маскалл увидел, что они прикреплены искусственно, на равном расстоянии друг от друга.
Он разглядывал этот предмет, и вдруг ему показалось, что его охватил странный порыв самоуверенного тщеславия и самонадеянности, но настолько кратковременный, что он ни в чем не был уверен.
– Что это может быть, Тайдомин?
– Это Трезубец Хейтора.
– А для чего он?
– Это ориентир на пути в Сант. Хейтор основал Сант много тысяч лет назад. Он заложил принципы, по которым они все живут, а этот трезубец его символ. Когда я была маленькой, отец рассказывал мне эти легенды, но я большинство из них забыла.
Маскалл внимательно осмотрел трезубец.
– Он как-нибудь действует на тебя?
– А с какой бы стати, – сказала она, презрительно опуская губу. – Я всего лишь женщина, а эти обряды мужские.
– Какая-то радость охватила меня, – сказал Маскалл, – но возможно, я ошибаюсь.
Они пошли дальше. Характер местности понемногу изменился. Участки твердой земли становились более обширными, расщелины стали уже и встречались реже. Теперь не случалось провалов и подъемов. Странная природа Ифдон-Мареста, похоже, уступала место иному порядку вещей.
Позже им встретилась стая, состоявшая из кусочков бледно-голубого желе, парящих в воздухе. Это были миниатюрные животные. Тайдомин поймала один кусочек и начала есть его как едят сорванный с дерева сочный персик. Маскалл, ничего не евший с самого утра, не замедлил последовать ее примеру. Сразу же какая-то электрическая энергия наполнила его тело, мышцы восстановили упругость, сердце начало биться тяжелыми, сильными, неторопливыми ударами.
– Похоже, пища и тело очень хорошо гармонируют в этом мире, – заметил он с улыбкой.
Она взглянула на него.
– Объяснение, возможно, не в пище, а в твоем теле.
– Это тело прибыло со мной.
– С тобой прибыла душа, но она тоже быстро меняется.
В одной рощице они натолкнулись на невысокое раскидистое дерево без листьев, но со множеством тонких гибких ветвей, походивших на щупальца каракатицы. Некоторые из этих ветвей быстро двигались. Между ними в необычной манере скакал пушистый зверек, немного напоминавший дикую кошку. Но в следующее мгновение Маскалл с изумлением понял, что зверек вовсе не скачет, а дерево перебрасывает его с ветки на ветку, как кошка перебрасывает пойманную мышь из лапы в лапу.
Некоторое время он с нездоровым интересом наблюдал за этим зрелищем.
– Какая ужасная смена ролей, Тайдомин!
– Видно, что у тебя это вызывает отвращение, – ответила она, подавляя зевоту. – Но лишь потому, что ты раб слов. Назови это растение животным и увидишь, что все происходящее естественно и приятно. А почему бы тебе не назвать его животным?
– Я знаю, что пока нахожусь в Ифдон-Мареете, я буду вынужден выслушивать подобное.
Они брели уже с час молча. День начал хмуриться. Легкая дымка окутала местность, а солнце превратилось в огромный красный диск, на который можно было смотреть, не щурясь. Навстречу подул прохладный сырой ветер. Вскоре стало еще темнее, солнце исчезло, и взглянув сначала на свою спутницу, а затем на себя, Маскалл заметил, что их кожа и одежда покрыты чем-то вроде зеленого инея.
Расщелин больше не было. Примерно в полумиле перед ними на фоне темного тумана двигался целый лес высоких водяных смерчей, медленно и грациозно вращавшихся в разные стороны. Зеленые светящиеся смерчи выглядели угрожающе. Тайдомин объяснила, что это вовсе не водяные смерчи, а движущиеся столбы молний.
– Тогда они опасны?
– Мы так считаем, – ответила она, пристально вглядывавясь в них. – Там идет кто-то, у кого, похоже, иное мнение.
Среди смерчей, полностью окруженный ими, медленной ровной спокойной поступью, спиной к Маскаллу и Тайдомин, шел человек. В его внешности было что-то необычное – его фигура казалась необычайно отчетливой, объемной и реальной.
– Если там опасность, его нужно предостеречь, – сказал Маскалл.
– Кому вечно не терпится учить, сам ничему не научится, – холодно ответила женщина. Она удержала Маскалла рукой и продолжала наблюдать.
Основание одного из столбов коснулось человека. Он остался невредим, лишь резко обернулся вокруг, будто впервые заметил близость этих смертельных вальсирующих смерчей. Затем он выпрямился во весь рост и вытянул обе руки над головой, как ныряльщик. Похоже, он обращался к столбам с речью.
У них на глазах электрические смерчи разрядились серией громких взрывов. Незнакомец стоял один, невредимый. Он опустил руки. В следующее мгновение он заметил Маскалла и Тайдомин и остановился, ожидая пока они приблизятся. По мере приближения его живописная четкость становилась все более заметной; казалось, его тело состояло из какой-то субстанции, более тяжелой и плотной, чем обычная материя. Тайдомин выглядела рассеянной.
– Должно быть, это человек из Санта. Я не встречала никого, похожего на него раньше. Это для меня великий день.
– ОН должно быть очень важная личность, – пробормотал Маскалл.
Они уже подошли к нему. Высокий сильный бородатый человек был одет в рубашку и штаны, сделанные из шкур. Он стоял спиной к ветру, и зеленый налет на его лице и руках превратился в стекающую влагу, сквозь которую можно было различить его естественный цвет, светло-серый. Третьей руки не было. На них смотрело грубое хмурое лицо с выступающим подбородком, на котором вперед торчала борода. На лбу вместо сорба виднелись две плоские мембраны, похожие на рудиментарные глаза. Эти лишенные выражения мембраны каким-то странным образом придавали дополнительную живость расположенным ниже суровым глазам. Когда их взгляд остановился на Маскалле, тот почувствовал, будто его мозг тщательно исследуют. Человек был не молод, но и не стар.
Его физическая отчетливость превосходила природу. По контрасту с ним любой предмет по соседству выглядел неясным и размытым. Личность Тайдомин вдруг стала тусклой, схематичной, лишенной значения, и Маскалл понял, что и с ним дела не лучше. Странное, все убыстряющееся пламя побежало по его венам.
Он повернулся к женщине.
– Если этот человек идет в Сант, я присоединюсь к нему. Теперь мы можем расстаться. Без сомнения, на твой взгляд уже давно пора.
– Пусть Тайдомин тоже идет.
Слова прозвучали на грубом чужом языке, но Маскалл понял их, как если бы говорили по-английски.
– Ты знаешь мое имя и также знаешь мой пол, – спокойно сказала Тайдомин. – Войти в Сант для меня смерть.
– Это старый закон. Я носитель нового закона.
– И его признают?
– Старая кожа трескается, под ней незаметно образовалась новая, пришло время менять кожу.
Разразилась буря. Они стояли и разговаривали, не замечая хлещущего зеленого снега и сильного холода.
– Как тебя зовут? – спросил Маскалл, сердце которого сильно билось.
– Меня зовут Спейдвил, Маскалл. Ты, пересекший темный океан космоса, будешь моим первым свидетелем и последователем. Ты, Тайдомин, дочь презренного пола, второй.
– Новый закон. Но в чем он?
– Пока видит глаз, какой смысл уху слышать?… Подойдите ко мне, вы, оба!
Тайдомин, не колеблясь, подошла к нему. Спейдвил прижал свою руку к ее сорбу и держал так несколько минут, стоя с закрытыми глазами. Когда он ее убрал, Маскалл увидел, что сорб превратился в две мембраны, как у самого Спейдвила.
Тайдомин выглядела потрясенной, некоторое время она молча оглядывала все окружающее, видимо проверяя свой новый дар. Затем в глазах ее появились слезы и склонившись, она схватила руку Спейдвила и торопливо поцеловала ее много раз.
– Мое прошлое было плохим, – сказала она. – Многим я принесла зло, а добро – никому. Я убивала – и хуже. Но теперь я могу все это отбросить и смеяться. Ничто не может повредить мне. О, Маскалл, мы оба были глупцами!
– Неужели ты не раскаиваешься в своих преступлениях? – спросил Маскалл.
– Оставь прошлое в покое, – сказал Спейдвил. – Его изменить нельзя. Лишь только будущее принадлежит нам. Свежее и чистое, оно начинается с этой самой минуты. Почему ты колеблешься, Маскалл? Ты боишься?
– Как называются эти органы и каково их назначение?
– Это зонды, они – врата, открывающиеся в новый мир.
Маскалл без дальнейших колебаний позволил Спейдвилу закрыть его сорб.
Железная рука еще давила на его лоб, а новый закон уже тихо заполнял его сознание, как плавно бегущий поток чистой воды, который ранее преграждала его упрямая воля. Этим законом был ДОЛГ.
