– Не лезь на рожон.
– Знаю.
– Не ищи его. Мы отправили лучших специалистов.
– Хорошо.
Голос отца сух, но мне не нужно видеть его, чтобы понять, насколь-ко он взволнован.
Меня же раздирает такая сильная душевная боль, что я только стискиваю зубы, чтобы не застонать. Не выдать миру эту боль. Не запустить через нее целый круговорот отвращения и заранее проигранной ситуации.
Я делаю все, как полагается. Созваниваюсь еще и с куратором – группа захвата уже выехала из Краснодара.
Объясняюсь со студентами. Те Пеньковского не знали как моего друга, потому просто напуганы. А вот Никита смотрит внимательно – очень внимательно – и немного жалостливо. Но мне не до того. Мы, фактически, вводим комендантский час, ведь дело клонится к вечеру, ставим защитный периметр и обязываем всех ходить по четверо – даже в туалет. Я не чувствую, нужна ли чья-то кровь для ритуалов, но рисковать не намерена.
Мы сворачиваем раскопки вместе с несколькими руководителями соседних групп.
Приходится рассказать еще и про сбежавших из соседней колонии зеках – одним магом их не удивить, и эта чертова бравада взбешивает меня настолько, что я чуть ли не с кулаками наступаю на коллег.
Выручает Максим. Он долго о чем-то беседует с мужчинами и те со вздохом соглашаются. Загоняем всех в лагерь – с максимально спокойными лицами.
У нас праздник. День основания раскопок. Не говорили – потому что сюрприз.
Повара быстро начинают готовить пироги, а молодежь – капустник. Они заняты, они вместе, и значит шансы на то, что кто-то уйдет в одиночестве смотреть закат и попадется – минимальны.
Но их слишком много, чтобы защитить одной магией или приказом – из Комитета, по сути, здесь только я, Максим и еще один агент. И я просто надеюсь, что метод кнута и пряника сработает безотказно. Что студенты достаточно напуганы сбежавшими преступниками и рады возможности легально повеселиться.
Мне же совсем не весело.
Обида на судьбу и ощущение полного краха всего того внутреннего и гармоничного, что я растила в себе много лет, отзывается сильной тошнотой и горьким вкусом на языке.
Глаза регулярно застилает пелена слез, я подавляю их – и снова берусь за дело.
Защитить всех, кто не имеет отношения к этой истории – и не дол-жен иметь.
Приструнить Никиту, порывающегося нам помогать – назначить его ответственным за безопасность студентов. Он принимает ситуацию настолько близко, насколько это возможно и больше не перечит.
Разработать с агентом план на случай срочной эвакуации – автобусы уже выехали. И будут ночью.
Пробежаться по склепам. Я снова и снова касаюсь стен и камней, пе-ревидавших за века многие смерти. И убеждаюсь – фон изменен. Изменен был след – и снова он вернулся в первоначальное состояние.
Как это возможно? Я не понимаю.
Это даже не ластик. Это что-то совершенно иное, чему у меня нет названия. Что-то, с чем Комитет никогда не сталкивался.
Некая способность или артефакт, который не дает даже самому сильному магическому восприятию пойти верной дорогой.
Что он пытался скрыть? И как это сделал?
И если он скрыл некие объекты и воздействия, не мог ли он поступить так с собой?
Скрыть истинные мысли, чувства, эмоции и даже магическую сущ-ность?
Неужели появился новый дар, о котором мы даже не знали? И Пеньковский стал его носителем – злым гением, притворявшимся лучшим другом?
Его добродушие, отношение ко мне, помощь…
Ложь длиною пятнадцать лет.
Меня все-таки выворачивает наизнанку. Болью, прошлым, преда-тельством. Максим придерживает меня за плечи – мы довольно далеко от лагеря, проверяем объект за объектом, надеясь найти хоть какие-то следы, могущие направить нас в нужную сторону.
Он всегда рядом. Всегда со мной.
И хорошо, что я проверила его прежде, чем окончательно полюбила и впустила в свою жизнь.
В отличие…
Я вою. А потом рыдаю, мусоля мужскую футболку.
Мне не надо говорить, объяснять, сдерживать себя. Мне позволяют выплеснуть всю ту черноту, что моментально образовалась на месте разлома.
Выплеснуть и очнуться злой. Ясно мыслящей. И предельно собранной.
Я знаю, что буду страдать и дальше. И привыкать жить с очередной дырой в моей груди.
Но не сейчас. Сейчас для этого не время и не место. Сейчас я просто не замечаю, что истекаю кровью – чуть передавила поверх артерии, чтобы не упасть. И довольно.
Арсенский спрашивает почти спокойным голосом. Почти – потому что внутри него клокочет бешенство и жажда убийства. Я их чувствую горячим, остро пахнущим жаром.
Громким металлом, наполненным порванными струнами и разбитой гитарой.
– Как вообще все это стало возможно?
– Решил начать с простых вопросов? – я горько усмехнулась. Но мужчина прав – если мы проговорим сейчас происходящее, это, вполне возможно, даст дополнительную ясность. – Друг главы Комитета, переживший Паликатель и не являющийся магом. Никто не только не присматривался к нему, но он, по определению, не попадал ни под одну проверку. Ни под малейшее подозрение. А ведь если проанализировать – его работа отличное прикрытие. Он имел возможность узнавать про артефакты, магов, ученых разных стран, использовать их, мотаться по миру и даже вывозить что-то… Преступник-археолог… Даже звучит дико. Помнишь, ту ночь в московском музее?
– Да. Хм, а ведь это произошло после нашей «случайной» встречи с Пеньковским.
– Да.
– Влада, я тут подумал… Ведь, по сути, до того вечера никто не де-лал попыток тебя убить… Чего, как ты думаешь, он добивается?
– Завершения ритуала. Уверена. Из гения – в боги, отличная карьера, – я горько усмехнулась, – Чего он добивается? Я не знаю.
– Но будет так же, как в Риме?
– Не уверена. Там же не получилось.
– Там ему помешали мы.
– Нет! Не в этом дело! Я читала более поздние отчеты экспертов – в том месте, где ты меня нашел, никто и не проводил ритуал.
– Подожди, ведь Олег…
– Лишь думал, что ему доверили столь важное дело. А по сути, это была фальшивка, чтобы их подставить.
– И убить тебя?
– Теперь уже не знаю.
Я закурила. На мое состояние сигаретный дым ложился хуже некуда, но мне хотелось перебить одну горечь другой. Я снова начала рассуж-дать вслух:
– В Замке Ангела мы были не просто так – он начал процесс. И запустил механизм. Но потом, по каким-то причинам, осознал, что ничего не добьется. А поскольку мы начали охоту после Нового года, затаился…
– Только ли поэтому?
– Что ты имеешь в виду?
Максим прикурил сигарету от моей и глубоко затянулся. Я видела, насколько он зол, чувствовала, как ему хочется просто схватить меня и убраться подальше, но он также как и я понимал – опять на кону не только наша любовь или жизнь. Гораздо, гораздо больше.
– Слишком глупо и рискованно ехать сюда и пытаться что-то здесь провернуть. Или просто ехать сюда – отложив все свои планы по завоеванию мира. Значит, что-то есть в этом месте или времени, что ему потребовалось.
– Не знаю, что в этом месте, – я зло посмотрела на ближайший склеп, будто он был в чем-то виноват. – Я понимаю теперь, что он что-то с ним или в нем делал – но что именно? Слишком много неизвестных.
– А время?
Потерла ноющие виски.
Ох, не понимаю… Что может быть связано с этими днями? Лето, море, жара, июль, знак зодиака Лев… Лев. Ведь в том свитке тоже был упомянут «лев»! Твою ж… Багровая луна…
Я застыла, совершенно потрясенная.
– Влада, – начал подходить ко мне Арсенский, но я выставила вперед ладонь, чтобы он не помешал и быстро заговорила, захлебываясь словами и открывшемся мне пониманием.
– Как я сразу не подумала? Ведь сейчас – именно сейчас – идет коридор затмений! В знаке Льва. Своего рода искажение, перезагрузка энергии главных светил – Солнца и Луны, которые являются носителями света, жизни и нашего пути на Земле. А полное лунное затмение – самое длинное, что можно будет наблюдать в двадцать первом веке – будет проходить при «великом противостоянии» с ретроградным Марсом, то есть эта планета будет находиться очень близко к Земле. В процессе затмения Луна, которая войдет в тень Земли, приобретет багрово-красный оттенок – «кровавый» Помнишь, я тебе описывала сцену, которую видела в лабиринте? Тогда было именно так – близкий Марс, ночь, Луна. Затмение дает огромные возможности не просто для лич-ностных изменений, но для изменений всеобщих, а Марс еще и создает сильный импульс для выхода блоков и ограничений… – я застонала в отчаянии. – Полное затмение… Сегодня, двадцать седьмого июля… Студенты ведь готовились – ну как я могла забыть?! Пеньковский ушел не потому, что понял, что мы его обнаружили – а потому, что сегодня он планирует завершить начатое.
Арсенский быстро что-то набрал на телефоне и выдал информацию:
– Затмение начнется в половину десятого… через два часа. А через три станет полным…
Мы переглянулись и побежали к палаткам.
Я уж было выдохнула, пересчитав всех своих студентов, но тут ко мне обратился встревоженный седовласый археолог, руководивший волонтерами со всех концов России:
– Влада Александровна…
Я побледнела. Неужели?
– Скольких нет?
– Пятерых.
Рядом выругался Арсенский.
Начал что-то объяснять пожилой мужчина.
Зашумело еще несколько человек.
– Тихо! – рявкнула я так, что замолчали сразу все присутствующие.
Думай, Влада, думай. Эта сволочь решила повторить Арс Алмадель – и продвинуться дальше. Но он не может это сделать здесь, на раскопках – слишком уж обозримое пространство.
Где?
Где это может происходить?
Я беспомощно обвела взглядом море, берег, и виднеющийся в не-скольких километрах мыс.
Опук.
Легендарная гора, полная гротов и пещер. С уже раскопанным античным городищем Киммерик на северном склоне. Работы там в этом году не велись, а значит…
Я закрыла глаза.
В нос ворвался запах йода и страха. Звуки волн. Удушающее ощущение беспомощности.
Иду дальше, дальше, вдоль зыбких песков, в который превращается казалось бы незыблемый камень.
Прошлое, давящее непосильным грузом.
Свобода птиц.
Угасающее с шипением в воде солнце.
И слепое пятно где-то впереди, за которым ни звука, ни эмоции.
Я открыла глаза и зло усмехнулась. Только вряд ли кто это увидел – я уже ныряла в палатку за оборудованием.
Пеньковский переиграл сам себя. И теперь я точно знаю, как на него выйти.
Рядом молчаливый Арсенский натягивал рюкзак. Вот за что я полюбила, пожалуй, этого мужчину – он всегда был готов к борьбе. За меня и вместе со мной.
– За старшего, – бросила я третьему агенту. – И свяжись с куратором.
И мы побежали.
Пять километров для магов нашей подготовки, даже по пересеченной местности – ерунда. Не более получаса.
То есть слишком много.
На мыс мы забирались, почти не таясь. А не обнаружив на вершине ничего, кроме давно раскопанного древнего колодца, огляделись.
Ну конечно, веревка.
Я прислушалась к себе – пожалуй, спуститься вниз будет правиль-ным.
Что мы и сделали, предварительно проверив, насколько она прочна.
Небольшая пещера была освещена садящимся солнцем. И пуста.
Но я ведь чувствовала – они где-то здесь! Ниже? На склоне? Среди руин Киммерика? Я со злостью ударила по выступающему камню и он провалился под моей рукой.
Тайный ход? И до сих пор об этом не написали все СМИ?
Мы с Максимом переглянулись.
– Эмоции? Мысли?
– Ничего не чувствую.
– Я тоже. И ощущения ловушки нет. Чертов внезапно обнаруженный дар! Но мы не можем раздумывать.
Я намеревалась первая шагнуть в темноту, но Максим меня отстранил. Осторожно пробрался вперед, включив фонарик, а я шагнула следом.
Вокруг было тесно и темно.
И совсем не видно второго выхода.
Я уж было собиралась повернуть назад, как пол под нами провалился и мы полетели в глубокий колодец.
От удара о землю у меня вышибло дыхание. Рядом выругался Ар-сенский.
– Цела?
– Вроде да. Что думаешь это значит?
Но он мне не ответил.
Ответом послужило журчание.
И каменный мешок, в котором мы оказались, начал наполняться водой.
Паника.
Нас решили похоронить в этом чертовом колодце или это случайность? Старая ловушка – а может, даже не ловушка – оставшаяся от древних?
Думать об этом времени не было.
Не было времени разговаривать или рыдать, если мы хотели выбраться. В секунду я подавила все лишние чувства, отбросила все страхи. Нет уж, пройти такой путь – и сдаться? И похоронить не только себя, но и тех пятерых – а может и гораздо большее количество народа?
Мы быстро начали ощупывать стены, в поисках рычага или хоть чего-то, что могло бы дать нам возможность выбраться.
Но вода прибывала слишком быстро.
Максим рыкнул и приподнял меня:
– Ползи наверх.
Я поняла его задумку. Колодец был глубоким, но довольно узким, и уперевшись руками и ногами можно было раскорячиться на манер морской звезды и урвать еще немного воздуха. А там… Может там дырка, через которую мы вывалились? Или подъемный механизм, открывающий эту дырку?
Я забиралась первая.
Максим – за мной.
А за нами шла вода. Судя по запаху – соленая. Не удивительно – в античные времена умели строить целые анфилады переходов и водопроводов внутри довольно больших объектов.
Неуместные мысли в такой ситуации, но я ничего не могла поделать с этим.
Лучше так, чем верещать в истерике.
Потолок приблизился слишком быстро. Слишком. Всего несколько вздохов – и мы уже теснимся под крохотным пятачком «крыши». Упе-ревшись ногами изо всех сил ощупываем камень.
Бесполезно.
Ловушка захлопнулась и настолько виртуозно, что не возникло и за-зора.
Пожалуй оставался единственный вариант. Хрен его знает, что даст взрыв в таком крохотном, замкнутом пространстве и не ухудшит ли это и без того патовую ситуацию, но был ли у нас выбор?
Да, мы рисковали потерять все.
Но не рискнув, мы теряли все однозначно.
Я больше почувствовала, чем увидела, что Максим привлекает меня к себе, насколько это было вообще возможно, и нежно прижимается к моим губам, даря свое дыхание.
Жизнь.
В голове промелькнули самые яркие сцены нашего с ним прошлого – совместного прошлого – и я мысленно поблагодарила богов за то, что оно у нас было.
Самые восхитительные воспоминания.
Вода уже бурлила в районе пояса.
Я зажмурилась и призвала всю свою силу, мощь, все, что смогла собрать в себе – и в нем. И впервые в жизни, пожалуй, почувствовала магию как нечто инородное. Не чужое – свое, но отдельным живительным потоком рассекающим все сущее.
Я почувствовала ее движение, энергию, сладость, почувствовала, как смешиваются наши заряды – а может и нет. И мир взорвался уже знакомой вспышкой света.
Энергия защиты – и энергия нападения.
Мужское и женское.
Минус и плюс.
На мгновение я рассмотрела лицо Максима – самое любимое на свете лицо – а потом потеряла сознание, чувствуя, как меня сминает как жестяную банку под колесами грузовика…
И пришла в себя от укола в шею.
Дернулась. Сколько прошло времени?
Болело все. Такое ощущение, что меня перемолотило в каменных жерновах… Да так и было. Я осознала, наконец, себя в пространстве и в секунду диагностировала собственное состояние.
Ребра были точно сломаны, ныл ушибленный бок, а по виску текло что-то теплое – и точно не вода.
Водой я была пропитана и так.
Но дышала. Уже просто на порядок лучше, чем раньше.
И лежала на чем-то холодном.
Застонала и приподнялась, открывая глаза и пытаясь сориентиро-ваться. И тут же увидела спокойно глядящего на меня Пеньковского со шприцем в руках.
Я взвизгнула и метнулась назад, группируясь…
Нет. Это мозг дал команду визжать и группироваться. А тело не слушалось. Оно вяло перекатилось и застыло в странноватой позе.
Пеньковский лишь пожал плечами. Со спокойным лицом. В чистой, городской одежде. И полной уверенностью в себе. В общем, психом здесь выглядела только я. Молчаливым психом.
Потому что я даже не знала, о чем его спросить.
Что он будет делать со мной?
Вряд ли что-то хорошее. Как и с теми пятью, что сидели, привязанные и с кляпами во рту. Им, похоже, парализующей жидкости не досталось. Одни веревки.
Где мы?
Похоже на пещеру. Тайный грот или помещение недалеко от Ким-мерика. Чуть освещена несколькими факелами и на удивление чистая.
Что с Максимом?
Макса я видела краем глаза. Такой же нелепо раскинутый, как я сама. Живой. А я за каждую дополнительную секунду жизни готова славить мироздание.
Зачем?
А вот это и в самом деле интересно. Мы поняли так много – но все ли? Я попыталась что-то каркнуть – получилось с трудом.
И Владимир заговорил первым:
– Ты хочешь ответов? Всегда была любознательной…
Передернулась.
Вот не надо, а? Не надо показывать, как долго ты меня знал, как долго ты меня пас – и обманывал.
Похоже, все это он прочитал в моем лице. И чуть грустно улыбнулся:
– Я не планировал убивать тебя Влада, – он вздохнул, – до последнего момента не планировал. Но эта история слишком частно нас сталкивала, не находишь? Ты постоянно мешала мне – но ты же и помогала. Своими озарениями, той информацией, которую я волей-неволей от тебя получал. Своей дружеской поддержкой – никто бы и не подумал на меня, не так ли? И, похоже, боги сами меня подталкивают к тому, чтобы я воспользовался тобой и твоей силой. Я знал, что вы пойдете за мной, потому прихватил только пятерых – и поймал вас в давно разведанный капкан. Похоже, то, что стало катализатором, и должно поставить точку.
Информация с трудом доходила в мою явно ушибленную голову.
Давно разведанный?
Только пятерых?
Катализатор?
А вот это я поняла, стоило вспомнить.
Паликатель.
Тот день, в который я выжила – а жена Пеньковского нет.
Я заметила, что Максим попытался сесть. Он был за нашим врагом и мог бы сделать – если бы мог – что-то, но если также опустошен, как и я, и также не может двигаться, вряд ли это нам поможет.
Тем не менее, потянуть время стоило, тем более, что Арсенский двигался очень тихо и вполне умело делал вид, что еще не пришел в себя.
До полного затмения сколько-то минут – а может и час – точно было. А значит всегда оставался шанс придумать выход из ситуации.
– Я вел здесь раскопки пять лет назад, – голос мужчины не был даже самодовольным. Он просто пояснял мне очередной урок, как делал сотни раз раньше. – Обнаружил этот зал – и, понятно, никому о нем не сказал. Рунические надписи. Многое мне рассказавшие о том, как в древний мир призывалась магия – не зря все-таки по некоторым исследованиям считалось, что герулы были первыми магами и посещали этот полуостров. А они не зря здесь селились – магический источник, чувствуешь? Когда я понял свои ошибки в Риме, что именно я сделал не так и не в то время – решил воспользоваться твоим предложением и поехать сюда на раскопки, тем более, что выбор времени был более чем удачен. Подобный коридор крайне редок.
Меня передернула. Ага, «предложила».
Тварь.
– Зачем тебе все это? – я, наконец, справилась с голосом.
– Уж точно не затем чтобы почувствовать себя богом, – он хохотнул, и я впервые рассмотрела в нем искру безумия. Безумия, присущего гениям и идиотам. Тем, кто ищет рычаг, чтобы изменить само существование – и тем, кому это удается. Хотя, может мне просто захотелось, чтобы он был безумен? Чтобы все, что он творил произошло не вследствие того, что он мерзавец, а потому, что не смог сопротивляться физическим или магическим процессам в мозге? – Судьба создателей Вселенной печальна – они замирают каменными истуканами и могут только влиять на события, но сами никогда частью этих событий не яв-ляются. Но чтобы изменить что-то, на самом деле изменить, нужно стать таким богом хотя бы на время.
– И ты нашел способ.
– Нашел. Нашими судьбами, характерами, поведением управляют планеты – древние были не глупцы. Они знали это, да еще и продумали способы влияния. И, подозреваю, даже придумали как стать чем-то большим, чем просто смотрящими – но у них не хватило сил, а может знаний, чтобы использовать этот вариант. Жертвы.
– А может они просто были нормальными? Не убийцами, как ты?
– Да ладно уж, – Пеньковский поднял ладони вверх. – Тебе ли говорить о таких вещах. Тем более при мне, кто знает, что такое Комитет. И не посматривай так на свои побрякушки – я надежно экранировал здесь все, так что даже если ваши спасители поторопятся, они не найдут вас.
Я стиснула челюсти:
– Этот Комитет, который ты так неожиданно ненавидишь, вытащил тебя из той передряги.
– Но мою жену он не спас! Не смог, не так ли? – чуть визгливая нотка сказала мне о том, что Пеньковский был далеко не таким спокой-ным, как казалось. Я мельком глянула на Максима – что-то он точно затевает, но что? что пытается вытащить из-за пазухи? – Более того, только из-за долбанного Комитета все и произошло в Паликателе!
– Ты не можешь обвинять магов…
– Тем не менее, обвиняю!
– Неужели ты задумал все это уже тогда?
– О нет. Тогда я лишь вас всех возненавидел. Ведь это именно этот твой Комитет, твои родители, те президенты задумали игрища с магией и прочим человечеством. Чего им было мало? Власти? Сверх-способностей?
– О чем ты?! При чем тут игрища – тогда все выживали как могли, учились владеть тем, что так неожиданно получили и…
– И могли бы просто использовать деактиваторы.
– Их придумали спустя десятилетия – и то, последствия оказались крайне негативные!
– Тебе так об этом и говорили?
Пеньковский смотрел на меня с жалостью.
Черт, что он имеет в виду? Что магов – и магию – можно было бы просто уничтожить? Даже если так, в чем я сомневаюсь, это не было выходом – нашлось бы немало тех, кто не захотел отдавать новые возможности в добровольно-принудительном порядке.
– Это не помогло бы решить все мирным путем, – процедила я.
– Но таких тотальных войн тоже не началось бы, – переубедить мужчину было не возможно.
– Это развитие! – я разозлилась, но голос мой не стал громким или звонким. Все так же глух. Зато я почувствовала, что кровь побежала по венам быстрее. Один небольшой секрет у меня все-таки был. – Человечество сумело развиться благодаря магии и перейти на новую ступень! Мироздание дало нам все возможности.
– Мироздание дало нам возможность исправить содеянное, остаться верными своему пути – пути людей, а не сверх-создателей. Магия не нужна была этому миру.
– Ты же сам маг!
– Анти-маг, девочка. И даже не сразу узнал об этом. Моя магия в том, что я нивелирую любую магию. Зачищаю любые остатки. А сам никогда не буду обнаружен…
Я похолодела. Это означало, что даже если я сумею кинуть в него какой-либо артефакт, который был спрятан среди одежды, ничего не случится. Они магические. А наброситься на него в таком состоянии я не смогу – просто не успею очистить кровь. У агентов эту функцию организмов сильных магов усиливали в лабораторных условиях – и мы справлялись почти со всеми ядами самостоятельно, а паралич, который также был вызван химическими процессами в крови, проходил в разы быстрее, чем у обычных людей.
Но сейчас я не успевала.
Надо еще тянуть время…
– И что ты собрался делать? Повернуть время вспять? Ты же уни-чтожишь весь мир!
– О нет. Такое было бы не возможно…
Он улыбнулся немного устало. И посмотрел на меня оценивающим взглядом.
А я поняла – не любил. Никогда не любил меня. Воспитывал ради чего-то, экспериментировал, искал, кому отдать свое тепло – пусть оно и было всего лишь внешним, но после смерти жены ему не с кем стало делиться.
Но не любил, как я думала.
А еще я поняла, что возненавидеть его не могу даже сейчас.
– Скажи, если бы тогда… Давно. Если бы тебе предложили решить – давать ли магию этому миру.. Какой бы ты решение приняла? – спросил мужчина.
Я задохнулась.
Он же не…
Черт.
Глаза наполнились слезами. Могла бы я принять такое решение? За весь мир? Знать, что мы сделаем качественный рывок вперед, что это огромное благо для человечества – но также знать, что погибнут миллионы? И среди них могут быть мои близкие?
– Я не знаю…
– Зато знаю я, – заявил Пеньковский жестко.
– Но… Ведь все уже произошло! Магия уже есть! И возврат будет еще более кошмарен!
– Мы сбились с пути. И пора вернуться на верную дорогу.
Сектант хренов!
Вбил себе в голову, что магия – это зло, а забрав ее, он сделает мир чище – и ничто его не переубедит.
Вся грусть и боль за произошедшее – и за него в том числе – улетучилась. Да, может быть, если бы кому-то предоставили выбор, он бы выбрал отказ от магии. Но сейчас…
Сейчас это будет означать провал. И много смертей и поломанных жизней.
– Ты не сможешь это сделать… Даже бог, если ты себя им возомнил, не сможет забрать саму суть нынешнего мира!
– Бог не сможет. А вот анти-бог…
Я вскрикнула от удивления и внимательно посмотрела на место, что было предназначено для нашей смерти. Лучи, руны, артефакты – все не очень понятно, но по периметру было семь кругов.
И пять человек.
Двумя оставшимися были мы с Арсенским.
Семь способов оказать планетарное воздействие требовали семь жертв.
Но большой круг посередине весь испещренный рунами…
Он же не собирается…
Собирается. Лечь туда и замкнуть все на себе.
– Ты же умрешь, – прошептала в ужасе от того, что будет вскоре происходить.
– И оно стоит того, – уверенно кивнул безумец. Внезапно часы на его запястье пропищали. – Пора. Полное затмение совсем скоро. Знаешь какую планету я для тебя подготовил? Ну же давай, догадайся. Жизнь, ум, сила, речь и рост, судьба, чувства, смерть…
Помотала головой, с ужасом глядя на подхватывающего меня на руки Володю.
Сатурн. Начало и конец. Именно на этой планете заканчивается добро – и начинается территория зла. Жизнь и смерть. Как и ты, девочка. Ты ведь должна была умереть еще тогда – но боги приготовили для тебя более интересную историю.
Он аккуратно положил меня на нужное место и двинулся за Максимом, прикидывающимся – я надеялась, что только прикидывающимся, – полумертвым.
Того подхватил не так осторожно, дотащил до его места и просто бросил. А потом занялся многочисленными амулетами, что лежали чуть в стороне.
Арсенский выглядел израненным, нога вывернута под неестественным углом, а лицо бледное.
Я отвела взгляд. Было тошно.
Студенты тоже были в паршивом состоянии. Битые, грязные. Одна в обмороке, еще двое – рыдают и качаются из стороны в сторону. А двое оставшихся в адеквате смотрят с надеждой.
Но что я могла сделать?
Думай, Влада, думай.
Резерв на нуле – такое ощущение, что он предугадал даже это. Артефактами не воспользуешься. Силы возвращаются слишком медленно… Я беспомощно снова посмотрела на Максима.
Тот был сосредоточен. И направлен будто на меня.
Что он хочет мне сказать?
В голове пронесся образ яркого шара.
Это Максим?
Снова образ шара. Между двумя телами.
Блин, да я с таким резервом разве что солнечного зайчика создам! Ослепить его, что ли?
Или… Отвлечь? Но зачем?
Арсенский быстро, пока Володя не смотрел на него, разжал и сжал кулак, отвечая на мои безмолвные вопросы. Я чуть не задохнулась от волнения – значит он тоже получал те ампулы и смог хоть немного, но избавиться от паралича даже быстрее меня.
Он показал глазами на себя, на меня, и одними губами произнес: «бах».
До меня дошло. Наш минус на плюс научился «встречаться» снаружи тел – не зря ученые Комитета нас «пытали». И соединив крупицы магии в воздухе, мы вполне получим небольшой, но «бах». Пеньковского это отвлечет. А дальше?
Глаза Максима умоляли довериться ему.
Я чуть кивнула.
Посмотрела на кукловода, выглядящего до невозможности нормальным в этой адской обстановке.
Он зажег по периметру тяжелые, толстые свечи и принялся обходить всех узников, напевая что-то. А потом начал перебирать амулеты на своей груди – я без удивления узнала лунницы – и раз за разом произносить знакомые слова – что-то схожее было в том свитке, о котором рассказывал Максим.
Мне показалось, или атмосфера в пещере сгустилась? Дышать точно стало тяжелее – или это сломанные ребра?
Нет, не показалось.
Пеньковский все говорил, а из углов к нам начала подбираться Тьма.
Это не было похоже на черный дым, скорее – на провал пространства.
Я запаниковала. А Максим показал мне взглядом на дальний угол – там сидели «Солнце» и «Луна». Что бы он ни собирался сделать, начнет с них – а значит наш отвлекающий или какой еще взрыв будет прямо над ним.
Пеньковский поднял большой блестящий нож и пошел в ту сторону.
Нельзя было этого допустить – как и того, чтобы безумец завершил то, что он хотел.
Я сосредоточилась, собирая все, что могла почувствовать и напра-вила туда же.
Ничего…
С ужасом глянула на Максима – тот закусил губу и покачал головой. Не получалось!
Мы снова попробовали…
И снова не то.
Тьма становилась все гуще, как – будто заглатывая окружающее пространство.
Раздался визг – первые, еще не слишком глубокие порезы другого человека я восприняла как свои. Снова визг и болезненное мычание сквозь кляп.
Ну же, пожалуйста!
Я выворачивалась наизнанку, готовая отдать каждую клеточку – но это не было возможно. Я не могла отдать что-то, чего не имела.
Я смотрела, как краснеют рукава той студентки, что стала первой жертвой. А Пеньковский уже шел ко второй, все еще лежащей в глубо-ком обмороке.
Всхлипнула.
Неужели все так и закончится? Неужели ни у кого нет шансов – со-всем-совсем нет?
На жизнь, на свет, на магию?
Новый надрез и новая боль. Кровь девушки закапала на пол в ритме ударов моего сердца.
Тук-тук.
Ту-ту-тук.
Тук.
Сердца?
Не похоже.
Это больше похоже на ритм, что отбивает сама Вселенная, гоняя по невидимым венам энергию, которой мне так не хватает.
На музыку, что бешеными и одновременно нежными ритмами про-низывает все мое существо, наполняя каждую клеточку силой…
Силой?!
Я встрепенулась, даже не смея в это поверить. И ошеломленно по-смотрела на Максима.
Но тот ничего не чувствовал. Почему?
Да какая разница!
Не важно, новый это у меня дар или вовсе не дар, но я готова сейчас сделать даже не маленький, а конкретный бум. В Пеньковского «стрелять» было бесполезно – не только потому, что я не боевой маг из фэнтези, но просто потому, что любую магию он поглотит, скорее всего.
А так…
Я чуть кивнула Максиму, стараясь не обращать внимание на отвратительное зрелище, что разворачивалось прямо передо мной, а потом метнула все, что смогла собрать за эти мгновения, в указанную точку.
Мой мужчина не отстал.
Вспышка света с громким, каким-то ломким звуком озарила все строение, чуть ли не разметав тьму, а наш кукловод вздрогнул, замер и задрал голову вверх.
А дальше…
Я никогда такого не видела. И, надеюсь, не увижу.
Максим чуть неловко, но довольно точно кинул что-то в эту вспышку. И это что-то вдруг рвануло молнией – даже не молнией, а переливчатой лентой – которая пронзила Пеньковского насквозь.
И стала делать с ним… страшное.
По ушам ударил отвратительный, резонирующий звук, перекрыв-ший и страдающие стоны студентов, и дикий крик Володи. Я только и видела что его раскрытый рот. Я зажимала руками уши, но этот звук, звук скрежета и умерщвления плоти и сущего, проникал в меня не через барабанные перепонки. Он рвал меня изнутри – и если бы я уже не лежала, я бы повалилась на пол.