В восемь утра Мортон уже сидел за столиком в летнем кафе на Беверли-Драйв и ждал, когда появится Сара. Обычно его секретарша была пунктуальна, да и жила неподалеку. Может, снова связалась с этим актеришкой? Молодые люди склонны тратить массу времени на общение с никчемными людьми.
Он пил кофе и без особого интереса просматривал газету «Уолл-Стрит Джорнел». Еще с меньшим интересом взглянул он на странную парочку, занявшую соседний столик.
Миниатюрная женщина с изумительно красивым лицом и длинными темными волосами. Было в ее внешности что-то экзотическое. Или марокканка, или иранка, по акценту сразу не определишь. Одета даже слишком шикарно для такого раннего времени, да и заведения тоже – плотно облегающая юбчонка, туфли на высоченных каблуках, жакет от Шанель.
Молодой человек, сопровождавший ее, разительно отличался внешностью. Красное мясистое лицо типичного американца, какие-то поросячьи черты, одет в неряшливого вида свитер, мешковатые брюки цвета хаки и кроссовки. Здоровенный, широкоплечий, будто игрок в бейсбол. Он грохнул кулаком по столу и громко заявил:
– Я буду молоко, милая. Обезжиренное. И кофе «Гоанде».
– Может, и мне закажешь, как подобает джентльмену? – спросила она.
– Никакой я тебе не джентльмен, – ответил он, – да и ты тоже невелика леди. Особенно после того, что выкинула вчера ночью. Домой вообще не явилась, черт бы тебя побрал! Так что забудем о леди и джентльменах, о'кей?
Она капризно надула губки.
– Не устраивай сцен, cheri.
– Эй, я просто сказал, что буду кофе с молоком. Кто здесь устраивает сцены?
– Но, дорогой…
– Так позволишь мне выпить кофе с молоком или нет? – Он, сверкая глазами, уставился на нее. – Знаешь, Мариза, я уже по горло сыт твоими выходками!
– Ты мне не хозяин, – парировала она. – Что хочу, то и делаю, ясно?
– Смотри, допрыгаешься!..
Мортон слушал этот разговор, и газета постепенно опускалась все ниже. Затем он свернул ее, положил на колени и притворился, что продолжает читать. Но на самом деле глаз не мог оторвать от этой необыкновенной женщины. Потрясающая красавица, решил он в конце концов. Хоть и не так уж молода. На вид ей лет тридцать пять. Что ж, в зрелом возрасте женщины становятся особенно сексуальны. Он был заворожен, очарован ею.
– Ты меня утомляешь, Уильям, – сказала она своему спутнику.
– Хочешь, чтоб я ушел?
– Возможно, так будет лучше.
– Да пошла ты, тварь! – крикнул он и отвесил ей оплеуху.
Тут Мортон не выдержал.
– Эй, друг, – сказал он, – ты смотри, не очень-то распускай руки.
Женщина одарила Мортона улыбкой. Американец поднялся, сжал кулаки.
– Не твое дело, придурок.
– Не дело это – бить даму, друг.
– Может, тогда врезать тебе? – осведомился американец и потряс увесистым кулаком.
В этот момент мимо проезжал полицейский патруль. Мортон махнул рукой. Машина подкатила и остановилась у обочины.
– У вас все в порядке?
– Все прекрасно, офицер, – сказал полицейскому Мортон.
– Да видал я всех вас знаете где? – парень поднялся и зашагал по улице.
Темноволосая красавица улыбнулась Мортону:
– Спасибо вам.
– Не стоит благодарности. Кажется, вы хотели заказать кофе с молоком?
Она опять улыбнулась. Закинула ногу на ногу, демонстрируя округлые колени.
– Если будете столь добры…
Мортон уже поднялся, чтоб принести ей кофе, но тут его окликнула Сара:
– Привет, Джордж. Простите за опоздание. – Она подбежала к столику, на ней был спортивный костюм. Выглядела она, как всегда, превосходно.
Смуглое лицо женщины исказилось гневом. При других обстоятельствах это бы польстило Мортону, но тут он вдруг призадумался. Что-то здесь явно не так. Он с этой дамой незнаком. И у нее нет никаких оснований ревновать и уж тем более – сердиться. Возможно, она просто хотела проучить своего дружка. Парень не ушел, маячил на тротуаре на углу улицы. Делал вид, что разглядывает что-то в витрине магазина. Но час еще ранний, все магазины закрыты.
– Ну что, пошли? – спросила Сара.
Мортон извинился перед темноволосой красавицей, та индифферентно пожала плечами. «Она, наверное, француженка», – подумал он.
– Может, еще встретимся, – пробормотал Мортон.
– Да. Но лично я сомневаюсь. Извините.
– Желаю приятно провести время.
Они отошли, и Сара спросила:
– Кто это?
– Не знаю. Просто сидела за соседним столиком.
– Соблазнительная штучка. Он пожал плечами. – Может, я вам помешала? Нет?.. Ну и хорошо. – Она протянула ему три папки в твердой обложке. – Здесь бумаги по вашим вкладам в НФПР по сегодняшний день. Здесь документы по последнему соглашению. А тут чек, который вы просили. С ним поосторожней. Сумма весьма значительная.
– Ясно, спасибо. Я уже через час улетаю.
– Могу я узнать, куда именно? Мортон покачал головой:
– Тебе лучше не знать.
Вот уже две недели от Мортона ничего не было слышно. Эванс не помнил, чтобы его клиент когда-либо уезжал так надолго и ни разу при этом не связывался с ним. Он пошел на ленч с Сарой, та тоже выглядела обеспокоенной.
– От него по-прежнему ничего? – осведомился Эванс.
– Ни слова.
– А что говорят летчики?
– Они в Ван-Найс. Он нанял другой самолет. Я не знаю, куда он отправился.
– А когда возвращается?
Она пожала плечами:
– Тоже понятия не имею.
Каково же было его удивление, когда на следующий день Сара позвонила и сказала следующее:
– Приходи. Джордж хочет тебя видеть, причем безотлагательно.
– Где?
– В НФПР. В Санта-Моника.
– Так он вернулся?
– Похоже, что так.
Езды от его офиса в Сенчури-Сити до здания НФПР было минут пятнадцать. Нет, разумеется, штаб-квартира Национального Фонда природных ресурсов находилась в Вашингтоне, округ Колумбия, но недавно они открыли филиал на западном побережье, в Санта-Монике. Циники твердили, что НФПР норовит поселиться как можно ближе к голливудским знаменитостям, ведь именно последние были самыми щедрыми жертвователями. Но, разумеется, все эти слухи были изрядно преувеличены.
На самом деле НФПР был организацией последовательной и планомерно расширял сферы своего влияния. Фонд уже давно представлял собой самую разветвленную систему дочерних офисов и контор, разбросанных по всей стране. В Южной Калифорнии они избрали местом своего обитания весьма престижный район – на Третьей улице Санта-Моники, предназначенной в основном для пеших прогулок. Занимали они там старое здание постройки конца тридцатых; фасад подвергся значительной переделке в духе задач и основных принципов природоохранной организации. Надо признать, получилось довольно красиво.
Эванс ожидал увидеть Мортона, расхаживающего по тротуару перед входом, но его нигде не было видно. Тогда он вошел в вестибюль и осведомился у дежурного за стойкой, где можно найти мистера Мортона. Ему сказали, что в конференц-зале на третьем этаже. Он поднялся на третий этаж.
В конференц-зале он увидел троих о чем-то отчаянно споривших мужчин. В центре этой группы стоял Мортон, лицо его раскраснелось, он яростно жестикулировал. Здесь же был и Дрейк, он расхаживал взад-вперед, изредка сердито тыкая пальцем в Джорджа, и что-то кричал. Неподалеку от него Эванс увидел и Джона Хенли, возглавляющего в НФПР комитет по связям с общественностью. Угрюмо склонившись над блокнотом, он делал какие-то записи. Стало ясно: спор идет между Мортоном и Дрейком.
Эванс не знал, что делать, и остался стоять на пороге. Через несколько секунд Мортон заметил его и подал знак выйти и присесть где-нибудь. Что Эванс и сделал. Вышел из помещения и наблюдал за тем, что там происходит, через стеклянную перегородку.
Вскоре выяснилось, что там присутствует еще один человек. Эванс не заметил его поначалу, потому что он скрывался за кафедрой. Копался там, сгорбившись, а затем поднялся, и Эванс увидел работягу в чистом, тщательно отглаженном комбинезоне с чемоданчиком для инструментов и парой токоизмерителей, прицепленных к поясу. На нагрудном кармане красовался логотип «Сетевые системы AV».
Рабочий заметно смутился. Дрейку было явно неприятно присутствие постороннего, в то время как Мортон всегда любил аудиторию. Дрейк настаивал, чтоб работяга ушел, Мортон же твердил, чтоб тот оставался. Несчастный ощущал себя неловко и на какое-то время вновь скрылся за кафедрой. Но в конце концов Дрейку удалось настоять на своем, и рабочий ушел.
Он проходил мимо Эванса, и тот заметил:
– Нелегкий выдался денек.
Мужчина пожал плечами:
– В этом здании полно проблем с сетевой проводкой для Интернета. Лично я считаю, все дело в некачественном кабеле, а может, кто прослушивает, поэтому и сбои… – И он удалился.
Между тем в конференц-зале спор разгорелся с новой силой. Длился он еще минут пять. Стеклянная перегородка была почти звуконепроницаемой, но когда голоса поднимались до крика, Эвансу удавалось расслышать отдельные фразы. Он слышал, как Мортон взревел:
– Черт побери, я хочу победить!
А потом расслышал и ответ Дрейка:
– Слишком рискованно.
От чего Мортон разозлился еще больше. Чуть позже Мортон спросил:
– Разве мы не должны бороться с самой главной и страшной проблемой, грозящей нашей планете?
В ответ Дрейк заметил, что надо быть практичнее и считаться с реальностью. И тогда Мортон выругался:
– Черт бы ее побрал, эту вашу реальность!
Тут его поддержал и Хенли. Поднял голову и заявил:
– Полностью с вами согласен. – Что-то в этом роде.
У Эванса создалось впечатление, что весь этот спор разгорелся из-за судебного иска вануату. Но мог касаться также и других предметов.
И вдруг неожиданно Мортон вышел из зала и так громко хлопнул дверью, что содрогнулись стеклянные стены… – Да в гробу я всех вас видал!
Эванс догнал его. Через стекло было видно, как двое оставшихся спорщиков о чем-то шепчутся.
– Плевал я на вас! – громко заявил Джордж. Потом остановился и обернулся:
– Если правда на нашей стороне, почему не сказать всю правду?
Дрейк удрученно качал головой.
– Вот твари, – прошипел Мортон и отошел к лестнице.
– Вы меня вызывали? – спросил Эванс.
– Да. – Мортон указал в сторону зала. – Знаешь, кто тот парень?
– Знаю, – кивнул Эванс. – Джон Хенли.
– Правильно. Эти двое заправляют в НФПР всеми делами, – сказал Джордж. – И лично мне плевать, сколько подачек от знаменитостей числится у них на счету. И сколько у них штатных юристов. Эти двое крутят и вертят остальными, как хотят. Никто из жертвователей не знает, на что уходят его деньги. Да и не слишком желают знать. Но я тебе вот что скажу: не желаю участвовать во всем этом дерьме. Хватит! С меня довольно!
Они начали спускаться по лестнице.
– Что вы хотели этим сказать? – осторожно спросил Эванс. – Что хотел сказать? – Мортон на секунду остановился. – Я отказываю им в гранте на десять миллионов долларов, вот что.
– Прямо так им и сказали?
– Нет, – ответил Мортон. – Пока еще не сказал. И ты тоже пока смотри не проболтайся. Пусть это станет сюрпризом, когда придет время. – Он мрачно усмехнулся. – Но все документы надо составить прямо сейчас.
– Вы это твердо решили, Джордж?
– Только не отговаривай меня, малыш.
– Я и не отговариваю, я просто спрашиваю…
– Надо составить соответствующие бумаги. Займись этим сейчас же.
Эванс обещал заняться.
– Сегодня же, ясно?
Эванс кивнул.
На всем пути к подземному гаражу оба они молчали. Эванс проводил Мортона до ожидавшей его машины. Водитель Гарри услужливо распахнул дверцу. Только тут Эванс осмелился напомнить:
– На той неделе НФПР дает банкет в вашу честь, Джордж. Это не отменяется?
– Ни в коем случае, – ответил Мортон. – Ни за что на свете не пропущу такое событие.
Он уселся в машину, Гарри захлопнул дверцу.
– Всего доброго, сэр, – сказал Гарри Эвансу. И машина отъехала.
Он позвонил ей из своей машины.
– Сара?
– Знаю, уже знаю.
– Что происходит?
– Он мне не говорит. Но он страшно рассержен, Питер. Просто в ярости.
– У меня сложилось то же впечатление.
– И еще он только что улетел снова.
– Что?
– Он улетел. Сказал, что вернется через неделю. Как раз вовремя, чтоб поспеть в Сан-Франциско на банкет в его честь.
Затем на мобильник Эвансу позвонил Дрейк:
– Что происходит, Питер?
– Понятия не имею, Ник.
– Он просто с ума сошел. Говорил такие вещи… ты что-нибудь слышал?
– Нет, вообще-то нет.
– Он окончательно рехнулся. Я страшно за него волнуюсь. Как друг. Уже не говоря о банкете на следующей неделе. Как думаешь, он к тому времени придет в себя?
– Думаю, да. Он собирается прилететь на него с кучей своих друзей.
– Ты уверен?
– Так сказала Сара.
– Могу я поговорить с самим Джорджем? Можешь мне это устроить?
– Насколько я понял, – ответил Эванс, – он снова уехал из города.
– Во всем виноват этот гребаный Кеннер! Он стоит за всем этим.
– Лично я понятия не имею, что происходит с Джорджем, Ник. Знаю лишь одно: на банкете он непременно будет.
– Обещай, что доставишь его лично!
– Но, Ник, – возразил Эванс, – ты же знаешь, Джордж всегда поступает по-своему. – Этого-то я и боюсь.
На своем личном реактивном самолете «Гольфстрим» Мортон вез самых знаменитых сторонников НФПР. Там были две рок-звезды, супруга выдающегося комического актера, киноактер, исполняющий роль президента в телесериалах, писатель, недавно баллотировавшийся в губернаторы, и два юриста, занимающихся проблемами охраны окружающей среды в других организациях. За белым вином и канапе с семгой шла оживленная беседа. Общий смысл ее сводился к тому, что должны и могут сделать Соединенные Штаты как самая экономически развитая держава в мире для сохранения окружающей среды.
Мортон, что было для него нехарактерно, присоединяться к этому разговору не стал. Ушел в хвост самолета, погрузился в кресло и сидел там, раздраженный и угрюмый.
Эванс пошел к нему и присел рядом, желая скрасить Джорджу одиночество. Мортон пил водку. Ему принесли уже вторую порцию.
– Я подготовил бумаги, отменяющие ваш грант, – сказал Эванс и достал документы из портфеля. – Вот. Если вы еще, конечно, не передумали.
– Не передумал. – Мортон начал подписывать лист за листом, почти не глядя на текст. А потом пододвинул бумаги к Эвансу и сказал:
– Придержи у себя до завтра.
Обернулся и взглянул на своих гостей, те как раз перешли к вопросу исчезновения редких видов, вызванному вырубкой дождевых лесов. Тед Брэдли, киноактер, игравший президента, рассказывал о том, что предпочитает машину с электродвигателем – он приобрел ее много лет тому назад – всем остальным популярным ныне «гибридам».
– Даже сравнения никакого нет, – говорил он. – Гибриды, они, конечно, выглядят симпатично, но это не то, совсем не то.
Затем в центре внимания оказалась Энн Гарнер, заседавшая в советах директоров сразу нескольких природоохранных организаций. Она настаивала на том, что в Лос-Анджелесе надо активней развивать общественный транспорт, чтоб люди меньше разъезжали на личных автомобилях. Американцы, говорила она, выбрасывают в атмосферу больше углекислого газа, чем другие народы и страны, и это их не красит. Красавица Энн была супругой знаменитого адвоката и всегда принимала проблемы охраны среды близко к сердцу.
Мортон вздохнул и обернулся к Эвансу:
– Знаешь, сколько загрязнений мы выбрасываем в атмосферу сейчас, в эту минуту? Мы сжигаем четыреста пятьдесят галлонов авиационного топлива, чтобы доставить двенадцать человек в Сан-Франциско. Да только за один этот перелет мы вырабатываем больше загрязнений на душу, чем большинство людей на планете за целый год!
Он допил водку, раздраженно поболтал кубиками льда в бокале. Потом передал бокал Эвансу, тот сделал стюардессе знак принести еще.
– Если и есть на свете существо хуже «лимузинного» либерала, так это владелец «Гольфстрима», радеющий за сохранность окружающей среды, – проворчал Мортон.
– Но, Джордж, – возразил Эванс, – вы и есть владелец «Гольфстрима», и…
– Да знаю я, знаю. И хотел бы, чтоб это тревожило меня больше, – ответил Мортон. – Хочешь честно?.. Так вот, это ничуть меня не заботит. И мне нравится летать на личном самолете.
– Слышал, вы побывали в Северной Дакоте и Чикаго, – осторожно заметил Эванс.
– Да.
– Чем вы там занимались?
– Тратил деньги. Много денег. Чертову уйму денег!
– Покупали произведения искусства?
– Нет. Приобрел кое-что подороже всех этих произведений. Неприкосновенность.
– Но разве прежде у вас ее не было?
– Да я не о себе говорю, – отмахнулся Мортон. – Неприкосновенность для кое-кого другого.
Эванс не знал, что на это сказать. На секунду ему даже показалось, что Мортон шутит.
– Как раз собирался рассказать тебе об этом, малыш, – продолжил Мортон. – У меня есть один список, хочу, чтоб ты передал его Кеннеру. Это очень… ладно, потом. Привет, Энн.
К ним подошла Энн Гарнер.
– Итак, Джордж, ты снова вернулся к нам? Я рада. Потому что ты очень нужен нам здесь. Судебная тяжба вануату, которую ты, слава богу, поддерживаешь, потом эта конференция по изменениям климата, что запланировал Ник, все это так важно, Джордж. О господи, самый критический момент!..
Эванс поднялся, хотел уступить Энн место, но Мортон толкнул его обратно в кресло.
– Вот что, Энн, – сказал он. – Должен сказать, ты выглядишь просто супер. Но у нас с Питером тут маленький деловой разговор и…
Она взглянула на бумаги, на открытый портфель Эванса.
– О, не знала. Прости, что помешала.
– Нет, нет, просто дай нам еще минутку.
– Конечно. Извини. – Но уходить она, похоже, не собиралась. – Это так непохоже на тебя, Джордж, заниматься бизнесом на борту самолета.
– Знаю, – кивнул Мортон. – Но, видишь ли, дорогая, я в эти дни сам себя не узнаю.
Энн растерянно заморгала. Она не знала, что ответить на это, а потому просто улыбнулась, кивнула и отошла.
– Выглядит и правда просто замечательно, – заметил Мортон. – Вот только ума не приложу, чьих это рук работа.
– Работа? – удивился Эванс.
– За последние несколько месяцев ее внешность подверглась изрядной переделке. Возможно, глаза. Затем – подбородок. Ладно, – он словно отмел рукой все вышесказанное, – теперь что касается списка. Никому о нем не говори, Питер. Ни слова. Ни единой душе. Особенно в своей конторе. И еще в…
– Черт, Джордж, чего это вы тут спрятались? – Эванс глянул через плечо и увидел, что к ним подошел Тед Брэдли. Тед уже успел изрядно выпить, хотя едва перевалило за полдень. – Это совсем не похоже на вас, Джордж. Господи, мир без Брэдли был бы страшно скучен! То есть пардон. Я хотел сказать, мир без Мортона был бы смертельно скучен. Перестаньте, Джордж. Забудьте о делах хоть на минутку! Пошли к нам! Выпьем по рюмочке.
И Мортон позволил себя увести. Успел лишь глянуть через плечо и сказать Эвансу:
– Потом, позже.
Освещение в Большом зале отеля «Марк Хопкинс» слегка приглушили для послеобеденных речей. Публика собралась элегантная, мужчины в смокингах, дамы в вечерних платьях. На трибуну поднялся Николас Дрейк. Голос его так и загудел под сводами с тяжелыми хрустальными люстрами:
– Леди и джентльмены, не будет преувеличением сказать, что мы стоим перед лицом экологического кризиса ранее невиданных масштабов. Наши леса постепенно исчезают. Наши озера и реки загрязнены. Растения и животные, составляющие биосферу земли, вымирают с беспрецедентной скоростью. Каждый год мы теряем около сорока тысяч видов. По пять видов каждый день. Если этот гибельный процесс будет и дальше развиваться с той же скоростью, в ближайшие несколько десятилетий мы потеряем половину ныне существующих видов животных и растений. В истории Земли еще не наблюдалось столь разрушительных тенденций.
Он выдержал многозначительную паузу, затем продолжил:
– Как же все это отражается на обычном, среднем человеке? Да тоже самым катастрофическим образом. Наша пища заражена смертельно опасными пестицидами. Мы теряем урожаи из-за глобального потепления климата. С каждым годом погода становится все хуже, мы сталкиваемся со все более разрушительными природными катаклизмами. Наводнения, засухи, смерчи, ураганы, торнадо. И это по всему земному шару. Уровень воды в морях повышается. В следующем веке повышение будет составлять двадцать пять футов, и это еще не предел. Но что хуже всего, последние научные данные свидетельствуют, что в результате столь разрушительных действий человека ждет резкое изменение климата. Иными словами, леди и джентльмены, все мы оказались перед лицом глобальной природной катастрофы.
Сидевший за центральным столом Питер Эванс оглядел присутствующих. Все они сидели потупясь, смотрели в тарелки, позевывали и тихонько переговаривались друг с другом. Не обращали на Дрейка и его речь особого внимания.
– Все это они слышали и раньше, – проворчал Мортон. Повел широкими плечами и тихонько икнул. Весь вечер он много пил и останавливаться, похоже, не собирался.
– …потери в разнообразии видов, сокращение территорий обитания, разрушение озонного слоя…
Николас Дрейк, прямой и тощий как палка, выглядел на трибуне нелепо. Смокинг сидел на нем плохо, воротничок рубашки был великоват и открывал морщинистую шею. Как всегда, он старался создать образ нищего и чудаковатого ученого, истово преданного делу. «Никто из гостей, – подумал Эванс, – никогда бы не догадался, что Дрейк получает зарплату в размере трети миллиона долларов в год как руководитель Фонда, плюс еще несколько сот тысяч на текущие расходы. И что никакой ученой карьеры за спиной у него нет». Ник Дрейк был судебным адвокатом, одним из пяти, кто много лет назад основавших НФПР. И, как все судебные адвокаты, прекрасно осознавал преимущества появления на публике не слишком хорошо одетым.
– …эрозия почв, все более частые случаи возникновения и распространения экзотических и смертельно опасных заболеваний…
– Когда это кончится? – пробормотал Мортон и забарабанил пальцами по столу. – Все бубнит и бубнит.
Эванс промолчал. Он часто посещал подобного рода собрания и знал, что Мортон всегда немного нервничал перед своим выступлением.
Дрейк меж тем продолжал вещать:
– …проблески надежды, слабые лучи позитивных сдвигов и перемен, и все это связано с человеком, которого мы собрались чествовать сегодня…
– Нельзя ли заказать еще? – спросил Мортон, допивая остатки мартини в бокале. То был уже шестой его бокал. Он с громким стуком поставил его на стол. Эванс завертел головой в поисках официанта, приподнял руку. Он от души надеялся, что официант не заметит этого его знака. С Мортона на сегодня достаточно.
– …на протяжении вот уже трех десятилетий он тратит значительные средства и все свои силы и энергию на улучшение нашего мира, старается сделать его лучше, разумнее, оздоровить. Дамы и господа, Национальный Фонд природных ресурсов имеет честь…
– Ладно, хрен с ним, обойдусь, – сказал Мортон и тяжело поднялся из-за стола. – Ненавижу, когда из меня делают идиота, пусть даже ради самых благих целей.
– Но никто не собирается делать из вас идиота, – начал было Эванс.
– …моего доброго друга и коллегу, Почетного Гражданина года! Встречайте… мистер Джордж Мортон!
Публика разразилась громом аплодисментов, прожектор выхватил из тьмы Мортона, и луч сопровождал его па всем пути к трибуне. Он шагал по проходу, слегка сгорбившись, мрачно опустив голову, огромный и мощный, как медведь. Эванс тихо ахнул, когда босс его споткнулся на первой ступеньке, испугался, что тот вдруг упадет, но Мортону удалось сохранить равновесие, и он вышел на сцену вполне твердой походкой. Пожал руку Дрейку, встал на трибуну, ухватился за нее с обеих сторон крупными руками. Потом, слегка склонив голову набок, оглядел зал. Оглядывал долго и пристально и молчал.
Просто стоял и не говорил ничего.
Сидевшая рядом с Эвансом Энн Гарнер тихонько ткнула его в бок.
– Он в порядке?
– О да, разумеется, – закивал в ответ Эванс. Но в глубине души был не слишком в этом уверен.
И вот наконец Мортон заговорил:
– Мне хотелось бы поблагодарить Николаса Дрейка и Национальный фонд природных ресурсов за эту высокую награду. Но я не считаю, что заслужил ее. Особенно с учетом того, сколько еще осталось сделать. Работы впереди непочатый край. Известно ли вам, мои дорогие друзья, что о Луне на данный момент мы знаем куда как больше, чем об океанах нашей планеты? Вот в чем реальная проблема. И о ней почему-то принято умалчивать. Мы недостаточно знаем о планете, от которой зависит сама наша жизнь. Как говорил Монтень триста лет тому назад: «Тверже всего верят в то, о чем меньше всего знают».
Эванс удивился. Монтень?.. Чтоб Джордж Мортон цитировал Монтеня?
В безжалостных лучах прожекторов было видно, как Мортон слегка пошатывается. Как он еще крепче вцепился в трибуну, чтобы сохранить равновесие. В зале стояла мертвая тишина. Гости замерли на своих местах. Даже официанты перестали метаться между столиками. Эванс затаил дыхание.
– Все мы, участвующие в природоохранном движении, – продолжил Мортон, – одержали немало блистательных побед на этом поприще. Мы стали свидетелями создания Агентства защиты окружающей среды. Мы видели, как вода и воздух становятся чище, как развивается система орошения, как уничтожаются запасы отравляющих веществ, как ограничиваются опасные производственные выбросы в атмосферу. Все это – наши реальные победы, друзья мои. И все мы знаем, сколько еще предстоит сделать.
Публика немного расслабилась. Мортон свернул на привычную стезю.
– Но будет ли эта работа сделана? Не уверен. Знаю, со дня смерти моей любимой обожаемой жены Дороти меня часто посещают самые мрачные мысли.
Эванс резко выпрямился в кресле. Сидевший за соседним столиком Ловенштейн разинул рот от изумления. У Джорджа Мортона не было жены. Вернее, у него имелось шесть бывших жен, но ни одну из них не звали Дороти.
– Именно Дороти учила меня тратить деньги с умом. А мне почему-то всегда казалось, что я трачу их правильно. Теперь я далеко в этом не уверен. Вот тут я только что говорил, что мы недостаточно знаем. Но я боюсь, что сегодня, с учетом судебного иска, выдвигаемого НФПР, наши интересы начали расходиться.
По залу пронесся тихий удивленный ропот и тут же стих.
– НФПР – юридическая фирма. Не знаю, понимаете ли вы это. Ее организовали юристы, управляется она тоже юристами. Но лично я считаю, что деньги лучше потратить на научные исследования, а не на судебные тяжбы. Именно поэтому я отзываю назад у НФПР свой грант, именно поэтому я…
Следующие несколько секунд никто не слышал, что говорил дальше Мортон, такой шум поднялся в зале. Все громко и возбужденно переговаривались. Раздавались также недовольные возгласы, некоторые гости поднялись, чтобы уйти. Мортон же продолжал свою речь, не обращая внимания на эффект, который она производит. Эванс уловил лишь несколько обрывочных фраз: «…нашу благотворительную природоохранную деятельность теперь расследует ФБР… наблюдается полное отсутствие какого-либо надзора за…».
Энн Гарнер перегнулась через стол и прошипела:
– Уведите его оттуда!
– Чего вы от меня хотите? – спросил вконец растерявшийся Эванс.
– Идите и уведите его с трибуны. Он в стельку пьян.
– Возможно, но не могу же я…
– Вы должны это остановить!
Меж тем Дрейк уже направлялся к Мортону со словами:
– Прекрасно, спасибо, Джордж…
– Правда нужна нам особенно сейчас, когда…
– Спасибо, Джордж, – повторил Дрейк и подобрался еще ближе. Теперь он напирал на Мортона, практически выталкивал его с кафедры.
– Минутку, минутку. – Мортон продолжал цепляться за кафедру, и сдвинуть его, такого огромного и плотного, было не так-то просто. – Я говорил, что делал это для Дороти. Моей дорогой покойной жены…
– Спасибо, Джордж. – И тут Дрейк вскинул руки над головой и громко зааплодировал, кивком прося аудиторию присоединиться к этим аплодисментам. – Мы благодарны вам за все!
– …которой мне сегодня страшно не хватает…
– Леди и джентльмены, давайте же вместе поблагодарим…
– Ладно, хорошо, я ухожу.
И Мортон под гром аплодисментов сошел со сцены. Дрейк дал знак оркестру. Они тут же заиграли «Может, ты права» Билли Джоэла, судя по слухам, то была любимая песня Мортона. Однако, учитывая обстоятельства, возможно, это был не лучший выбор.
Херб Ловенштейн протянул руку и ухватил Эванса за плечо.
– Послушай, – яростно зашептал он, – ты должен немедленно увести его отсюда!
– Да уведу, уведу, не беспокойтесь, – ответил тот.
– Ты знал, что он затевает?
– Нет. Богом клянусь.
Ловенштейн отпустил Эванса, к столику подошел Джордж Мортон. Собравшиеся потрясенно молчали. Но Мортон как ни в чем не бывало напевал в такт музыке:
– «Может, ты права, может, я сошел с ума…»
– Довольно, Джордж, – сказал Эванс и поднялся. – Идемте отсюда.
Но Мортон не обращал на него внимания.
– «Но, может, тебе нужен как раз такой безумец…»
– Джордж? Вы меня слышали? – Эванс взял его под руку. – Мы уходим.
– «…Свет погаси, не пытайся меня спасти…»
– Я и не пытаюсь никого спасать, – проворчал Эванс.
– Тогда как насчет еще одного мартини? – Мортон уже не пел. Глаза его смотрели холодно и с презрением. – Думаю, я заработал еще один бокал мартини, мать вашу!
– У Гарри найдется бутылочка в машине, – сказал Эванс и начал отводить Мортона от столика. – Если останетесь, придется долго ждать. А вы же не хотите долго ждать, пока вам принесут выпивку… – Продолжая неумолчно болтать, Эванс отводил Мортона все дальше к двери, и тот почти не сопротивлялся.
– «…Слишком поздно сражаться, – пел он, – слишком поздно стараться хоть на йоту меня изменить!»
Едва они вышли из зала, как в глаза им ударил яркий свет, и послышалось жужжание телевизионных камер. А два репортера стали совать микрофоны прямо Мортону в лицо. Отовсюду так и посыпались вопросы. Эванс опустил голову и стал проталкиваться к выходу со словами:
– Простите, извините, дайте, пожалуйста, пройти…
Мортон же продолжал петь. Они шагали через просторный вестибюль отеля к выходу. Репортеры не отставали, некоторые даже бежали впереди и продолжали снимать на пленку. Эванс крепко держал Мортона под руку, тот пел:
– «А я только веселился, никого не обижал, славный праздник закатил я…»
– Сюда, – сказал Эванс и подтолкнул его к дверям.
– «…Оказался на мели я, мною денег задолжал…»
И вот наконец они прошли через вращающиеся двери и оказались на ночной улице. Холодный воздух ударил в лицо, и Мортон тут же перестал петь. Они стояли и ждали, когда подадут лимузин. Из отеля вышла Сара. Молча встала рядом с Мортоном, положила руку ему на плечо.
Затем из вестибюля высыпала целая толпа журналистов, снова вспыхнули прожекторы. Сквозь эту толпу к ним пробился Дрейк.
– Черт побери, Джордж…
Но, заметив камеры, он тут же умолк. Окинул гневным взглядом Мортона, развернулся на каблуках и пошел обратно. Камеры продолжали жужжать, правда, осталось их всего три. Повисла томительная пауза. Они стояли и ждали. Казалось, прошла целая вечность, и вот наконец подкатил лимузин. Гарри распахнул дверцу для Джорджа.