Дарья Вознесенская
Коэффициент магии
Звук полной противоположности той музыке жизни, что я училась чувствовать.
Звук, выпивающий эту самую жизнь.
Я смотрела, как выворачивается Пеньковский, пытаясь вылезти из собственной кожи – лишь бы избавиться от ленты, проникшей в него, казалось бы, со всех сторон. Он худел, уменьшался на глазах, кожа его скукоживалась, а кости ломались, будто его засасывал в себя невиди-мый пылесос – сначала его энергию, потом жилы, потом саму душу.
Засасывал молча и беспощадно.
Наживую.
Он уже не кричал. Не дышал. Только закатившиеся от адской боли глаза еще выдавали в нем человека.
А потом всего лишь его оболочка упала на камни и меня вырвало.
Максим поднялся, пошатываясь и подошел ко мне, подволакивая ногу.
Утешить? Обнять?
Все не нужно.
Я всхлипнула. И помотала головой. А потом подползла к порезанным студентам. Кое – как намотала тряпки на их раны, предварительно немного затянув края, и вытащила кляпы, пока Максим помогал оставшимся.
Сегодня умерла окончательно часть моей жизни. Заслуженно, правильно, справедливо – но почему же так хреново?!
Болело все. Снаружи и внутри.
Я даже не чувствовала радости или облегчения, что эта вся история закончилась. Только опустошение. И злость на мироздание, что допус-кает подобные вещи.
Злость и помогла мне продержаться еще немного, как всегда. Помочь Максиму сделать шину, гаркнуть на студентов, чтобы не ныли, найти выход – не столь уж и замаскированный. И выбраться наружу, под звезды, сияющие тем ярче, чем больше луна погружалась во мрак.
А потом я стекла на сырую землю, слыша далекий стрекот вертолетов.
– Что это было? – спросила опустившегося рядом Максима.
– Резонатор. Портативный. Наша совместная разработка с Комитетом…
– Забирающий магию?
– Да.
– Но ведь…
Я остановилась. Поняла. Это страшная штука вступала в противоречие с магической энергией и разрушала магические структуры – у предметов и у людей, но на Пеньковского, который и сам был, в какой-то мере, резонатором, повлияла иначе.
Она встала с ним на одну волну.
И тогда он поглотил не окружающую магию, а самого себя.
– Проблема была в том, что он активируется на магию рядом, поэтому мы должны были…
Я вяло махнула рукой.
Все это было не важно.
Уже многое стало не важно.
Я прислонилась к любимому, который осторожно начал гладить мои перепачканные в чем только можно волосы.
– Дерьмовые у тебя получаются каникулы, – вздохнула и посмотрела на исчезнувшую на две трети луну.
– Главное, с тобой, – хмыкнул Арсенский и я, наконец, позволила себе закрыть глаза и провалиться за ту грань сознания.
Эпилог
– Ты уверен?
Максим кивнул.
Я сидела в кресле и внимательно смотрела на Арсенского и на коробку, которую он открыл, чтобы сложить туда украшения.
Расставаться с лунницами было жаль, но я понимала – это правильная мера. Ни в музее, ни в нашем доме им не место. А вот в лаборато-риях Комитета – самое оно. Напоенные чужой кровью, энергией и всей этой историей, они могли стать грозным оружием – но и дать нам новые магические сведения, делая магию, эту чистой воды божественную субстанцию, еще более близкой и изученной. Как всегда опасность и злонамеренное использование шли в ногу с прогрессом. И пусть в этом случае останется только последнее.
Смотрящая со звезд стала далеко не единственной жертвой этих артефактов – пора закончить цепочку убийств, открытую когда-то неведомым преступником.
Она снилась мне несколько раз. Нет, не разговаривала со мной и не пыталась что-то рассказать – просто будто её частичка, оставшаяся в информационном поле, была благодарна, что нашелся кто-то, кто узнал про неё и вспомнил.
Я всматривалась в эти сны, как всматривалась в следы, пытаясь понять, что же все-таки произошло тогда, почему её убили и кто стал убийцей. Но вековая пыль и катаклизмы покрыли её историю столь плотным мраком, что разглядеть что-либо не было возможности.
Только предположить.
Что и тогда нашелся человек, который понял, насколько эфемерна грань между божественным озарением и желанием стать богом.
Я чуть поморщилась, как и каждый раз, когда вспоминала о Пеньковском.
Несмотря на все то, что он натворил, несмотря на убитых им людей, я не могла его проклинать или чувствовать отвращение.
Я узнала.
Уколы анти-магии действительно были созданы в кратчайшие сроки. Вот только Володя не учел очень важного момента – лишенные таким способом магии, люди становились инвалидами. Не физическими, нет. Но мало кто оставался после произошедшего в состоянии, приближенном к желанию жить и творить. Они постоянно искали – подсознательно – чего-то, чего лишились, испытывая фантомные боли и погружаясь в пучину депрессии, а то и просто спиваясь. Не все, конечно, но и здесь никто не давал гарантий.
И еще тогда пришли к выводу, что использование подобных вещей сродни убийству.
Как испытания даются тем, кто, как правило, может с ними справиться, так и магия была дана тому, кто не то чтобы заслуживал её – но мог бы, если захочет, стать много лучше и принести еще больше ярких красок в свою жизнь и в этот мир.
Как бы ни ужасно это звучало, но у Пеньковского были причины поступить так, как он поступил. И его видение мира, чуть не приведшее к ужасающим последствиям, для меня не было однозначно неправильным. Волей-неволей я задумывалась, был хоть малейший шанс в том, что он был прав?
И понимала – есть. Наша жизнь настолько невероятна, а Вселенная настолько многогранна и бесконечна, что шанс здесь есть на практически все, что можно себе вообразить.
Мы же чаще всего не смотрим на полную картину и не можем познать всю сущность глобального замысла.
И это хорошо, это правильно. В этом и есть огромное отличие нас, людей, от исполинов мироздания. Нет, мы не мелкие букашки, мы те, кто руками трогает землю и ловит соленые капли звезд. Кто смотрит с восторгом на небо и улыбается своему ребенку. Кто швыряет в раздра-жении стопку бумаг и бежит навстречу волнам.
Мы велики в своей повседневности. В своих эмоциях и страхах. В своих мечтах и сомнениях. В своих попытках всегда сделать наилучший выбор.
Володя когда-то принял свое решение.
Ну а я сделала свой выбор.
Причем во всем.
Посмотрела на Максима, все еще укладывающего лунницы в специальные отделения и улыбнулась.
Он тут же вскинул голову.
Мы чувствовали друг друга с каждым днем все лучше.
Я даже шутила, что он теперь не сможет мне изменять – узнаю ведь; а он огрызался, что найдет меня где бы я ни спряталась – хоть в Мариинской впадине, хоть на Эвересте.
Нет, мы не лезли глубоко в душу друг другу или мысли, уважая личное пространство, но были настроены друг на друга, как настроен музыкант на свой лучший инструмент. Только вот музыкантами были по очереди.
– Что? – спросил он, и тоже улыбнулся.
Я покачала головой. А мужчина закрыл коробку, подошел и обнял меня сзади, прислонив мою голову к себе и перебирая волосы:
– Устала?
– Устала.
Неделя выдалась тяжелой. Впрочем, когда это она была легкой? Я не стремилась к легкой жизни, меня радовала возможность проживать каждый день на полную – со всеми горестями и радостями, разочарованиями и победами.
Максим начал разминать мне плечи.
А мне стало как-то тихо и хорошо. Я прикрыла глаза и уже было собралась сообщить ему новость…
Дверь в главную «лабораторию» распахнулась.
– Так и знал, что найду вас здесь, – Никита широко улыбнулся и зашел в комнату, чуть прихрамывая. Два пальца на правой руке у него было перебинтовано.
Я недоуменно приподняла бровь.
– Эксперимент, – от младшего Арсенского так и перла энергия радости. – Представляете, мне попробовали ввести новую составляющую, и с пальцев начали сыпаться искры, ну от неожиданности понятно, я упал, зацепился ногой за провод и… Вот.
Он гордо продемонстрировал нам перебинтованную лодыжку.
Максим заворчал, а я засмеялась.
Когда Никита сказал, что готов стать подопытным кроликом для испытаний по «переливанию магии», мы и подумать не могли, что он подойдет к этому настолько серьезно. Его не вытащить было из подвалов Комитета. Максим неоднократно пытался немного приструнить сына, но сам же отказался от подобных действий – Никита был бойким и умным парнем, с жаждой деятельности и свершений, и не стоило его ограничивать в подобной самостоятельности.
Эксперименты шли с переменным успехом.
Опытным путем удалось все-таки выделить то, что называли «внешне-магическими частицами», и на их основе стали создавать «волшебные таблетки» дающие своим пользователям временное внутреннее могущество. Откат от таких веществ был довольно сильный, как и побочные эффекты. Да и направленность дара при разовых вливаниях было не определить – и уж тем более не развить. Но мы понимали, что это лишь начало. И совместно с иностранными коллегами бросили все силы и средства на подобные опыты.
И все наши возможности на то, чтобы информация об этом пока никуда не просочилась.
Здесь следовало действовать осторожно.
Нет, маги не были жадными – в целом. Но многие из них зарабатывали и жили именно за счет того, что сильно отличались от других людей. А значит, будут возмущены.
Второе – всех беспокоило, что далеко не всем людям можно было магию «перелить».
Точнее, было не так много людей с предрасположенностью к магии, как это назвали. Да еще и параметры этой предрасположенности понять прямо сейчас мы не могли. Соответственно предполагали панику, домыслы и спекуляцию на этой теме, если она станет доступна общественности раньше, чем Комитет полностью все отработает.
Впрочем, так и так паники и домыслов не избежать. Современные возможности позволят избежать «темных времен», и даже если будут проблемы…
Есть люди, которые эти проблемы решат.
– А к семинару ты подготовился? – со смешком прервала в красках расписываемую историю.
Никита поперхнулся и буркнул:
– Тебе лишь бы подбить птицу на излете.
Я закатила глаза.
А Максим вытащил меня из кресла, повернул к себе и приобнял, приблизив лицо к моему.
– Ты не прав, -проговорил он сыну, глядя мне в глаза, – не может ставить силки тот, кто учит летать.
Он нежно поцеловал меня и потерся носом о мой нос.
Полный страдания Никитин стон был слышен, кажется, во всем здании. Арсенский сердито посмотрел на дерзкого мальчишку, а я хихикнула.
– Такими темпами вы скоро подарите мне братика или сестричку, – скривился Никита.
Максим, неожиданно, смутился:
– Ну… Об этом рано еще говорить.
А я вздохнула и потупилась. Кажется, это подходящий момент:
– Да нет, не рано… Как бы уже поздно. – и посмотрела на одинаково ошеломленных синеглазых красавчиков, уже предвкушая третью синеглазку рядом. Мои-мои. А я – их. И с учетом того, что я собиралась взять фамилию мужа после свадьбы, которая состоится через две недели в Италии, скоро в этой семье вместо двух Арсенских станет четверо.
Мужчина резко шагнул назад, потом снова вперед, обхватил меня и выдохнул:
– Влада, ты…
– Ага.
– Но как же…
– Знаешь, Макс, вот про «как» я при Никите не собираюсь рассказывать.
– И ты молчала?!
– Заклинание тишины, наверное, сработало, – я уже просто хохотала.
– Какое заклинание тишины?!
– Па-ап, она просто издевается над тобой. И смотри, говорят, беременные становятся совсем несносными… Но ничего, все вместе мы справимся.
Максим зыркнул на сына, сглотнул, кивнул, а потом зарылся лицом в мои волосы.
И мне показалось, или он шмыгнул носом?
Послесловие от автора
Совпадения с реальными людьми случайны, магические способности – авторская фантазия. Но сведения относительно географии, археологии, истории полностью соответствуют академическим статьям. Двадцать пятого декабря две тысячи семнадцатого года Папа Римский действительно читал именно такую проповедь, а в августе две тысячи восемнадцатого, действительно был парад планет и «кровавая» луна.
На археологические раскопки в Крыму в качестве волонтеров мог тогда попасть каждый.
