Дэвид Линдсей
Путешествие к Арктуру
19. САЛЛЕНБОД
Обнаженная кожа Салленбод мягко светилась во тьме, но тело, прикрытое одеждой, было невидимо. Маскалл с дрожью наблюдал за ее бесчувственным улыбающимся лицом. Странные ощущения пробегали по его телу.
Из темноты раздался голос Корпана:
– Она как злой дух, полный смерти.
– Это выглядело, будто поцелуй с молнией.
– Хонт обезумел от страсти.
– Я тоже, – сказал Маскалл тихо. – Будто мое тело полно камней, трущихся друг о друга.
– Вот этого я и боялся.
– Похоже, мне придется тоже поцеловать ее.
Корпан потянул его за руку.
– Ты что, потерял всю мужественность?
Но Маскалл нетерпеливо стряхнул его руку. Он нервно дергал себя за бороду и пристально смотрел на Салленбод. Губы его беспрерывно дергались. Так продолжалось несколько минут, затем он шагнул вперед, склонился над женщиной и поднял ее. Прислонив Салленбод к шершавому стволу дерева, он поцеловал ее. Холодный, как от ножа, удар сотряс его тело. Он решил, что это смерть, и потерял сознание.
Когда он пришел в чувство, Салленбод держала его за плечо на расстоянии вытянутой руки, изучая его лицо печальными глазами. Сначала он не узнал ее, это была не та женщина, которую он поцеловал, а другая. Затем он понемногу сообразил, что это то же лицо, которое вызвал к жизни поцелуй Хонта. Абсолютное спокойствие охватило его; все дурные ощущения исчезли.
Салленбод превратилась в живое существо. Кожа ее стала плотной, черты лица четкими, глаза светились сознанием силы. Она была высокой и изящной, но все жесты и движения казались замедленными. Лицо ее не было красивым. Длинное, бледно подсвеченное; рот, как огненный надрез, пересекал его нижнюю часть. Столь же прекрасные, как и раньше, губы; густые брови. В ней не было ничего вульгарного – она выглядела самой ЦАРСТВЕННОЙ из всех женщин. На вид ей можно было дать не более двадцати пяти лет.
Ей, видимо, надоело, что он ее разглядывает, она слегка оттолкнула его и опустила свою руку, одновременно изогнув рот в широкой улыбке.
– Кого я должна благодарить за этот дар жизни?
У нее был красивый, неторопливый странный голос. Маскаллу показалось, что все происходит во сне.
– Меня зовут Маскалл.
Она жестом велела ему подвинуться ближе.
– Послушай, Маскалл. Один мужчина за другим вытаскивали меня в мир, но не могли удержать меня там, потому что я этого не хотела. Но теперь ты вытащил меня сюда навсегда, на счастье или на горе.
Маскалл вытянул руку в сторону теперь невидимого трупа и тихо сказал:
– Что ты можешь сказать о НЕМ?
– Кто это был?
– Хонт.
– Значит, это был Хонт. Новости распространятся быстро и повсюду. Он был знаменитым человеком.
– Это ужасный случай. Не могу подумать, что ты умышленно убила его.
– Мы, женщины, наделены страшной силой, но лишь для защиты. Мы не хотим этих посещений, мы испытываем к ним отвращение.
– Я тоже мог умереть.
– Вы пришли вместе?
– Нас было трое. Корпан все стоит вон там.
– Я вижу чуть светящуюся фигуру. Что тебе нужно от меня, Корпан?
– Ничего.
– Тогда уходи прочь и оставь меня с Маскаллом.
– Не нужно, Корпан. Я иду с тобой.
– Значит, это не такое уж удовольствие? – спросил из мрака тихий серьезный голос.
– Нет, то удовольствие не вернулось.
Салленбод с силой схватила его за руку.
– О каком удовольствии ты говоришь?
– Предчувствие любви, которое я недавно испытал.
– А как ты чувствуешь себя сейчас?
– Спокойным и свободным.
Лицо Салленбод казалось похожим на мертвенно-бледную маску, скрывающую медленно поднимавшееся море неодолимых страстей.
– Я не знаю, чем это кончится, Маскалл, но мы некоторое время будем вместе. Куда ты идешь?
– На Эдидж, – сказал Корпан, выступая вперед.
– Но почему?
– Мы идем по стопам Лодда, который несколько лет назад ушел туда, чтобы отыскать свет Маспела.
– Это свет иного мира, – добавил Маскалл.
– Грандиозная цель. Но разве женщины не могут увидеть этот свет?
– При одном условии, – сказал Корпан. – Они должны забыть про свой пол. Женственность и любовь связаны с жизнью, а Маспел выше жизни.
– Я отдаю тебе всех остальных мужчин, – сказала Салленбод. – Маскалл мой.
– Нет. Я здесь не для того, чтобы помочь Маскаллу найти любовницу, а чтобы напоминать ему о существовании более возвышенных вещей.
– Ты хороший человек. Но вы вдвоем никогда не найдете дорогу на Эдидж.
– Тебе она знакома?
Вновь женщина схватила Маскалла за руку.
– Что такое любовь, которую отвергает Корпан?
Маскалл внимательно посмотрел на нее. Салленбод продолжала:
– Любовь это нечто, желающее исчезнуть и превратиться в ничто ради любимого.
Корпан наморщил лоб.
– Великодушная влюбленная женщина – это нечто новое для меня.
Маскалл рукой отодвинул его в сторону и сказал Салленбод:
– Ты задумала жертву?
Она посмотрела на свои ступни и улыбнулась.
– Какая разница, каковы мои мысли?.. Скажи, ты отправляешься сразу или собираешься сначала отдохнуть? Дорога на Эдидж трудна.
– Что ты задумала? – спросил Маскалл.
– Я немного провожу вас. Когда мы достигнем хребта между Сарклэшем и Эдиджем, я, может быть, поверну назад.
– А потом?
– Потом, если будет светить луна, вы, может быть, доберетесь до рассвета, а если будет темно, то вряд ли.
– Я не это имел в виду. Что станет с тобой после того, как мы расстанемся?
– Я куда-нибудь вернусь – возможно, сюда.
Маскалл подошел к ней вплотную, чтобы лучше видеть ее лицо.
– Ты погрузишься обратно – в прежнее состояние?
– Нет, Маскалл, слава Богу.
– Тогда как ты будешь жить?
Салленбод спокойно убрала руку, которую он положил ей на плечо. В ее глазах мелькнул огненный вихрь.
– А кто сказал, что я буду продолжать жить?
Маскалл заморгал в изумлении. Прошло несколько мгновений, прежде чем он снова заговорил:
– Вы женщины – жертвенный народ. Ты знаешь, что я не могу тебя так оставить.
Их глаза встретились. Ни один их не отвел, ни один не чувствовал неловкости.
– Ты всегда будешь самым щедрым из мужчин, Маскалл. А теперь пойдем… Корпан – целеустремленная личность, и самое малое, что мы, другие – не столь целеустремленные, – можем сделать, это помочь ему достичь своей цели. Не нужно спрашивать, а стоит ли вообще цель целеустремленного человека того, чтобы ее достичь.
– Раз она хороша для Маскалла, она будет хороша для меня.
– Знаешь, ни один сосуд не может вместить больше, чем в него входит.
Корпан криво улыбнулся.
– За время своего долгого сна ты, похоже, набралась мудрости.
– Да, Корпан, я встречала многих мужчин и изучила много умов.
Едва они двинулись в путь, Маскалл вспомнил о Хонте.
– Разве можно не похоронить этого беднягу?
– К этому времени завтра нам самим понадобятся похороны. Но я не включаю Корпана.
– У нас нет инструментов, так что будет по-твоему. Его убила ты, но настоящий убийца я. Я украл свет, который его защищал.
– Без сомнения, эта смерть компенсируется той жизнью, что ты мне дал.
Они покинули площадку в направлении, противоположном тому, по которому трое мужчин пришли. Через несколько шагов они вновь достигли зеленого света. Одновременно ровный участок кончился, и они начали пересекать крутой горный склон, на котором не было тропы. Мерцал снег и скалы, светились их собственные тела; все остальное скрывал мрак. Вокруг них клубился туман, но кошмары больше не мучили Маскалла. Ровно дул холодный свежий ветер. Они шли гуськом, Салленбод вела их, двигаясь медленно и пленительно. Корпан шел последним. Его суровые глаза ничего не видели впереди, кроме соблазнительной женщины и наполовину потерявшего голову от любви мужчины.
Долгое время они пересекали неровный каменистый склон, держа курс слегка вверх. Уклон был таким крутым, что неверный шаг мог оказаться фатальным. Возвышенность находилась по правую руку от них. Через некоторое время склон слева перешел в ровное место, и они, похоже, вышли на другой отрог горы. Поднимающийся склон справа тянулся еще несколько сот футов. Затем Салленбод резко повернула налево, и они оказались на ровном месте.
– Мы на хребте, – объявила женщина, остановившись. Остальные подошли к ней, и тут же из-за облаков выглянула луна, осветив всю сцену.
Маскалл вскрикнул. Дикая, благородная, уединенная красота этого зрелища была абсолютно неожиданной. Слева от них высоко в небе висел Тиргельд, освещая их сзади. Прямо впереди, похожий на очень широкую плавно спускающуюся дорогу, лежал громадный хребет, шедший к Эдиджу, хотя самого Эдиджа видно не было. Ни в одном месте ширина хребта не была меньшее двухсот футов. Зеленый снег покрывал его, где целиком, а где торчали голые камни, похожие на черные зубы. С того места, где они стояли, нельзя было видеть ни края хребта, ни то, что находилось внизу. По правую руку, то есть к северу, местность была размытой и нечеткой, без гор. Там лежали далекие низины Бейри. Но по левую руку виднелся целый лес могучих пиков, близких и далеких, насколько мог видеть глаз при лунном освещении. Все они мерцали зеленым, и каждый имел необычную нависающую верхушку, характерную для гряды Личсторма. Эти верхушки обладали причудливыми формами и одна отличалась от другой. В долине прямо перед ними клубился туман.
Сарклэш представлял из себя огромный горный массив в форме подковы. Два ее конца указывали на запад и отделялись друг от друга милей или больше пустого пространства. Северный конец переходил в хребет, на котором они стояли. Южный конец представлял собой длинный ряд скал в той части горы, где находилась пещера Хонта. Соединял их крутой склон, который они только что пересекли. Вершина Сарклэша скрывалась в тумане.
На юго-западе виднелись вершины многих гор. Кроме этого, над южным краем подковы торчало несколько вершин, которые, по-видимому, имели необычайную высоту.
Маскалл обернулся, чтобы что-то спросить у Салленбод, но подготовленные слова застыли у него на губах, когда он впервые увидел ее в лунном свете. Похожий на рану рот больше не преобладал над остальными чертами, и лицо, бледное, как слоновая кость, с чрезвычайно женственным выражением, вдруг оказалось почти красивым. Губы шли длинным женственным алым изгибом. Волосы имели темно-бордовый цвет. Маскалл чувствовал сильное волнение; она скорее напоминала дух, чем женщину.
– Что тебя смущает? – спросила она, улыбаясь.
– Ничего. Но я хотел бы посмотреть на тебя при свете солнца.
– Возможно, тебе никогда не придется.
– Твоя жизнь, должно быть, очень одинока.
Она внимательно посмотрела на него своими черными медленно мерцающими глазами.
– Почему ты боишься сказать о своих чувствах, Маскалл?
– Многое открывается передо мной, будто встает солнце, но что это означает, я не знаю.
Салленбод рассмеялась.
– Это, конечно, не означает приближение ночи.
Тут Корпан, не отводя глаз смотревший вдоль хребта, резко вмешался:
– Теперь дорога проста, Маскалл. Если хочешь, дальше я пойду один.
– Нет, мы пойдем вместе. Салленбод пойдет с нами.
– Немного, – сказала женщина, – но не до Эдиджа, чтобы не сталкиваться с невидимыми силами. Этот свет не для меня. Я знаю, как отречься от любви, но я никогда ее не предам.
– Кто знает, что мы найдем на Эдидже, или что случится? Корпан так же ничего не знает, как и я.
Корпан взглянул ему прямо в лицо.
– Маскалл, ты прекрасно знаешь, что никогда не осмелишься приблизиться к этому ужасному огню в обществе прекрасной женщины.
Маскалл натужно засмеялся.
– Корпан умалчивает о том, что я гораздо лучше знаком со светом Маспела, чем он, и что если бы не случайная встреча со мной, он до сих пор читал бы свои молитвы в Триле.
– Но все же в том, что он говорит, есть правда, – ответила она, переводя взгляд с одного на другого.
– И значит, мне не позволено будет…
– Пока я с тобой, Маскалл, я буду толкать тебя вперед, а не назад.
– Не нужно сейчас ссориться, – заметил он с принужденной улыбкой. – Без сомнения, все выяснится само собой.
Салленбод ногой ковыряла снег.
– Я узнала еще одну мудрую вещь во сне, Корпан.
– Тогда скажи ее мне.
– Люди, живущие по законам и правилам, это паразиты. Другие тратят свои силы, чтобы извлечь эти законы из ничего на свет божий, а законопослушники живут в праздности – сами они не завоевали ничего.
– Одним дано открывать, а другим хранить и совершенствовать. Ты не можешь осуждать меня за то, что я желаю Маскаллу добра.
– Нет, но ребенок не может командовать грозой.
Они вновь двинулись вперед по середине хребта. Они шли в ряд, Салленбод в центре. Дорога полого уходила вниз и долго была довольно ровной. Видимо, точка замерзания здесь была выше, чем на Земле, потому что несколько дюймов снега, по которому они ступали, казались их голым ступням почти теплыми. Подошвы Маскалла уже покрылись твердой коркой. Зеленый снег ослепительно блестел в лунном свете. Их косые укороченные тени очерчивались очень резко и имели красно-черный цвет. Маскалл, шедший по правую руку от Салленбод, постоянно поглядывал налево на величественные отдаленные пики.
– Ты не из этого мира, – сказала женщина. – Таких людей, как ты, тут не найдешь.
– Нет. Я прибыл сюда с Земли.
– Она больше, чем наш мир?
– Меньше, я думаю. Маленькая и переполненная мужчинами и женщинами. При таком количестве народа была бы неразбериха, если бы не строгие законы, и поэтому законы там железные. А поскольку приключение невозможно без посягательства на эти законы, среди землян больше нет духа приключений. Все безопасно, обыденно и закончено.
– Мужчины там ненавидят женщин, а женщины мужчин?
– Нет, встреча полов сладостна, хотя и постыдна. Но столь остра эта сладость, что сопутствующий ей стыд откровенно игнорируется. Ненависти нет, разве что между эксцентричными личностями.
– Тот стыд, несомненно, является рудиментом нашей личстормовской страсти. А теперь скажи – что привело тебя сюда?
– Возможно, желание встретиться с чем-то новым. Старый опыт мне больше неинтересен.
– Как долго пробыл ты в этом мире?
– Это конец моего четвертого дня.
– Тогда скажи, что ты видел и что сделал за эти четыре дня. Ты не мог бездействовать.
– Со мной произошли ужасные несчастья.
Он принялся кратко излагать все, что случилось с момента его первого пробуждения в алой пустыне. Салленбод слушала с полузакрытыми глазами, время от времени кивая головой. Лишь дважды она перебила его. После описания гибели Тайдомин она сказала тихим голосом: „Никто из нас, женщин, по природному праву не должен отставать от Тайдомин в жертвенности. За один этот поступок я ее почти люблю, хотя она принесла тебе зло“. Опять же, говоря о Глимейл, она заметила: „Этой девушкой с возвышенной душой я восхищаюсь больше всего. Она слушалась своего внутреннего голоса и ничего больше. Кто из нас, других, достаточно силен для такого?“
Когда его рассказ закончился, Салленбод сказала:
– Разве тебя не поражает, Маскалл, что эти женщины, которых ты встречал, оказались гораздо благороднее мужчин?
– Я признаю это. Мы, мужчины, часто жертвуем собой, но лишь ради существенной причины. Для вас, женщин, годится почти любая причина. Вы любите жертву ради нее самой, и это потому, что вы по природе благородны.
Слегка повернув голову, она улыбнулась ему так гордо и в то же время так нежно, что он замолк, потрясенный.
Некоторое время они шагали молча, затем он сказал:
– Теперь ты понимаешь, что я за человек. Много жестокости, еще больше слабости, очень мало жалости к кому-либо. О, это было кровавое путешествие!
Она положила руку ему на плечо.
– Я и не ожидала чего-то менее трудного.
– Мои преступления нельзя оправдать.
– Ты кажешься мне одиноким великаном, ищущим, сам не зная что… Самым благородным в этом мире… У тебя, во всяком случае, нет причин смотреть на женщин снизу вверх.
– Спасибо, Салленбод! – ответил он с взволнованной улыбкой.
– Берегитесь, люди, когда идет Маскалл. Ты всех отшвыриваешь с дороги. Ты идешь, не глядя по сторонам.
– Смотри, чтобы тебя тоже не отшвырнули, – серьезно сказал Корпан.
– Маскалл будет делать со мной, что захочет, старая башка! И что бы он ни сделал, я буду ему благодарна… У тебя вместо сердца пыльный мешок. Кто-то рассказал тебе про любовь. Тебе про это рассказали. Ты слышал, что это маленькая, робкая, эгоистичная радость. Она не такая – она дикая, презрительная, разнообразная и кровавая… Откуда тебе знать?..
– У эгоизма слишком много обличий.
– Если женщина хочет отказаться от всего, что в этом может быть эгоистичного?
– Только не обманывай себя. Действуй решительно, иначе судьба слишком быстро настигнет вас обоих.
Салленбод изучала его сквозь ресницы.
– Ты имеешь в виду смерть – его смерть и мою?
– Ты слишком далеко зашел, Корпан, – сказал Маскалл, слегка мрачнея. – Я не принимаю тебя в качестве вершителя наших судеб.
– Если правдивый совет тебе не нравится, я пойду вперед.
Медленными легкими пальцами женщина удержала его.
– Я хочу, чтобы ты остался с нами.
– Почему?
– Я думаю, ты наверное знаешь, о чем говоришь. Я не хочу причинить вреда Маскаллу. Вскоре я оставлю вас.
– Это будет самое лучшее, – сказал Корпан. Маскалл выглядел разъяренным.
– Я буду решать! Салленбод, пойдешь ли ты дальше или вернешься, я остаюсь с тобой. Решено.
Выражение радости появилось на ее лице, несмотря на попытки его скрыть.
– Почему ты смотришь на меня хмуро, Маскалл?
Он не ответил, продолжая шагать дальше, насупившись. Примерно через дюжину шагов он резко остановился.
– Постой, Салленбод!
Его спутники замерли. Корпан был озадачен, но женщина улыбалась. Не говоря ни слова, Маскалл наклонился к ней и поцеловал в губы. Затем он отпустил ее и обернулся к Корпану:
– Как ты, со своей великой мудростью, объяснишь этот поцелуй?
– Чтобы объяснить поцелуй, Маскалл, великой мудрости не требуется.
– Отныне не смей становиться между нами. Салленбод принадлежит мне.
– Тогда я умолкаю; но ты обреченный человек.
С этого момента он и словом не перемолвился ни с кем из остальных.
Тяжелый отблеск появился в глазах женщины.
– Теперь все изменилось, Маскалл. Куда ты ведешь меня?
– Выбирай ты.
– Человек, которого я люблю, должен завершить свое путешествие. Другого я не допущу. Ты не должен быть ниже Корпана.
– Куда пойдешь ты, туда и я.
– А я – пока длится твоя любовь, я буду сопровождать тебя – даже на Эдидж.
– Ты сомневаешься в ее продолжительности?
– Мне не хотелось бы… Теперь я скажу то, что не хотела говорить раньше. Длительность твоей любви – это длительность моей жизни. Когда ты перестанешь меня любить, я должна буду умереть.
– А почему? – медленно спросил Маскалл.
– Да, эту ответственность ты взял на себя, когда впервые поцеловал меня. Я не собиралась тебе говорить.
– Ты хочешь сказать, что, если бы я пошел один, ты умерла бы?
– У меня нет другой жизни, кроме той, что дал мне ты.
Он скорбно смотрел на нее, даже не пытаясь ответить, а затем медленно обнял ее. Во время этого объятия он сильно побледнел, но Салленбод стала белой, как мел.
Спустя несколько минут они возобновили свой путь на Эдидж.
Они шли уже два часа. Тиргельд поднялся выше и сместился к югу. Они спустились на много сотен футов, и характер хребта начал меняться к худшему. Тонкий слой снега исчез, уступив место сырой, болотистой почве. Повсюду были травянистые кочки и топкие места. Путники начали поскальзываться и вымазались в грязи. Разговор прекратился; Салленбод прокладывала путь, мужчины шли по ее следам. Южная половина пейзажа стала более величественной. В зеленоватом свете яркой луны, освещавшей множество зеленых от снега пиков, все вокруг походило на призрачный мир. Ближайший к ним пик высился над ними по другую сторону долины, прямо на юге, милях примерно в пяти. Это была узкая неприступная головокружительной высоты игла из черного камня, на склонах которой из-за их крутизны снег не задерживался. Огромный загибающийся кверху каменный рог торчал на самой ее макушке. Долгое время он был главным ориентиром.
Постепенно весь хребет стал насыщен влагой. Верхний пористый слой почвы покоился на водонепроницаемом камне; ночью он впитывал сырой туман, а днем под лучами Бранчспелла вновь испускал его. Идти стало сначала неприятно, затем трудно и, наконец, опасно. Никто из путников не мог отличить твердой почвы от топи. Салленбод по пояс провалилась в яму с грязью; Маскалл вытащил ее, но после этого случая сам пошел впереди. Следующая неприятность случилась с Корпаном. Самостоятельно отыскивая путь, он до плеч провалился в жидкую грязь и едва избежал ужасной смерти. После того как Маскалл, сам сильно рискуя, вытащил его, они вновь двинулись дальше; но пробираться стало еще труднее. Приходилось тщательно пробовать каждый шаг, прежде чем перенести вес тела, но даже тогда зачастую случались неудачи. Все они проваливались так часто, что в конце концов перестали походить на людей, напоминая скорее ходячие столбы, залепленные с головы до ног черной грязью. Самая трудная работа пришлась на долю Маскалла. Ему выпала не только изнурительная задача прокладывать путь, но и постоянно приходилось помогать своим спутникам справляться с затруднениями. Без него они не прошли бы.
После особенно трудного участка они сделали привал, чтобы восстановить силы. Корпан дышал с трудом, Салленбод молчала, вялая и подавленная.
Маскалл с сомнением смотрел на них.
– Так будет и дальше? – спросил он.
– Нет, – ответила женщина. – Я думаю, мы недалеко от Монстэбского Перевала. Потом мы снова начнем подниматься, и, возможно, дорога улучшится.
– Ты бывала здесь раньше?
– Однажды я доходила до Перевала, но тогда тут не было так плохо.
– Ты до смерти устала, Салленбод.
– Что из этого? – ответила она, слабо улыбаясь. – Когда имеешь ужасного возлюбленного, приходится платить.
– Этой ночью мы не сможем туда попасть, так что давайте остановимся у первого укрытия, которое встретим.
– Как хочешь.
Он ходил взад-вперед, остальные сидели.
– Ты ни о чем не жалеешь? – неожиданно спросил он.
– Нет, Маскалл, ни о чем. Я ни о чем не жалею.
– Твои чувства не изменились?
– Любовь не может идти назад – только вперед.
– Да, вечно вперед. Это так.
– Нет, я не это имею в виду. Есть высшая точка, но когда она достигнута, любовь, если она все еще хочет расти, должна обратиться в жертву.
– Какое страшное кредо, – сказал он тихо, побледнев под слоем грязи.
– Возможно, у меня противоречивая натура… Я устала. Я не знаю, что чувствую.
Через несколько минут они вновь были на ногах, и путешествие возобновилось. Через полчаса они достигли Монстэбского Перевала. Тут было суше; потрескавшаяся земля к северу помогала удалять влагу из почвы. Салленбод провела их к северному краю хребта, чтобы показать местность. Перевал представлял собой всего лишь гигантский оползень по обе стороны хребта в его самом низком месте. Ряд огромных неровных террас из земли и камнях пускался в сторону Бейри. Их покрывала чахлая растительность. Спуститься этим путем в низину было вполне возможно, но довольно трудно. По обе стороны оползня, к востоку и к западу, хребет обрывался длинным рядом отвесных жутких скал. Низкая дымка скрывала Бейри из вида. В воздухе стояла полная тишина, нарушаемая лишь отдаленным грохотом невидимого водопада.
Маскалл и Салленбод сели на валун лицом к открывавшейся перед ними стране. Луна стояла высоко, прямо у них за спиной. Было светло почти так же, как на Земле днем.
– Нынешняя ночь похожа на жизнь, – сказала Салленбод.
– Каким образом?
– Все так прекрасно вокруг и над нами, и так отвратительно под ногами.
Маскалл вздохнул.
– Бедная девочка, ты несчастлива.
– А ты – ты счастлив?
Он немного подумал и ответил:
– Нет, я не счастлив. Любовь не есть счастье.
– А что она, Маскалл?
– Смятение – непролитые слезы – мысли, слишком грандиозные для нашей души…
– Да, – сказала Салленбод.
Через некоторое время она спросила:
– Зачем мы созданы, только лишь чтобы прожить несколько лет, а затем исчезнуть?
– Говорят, что мы будем жить опять.
– Да, Маскалл?
– Возможно, в Маспеле, – добавил он задумчиво.
– А что это будет за жизнь?
– Мы несомненно встретимся снова. Любовь – вещь слишком чудесная и загадочная, чтобы остаться незавершенной.
Она слегка вздрогнула и отвернулась от него.
– Эта мечта не сбудется. Любовь завершается здесь.
– Как так может быть, если рано или поздно она жестко обрывается Судьбой?
– Она завершается страданием… О, почему она всегда должна быть для нас наслаждением? Разве мы не можем страдать – разве мы не можем страдать вечно? Маскалл, пока любовь не разрушит наш дух, окончательно и бесповоротно, мы не начнем ощущать себя.
Маскалл смотрел на нее с озабоченным выражением.
– Разве воспоминание о любви может стоить больше, чем ее присутствие и реальность?
– Ты не понимаешь. Эти муки более драгоценны, чем все остальное. – Она вцепилась в него. – О, если бы ты только мог читать мои мысли, Маскалл! Ты увидел бы странные вещи… Я не могу объяснить. Все перепуталось, даже для меня самой… Эта любовь совсем не такая, как я думала.
Он вновь вздохнул.
– Любовь крепкий напиток. Возможно, он слишком крепок для человека. И я думаю, что он по-разному уничтожает наш рассудок.
Они продолжали сидеть бок о бок, глядя перед собой невидящими глазами.
– Неважно, – сказала наконец Салленбод с улыбкой, вставая. – Скоро она закончится, так или иначе. Пошли, в путь!
Маскалл тоже встал.
– Где Корпан? – спросил он вяло.
Они оба взглянули вдоль хребта в сторону Эдиджа. В том месте, где они стояли, хребет достигал ширины почти в милю. Он имел заметный уклон к южному краю, создавая впечатление, что земля сильно накренилась. К западу почва шла горизонтально на тысячу ярдов, а затем поперек хребта, от края до края, стоял высокий, крутой, покрытый травой холм, похожий на большую волну, готовую обрушиться вниз. Он закрывал собой все, что лежало за ним. Весь гребень холма, от одного конца до другого, венчал длинный ряд огромных каменных столбов, ярко сиявших при свете луны на фоне темного неба. Всего их было около тридцати, и они размещались с такими правильными интервалами, что не оставалось ни малейшего сомнения, что они установлены там руками человека. Некоторые стояли вертикально, другие осели настолько, что вся колоннада имела чрезвычайно древний вид. Корпан карабкался на холм недалеко от вершины.
– Он стремится добраться, – сказал Маскалл, следя за торопливым подъемом с довольно циничной улыбкой.
– Небеса не откроются для Корпана, – ответила Салленбод. – Ему не стоит так спешить… Что тебе напоминают эти колонны?
– Это может быть вход в какой-то грандиозный храм. Кто мог бы их там установить?
Она не ответила. Они следили, как Корпан достиг вершины холма и исчез за линией столбов.
Маскалл вновь повернулся к Салленбод.
– Теперь мы одни в этом пустынном мире.
Она спокойно взглянула на него.
– Наша последняя ночь на этой земле должна быть великой. Я готова идти дальше.
– Я не думаю, что ты сможешь идти дальше. Будет лучше немного спуститься с перевала и найти укрытие.
Она чуть заметно улыбнулась.
– Мы не будем этой ночью изучать наши бедные тела. Я хочу, чтобы ты шел на Эдидж, Маскалл.
– Тогда, во всяком случае, давай сначала отдохнем, поскольку это будет долгий, тяжелый подъем, и кто знает, какие трудности нам встретятся?
Она сделала шаг вперед, повернулась и протянула ему руку.
– Пошли, Маскалл!
Когда они покрыли половину расстояния, отделявшего их от подножия холма, Маскалл услышал удары барабана. Они шли из-за холма, громкие, резкие, почти взрывные. Он взглянул на Салленбод, но она, похоже, ничего не слышала. Спустя минуту все небо позади длинной цепи каменных столбов на гребне холма и над ними осветилось странным сиянием. Свет луны в этом месте ослаб; столбы вырисовывались черным на фоне огня. Это был свет Маспела. Шли мгновения, и он становился все более ярким, необычным и величественным. Он ни на что не походил, не имел цвета – просто сверхъестественный и неописуемый. Чувства переполняли Маскалла. Он стоял, не двигаясь, с раздувшимися ноздрями и полными ужаса глазами. Салленбод слегка коснулась его.
– Что ты видишь, Маскалл?
– Свет Маспела.
– Я ничего не вижу.
Свет вспыхнул ярче, и Маскалл едва осознавал, где находится. Свет пылал еще более яростным и странным сиянием, чем когда-либо ранее. Маскалл забыл о существовании Салленбод. Удары барабана стали оглушительно громкими. Каждый удар походил на взрыв пугающего грома, прорезающего небо и заставляющего дрожать воздух. Вскоре удары слились, и один непрерывный громовой рев сотрясал мир. Но ритм сохранился – четыре удара с подчеркнутым третьим по-прежнему пульсировали в атмосфере, но теперь на фоне грома, а не тишины.
Сердце Маскалла бешено стучало. Его тело стало тюрьмой. Ему неудержимо хотелось сбросить его, вырваться и соединиться с величественной вселенной, которая начинала представать в истинном свете.
Неожиданно Салленбод заключила его в объятия и стала страстно целовать. Он не реагировал; он не понимал, что она делает. Она отпустила его и, опустив голову, плача, бесшумно пошла прочь. Она направилась обратно к Монстэбскому Перевалу.
Спустя несколько минут сияние начало гаснуть. Гром стих. Опять возник лунный свет, вновь стали яркими каменные столбы и склон холма. Вскоре сверхъестественный свет совсем исчез, но удары барабана еще звучали из-за холма приглушенным ритмом. Маскалл резко очнулся и огляделся вокруг, как спящий, которого неожиданно разбудили.
В нескольких стах ярдах он увидел медленно бредущую прочь Салленбод. При виде этого ему показалось, что смерть коснулась его сердца. Он с криком бросился за ней… Она не оглянулась. Пробежав полпути, он увидел, как она вдруг споткнулась и упала. Больше она не поднялась. Он подбежал к ней и склонился над ее телом… Худшие его опасения оправдались. Жизнь покинула ее.
Под слоем грязи на лице ее виднелась вульгарная, отвратительная ухмылка Кристалмена, но Маскалл ее не замечал. Никогда Салленбод не казалась ему столь прекрасной, как в этот момент.
Он долго оставался возле нее на коленях. Он плакал – но между приступами рыданий он время от времени поднимал голову и прислушивался к отдаленным ударам барабана.
Прошел час-другой. Тиргельд уже переместился на юго-запад. Маскалл взвалил мертвое тело Салленбод на плечи и пошел к Перевалу. Теперь ему было наплевать на Маспел. Он намеревался поискать воды, чтобы омыть труп своей возлюбленной, и земли, чтобы ее похоронить.
Когда он достиг валуна над оползнем, на котором они сидели вместе, он опустил свою ношу и, уложив мертвую девушку на камне, некоторое время сидел подле нее, глядя в сторону Бейри.
