– Завтрак в постель!
Улыбающийся Арсенский с удовольствием осмотрел меня – предварительно откинув одеяло, отчего я зашипела и попыталась ударить его ногой – и поставил на тумбочку поднос с какими-то булочками и чашкой кофе.
Я втянула запах и буркнула:
– Завтрак в семь часов вечера?
– Завтрак в семь часов вечера, секс весь день и работа ночью. А я говорил тебе, что я не так прост, как кажется.
Недоуменно подняла брови – его настроение обескураживало.
– Тебе не кажется, что ты подозрительно весел?
– Тебе не кажется, что на это есть причины? Мы живы, здоровы и я, наконец, заполучил в свою кровать нравящуюся мне девушку.
Я даже перестала жевать:
– Нравящуюся?
– Брось, Влада. Ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. Я дурею от тебя, но все происходящее… Сильно мешает.
– Не то слово, – я вздохнула и, наконец, улыбнулась. Сон действительно пошел мне на пользу. И не только сон – я чувствовала себя, наконец, полной сил и энергии.
И удивительно спокойной.
Кофе и душ окончательно взбодрили меня, ну а несколько совсем не невинных поцелуев подняли настроение еще больше. Я не знала, сколько это продлится, такие вот наши отношения, в которых смешалась страсть, работа и доверие к друг другу, но собиралась пользоваться всем в полной мере.
Максим прав. У каждого из нас могло совсем не оказаться времени.
Мы уже собирались выходить – звонить куратору не хотелось, я понимала, что нас тут же посвятят во все находки, как только мы там появимся вживую – когда телефон мужчины завибрировал. Он взял его и нахмурился.
– Что-то случилось?
– Да…Нет. Не знаю… Черт, как не вовремя! Нам нужно на «базу», а тут…
– Говори уже.
– Ты же в курсе, что я занимаюсь, в том числе, разработками технико-магических сигнализаций? Так вот, одну из них, экспериментальную, я поставил неподалеку от своей лавки и… Короче, она сработала. Но ведь «экспериментальная» вполне может означать, что «не верная» и…
– В чем её суть?
– Считывает недобрые намерения на подступах.
Я уважительно присвистнула и приняла решение.
– Едем туда.
– Но мы же собирались…
– Я отпишусь. Сначала проверим твой магазинчик. Там, конечно, дежурят агенты – никому не хочется лишиться источника и наработок, но я в свете последних событий не считаю эти дежурства… эффективными.
Я связалась с помощью специального браслета с отцом, пока мы быстрым шагом перемещались к метро – было уже совсем темно, и пусть дома и вновь открывшиеся рестораны приветливо перемигивались огнями, как то мрачно.
И холодно.
Почему-то подумалось, что погода идеальна для преступлений…
Чем ближе мы подъезжали к магазину, тем неспокойней мне становилось. Хоть отец и написал, что патруль, находящийся неподалеку, не заметил ничего подозрительного, а обычная сигнализация молчала.
Максим нервничал – а его интуиции стоило доверять – а у меня начали подрагивать руки. Верный признак того, что скоро может про-изойти что-то не слишком приятное.
По той улице, что вела к нужному зданию, мы уже почти бежали.
– С виду всё нормально, – прошептала я партнеру, выглядывая из-за угла, но вытащила пистолет, которым меня снабдили после ночных событий. Максим недовольно покосился на него – его недовольство, в большей степени, было вызвано тем, что ему, как гражданскому, такой был не положен, а не с тем, что он беспокоился об обезьяне с гранатой – и ткнул пальцем вперед.
– Видишь, там у черного входа камера? Она мигает красным и зеленым огоньком. Первый говорит о том, что запись идет – на внутренний компьютер. Второй, что никто не проникал в помещение и…
Красный огонек погас.
Будто выключили.
Мы переглянулись, и быстро переместились в сторону двери. Я передала в браслет-рацию код опасности, пока Максим открывал дверь.
С виду, ничего не было повреждено.
Не включая света – видели мы нормально и так – мы осторожно двинулись к центральному складу, на котором еще оставались кое-какие ценности – самые интересные разработки перенесли пока в Комитет – и находилась дверь к Источнику.
Мы почти подобрались к нужному месту и замерли, и тут я уловила характерный запах.
Бензин?!
Получается, хотели уничтожить помещение и, более того, магический источник? С помощью обычного огня, даже если все стены пропитаны специальным составом, это было вполне возможно. Природа источников не была до конца изучена, но то, что им требовался кислород – потому даже в закрытых помещениях, как у Арсенского, делали специальную подачу воздуха – было однозначно.
Но зачем кому-то это понадобилось сейчас?
Это совсем не вписывалось в схему глобального преступления, которое мы расследовали. Вот никак, пусть все детали еще не соединились в единую картину.
Либо это что-то совсем другое, случайное, либо…
Додумать я не успела.
Кто-то чиркнул зажигалкой.
И я увидела лицо человека, которого до того видела только на фотографиях.
И Максим тоже его узнал и прошипел:
– Вот мы и встретились… Олег.
Потом я прокручивала тот вечер в голове и думала, могло ли все произойти по другому?
Мне кажется, нет.
Мы, маги, верим в судьбу. Как тут не верить, если среди нас есть даже те, что видят её четко очерченными линиями, вплетенными в общую паутину? Нет, мы не фаталисты и не утверждаем, что все предрешено. И не плывем по течению, напротив, раз за разом пытаемся стать теми пылинками, что берут ответственность за развитие хода событий в нашей Вселенной: есть события предопределенные и те, что можно еще изменить, вырвавшись неимоверным усилием.
Есть то, что мы ошибочно принимаем за судьбу, а по факту, это все-го лишь следствие образа жизни, привычек или верных и не верных представлений о жизни.
Есть вещи, которые можно поменять – а есть те, что являются итогом многолетних слепых шагов, раз за разом приближающих к определенному финалу.
Мы знаем, что у человека каждый раз есть несколько вариантов, из которых можно выбирать. Вот только этот выбор не всегда заметен – он кажется незначительным или настолько отдаленным по времени, что и вовсе не может ни на что повлиять.
Наверное, свой выбор, приведший его в итоге в Римский магазин с канистрой бензина, Соринский сделал много лет назад, когда сжег, в назидание остальным, человека.
И у меня был выбор – жить или умереть.
Мужчина не ожидал нас здесь увидеть.
Слабый отсвет огня зажигалки отразил его удивленное и какое-то перекошенное лицо и тут же потух.
Правда, потом он чиркнул снова и на этот раз не просто потушил, а кинул зажигалку куда-то в угол.
Там моментально вспыхнуло.
Дальше все происходило очень быстро.
Я выстрелила и промахнулась.
Олег кинулся в сторону выхода – не того, откуда пришли мы, а противоположного, ведущего в лавку.
Огонь, усиленный, похоже, магически, занялся на стенах и охватил стоящие на полу ящики.
Максим, матерясь, схватил ближайший огнетушитель.
Я, спешно вызывая подмогу, побежала за Соринским, пролетела через лавку и выскочила на улицу, успев заметить, как мужчина скрывается за углом.
Времени кого-то ждать не было.
И упустить его я не могла.
Разматывая и сбрасывая на ходу шарф – мешал – я бежала за магом, стараясь не думать, удалось ли Максиму погасить огонь и не успел ли тот навредить ему или окружающим – дома в этом районе стояли впритык друг к другу и не смотря на то, что были каменными, загорались очень быстро.
В отдалении послышался вой сирен – скорее всего, кто-то успел вызвать пожарных.
Я слышала отголоски разговоров в рации, даже пару вызовов, но отвечать не могла – берегла дыхание и время. Олег был сильным магом, а это означало, что они ничуть не уступал мне в скорости и выносливости.
Редкие прохожие удивленно провожали нас взглядом, кто-то шарахался, успевая заметить пистолет у меня в руках и даже хватались за мобильные телефоны, собираясь позвонить в службу спасения.
Я втянула эмоции.
Паника, злость, разочарование – скорее всего потому, что мы спутали его планы – и решимость. Значит, я была права. Олег не заманивал нас и наше появление было полной неожиданностью. Что он хотел? Испортить Арсенскому бизнес и жизнь?
Вполне похоже на него.
Но действовал ли он по указу или же самостоятельно? Я полагала, что он связан с тем таинственным механизмом и кукловодом – пусть сам и не являлся главным злодеем – но смысл было сейчас вот так проявлять себя?
Если только он не действовал под влиянием своей ненависти…
Мы петляли по улицам, переулкам, крохотным площадям с фонтанами и я все никак не могла приблизиться или хотя бы прицелиться – да, черт возьми, если бы у меня получилось выстрелить, я бы это сделала. Когда на чаше весов лежит столько всего, убрать хотя бы один убийственный элемент и ослабить противника бывает важнее, чем пытаться поймать его и долгими и не совсем чистыми методами выведать правду.
Я резко завернула за угол и замерла.
Пусто.
И тупик.
Несколько зданий стоит буквой «П», плотно соединяясь друг с другом.
Ни в одном узком окне не горит свет, фонарей нет тоже. И очень тихо, будто уши в один момент оказались забиты ватой.
Я затаила дыхание и медленно двинулась вперед, всматриваясь в темноту. Кажется, дверь справа чуть качалась – так могло быть, если кто-то в нее забежал в спешке.
Сердце стучало где-то в горле; но я не чувствовала ни эмоций, ни следов, ни звуков – непонятно почему, будто меня оглушили против моей воли.
И потому не смогла предугадать, когда сзади на меня прыгнули и оглушили по-настоящему.
Дикая боль разлилась по затылку, и я потеряла сознание.
От пощечины голова мотнулась вправо, а из порядком разбитой губы полилась кровь. Я едва сдержалась, чтобы не заскулить.
Накрывала паника, еще больше от того, что воспоминания смешались с настоящим. Тогда, когда я была еще девчонкой, меня точно также привязали к стулу, заломив руки назад. И били.
Сначала только били.
От нахлынувших ощущений затошнило.
Испортила мне все, дрянь.
Соринский снова ударил меня.
В голове зазвенело. Еще несколько таких ударов – и ничто не спасет от сотрясения мозга, даже магия. Впрочем, вполне возможно оно уже у меня есть – может и тошнит от этого? Но долго мучения не продлятся. И это не радовало.
Я хорошо чувствовала Соринского. Эта сволочь хотела меня убить. Неважно, была ли у него причина – пусть даже такая, что я вдруг помешала его планам. Или же его просто распирало от чувства собственной важности и безнаказанности.
Впрочем, при всей неадекватности, он оказался хорошо подготовлен. Не знаю уж, где ждала его машина, но пришла я в себя в багажнике связанной. Потом меня перетаскивали в укромных местах под мостами в другие машины. Мы снова ехали. Это продолжалось довольно долго, судя по часам на руке у Олега – мои, понятно, остались неизвестно где, как бы не в Риме – мы удалились от вечного города на расстояние часа в три.
И где оказались, я не понимала. Какой-то лес, горы, судя по запаху и пронизывающему ветру, который я успела почувствовать, пока меня чуть ли не волоком тащили в подвал каменных развалин и бросали на пол.
Олег бесился. И был полностью открыт.
Злился, что не удалось все сжечь – да, я была права, это оказалась не одобренная «руководством» акция, скорее, порыв, за который он мог поплатиться.
Я сумела считать это по эмоциям и краткому, подхалимскому разговору. Собеседника на том конце трубки – уверена, там был именно наш главный злодей – совсем не обрадовала ни самостоятельность Олега, ни то, что он притащил меня с собой. Была довольно длинная пауза, как-будто невидимка раздумывал, а потом несколько коротких и жестких приказов.
После этого Олег уничтожил телефон, поднял меня с пола и привязал к стулу.
– Он недоволен… Все из-за тебя. Я должен исправить, – мужчина повернулся спиной, раскрыл несколько стоящих на полу ящиков и принялся в них рыться, выкладывая на стол разные предметы. Мне было не так уж видно, какие именно, но я догадывалась, что среди них найду немало знакомых вещей из списков пропажи. Слова Соринского и его голос отдавали безумием. Впрочем, не удивительно. Каждый день с того момента, когда он позволил своему магическому потоку, огню, что должен был греть его душу, уничтожить первого человека, он шаг за шагом приближался к безумию.
Похоже, что-то время от времени понимал – потому убивал, в дальнейшем, ножом. Но процесс уже было не остановить.
А еще у меня появилось ощущение, что этот процесс форсировали извне. Словами ли, внушением ли – но Олега, похоже, последнее время подталкивали к пропасти.
Он пнул меня и снова занялся какими-то артефактами. Я же, вместо того, чтобы мучаться от боли, сумела сосредоточиться и по-настоящему соприкоснуться с Олегом, как с предметом. Выматывающее действие, которое я редко применяла.
Но здесь не до осторожности.
Жажда власти. Жажда крови. Жажда мести.
Смерть.
И чья-то огромная тень, стоящая у него за спиной.
Кукловод.
С местью все понятно – он многое сделал для того, чтобы подставить или хоть как то задеть Арсенского. Будто убийства его жены оказалось недостаточно. Смерть – это, скорее всего, относится ко мне.
Думала об этом даже отвлеченно. Я давно уже поняла, что ничем хорошим эта история не окончится.
Но было очень жалко. Себя, родителей.
Максима.
Черт, надо было тогда остановиться. Когда поняла, что слишком сильно чувствую его, слишком хочу урвать хоть небольшой кусочек не предназначенного для меня счастья.
Хотя смогла бы я? И не эти ли кусочки и были тем, ради чего стоило жить?
Кровь… судя по приготовлениям, ритуал. И, похоже, со мной в главной роли. Не обязательно, что это планировалось именно так, но подвернулась я вовремя. Возможно, это даже спасло кому-то жизнь, что было слабым, но утешением.
Но почему я чувствую в Олеге потребность обладать, властвовать над всеми? Конечно, на него это похоже, но сумасшествие сделало его слабым, я не чувствовала в нем той силы, что позволила бы перевернуть мир. А на пустые мечты это было не похоже.
Значит, кукловод.
И пусть это было довольно бесполезно, узнавать теперь все подроб-ности – уверенности в своем спасении у меня не было, скорее, наоборот, я полагала, что все закончится именно здесь – но мне вдруг стало интересно.
Почему я должна умереть?
Что за безумная идея овладела чужими умами, и насколько она осу-ществима?
И возможно ли, что именно сейчас и воплотится жуткий план, сработает всесильная «машина», которую так давно собирали неизвестные, и это действительно уничтожит магов или человечество?
Я похолодела.
В этом случае, стоило воспользоваться одним вариантом. Это не остановит, конечно, происходящее – все-таки Соринский был далеко не главным – но хоть немного задержит.
А значит, у Комитета будет шанс на спасение.
Себя или всех – не важно.
Я опустила глаза и подавила злую улыбку. Меня избавили от куртки, передатчика, телефона, но цепочка с красиво выгравированной буквой V была на месте. Владислава. Виктори – победа. И «volucris» – «птица» на латыни. Феникс, который возгорается и сжигает не только себя, но и всех вокруг, готовый позже возродиться.
Может быть.
Когда-нибудь.
Мощнейший артефакт, который не смогли бы отследить даже самые мощные маги, и который передал мне неприметный служка всего сутки назад. В обход Комитета и внимания моего отца и Арсенского.
Ага, теперь мне можно не рассказывать, что Ватикан лишь сотрудничает с магами, но тех в нем нет.
Впрочем, вряд ли я смогу воспользоваться этими новыми интересными сведениями.
– Ты настолько глуп, что смог действовать только по чьей-то указке?
Замер. Медленно повернулся. В глазах – настоящая ненависть.
Но что мне терять? Даже если в Комитете разберутся, как мы выехали из города и смогут восстановить по камерам путь или же определят каким другим способом, где мы находимся, они не успеют.
– Что ты несешь, тварь? – голос звенит, а руки трясутся. Было бы заманчиво разозлить его настолько, чтобы он направил на меня убийственный поток – организм выставил бы щиты – но рассчитывать на это , не приходилось. Он слишком давно следил за нами, чтобы не знать о случае в музее. – Жаль, что тебя не убили еще в Паликателе.
А вот тут я вздрогнула.
Неужели, настолько давно?
Мысли помчались галопом. Мы уничтожили ту организацию подчистую – ну как, мы, отец и его подчиненные. Он был уверен, что никого из тех врагов не осталось, и я была склонна с ним соглашаться. Значит, это не так? Ну да, точно, куратор же говорил, что обе группировки – и та, что действовала в России, и та, что в Перу, – связаны.
Но мне почему-то представлялось, что в живых остался лишь Олег.
Додумать мысль не дали. Мужчина подошел ко мне и ударил кулаком в живот. Я не сдержала стон. Похоже, ему доставляло удовольствие мои мучения.
– Зато теперь ты должна радоваться, потому что станешь частью чего-то грандиозного.
– Предпочитаю быть чем-то грандиозным, – уверенность и язвительность давались с трудом. На самом деле, я боялась. – А не быть на побегушках, как ты.
Но маг уже успокоился.
– Ты ничего не понимаешь. Как и твой этот Комитет. Вы не видите дальше своего носа – зациклились на каких-то мелких способностях, на помощи людям. Тогда как магия была дана для гораздо больших свершений.
Я скривилась:
– Хотите себе власти и денег?
– О нет. Мы подчиним пространство и время. И раз уж ты оказалась так близка к великим, твоя кровь и магия нам помогут.
Арсенский резко чиркнул зажигалкой и прикурил сигарету.
Плевать, что он в помещении с кучей народа – если не займет чем-то руки, то просто вмажет кому-нибудь.
Несколько комнат было забито людей. Уже знакомые маги; другие члены комитета. Люди с символикой ОВРА. Стражи Ватикана – или как они там себя называют. Толку то от них? С того момента, что Влада исчезла, прошло уже два часа, а они были все так же далеки от понима-ния, что происходит, как и с утра.
Но разве он мог винить кого-то в произошедшем, кроме себя?
Какого хрена он бросился тушить пожар и упустил, буквально на пару минут, Владу? Да пусть бы там все сгорело, хоть весь квартал, чем она оказалась наедине с больным ублюдком.
История повторялась. Снова. Каждый раз, когда он закрывал глаза, то видел лицо Наташи. Такой, какой запомнил её в последний день.
Он не смог спасти жену.
А теперь уже никак не сможет помочь Владе. Если с ней что-то про-изойдет…
Мужчина стиснул зубы и заставил себя подавить панику. Если бы это имело смысл, он бы взял любое оружие и пешком, ползком пошел в ту сторону, где её могли спрятать. Но один он оказался и вовсе бессилен. Потому оставалось торчать здесь, помогать, чем можно и надеяться, что они найдут хоть какую зацепку.
Думай, Максим, думай. Все уже сложено в огромную мозаику – осталось немного и у Комитета будет шанс. Чего добиваются эти сволочи? Зачем им Влада?
Скорее всего, не за чем. Она попалась под руку. Олег, похоже, просто решил добить его по ходу движения, но главный спектакль, который собрал уже всех статистов, был задуман режиссером в другом месте.
Если бы он понял, кто этот маньяк… Он бы нашел способ добраться до него и лично вырвал бы тому глотку, голыми руками. Не должен был жить тот, кто убил стольких людей, а теперь вот и Влада в опасно-сти…
Его маленькая, хрупкая, такая важная для него девочка.
Какой там старший агент? Его давно уже мысленно корежило уже из-за того пути, что она для себя выбрала, из-за того, чему она себя постоянно подвергала. Ему хотелось утащить её, обмотать мягким одеялом, привязать, но только бы она не строила из себя крутого парня.
Не успел.
Да и дал бы кто ему это сделать? Наверное, даже он себе бы не позволил. Хотя, почему «бы»… Он и не позволил. Слишком ценил её характер, независимость, внутреннюю силу. Такую, какая она есть. И надеялся сейчас, что именно благодаря этой силе у них еще есть шанс спасти её.
Рядом стоял отец девушки. Глава Комитета был почти серый из-за бессонной недели и пропажи дочери, но продолжал отдавать приказы и ценные указания. Сейчас он разговаривал с каким-то человеком в облачении одного из приближенных к Папе – Максим прислушался, надеясь уловить важную информацию.
Вроде нет.
Обсуждают последствия ритуала, в чем бы он ни был.
В ответ на реплику Александра мужчина покачал головой и сказал что-то, из чего Максим разобрал лишь слово «детонатор».
Его насторожило не слово. А реакция отца Влады, который вдруг замер, а потом от него пришла волна такого ужаса, что даже погруженный в свои мысли Максим очнулся.
Он подошел:
– Что случилось?
– Влада…
– Что Влада? – от предчувствия чего-то еще более ужасного его начало потряхивать.
– Если они все-таки воспользуются ею… или она окажется рядом… То взорвет все там.
– Это же… хорошо? – Максим ничего не понимал – Значит у нее есть средство защиты и возможность бегства и…
– Ты не понимаешь. Она взяла детонатор. А бомба – это её магия.
Арсенский пошатнулся.
В грудь будто залили кипящий металл, настолько её обожгло. Его и раньше просто раздирала на части мысль, что та, которая стала его частью, его жизнью и надеждой – он даже не успел сказать ей об этом! – на самом деле может умереть из-за прихоти Олега. Но теперь оказалось, что эта дурочка решила сыграть в героя.
И умереть в любом случае.
И её к этому подтолкнули. Нет, не Комитет.
Он молча подошел к незнакомцу, схватил того за грудки и швырнул в стену.
А потом попытался дотянуться руками и ногами, не понимая, ни кто он, ни где находится.
Его оттащили. Силком отвели в отдельную комнату. Александр, посеревший еще больше, что-то объяснял, уговаривал, говорил о том, что Влада достаточно разумна, чтобы суметь предотвратить самое страшное, но заткнулся, как только Максим зло выдал, что того, похоже, вовсе не интересует дочь, а только успех операции.
Арсенский понимал, что это просто истерика.
Что на кону стоит гораздо больше, чем просто одна или несколько жизней.
Что если они не подберут ключ к происходящему, то погибнет не только Влада.
Но затопившее его бешенство искало хоть какой-то выход, хоть кого-то виновного.
И неизвестно, чем бы закончился их разговор с главой, если бы в комнату не заглянул кто-то из агентов:
– Кажется, поняли!
А вот Максим не понимал ни хрена. Язык он знал – думал что знал – но чтобы настолько…
Мелкий итальянец, которого они с Владой нашли в гараже, сыпал какими-то терминами, объясняя те или иные структуры, соединения и понятия, а все вокруг глубокомысленно кивали, будто он раскрывал им тайны Вселенной.
Может и раскрывал, но это имело значение только если могло по-мочь спасти Владу.
Наконец, парнишка замолчал, тяжело дыша, а публика чуть ли не разразилась аплодисментами.
Максима это уже начало напрягать.
Александр повернулся к нему и понял, в каком тот состоянии. И по-тому объяснил энергично жестикулируя, видимо, пытаясь и сам перева-рить и уложить в голове новые данные:
– Наши маги проанализировали всю ситуацию и заглянули как можно глубже – насколько это вообще возможно. Соринский действует заодно с заговорщиками, и не является главным. Но маг настолько плотно связан с задумкой, что не мог не отвезти Владу на основное место действия. Там, где состоится окончательный запуск механизма. В нем действительно множество знакомых нам частей и артефактов, могущих управлять временем, пространством или предположительно могущих управлять… И команда определила, наконец, потенциал и цель воздействия этого прибора. Я объясню. Суть технологии мы сами до конца не осознали, а уж чтобы задумать это, нужно быть гением, при-чем, злым гением. И оккультистом, – глава Комитета говорил несколько сумбурно, но, похоже, к этому уже привыкли. Рядом с ним стояли агенты, ждущие, когда мага озарит и он начнет раздавать указания.
– При чем тут это?
– По большому счету, последователей этого учения можно было бы назвать предшественниками сообщества. Магами без магии. В основе оккультизма лежит мысль, что кроме общепринятых методов познания имеется ещё сверхчувственный, через непосредственное общение с божеством в форме откровения. Но кроме того, и полная уверенность, что нашими судьбами, характером, поведением управляют планеты – рисунки на небе в моменты нашего рождения и каждой секунды жизни. Они недалеко ушли от истины. И разработали немало систем и методов, задействующих число семь.
– Уже знакомо.
– Семь видимых планет. Семь элементов человеческой сущности, высший из которых – искра Божества, часть божественного «я», пребывающая в человеке. Сложнейшие по своей многосоставности семь способов оказать планетарное воздействие, с помощью духов.
– Духов?
– Существ, которых вызывает Арс Алмадель. Семь жертв для каждой планеты. И последняя тому, кто сможет поставить точку…
– Кому?
– Сатурну. Отцу-времени.
– При чем здесь Сатурн?
– Завершающая планета, приносящая в любой план порядок и структуру. Проявляющая магию на физическом плане. И, похоже, любимая планета главного заговорщика, во всяком случае, магпсихологи в этом уверены. Сатурн – самая могущественная и самая злая из всех форм существования. Природа его медленна, терпелива, коварна, скрытна. Некоторые утверждают, что добрая половина страданий нашего мира обязана своим происхождением действию этой планеты.
– Александр… Все что вы мне рассказали – бессмысленно. Нагромождение теорий.
– И фактов. Грандиозная задумка! – взгляд мужчины сделался чуть ли не безумным, и он полностью погрузился в свой рассказ, – Похоже, кто-то решил подчинить не просто людей, а саму ткань мироздания. Понимаешь? Они пытаются сделать – или сделали – Бога. Ведь если появится возможность управлять планетами – не в том смысле, что двигать их по небосклону, а в том, что менять направленность их влияния на людей, Землю, окружающее космическое пространство, то появится возможность управлять человечеством в планетарном масштабе…
– Да это просто безумие! Создать Бога? Невозможно. И вы говорите об этом с восхищением… Но черт возьми, какая разница, если это никак не поможет Владе?
– Не поможет… Не поможет… Поможет! Я, кажется понял, куда отправился Олег.
– Вы точно уверены, что он связан с этим… Богом из машины?
– На сто процентов. Его поведение в твоей лавке совсем не вписыва-ется, но в любой истории есть место спонтанности.
– Просто если мы ошибемся…
– Мы не ошибемся. И он отправился в Сатурнию.
– Бальнеологический курорт?
– Не только. Одно из древнейших поселений в Италии. Согласно легендам, было основано самим богом. Там в округе множество развалин фортификаций и терм древнеримского периода… Чуть больше двух часов от Рима. Ищем в том направлении.
Он мог и не говорить. Работа уже кипела.
Теперь, когда стало понятно направление, стало легче отследить кто выехал в ту сторону или приблизился к городку в примерно нужное время. Их и правда выследили. Максим увидел, что несколько человек – в том числе маги и члены ОВРА – натягивают специальное обмундирование, включая бронежилеты, и молча начал переодеваться сам.
– Максим… – нахмурился глава, но Арсенский только глянул на того, и отец Влады замолчал.
Вертолет вылетел с площадки Ватикана спустя пять минут.
Они не пытались скрываться – к чему? Заговорщики точно знали, что Комитет сделает все, чтобы помешать. А Максим сделает все, чтобы помешать им убить Владу ради благого дела.
Он даже не пытался смотреть на часы.
И так знал, что времени не осталось.
И когда спустя чуть меньше, чем полчаса, они сели на каменистую площадку возле нескольких холмов – сели почти бесшумно, насколько это вообще возможно в такой ситуации – первым выскочил наружу.
Но куда идти дальше – не понимал.
Было темно. Даже небо, будто подчиняясь жанру неведомого кино, было закрыто облаками, так что света звезд и луны едва хватало, чтобы развеять черноту и увидеть непонятные очертания. И это при том, что видели маги гораздо лучше людей.
Арсенский натянул очки ночного видения – и такие входили в их экипировку – и перехватил электрошокер. Пистолет ему не дали, да он и не настаивал – стрелял он последний раз в тире пару лет назад. Досадное упущение, которое он намерен исправить, если все закончится хорошо.
Когда все закончится хорошо.
Он, стараясь не шуметь, побежал вслед за группой таких же мужчин – Александра, конечно, потерял окончательно, но знал, что отец Влады был там.
Мужчина надеялся, что тот знает, что делать. И выбрал правильно направление.
Что их там ждет? Сколько там людей и магов? Они не знали.
Максиму показалось, что они бежали, петляя по дорогам, минут пятнадцать. И у него зрела внутренняя уверенность, что правильно делают. Не ошиблись. Уверенность переросла в стойкое убеждение, будто его интуиция протянула тонкую ниточку, которая становилась все крепче, чем ближе они подходили к нужным развалинам, где прятали Владу.
Он читал, что близнецы могут чувствовать друг друга на расстоянии; некоторые маги, вроде Влады. Даже просто у людей порой срабатывали совершенно звериные инстинкты. И, похоже, именно это и происходило с ним. Ровно до тех пор, пока группа захвата не свернула направо на одной из развилок неосвещенных троп. По инерции Арсенский пробежал еще за ними, но тут же почувствовал, что ниточка натянулась.
Он запнулся, остановился, позвал было последнего из бегущих, а потом вовсе замер.
Не придумывает ли он себе? Все-таки Комитет был гораздо опытнее в этом вопросе, среди магов наверняка были следопыты, вроде Влады, да и Александр был так уверен…
Решение следовало принимать быстро. Потому как его сообщники удалились уже весьма существенно.
И…
Пусть бегут.
Направившись в разные стороны, они удвоят свои шансы. А звать и объясняться времени нет.
Арсенский понесся в противоположную сторону, ловя, словно воздух, свои ощущения. Он закрыл глаза, чтобы даже малейшие повороты не мешали его осознанию, и побежал напролом туда, куда вела его, как он надеялся Влада.
Через кусты, какие-то ямы, пару низких заборов, пока не уперся в развалены, наполовину скрытые горой и сухими деревьями.
И тогда ниточка завибрировала так сильно, что, чертыхнувшись, мужчина пробрался через довольно широкие ворота, стукнувшись о колонну, быстро миновал арочные проходы, свернул за угол и почти провалился в дыру, ведущую в какие-то подвальные полуразрушенные помещения.
Он даже не успел осознать, что видит.
Какие-то свечи, полоски огней, мельтешащие тени, нагромождение приборов и линий, заунывные бормотания и ломающая нервы музыка.
Его взгляд сосредоточился на знакомой фигурке, лежащей с закры-тыми глазами очень странно, будто её уронили с высоты и так и оставили. А так же на том, что у фигурки, будто в замедленной съемке, двигалась рука. Тянулась куда то в район груди, где поблескивал знакомый медальон.
И тогда он закричал, звериным, выворачивающим внутренности криком, в несколько шагов преодолел оставшееся до Влады расстояние и накрыл её тело сверху, как накрывают бойцы гранату. Но не для того, чтобы защитить окружающих от взрыва, а для того, чтобы этот взрыв и эту руку остановить.