Не ведаю, кому вздумалось опорочить честное имя Ала ад-Дина, но скажу, что юноша никогда не был вором – это также верно, как то, что солнце по милости Аллаха восходит на востоке и заходит на западе. Да, Ала ад-Дин был несколько ленив и простоват, но при том являл собою честнейшего человека, не укравшего за всю свою жизнь и медной монеты. Да и мыслей подобных в голове юноши не возникало. Ну как можно, скажите на милость, украсть чужое, заработанное тяжким трудом? Хотя Ала ад-Дин всей душой и завидовал богачам, швыряющим золотые монеты направо и налево, и никак не мог взять в толк, откуда у них столько денег, когда остальной люд чахнет от нищеты и голода, трудясь, не разгибая спины, день-деньской. Но широкая душа юноши была светла и мечтательна, а потому, если он и завидовал кому, то разве что белой завистью.
Нужно сказать, его престарелая мать выбивалась из сил, чтобы прокормить себя и непутевого сына, не желавшего жить честным ремеслом и питавшего глупые надежды внезапно разбогатеть, не ударив палец о палец. Все, чем занимался Ала ад-Дин, так это игра на петушиных боях или в кости, где ему редко, но все же везло, хотя чаще он все-таки проигрывал. Еще привлекали юношу книги. Они таили в себе удивительные, прекрасные миры. В книгах Ала ад-Дин открывал для себя далекие дивные страны и невероятные приключения героев древности, сказочных и неведомых существ, которых никто никогда в глаза не видывал, постигал любовь и добро. Все в книгах было не так, как в жизни, и мечтательный Ала ад-Дин желал всей душой попасть хотя бы в одну из сказочных историй, прочитанных им. Но миры эти оставались для него столь же недосягаемы, сколь и надежда несказанно разбогатеть в один прекрасный день. Увы, все это были лишь мечты.
Но сегодня Ала ад-Дину повезло. На петушиных боях он выиграл целых четыре медных монеты, да еще и новенькую лампу подарили. Старая совсем уж пришла в негодность – вот мама-то обрадуется! Да, но не мешало бы прикупить масла для лампы. Дома, насколько помнил Ала ад-Дин, масло давно закончилось. И мука подходила к концу, а уж о мясе Ала ад-Дин и не помышлял вовсе.
Бредя меж базарных лотков, Ала ад-Дин старательно зажимал нос, чтобы не слышать чудных запахов свежеиспеченного хлеба, наваристого лагмана или румяного шашлыка. От них у у молодого человека начинало урчать в животе и неудержимо текли слюньки. Можно было, разумеется, купить одну палочку шашлыка – стоила он всего две монеты, – но тогда не хватит ни на масло, ни на муку, и завтра просто не из чего будет печь лепешки. В этом случае Ала ад-Дину волей-неволей придется пойти работать носильщиком или зазывалой. Плохо было и то и другое. От таскания тяжеленных тюков с товарами к концу дня разламывалась спина, а от надрывного крика Ала ад-Дин к вечеру только сипел и не мог толком произнести ни единого слова. А платили за все это жалкие три-пять монет.
– Шашлык, отличный шашлык! – нахваливал свою стряпню шашлычник на углу одной из лавчонок. – Уважаемый, не проходите мимо. Покушайте, прошу вас, не пожалеете!.. О Аллах, пошел прочь! Будет еще всякий оборванец нюхать мой прекрасный шашлык своим противным носом!
– Фрукты, овощи, зелень! Спелые помидоры, ароматные огурцы, инжир – нежный как поцелуй красавицы! Все свежее, только с огорода. Вот, попробуйте, уважаемый! Куда вы, эй? Попробуй, кому говорю!..
– Плов, отменный жирный плов! С бараниной, айвой и нутом! Пальчики оближешь! Эй, убери свои лапы – сначала заплати, а потом облизывай!..
– Халаты, штаны! Эй, парень, штаны не нужны? Сам ты «женский» – это мода такая!.. Узко ему, видишь ли, и с розочками!..
– Чувяки, крепкие чувяки! Сносу нет… Где дырочка? Какая дырочка? А ну, иди отсюда, презренный привереда! Дырочка… Фасон такой, летний!..
Ала ад-Дин только крепче сжимал челюсти, отворачивался и шел дальше вдоль торговых рядов, выискивая глазами нужное ему. Купить хотелось все, но он стойко противился искусам, с трудом отводя глаза от прилавков. И вдруг, случайно, скосив глаза на очередной прилавок со сладостями, он зацепил кого-то из прохожих плечом.
– Ох! – быстро развернулся Ала ад-Дин. – Простите. С вами все в порядке? – Ала ад-Дин подбежал и помог подняться с колена молодой девушке, чье лицо наполовину скрывал никаб.
– Идиот! Куда летишь как угорелый? Глаза, что ли, дома оставил? – выпалила девушка, сверкнув прекрасными очами и нахмурив насурьмленные брови.
– Зачем так сердиться, уважаемая? Я же извинился, – надулся Ала ад-Дин. – И я вовсе не нарочно толкнул вас.
– Не нарочно! Вот отрубить бы тебе голову, знал бы тогда, – проворчала девушка, отряхивая подол платья.
– Тогда я уж наверняка бы запомнил, – усмехнулся Ала ад-Дин.
Девушка недобро стрельнула глазками, но ничего не сказала, лишь гордо выпрямила спину и вскинула подбородок.
– Но кто ты, луноликая?
– Ты знаешь мое имя? – Длинные ресницы девушки взлетели вверх. – Ты… узнал меня?
– Я впервые тебя вижу, о несравненная, – честно признался Ала ад-Дин. – Но все-таки, как тебя зовут, красавица?
– Странно. – Девушка оглядела нахального юношу с ног до головы.
– Почему ты так смотришь на меня? – несколько смешался Ала ад-Дин.
– Кто ты, что так развязно позволяешь вести себя со мной? Принц? Хотя, нет, на принца вовсе непохож. – Девушка наморщила носик, остановив взгляд на драных штанах Ала ад-Дина.
– Неправда. Ничего подобного я себе не позволял, – не согласился с заносчивой девицей молодой человек. – Меня зовут Ала ад-Дин, сын Али аль-Маруфа.
– Никогда не слышала о таком, – еще сильнее нахмурила бровки красавица. – Кто он?
– Он был башмачником, лучшим башмачником в городе, – гордо произнес Ала ад-Дин и утер нос рукавом.
– Башма-а-ачником, – с неясной интонацией протянула девушка. – Тогда все понятно.
Она развернулась и собралась уйти, но Ала ад-Дин вновь окликнул ее:
– Постой! Ты ведь так и не сказала, как тебя зовут.
Девушка порывисто обернулась и озадаченно похлопала ресницами.
– Меня зовут Бадр аль-Будур! – с вызовом произнесла она отчетливо.
– Кто?! – вытаращил глаза Ала ад-Дин и, упав на колени, припал к земле. – Прости, о луноликая1! Не узнал!
– Встань сейчас же! – Девушка кинулась к нему и потянула за локоть.
– Не встану, – пробормотал Ала ад-Дин, стучась лбом в хорошо утоптанную землю. – Не смею, о прекрасная принцесса Будур!
– Встань, кому сказала! Ну же! – Девушка продолжала тянуть Ала ад-Дина за локоть, но сил у нее не хватало. – Народ же смотрит, а я здесь тайно.
Базарный люд и вправду начинал оглядываться на странную парочку, застывая на месте и создавая давку. Ведь где это видано, чтобы молодой парень гнул спину перед девицей.
– Ах, тайно! – Ала ад-Дин вскочил на ноги и огляделся. – Ну, чего вылупились? Оступился, упал – с кем не бывает?
Народ, досадливо качая головами, начал неспешно расходиться. Представление закончилось, так и не начавшись.
– Пойдем, о принцесса Будур, я провожу тебя… вас. А то мало ли чего.
Ала ад-Дин пошел вперед, не оглядываясь. Девушка долго смотрела ему вслед, потом догнала юношу и пошла рядом.
– Ну-ка, посторонись, – руками раздвигал Ала ад-Дин народ. – Посторонись, кому говорю! Прут, будто стадо баранов. Да дайте же пройти! Нет, ну что за люди!..
– Прости, – почему-то шепотом спросила Будур, семеня рядом со своим проводником, – но что такое «баран»?
– Баран?
Ала ад-Дин так внезапно остановился, что принцесса налетела на него и отшатнулась, пихнув локтем носильщика с тяжелым тюком на плечах. Тот огрызнулся, недобро зыркнув на девушку, и скрылся в толпе.
– Ты не знаешь, что такое баран? – обернулся к девушке Ала ад-Дин. Глаза его выражали крайнюю степень недоумения и удивления. Будур только плечиками повела и томно вздохнула, опустив глазки.
– Баран – это такое лохматое, кудрявое животное с рогами и выпученными глазами. И еще с вот такой, – показал Ала ад-Дин, чуть разведя в стороны руки, – зад… о, простите, Ваше Высочество! С таким вот курдюком.
– А что такое курдюк? – заинтересовалась красавица.
– Как же вам объяснить? Из него делают жир. Еще когда готовят шашлык, между кусочками мяса насаживают его.
– Так бы и сказал, что баран – это шашлык! – фыркнула Будур. – Пошли дальше.
– И вовсе баран не шашлык, – заупрямился Ала ад-Дин. – Какой же он шашлык, если бегает и говорит вот так: «бе-е-е»?
– Бе-э-э, – отозвался баран, привязанный к деревянному столбу мясной лавки.
– Во! Вот это и есть баран, – указал на него пальцем Ала ад-Дин.
– Бе-э-э! – недовольно потряс рогами баран.
– Вот он? – Глаза принцессы вновь расширились. – Это баран?
– Разумеется, а что тут такого?
– А-а… как же его жарят на палочках? – не поверила Будур, а Ала ад-Дин только хлопнул себя ладонью по лбу.
– Вы и вправду ничего не знаете?
– Можешь говорить мне «ты». Мне нравится, когда ко мне обращаются на «ты». А тебе?
– Не знаю, – честно признался Ала ад-Дин. – Да и какая разница, о принцесса Будур!
– Огромная! И прекрати уже окать, – топнула принцесса ножкой, обутой в изящную туфельку, обшитую жемчугом. – Во дворце окают, на улице окают. Ты вот еще… Но ты так и не сказал, как же его жарят.
– Кого?
– Да барана! Кого же еще? – вспылила Будур.
– Ах, барана, – понимающе протянул Ала ад-Дин. – Ну, значит, его режут, затем освежевывают…
У девушки закатились глаза, она покачнулась и с тихим стоном растянулась на земле.
– О всевышний! Что с вами, о принцесса?! – бросился к ней Ала ад-Дин.
– Бе-э! – рванулся баран на привязи так, что дрогнул столб.
– Ай! – мгновенно пришла в себя принцесса и, поспешно сев, прижалась к ногам Ала ад-Дина. – Не хочу про баранов! И шашлык тоже больше есть не буду.
– А я бы сейчас съел палочку, а может, и две, – мечтательно облизнулся Ала ад-Дин и потянул носом воздух.
– Да? – Будур посмотрела на него снизу вверх, затем поднялась с земли и отряхнула платье. – Так пошел бы и съел.
– Интересно, на что? – хмыкнул Ала ад-Дин.
– О чем ты?
– О деньгах, разумеется. Деньги нужны. – Ала ад-Дин потер средний и большой пальцы руки один о другой.
– Деньги? Разве шашлык дают за деньги?
– Ты где вообще выросла, принцесса? – подозрительно покосился Ала ад-Дин.
– Во дворце! – бросила красавица, поправляя никаб. – И нечего на меня так смотреть!
– Оно и видно, что во дворце. А у нас за все платить надо. Пошли уже, а то до вечера до твоего дворца не доберемся. – Ала ад-Дин развернулся и быстро зашагал прочь с базара.
– Постой! А разве у тебя нет денег? – поспешно нагнала молодого человека Будур. – Наш главный визирь Юсуф только и говорит, что народ счастлив и живет в достатке.
– Врет он все, ваш визирь, – поморщившись, сплюнул в сторону Ала ад-Дин.
– Как врет?
– Откуда же я знаю, как! Врет, и все тут, – буркнул Ала ад-Дин. Эта детская наивность уже порядком ему надоела. – Если хочешь, то сама спроси у людей, как они живут.
– А меня замуж хотят выдать, – немного помолчав, неожиданно заявила Будур и опустила голову.
– Так ты из-за этого сбежала из дворца?
– Не сбежала, а ушла развеяться. А жених некрасивый, даже страшный. И старый.
– Ты его видела?
– Конечно! Он же часто к моему отцу приезжает в гости. Постой, не туда.
Принцесса потянула Ала ад-Дина за рукав, уводя его в сторону, лишь они немного отдалились от шумного базара и углубились в довольно грязный район города, застроенный ветхими домишками.
– Куда ты? Дворец там, – указал юноша общее направление рукой.
– Ты думаешь, я через ворота вышла?
– Я ничего не думаю. А разве нет?
– Нет!
– Но как же ты в таком случае собираешься попасть обратно?
– Через забор, разумеется, как же еще?
– Ты что, через забор перелезла? – не поверил Ала ад-Дин. Картина перелезающей через высокий, трехметровый забор принцессы так и застыла у него перед глазами.
– А что, нельзя?
– Нет, почему же. Только, мне кажется, через ворота проще.
– А кто меня выпустил бы через ворота?
– Почем я знаю, – дернул плечами Ала ад-Дин, едва поспевая за девушкой. – Ты же все-таки принцесса.
– Постой. – Будур вдруг остановилась на распутье трех дорог и завертела головой. – Кажется, вот сюда.
– Да тут везде забор, куда ни пойди, – сказал Ала ад-Дин, засунув руки в дырявые карманы.
– Сама знаю! – огрызнулась принцесса и не совсем уверенно указала пальчиком вправо. – Сюда.
– А может, прямо или налево?
– Нет, именно вправо! – топнула принцесса. – Я метку запомнила на стене.
– Ах, метку, – понимающе покивал Ала ад-Дин. – Тогда другое дело.
Но принцесса уже не слушала, устремившись к только ей одной известной цели. Ала ад-Дин поковылял за девушкой, посмеиваясь про себя.
Вскоре они вышли к высокой каменной стене, тянувшейся насколько хватало глаз вдоль широкой безлюдной улицы. Из-за забора торчали ветви старых платанов и пальм с широкими листьями и гроздьями свисавших зеленовато-желтых неспелых бананов. Из листьев одной из пальм на Ала ад-Дина таращилась наглая обезьяна. Она кривлялась, противно визжала и корчила рожи, но юноша решил не связываться с ней. Мало ли, вдруг окажется какая-нибудь царственнородная мартышка – дворец султана, как-никак!
Игнорируя нахальное животное, Ала ад-Дин придирчиво оглядел стену, что-то прикидывая в уме. Принцесса тем временем подошла к самой стене, приложила к ней руку и задрала голову.
– И как же ты здесь перелезла, о принцесса? – насмешливо спросил Ала ад-Дин.
– Ничего смешного, – нахмурилась Будур, обернувшись через плечо. – У меня с той стороны лесенка была, а тут я спрыгнула.
– Да, но ведь здесь нет лесенки.
– Нет. – Принцесса растерянно уставилась на своего провожатого. – Ой, мамочки, – тихо проговорила она, прижимая пальцы к скрытым за плотной материей губам. – Как я же попаду во дворец?
– А если все-таки через ворота? – предложил Ала ад-Дин.
– Да что ты привязался ко мне с этими воротами! – вспылила на ровном месте Будур. – Ворота, ворота! Знаешь, что будет, если отец узнает о моей прогулке?
– Нет, а что? – наивно спросил Ала ад-Дин. Ему-то уж точно этого было не понять.
– У-у! – многозначительно протянула принцесса, воздев глаза к безоблачному небу.
– По по… то есть по курдюку отшлепает?
– Хам! – вспыхнула, покрывшись румянцем, девушка, но на всякий случай пригляделась к себе.
Нет, на бараний курдюк совсем не походило, все вполне аккуратно и в меру. Убедившись в этом, принцесса с явным облегчением вновь переключилась на решение главной проблемы. Она рассеянно провела пальцами по горячим камням и задрала голову.
– Как же туда забраться?
– Становись мне на плечи, – предложил Ала ад-Дин, оглядевшись по сторонам. – Только побыстрее!
– С ума сошел?
– Ну, как знаешь.
– А, погоди, погоди! Я передумала. – Будур пребольно вцепилась в его плечо длинными ухоженными ноготками. – А ты меня не уронишь?
– Лучше молись, чтобы нас никто не заметил, – проворчал Ала ад-Дин и присел.
– А что такого? Это мой дворец!
– Да, только никто, кроме нас двоих, о том не знает.
Принцесса поспешно взобралась на плечи Ала ад-Дина, и тот начал медленно выпрямляться. Принцесса с трудом удерживала равновесие, перебирая ладонями по стене. Держаться было не за что, и она с трудом балансировала на плечах юноши. Но вскоре Будур все же удалось уцепиться за верхний край широкой стены, и только. Взобраться на него у принцессы все равно никак не получалось.
– Еще подними немножко! – попросила Будур.
– Ты лучше ноги выпрями, – посоветовал Ала ад-Дин, пыхтя от натуги. – Стоишь на полусогнутых.
– Я боюсь!
– А я нет, по-твоему?
Принцесса немного выпрямила ноги и закинула локти на срез стены.
– Еще бы чуть-чуть, – пожаловалась она.
Сил взобраться на стену не хватало, ноги дрожали, а руки предательски соскальзывали с гладких, отполированный временем и непогодой камней.
– И-и-эх! – выдохнул Ала ад-Дин, толчком подкинув принцессу и ухватил ее за лодыжку, поскольку принцесса опасно перегнулась через забор. Ноги ее находились с одной стороны, а голова и руки, которыми она бестолково сучила, – с другой.
– Ай, ты чего! Руки убери, нахал!
Нога задергалась, и Ала ад-Дин едва не выпустил нежную, тонкую лодыжку из рук.
– Если я уберу, – прошипел он сквозь зубы, – то ты свалишься головой вниз.
– А, нет, нет! Лучше держи. И понежней, я все-таки принцесса!
– Кончай говорить и лезь обратно! – прорычал Ала ад-Дин, упираясь ногой в стену и не оставляя попыток вытянуть принцессу назад. – Я долго тебя не удержу.
– Хочешь сказать, что я такая… тяжелая? – засопела девушка от обиды.
– Да ничего я не хочу сказать! – всерьез разозлился Ала ад-Дин. – А только сейчас возьму и отпущу. Нашла тоже время для всяких глупостей.
Будур что-то невнятно буркнула и задним ходом начала вползать обратно на стену.
– Уф-ф, наконец-то! – пробормотал Ала ад-Дин, когда принцесса без сил растянулась на стене, переводя дух.
Юноша опустился на землю, обмахиваясь ладонью.
– Ты как там?
– Хорошо, – едва слышно отозвалась Будур.
– Ты больше не лазай через стену, ладно? Ходи через ворота, как все люди.
– Я не все, – донеслось вялое сверху.
– Оно и видно, – проворчал Ала ад-Дин, снимая тюбетейку и приглаживая волосы. – А спускаться вниз как будешь?
– У меня здесь лесенка. Забыл, что ли?
– Ах, ну да, совсем из головы вылетело. – Ала ад-Дин нахлобучил тюбетейку обратно на голову и поднялся с земли. – Тогда я пошел?
– Ага. Иди. Спасибо.
– Да не за что, о принцесса. Послушай!
– Да?
– Ты про барана серьезно не знала или просто так, пошутила?
– Конечно, пошутила. Знаешь, какая я умная!
– Я уже понял.
– Ты лучше скажи, что это у тебя такое на голове?
– Тюбетейка!..
– И нечего так кричать, я не глухая. К тому же у нас во дворце такое… такие не носят. Все, иди!
– Ладно, прощайте, о принцесса, – поклонился Ала ад-Дин, но Будур уже скрылась на той стороне стены. И вдруг раздался треск, а затем что-то гулко шмякнулось на землю. Зашуршали потревоженные кусты.
– О луноликая, что случилось? – не на шутку забеспокоился Ала ад-Дин.
– Ничего. Это я немножко упала. Ох!
– Э-э… Все нормально?
– Да. Кажется.
– Тогда я пошел?
– Да-да, иди, – донеслось из-за стены. – Шайтан бы побрал гнилые лестницы.
Ала ад-Дин пожал плечами и направился обратно на базар. Нужно было успеть купить масло и муку.
Поздно вечером, когда чайханщик уже недовольно начал греметь посудой в своем закутке, давая понять, что посетителям пора бы и закругляться, Максим изрядно распух от чая. Сползая с топчана, он морщился от боли в ногах, по которым бегали мурашки, и поглаживал живот с булькающей в нем жидкостью. Максим еще с прошлого посещения Востока никак не мог взять в толк, как можно потреблять столько чая, а от жирного, плавающего в масле плова молодого человека до сих пор немного мутило.
Солнце уже подкатилось к горизонту, сбавив неистовые потоки золотого сияния, словно кто-то прикрутил его жар. Зной несколько спал, и на улице было вполне терпимо. Спустившись по скрипучей лесенке чайханы, друзья остановились, вдыхая вечернюю прохладу, напоенную ласкающими обоняние ароматами цветов и трав.
– Шеф, мне бы того, за угол, – переступил с ноги на ногу Ахмед.
– Странно, с чего бы это? – хмыкнул Максим, хотя ему, непривычному к затяжным чаепитиям, по нужде было, разумеется, гораздо надобнее.
Ахмед шмыгнул за чайхану, скрывшись в укромном уголке. Максим, оглядевшись по сторонам, нет ли кого поблизости, последовал за бывшим разбойником. Впрочем, здесь никому до этого не было ровным счетом никакого дела. До платных туалетов здесь еще, слава богу, не додумались, равно как и до штрафов за «мелкое хулиганство».
Дело затягивалось. Максим все удивлялся, как в него могло поместиться столько жидкости. Пиво, разумеется, – дело другое, но чай!..
– Ахмедка. – Наконец все закончилось, и Максим, застегнув джинсы, вышел из-за угла.
– Да, шеф? – с готовностью отозвался Ахмед, который, судя по всему, никуда не торопился.
– У тебя нет, случайно, пары монеток?
– А разве… Ох, простите, шеф! – Ахмед появился из-за чайханы, подвязывая сползающие штаны бечевой. – Я же совсем забыл, что у вас нет ни денег, ни крова.
– Увы! – Максим развел руками и состряпал унылую физиономию. – Я кошелек дома забыл.
– Ха! Ха-ха! Смешная шутка, мой шеф, – развеселился Ахмед, поднимая с земли бамбуковую подставку с лампами и водружая ее на спину. – Но денег и у меня нет. Я ведь сегодня ничего не продал. А остальное, что было, отдал чайханщику. Вы не представляете, шеф, какой жмот этот старый колдун!
– Плохо. – Максим, вздохнув, повесил голову. – Что ж, придется бомжевать.
– Чего?
– Спать, говорю, придется под забором, как распоследний нищий. Впрочем, почему «как»? Я и вправду самый что ни на есть натуральный нищий.
Максим скривил губы в кислой улыбке и печально посмотрел Ахмеду в глаза.
– Нет, не бывать этому! – подпрыгнул Ахмед, отчего лампы за его спиной звякнули. – Чтобы мой дорогой шеф спал под забором? Ни-ког-да! Возьмите лампу, продадите и…
– Ахмед, ты в своем уме? – Максим постучал костяшками пальцев по лбу. – Ну кому я продам лампу посреди ночи?
– Да-да, вы, как всегда, правы. – Кожа на лбу Ахмеда собралась складками. – Что это я… Решено: вы идете со мной!
– Куда?
– Ко мне, вернее, в дом проклятого колдуна.
– Больше ничего не придумал? – нервно дернул подбородком Максим. – Сам же говорил: цыкнет зубом – и от твоего шефа одни боты останутся.
– Не цыкнет, – отмахнулся Ахмед. – Чего ему цыкать-то? К тому же я вас потихоньку проведу, через задний…
– Проход? – пошутил Максим, у которого настроение давно упало ниже плинтуса.
– Двор!
– А ты уверен? В смысле, насчет «не цыкнет»?
– Сто пудов!
– Ох, не нравится мне все это, – покачал головой Максим. – Ну да ладно. Пошли, чего здесь торчать без толку.
До дома, где последние полгода ютился Ахмед, добирались довольно долго и прибыли на место лишь затемно. Колдун жил на отшибе, далеко за городом. Его кособокий, с облезлыми стенами домишко, укрывшийся за глинобитной стеной, сразу бросался в глаза – других домов поблизости не было. Над забором возвышалось кривое, иссушенное зноем, почерневшее дерево, под стать хозяину дома, а рядом с калиткой виднелся круглый каменный обод колодца. Из короткой узкой печной трубы валил красноватый дым – не иначе Абаназар опять смешивал свои непотребные колдовские снадобья.
Чем ближе подходили к дому, тем больше покидало Максима врожденное хладнокровие. А ну как действительно колдуну не понравится, что в его дом заявился незваный гость? Словам простоватого Ахмеда Максим доверял не особо, и то, что колдун, по заверениям того же Ахмеда, не шибко силен в магии, нисколько не способствовало поднятию духа, ведь бывший удалой разбойник разбирался в черной магии, как свинья в апельсинах.
– Ахмед, послушай. – Максим потянул Ахмеда за рукав, едва не оборвав его. – Может я лучше где-нибудь здесь, во дворике, переночую? Не нравится мне твоя затея.
– Еще чего! – возмутился Ахмед, придирчиво изучая разошедшийся шов на правом плече. – Вы будете ночевать в доме. И пусть только старый прохвост, не заплативший мне за работу ни единой монеты, попробует что-нибудь вякнуть! Ух, я его! – раздухарился Ахмед, погрозив кулаком калитке, и от души пнул ее.
– Вот это самое «ух» меня больше всего и беспокоит, – тихонько проворчал под нос Максим, вступая во двор дома следом за своим провожатым.
– Что вы сказали? – обернулся Ахмед.
– Да нет, ничего. Только давай все-таки попробуем войти незаметно, и я пристроюсь где-нибудь в уголочке. Лучше в темном.
– Вы будете спать наверху на мягком сене! – заявил Ахмед, приближаясь к двери дома.
– А вдруг он вышвырнет нас обоих, причем оч-чень далеко?
– Пусть только решится на подобное!
Ахмед выпятил грудь и потянул дверь за ручку. Дверь распахнулась без скрипа, и Ахмед вошел первым.
– Хозяин, я вернулся! – крикнул он, сняв с плеч подставку с лампами и прислонив ее к стене узкого прохода.
– Где тебя носило, нерадивый слуга? – донеслось из комнаты, в которую распахивался темный проход. – Я устал ждать и готов тебя примерно наказать, если ты сейчас же не объяснишь причину своей задержки!
– Понимаете, почтеннейший Абаназар, – Ахмед как-то в один миг сдулся, повесив плечи и втянув тощую шею в плечи, – я сегодня встретил старого знакомого, которого не видел несколько лет и…
– Что ты там бормочешь, негодный? Сколько ламп ты продал сегодня?
– Ни одной, – пискнул Ахмед, еще больше сжимаясь и отодвигаясь назад.
Максиму из-за Ахмеда ничего не было видно, сколько он не тянул шею. Колдуна скрывала стена справа, и в небольшой, хорошо освещенной яркими свечами комнате был виден лишь стол, стоявший посередине. Стол был уставлен колбами, ретортами и прочей химической утварью, в которой булькало и пузырилось нечто разных цветов и плотности.
– Врешь, гнусный мошенник! Отвечай, кому ты продал лампу? – взревел Абаназар, и Максим решил, что колдун не так уж хил и немощен для древнего старика – так орать мог только очень здоровый человек.
Ахмед сглотнул. Во рту у него пересохло, и он облизнул шершавым языком губы. Откуда ему было знать, что пару часов назад, когда они с Максимом только-только собирались покинуть уютную чайхану, у Абаназара на пальце засветилось кольцо. Это могло означать только одно: кто-то потер лампу. Ведь старый колдун приказал джинну кольца извещать его каждый раз, когда это случится.
Абаназар, разумеется, несказанно обрадовался и отправил джинна «обслужить» очередного клиента, после чего тот должен был вернуться и доложить, как все прошло. Минуты плелись за минутами, слагаясь в часы ожидания, однако джинн все не появлялся. Крайне обеспокоенный происходящим, Абаназар повернул кольцо нужным образом, но… ничего не произошло! Джинн словно сквозь землю провалился. И что только колдун ни вытворял с кольцом, все было без толку. К тому же куда-то запропастился Ахмед…
– Грязный шакал, паршивый верблюд, безмозглый евнух!
– Я не евнух! – вскричал оскорбленный до глубины души Ахмед. – Я…
– Где лампа? Отвечай!
– Я… у меня ее украли, – смешался перепуганный донельзя Ахмед. – Я не виноват, хозяин!
– Ну все, – терпение Абаназара иссякло. – Войди и встань сюда, – приказал он.
Колдун наконец выдвинулся из-за стены, указав тощим и длинным пальцем на место возле стола, и у Максима по спине пробежал холодок. Такой страшной образины с горящими глазами он еще в жизни не видывал. А если еще учесть, что это колдун…
– Зачем, хозяин? – промямлил Ахмед, окончательно перетрусив. Ноги едва держали его, и он оперся рукой о стену.
– Буду превращать тебя в жабу! В мерзкую, противную и зеленую, нет, в бурую пупырчатую жабу! – смаковал колдун каждое брошенное им слово.
– А может, не надо, а? – Ахмед, сглотнув, покорно двинулся на указанное ему место.
– Надо!
– Но за что?
– За то! – топнул ножкой колдун. – За все сразу, грязная тупая скотина! Ну же, я долго еще буду ждать? – Абаназар сплюнул влево, и у стены полыхнуло пламя, словно кто-то поджег кучку черного пороха.
Ахмед икнул, закатил глаза и рухнул на пол.