Майкл Крайтон
Государство страха
В САМОЛЕТЕ
Пятница, 8 октября
6.04 утра
Самолет летел над грядой облаков в ослепительно ярком утреннем свете. Сара спала. Санджонг работал с ноутбуком. Кеннер молча смотрел в иллюминатор. – Может, все же расскажете, что это вы там разъединяли наугад? – спросил Эванс.
– Те конусовидные заряды, – ответил Кеннер. – Они были размещены в определенном порядке на расстоянии примерно четырехсот метров один от другого. Я разъединил пятьдесят наугад, почти все они находились на восточном конце этой линии. Думаю, этого достаточно, чтобы предотвратить образование направленной волны.
– Значит, никакого айсберга не будет?
– К этому мы и стремились.
– Ну а зачем теперь летим в Хельсинки?
– Не туда. Я сказал это специально в присутствии техника. На самом деле мы летим в Лос-Анджелес.
– Ясно. Тогда еще вопрос. Зачем мы летим в Лос-Анджелес?
– Затем, что там НФПР проводит конференцию по резкому изменению климата.
– Так все это имеет отношение к конференции? Кеннер кивнул.
– Выходит, эти ребята собирались отколоть айсберг лишь с одной целью – чтоб это соответствовало идее конференции?
– Именно. Это часть их рекламной кампании. Организовать какое-нибудь масштабное природное явление или катаклизм с целью наглядного подтверждения основных постулатов конференции.
– Вы так спокойно рассуждаете об этом, – заметил Эванс.
– Так уж в этом мире делаются дела, Питер, – пожал плечами Кеннер. – Информация, выгодная природоохранным организациям, далеко не случайно доходит до общественности.
– Что вы хотите этим сказать?
– Ну, возьмем, к примеру, вашу любимую и самую пугающую проблему. Глобальное потепление климата. О наступлении эпохи глобального потепления объявил в 1988 году известнейший климатолог, Джеймс Хансен. Он даже выступал на эту тему на объединенном заседании палаты общин и сенатского комитета, возглавляемом сенатором Виртом из Колорадо. Слушания были назначены на июнь, ну и неудивительно, что во время выступления Хансена стояла удручающая жара. Неплохой фон для столь драматичного заявления.
– Это как раз меня не волнует, – заметил Эванс. – Использовать слушания для доведения каких-то фактов до широкой общественности вполне законно и…
– Вот как? Вы что же, хотите тем самым сказать, что между правительственными слушаниями и обычной пресс-конференцией нет никакой разницы?
– Я хочу сказать, что подобные слушания неоднократно проводились и раньше.
– Верно. Но только в случае с Хансеном мы имеем яркий пример манипулирования общественным мнением. И случай этот далеко не единственный. Таких примеров в ходе развертывания кампании, связанной с глобальным потеплением, было немало. Достаточно вспомнить об изменениях, внесенных буквально в последнюю минуту в доклад МПККИ в 1995 году.
– МПККИ? В 1995-м?..
– В конце восьмидесятых ООН создала специальную Межправительственную комиссию по климатическим изменениям. Эта комиссия являла собой группу чиновников-бюрократов и ученых, находившихся под пятой у бюрократов. Идея создания ее сводилась к следующему: поскольку проблема признана глобальной, ООН обязана как-то отслеживать ее и каждые несколько лет публиковать отчеты. Первый отчет, составленный в 1990-м, говорил о том, что очень трудно отследить влияние человека на климат, хотя почти все признавали, что подобное влияние имеет место. А вот в 1995-м в докладе было отмечено «заметное влияние человека на климат». Помните?
– Смутно.
– Так вот, эта существенная поправка, «заметное влияние человека», была вписана в доклад уже после того, как все ученые разъехались по домам. Изначально и документе говорилось, что ученым не удалось выявить и доказать факты влияния человека на климат, что они далеко не уверены, что таковые имеют место. Они написали просто и ясно: «Мы не знаем». А затем эта фраза была вычеркнута, и вместо нее вписано другое утверждение. На тему того, что влияние это существует. Что, как понимаете, составляет большую разницу.
– Это правда? – тихо спросил Эванс.
– Да. Подлог в документе вызвал огромное возмущение у многих ученых, защитники и противники этой теории вступили в схватку. Но если прочесть все их доводы за и против, понятней не станет, кто из них прав. Мы живем в век Интернета. Можете найти там все эти материалы, оригинал документа, список изменений. И решайте сами. Подобные изменения в тексте официального документа говорят о том, что МПККИ – скорее политическая, а не научная организация.
Эванс нахмурился. Он не знал, что на это сказать. Он, разумеется, слышал о МПККИ, но о деятельности ее мало что знал.
– Хочу задать вам один очень простой вопрос, Питер. Если проблема реальна, если она требует самого срочного вмешательства, к чему понадобилось производить подмену? Разве не смахивает это на умело организованную рекламную кампанию? На манипулирование общественным мнением?
– Ответ мой столь же прост, – сказал Эванс. – Средства массовой информации – это рынок, на котором стоит вечная толчея. Каждую минуту человек получает тысячи единиц информации. А потому приходится говорить громко, просто орать, чтобы докричаться, привлечь внимание. И уж затем попытаться мобилизовать весь мир на подписание Киотского протокола.
– Ну что ж, будем это учитывать. Когда летом 1988 года Хансен объявил о глобальном потеплении, то, согласно его расчетам, температура должна была повышаться в среднем на 0,35 градусов Цельсия каждые десять лет. А насколько она повышается в действительности, вам известно?
– Уже предвижу, что вы скажете. На гораздо меньшую величину.
– Гораздо меньшую, Питер. Доктор Хансен просчитался процентов на триста. Реальное повышение составляет лишь 0,11 градуса.
– Пусть так. И, однако же, повышение имеет место.
– А через десять лет после этого своего выступления он вдруг заявляет, что факторы, контролирующие климатические изменения, исследованы еще настолько плохо, что долгосрочные предсказания вообще невозможны.
– Он этого не говорил. Кеннер вздохнул.
– Санджонг?..
Санджонг застучал по клавишам компьютера.
– Вот, нашел. «Записки Национальной академии наук», октябрь 1998-го.[10] – Но Хансен вовсе не утверждал, что предсказания невозможны.
– Вот что он писал. «Факторы, влияющие на долгосрочное изменение климата, не поддаются пока точным измерениям, а потому климатические изменения в будущем точно предсказать невозможно», – конец цитаты. И еще он утверждал, что в будущем ученые должны использовать множественные сценарии для определения диапазона возможных климатических изменений.
– Ну, это не совсем то…
– Давайте не будем играть словами, – заметил Кеннер. – Он утверждал именно это. С чего бы вдруг, как вы думаете, Болдер так обеспокоен самим фактом участия Хансена как свидетеля в процессе вануату? Все из-за этих его двусмысленных утверждений. И как бы вы ни пытались перефразировать или придать им другое толкование, ясно одно: знаний пока просто не хватает. И это лишь одно из многих подобных утверждений. Даже МПККИ[11] внесла свой вклад в эти дебаты. – Ну, хорошо, ладно. Но существуют и другие вещи, которые можно рассчитать и измерить.
– Вы абсолютно правы, – кивнул Кеннер. – Люди постоянно занимаются расчетами. Рассчитывают цены, рассчитывают свои доходы, время доставки, рассчитывают… а кстати, вы рассчитываете, какие налоги должны платить правительству?
– Конечно. Ежеквартально.
– Ну и с какой же степенью точности вы проводите эти расчеты?
– Ну, строгих правил тут не…
– С какой степенью точности, Питер, хотя бы приблизительно?
– Ну, процентов пятнадцать.
– И если вы ошибетесь на триста процентов, за этим неминуемо последуют штрафные санкции, верно?
– Да.
– А вот Хансен не постеснялся ошибиться на целых триста процентов.
– Климат – это вам не налоговая декларация.
– В реальном мире человеческих знаний, – начал Кеннер, – ошибка на триста процентов может означать одно: вы просто не владеете материалом, который оцениваете. Допустим, у вас имеется самолет, и пилот говорит, что полет займет три часа. А вы прибываете на место уже через час. Что тогда можно сказать об этом пилоте? Можно ли назвать его человеком, профессионально владеющим информацией?
Эванс вздохнул.
– И все равно, с климатом все обстоит куда сложнее.
– Да, Питер. С климатом гораздо сложнее. Так сложно, что ни одному гению не под силу предсказать климат будущего с достаточной степенью точности. Хотя на это тратятся ежегодно миллиарды долларов и сотни людей занимаются проблемой по всему миру. Так почему вы никак не желаете смириться с этой истиной?
– Прогнозы погоды стали гораздо точней, – ответил Эванс. – Благодаря компьютерам.
– Да, прогнозы погоды улучшились. Но никто не решается пока предсказывать погоду более чем на десять дней вперед. А ученые, создающие модели с помощью компьютеров, вообразили, будто смогут предсказать, какая будет температура в той или иной точке земного шара через сто лет. Иногда через тысячу, даже три тысячи лет.
– И у них получается все лучше.
– Готов поспорить, это далеко не так, – сказал Кеннер. – Самые значительные глобальные климатические изменения вызывает Эль-Ниньос, теплое сезонное поверхностное течение у западных берегов Южной Америки. Температуры повышаются, климат начинает лихорадить. И случается это приблизительно раз в четыре года. Однако климатические компьютерные модели не могут предсказать ни начало, ни продолжительность, ни силу этого явления. А раз уж вы не можете предсказать даже Эль-Ниньос, то цена этим всем вашим моделям просто грош.
– А я слышал, что Эль-Ниньос вполне предсказуемо.
– Да, так было заявлено в 1998-м. Но это не правда.[12] – Кеннер удрученно покачал головой. – Сколько-нибудь достоверной науки об изменениях климата пока что не существует, Питер. Нет, рано или поздно она появится. Но пока что ее просто нет.
НА ПУТИ В ЛОС-АНДЖЕЛЕС
Пятница, 8 октября
2.22 дня
Прошел еще час. Санджонг не отрывался от компьютера. Кеннер сидел неподвижно и смотрел в иллюминатор. Санджонг, видимо, уже привык к такой манере своего босса. Знал, что Кеннер может молчать и оставаться совершенно неподвижным на протяжении нескольких часов. Он отвернулся от иллюминатора лишь раз, когда Санджонг вполголоса чертыхнулся.
– Что случилось? – спросил Кеннер.
– Потерял нашу спутниковую связь с Интернетом. Вырубилась ни с того ни с сего.
– Откуда получены снимки, проследить удалось?
– Да, не проблема. Я успел зафиксировать. Питер действительно считает, что это снимки Антарктиды?
– Да. Он думает, что темные вкрапления – это камни или скалы, выступающие из-под снега. И я с ним в целом согласен.
– На самом деле это место называется Резолюшн-Бей, – сказал Санджонг. – И находится эта бухта в северо-восточной части острова Гареда.
– Как далеко это от Лос-Анджелеса?
– Приблизительно в шести тысячах морских миль.
– В таком случае время распространения составляет часов двенадцать-тринадцать?
– Да.
– Ладно, займемся этим позже, – сказал Кеннер. – У нас есть более неотложные дела.
* * *
Питер Эванс спал беспокойным сном. Постель ему соорудили из разложенного сиденья самолетного кресла, ровно посередине которого пролегал шов, как раз под тем местом, где находились ноги. Он ворочался и вертелся с боку на бок, ненадолго просыпался, слышал обрывки разговора между Кеннером и Санджонгом в хвостовой части салона. Всего разговора он не слышал, заглушал рев моторов. Но все равно услышал достаточно.
Потому что я хочу, чтоб он сделал это.
Он все равно откажется, Джон.
…нравится это ему или нет… В центре всего этого стоит именно Эванс.
Тут Питер Эванс проснулся уже окончательно. И навострил уши. Даже приподнял голову с подушки, чтоб лучше слышать.
С ним согласен…
На самом деле… Резолюшн-Бей… Гареда…
Как далеко?..
…тысячах миль…
…время распространения… тринадцать часов…
Время распространения? Эванс удивился. О чем это, черт побери, они толкуют? Он соскочил с импровизированного ложа и решительно зашагал в хвостовой отсек.
* * *
– Нет, – ответил Эванс, – спал я не слишком хорошо. И еще считаю, вы должны, просто обязаны объяснить мне кое-что. – Что именно? – Ну, во-первых, что там с этими снимками со спутника.
– Знаете, тогда на станции в присутствии посторонних мне не слишком хотелось распространяться на эту тему, – ответил Кеннер. – Ну и преуменьшать ваш энтузиазм тоже как-то не очень хотелось.
Эванс подошел к столику, налил себе чашку кофе.
– Понял. Так что же все-таки изображено на этих снимках?
Санджонг развернул ноутбук так, чтобы Эвансу был виден экран монитора.
– Не обижайтесь. И потом, у вас нет никаких причин подозревать нас в неуважении. Те снимки были негативами. Негативы вообще используются чаще, чем вы думаете. Для усиления контрастности изображения.
– Негативы…
– Да. И то, что выглядело черными скалами, на самом деле белое. Это облака.
Эванс вздохнул.
– Ну а темные пятна – это земля?
– Остров под названием Гареда в южной части Соломоновых островов.
– И находятся они…
– Недалеко от побережья Новой Гвинеи. К северу от Австралии.
– Стало быть, остров этот находится в южной части Тихого океана, – задумчиво протянул Эванс. – А у того парня в Антарктиде был снимок какого-то тихоокеанского острова.
– Верно.
– И тогда слово «СКОРПИОН» в подписи под снимком означает…
– Мы пока этого не знаем, – сказал Санджонг. – На картах это место обозначено под названием Резолюшн-Бей. Возможно, существует и местное название. Скорпион-Бей.
– И что они там затевают?
– И этого тоже мы не знаем, – хмуро произнес Кеннер.
– Я слышал, вы говорили о каком-то времени распространения. Распространения чего?
– Вы не расслышали, – сказал Кеннер. – Я говорил о времени распознавания. Или, если вам угодно, опознания.
– Опознания? – удивился Эванс.
– Да. Мы надеялись, что можно установить личность хотя бы одного из той троицы, что побывала в Антарктиде, поскольку имеются вполне приличные фотографии. Мы точно знаем, что сняты на них именно эти трое, поскольку сотрудники станции их видели. Но тут, боюсь, нам не повезло.
Санджонг объяснил, что они разослали фотографии Брюстера и двух его студентов-выпускников по нескольким базам данных в Вашингтоне, где их прогнали через специальные компьютеры и сравнили с имеющимися в базе снимками людей с криминальным прошлым. Иногда везет. И компьютер находит нужного человека. Но на этот раз ничего не получилось, опознать не удалось.
Прошло вот уже несколько часов, и никакого результата. Так что тут нам не повезло.
– Чего и следовало ожидать, – заметил Кеннер. – Да, – кивнул Санджонг. – Как мы и предполагали.
– И все потому, что у этой троицы не было криминального прошлого? – спросил Эванс.
– Нет. Они много раз фигурировали в различных сводках данных.
– Тогда почему же не получилось?
– Потому, – ответил Кеннер, – что идет война с применением новых компьютерных технологий. И пока что мы проигрываем эту войну.
НА ПУТИ В ЛОС-АНДЖЕЛЕС
Пятница, 8 октября
3.27 дня
В средствах массовой информации – объяснял Кеннер – Либеральный экологический фронт, или ЛЭФ, обычно называют свободной ассоциацией эко-террористов, действующих небольшими группами по собственной инициативе и довольно примитивно выражающих свой протест. Они разбивали витрины, дорогие автомобили на стоянках, устраивали поджоги.
Но на деле все обстояло сложней. Пока что полиции удалось арестовать всего одного члена ЛЭФ, двадцатидевятилетнего студента выпускника Калифорнийского университета из Санта-Круз. Его застигли на месте преступления в Эль-Сегундо, он пробрался на танкер, перевозивший нефть, и начал крушить там все подряд. Все связи с группой он категорически отрицал и говорил, что действовал в одиночку.
Однако полицию насторожило одно обстоятельство. На лбу этот парень носил специальную наклейку, менявшую форму черепа, отчего брови резко выступали вперед. У него также оказались накладные уши. Не слишком искусная маскировка. Но она говорила о том, что, возможно, ему известно о специальной компьютерной программе по идентифицированию личности.
В число этих программ входила и такая, которая могла проследить прошлые изменения во внешности, особенно в том, что касалось волосяного покрова – париков, накладных усов и бород, поскольку это был самый простой способ изменения внешности. Были также программы, помогающие выявить возрастные изменения, такие, как, к примеру, утяжеление черт лица, образование пролысин и так далее.
А вот уши у человека не менялись. Форма лба тоже не подлежала изменениям. Поэтому все программы были прежде всего нацелены на четкую обрисовку формы ушей и лба. Стоило изменить эти характерные и неизменные черты, и соответствующей «пары» компьютеру уже не выявить.
И парень из Санта-Круз знал это. Он знал: стоит приблизиться к причалу, где стоит танкер, и его зафиксируют видеокамеры наблюдения. И изменил свою внешность таким образом, чтобы компьютер не смог идентифицировать его личность.
Очевидно, нечто подобное проделали с собой и те три экстремиста со станции Веддела. И вообще, задуманный ими теракт был подготовлен с использованием высоких технологий. Планировался загодя и наверняка стоил целую кучу денег. И, безусловно, у этой троицы имеется поддержка на самом высоком уровне, поскольку при них были надежные документы, подтверждающие их научные должности, а на коробках с грузом стояла университетская маркировка. Они сумели обзавестись фальшивыми сайтами, позаботились о дюжине других деталей, необходимых для совершения этого террористического акта. И никакого примитива в самом их плане и действиях не наблюдалось.
– Они бы непременно преуспели, – заметил Кеннер, – если б не список, который Джорджу Мортону удалось заполучить незадолго до своей смерти.
Все эти факты говорят о том, что если прежде ЛЭФ и был свободной ассоциацией любителей, то теперь таковой уже не является. Теперь это была высокоорганизованная и разветвленная сеть. И члены ее имеют свободный доступ к самым разнообразным средствам связи, могут пользоваться электронной почтой, сотовыми телефонами, радиопередатчиками и текстовыми посланиями и оставаться при этом неуловимыми. Правительства всех стран мира уже давно обеспокоены этим фактом и решают, как лучше бороться с такой сетью. В связи с этим и возникло новое понятие – «сетевая война».
В течение довольно долгого времени концепция сетевой войны оставалась чисто теоретической – продолжал Кеннер, – первые разработки велись «Рэнд»[13], даже военные тогда не слишком интересовались этой проблемой. Само понятие – сетевой враг, террорист, даже преступник – было слишком неопределенным.
Но именно неопределенность или кажущаяся аморфность этой сети делала ее столь опасной и практически неуязвимой. Внедриться в нее было невозможно. Подслушать что-либо тоже нельзя, разве что по чистой случайности. Определение географического местонахождения тоже оказалось невозможным, потому что они никогда не сидели на одном месте. Фактически сеть представляла собой совершенно новый тип противника, и, чтобы сражаться с ним и победить, нужны были столь же новые технологии.
– Военные этого тогда просто не поняли, – сказал Кеннер. – Но нравится вам это или нет, а теперь нам приходится участвовать в сетевой войне.
– Ну а как можно сражаться в этой самой войне? – спросил Эванс.
– Единственный способ противостоять такой сети – это создать собственную сеть. Создавать и расширять посты прослушивания. Заниматься дешифровкой сутки напролет. Использовать технику обмана, подстав и ловушек.
– Как это?
– Ну, это разные технические тонкости, – неопределенно ответил Кеннер. – И тут мы полагаемся на японцев. Они в этом деле лучшие в мире. Ну и свои сети тоже, конечно, раскидываем в самых разных направлениях. Опираясь на то, что нам удалось узнать на станции Веддела, можно пустить в ход различные средства. – Далее Кеннер сказал, что идет тщательная проверка баз данных. Что он мобилизовал для этого многие государственные организации. Что уже разослал запросы на тему того, где террористы могли обзавестись столь надежными документами, радиопередатчиками, могущими работать с шифрованными посланиями, взрывными зарядами, таймерами для детонации, управляемыми с компьютера. Все это вещи непростые, и при наличии времени их можно проследить.
– При наличии времени? – удивился Эванс.
– Просто у нас его в обрез.
Эванс видел: Кеннер чем-то всерьез обеспокоен.
– Какова моя задача? – спросил он.
– Очень проста, – ответил Кеннер.
– Так что я должен делать? Кеннер лишь улыбнулся в ответ.
