Майкл Крайтон
Государство страха
НА ПОДЛЕТЕ К ОСТРОВУ ГАРЕДА
Четверг, 14 октября
5.30 утра
Три часа спустя взошло солнце, и самолет начал сбрасывать высоту. Теперь он летел совсем низко, над покрытыми густой зеленью островками, окруженными небесно-голубыми водами океана. Они увидели тонкие змейки дорог и несколько небольших поселений.
Тед Брэдли, не отрываясь, смотрел в иллюминатор.
– Ну разве он не прекрасен, этот мир? – театрально воскликнул он. – Какая красота! Поистине райское место! Уголок девственной нетронутой природы, скоро мы потеряем и его.
Сидевший напротив Кеннер промолчал. Он тоже смотрел в иллюминатор.
– А не кажется ли вам, – не унимался Брэдли, – что главная проблема состоит в том, что мы утратили связь с природой?
– Нет, – ответил Кеннер. – Думаю, проблема в том, что не так уж много отсюда видно дорог.
– Не кажется ли вам, – продолжал гнуть свое Брэдли, – что всему виной именно белый человек, а не эти туземцы? Ведь именно он хочет завоевать природу, принизить и в конечном счете уничтожить ее?
– Нет, я так не думаю.
– Лично я считаю иначе, – сказал Брэдли. – Считаю, что люди, живущие так близко к земле, в этих своих деревеньках, в окружении прекрасной природы, эти люди обладают истинным пониманием того, что есть экология. А потому умеют существовать в гармонии с внешним миром.
– А вы что, долго жили в деревнях, Тед? – спросил Кеннер.
– Именно так. Достаточно. Один раз, когда мы снимали картину в Зимбабве, другой раз – в Ботсване. Уж я-то знаю, о чем говорю.
– Ага. Ясно. И все это время проживали в самой деревне?
– Нет, я жил в отелях. Ну, должен был, таковы условия страховки. Но я успел наглядеться на эти деревни. И считаю, деревенская жизнь лучше, куда как чище и правильней в экологическом смысле слова. Если честно, то думаю, что каждый человек должен жить именно так. И уж определенно нам не следует поощрять сельских жителей к индустриализации. В этом главная проблема.
– Понимаю. Сами хотите жить в отеле, но чтоб все остальные при этом оставались в деревнях?
– Да нет, вы меня не правильно поняли…
– А где вы живете в настоящее время? – спросил Кеннер.
– В Шерман-Оукс.
– Это деревня?
– Нет. Ну, можно сказать и так, типа того… Просто мне по работе приходится часто бывать в Лос-Анджелесе, – торопливо добавил Брэдли. – Так что выбора нет.
– Скажите, Тед, а вам когда-нибудь доводилось жить в деревне в одной из стран третьего мира? Ну, хотя бы переночевать там всего разок?
Брэдли заерзал в кресле.
– Я ведь уже упоминал, что провел достаточно времени в деревнях, где мы снимали. И знаю, о чем говорю.
– Если жизнь в деревнях такая замечательная, почему же тогда, по-вашему, люди мечтают оттуда убраться?
– Они не должны оттуда уезжать. Лично я придерживаюсь такого мнения.
– Вам что же, видней, чем им? – спросил Кеннер. Брэдли растерялся, но ненадолго.
– Если хотите знать, да! – выпалил он. – Мне виднее. Потому что за мной преимущество: образование и богатый опыт. И еще я знаю, какие опасности таит в себе индустриальное общество. Да от них уже давно всему миру тошно! Так что, думаю, мне видней, что для них хорошо, а что – плохо. И уж определенно видней, что лучше для нашей планеты с экологической точки зрения.
– А у меня, – заметил Кеннер, – всегда возникают проблемы с людьми, которые решают за других, что для них лучше. И это при том, что сами они живут совсем другой жизнью, в других местах, не знают ни местных условий, ни трудностей, с которыми приходится сталкиваться. Когда они проживают совсем в другой стране, неважно где, в каком-нибудь небольшом западном городке или в стеклянном небоскребе в Брюсселе, Берлине или Нью-Йорке. И при этом почему-то вообразили, что им оттуда видней, что они знают, что лучше для меня или других людей, как я должен решать свои проблемы, как должен прожить свою жизнь. Вот этого я лично никогда не понимал.
– А что тут не понимать? – воскликнул Брэдли. – Я просто хочу сказать следующее. Вы же не думаете, не верите в то, что каждый человек на этой планете волен делать то, что ему заблагорассудится? Ведь это было бы просто ужасно, верно? И подобные люди нуждаются в помощи и чтоб их направляли.
– И вы как раз тот, кто может их наставлять на путь истинный? Всех этих людей?
– Ну, ладно, согласен. Это не слишком корректно с политической точки зрения. Но вы хотите, чтоб все люди на земле придерживались тех же, совершенно чудовищных и безнравственных жизненных стандартов, что и мы, американцы? И, пусть в меньшей степени, европейцы, так, что ли?
– А вы, я смотрю, не желаете отказываться от своих взглядов, – заметил Кеннер.
– Нет, не желаю, – заявил Тед. – Просто хочу сохранить то, что еще можно сохранить. Борюсь за переработку отходов, за уменьшение вредных выбросов в атмосферу. Ведь если все остальные народы и страны нашей планеты пойдут по пути индустриализации, нам всем грозит ужасное глобальное загрязнение и полная катастрофа. Этого не должно случиться.
– Получается, у меня есть, а другим этого не положено, так, что ли?
– Надо смотреть реальности в глаза, – ответил Брэдли.
– Вашей реальности. А не их.
Тут вдруг Санджонг подозвал к себе Кеннера.
– Прошу прощения, – сказал Кеннер и поднялся.
– Ага, ну конечно! Проще уйти, чем продолжить разговор! – воскликнул Брэдли. – За мной последнее слово, и я говорю правду. – Он жестом подозвал стюардессу, показав ей пустой бокал. – Еще один, милочка. Последний. На посошок.
* * *
– Вертолета все еще нет, – сказал Санджонг.
– Что случилось?
– Он должен прилететь с другого острова. А они закрыли воздушное пространство над Гаредой. Опасаются, что у повстанцев есть ракеты системы «земля-воздух».
Кеннер нахмурился:
– Сколько до посадки?
– Десять минут.
– Остается только скрестить пальцы и надеяться на лучшее.
* * *
Оставшись в одиночестве, Брэдли поднялся и направился к Питеру Эвансу. Плюхнулся в кресло рядом с ним.
– Вы только взгляните! Разве не великолепный, потрясающий вид? А вода, вода! Прозрачная, кристально чистая! Какие изумительные оттенки синего. А эти прелестные деревеньки в самом сердце природы!
Эванс тоже смотрел в иллюминатор. Но видел только ужасающую нищету. Хижины в деревне представляли собой жалкие покосившиеся лачуги с ржавыми крышами из гофрированного железа, дороги – сплошные моря жидкой красной грязи. Люди плохо одеты и передвигаются как-то неестественно медленно. Точно погружены в депрессию или глубокую печаль. «Здесь процветают инфекции, болезни, детская смертность», – думал Эванс.
– Изумительно! Великолепно! – не унимался Брэдли. – Жду не дождусь, когда окажусь там. Это же праздник. Кто бы мог подумать, что Соломоновы острова так красивы? Сущий рай!
Сидевшая впереди Дженифер заметила:
– Да, причем издавна населенный охотниками за головами.
– Ну, все это в далеком прошлом, – отмахнулся Брэдли. – А может, и вовсе небылицы. Я имею в виду все эти разговоры о каннибализме. Все знают, что это не правда. Как-то читал книгу одного профессора.[42] Никаких каннибалов нигде и никогда не было. Все это миф. Еще один пример того, как белый человек склонен демонизировать цветных. Когда Колумб подплывал к Вест-Индии, он тоже опасался каннибалов. Ему говорили, что они там водятся, по это оказалось не правдой. Впрочем, детали я забыл. Но не важно. Никаких каннибалов в природе просто не существует. Миф это, и все тут. Чего это вы на меня так смотрите?
Эванс обернулся. И увидел, что Брэдли обращается к Санджонгу и что тот действительно смотрит на него несколько странно.
– Ну, так в чем дело? – не унимался Брэдли. – Незачем так пялиться, приятель. Хочешь сказать, что не согласен со мной, так и говори.
– А вы и правда дурак, – спокойно заметил Санджонг. – На Суматре бывать когда-нибудь доводилось?
– Да нет, не доводилось.
– А в Новой Гвинее?
– Тоже нет. Всегда мечтал побывать там, купить изделия местных мастеров. Потрясающие вещицы, доложу я вам!
– Ну а на Борнео?
– Тоже нет и тоже всегда мечтал. Этот султан. Как там его по имени? Вылетело из головы. Но он проделал огромную работу, взял за основу отель «Дорчестер» в Лондоне и…
– Так вот что, – сказал Санджонг, – если доведется когда побывать на Борнео, посетите улицу Диак, там на домах до сих пор выставлены черепа людей, которых они поубивали.
– Да муть все это. Дешевая завлекалка для туристов.
– А в Новой Гвинее есть болезнь под названием куру. И передается она путем поедания человеческого мозга. Там есть обычай поедать мозги врага.
– Вранье все это.
– За эти исследования один ученый получил Нобелевскую премию. Они не прочь полакомиться человеческим мозгом.
– Да когда это было, тысячу лет назад!
– В шестидесятые. И семидесятые.
– Вы, ребята, очень любите рассказывать всякие там страшные истории, – сказал Брэдли. – И непременно выставляете в них бедных дикарей сущими злодеями. Перестаньте, взгляните наконец правде в глаза. Люди не едят себе подобных![43] Санджонг растерянно заморгал. И взглянул на Кеннера. Тот молча пожал плечами.
– Господи, ну и красотища! – Брэдли снова смотрел в иллюминатор. – И еще, похоже, мы садимся.
ГАРЕДА
Четверг, 14 октября
6.40 утра
Покрытие налетном поле Котак, казалось, плавится под жаркими лучами солнца. Они подошли к небольшому навесу, над которым красовалась выведенная крупными кривыми буквами вывеска: «ТОМОЖНА». Сбоку от этого строения виднелась деревянная изгородь, и там висел красный знак в виде растопыренной ладони с непонятной надписью «НЕПРОХОД. ПОСТ».
– Ага, «непроход», – пробормотал Брэдли. – Очевидно, речь идет о желудочно-кишечных заболеваниях.
– Вообще-то, – заметил Санджонг, – красный знак в виде руки обозначает «капу». Иными словами, запрет. Короче говоря, так они изобразили на своем искаженном английском то, что у нас называется «посторонним вход воспрещен».
– Вон оно что… Теперь ясно.
«Эта липкая влажная жара просто невыносима», – подумал Эванс. Он и без того устал от долгого перелета, к тому же его терзали опасения. Как знать, что их ждет впереди. А рядом, такая свежая и беззаботная, энергично шагала Дженифер.
– Неужели ты ничуточки не устала? – спросил ее Эванс.
– Хорошо выспалась в самолете.
Он обернулся и взглянул на Сару. Она, казалось, тоже была полна энергии.
– А я что-то подустал.
– Отоспишься в машине, – небрежно отмахнулась Дженифер. Похоже, ее мало волновало состояние Эванса. И тут он почувствовал вдруг, что эта энергичная дамочка его раздражает.
Нет, здесь просто невыносимо жарко и душно. Чудовищная влажность. Ко времени, когда они подошли к таможне, рубашка у него на спине взмокла от пота.
И волосы тоже стали влажными. С кончика носа и подбородка падали капли пота, прямо на документы, которые ему предстояло заполнить. И в капельках пота, попавших на бумагу, начали расплываться чернила. Он покосился на офицера-таможенника. То был чернокожий мускулистый мужчина с кудрявыми волосами, на нем красовались безупречно отглаженные белые брюки и столь же безупречная белоснежная рубашка. Кожа была сухой, ни капельки пота, даже на вид она казалась прохладной. Он поймал на себе взгляд Эванса и улыбнулся.
– О, человек очередь. То не тсам жар врелет. Ты всь жарсяпар.
Эванс кивнул, хотя и не понял, что же такое сказал ему таможенник.
– Да, вы правы.
Санджонг перевел ему:
– Сейчас даже не самое жаркое время лета. А ты весь изжарился, парень. Жар-пар, понял?
– Да, он прав. Так оно и есть. Где вы научились этому местному английскому?
– В Новой Гвинее. Работал там целый год.
– И чем же там занимались?
Но Санджонг не ответил, поспешил к Кеннеру, тот махнул рукой подъехавшему в «Лендровере» парню. Водитель выпрыгнул из машины. Высокий, темнокожий, он был одет в защитного цвета шорты и хлопковую майку. Плечи сплошь покрыты татуировками. А улыбка была такой заразительной.
– Привет, Жон Каннер! Хамамас клок! – И парень постучал себя в грудь кулаком, а потом крепко обнял Кеннера.
– Говорит, что сердце его радуется, – объяснил Санджонг. – Они добрые старые знакомые.
Парень представился каждому, назвал свое имя – Генри, без всякой фамилии.
– Ганри! – радостно говорил он, улыбаясь во весь рот и пожимая руки. Затем вновь обернулся к Кеннеру.
– Я так понял, какие-то проблемы с вертолетом? – спросил тот. – Что? Нет праблема! Я везит все туд! – Тут он снова громко расхохотался и добавил на почти безупречном английском:
– Вертолет уже ждет, мой друг.
– Прекрасно, – сказал Кеннер. – А то мы уже волновались.
– Да, но серьезно, Жон. Нам лучше живо-живо. Ме гари там плно молпарей. Крозим, ашные. Еть мноо макет. Не стп те, да?
У Эванса создалось впечатление, что Генри нарочно говорит на искаженном английском, чтобы никто, кроме Кеннера и Санджонга, его не понимал.
Кеннер кивнул.
– Я тоже это слышал, – сказал он. – Там полно повстанцев. И по большей части это парни молодые и очень злые, я правильно понял? И хорошо вооружены. Все сходится.
– Меня вертолет беспокоит, мой друг.
– Почему? Что-то знаешь о пилоте, да?
– Да, знаю.
– И что же? Кто этот пилот?
Генри хихикнул и похлопал Кеннера по спине.
– Я!
– Что ж, тогда в путь!
* * *
И вот все они двинулись в путь с территории аэропорта. По обе стороны от дороги тянулись джунгли. Кругом звенели цикады. Эванс обернулся и с тоской проводил взглядом красивый белый самолет «Гольфстрим», вырисовывающийся на фоне ярко-синего неба. Летчики в черных брюках и белых рубашках проверяли шасси. Эванс вздохнул. Доведется ли ему увидеть этот самолет снова? Он вовсе не был в этом уверен.
– Мы слышали, Генри, что тут у вас много народу поубивали. Это правда?
Тот скроил гримасу.
– Не просто поубивали, Жон. Олпела. Слышал?
– И это тоже слышали.
– Да. Башка чик-чик.
Так, значит, это правда.
– Выходит, повстанцы действительно этим занимались?
Генри кивнул:
– Этот их новый вождь, звать Самбука, очень любить выпить. Только не спрашивать, почему его так звать, Жон. Он есть псих. Очень большой псих, да. И все они опять стали делать опела, ради этого психа. Считают, что по-старому лучше. Все время делать опела лучше.
– Ну, по старинке, оно всегда лучше, – заметил Тед Брэдли, который плелся сзади. – Если хотите знать мое мнение о традиционном подходе…
Генри резко обернулся к нему:
– У вас есть мобильные телефоны, есть компьютеры, антибиотики, медицина, больницы. И ты говоришь, что жить по-старому лучше?
– Да, потому что так оно и есть, – ответил Брэдли. – Ведь в старину люди были более человечными, а их жизнь – более естественной, приближенной к природе. Поверьте мне, друг, если б вам довелось вдруг оказаться в современном мире, испытать на себе, что это такое, все эти современные чудеса науки и техники, вы бы поняли, что нет в этом ничего хорошего, и…
– У меня диплом Мельбурнского университета, – сказал Генри. – Так что кое-какое представление имеется.
– А… да, ясно… – растерянно пробормотал Брэдли. И еле слышно шепнул в адрес Кеннера:
– Могли бы меня предупредить, черт побери!..
– Кстати, – заметил Генри, – прислушайтесь к моему совету, никогда не делайте этого здесь. Здесь лучше не переговариваться шепотом.
– Это почему?
– У нас в стране некоторые ребята считают, что, если вы шепчетесь, значит, вами овладел демон. Страшно этого пугаются. И могут даже убить.
– Понимаю. Очаровательное поверье. – Так что здесь, если хочешь что сказать, говори громко, во весь голос.
– Что ж, запомню.
Сара шла рядом с Брэдли, но не прислушивалась к разговору. Да, этот Генри – занимательная личность. Застрял где-то посередине между двумя мирами, то говорит чуть ли не с оксфордским акцентом, то вдруг переходит на дикарский ломаный английский. Но сейчас он ее мало занимал.
Она вглядывалась в заросли джунглей. Воздух над дорогой был жаркий и неподвижный, ни малейшего дуновения ветерка, а все потому, что по обе стороны вздымались строем огромные деревья с непроницаемыми для света кронами. В высоту они достигали футов сорока или пятидесяти, а ветви их были покрыты перекрученными лианами. На земле, под этим густым покровом, было темно, громадные листья, лианы и ветви так разрослись, что напоминали сплошную зеленую стену, непроходимое препятствие.
«Можно войти в этот лес, – подумала Сара, – пройти футов пять и заблудиться навеки. И обратной дороги уже не найти».
Вдоль дороги часто попадались проржавевшие останки старых автомобилей, ветровые стекла разбиты, шасси смяты, все металлические части покрывает толстый желто-коричневый слой ржавчины. И еще она заметила, что обивка с сиденьев содрана, а из приборных досок «с мясом» выдраны часы и спидометры, отчего там образовались зияющие темные дыры.
Но вот они свернули вправо, на боковую тропинку, и вскоре увидели на прогалине вертолет. Сара даже ахнула от неожиданности, так красива была эта машина. Вертолет был выкрашен свежей зеленой краской с тонкими белыми полосками, все металлические части ярко сверкали на солнце. Отовсюду так и посыпались комментарии.
– Да, снаружи хорош, – заметил Генри. – А вот внутри… я имею в виду прежде всего мотор, думаю, не все в порядке. Так себе. – И он выразительно взмахнул рукой.
– Прекрасная машина, – сказал Брэдли. – Лично я предпочитаю вертолет всем другим видам транспорта.
Они отворили дверцы и стали рассаживаться. В задней части стояли какие-то деревянные ящики с опилками. Пахло машинным маслом.
– Я привез все, что заказывали, – сказал Генри Кеннеру.
– И боеприпасов достаточно?
– О да. Все, что просили.
– Тогда летим.
Сара устроилась на сиденье и пристегнулась ремнем. Потом надела наушники. Моторы взревели, лопасти винта начали вращаться все быстрей и быстрей. Вертолет задрожал, пытаясь оторваться от земли.
– Народу слишком много, – заметил Генри. – Машина перегружена. Однако будем надеяться на лучшее. Скрестите пальцы!
И, ухмыляясь во весь рот, он поднял тяжелую машину в синее небо.
НА ПУТИ К БУХТЕ
Четверг, 14 октября
9.03 утра
Внизу, под ними, тянулись джунгли, миля за милей сплошного непроницаемого леса. В некоторых местах, особенно на возвышенностях, за верхушки деревьев цеплялись клочья тумана. Сара удивилась: оказывается, местность на этом острове была довольно гористая. И никаких дорог или тропинок внизу не было видно. Время от времени они пролетали над небольшими деревеньками, построенными на вырубках. Но все остальное пространство было занято лесом. Генри взял курс на север, он собирался высадить их на побережье, в нескольких милях от бухты Резолюшн. – До чего ж очаровательные деревушки, – радостно заметил Тед Брэдли, когда они пролетели над очередной вырубкой. – Интересно, что выращивают живущие там крестьяне?
– Да ничего. Земля для этого непригодна, – ответил ему Генри. – Они работают на медных рудниках.
– Прискорбно слышать, – вздохнул Брэдли.
– Местные жители и этому рады. Там можно заработать невиданные, по их меркам, деньги. Да люди порой просто убивают друг друга, сражаясь за право работать на рудниках. Подобные убийства происходят каждый год.
Брэдли удрученно качал головой:
– Ужасно. Просто ужасно. Однако взгляните-ка сюда! – И он указал рукой вниз. – Видите? Деревушка с такими славными традиционными соломенными крышами. А это значит, что здесь сохранился привычный мирный уклад жизни со всеми…
– Нет, приятель, – перебил его Генри. – Это деревня повстанцев. Самая современная. Большие соломенные хижины очень впечатляют, большой дом для вождя. – И дальше он объяснил, что вождь Самбука заставляет жителей каждой деревни строить эти огромные трехэтажные сооружения, с соломенными крышами и лестницами, позволяющими взобраться на самый верх. Оттуда легче наблюдать за тем, что творится внизу, в джунглях. И они всегда могли заметить приближение австралийских войск.
Прежде, – продолжил Генри, – таких высоких хижин люди на острове никогда не строили. И все жилые помещения были низенькими и открытыми, главное, чтоб укрывали обитателей от дождя и чтоб было откуда выходить дыму. Высокие постройки были просто непрактичны, их могло снести очередным циклоном. Но Самбука, ему нужны такие хижины теперь, вот он и заставляет молдей, молодых людей, строить. На острове, на территории повстанцев, их, наверное, шесть или восемь.
– Так, значит, мы сейчас пролетаем над территорией повстанцев?! – воскликнул Брэдли.
– Да, и пока это сходит нам с рук, – ответил Генри и снова ухмыльнулся. – Уже скоро увидим берег, минут через пять, и тогда… О, черт!..
– Что? – Все присутствующие так и впились взглядами в зеленое покрывало джунглей.
– Я сделал большую ошибку.
– В чем заключается эта ошибка? – осторожно спросил Брэдли.
– Много-много дальвост.
– Слишком далеко залетели на восток? – спросил Кеннер.
– Черт! Черт бы меня побрал! Держись! – закричал Генри. И начал плавно разворачивать тяжелую машину, однако все равно с запозданием. Поскольку внизу появилась огромная вырубка с четырьмя высокими деревянными строениями в окружении более обычных низеньких хижин с крышами из гофрированного железа. В самом центре этого поселка стояли чуть ли не по брюхо в грязи с полдюжины грузовиков. У некоторых торчали из кузовов стволы пулеметов.
– Что это? – спросил Брэдли, продолжая всматриваться вниз. – Они здесь гораздо больше, чем…
– Это же Павуту! Штаб-квартира повстанцев!
Но тут вырубка скрылась из вида, вертолет резко свернул в сторону и продолжал лететь над джунглями. В наушниках было слышно, как тяжело дышит Генри.
Кеннер не вымолвил ни слова. Лишь продолжал пристально смотреть на Генри.
– Что ж, думаю, обошлось, – заметил Брэдли. – Думаю, они нас не заметили.
– Если б так, – пробормотал Генри.
– А что? – искренне удивился Брэдли. – Ну, пусть даже и заметили, что с того? Что они смогут сделать?
– У них есть рации, – сказал Генри. – И они вовсе не такие уж тупицы, здешние ребята повстанцы.
– Что вы хотите этим сказать?
– Могут захотеть прибрать этот вертолет к рукам.
– Зачем это им? Разве они умеют управлять вертолетами?
– Ладно! Ладно! Да. Они и меня тоже не прочь заполучить. – И далее Генри объяснил, что на протяжении последних нескольких месяцев использование вертолетов на острове запрещалось. И этот прилетел сюда лишь потому, что у Кеннера оказались какие-то очень крепкие связи на самом верху. Им выдали вертолет, но с одним условием: чтоб машина ни при каких обстоятельствах не попала в руки к врагу.
– Может, они подумали, что мы летим к югу, – сказал Брэдли. – Мы ведь туда и направляемся, разве не так?
– Эти ребята не простаки, – заметил Генри. – Уж они-то знают.
– Организации под названием ЛЭФ пришлось заплатить повстанцам, чтоб получить разрешение высадиться на этот остров, – сказал Кеннер. – Стало быть, повстанцы знают, там что-то происходит. А если увидят вертолет, летящий к бухте, еще больше утвердятся в этом мнении.
– Да, эти ребята не дураки, – снова заметил Генри.
– Я и не говорил, что они дураки, – возразил ему Брэдли.
– Да. Но ты так думать. Я тебя насквозь вижу, друг. Знаю, что у тебя на уме.
– Да говорю вам, ничего подобного, – продолжал стоять на своем Брэдли. – Ничего подобного, никаких таких чувств я к ним не испытываю. Вы просто меня не понимаете.
– Очень даже понимаю, – усмехнулся Генри.
* * *
Сара сидела во втором ряду, между Тедом и Дженифер. Питер с Санджонгом разместились позади рядышком, на маленьком заднем сиденье. Со своего места Сара не могла видеть, что происходит внизу, а потому просто прислушивалась к разговорам. И не совсем понимала, о чем идет речь.
– Ты понимаешь, что там происходит? – спросила она Дженифер.
Та кивнула:
– Как только повстанцы увидят наш вертолет, сразу поймут, что направляется он к бухте Резолюшн. А потому наверняка и сами скоро появятся там. У них есть рации для связи между разрозненными группами. Они будут следить за нами и передавать друг другу. И стоит нам приземлиться, они окажутся там же.
– Вы уж простите меня, – пробормотал Генри. – Мне страшно жаль.
– Ладно, ничего страшного, – как всегда спокойным голосом произнес Кеннер.
– Что будем делать? – спросил Генри.
– И дальше придерживаться нашего плана, – ответил Кеннер. – Летим тем же курсом на север, там ты нас и высадишь, на берегу.
На этот раз в голосе его можно было уловить напряженность, даже тревогу.
* * *
Сидевший позади бок о бок с Санджонгом Эванс вдыхал запах ружейной смазки, исходивший от ящиков с автоматами, и удивлялся, с чего это вдруг так взволновался Кеннер. Взглянул на наручные часы. Было девять утра, а это означало, что из отпущенных им двадцати четырех часов осталось уже только двадцать. Но островок маленький, им вполне хватит времени на то…
Тут вдруг его, что называется, осенило.
– Нет, погодите-ка, – сказал он. – Который теперь час в Лос-Анджелесе?
– Он находится по другую сторону от демаркационной линии суточного времени, – ответил Санджонг. – А стало быть, на двадцать семь часов меньше, чем у нас.
– Нет, я имею в виду реальную разницу во времени.
– Шесть часов.
– А ваше расчетное время передвижения… ну, этого самого?..
– Тринадцать часов. – Думаю, мы допустили ошибку, – сказал Эванс и прикусил нижнюю губу. Он не был уверен, что можно откровенно говорить обо всем в присутствии Генри. И действительно, Санджонг отрицательно помотал головой, давая понять, что не надо. Не сейчас.
Да, они действительно допустили ошибку. В этом не было никаких сомнений. Если предположить, что Дрейк хотел, чтобы приливная волна обрушилась на калифорнийский берег в последний день конференции, то тогда это должно произойти сегодня утром. И катастрофические последствия этого явления будут, так сказать, налицо. Будет о чем вещать средствам массовой информации и что обсуждать на самой конференции. Да со всей Америки на эту конференцию примчатся телевизионщики с камерами, начнут терзать ученых вопросами, просить объяснить, что происходит. Это событие станет главным в новостных программах всего мира.
«Так что, – размышлял далее Эванс, – волна должна ударить по Лос-Анджелесу не позднее завтрашнего полудня».
Отсюда надо вычесть еще тринадцать часов – время, необходимое гигантской волне на то, чтобы пересечь Тихий океан и докатиться до берегов Калифорнии.
А это в свою очередь означает, что террористы должны вызвать волну в одиннадцать вечера по лос-анджелесскому времени. А на острове Гареда это будет… пять вечера.
В пять вечера. Сегодня.
У них нет даже суток на то, чтобы предотвратить катастрофу.
У них осталось всего восемь часов.
* * *
Вот почему в голосе Кеннера звучала тревога. Вот почему он решил придерживаться первоначального плана, не обращая внимания на возникшую проблему с повстанцами. У него просто не было другого выбора.
Он знал одно: надо приземлиться на побережье поблизости от бухты Резолюшн. Время поджимает.
Пусть даже им грозит опасность угодить там в ловушку.
* * *
Но вот непролазные джунгли остались позади, и вертолет пролетел над береговой полосой с кромкой голубовато-зеленой воды, а затем свернул к востоку. Эванс увидел внизу узкую полоску песчаного пляжа с темными вкраплениями вулканических пород, а также мангровыми зарослями, тесно примыкающими к водной глади. Вертолет летел совсем низко. И по всей видимости, собирался приземлиться в восточной части этого пляжа.
– Сколько отсюда до бухты? – осведомился Кеннер.
– Километров пять-шесть, – ответил Генри.
– А до Павуту?
– Ну, километров десять. И дорога – сплошное море грязи.
– Ладно, – кивнул Кеннер. – Ищи место, будем садиться.
– Есть одно хорошее местечко. До него примерно с километр.
– Ладно. Там и приземлимся.
Эванс продолжал прикидывать в уме. Пять километров пешком по песчаному пляжу, то есть три мили, на это уйдет максимум полтора часа. Так что есть шанс добраться до бухты задолго до полудня. И тогда у них остается еще…
– Вон оно, – сказал Генри. В море вдавался продолговатый язык застывшей лавы. За долгие века ветер и волны сделали свою работу, разгладили его, и превратили во вполне пригодную для приземления площадку.
– Садимся, – скомандовал Кеннер.
Вертолет описал в воздухе круг, готовясь к приземлению. Эванс всматривался в плотную стену джунглей, вплотную примыкавшую к пляжу. И вдруг разглядел на песке следы шин, а затем заметил узкую прогалину среди деревьев. Там наверняка проходила дорога. И эти следы шин на песке означали…
– Эй, послушайте, – сказал он. – Думаю, нам не…
Санджонг ткнул его кулаком в бок. Довольно больно.
Эванс даже крякнул.
– В чем дело, Питер? – спросил Кеннер.
– Да нет, ничего. Все нормально.
– Мы садимся, – объявил Генри. И машина начала плавно снижаться, а затем приземлилась на площадку из застывшей лавы. Волны лизали ее каменистую кромку. Все вокруг так и дышало спокойствием и тишиной. Кеннер оглядел окрестности.
– О'кей? – спросил его Генри. – Хорошее местечко, верно? – Теперь, когда они приземлились, он вдруг явно занервничал. – Не хочу оставаться здесь долго, Жон. Потому как эти ребята могут скоро появиться…
– Да, понимаю.
Кеннер распахнул дверцу, потом вдруг замер.
– Так все нормально, Жон?
– Все чудесно, Генри. Очень славное местечко. Выйди и открой для нас заднюю дверцу, о'кей?
– Да, Жон. Думаю, теперь вы можете…
– Вон отсюда! – И не успели все сообразить, что происходит, как к затылку Генри прижался ствол пистолета. Тот так и заверещал от страха и начал нащупывать ручку дверцы со стороны своего сиденья.
– Но, Жон, я должен остаться здесь, внутри. Жон…
– Ты плохой парень, Генри, – сказал Кеннер. – Очень плохой.
– Собираешься пристрелить меня прямо сейчас, да, Жон?
– Не теперь, – ответил Кеннер и вытолкнул его из вертолета. Генри упал на площадку из лавы с заостренными выступами, да так и взвыл от боли. Кеннер быстро пересел на его место и захлопнул дверь. Генри тут же вскочил на ноги, забарабанил по стеклу, глаза его были дико расширены от страха. По всему было видно: он напуган до полусмерти.
– Жон! Жон! Прошу тебя! Пожалуйста, Жон!..
– Извини, Генри. – Кеннер привел моторы в действие, оттянул на себя рукоятку, вертолет начал медленно подниматься в воздух. Они успели взлететь всего на каких-то футов двадцать, когда из джунглей вдруг выбежали с десяток вооруженных мужчин, быстро рассыпались по всему пляжу и открыли по ним огонь из автоматов. Кеннер полетел над океаном, он держал курс на север, и с каждой секундой они все больше отдалялись от берега. Эванс обернулся и увидел одинокую фигурку Генри, стоявшего на лавовом островке. К нему бежали вооруженные повстанцы. Он поднял руки.
– Вот сучий потрох! – выругался Брэдли. – Из-за него нас могли перестрелять, словно кур. Он мог бы нас убить!
– Все еще может, – заметил Кеннер.
Они летели все дальше к северу, внизу простиралась водная гладь.
* * *
– Так что нам теперь делать? – спросила Сара. – Высаживаться по другую сторону бухты? И уже оттуда идти пешком?
