– …Вот так все и было. И если я приврал хоть слово, то пусть разразит меня гром на этом самом месте!
Слушавшие эту удивительную историю пригнули головы, ожидая, что вот-вот средь ясного неба полыхнет молния, и от странного чайханщика останутся одни чувяки. Но нет, ничего не случилось, а чайханщик только улыбнулся, собрал пустую посуду со столика, протер его тряпкой и собрался удалиться.
– Сейчас принесу чаю, – просто сказал он.
– Дядя Ахмед! – окликнул его совсем молодой парень.
– Что тебе, о Фома неверующий? – остановился Ахмед, насмешливо посмотрев на юнца.
– Вообще-то меня зовут Абдулла.
– Рад за тебя. Так что же ты хотел?
– Вы получили в подарок от Саджиза чайхану, но что сталось с Ала ад-Дином, с колдуном Абаназаром и вашим другом Махсумом?
– С Ала ад-Дином все в полном порядке, уверяю тебя. Он женился на принцессе Будур, теперь живет во дворце и иногда навещает меня.
– Прямо так и женился? – не поверил Абдулла. – Ведь вы говорили, джинны не занимаются любовными делами.
– Говорил. И сейчас скажу то же самое, – кивнул Ахмед.
– Так как же в таком случае он смог жениться на Будур?
– Принцессе Будур, а лучше говори: Бадр Аль-Будур – так уж точно впросак не попадешь, – назидательно заметил юноше Ахмед.
– Вы правы, почтеннейший, – смутился Абдулла. – Но все же?
– Эх ты, валенок сибирский! Так ведь джинн одарил Ала ад-Дина богатыми дарами и отстроил ему роскошный дом в центре города.
– И что?
– А наша принцесса, если вы этого не знаете, – скала, кремень! – показал Ахмед парню крепко сжатый кулак. – Так что же оставалось нашему светлейшему султану, как не выдать свою прекрасную дочь за обеспеченного, доброго и порядочного юношу? Всяко лучше, чем за Нури или какого-нибудь старого, кривого скрягу.
– А Абаназар? С ним-то что сталось?
– Чего не знаю, того не знаю, – развел руками Ахмед. – После того как он удалился вместе с ифритами, я его больше ни разу не встречал. Может, он уже отработал те тридцать монет и теперь странствует по свету в поисках своей мечты, а может… В общем, не мое это дело, – отмахнулся он.
– А Махсум?
– Махсум? – На лицо Ахмеда набежала тень воспоминаний, разумеется, приятных, хотя и с горчинкой. – О нем я знаю и того меньше. Он воспарил ввысь и растаял, подобно легкому утреннему туману под лучами жаркого солнца.
– Но как же он попал в лампу?
– Разве ты не понял? Таково было его желание: поменяться местами с Саджизом.
– О Аллах! – воскликнул юноша. – Сам себя…
– Таков мой дорогой друг Махсум – иногда такое отчебучит…
– Да сочиняете вы все, дядя Ахмед, – хмыкнул Абдулла, ожидавший, что чайханщик Ахмед горячо возразит ему. Но тот лишь печально взглянул на юношу, пожал плечами и удалился прочь.
И тут в чайхану вошел важный молодой человек в богатых одеждах в сопровождении очень милой женщины, насколько можно было судить о ее лице сквозь полупрозрачную вуаль. За ними по ступенькам чайханы поднялись двое стражников и замерли на входе.
Посетители притихли. Присутствие стражи могло означать лишь одно – пожаловали очень важные люди!
– Дядя Ахмед, – крикнул молодой господин, сложив ладони рупором, – Эй, где вы?
– Кто там? – Из кухни показался Ахмед, отирая влажные руки о тряпку. – О Аллах! Ала ад-Дин! – Ахмед подбежал к гостям чайханы. – Я думал, ты совсем забыл про меня, так давно ты здесь не появлялся.
– Он сказал, Ала ад-Дин? – раскрыл рот Абдулла, но никто ему не ответил.
Между тем важный гость и простой чайханщик Ахмед обнялись, как два закадычных друга, и Ахмед провел гостей к свободному топчану, который слуга наскоро застелил дорогими подушками и покрыл столик белоснежной скатертью.
– Присаживайся, Ала ад-Дин, – предложил Ахмед.
– Без базару, дядя Ахмед, – отозвался юноша и взобрался на топчан. – В натуре.
– И вы, дорогая принцесса, – поклонился девушке Ахмед.
– Будур, – улыбнулась та столь яркой улыбкой, что ее свет озарял и согревал сердце чайханщика даже сквозь вуаль. – Зовите меня просто Будур, дядя Ахмед.
– И да отсохнет ваш язык, если вы еще раз назовете ее принцессой! – пошутил Ала ад-Дин, и все трое засмеялись.
– Принцесса… отсохнет язык… – тихо, словно эхо, повторил Абдулла и так и застыл с отвисшей челюстью.
– Муха залетит, – помог ему сомкнуть челюсти сосед по топчану.
– Это же…
– Да, принцесса Будур и ее муж Ала ад-Дин.
– Выходит, это чистейшая правда? И все было на самом деле, и чайханщик не соврал?
– Запомни парень: чайханщик Ахмед – один из честнейших и добрейших, а потому самых уважаемых людей в нашем городе. – Сосед Абдуллы отхлебнул из пиалы, поболтал в ней остатки чая и выплеснул их. – Ахмед, ну где же наш чай?
– Сейчас, сейчас! – Ахмед махнул в ответ рукой. – Прошу извинить меня, – опять повернулся он к Ала ад-Дину, – у меня важные клиенты.
– А мы, значит, неважные, да? – наморщила носик Будур.
– Успокойся, дорогая. У дяди Ахмеда все клиенты равны, и все обязательно важные.
– Это другое дело, – вновь улыбнулась Будур. – Тогда мы, разумеется, подождем. Нам спешить некуда.
– Конечно, подождем, о моя несравненная, дорогая Будур!
– Прошу тебя, только не начинай здесь и снова! – выдернула ручку принцесса, которую Ала ад-Дин аккуратно и нежно сжал под столиком. – От твоей лести у меня уже кружится голова.
– Хорошо, моя стройная…
– Ала ад-Дин!
– Ну, хорошо, хорошо, моя госпожа! Слушаю и повинуюсь…
– А это, малышка, колдун.
– Ой, папочка, а он настоящий?
– Самый что ни на есть! Смотри, какой он злой. У-ух, аж мороз по коже!
– Мороз? А что такое мороз, папочка?
– Как тебе объяснить… Знаешь, подрастешь – поймешь.
– А можно я с ним поиграю?
– Что ты, детка! И не вздумай сунуть ему пальчик.
– А что будет?
– Оттяпает и глазом не моргнет.
– Я боюсь, папочка! – Малышка прижалась к отцу, и тот нежно погладил дочь по головке.
– Не бойся, я не дам ему тебя обидеть.
– Правда? – Малышка с надеждой посмотрела в папины глаза, и на ее губах заиграла неуверенная улыбка.
– Правда, правда. Ну, иди поиграй.
– Хорошо, папочка!
– Эй, гнусный ифрит! – донеслось из вольера.
– Чего тебе, колдунишка?
– Сколько мне еще томиться в этой проклятой клетке, будь она неладна! Я занял у тебя каких-то тридцать медяков, а отрабатываю уже третий месяц!
– Прости, колдун, но медь у нас дороже золота, кому как не тебе это знать.
– О я несчастный! – застонал Абаназар, сжимая пальцами толстые, пропитанные магией прутья решетки.
– К тому же ты такой отменный факир, что тебя просто жаль отпускать.
– И сколько же мне еще осталось?
– Считай сам: по году за каждую монету.
– Ско-олько?! Да ты с ума спятил!
– Ну что ты. – Ифрит зевнул и почесал бок. – Я тебе еще скидку сделал, так сказать, по дружбе. Ладно, некогда мне с тобой разговоры разговаривать, дел у меня по горло. Прощай, повелитель джиннов! Да, и не забудь что-нибудь новенькое придумать к моему возвращению.
– Постой, куда же ты? Не уходи, заклинаю тебя! – Абаназар еще сильнее сжал пальцы и в исступлении затряс решетку. – Выпусти меня отсюда!!! Кто-нибудь, выпустите!..
Но никто не откликнулся на зов старого колдуна и никто не появился в огромной каменной зале, куда не проникали ни лучик солнечного света, ни шорох ветра, ни пение самой малой из пичужек. Абаназар застонал, сполз по решетке на пол клетки, устеленный чистеньким цветастым покрывалом, и, всхлипнув, утер нос.
– Выпустите же. Ну, кто-нибудь, а?
– Что, колдун, хорошо ли ты себя чувствуешь? – прошелестел над головой старика голос.
– Кто здесь? – встрепенулся Абаназар, завертев головой.
– Я, Каззан. – Джинн неторопливо протаял из воздуха и подплыл поближе к решетке.
– А-а, подлый предатель, – отвернулся Абаназар. – Чего тебе от меня понадобилось? Или пришел поиздеваться надо мной, посмеяться над моим горем?
– А не я ли предупреждал тебя в свое время, что все закончится хуже некуда?
– Ну, предупреждал, – буркнул Абаназар, поерзав на коврике.
– И чего ты достиг?
– Ничего, – уныло отозвался колдун и вздохнул.
– Вот видишь, к чему привела твоя жажда власти!
– Вижу, – еще тише ответил Абаназар. – Глупо все вышло.
– А что бы ты сделал, обрети сейчас свободу? – никак не отставал Каззан.
– Э-э, пустое. К чему тебе это знать?
– А все-таки?
– Может, я стал бы факиром, – мечтательно уставился в высокий, сводчатый потолок Абаназар. – Говорят, у меня неплохо получается. Детей бы веселил… Каззан, как ты считаешь – это прибыльное занятие?
– Думаю, да, если, конечно, факир старается.
– Я бы старался, – повесил голову колдун.
– В таком случае держи, колдун! – и к ногам Абаназара упал, звякнув, мешочек.
– Что, что такое? – Абаназар протянул дрожащую руку к мошне, но побоялся ее коснуться: вдруг растворится в воздухе, будто ее и не было вовсе.
– Тридцать грошей, – просто сказал Каззан.
– Те самые? – сглотнул Абаназар.
– Те самые. Бери.
– Но откуда они у тебя? – Абаназар бережно поднял мошну с пола и прижал к груди.
– Меня просили передать их тебе, когда ты поумнеешь.
– Я… мне… Скажи, кто тебе их передал?
– Ахмед. Прощай, колдун! – помахал рукой Каззан и вновь растворился в воздухе.
– Постой! – крикнул ему вслед Абаназар, вскочив на ноги, но джинна уже не было в комнате. – Ахмед… – эхом повторил Абаназар, еще крепче прижал мошну к груди и заплакал слезами радости.
– Дамы и господа, наш самолет начал снижение и через двадцать минут совершит посадку в аэропорту города Дубая. Просим вас пристегнуть привязные ремни и привести спинки ваших кресел в вертикальное положение…
Максим встрепенулся, распахнул глаза и крепко вцепился в подлокотники, так, что побелели костяшки пальцев. Что это было? Сон? Или он сейчас спит, и ему все это мерещится: и самолет, и пассажиры, и голос бортпроводницы? Максим на всякий случай незаметно ущипнул себя – нет, не сон. Самолет, вздрагивая и покачиваясь, входил в плотные облака, вот-вот должна была показаться земля.
Максим оглядел себя: брюки, рубашка, ветровка – все его. Хлопнул по карманам ладонями – документы, деньги на месте. Похоже, ему все это приснилось. Вот шайтан, что же так колется под рубашкой?! Максим засунул руку за пазуху и вынул оттуда палочку, не очень длинную, тонкую и черную, с блестящими вкраплениями. Волшебная палочка! Глаза у Максима скачком увеличились вдвое, и он с трудом подавил в себе желание испытать ее: нет, это подождет, не стоит так поспешно расставаться со сказкой. Ведь вдруг палочка в его мире окажется обычной пластиковой палкой? Надо будет ее обязательно проверить, но потом, не сейчас.
Максим бережно сунул палочку обратно за пазуху, закрыл глаза, поудобнее устроился в кресле и задремал. Через пятнадцать минут он ступит на прекрасную арабскую землю, на которой он был так недавно и не был никогда, землю, где безжизненные, прокаленные пески бескрайних пустынь соседствуют с чарующими глаз садами, где люди понимают смысл фразы «вода – это жизнь» и любят жизнь, как бы тяжела она ни была, землю дивных легенд и сказок о джиннах, злых колдунах, луноликих принцессах и простых людях, на чьих могучих плечах держится этот мир, да пребудет со всеми ними милость Аллаха, Всемилостивейшего и Милосердного!