Ксения Винтер
Фамильная реликвия
Дела давно минувших дней
Проводив “Николая” в семь утра на работу, я, после недолгого колебания, решила навестить бабушку – пришло время нам с ней поговорить по душам.
Подойдя к бабушкиному дому, я с изумлением обнаружила небольшую галдящую толпу, – преимущественно состоящую из женщин, – возле её калитки.
– Что здесь происходит? – я была вынуждена повысить голос, чтобы перекричать бессмысленный гвалт, напоминавший собрание в курятнике.
– О, ведьмина внучка пожаловала! – дородная женщина лет пятидесяти в стёганой телогрейке окинула меня откровенно враждебным взглядом. – А ведь пока она не приехала, в деревне всё спокойно было!
– Точно! Вот именно! – поддержал её нестройный хор голосов.
– Это она отца Никодима убила! – неожиданно уверенно заявила знакомая мне продавщица местного сельпо.
– Сжечь ведьму, – закончила я за них твёрдым голосом. Несмотря на весьма сложную ситуацию, я не испытывала ни тени страха. Впрочем, чему тут удивляться? После ночи, проведённой в объятиях самого настоящего демона, небольшое крестьянское восстание не кажется чем-то таким уж пугающим. – Вы ведь за этим тут столпились? Решили устроить самосуд?
Моё холодное спокойствие, как ни странно, возымело эффект: гонору у дамочек заметно поубавилось.
– Это твоя бабка сожгла церковь! – заявила старушка в телогрейке.
– Чушь, – просто ответила я. – Никто церковь не сжигал. Отцу Никодиму, скорее всего, просто стало плохо, он упал и уронил свечу, от неё всё и вспыхнуло, церковь всё-таки деревянная.
Это была ложь чистой воды. Даже если бы у старика, действительно, например, случился сердечный приступ, и он случайно опрокинул подставку со свечами, их пламени не хватило бы для того, чтобы церковь вспыхнула, словно факел. Если, конечно, её предварительно щедро не полили бензином. Только вот местное малообразованное население вряд ли это понимает – одного взгляда на их безумные глаза достаточно, чтобы понять, что они недалеко ушли от средневекового мракобесия.
– Откуда ты знаешь? – с подозрением уставившись на меня, спросила одна из женщин. – Ты что ли там была?
– Николай рассказал, – не моргнув и глазом, соврала я. – Он ночью приехал на вызов от вашего участкового, Семёна – это он вытащил отца Никодима из церкви. Так что если вас интересуют причины пожара, все вопросы к нему. А сейчас, дамы, если вы не намерены сию минуту насадить меня на вилы или колесовать, я пройду в дом. Приятно было повидаться.
Решительно оттеснив одну из старушек плечом, я открыла калитку и вошла во двор. На крыльце, в одном только лёгком ситцевом халате, несмотря на осеннюю сырость и прохладу, тяжело опираясь ладонями о колени, сидела бабушка с каким-то жутким каменным лицом. Услышав скрип калитки, она подняла голову и устремила на меня безжизненный взгляд.
– Женя… – слабым голосом проговорила она и протянула в мою сторону сухонькую ладонь с узловатыми пальцами.
– Привет, бабулечка, – я приветливо улыбнулась бабушке. Уверенно пересёкши двор, я приблизилась к старушке и без тени сомнения обхватила обеими руками протянутую ладонь – она была совершенно ледяная. – Пойдём в дом, ты совсем замёрзла.
Я помогла бабушке подняться на ноги и, аккуратно поддерживая её под локоть, завела внутрь.
– Бабы совсем будто белены объелись, – бесцветным голосом сказала она, грузно опускаясь на край кровати. – Я уж думала, ворота мне снесут.
– Тебе чаю сделать? – проигнорировав её замечание, деловито осведомилась я. – Или, быть может, в погреб за твоим любимым крыжовниковым компотом спуститься?
– Нет, ничего не надо, – покачала головой старушка и похлопала ладонью по матрасу рядом с собой. – Сядь. Мне нужно с тобой поговорить.
– Я за этим и пришла.
Я опустилась на кровать рядом с бабушкой и внимательно посмотрела в её прозрачные глаза.
– Надеюсь, теперь ты мне расскажешь, что за чертовщина у вас тут происходит?
Бабушка тяжело вздохнула и накрыла мою руку своей ладонью.
– Я не знаю, когда всё началось, – тихо заговорила она, глядя куда-то перед собой. – Должно быть, много столетий миновало с тех пор, когда в нашем роду появилась первая ведьма. Я никогда не вдавалась в подробности – мне было не интересно. Но тётя Фима говорила, что первую ведьму звали Рада, и она заключила сделку с демоном Леонардом, чтобы колдовской дар передавался в нашей семье из поколения в поколение, от матери к дочери.
Я почувствовала, как холодные пальцы бабушки крепко – почти болезненно, – стиснули мою ладонь.
– Тётя Фима охотно приняла ведьмовское кольцо, – заметила она с горечью. – Ей магия была в радость. Она с готовностью использовала её как во благо, так и во вред. Я же… мне это всё было чуждо. Поскольку мою мать дар обошёл стороной, я надеялась, что и меня минет чаша сия. Только вот когда мне было десять лет, я тяжело заболела – в деревне в тот гот свирепствовала холера. Лекарств не было, и люди мёрли, как мухи. Я бы тоже умерла, но за меня вступилась тётка. По просьбе матери она провела специальный ритуал, позволивший мне жить.
– Что за ритуал? – насторожилась я.
– Она отдала мне двадцать лет своей жизни, – поджав губы, объяснила бабушка. – Двадцать своих, двадцать моей матери, и ещё двадцать отцовские. Итого шестьдесят.
В моей голове всплыли слова Леонарда о том, что время моей бабушки подошло к концу, и у меня по спине пробежали мурашки. Та же, словно почувствовав что-то, повернула ко мне голову и печально улыбнулась.
– Ты всё правильно поняла, Женечка – время, подаренной мне Серафимой, со дня на день подойдёт к концу. Я давно знаю об этом и уже успела смириться. Только вот я надеялась, что вместе со мной умрёт и наше проклятье – чёрный дар, выторгованный Радой у демона.
Я покачала головой.
– Я сделала то, что должна была, – твёрдо проговорила я. – Ты не заслужила того, чтобы вечность гореть в Аду из-за того, что кто-то много веков назад решил, что в нашей семье должен быть магический дар – это несправедливо. Поэтому я забрал кольцо и вернула его Леонарду.
– Ты виделась с ним? – бабушка испуганно посмотрела мне в лицо.
– Да, виделась, – не стала лукавить я. – Мы с ним немного поболтали, и он забрал и кольцо, и книгу.
Бабушка укоризненно покачала головой.
– Я ни разу не виделась с ним, – заметила она. – Общение с демоном – страшный грех.
– Вот и дальше придерживайся этой позиции, – кивнула я. – Дара у тебя больше нет, так что и беспокоить Леонарду тебя незачем.
– Он придёт за тобой, – в голосе бабушки слышалось сожаление. – Он не оставит тебя в покое, пока не сделает своей.
– Почему ты так считаешь? Тебя же он, как я понимаю, не особо преследовал.
Бабушка горько усмехнулась.
– Я не такая как ты. До тех пор, пока я не надела его кольцо себе на палец, во мне не было и намёка на колдовские силы. Ты же с пелёнок была необычным ребёнком. Постоянно смотрела куда-то в стену, смеялась невпопад, а когда стала чуть постарше, начала регулярно разговаривать сама с собой. Когда же Гриша спросил тебя, с кем ты разговариваешь, ты сказала: “с грустной тётей”.
Я не помнила ничего подобного. Хотя, что в этом удивительного? Мало кто способен в подробностях вспомнить себя в раннем детстве.
– Это всё из-за ритуала, – внезапно уверенно заявила бабушка. – Не нужно мне было его проводить.
– Какой ритуал?
– Тот же самый, что тётя Фима провела для меня.
Бабушка тяжело вздохнула.
– Надюше стало плохо посреди ночи – роды начались преждевременно и проходили очень стремительно. Скорую мы так и не дождались, так что тебя принять пришлось мне, – бабушка внезапно громко всхлипнула, и я заметила, что её глаза блестели от слёз. – Когда я взяла тебя на руки, ты не кричала, и я сразу же поняла – случилась беда. Надя была без сознания и не видела, как мы с Гришей пытались делать тебе искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, только всё напрасно. Я не представляла, как посмотрю в глаза дочери и скажу ей, что ребёнок умер. Поэтому мы с Гришей провели ритуал. Я не стала укорачивать Надину жизнь, поэтому ограничилась сорока годами: из-за проведённого надо мной ритуала я не могла быть донором, поэтому их все отдал Гриша.
Я с шумом вздохнула и с ужасом уставилась на бабушку, не в силах поверить в то, что сейчас услышала.
– Дед отдал мне свои годы жизни? – повторила я её слова, чувствуя, как в животе ледяной спиралью сворачивается страх. – Этого не может быть!
– Однако это так, – бабушка стёрла слёзы, выступившие на глазах, и с нежностью посмотрела не меня. – Гриша очень тебя любил и никогда не жалел о сделанном. Незадолго до его смерти мы говорили об этом, и он сказал, что отдать свои годы тебе было лучшим, что он сделал за всю жизнь. Единственное, о чём он жалел, что не отдал все пятьдесят пять. Да, в этом случае, он бы не увидел, как ты растёшь, но у тебя было бы больше времени в запасе.
Не в силах усидеть на месте, я вскочила на ноги и принялась расхаживать взад и вперёд по крохотной комнате, ощущая, как мелко дрожат мои руки. Внезапно в мою голову, точно разряд молнии, ударила мысль, заставившая меня резко остановиться и развернуться лицом к бабушке.
– Откуда ты узнала про ритуал? – спросила я предательски севшим голосом. – Ты сказала, что никогда не разговаривала с Леонардом, следовательно, он не мог тебя этому обучить. У Серафимы, судя по твоим же словам, ты тоже не обучалась. Так откуда ты узнала о ритуале?
Бабушка смутилась и нервно поёрзала, словно ей внезапно стало неудобно сидеть.
– Рада мне рассказала, – после небольшой заминки ответила она. – Она живёт на нашем кладбище в виде призрака в белом. Я увидела её… – бабушка запнулась и сделала глубокий вдох, словно перед прыжком в воду. – Когда мы с Гришей хоронили Фиму.
Я почувствовала, что мои глаза вот-вот вылезут из орбит от удивления.
– Так это вы зарыли её в могилу к Константину? – подобного я даже предположить не могла. – Почему?
– Нам с Гришей тогда было по пятнадцать, – сдавленно проговорила бабушка. – Мы с первого класса дружили: он был хорошо знаком с моей семьёй, и при этом никогда не боялся того, что я – племянница ведьмы. Более того, всегда защищал меня от всех, кто хоть слово плохое говорил в мой адрес.
Бабушка сделала короткую паузу, собираясь с мыслями. Я её не торопила, в душе уже догадываясь, что именно она собирается мне рассказать.
– Как любая ведьма, Серафима предчувствовала собственную смерть, и начала постоянно преследовать меня, убеждая принять наш семейный дар и взять её кольцо. Я была против. Но тётушка не отступала. Однажды свидетелем нашей с ней ссоры стал Гриша. И он решил защитить меня от неё. Тем же вечером Гриша пришёл в дом Фимы вместе со мной. Они страшно поругались, и в пылу ссоры Гриша толкнул мою тётку в грудь – и она упала, ударилась головой об стол и умерла.
Бабушка судорожно всхлипнула и закрыла лицо ладонями. Я медленно подошла к ней и успокаивающе принялась гладить по спине.
– Я испугалась, что Гришу обвинят в убийстве, и поэтому уговорила закопать Фиму на кладбище – там как раз накануне похоронили его брата, и могила была совсем свежей. А чтобы соседи ничего не заподозрили, я собрала тёткины вещи в чемодан и закопала его в саду под яблоней. Вроде как она просто взяла и уехала.
– А как же кольцо?
– Я сняла его с её пальца, – бабушка почему-то понизила голос до шёпота, хотя в доме кроме нас никого не было. – Это ведь из-за меня она умерла. Если бы я не пожаловалась на её преследования Грише, ничего бы этого не случилось. Поэтому я решила, что должна хотя бы спасти её душу от адского пекла.
– Ясно.
Я ощутила слабую пульсирующую боль в висках – слишком много информации для одного раза. И всё же что-то в этой истории не давало мне покоя. Какая-то мысль маячила на задворках сознания, но я никак не могла за неё ухватиться…
Громкий стук в дверь заставил меня буквально подпрыгнуть от неожиданности. Жестом велев бабушке оставаться на месте, я отправилась встречать незваного гостя.
На пороге обнаружилась встревоженная Глафира Фёдоровна.
– Здравствуй, Жень, – дружелюбно улыбнувшись, поприветствовала она меня. – Хорошо, что ты здесь. Я хотела с тобой поговорить.
– Да, конечно, – я отступила в сторону, пропуская женщину внутрь. – Проходите. Чаю хотите?
– Не откажусь.
– Глаша? – при виде гостьи бабушка нахмурилась. – А ты чего здесь забыла?
– Да вот, решила посмотреть, как ты, – спокойно ответила та. – Бабы болтают, что ты в отместку за то, что отец Никодим в церковь тебя не пустил, спалила и его, и саму церковь.
– Брешут, – отмахнулась бабушка. – Али ты им веришь?
– Ещё чего! – фыркнула Глафира, чем вызвала у меня чувство глубокой симпатии. Есть всё-таки адекватные люди в этой богом забытой дыре! – Нашим клушам дай только волю, так они такое понавыдумывают, любой писака обзавидуется. Им бы только лясы точить да кости всем перемывать. А Митрич их только подзуживает.
– Митрич? – я насторожилась. – А ему чего неймётся?
– Кто ж его знает, – пожала плечами Глафира Фёдоровна. – Он так-то мужик хороший, работящий и рукастый. Да только после смерти Фаи часто больно к бутылке стал прикладываться, вот у него мозги и помутились. Как скажет чего, так хоть стой, хоть падай.
– Да, я слышала, он бабушку ведьмой называл, а Николая – анчуткой, – кивнула я, накладывая сушёные листья из банки в заварочник.
– Это-то ладно, к этому все привыкли. Только вот сегодня Митрич заявил, что церковь загорелась не сама, а её кто-то поджёг, чтобы отца Никодима убить.
– И он знает, кто это сделал?
– Конкретно имён он не называл, но заявил, что это была “нечистая сила”. А она у нас только одна: Аня да Николай. Николай в это время работал – это все знают. Так что остаётся только Аня.
Я ничего на это не ответила. Мой мозг хаотично работал, обрабатывая полученную информацию.
“Митрич был твёрдо уверен и в том, что Николай – демон, и в том, что бабушка – ведьма, – мысленно рассуждала я. – А вдруг он и на этот раз не ошибается? Может ведь так получиться, что этот старый пропойца не так прост, как кажется на первый взгляд? Нужно с ним непременно поговорить, причём сегодня же. Вдруг он знает больше, чем говорит остальным?”
Дождавшись, пока вскипит чайник, я разлила травяной настой в три чашки и поставила на стол. Бабушка тем временем достала из навесного шкафчика вазочку с конфетами и банку варенья.
– Спасибо, – благодарно кивнула Глафира Фёдоровна, принимая из моих рук свою чашку. – Женечка, я вот о чём хотела с тобой поговорить… Ты ведь сейчас живёшь в бывшем ведьмином доме?
– Да, – кивнула я. – А что?
– Ты там ничего странного не замечала? – осторожно спросила женщина. – Я понимаю, звучит странно, особенно на фоне ходящих вокруг слухов и неадекватного поведения наших односельчан…
– Почему вы спрашиваете? – я понимала, что отвечать вопросом на вопрос, как минимум, невежливо, но мне необходимо было понять мотивы её расспросов.
Глафира Фёдоровна обречённо вздохнула и опустила взгляд в свою чашку.
– Два дня назад я поздно вечером возвращалась домой от свояченицы – она живёт в трёх домах от Николая, – и мне показалось, я видела какую-то странную тень, мелькнувшую возле его дома.
– Какую тень?
– Я не уверена… – женщина длинно вздохнула. – Она так странно двигалась, рывками… – Глафира выдавила из себя вымученную улыбку. – Не бери в голову, Жень. Глупости всё это, на самом деле. Мне, наверное, просто померещилось.
* * *
Митрича дома я не застала, так что домой к Николаю я была вынуждена вернуться ни с чем. Возле крыльца, развалившись прямо на голой земле, меня дожидался Танк – по какой-то неясной причине гончая не последовала за мной к бабушке, а осталась в доме. Возможно, ему так велел Леонард?
Опустившись на нижнюю ступеньку крыльца, я принялась неторопливо перебирать длинную шерсть на загривке зверя, погрузившись в свои мысли, пытаясь понять, что именно насторожило меня в рассказе бабушки (помимо того, что мой дед стал убийцей в пятнадцать лет, а потом отдал сорок лет своей жизни мне).
«Сорок лет… получается, мне осталось всего десять?» – эта мысль пронзила сознание, как стрела, но, как, ни странно, не принесла особого дискомфорта, лишь лёгкую растерянность. Казалось, мозг не хотел до конца осознавать, что это, фактически, приговор: десять лет и ни годом больше. А ведь у меня столько планов… Хотя нет, зачем врать самой себе? Никаких особых планов у меня нет. Работа–дом–работа. Если повезёт, пара недель на море, редкие походы в кино и театр и ничего незначащие романы.
“Глупо всё как-то, – подумала я, рассеяно почёсывая Танка за ухом. – Получается, жизнь прошла, фактически, зря. Что после меня останется? Груда рабочих отчётов, пустая квартира, да не самая хорошая машина – и всё”.
Внезапно мне остро захотелось сходить на кладбище, навестить могилу деда. Я ведь ни разу там не была…
– Танк, идёшь со мной, – решительно скомандовала я. Белую леди, конечно, всегда видели исключительно по ночам, но вдруг эта красотка решила изменить расписание своих променадов? Столкнуться с ней один на один мне совершенно не хотелось.
На всякий случай оставив на столе Николаю записку с предупреждением о незапланированной прогулке, я в компании своего потустороннего питомца направилась на деревенское кладбище.
От мамы я знала, что дедушкина могила располагалась в десятом ряду (считая от церкви) с самого края, так что нашла я её без труда. С надгробия из серого мрамора на меня смотрело знакомое лицо с тёплыми карими глазами – рука сама собой потянулась вперёд и огладила фотографию.
– Ну, здравствуй, дедуль, – сглотнув огромный ком, застрявший в горле, проговорила я. – Прости, что так долго не приходила.
Я сразу же заметила, что могила была в идеальном состоянии: ни единого сорняка, только разноцветные фиалки, столь любимые дедушкой, да и сам памятник чистый, без каких-либо пятен и разводов. Должно быть, бабушка часто сюда ходит…
Традиционная скамейка отсутствовала, так что я опустилась на колени справа от надгробия и прижалась лбом к его прохладному боку – мне казалось, так будет проще, но нет, внутри что-то премерзко скреблось, пытаясь вырваться наружу. Быть может, застарелая боль?
Я не знала, что говорить. Зачем я вообще сюда пришла? Здесь нет человека, которого я когда-то любила, только сырая земля да надгробный камень.
– Знаешь, я никогда не понимала, зачем это нужно: приходить на могилу, сажать цветы и всё такое, – слова слетели с языка сами, хотя это было не совсем то, что мне следовало сказать. – Мертвецу ведь всё равно, моют ему памятник или нет, зарастёт его могила сорняками или на ней будут цвести цветы. Так какой в этом всём смысл? Лишь напрасная трата сил и времени.
– Стоять на коленях на сырой земле и говорить самой с собой кажется тебе более продуктивным занятием? – внезапно раздался позади меня знакомый чуть хрипловатый голос, от которого у меня по спине пробежала стая мурашек. Резко обернувшись, я увидела призрак дедушки, замерший в какой-то паре шагов от меня.
– Ты пришёл… – тихо, на грани слышимости выдохнула я, глядя в синеватое лицо с запавшими, абсолютно чёрными глазами.
– Ты звала меня, – пожал он плечами.
– Я не звала, – покачала я головой.
– Не вслух. Но ты хотела, чтобы я пришёл. И я здесь. Только вот не пойму, зачем?
– Прости меня, – неожиданно даже для самой себя жалобно всхлипнув, проговорила я. – За то, что не была рядом все эти годы. За то, что не ответила тогда на звонок и не приехала на похороны.
Лицо деда не выражало ровным счётом ничего – сплошная посмертная маска.
–Тут не за что извиняться, – ровным голосом выговорил он. – Ты жила своей жизнью, разве не в этом смысл взросления? Я знал, что ты жива и здорова и что у тебя всё хорошо – мне этого всегда было достаточно. Мы ведь с Аней сделали всё возможное, чтобы ты никогда сюда не вернулась. И всё же ты здесь.
– Да, я здесь, – шмыгнув носом, я вытерла слёзы рукавом куртки. – Я знаю, ты против. Но я не могла бросить бабушку одну.
– Аня сама выбрала свою судьбу, – в голосе дедушки послышались металлические нотки. – Ты не должна была вмешиваться. Но теперь уже поздно. Ты забрала кольцо, и теперь она придёт за тобой.
– Она? – я удивлённо приподняла бровь. – Кто, она? Ты имеешь в виду Серафиму?
– Нет, – покачал головой призрак. – Не её.
Дед резко приблизился ко мне, и я почувствовала острый запах тины, почему-то исходивший от него.
– Не верь демону, в его словах нет ни слова правды. Он тебе не друг. Он играет с тобой, заставляет довериться, а потом растопчет, как букашку. Ты для Леонарда лишь средство достижения цели.
– Какой цели?
– Получить свою ведьму, – на лице дедушки отразилась кривая усмешка. – Ты знаешь, что он за демон? – я отрицательно покачала головой. – Хозяин Шабашей. Испокон веков он соблазняет женщин, подчиняя их своей тёмной воле. Его не интересуют ни власть, ни богатство, ни сила – только жажда обладания. Сейчас его выбор пал на тебя. Только вот что будет завтра?
– С кем это ты тут разговариваешь?
Погрузившись в беседу с дедом, я, видимо, полностью отрешилась от реальности, потому что появление хмурого Митрича стало для меня полным сюрпризом.
– Ни с кем, – поспешно ответила я, нервно улыбнувшись. – Просто разговаривала сама с собой.
– Беседы с самим собой – признак безумия, – заметил мужчина, сверля меня пристальным взглядом.
Я неопределённо пожала плечами. В последние дни я всё чаще задавалась вопросом: а всё ли в порядке у меня с головой? Все эти призраки, демоны, ведьмы… быть может, я просто сошла с ума, и всё это мне мерещится? Если это так, то я должна признать, что, по крайней мере, с воображением у меня точно полный порядок.
– Что вы здесь делаете? – я решила, что обсуждать собственное психическое здоровье с Митричем точно не буду, поэтому поспешила сменить тему.
– К жене пришёл, – мужчина кивнул куда-то в сторону склона, где располагались более свежие захоронения. – Заодно дай думаю взгляну, что от нашей церквушки осталось. – Митрич встал ко мне в пол-оборота и послал долгий, нечитаемый взгляд в сторону пепелища. – Бабы наши думают, это ты или Анка церковь сожгли.
Я внимательно смотрела в отрешённое лицо старика, пытаясь понять, что он сам думает по этому поводу.
– Когда начался пожар, я мирно спала у Николая дома, – спокойно проговорила я. – За бабушку, конечно, ручаться не могу… но я очень сомневаюсь, что она имеет к этому хоть какое-то отношение.
– Кто знает, – Митрич поднял руку и задумчиво поскрёб заросший щетиной подбородок. – Чужая душа – потёмки. Особенно ведьмина.
– Почему вы её всё время так называете? – я поднялась на ноги и отряхнула перепачканные землёй колени.
– Потому что ведьма она и есть, – уверенно.
– Но откуда вы это знаете? – я подалась вперёд, требовательно глядя в глаза мужчине. – У вас есть доказательства?
Митрич усмехнулся.
– Она забрала кольцо старой ведьмы, – сухо бросил он, – когда та умерла. А значит, получила её дар.
Я шумно вздохнула: не такого ответа я ожидала.
– Откуда вы знаете об этом? – мой голос предательски дрогнул.
– Я был там, – пожал плечами старик и добавил, криво усмехнувшись: – Я ведь Грише племянником прихожусь.
– Вы сын Константина? – не удержалась я от изумлённого вздоха.
– Он самый, – коротко кивнул Митрич. – Вернее, пасынок. Он женился на моей матери, когда мне было три года. Своего родного батьку я даже и не помню. А Константин относился ко мне, как к родному, да и Гриша всегда племяшом называл, хоть и разница в возрасте у нас была всего лишь пять лет.
– Ясно, – я уже начала переставать удивляться хитросплетениям собственного семейного древа. – Получается, в день, когда погибла Серафима, вы были там.
– Был, – подтвердил мужчина. – В тот день мы как раз отца схоронили, мать была сама не своя от горя, вот Гриша и забрал меня к себе. А к вечеру пришла зарёванная Анка – её старая ведьма тогда, видать, совсем допекла. Ну, Гриша и пошёл разбираться. А я увязался за ним следом и видел, как он во время ссоры толкнул старуху, и та упала, ударившись головой об стол. Анка, ясное дело, сразу же в слёзы и выбежала из дома. Гриша за ней пошёл, успокаивать. А я в доме остался.
– Зачем?
Митрич криво усмехнулся и сплюнул на землю.
– Убедиться хотел, – сухо ответил он, – что ведьма, действительно, умерла.
Что-то в его голосе заставило толпу мурашек пробежать по моей спине, и я невольно поёжилась.
– Пока Анка с Гришей разговаривали во дворе, я накрыл старуху покрывалом – в нём мы её и закопали.
Я не знала, что на это сказать. Разве что поразиться хладнокровию, с которым Митрич об этом рассказывает?
– Кто-нибудь ещё знает? – нервно переступив с ноги на ногу, спросила я.
– Коли Анка с Гришей никому не сказали, то никто.
Я нахмурилась. Получается, они втроём хранили этот страшный секрет больше полувека. Тогда почему именно сегодня оба решили мне его поведать?
– Зачем вы мне всё это рассказываете?
Митрич развёл руками.
– Ну, так вы ж Семёном и так уже почти всё знаете, – заметил он. – Семён приходил ко мне на днях, спрашивал о могиле отца, сказал, какие-то вандалы её раскопали, а внутри обнаружилось два трупа. Вот я и подумал: пора облегчить душу. В конце концов, столько лет прошло… да и убийца уже давно лежит в земле. А с меня, малолетки, вообще тогда спроса никакого не было.
Что ж, определённая логика, пусть и весьма своеобразная, в его словах была.
– Ко мне сегодня Глафира Фёдоровна приходила, – сообщила я старику после короткой паузы. – Она сказала, вы утверждаете, будто церковь нечистая сила спалила. Почему вы так решили?
– А кому ещё это могло понадобиться? – невесело рассмеялся он. – Только нечисть не выносит святую землю – это все знают.
– Моя бабушка каждое воскресенье ходила в церковь, – напомнила я. – Разве это не показатель того, что она не нечистая сила?
– Конечно, ходила, – презрительно скривился мужчина. – Грехи поди-кась замаливала.
Я лишь укоризненно покачала головой, но дальше пререкаться не стала, понимая, что это бессмысленно: что бы я ни сказала, Митрич останется при своём мнении. Да и какая, в сущности, разница? Пусть думает, что хочет. Мне, в общем-то, всё равно. Лишь бы под ногами не мешался да слухи по деревне не распускал.
