Майкл Крайтон
Государство страха
ВАН-НАЙС
Понедельник, 11 октября
7.30 утра
Эвансу хотелось лишь спать, спать. Но, когда самолет приземлился, он решил проверить поступившие на мобильник сообщения и обнаружил, что его просто обыскались. И это еще мягко сказано.
– Мистер Эванс, это Элеанор из офиса Николаса Дрейка. Вы оставили у нас свой сотовый телефон. Он у меня, можете заехать и забрать. И еще мистер Дрейк хотел бы с вами поговорить.
– Питер, это Дженифер Хейнс из офиса Джона Болдера. Мы бы хотели, чтобы вы приехали к нам не позднее, чем завтра, в десять утра. Пожалуйста, приезжайте, это очень важно. Обязательно позвоните, если вдруг у вас не получится. До встречи.
– Питер, перезвони мне. Это Марго. Из больницы выписалась.
– Мистер Эванс, это Рон Перри из полицейского управления Беверли-Хиллз. Вы должны были прийти в четыре для письменной дачи показаний и не явились. Хотите, чтобы я выписал ордер на ваш арест? Мне этого не хочется. Так что позвоните. Телефон у вас есть.
– Это Херб Ловенштейн. Куда ты, черт побери, запропастился? Мы не имеем ни малейшего желания держать младших помощников, которые исчезают на целые дни. Работать следует в офисе, работы полно. Звонили от Болдера. Хотят, чтобы ты заехал к ним в офис в Калвер-Сити завтра ровно в десять утра. Мой совет: немедленно приезжай в офис, иначе тебе придется искать другую работу.
– Мистер Эванс, это Рон Перри из полиции Беверли-Хиллз. Прошу, перезвоните мне. СРОЧНО!
– Питер, позвони мне. Марго.
– Как насчет того, чтобы встретиться сегодня, Питер? Это Джанис. Позвони мне.
– Мистер Эванс, вас вызывает мистер Дрейк. В офис НФПР.
– Питер, это Лиза, секретарь мистера Ловенштейна. Вас разыскивает полиция. Звонили сюда. Я подумала, вам следует знать.
– Питер, это Марго. Когда я звоню своему адвокату, то вправе ожидать, что он ответит на мой звонок. Не будь задницей. Перезвони.
– Это Рон Перри из полицейского управления Беверли-Хиллз. Если в ближайшее время вы мне не перезвоните, иду к судье и прошу выписать ордер на наш арест.
– Эванс, это Херб Ловенштейн. Дурак ты и дрянь, больше никто! Полиция собирается выписать ордер на твой арест! Займись этим немедленно. Работники нашей фирмы не должны попадать под арест.
Эванс вздохнул и отложил телефон.
– Неприятности? – спросила Сара.
– Нет. Но, похоже, выспаться мне в ближайшее время не удастся.
Первым делом он позвонил детективу Рону Перри. Ему сказали, что Перри уже ушел с работы и сегодня больше не появится, а завтра с утра будет в суде. Мобильный Перри был отключен. Эванс оставил свой номер, просил перезвонить.
Затем он позвонил Дрейку, но тот тоже уже ушел.
Он позвонил Ловенштейну, но того в кабинете не оказалось.
Он позвонил Марго, но она не отвечала.
Он позвонил Дженифер Хейнс и сказал, что будет у них завтра ровно в десять утра.
– Только оденьтесь поприличней, – сказала она.
– Это еще зачем?
– Вас будут показывать по телевизору.
КАЛВЕР-СИТИ
Вторник, 12 октября
9.51 утра
У здания, где располагались офисы по подготовке судебного иска вануату, стояли два больших белых фургона ПТС[16]. Эванс вошел и увидел внутри рабочих, они расставляли осветительные приборы для съемки, меняли флуоресцентные лампы на потолке. Здесь находились сразу четыре телевизионные группы, расхаживали, разглядывали помещение, прикидывали, под каким углом лучше снимать. Но пока что еще ничего не снимали.
И сами офисы, как заметил Эванс, тоже претерпели значительные изменения. Графики и схемы, висевшие на стенах, приобрели еще более сложный характер. Вокруг красовались огромные снимки Тихоокеанского региона, где проживал народ вануату, сделанные с земли и с воздуха. Ряд их демонстрировал эрозию почвы на пляжах, на других были видны покосившиеся домики, готовые вот-вот соскользнуть в воду. Был здесь и большой снимок целого класса школы: красивые темнокожие ребятишки, белозубые улыбки на лицах. В центре комнаты стояла трехмерная модель главного острова, освещенная ярче, чем все другие объекты.
Дженифер принарядилась: белая блузка, юбка, туфли на высоких каблуках. Она показалась Эвансу удивительно красивой, и еще было в ее внешности нечто загадочное, таинственное. Эванс заметил, что не только Дженифер, но и все остальные сотрудники приоделись, пришли в пиджаках и галстуках. Никаких там джинсов или футболок, которые он видел на них во время первого визита. И еще ученых здесь было гораздо больше.
– Итак, что тут происходит? – спросил Эванс.
– Съемки ролика, – ответила Дженифер. – Решили снять специальный рекламный ролик для телевидения, будем крутить во время освещения судебного процесса как фон. Ну и ряд интервью тоже заснимем.
– Но вы же еще не объявили о подаче иска.
– Это произойдет сегодня. Здесь, у нас, перед зданием офиса. Пресс-конференция назначена на час дня. Ты, разумеется, будешь?
– Право, не знаю, что и…
– А я точно знаю: Джон Болдер хочет, чтобы ты присутствовал. Представлял Джорджа Мортона.
Эванс забеспокоился. Если он засветится здесь, на работе точно возникнут проблемы, причем нешуточные.
– Но у Джорджа было еще несколько юристов. Старше меня и опытней, которые…
– Дрейк настоял, чтоб это был именно ты.
– Дрейк?
– Да. Говорил, что ты имеешь непосредственное отношение к созданию документов по финансированию этого иска.
Ах, вон оно что, подумал Эванс. Они специально хотят показать его по телевизору, чтобы впоследствии он не смог и словом обмолвиться о пожертвовании десяти миллионов долларов в пользу НФПР. Поэтому и пригласили на церемонию, чтоб засветился, обозначил свое присутствие. Тогда Дрейк может заявить, что десять миллионов поступают на счет его организации, и молчание Эванса будет воспринято как знак согласия. Если он, конечно, не выступит с опровержением. А позже, если начнет возмущаться, они всегда могут сказать: «Но ты же был там, Эванс. Почему тогда промолчал?»
– Понимаю, – протянул он.
– Ты, я смотрю, чем-то обеспокоен.
– Так и есть…
– Послушай меня, – сказала Дженифер, – ни о чем не беспокойся.
– Но ведь ты не знаешь…
– Слушай, что я говорю. Не тревожься ни о чем.
– Ладно. Как скажешь.
Нет, разумеется, она желала ему только добра, но, несмотря на все ее заверения и утешения, у Эванса возникло тревожное ощущение полного провала. Полиция грозится выписать ордер на его арест. На работе недовольны его долгими отлучками. А теперь еще эти попытки раз и навсегда заткнуть ему рот, показав по телевизору где-нибудь на заднем плане.
– Зачем ты просила меня прийти так рано? – спросил он.
– Просто хотела, чтоб ты поприсуствовал на нашем рабочем совещании. Оно имеет прямое отношение к отбору присяжных.
– Прости, никак не могу…
– Отказы не принимаются. Ты должен. Кофе хочешь?
– Не откажусь.
– Выглядишь усталым. Надо тебя причесать и немного подгримировать.
* * *
Полчаса спустя он сидел в той же комнате совещаний за длинным столом. И на него снова смотрели молодые ученые, целая команда.
– Сегодня, – сказала Дженифер, – мы собираемся рассмотреть ряд вопросов, связанных с глобальным потеплением и землепользованием. Тебе знакома эта проблема?
– Лишь в самых общих чертах, – ответил Эванс. Дженифер кивнула одному из ученых, сидевшему в самом конце стола:
– Раймундо! Ознакомишь нашего гостя с самой сутью вопроса?
Молодой человек говорил с сильным акцентом, но Эванс его понимал.
– Всем известно, – начал он, – что изменения в землепользовании вызывают изменения средней температуры земли. В городах всегда теплее, чем в сельской местности, явление это принято называть «урбанистическим тепловым эффектом». Земля на пашнях теплее, чем в лесах, ну и так далее.
– Ага, – кивнул Эванс. Он никогда не слышал прежде об этой концепции, но она казалась вполне логичной.
Раймундо тем временем продолжил:
– Довольно большой процент метеостанций, которые сорок лет тому назад располагались в сельской местности, теперь находятся в городах, в окружении небоскребов, бетона и асфальта. И естественно, что они регистрируют потепление.
– Понимаю, – снова кивнул Эванс. Отвернулся и посмотрел сквозь стеклянную перегородку. Он увидел, как по складу расхаживают телевизионщики, снимают разные предметы и интерьер в целом. Одна надежда, что они не заявятся сюда. Ему не хотелось выглядеть в их глазах малообразованным недоумком.
– Все это – хорошо известные факты, – продолжал Раймундо. – Исследователи по большей части пользовались данными, полученными с метеостанций вблизи городов. Ну и, естественно, уменьшали их немного с целью компенсировать урбанистический тепловой эффект.
– А как рассчитывалось это сокращение? – спросил Эванс.
– Различными способами, в зависимости от того, кто этим занимался. Но большинство алгоритмов опиралось на данные о численности населения. Чем больше население того или иного города, тем больше сокращение.
Эванс пожал плечами:
– Что ж, наверное, в целом это верный подход.
– К сожалению, – возразил ему Раймундо, – это не так. Слышали, что произошло, к примеру, в Вене? Там несколько лет тому назад проводил исследования Бойм. Так вот, в Вене с 1950 года не было отмечено роста населения, зато использование энергии возросло раза в два, да и площадь городской застройки значительно увеличилась. А потому имел место столь же значительный урбанистический тепловой эффект. Тем не менее ученые продолжали уменьшать данные с метеостанций, поскольку исходили из численности населения.[17] – Таким образом, получается, что потепление, исходящее от городов, недооценивается? – спросил Эванс.
– Хуже того, – вмешалась Дженифер. – Принято думать, что урбанистическому тепловому эффекту не стоит придавать такого уж большого значения, поскольку он вносит лишь незначительную лепту в глобальное потепление. За последние тридцать лет наша планета нагрелась в среднем на 0,3 градуса Цельсия. По расчетам ученых, среднее потепление в городах составило около 0,1 градуса Цельсия.
– Так. И что?
– Да то, что эти расчеты и предположения неверны. К примеру, китайские ученые сообщают, что температура в Шанхае повысилась на целый градус Цельсия, причем заметь, только за последние двадцать лет.[18] А эта цифра превышает общие данные по глобальному потеплению нашей планеты за последние сто лет. И Шанхай тут не единственный. Температура в Хьюстоне повысилась за последние двадцать лет на 0,8 градуса Цельсия. Причем измерения эти производились со спутников и относились к ночному времени. Это можно прочесть в статье Д. Р. Струткера, опубликованной в 2003 году в одном из журналов. Города Кореи нагреваются с поразительной быстротой.[19] В городе Манчестер, Англия, отмечены температуры на восемь градусов выше, чем в окружающей сельской местности.[20] Даже в маленьких городках температура существенно выше, чем в их окрестностях.
Дженифер потянулась к стопке графиков.
– Данные, которые вы увидите в этих графиках, – сказала она, – уже обработаны соответствующим образом. При их составлении учитывался фактор урбанистического теплового эффекта. Но, возможно, недостаточно.
В этот момент дверь распахнулась, и в комнату шагнул один из телеоператоров с работающей камерой. Дженифер тут же выхватила из стопки несколько графиков и подняла их так, чтобы оператору было удобно снимать. А всем присутствующим шепотом объяснила:
– Наш ролик будет без звука, так что надо представить и наглядный визуальный ряд.
Она развернулась лицом к камере и сказала:
– Позвольте продемонстрировать вам несколько наборов данных с метеостанций. Вот, например, запись средних температур в Пасадине с 1930 года.[21] Как видите, – продолжила Дженифер, – здесь отмечается значительный рост среднегодовых температур. А вот данные по Беркли с 1930 года.
На удивление неполная запись, верно? Но тут мы использовали необработанные данные, сами можете видеть, некоторые годы пропущены. Однако тенденция к потеплению просматривается довольно отчетливо. Сомнению не подлежит, вы согласны?
Пасадина, Калифорния 1930—2000
Беркли, Калифорния 1930—2000
– Согласен, – кивнул Эванс. И тем не менее отметил про себя, что разница в температурах ничтожная, меньше градуса за более чем шестьдесят лет.
– Так, теперь данные по Долине Смерти, одному из самых жарких и сухих мест на нашей планете. Понятно, что никакой урбанизации там не наблюдается. Жить в таких условиях просто невозможно. И снова пропущено несколько лет.
Долина Смерти, Калифорния 1933—2000
На этот раз Эванс промолчал. «Должно быть, какая-то аномалия», – подумал он. Дженифер продемонстрировала еще несколько графиков.
– Это данные со станций в пустыне Невада и с равнинных территорий Оклахомы, – сказала она. – И температуры в целом ровные, иногда даже показывают тенденцию к снижению. Причем измерялись они не только в сельских местностях. А вот данные по Боулдеру, штат Колорадо. Представляют интерес уже хотя бы потому, что там расположен НЦИА, Национальный центр исследования атмосферы, где проводится большая часть работ по изучению феномена глобального потепления.
МакДжил, Невада 1930—2000
Гутри, Оклахома 1930—2000
Боулдер, Колорадо 1930—1997
А вот еще данные по маленьким городам. Трумэн, штат Миссури, Гринвилль, это в Южной Дакоте…
Трумэн, Миссури 1931—2000
Гринвилль, Южная Дакота 1930—2000
Анн-Арбор, Мичиган 1930—2000
– Ну, следует признать, здесь не отмечается таких уж сильных изменений, – заметил Эванс.
– Смотря что считать сильным. В Трумэне похолодало на 2,5 градуса по Фаренгейту. В Гринвилле – на 1,5 градуса, в Анн-Арбор – на один градус, и все это с 1930 года. Так что эти города являются исключением, если глобальное потепление в целом имеет место.
– Давайте взглянем на более крупные населенные пункты, – сказал Эванс. – Такие, как, к примеру, Чарльстон.
– Знаете, Чарльстон как раз имеется, – сказала Дженифер. И принялась рыться в стопке графиков. – Вот, пожалуйста.
Чарльстон, Южная Каролина 1930—2000
Нью-Йорк 1930—2000
– Да, большие города и нагреваются больше, – заметил Эванс. – А что у нас с Нью-Йорком?
– По штату Нью-Йорк несколько наборов данных. По Нью-Йорк-Сити и более мелким городам.
Как видите, – сказала Дженифер. – В Нью-Йорк-Сити стало теплее, зато в других частях штата, от Освего до Олбани, с 1930 года отмечается похолодание.
Сиракузы, Нью-Йорк 1930—2000
Олбани, Нью-Йорк 1930—2000
Освего, Нью-Йорк 1930—2000
Эванс отдавал себе отчет в том, что на него нацелены телекамеры. Кивнул, как ему показалось, с многозначительным и умным видом, и спросил:
– А откуда взяты все эти данные?
– Из базы данных Института истории климатологии, – ответила Дженифер. – Создан такой национальный центр с разветвленной системой лабораторий в Оук-Ридж.
– Что ж, – кивнул Эванс, – очень любопытно. Однако мне хотелось бы видеть еще и данные по Европе и Азии. Без них картина была бы неполной. Ведь речь идет о глобальном потеплении.
– Разумеется, – согласилась с ним Дженифер. Она тоже явно играла на камеры. – Но прежде чем мы перейдем к этому, хотелось бы знать ваше мнение по просмотренным нами данным. Как вы уже успели убедиться, далеко не во всех городах Соединенных Штатов наблюдается потепление за означенный период.
– Уверен, вы очень старательно и целенаправленно подбирали именно эти данные, – заметил Эванс.
– Ну, до определенной степени. Примерно так поступили бы на нашем месте и свидетели защиты.
– А результаты меня не удивляют, – сказал Эванс. – Изменения погоды носят локальный характер. Так было, и так всегда будет. – Тут вдруг в голову ему пришла мысль:
– А кстати, почему все эти графики составлены начиная с 1930 года? Ведь измерения температуры на регулярной основе начались значительно раньше.
– Это вы верно подметили, – кивнула Дженифер. – Уверена, если сравнивать с более давними годами, разница будет еще больше. Вот, к примеру…
Уэст-Пойнт, Нью-Йорк 1931—2000
Уэст-Пойнт, Нью-Йорк 1900—2000
Это данные по Уэст-Пойнт, штат Нью-Йорк, с 1931 по 2000 год. Отмечается тенденция к снижению. А вот…
Вот вам тот же Уэст-Пойнт, только за 1900—2000 годы. И тут, напротив, наблюдается тенденция к повышению среднегодовых температур.
– Ага… – многозначительно протянул Эванс. – Получается, что вы все же манипулируете данными! Берете те, которые вам выгоднее.
– Совершенно верно, – кивнула Дженифер. – Но этот маленький трюк работает лишь потому, что температуры во многих регионах США в тридцатые годы были выше, нежели сегодня.
– И все равно это не совсем честно.
– Да. И защита не упустит возможности продемонстрировать жюри присяжных многочисленные примеры подобных мелких подтасовок, найденных в научной литературе по вопросам окружающей среды. И сводятся они к выбору данных за те годы, которые показывали бы, как ситуация ухудшается.
«На суде это будет выглядеть оскорблением в адрес ученых-экологов», – подумал Эванс.
– В таком случае, – сказал он, – давайте попробуем обойтись без подтасовок. Использовать самые полные и объективные данные по температурным изменениям. Какие из них самые ранние?
– По Уэст-Пойнт, наблюдения ведутся с 1825 года.
– Вот и прекрасно. Почему бы не начать с них? – Эванс был уверен в правильности своего предложения, поскольку всем было хорошо известно, что тенденции к глобальному потеплению начали просматриваться примерно с 1850 года. С тех пор во всех уголках планеты понемногу становилось теплее, и график по Уэст-Пойнт это отражал.
Дженифер, похоже, тоже понимала это. Она вдруг заспешила, развернулась, принялась рыться в стопке бумаг на маленьком столике и при этом озабоченно хмурилась, точно опасалась не найти того, что искала.
– Так у вас нет графика с этими данными? – спросил Эванс.
– Нет, нет, есть, обязательно должен быть… Я точно знаю. Ага, вот он! – И она достала график.
Уэст-Пойнт, Нью-Йорк 1826—2000
Эванс взял его и посмотрел на Дженифер с таким видом, точно она обманула его в лучших ожиданиях.
– Этот график говорит о многом, – поспешила объяснить она. – За последние сто семьдесят четыре года изменений средних температур в Уэст-Пойнт не наблюдалось. Так, в 1826 году средняя температура составляла 51 градус по Фаренгейту. И ровно столько же, 51 градус, в 2000 году.
– Но это всего лишь один набор данных, – быстро нашелся Эванс. – Один из многих: один из сотни, тысячи.
– Хотите тем самым сказать, что другие графики будут отражать другие тенденции?
– Просто уверен в этом. Особенно если использовать полный набор данных, начиная с 1826 года.
– Знаете, вы правы, – сказала Дженифер. – Другие графики показывают совсем другие тенденции.
Эванс, страшно довольный собой, откинулся на спинку стула. И скрестил руки на груди.
– Нью-Йорк-Сити, повышение на 5 градусов Фаренгейта за сто семьдесят восемь лет. Олбани, понижение на 0,5 градуса Фаренгейта за сто восемьдесят лет.
Нью-Йорк 1822—2000
Олбани, Нью-Йорк 1820—2000
Эванс пожал плечами:
– Я же сказал, изменения носят сугубо локальный характер.
– А лично мне вот что интересно, – заметила Дженифер. – Как эти локальные вариации вписываются в теорию глобального потепления? Насколько я понимаю, глобальное потепление вызвано так называемым парниковым эффектом, увеличением содержания двуокиси углерода в земной атмосфере. Там тепло удерживается, наличие атмосферы не позволяет газам просачиваться в космическое пространство. Вы с этим согласны?
– Да, – ответил Эванс, благодарный Дженифер за то, что ему самому не пришлось пускаться в эти объяснения.
– Тогда, согласно этой теории, сама атмосфера тоже нагревается, как это происходит в парнике, верно? – спросила Дженифер.
– Да.
– И этот парниковый эффект оказывает влияние на всю планету.
– Да.
– И мы знаем, что двуокись углерода, газ, о котором идет речь… уровень его содержания значительно повысился, причем наблюдается это по всему миру. – Дженифер достала еще один график.[22]
Уровни СО2 1957—2002
– Да…
– Подобный эффект наблюдается по всему миру. Поэтому мы и говорим: глобальное потепление.
– Именно…
– Но Нью-Йорк и Олбани разделяют всего сто сорок миль. Из одного города до другого на автомобиле можно добраться за три часа. И там уровни содержания углекислого газа идентичны. Однако в Нью-Йорке наблюдается потепление, а в Олбани, напротив, пусть незначительное, но похолодание. Может ли это служить свидетельством глобального потепления?
– Погода носит локальный характер, – сказал Эванс. – В одних местах холоднее или теплее, чем в других. Так было и будет всегда.
– Но мы говорим о климате, а не о погоде. Климат – это та же погода, только за долгий промежуток времени.
– Да…
– А потому я бы согласилась с вами, если бы в обоих этих местах отмечалось потепление, пусть даже в разной степени. Но здесь этого не наблюдается. А в Уэст-Пойнт, вы сами только что убедились в этом… в Уэст-Пойнт, который находится где-то посередине между Нью-Йорком и Олбани, никаких изменений.
– Думаю, что теории глобального потепления в целом никак не противоречит тот факт, что в отдельных местах стало холоднее.
– Вот как? Это почему же?
– Кажется, я даже где-то об этом читал.
– Вся атмосфера Земли нагревается, и вследствие этого в ряде мест становится холодней?
– Да, думаю, именно так.
– Но если вдуматься хорошенько, разве это не абсурд?
– Нет, ничуть, – ответил Эванс. – Сами знаете, климат – система сложная.
– Что это значит, не понимаю?
– Сложная – значит, сложная. И далеко не всегда ведет себя предсказуемо.
– Да, что верно, то верно, – заметила Дженифер. – Однако вернемся к Нью-Йорку и Олбани. Тот факт, что эти два города расположены так близко один от другого, однако изменения температур в них носят разный характер, может смутить жюри присяжных. Заставить их усомниться в том, что мы измеряем именно глобальное потепление, а не нечто другое. За последние сто восемьдесят пять лет население Нью-Йорка выросло до восьми миллионов, в то время как в Олбани рост этот неизмеримо меньше, согласны?
– Да, – кивнул Эванс.
– И мы знаем, что именно благодаря урбанистическому тепловому эффекту в городах теплее, чем в окружающей их сельской местности, так?
– Да.
– И этот урбанистический эффект носит локальный характер, никак не связанный с глобальным потеплением?
– Разумеется…
– Тогда скажите мне вот что. Можно ли с уверенностью утверждать, что резкий рост температур в Нью-Йорке вызван именно глобальным потеплением, а не выделением избыточного тепла от тротуаров, мостовых и небоскребов?
– Ну, – задумчиво протянул Эванс, – этого я не скажу. Просто не знаю. Но полагаю, что ответ на этот вопрос существует.
– От того, что города, подобные Нью-Йорку, становятся больше и теплей, они-то и поднимают среднюю глобальную температуру, так получается?
– Полагаю, что так.
– В этом случае, если города продолжат расти и заполонят весь мир, мы станем свидетелями глобального потепления на всей планете просто благодаря урбанизации? И всякие там атмосферные парниковые эффекты тут совсем ни при чем, верно?
– Уверен, ученые уже задумывались на эту тему, – сказал Эванс. – И могут ответить на этот вопрос.
– Да, могут. И ответ их сводится к следующему. Они просто изъяли этот фактор при обработке температурных данных, чтобы как-то компенсировать урбанистический тепловой эффект.
– Ну, вот вам, пожалуйста.
– Простите, мистер Эванс, но ведь вы юрист. И, разумеется, вам известно, какие экстраординарные усилия предпринимаются при подготовке этого иска, чтобы представленные на суде свидетельства не вызывали сомнений.
– Да, но…
– Вы же не хотите, чтобы кто-то их опроверг?
– Не хочу.
– Но в данном случае свидетельства есть не что иное, как температурные данные по ряду городов. И их может опровергнуть любой ученый, поддерживающий идею, что глобальное потепление – это кризис мирового масштаба.
– Опровергнуть? Но ведь в целом данные отмечают тенденцию к снижению.
– Тогда защита непременно задаст вопрос: достаточной ли степени это снижение?
– Не знаю, – пробормотал Эванс. – Все это так запутано и сугубо научно…
– Я бы не сказала. Это ключевой вопрос. Урбанизация и, как следствие, парниковый эффект вызывает подъем средних температур поверхности. И на стороне защиты один очень веский аргумент, – сказала Дженифер. – Я только что говорила, несколько недавних исследований показали, что снижение урбанистического эффекта при обсчете данных было на практике совсем небольшим.[23] По крайней мере, в одном исследовании высказано предположение, что минимум половина наблюдаемых температурных изменений вызвана исключительно изменениями в землепользовании. Если это так, тогда глобальное потепление за весь прошлый век составляет менее трех десятых градуса. И это вряд ли можно назвать кризисом или катастрофой для планеты.
Эванс промолчал. И сделал умное лицо для камер.
– Нет, конечно, – продолжала между тем Дженифер, – и эти выводы тоже можно оспорить. Но суть проблемы остается: если ученые признаются в том, что подгоняют данные по какому-то принципу, любой тут же может усомниться в точности их суждений и выводов. Ну и защита непременно ухватится за это, начнет доказывать, что мы способствовали искажению данных теми людьми, которым это выгодно.
– Хотите тем самым сказать, что ученых-климатологов могут обвинить в неэтичности?
– Хочу сказать, что это опасная и недальновидная политика – назначать лису главным охранником курятника. Подобного рода подходы с подгонкой данных под определенную теорию в медицине, например, полностью исключаются. Там о двойных стандартах и речи быть не может.
– Таким образом, вы все же обвиняете ученых климатологов в неэтичности?
– Нет, я просто хочу сказать: в данном случае имеются весьма веские причины для использования двойных стандартов. Послушайте, у каждого ученого есть представление о том, чем должен завершиться его эксперимент, что именно он должен показать. Иначе бы он просто не взялся за проведение этого эксперимента. У него есть определенные ожидания. Но ожидания… они, знаете ли, работают самым загадочным образом и не всегда осознанно. Вам вообще что-либо известно о теории научной предвзятости?
– Нет, – Эванс отрицательно покачал головой.
– Хорошо. Тогда такой простой пример. В две разные лаборатории была направлена на тестирование группа генетически идентичных крыс. Первой лаборатории сказали, что вывели крыс с высокоразвитым интеллектом. И что они могут выбираться из лабиринта быстрее, чем обычные. Второй лаборатории заявили, что крысы эти тупые и быстро выбираться из лабиринта просто не в состоянии. Ну и вот поступили результаты. В первой лаборатории крысы выбирались быстрей, во второй – гораздо медленней. А ведь все эти особи были генетически идентичны.
– Так, значит, ученые обманули. Подделали результаты.
– Они уверяли, что нет. Ничего подобного. Более того, вот вам еще один пример, – продолжила она. – Испытывалась группа по опросу общественного мнения на выборах. Одним сказали: мы знаем, что вы можете повлиять на голосование, пусть незначительно, но повлиять. И мы хотим этого избежать. А потому, когда постучитесь к кому-нибудь в дверь, и как только кто-то вам ответит, начинайте читать только то, что у вас написано на карточке. «Добрый день, я провожу опрос общественного мнения и читаю по карточке, чтоб ни в коем случае не повлиять на вас… ну и так далее, в том же духе». Короче, они не должны были говорить ничего, кроме того, что написано у них на карточке. И еще этой группе внушили, что они должны получить семьдесят процентов позитивных ответов. Второй группе говорилось, что они должны получить всего тридцать процентов позитивных ответов. Вопросники у них были абсолютно идентичные. Вскоре были получены результаты: семьдесят и тридцать процентов.
– Но как такое возможно? – удивился Эванс.
– Это сейчас не важно, – ответила Дженифер. – Важно другое. Сотни исследований вновь и вновь доказывают, что ожидания определяют исход эксперимента. Люди находят то, что хотят найти. Вот в чем причина. И для устранения подобных случаев эксперимент обычно делят между различными людьми, которые друг с другом незнакомы. Люди, подготавливающие эксперимент, не знают людей, которые будут его проводить, или тех, кто будет анализировать результаты. Группы никак не общаются между собой. Даже их супруги и дети незнакомы. Все группы работают в разных университетах и желательно даже – в разных странах. Таким вот образом тестируются, к примеру, новые лекарства. Это единственный способ сохранить объективность и не допустить «подгонку» данных.
– Понимаю…
– Сейчас мы говорим о температурных данных. Да, они подгонялись самыми разными способами. И связано это не только с урбанистическим тепловым эффектом. Со многими другими вещами. К примеру, метеостанции перемещаются. На них устанавливают новое оборудование. И порой оно фиксирует немного другие температуры, выше или ниже. Бывает так, что оборудование ломается, начинает барахлить, и тогда вам приходится решать, стоит ли вообще использовать полученные с его помощью данные или исключить их. Иными словами, ведя запись температур, вам приходится сталкиваться со множеством проблем и подходов. Вот на этом-то этапе и зарождается необъективность, предвзятость. По всей видимости.
– По всей видимости? – переспросил Эванс.
– Разве вы не понимаете? – сказала Дженифер. – Если у вас всего одна команда делает всю работу, автоматически возникает риск необъективности. Если одна и та же команда составляет план эксперимента, проводит его и анализирует результаты, ее результаты вызывают сомнение. Это же очевидно. – В таком случае нельзя полагаться на достоверность этих температурных данных?
– Эти температурные данные вызывают подозрение. И любой приличный юрист не оставит от них камня на камне. И чтоб защититься от нападок, мы намерены сделать следующее…
Тут вдруг операторы дружно поднялись и вышли из комнаты. Дженифер положила ему руку на плечо.
– Не принимай все эти съемки так близко к сердцу, в передаче все это пройдет фоном, без звука. Просто мне хотелось показать, как оживленно проходят у нас тут дискуссии.
– Чувствую себя полным идиотом, – пробормотал Эванс.
– Зато держался ты просто молодцом. Шикарно будешь выглядеть на экране.
– Нет, – тихо произнес он и придвинулся к ней поближе. – Просто я хотел сказать, эти мои ответы… я говорил совсем не то, что думаю. Я… э-э… задавал… Короче, я изменил мнение по многим вопросам.
– Вот как?
– Да, – тихо ответил он. – Взять, к примеру, эти температурные графики. Они ведь заставляют усомниться в теории глобального потепления.
Дженифер задумчиво кивнула. И не сводила с него пристального взгляда.
– У тебя тоже? – спросил он. Она снова кивнула.
* * *
Обедали они в том же самом мексиканском ресторанчике. Как и тогда, он был почти пуст, лишь в углу за столиком сидела шумная компания сотрудников фирмы «Сони». «Очевидно, они заходят сюда каждый день», – подумал Эванс.
